Текст книги "Лотос пришлого бога"

Автор книги: Татьяна Грай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)

– Привет! – сказал Ольшес. – Ну, что тут новенького?

– Да в общем ничего, – ответил Саймон Корнилович. – Если не считать того, что Кейт наковырял на дну пруда.

– О! Это интересно! – И Даниил Петрович демонстративно оглядел комнату. – И где же эти сокровища?

Левинский предъявил инспектору крохотный осколок камня, похожего на кремень, и сообщил:

– Вообще-то я этого добра полную тарелку набрал, но Саймон сказал, что остальное можно выбросить.

– А ты и послушался... – пробормотал Даниил Петрович, беря предложенный ему камешек двумя пальцами и поднося его к глазам.

– Да ничего подобного! – возмутился Левинский. – Вон они, на буфете.

Харвич подошел к упомянутому предмету обстановки и внимательно рассмотрел лежавшие в тарелке камешки. Это были самые обычные гальки.

– Ну, это и в самом деле можно выбросить, – улыбнулся Харвич. – Если, конечно, ты не хочешь сохранить их как память о нынешней экспедиции.

Доктор Френсис задумчиво произнес:

– Знаете что, мужики? Мне кажется, лет через эдак.... несколько... наш Винцент станет в сто раз хуже Данилы.

– Да, – согласился Винклер. – Язвить он уже научился.

Харвич обвел разведчиков недоуменным взглядом.

– Да я разве чего?..

– Нет, ты ничего, – утешил его доктор Френсис. – У тебя это пока что в подсознании.

– А... ты же психолог! – фыркнул Харвич. И тут ему в голову пришла некая мысль. – А Чита давно вернулась? – спросил он.

– Нет, недавно, минут двадцать назад. А что? – не понял Винклер.

– Нет, ничего. Просто она от нас сбежала по дороге.

Левинский широко раскрыл глаза:

– Что, прямо из "летучки" выпрыгнула?

Ольшес, спрятав камешек в нагрудный карман комбинезона, всмотрелся в обезьяну. Харвичу показалось, что Даниил Петрович пытается понять, где она была и что делала, удрав от инспекторов в Заповеднике. Но, похоже, это было сейчас не самым интересным для Ольшеса. Он спросил:

– Что, аллигатор доволен результатами подводных работ?

– Вполне, – кивнул Левинский.

– И долго ты искал эту штуку? – Даниил Петрович похлопал по карману.

– Нет, он так усердно тыкал носом в то место, где это лежало, что мне еще и отгонять его пришлось, чтобы собрать камни.

– Хорошо, – кивнул Ольшес. – Но тут возникает один очень интересный вопрос. Как этот осколочек попал в пруд?

– Не иначе как птичка принесла, – предположил доктор Френсис.

– Ну, пр-ринесла! – неожиданно рявкнул Кроха, заставив всех вздрогнуть. – А тебе что? Кр-расивый Кроха!

Все на мгновение опешили, но в следующую секунду Кроха, напуганный взрывом хохота, взлетел на шкаф и оттуда стал подозрительно рассматривать всех по очереди. Самые серьезные опасения вызывал у него, похоже, Даниил Петрович.

– Ну надо же! – восторженно воскликнул Левинский. – И в самом деле птичкина работа! Кроха, а где ты его взял?

Кроха проигнорировал вопрос инженера.

– Ну что пристаешь к бедному воробышку? – сказал Ольшес. – Где взял, где взял! В магазине купил. А вот зачем в пруду утопил – это другой вопрос. Винцент, спроси-ка, зачем?

Харвич рассмеялся. Но просьбу Даниила Петровича тем не менее воспринял как приказ.

– Кроха, – обратился он к попугаю, – ну чего ты туда забрался? Иди сюда, поговорим.

– Поговор-рим, – согласился попугай и спорхнул со шкафа на плечо Винцента. – Жрать хочу!

– Ну вот, опять, – огорчился Винклер. – Ведь только что ел, часа не прошло! Наверное, у него кишечник слишком короткий. Все сразу проскакивает, и никакого толку.

Доктор Френсис отверг предположение командира:

– Да ничего подобного! Он же птица, а все птицы едят очень часто. Метаболизм у них такой.

– Послушай, но он ведь не колибри! – возразил Саймон Корнилович. – Он большая птица, крупная. Такие не должны клевать без передышки.

– У него большие траты энергии в связи с эмоциональными перегрузками, – пояснил врач.

– Ты хочешь сказать, мы его обижаем? – ужаснулся командир.

– Нет, – вмешался Даниил Петрович. – Психолог хочет сказать, что у Крохи что-то такое на душе, что не дает бедному страусу покоя.

– Ну что ты его обзываешь по-всякому? – возмутился Винклер. – То воробьем, то страусом! Ему же обидно!

Ольшес ухмыльнулся и упал в кресло, ничего не ответив. Харвич вдруг понял, что Даниил Петрович совершенно сознательно дразнит попугая. Что старший коллега чего-то добивается от птицы... но чего?

Сняв Кроху с плеча и посадив его на спинку стула, Винцент спросил:

– Кроха, ты где этот камешек взял? И зачем его в пруд бросил?

Попугай свесил голову набок и хитро глянул на молодого инспектора.

– Ну скажи, ну пожалуйста! – попросил Винцент.

Кроха нахохлился и спрятал голову под крыло.

– Кроха, красавчик, – не отставал Харвич, – расскажи про камешек.

– Украл, – вдруг признался Кроха и, подскочив, дернул Винцента за волосы.

– Ой! Больно! Ты чего хулиганишь? – рассердился Харвич. – А где украл? У кого?

– Эрик – дурак, – ответил попугай. – Дур-рак-дурак-дурак!

– А, это ты про скульптора... – Винцент уставился на Даниила Петровича. – Это...

– Возможно, – кивнул Ольшес.

– Дай посмотреть! – потребовал Харвич.

– Потом.

Тут Кроха вдруг разговорился.

– Э-рик! Бродяга! Кар-раул, карлики! Привидения! Жрать хочу!

Произнеся эту переполненную намеками речь, попугай слетел со стула и напал на командира.

– Жрать хочу! – гневно орал он, колотя Винклера клювом и крыльями. Жр-рать хочу! Пир-рожок с капустой!

Винклер, повинуясь естественному чувству сострадания ко всему живому, сгреб Кроху в охапку и отправился с ним на кухню, провожаемый радостным ржанием членов экспедиции.

– Значит, этот камешек Кроха стащил у скульптора? – спросил Левинский, насмеявшись досыта. – А зачем?

– Да кто его знает? – пожал плечами Даниил Петрович. – Кстати, о скульпторе. Мы тут по дороге заглянули к "Лотосу", и представьте – у пришлого бога башка отпилена! Вот утром шуму будет!

– Башка... – оторопел Левинский и оглянулся на доктора Френсиса. Но тот был изумлен ничуть не меньше инженера. – Да куда же сигнализация смотрела?!

– Сигнализация, надо полагать, смотрела во все глаза, но видела нечто такое, что решила не вмешиваться, – с усмешкой сказал Ольшес.

– Но... а! – сообразил Кейт. – Это сделал сам скульптор? Да, конечно, больше никто не мог... ну и ну!

– Наверное, сменил веру, – предположил доктор Френсис. – Этот бог перестал ему нравиться.

– Не иначе, – согласился Даниил Петрович. – Так что искать нам теперь эту милую головку... и не только ее. Пропажа за пропажей! Чита! – окликнул он обезьяну. – Ты ничего нам не хочешь сказать, а, красавица?

Чита дала понять, что говорить с Ольшесом ей совершенно не о чем.

Вернулся Саймон Корнилович, оставив попугая на кухне. Но едва он перешагнул порог гостиной, как браслет спецсвязи на его руке нервно пискнул, и Винклер, глянув на малиновый огонек, снова вышел.

Пока командир отсутствовал, Даниил Петрович всячески приставал к обезьяне, пытаясь добиться ее расположения, но Чита не желала менять гнев на милость. Харвич не вмешивался, видя, что Ольшес преследует какие-то свои, особые цели.

Наконец вернулся Винклер и сообщил:

– Дан, тебе там посылочка. Подробности биографии Кхона Лорика. Он, оказывается, давно умер, а его тело захватил какой-то йогин.

– Ого! – отреагировал инженер. – Неслабый фокус!

– Да, – согласился доктор Френсис. – Это не каждый сумеет. Пожалуй, Данила, у тебя с этим Кхоном могут возникнуть проблемы.

– Никаких проблем, – спокойно откликнулся Даниил Петрович. – Опоздали наши деятели со своей справкой. Лорик вышел из игры. Нам бы теперь с Эриком договориться... или с Читой.

Но Чита тут же скорчила рожу и высунула язык.

Ольшес обиженно махнул рукой и удалился.

5.

Стена мастерской бесшумно раскололась от пола до потолка, и из широкой черной трещины сначала потек густой белый дым, от которого у Эрика сразу же зачесалось в носу, а потом высунулась омерзительная волосатая лапа – жирная, синяя...

Эрик попятился.

Лапа деловито тянулась к нему, выпустив длинные загнутые когти.

Эрик заорал и швырнул в лапу большую керамическую вазу с цветами, стоявшую на одном из низких столиков.

Словно в ответ на его жест из щели в стене вслед за лапой полезли желтые маслянистые улитки – большие, мягкие на вид... Они возникали из клубов дыма и падали на пол с отвратительным звуком – словно кто-то невидимый смачно плевался в мастерской Баха. Эрик, справившись наконец с испугом, решил сражаться до последнего вздоха. Он не позволит всякой гадости болтаться в его мастерской. Он эту свору вышвырнет вон!..

Им не удастся загнать его в ад...

Он вихрем вылетел из мастерской и помчался в кладовку возле кухни, где лежал большой мощный пылесос, при помощи которого Эрик уничтожал мусор, остававшийся после работы. Давненько он не прикасался к этой штуковине... ну, теперь ей придется потрудиться вовсю.

Вооружившись пылесосом, Эрик вернулся назад. Он осторожно приоткрыл дверь мастерской, не зная, как далеко расползлись противные улитки и не желая наступить на одну из них. Но улитки роились возле стены, словно боясь выйти из-под прикрытия. А над ними по-прежнему торчала жирная волосатая лапа. Она шевелилась, сжимая и разжимая пальцы, покачивалась вправо-влево, как неторопливый маятник, и явно ожидала, когда наконец Эрик приблизится на достаточно малое расстояние...

– Ну, фиг тебе! – прорычал Эрик. – Я тебя не боюсь!

Но он боялся.

Боялся так, как никогда в жизни.

Однако упрямства скульптору было не занимать. И это не раз выручало его прежде. А значит, выручит и сейчас.

Эрик включил пылесос, надеясь, что батареи еще не сели. Пылесос чихнул и едва слышно

загудел, подмигнув Эрику зеленым огоньком на верхней панели. Эрик нажал кнопку, и пылесос выпустил из себя гибкую трубку с воронкой на конце. Но лапа, ожидавшая скульптора, была

длиннее... Ничего, утешил себя Эрик, это еще не предел... он заставил пылесос нарастить трубку, и, подкравшись как можно ближе к ленивой лапе, направил воронку на улиток.

Пылесос втянул их, громко чавкнув. Эрик обрадованно заорал:

– Ага! Наша взяла!

Лапа внезапно преисполнилась жажды действия и цапнула воронку пылесоса.

– Эй, ты... – Эрик дернул пылесос на себя, и лапа вывалилась из дыры в стене и со странным звоном, похожим на звон маленького гонга, грохнулась на пол, не выпустив, однако, свою добычу. Пылесос загудел громче, пытаясь заглотить волосатое безобразие. В конце концов ему это удалось. Лапа обмякла, словно проколотый воздушный шар, и медленно-медленно втянулась в воронку. Пылесос еще раз чихнул и замолк.

– Ну, паразит, – обругал его Эрик. – Нашел время отключиться!

Скульптор подозревал, что пылесос вполне еще может пригодиться – не сегодня, так завтра.

Вытерев взмокший лоб, Эрик вытащил пылесос из мастерской и отнес ко входной двери, чтобы, уходя из дома, вспомнить о нем и купить новые батареи. Конечно, можно было просто заказать их по телефону... но Эрику вдруг показалось, что вместо посыльного фирмы к нему обязательно явится какой-нибудь монстр, одетый в униформу.

Решив подождать, пока въедливый дым в мастерской рассеется, Эрик пошел на кухню. Пора было восполнить израсходованную энергию хорошим глотком лекарственного напитка.

Но его ожидал новый неприятный сюрприз.

По кухне носилась из угла в угол большая, как тарелка, зеленая пуговица, украшенная золотистым витым ободком. Пуговица вертелась волчком, подпрыгивала, жужжала, металась от окна к плите, от плиты к раковине... Эрик замер в дверях, ослепленный ее стеклянным блеском. Вот еще напасть... с этой-то что делать? Неужели придется звать кого-нибудь на помощь? Но кого?..

Однако помощники явились сами, без зова. Из-за шкафчика с кастрюлями и сковородками вышли строевым шагом три рыжих таракана, каждый ростом с котенка, и, угрожающе шевеля длинным усами, набросились на пуговицу. Пуговица взвизгнула и, крутанувшись изо всех сил, разбросала тараканов в стороны. Один свалился прямо у ног скульптора. Эрик наклонился и посмотрел на рыжую тварь. Таракан был при последнем издыхании, пуговица перерезала его почти пополам.

– Свой, но не жилец, – констатировал Эрик. – Может, кто покрепче найдется?

Но больше желающих сражаться с бешеной пуговицей не нашлось. Эрик, немного подумав, решил, что и ему самому незачем с ней связываться. Пусть тут балдеет. У него бутылок достаточно.

Однако подниматься наверх в спальню он не стал, рассудив, что там всякие посторонние руки-ноги, пуговицы и прочая заезжая шваль могут загнать его в ловушку, и бежать будет некуда. Прыгать же в поисках спасения из окна второго этажа скульптору совсем не хотелось. И он пошел в гараж.

В гараже тоже не обошлось без сюрпризов. Когда Эрик уже добрался до углового стеллажа и протянул руку к заветной емкости с обжигающим ромом, припрятанной среди красок, тряпок и прочего, за его спиной раздался громкий хриплый вздох. Эрик стремительно обернулся. Из-под его "летучки", давным-давно стоявшей на приколе, выползало что-то непонятное.

Серое и бесформенное.

Эрик схватил бутылку и со всех ног бросился из гаража во двор.

Серое не стало гнаться за ним. Наверное, поленилось.

Немного отдышавшись, скульптор основательно приложился к рому и, спрятав бутылку за пазуху, пошел куда глаза глядят, не желая возвращаться в дом, полный нечисти.

Ему надо было хорошенько подумать.

Ему необходимо было понять – что все это значит?

Город затих в ожидании рассвета. Черные глаза окон неотступно следили за скульптором, шагавшим по середине мостовой; серое небо нависло так низко, что, казалось, вот-вот зацепится за верхушки деревьев... и лишь изредка до Эрика доносился какой-нибудь звук – то чирикнула во сне какая-то птаха, то тявкнула вдалеке собака, заподозрившая что-то неладное... пронеслась к центру полицейская "летучка", подмигивая сигнальным фонариком...

Эрик медленно дошагал до ближайшего сквера и осторожно сел на холодную, влажную от росы скамейку. Достав из кармана бутылку, он глотнул пару раз и застыл, уставясь на клумбу с огромными голубыми тюльпанами. Серебристо-зеленые гофрированные листья цветков казались вырезанными из жести. Эрик встряхнул головой. Что за дурацкие растения...

Но тут же он забыл о них, и его невидящий взгляд уперся в выложенную плитками серого сланца тропинку.

КТО? Кто затеял войну с ним, Эриком Бахом? Кто так упорно хочет уничтожить его, растереть в пыль, лишить возможности приносить многим и многим людям радость своим творчеством?

Радость?..

Эрик вдруг осознал, что сам он никогда, ни разу в жизни не испытал радости от своего труда. Что работа всегда была для него тяжкой мукой, напряжением, борьбой с формами, в которых он пытался выразить невыразимые через цвет и рисунок понятия... что он всегда апеллировал к абсурду, надеясь в искаженных линиях и объемах отыскать нечто ясное и прозрачное... Его скульптуры и его картины служили по сути одной-единственной цели. С их помощью он просто сражался с тьмой, таящейся в его душе.

С той самой тьмой, о которой в далекой юности он говорил со старым монахом.

Мрак гордыни. Тьма неведения.

Эрика пробрало холодом, и он торопливо хлебнул рома, чтобы согреться.

Скульптор настолько ушел в свои мысли, что не замечал ничего вокруг. Не заметил он и Мрачного Карлика, появившегося в дальнем конце аллеи. Впрочем, Карлик и не стремился к тому, чтобы его видели. Он осторожно крался от дерева к дереву, от куста к кусту, медленно приближаясь к Эрику, злобно сверкая синими шариками странных, вечно мятущихся глаз...

Да, монах много лет назад сказал Эрику, что с его болезнью можно справиться. Но для этого нужно было отказаться от жизни. То есть именно так это понял тогда Эрик. Потому что он был уверен, что жизнь – это творчество и развлечения, путешествия и зрелища, женщины и вино... а монах предлагал ему суровость уединения и бесконечные практики Учения, бесконечное размышление и бесконечный тяжелый труд по отчистке кармических препятствий, по отработке ошибок прежних жизней. Но ведь нельзя было с уверенностью утверждать, что эти ошибки и в самом деле удастся отработать достаточно быстро! И Эрик, испугавшись того, что понапрасну потратит многие годы, выбросил из головы эту идею

А теперь он думал о том, что, видимо, просто не был готов к тому, чтобы по-настоящему, всем умом принять Учение Будды. Не созрел.

Тогда – не созрел. А сейчас?

Эрик повертел в руках бутылку, внимательно изучая ее форму и фактуру.

Материал... Материал, подвластный ему, готовый вылиться в любой образ, рожденный фантазией маэстро... мысль, облеченная в объемы...

И какие же мысли он предъявлял миру все это время?

О чем он размышлял много-много лет?

Эрик вздохнул. Пожалуй, ему нечем особенно похвастаться.

Да, иной раз у него случались озарения, и именно их воплощение в скульптуре принесло ему славу и деньги. Но моменты высокого полета были так редки... А чаще он просто заимствовал что-то в далеких мирах... не зря же он так любил путешествия. И реализовывал позаимствованную идею, не забывая, конечно, о технике. Уж этого у него никто не отнимет. В техническом отношении Эрик Бах – само совершенство.

Тут скульптор вспомнил о отвратительном божке, которого случайно увидел несколько лет назад и который так врезался в его память, что пришлось в конце концов вылепить его, чтобы избавиться от надоедливой картинки, засевшей в уме. Тошнотворное существо. И цветок, в котором сидит это чучело, тоже тошнотворен. Эрик поставил его в Заповеднике, и глупые зрители и искусствоведы решили, что скульптор создал невероятно сильный образ, трактующий порочность сансары, мира желаний. И в самом деле, стоит посмотреть на эту жабу – сразу захочется в нирвану. И ведь кто-то этой жабе поклоняется! Когда Эрик, болтаясь в каком-то созвездии, названия которого он совершенно не помнил, посреди ночи спьяну сунулся в чей-то храм, где красовался на возвышении этот божок, незваного скульптора так турнули, что он счел за лучшее тут же вообще убраться из тех краев. Но он был маэстро, художником, и его зрительная память фиксировала все, что попадалось Эрику на глаза, независимо от его воли и желания... и чужой бог, сидевший в уродливом лотосе, освещенный чадящими керосиновыми лампами, долго преследовал его.

И надо же было так случиться, что именно в тот момент, когда Эрик принялся лепить этого божка, появился Мюррей со своим булыжником! И скульптор вложил камень в фигуру.

И теперь "Лотос пришлого бога" казался ему еще более отвратительным.

К тому же Эрик по-прежнему никак не мог понять суть замысла Лепски.

Что это за странная ворожба, убивающая людей? На что это нужно Мюррею? Что он с этого имеет?

Впрочем, что бы ни имел с этого проклятый Лепски, Эрику не хотелось участвовать в подобной авантюре. Довольно с него собственных ошибок, незачем принимать участие еще и в чужих. Ну, "Лотос" теперь безвреден... хотя, конечно, остались еще две части камушка. Может быть, все-таки взять у Кхона куклу и вытащить осколок? Вот только...

Зачем спешить?

Сыро, холодно, противно. Все надоело, все обрыдло. Домой возвращаться страшно, там засели враги... кто-то хитроумно преследует Эрика, сплошная злоба вокруг, ненависть, люди порочны и омерзительны... ну совершенно невозможно работать, даже просто забыться на минутку! Только и есть радости, что хорошее согревающее.

Эрик допил ром.

Реальность постепенно растворилась, превратившись в серый пепел и дым.

Хмуро посмотрев на пустую бутылку, скульптор отшвырнул ее, и та, шлепнувшись в клумбу,

свалила сразу три горделивых тюльпана.

– Метко! – похвалил сам себя Эрик.

А потом растянулся на скамье и захрапел.

Мрачный Карлик, наблюдавший за ним, покачал головой и ушел.

6.

– Но почему он ее отпилил? – в который уже раз повторил Командор. Почему, объясни мне, умоляю!

– Ну, мало ли какие соображения могут быть у творческой личности, к тому же постоянно пьяной, – развел руками Сергей Ливадзе. – Может быть, так выразило себя его подсознание. Например, у маэстро возник неосознанный протест... он ощутил во вложенном в скульптуру камне чужеродное начало, и...

– Стой, стой! – перебил аналитика Прадж-Мачиг. – Нечего тут мне искусствоведом прикидываться! Где он мог спрятать голову?

– Где угодно, – уверенно ответил Ливадзе. – Планета большая.

– Утешил, нечего сказать. Так ты полагаешь, Данила не тронет вампира, пока не найдет камень?

– Само собой.

– Несмотря на то, что без Камня Мудрости вампир должен стать слабее?

– С чего ты взял? – удивился Ливадзе. – С какой стати ему слабеть? Нет, камешек тут ни при чем. Лепски проглотил уже достаточно чужих умов. Просто Даниле, скорее всего, хочется нейтрализовать Мрачных Карликов. Чтобы не путались под ногами.

Командор хихикнул.

– Образ что надо, – сказал он. – Карлики Дану как раз по колено будут. Только я не думаю, чтобы они ему могли помешать. Тут что-то другое.

– Ну, мы же до сих пор ничего не знаем об этом камне, – развел руками Ливадзе. – Я уж куда только запросы ни посылал – никто и ничего! Ужасно засекреченный объект.

Командор на этот раз промолчал, и у Ливадзе тут же зародилось страшное подозрение.

– Прадж, – угрожающим тоном произнес аналитик. – Ты что-то знаешь.

Командор сделал невинное лицо и покачал головой.

– Нет, Сереженька, ничего.

– Врать нельзя! – предостерег его аналитик. – Карму портишь!

– Ну, если мы, при нашей-то службе, начнем думать о своей карме через месяц межгалактическая война начнется, – меланхолически произнес Командор.

– Ладно, не хочешь – не говори, – разобиделся аналитик и торжественно пообещал: – Я сам догадаюсь!

Командор сделал вид, что ничего не понял. Ливадзе окончательно укрепился в своих черных подозрениях.

– Прадж, а Прадж! – задушевно начал он. – А вот как ты думаешь, могу ли я работать в таких условиях? Вот если ты от меня скрываешь какой-то важный факт – а потом требуешь, чтобы я тебе выдал прогноз ситуации и даже какие-то конкретные советы, как мне быть?

– Ну, как-нибудь будь, – вяло откликнулся Командор.

– Стилист! – восхитился аналитик. – Тебе бы чеканную прозу писать! Золотым пером от Паркера!

– Отвяжись, – ворчливо сказал Командор.

– Ага, – обрадовался Ливадзе, – значит, ты признаешь, что мне не все известно?

– Ты мне вот что лучше объясни, – попросил Командор, решив не обращать внимания на придирки аналитика. – Почему Лорик впал в кому? И чем это грозит Даниле?

– Даниле это ничем не грозит, если Лорик не очнется, – уверенно ответил Ливадзе. – А кома... Ну, нам же прислали результаты обследования... а, ты, наверное, их еще не видел. Конфликт сознаний.

– Да ведь тот альпинист умер!

– Не об альпинисте речь. Йогин захватил чужое тело, но что-то сделал неправильно... ну, может быть, использовал не ту методику, или просто технически был слабоват... и в итоге закапсулировался. На поверхности осталась только часть грубого рассудка, только то, что необходимо для простой жизни. Но за сорок лет родилась новая личность. Вполне пристойная. Добрая и милая. Любящая невинные забавы вроде астральных путешествий. Так что все объяснимо.

– А если йогин все же вырвется на волю?.. – От этой мысли Командору стало худо, и он тут же вызвал дежурного и сказал: – Слушай, надо сейчас же отправить кого-нибудь на Минар. Там в госпитале Кхон Лорик, за ним необходимо присматривать, да получше.

– Ничего не выйдет, – нахально ответил дежурный. – Велено к Лорику не приближаться.

– Чего-чего? – изумился Командор. – Кем это тебе велено?

– Винклер только что выходил на связь.

– Это он что, сам придумал? – грозно спросил Прадж-Мачиг.

Дежурный возмущенно фыркнул.

– Ты что болтаешь? Чтобы Винклер стал в наши дела вмешиваться? Это требование Ольшеса, так он сказал.

– Ну и ну, – загрустил Командор, поворачиваясь к Ливадзе. – Это до чего же дошло! Рядовые инспектора отдают приказы по Управлению! Без моего ведома!

– А, обиделся! – возликовал аналитик. – Так тебе и надо! Хочешь совет? Займись делом, сразу легче станет.

– А я чем занимаюсь? – не понял Прадж-Мачиг.

– Фигнёй! – сообщил Ливадзе. – Тебе бы сейчас связаться с Дипломатическим корпусом, да попросить помощи у Мрачных Карликов!

– Ты с ума сошел! – воскликнул Командор. – Карлики? В помощь инспектору-особисту? Нет, Сережа, ты явно переутомился.

– Лучше сделать это официальным путем, – словно не слыша слов Командора, продолжил Ливадзе. – Так сказать, честно признаться, что мы знаем о хищении их собственности и готовы всячески способствовать ее возвращению на законное место.

– А мы готовы? – усомнился Прадж-Мачиг.

– Разумеется, – кивнул Ливадзе. – Если, конечно, не хотим нажить себе очень неприятных врагов.

– Враги нам ни к чему, – согласился Командор. – Но если этот камешек умеет похищать чужие умы...

– Не беспокойся, после этой заварушки Карлики усилят бдительность. Больше он из их рук не вырвется. А уж чем они занимаются у себя дома – нас не касается. Мы в чужие кастрюли носа не суем.

– Верно...

Ливадзе ушел, а Командор приступил к реализации совета Главного аналитика. Впрочем, Прадж-Мачиг ничуть не верил в возможность переговоров с Карликами. Однако попытка – не пытка...

7.

Камень не откликался на вызов.

Лепски снова и снова повторял формулу, меняя ритм и тональность, чувствуя, что у него уже начинает заплетаться язык, – но Камень Мудрости молчал, как будто и вовсе не существовал в природе.

Лепски встревожился не на шутку. До сих пор такого не случалось ни разу за все те шесть с лишним лет, пока половина Камня Мудрости находилась в "Лотосе пришлого бога". И где бы ни оказывалась его вторая часть, болтающаяся по галактикам вместе с чревовещателем и его пыльными куклами, Камень Мудрости всегда отвечал на призыв своего нового хозяина. Кое-какую работенку Камень мог выполнять и в раздробленном состоянии.

Что могло произойти?

В конце концов Мюррей решил разобраться в обстановке непосредственно на месте, в Скульптурном Заповеднике.

Он вывел из гаража "летучку" и отправился в соседний город.

По дороге Лепски снова и снова обдумывал последние события. Да, все складывалось не в его пользу.

Но самым неприятным было то, что исчезла кукла с половиной Камня Мудрости в голове.

Куда она могла подеваться?

Лепски тщательно проследил все, что происходило с Лориком и Дорис. Он легко проник в охранную систему Заповедника и выяснил, что Кхон Лорик, словно внезапно взбесившись, убил смотрителя двадцать второго круга, а потом ушел, как ни в чем ни бывало, забыв куклу на поляне. Куда она подевалась потом? Неясно. Инспектора ее не нашли. Скорее всего, Дорис попала в лапы обезьяны, которая почему-то явилась в Заповедник вместе с инспекторами. Обезьяна шарила в кустах как раз там, куда упала кукла.

Лепски потратил немало времени, пытаясь узнать, куда обезьяна спрятала куклу. Но ничего не вышло. Кукла как сквозь землю провалилась.

А теперь вот Камень не отвечает.

Мюррей был почти уверен: обезьяна запихнула куклу в такое место, где Камень Мудрости не в силах услышать формулу призыва.

Но в то же время его терзали сомнения. Лепски боялся, что Камень утратил силу. Ведь он уже так долго был разделен на две части... но Мюррей всячески старался не позволять этой мысли укрепиться в его сознании. Сначала надо поговорить с пришлым богом, а там видно будет.

...Да, если бы Мюррей не поленился еще раз заглянуть в компьютер охранной системы, он бы знал, какой сюрприз ожидает его в двадцать втором круге. Но он этого не сделал, занятый размышлениями о кукле и обезьяне... и вот теперь, стоя перед обезглавленным божком, сидящим в уродливом цветке, Лепски совершенно растерялся.

Зачем Эрик сделал это?..

И куда он подевал голову с Камнем Мудрости?

А может быть, он извлек Камень...

Лепски еще долго стоял бы так, размышляя о возможных последствиях утраты Камня и о том, возможно ли будет узнать у полусумасшедшего Эрика, где спрятана голова скульптуры или половина Камня сама по себе, – но его отвлек внезапно раздавшийся с другой стороны поляны шум.

Мюррей обернулся.

Из-за белого ствола толстой старой березы высунулась нахальная обезьянья морда.

– А! – вскрикнул Лепски. – Это ты, паразитка! Где кукла?

И он бросился к обезьяне.

Конечно, это было глупо. Не ему было состязаться с орангутаном в скорости. Обезьяна взлетела на березу и, усевшись на ветке метрах в пяти над землей, скорчила рожу. А потом перепрыгнула на соседнее дерево.

Лепски, в общем-то прекрасно понимая, что обезьяну ему не догнать, тем не менее почти потерял голову от ярости. Он пошарил в траве, нашел небольшой камень и со злостью запустил его в мерзкое животное. Камень ударился о ствол березы и отлетел далеко в сторону. Обезьяна язвительно завизжала, швырнула в Лепски сучок и умчалась, перелетая с березы на березу, как на крыльях.

– Ну, дрянь... – процедил сквозь зубы Лепски. – Я до тебя доберусь!

Конечно, это была пустая угроза. Но и промолчать Мюррей был не в силах.

Забравшись в "летучку", Лепски задействовал свою наблюдательную систему, пытаясь отыскать Эрика. Дома скульптора явно не было, на территории Заповедника – тоже. Лепски, дав системе задание отыскать Баха во что бы то ни стало, поднял машину в воздух и повис над двадцать вторым кругом, не зная, куда ему направиться. Но тут он увидел внизу обезьяну и, радостно взвизгнув, бросился за ней.

Обезьяна уже миновала березовую рощу и бежала по земле между елями. Сгоряча Лепски не обратил внимания на то, что мчится обезьяна не куда-нибудь, а в сторону двадцать четвертого круга, где поселились прибывшие с Земли инспектора. Его охватил азарт погони. Обезьяна, как ни странно, мгновенно заметила "летучку" Мюррея. Лепски даже показалось, что животное поняло угрожавшую ему опасность, хотя этого, конечно, быть не могло, потому что звери, жившие при замке Хоулдинг и Скульптурном Заповеднике, никогда ничего не боялись – по той простой причине, что их никто никогда не обижал. Но эта зверюга вдруг начала метаться из стороны в сторону...

Достав из-под сиденья энергетический пистолет, обозленный Лепски опустил боковое стекло и стал целиться в обезьяну. Можно было подумать, что она увидела направленный на нее ствол – и тут же спряталась под большой елью. Лепски ждал. Не будет же она сидеть там вечно!

И в самом деле, очень скоро обезьяна, решив, очевидно, что опасность миновала, выскочила из-под колючих ветвей и побежала дальше. Лепски злорадно ухмыльнулся. Попалась, дура!

Но Мюррей отнюдь не был сверхметким стрелком. И потому первый выстрел даже не напугал обезьяну, а лишь выжег траву метрах в пяти за ее спиной. Лепски выстрелил еще раз, еще... он уже ничего не соображал от злости. Им владела одна мысль: убить поганую зверюгу! В буре чувств утонула даже память о том, что именно эта обезьяна украла куклу Лорика, и только она знает, где кукла спрятана. Мюррей желал смерти отвратительной мохнатой зверюги.