Текст книги "Двойное золотое дно"

Автор книги: Татьяна Ермакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Приставать с дурацким вопросом к Косте мне не хотелось. Чем меньше знает мой дорогой друг, тем крепче спит, а руки у меня тем свободнее. Начнет квохтать, как моя мамочка (в этом они удивительно похожи), еще следить надумает, аргументируя тем, что беспокоится...

Поэтому я решила обратиться за консультацией к Гоше, у него был «Запорожец».

Я вернулась домой. Когда заканчивается рабочий день у Гоши, я не имела понятия. Поэтому около полутора часов просидела в ожидании, как на иголках. Наконец, со двора послышались ни с чём не сравнимые трели мотора иномарки по имени «Запорожец», я кубарем скатилась по лестнице, чтобы перехватить Гошу у подъезда и вытрясти из него интересующие сведения.

– Привет, Ксюха, – улыбнулся краснощекий, но удивительно худой и длинный сосед. Как он помещается в свою крошечную машинку? Загадка природы!

– Гош, сколько стоит «Мицубиси»? – с места в карьер выпалила я.

Сосед парнем был обстоятельным. Почесав в затылке, он закатил глаза и только после этого отозвался:

– Смотря какой модели, комплектации. Опять же, если тюнинговая...

– Гоша, не тяни жилы! – прикрикнула я на парня. – И незнакомыми словами в моем присутствии попрошу не выражаться.

– А что здесь незнакомого? Тюнинг? Так это предпродажная подготовка, включающая в себя...

– Гоша! Плевать мне на этот твой тюнинг! Я задала тебе конкретный вопрос!

– Ну, хоть модель назови, – поскучнел Гоша. Автомобили были его большой слабостью, и говорить о них он мог бесконечно.

Какая разница, – чуть не взвыла я. – Не знаю я модели, ты примерно скажи, ориентировочно!

– А зачем тебе, в лотерею, что ли, выиграла?

– Да ну тебя! Меня сегодня этот проклятый темносиний «Мицубиси» чуть не сбил. Да еще и пальто угваздал грязью так, что в химчистку надо, – вдохновенно врала я.

– Хочешь денег стрясти? Ничего у тебя не выйдет. Знаю я эту машину, одна она у нас в городе. Хозяин какой-то крутой, раз почти тридцатку за нее отвалил.

Услышав, что темно-синий «Мицубиси» здесь в единственном экземпляре, я помрачнела и поглупела одновременно.

– Чего тридцатку?

– Ну ты, соседка, даешь! – весело хмыкнул Гоша. – Не рублей же!

– Н-да.

– Вот тебе и н-да! – подхватил сосед. – Лучше не суйся. Сытый голодного не разумеет. Сама постирай.

– Чего? —задумавшись, не поняла я.

– Пальто! – радуясь неизвестно чему, расхохотался Гоша.

Поблагодарив Гошу, я вернулась домой. Возможно, у Ельчанинова и были весомые аргументы для убийства Щербинина, но мне этого очень не хочется... И дело даже не в том, что произошло между нами в Желудеве. (А что, собственно, произошло? Ничего!) Просто, пока я все не узнаю, буду сомневаться. Не в нем. В себе. В своих мыслях и чувствах, своих оценках и самооценках...

Занятие неприятное!

Настроение у меня было самое поганое. С расстройства я даже не заметила, как проглотила целую пачку крабовых палочек. Ни смотреть телевизор, ни читать я не могла – мысли мешали.

На следующий день прямо с работы я рванула в редакцию.

Иришка с кислым видом выдала мне удостоверение и покачала головой:

– А я уж, наивная, обрадовалась, когда ты вчера не заявилась. Подумала даже, что ты за ум взялась и затею с писаниной бросила.

– Да нет, не бросила, – неохотно призналась я. Если Ирка спросит, накопала ли я уже чего, придется соврать или уйти от ответа. Не хотелось мне раскрывать Фаинину тайну. Не быть мне журналисткой. Не смогу на чужой беде зарабатывать деньги. Неэтично это, неправильно и некрасиво.

Но, слава богу, Ира не спросила. Тогда поинтересовалась я:

– Андреевна, не знаешь, кого лет десять назад у нас в Москву на повышение взяли?

– С дуба упала?! Когда это было? – возмутилась Поливанова. – Ты хотя бы уточнила, откуда?

Да, есть у меня такая черта. Периодически выдаю фразы, и люди не понимают, о чем это я. Единственный, кто понимает меня почти всегда, это Костик. У меня даже складывается впечатление, что просто одинаково мыслим.

– Из города, из руководства области, откуда-нибудь с заводов, – пожала я плечами. Найти вдову Щербинина я вряд ли смогу, пока Фаина не скажет мне ее имени. Или имени ее отца. Но Остапчук сейчас недосягаема, и совсем не факт, что, когда придет в себя, вспомнит о своем хорошем ко мне отношении и согласится что-либо еще сообщить.

– Тогда такие были перестановки и перетасовки! – Поливанова только руками развела.

– Неужели же в вашей газетке нет никакого досье, картотеки или чего-то подобного. Архива, одним словом.

– Нет ничего такого. Есть чулан, где хранятся старые подшивки, если еще их мыши не сожрали. А кого ты ищешь?

– Если бы я знала. Возможно, кто-то заявит права на наследство. Я должна об этом узнать в первую очередь, – потребовала я у Ирины.

– А мед ложкой ты не хочешь? – разозлилась Поливанова.

– Нет, я его терпеть не могу. – Тон подруги меня нисколько не заботил, поэтому я задала следующий вопрос. – Ирка, что ты знаешь о Ельчанинове?

– Владелец фирмы «Строитель», – отчеканила Поливанова, и я уловила в ее глазах странный огонек. – А ты подала мне хорошую мысль!

– Какую? – опешила я.

– Илья Владимирович Ельчанинов пока не входит в число моих любовников. Нужно срочно заняться этим вопросом, – плотоядно улыбнулась Ируля.

Я представила свою подругу в объятиях мужчины, о котором столько думала в последнее время и... мне стало дурно! Руки затряслись, на спине выступил противный липкий пот. Что со мной?!

– Поливалка, я тебя о деле спрашиваю, а не о твоих сексуальных фантазиях, – нарочито нахмурилась я, чтобы скрыть от бдительного ока приятельницы свою реакцию. – Что ты о нем знаешь, кто такой, что за человек.

– Ксюха, вечно ты кайф обломаешь, – вздохнула Поливанова. – Ну, что я могу про него сказать... Владелец фирмы «Строитель». Не женат и, по-моему, никогда женат Не был. Какая-то шишка в комитете ветеранов Афганистана. Что еще... Мужик состоятельный, дела у фирмы идут прекрасно. Дом в Желудеве, говорят, неплохой. Квартира в городе, в доме у музыкальной школы... В друзьях у него наш великий эскулап...

– Кто-кто? – не поняла я.

– Ты что, не знаешь? У нас в городе есть костоправ. Врач от бога. К нему даже из-за границы ездят, говорят, второй Дикуль. Евгений Геннадьевич Григорьев.

– Что-то такое слышала, – пробормотала я смущенно. Ничего себе, оказывается, меня на даче сам Григорьев пользовал. Конечно, я о нем слышала, он в нашем городе популярнее президента. Вот только при личной встрече не узнала.

– Что еще, – усердно морщила лобик Ирина Андреевна. – Не был, не состоял, не участвовал, не привлекался... Нет, ничего я больше о нем не знаю.

– А кто знает?

– Почему ты вообще им заинтересовалась? – наконец додумалась задать вопрос моя приятельница.

– Ир, а можно я тебе пока ничего не буду рассказывать? – льстиво заглянула я в глаза Поливановой. – Я сама еще ничего не знаю. Только одно выяснила, у его фирмы были какие-то заказы от Щербинина.

– Ха! Ты копаешь в неправильном направлении! Это самая престижная строительная фирма области. Почему бы директору Сталинки не иметь с ней дел? Обычная история. Захотел что-то построить, обратился к профессионалам. A y Ельчанинова, говорят, профи высшего класса.

– Ты ничего не выяснила про того дядьку из Москвы? Который прислал указания?

– Ксень, имей совесть! – взмолилась Ирка. – У меня больше дел нет, чем в ментуре справки наводить. При удобном случае узнаю.

Мы распрощались с госпожой редактором, и я подалась домой, обыскивать куртку, в которой была на даче у Ильи. Жень Геннадич дал мне свою визитку. Вот и воспользуемся случаем. Предприятие, конечно, авантюрное (сомнительно, чтобы он стал распространяться о делах своего друга), но кто знает? С Фаиной-то мне повезло.

Бдительная секретарша или медсестра, словом, которая ответила на мой звонок, долго и с пристрастием допрашивала меня. Но я была тверда, как скала.

– Просто передайте ему, что звонит Ксения, знакомая Ильи.

– Девушка, поймите, – настаивала моя собеседница, – он очень занят. Он не сможет вас принять ни по какой рекомендации. У него расписана каждая минута. Если хотите, могу записать вас на 20 мая.

– Передайте ему, кто звонит. А вот если он мне не ответит, тогда и записывайте хоть на 31 июня, – рассвирепела я.

– В июне 30 дней, – решила огорчить меня эта зануда.

– А то я не знаю! – рявкнула я и положила трубку. Ничего. У меня есть еще номер сотового и домашнего телефона Григорьева.

С мобильником мне повезло гораздо больше:

– Только быстро, – попросила трубка голосом Жень Геннадича.

– Привет, это Ксения, которую вы терроризировали на даче Ильи, – выпалила я заранее заготовленную фразу.

– Вывих лодыжки, – хохотнул в трубку толстяк. —

Как нога?

– Ничего, но вы посоветовали принять у вас повторный курс. Правда, ваша церберша сказала, что может записать меня только на 20 мая.

– Молодец. Юлька держит оборону, – снова хохотнул Жень Геннадич. – Ты можешь приехать через час, у меня окно?

– Нет проблем! Спасибо!

Нечего и говорить, что у Григорьева я была в точно назначенное время. Пухленькая, очаровательная секретарша, услышав мое имя, поджала красивые губки и предложила мне войти в массивную дверь. В том, что она поняла, что разговаривала со мной час назад, сомнений не было.

Кабинет «великого костоправа» совсем не был похож на кабинет врача. Просто обставленная удобной функциональной мебелью гостиная. Вместо традиционной кушетки у дальней стены находилась примерно такая же софа, на которой Жень Геннадич пытал меня на ельчаниновской даче.

– Проходи, проходи, – пророкотал Жень Геннадич, едва я оказалась в его кабинете, и указал на софу. – Раздевайся! Ты себе не представляешь, как приятно произносить это слово. Ты приказываешь, а дама подчиняется. И заметь, без уговоров, ухаживаний, цветов и конфет. Сама. Совершенно добровольно. Портит все только одно. Вы приходите ко мне лечиться, а не любить меня.

– Жень Геннадич, хватит прибедняться! С твоим обаянием небось от желающих тебя любить дамочек отбоя нет! – подыграла я Григорьеву.

– Ну-у, скромничать не буду, но... Я примерный семьянин! А вот с тобой... Жаль, что ты Илюхина девушка, а то я, глядишь, и согрешил бы, – балагурил толстяк, осматривая мою ногу. У меня появилось подозрение, что нечто похожее он говорит каждой пациентке. – Ты что, нормы ГТО недавно сдавала?

– Нет, – обалдело откликнулась я.

– Не будешь меня слушаться, – не обращая никакого внимания на мои слова, нахмурился эскулап, – будешь не серной, а хромой коровой!

– Ну, спасибо! Удружил!

– А ты носом не дергай! Будешь лечиться?! – Жень Геннадич нахмурился и, уперев руки в бока, грозно на меня посмотрел.

– Куда я денусь! Только мне сейчас очень некогда. Не до того. Можно я в следующем месяце приду?

– Что, за любовью и о здоровье подумать некогда?! – хохотнул толстяк. – Это славно, я прям вам завидую.

Тут я не на шутку разозлилась.

– Жень, ну что ты нас сватаешь?! Мы знакомы без году неделя, а ты уж готов нас поженить! Понимаешь, мы вообще не должны были познакомиться. Меня подруга попросила написать несколько статей для ее газеты. Вот я и решила такую тему осветить!

– Какую такую! – пророкотал Жень Геннадич. – А ну рассказывай! Одевайся и рассказывай, что там у тебя за тема.

Мне показалось, что он обиделся, но выяснить я это не успела. Толстяк выглянул за дверь и распорядился:

– Юлька, стой насмерть, но полчаса меня нет ни для кого. Никого не пускай, ни с кем не соединяй и кофе нам тащи!

Потом, устроившись поудобнее в кресле, он в ожидании уставился на меня.

И я ему все рассказала.

– Так, Илюха в курсе? Ну, слава богу, а то я уж хотел... Ничего ты, Ксенька, не понимаешь. Он хороший мужик. С бабами ему не везло, это правда. Только поверь мне, ты ему очень нравишься. И не злился он там на даче.., не злился – ревновал.

– Жень, ну что ты мелешь?! Он меня третий раз в жизни видел... – возмутилась я.

– А ты не ерепенься! Да хоть первый! Какая разница. Я своей Марье чуть не в первый же день в любви признался. Она тоже не поверила. Сначала. А через месяц замуж за меня пошла. Скоро уж четверть века живем. Двух дочек вырастили, внуков дожидаемся.

– Слушай, а что он за человек, Илья? Я про него знаю только то, что сам сказал, – попыталась я добыть у Жень Геннадича нужную информацию.

– Да не мастер я друзей расхваливать. Сказал уже – хороший мужик, настоящий. Ты в нем не сомневайся, надежный парень.

Короче, как я и предполагала, ничего нового Григорьев мне не сообщил. Я, конечно, рада, что у Ельчанинова такие друзья, но мне это мало что дает. Что делать дальше, ума не могла приложить.

Чтобы немного развеяться, я решила посетить Костин магазин и подобрать себе материал для костюма.

В этом заведении, на организацию которого я угрохала столько времени и сил, меня знают все. Многие считают меня любовницей шефа, и мы с Котей никого не переубеждаем. Салону скоро исполнится восемь лет, следовательно, наша с Антименко «связь» продолжается как минимум столько же. Поэтому период сплетен и жаркого обсуждения закончился и наши отношения в общественном мнении давно переросли в нечто вполне респектабельное, а посему внимания не заслуживающего.

Давно замечено, что любовная интрижка лишь в первый момент вызывает всеобщее любопытство. Через некоторое время к ней пропадает всякий интерес.

В нашем же случае (ни я, ни он не связаны брачными узами) у народа осталось только недоумение – почему мы до сих пор не посетили загс?

Но, как говорится, их недоумение – это их проблемы.

Ну, а бойфренда Константина Михайловича его подчиненные знают как родственника своего хозяина.

Я часто посещаю салон. Для того, чтобы поболтать с Костей, уточнить ассортимент перед очередной поездкой или приобрести для себя какую-нибудь ткань. По распоряжению Антименко, меня здесь отоваривают по отпускным ценам. Согласитесь, этим грех не воспользоваться.

– Константин Михайлович на месте? – спросила я у улыбчивой Верочки, продавца-консультанта.

– Он вышел, Ксения Сергеевна. Сказал, что ненадолго.

– Спасибо, Верочка, я подожду.

По долгу своей не совсем обычной службы у Антименко я имела ключи от его рабочего кабинета. Впрочем, Костя дал мне ключи от своего кабинета, скорее, в знак дружбы, а не в силу действительной необходимости.

В кабинете Антименко всегда царил образцовый порядок. Немного безалаберный по жизни, Костя благоговел перед документацией и достиг в этом чудес педантизма. Руководителем он был хорошим, но когда дело доходило до бумаг... Все сотрудники, начиная от главбуха и заканчивая экспедитором, начинали его тихо ненавидеть. Костя проверял каждую буковку, каждую запятую и лично пересчитывал все цифры. И не дай бог, если полученные им результаты не совпадали с предоставленными. Буря могла разразиться даже, если разницу составляла одна копейка. Однако с тех пор, как он принял на работу пожилую пенсионерку Антонину Валентиновну, всю жизнь отработавшую в Сбербанке, стычки из-за бумаг прекратились. Госпожа главный бухгалтер была дотошнейшей бабой... Они нашли друг друга.

На, так сказать, совершенно стерильном столе Антименко лежала лишь тонкая полупрозрачная папочка. Оставлять, уходя из кабинета, что-либо на столе, для Костика было совершенно нетипично. Поэтому, увидев папку, я очень удивилась и, не выдержав, сунула в нее свой нос.

– Мама дорогая! – взвизгнула я, узрев свою фамилию на официальном бланке.

Естественно, я пробежала глазами документ. Костя осуществил свою давнюю угрозу. Он составил бумагу, зафиксировавшую передачу мне 50% акций салона.

За моей спиной скрипнула дверь.

– Петли смажь, бизнесмен хренов! – рявкнула я, не выбирая выражений.

– Ага. Вижу, ты уже в курсе! – бодрым тоном заявил вошедший Антименко.

– Костя, береги природу, черт тебя возьми! Это что такое?! – потрясала я бумагами перед носом Константина Михайловича. – Какого дьявола? Сколько раз тебе говорить...

Антименко поплотнее прикрыл дверь и невозмутимо уселся в кресло. Если бы он закричал...

Но он лишь провел ладонью по лицу и спокойно сказал:

Подруга, ты меня уже достала. Успокойся. Я так хочу. И я устал тебя уговаривать.

Котя действительно выглядел не лучшим образом и тон взял совсем необычный, спокойный и чуть властный.

– Разве можно без... без моего согласия... участия... – заблеяла я, совершенно растерявшись. – Это не имеет юридической силы.

– Ксения, можно подумать, ты на другой планете живешь. За деньги можно все, – нагловато хмыкнул мой друг.

– Котик, я не хочу, я не могу, – заныла я, уже практически сдавшись.

– А тебя никто и не заставляет, – пожимая плечами, отозвался Антименко. – На твое имя открыт банковский счет, и твоя доля будет капать на него.

– Котя, зачем ты это делаешь? – Я продолжала еще трепыхаться.

– Все очень просто. Во-первых, нам нужно расширяться, и твоя помощь мне скоро понадобится. Но это не главное... Родственников у меня нет. Детей, по всей видимости, тоже никогда не будет. Да я и не хочу, чтобы они жили в этом сволочном мире. Так уж получается, что ты самый близкий и родной мне человек. Почему я не могу сделать тебе такой подарок? Я, как ответственный отец или хороший муж, хочу обеспечить тебя.

– А Парниша? – вяло пробормотала я.

– Это другое... Я уж не могу с ним, но не могу и без него. Иногда я его просто ненавижу... ох, Ксень, все так запутано...

Произнеси он еще хоть слово, я бы просто разрыдалась. Котина мать-алкоголичка умерла много лет назад. Спилась бедолага. Он пытался ее лечить, но ни кодирование, ни торпеды, ни заморские препараты ей не помогали. Когда организм так исковеркан алкоголем, исход один – летальный.

Про отца Антименко вообще никогда ничего не знал.

А Парниша... я давно замечала, что у них не все в порядке.

Вот так и получалось, что я и вправду самый близкий Коте человек.

Я глубоко задумалась и молча сидела, пока Антименко не поставил мне под нос чашечку кофе.

– Ксень, ты как? Пришла в себя?

– Ты о чем? – недовольно буркнула я.

– О нем я, о нем, – кивнул головой Костя.

– Ох, Костенька, я вчера про него такое узнала... – протянула я, но в подробности посвящать не стала. Не то, что я не доверяла Котику...

– Я тебе говорил.

– Говорил-говорил, – отмахнулась я. – Только ничего конкретного ты не говорил, так, рассуждал теоретически.

– А я сам ничего толком не знал, – сказал Костя, отводя глаза. Но, занятая своими мыслями, я не обратила на это внимания. Мало ли.

Из салона я уходила в таком состоянии, что даже забыла, зачем приходила.

Весь оставшийся день меня одолевали философские мысли.

Например, о том, что из-за одного мерзавца не нужно думать плохо обо всех людях. И, если по большому счету, не такой уж он и мерзавец. Просто у пресытившегося богача не оказалось в жизни ничего интересного. Ну, не порадует же вас посещение казино, если вы бываете там ежедневно? Не порадует и внимание женщин, если они виснут на вас гроздьями? Все когда-то приедается, любимое занятие превращается в рутину и надоедает до оскомины.

Даже молоденькая прелестная жена нисколько не изменила его отношения к жизни. Как ни парадоксально, но возле могущественного владельца огромного завода не оказалось близкого человека, который просто взял бы его за руку и привел на прием к психотерапевту. Если судить по тому, как он обращался с Фаей, то по нему просто психушка плакала.

Развивать эту тему я не стала, а вспомнила о Костеньке. Почти до слез довел меня, мерзавец!

Мой драгоценный, мой любимый друг! Он хочет меня обеспечить... Господи, как это трогательно, как это... Не то что мой дражайший папаша, который только на старости лет вспомнил, что у него есть дочь. Причем вспоминает, только когда выпьет, а если учесть, что пьет он редко... И думаю, не столько обо мне он беспокоится, а о том пресловутом стакане воды, который ему в старости некому будет подать. Никакое мое будущее папашку не беспокоит, я в этом уверена. А вот Костя...

Да, что бы мой дорогой Антименко ни сделал, я буду стоять за него горой, буду рвать за него глотку!..

Но вернемся к Ельчанинову...

На меня нахлынули воспоминания, и мне стало грустно. Врать себе, как и каждый человек, я умела. Но смысла в этом не видела. Мало того, что я завидовала женщине (если она, конечно, существует), с которой, он надеялся, у них все будет хорошо. Так еще и Иришечка подлила в огонь даже не маслица – бензина!

Илья мне нравился. Скажем так, он мне очень нравился. Не поторопилась ли я с выводами?

В конце концов, человек мог попасть туда случайно...

А если – нет?..

Да кто я такая, чтобы его судить?! Как знать, может, у него есть очень веские основания для убийства. Человеколюбие – это, конечно, хорошо. Но по большому счету, бывают в жизни проступки, за которые не наказывать, а карать нужно. И не годами лишения свободы, а физическим уничтожением!

Ситуации бывают разные, иногда самые дикие. Ты твердо уверен, да что там, знаешь! Видел собственными глазами, поймал за руку! Вот только доказать ничего не можешь...

Недавно весь город взбудоражил совершенно кошмарный случай. На операционном столе умерла молоденькая девчонка. Операция была пустяковая – аппендицит без осложнений. Плановая операция. Хирург с трясущимися после вчерашнего руками случайно что-то не то перерезал ей. Девчонка умерла.

Но как измерить вину этого убийцы? Чем? Годами не прожитой девушкой жизни? Жизнями ее нерожденных детей, внуков и правнуков?

Этому мерзавцу объявили выговор... Не уволили, не лишили диплома, не посадили... И все потому, что он дружил с главврачом. Сердобольный начальник состряпал заключение о смерти, к которому не подкопаешься. По всему выходило, что девушке и без операции-то оставалось жить считанные часы.

Я убеждена и трижды под этим подпишусь, что хирурга-коновала необходимо наказать. И я верю, что он свое еще получит.

Возможно, что-то подобное в отношении Щербинина испытывал и Илья. Возможно, вина Бориса была столь же велика и недоказуема...

Я ковырнула ключом в замке, но войти в дверь не успела.

– Панова Оксана Сергеевна?

– Да-а, – я автоматически повернула голову в сторону говорившего.

Невысокий мужичонка в штатском (весьма потрепанном штатском) стоял на лестнице за моей спиной. Мне хватило одного взгляда, чтобы каким-то двадцать пятым чувством определить, что это мент. А клубы ядовитого сигаретного дыма свидетельствовали о том, что ждет он меня довольно давно.

– Майор милиции, Лещев Владимир Степанович, – представился мужчина.

Ничего себе денек начинается!

Я возвращалась с работы, обдумывая по дороге планы действий. А тут тебе – милиция!

Что оставалось делать? Я молча .открыла дверь и жестом пригласила майора войти.

– Что ж вы, Оксана Сергеевна, такая доверчивая? Где ваша бдительность? – игриво хмыкнул Лещев, а я поморщилась. От плотного, посверкивавшего стеклами очков в дешевой оправе мужчины противно пахло дешевым одеколоном. – Даже документики у меня не спросили, а уж в дом приглашаете...

– Красть у меня нечего, сами видите, – недовольно буркнула я, направляясь на кухню и пошире открывая форточку. Как можно пользоваться такой гадостью?! Это же негуманно!

Впрочем, нет, нормально. Если рассматривать этот «аромат» как меру воздействия на подозреваемого. Запри меня на часок в камере с этим типом, я признаюсь не только в том, что собственноручно застрелила Щербинина. А еще возьму на себя и убийство Кеннеди, Старовойтовой, Листьева и даже сознаюсь в том, что потопила «Титаник» с террористической целью... А этот гад еще и «Приму» достает!!!

– Нет уж. Извините. Я не курю, к тому же неважно себя чувствую, – твердо сказала я и села под открытой форточкой, подальше от майора. Правда, слово «подальше» звучит странно применительно к моей малогабаритной кухне.

Лещев тяжело вздохнул, но сигареты спрятал.

Балагурство мне не очень-то помогло. Руки-ноги тряслись, и, чтобы скрыть сей прискорбный факт, я крепко сцепила руки на коленях.

– Так-таки и не хотите посмотреть мои документы? – поинтересовался майор, открывая удостоверение.

«Нет! – хотелось мне заорать. – Сейчас даже банковский чек на миллион баксов на мое имя не отличу от туалетной бумаги!»

– Я вас ждала, – вместо истерического вопля почти спокойно ответила я.

– Вот как? – наморщил лоб Лещев.

– Не надо, Владимир Степанович. Я не маленькая девочка и прекрасно понимаю, зачем вы ко мне пришли. Об убийстве Бориса Георгиевича трубит вся местная пресса и телевидение. Нужно быть слепым и глухим, чтобы этого не знать.

– Вы правы, Оксана Сергеевна. Сильно переживаете? На вас лица нет, – доброжелательно заметил майор. Однако его маленькие глазки за стеклами очков внимательно следили за моей реакцией.

– Месячные у меня, первый день. Всегда так мучаюсь, а тут еще это. – спокойно ответила я, гордясь своей выдержкой. «Что, съел, господин майор?!»

Выбить Лещева из равновесия мне удалось всего на несколько секунд. Нервы у него крепкие или привычка сказывается. Но лиха беда начало. Лучшая защита – это нападение.

– Тогда давайте приступим к делу, – невозмутимо предложил он. – Как давно вы знакомы с Борисом Георгиевичем Щербининым?

– С позапрошлого четверга, – честно ответила я.

Всегда лучше говорить правду, особенно если ее можно проверить. А вот детали...

– Какие у вас отношения?

И снова совершенно честно я рассказала, как познакомилась с Борисом (не упомянув почему), о «Шагане»,о походе в театр.

Майор кивал, а потом сказал загадочную (но не для меня) фразу:

– Все по стандарту, как с остальными.

Спасибо Фаечке. Смысл его слов я сразу поняла и сообразила, что на этом можно неплохо сыграть. Прикинуться дурочкой...

– Что вы имеете в виду? – взвилась я. – Что значит «как с остальными»?

– Вы действительно ничего не знаете? – прищурившись, спросил Лещев.

Я скорчила физиономию, что должно было означать: «ничего».

– У господина Щербинина была маленькая страстишка. Что-то вроде развлечения. Он периодически знакомился с женщинами именно по объявлениям в газете. Иногда сам давал объявление. Чаще тыкал пальцем в помещенное какой-либо женщиной. Как говорится, наудачу... Так что вы, Оксана Сергеевна, не единственная. Но ваш телефон в его записной книжке – последний.

– О, господи! – дала я волю своему притворному страху. Пусть опер думает, что я переживаю из-за коварства Щербинина, а совсем не из-за визита стража порядка. Но тут важно вовремя остановиться. – Дайте мне воды, – взволнованным голосом попросила я.

Когда Лещев поднес мне стакан, пальцы у меня заметно подрагивали. Очень натурально. Пусть думает, что его сообщение меня ошеломило.

– Чувствовала же я, что такие респектабельные и богатые мужчины не могут быть одинокими. Не станут искать себе подругу жизни по газетному объявлению, – патетически взвыла я. – Развлечение!!!

Майор поерзал на табуретке и задал мне очередной вопрос:

– Как далеко зашли ваши отношения?

– Что?! – я сделала вид потрясенной женщины, которая плохо соображает.

– Я имею в виду в сексуальном плане.

– На следующий день... после театра, в воскресенье... он уехал, сказал, что по делам... обещал вернуться в конце недели и позвонить... – не очень по теме ответила я.

– Звонил?

Я кивнула.

– Когда, во сколько?

– В пятницу, около двенадцати, – снова честно доложила я.

– Вы договорились о встрече?

– Нет. Он сказал, что вернулся и перезвонит позже, вечером, но так и не звонил... – трагически всхлипнула я, намекая, что Щербинин не перезвонил по всем известной причине.

– Зачем и куда Щербинин уезжал? – как-то безнадежно поинтересовался Лещев, предвидя мой ответ.

– Слушайте, мы познакомились совсем недавно, виделись два раза... Откуда мне знать, куда он ездил?! Я не спрашивала, он не говорил.

Истерические нотки в моем голосе не произвели на майора никакого впечатления, он упрямо гнул свою линию.

– А что делал потерпевший у бассейна?

– Понятия не имею, – уверенно соврала я (не дергаясь и не краснея). Не напрасно же я столько дней представляла себя на допросе в милиции.

– Свидетели показывают, что он договаривался о . встрече. И у нас есть основания думать, что с вами.

Вот это новость! С моей стороны свидетелей не было. А с его стороны, оказывается, были.

Какие у вас могут быть основания делать подобные заключения? – поинтересовалась я. – С кем договаривался о встрече Борис Георгиевич, я не знаю, а у него уже не спросишь...

– Вы так думаете?

Я немного задергалась. Тон Лещева мне совершенно не нравился. Но отступать было поздно. «Думай, Ксеня, думай!»

– Наверняка он разговаривал по мобильнику, – задумчиво произнесла я, старательно сдерживая свои эмоции и нервы.

– Откуда вы знаете?

– Потому, что он мне давал номер мобильного. И вполне возможно... если вы говорите, что Борис Георгиевич знакомился со многими женщинами... Почему же решили, что он договаривался о встрече именно, со мной?

Мой аргумент майора привел в замешательство. Он как-то скис и поскучнел. Скорее всего, никакого свидетеля у него не было и брали меня на понт. А может, свидетель есть, но он не знает, с кем разговаривал Щербинин. Просто Лещев решил «примерить» это дело на меня.

Кто мог слышать наш разговор? Да кто угодно! Секретарша, заместитель, случайный посетитель, какой-нибудь клерк.,. Масса народу.

– Вы знакомы с кем-нибудь из его окружения? – собравшись с мыслями, продолжил допрос Владимир Степанович.

Я отрицательно замотала головой.

– Он дарил вам подарки?

– Нет.

– Оставлял вам на хранение что-либо?

– О чем вы? Мы были знакомы всего ничего. Я же говорила. Неужели вы не понимаете? Чтобы что-то оставить на хранение, нужно доверять человеку. Знать его близко!

– Не обязательно. Иногда лучше использовать малознакомого человека, – задумчиво произнес Лещев.

– Нет. Ничего он мне не давал и ничего не оставлял на хранение.

– А у вас дома Щербинин бывал?

– Нет! – Я готова была орать, но пока сдерживалась. – Хотите убедиться?! Ищите! Без ордера, наверное, нельзя. Но я вам разрешаю!

– У вас есть желтая куртка?

– Я не миллионерша! Кожанку вы уже видели, еще есть пальто. Показать?' – пошла я в атаку. Такой вариант поведения я тоже отрепетировала, так что трудностей у меня не возникло. – При чем тут вообще какая-то идиотская куртка? Вы знаете, сколько стоит верхняя одежда?

– Знаю, – вздохнул майор и покосился на обтрепанный рукав своей куртки. – А желтая куртка принадлежит свидетелю.

– Свидетелю чего? – не сразу сообразила я.

– Свидетелю убийства, – вяло отозвался Лещев. – У вас есть близкий друг?

Мне очень не нравилась его манера менять темы! Все время приходилось быть начеку!

– Да, – не понимая, к чему он клонит, почти автоматически ответила я.

– Он знает о вашем знакомстве с потерпевшим?

– Знает. – «Но не одобряет», – подумала я, но, разумеется, промолчала. И тут в моем мозгу что-то щелкнуло. О, господи, да он о любовнике спрашивает! – Вы неправильно задали вопрос, – с вызовом сказала я. – Близкий друг и мужчина, с которым спишь, для меня совсем не одно и то же. Тот, кого вы имеете в виду, – мой друг, а не любовник. Нас не секс связывает, а дружба. Разницу улавливаете?