Текст книги "Двойное золотое дно"

Автор книги: Татьяна Ермакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Шампанское открыть?

– He-а, я его не очень-то... – прошамкала я набитым ртом. Зефир был свежий и умопомрачительно вкусный (или я голодная). Пришлось принести с кухни две ложки.

Вместе с Ельчаниновым мы, по принципу «кто быстрее», оприходовали оставшееся содержимое коробки. Не слишком интеллигентно, зато необыкновенно вкусно.

Пока мы ели, я настолько успокоилась, что смогла мыслить достаточно рационально.

Платить шантажисту, даже если бы у меня были деньги, я не собиралась. Какой смысл выгораживать убийцу?

Неизвестный шантажист, конечно, от меня не отстанет. И мне совершенно ясно, что тварь эту нужно вычислить и прищучить.

Конечно, в данный момент я совершенно не представляла, в каком направлении следует действовать. Твердо понимала только одно: одной мне не справиться.

И я решила все рассказать Ельчанинову... Почти все... Ну, немножко...

Захочет мне помочь – хорошо. Почему-то он притащился же сегодня ко мне. А вдруг той женщины не существует и в помине?

Мне много не нужно. Только информацию, а там уж я сама что-нибудь вымудрю.

Ну а если Илья все же причастен к тем событиям? Если шантажист действительно видел его....

Ничего. О своей роли я расскажу Илье чистую правду (с некоторыми дополнениями и изменениями), а вот что касается телефонного звонка и угроз в мой адрес... Конечно, я рискую, а вот шантажист может оказаться покойником. Свидетели в таком деле – люди лишние, а лишних свидетелей...

Меня убивать, по крайней мере сейчас, неразумно. А Илья – парень умный. Значит, сначала попытается выяснить, кому я о нем рассказывала, что видела, о чем догадываюсь и т. д. и т. п.

– Чего загрустила, – приобнял меня за плечи Илья, но тут же отпустил, наткнувшись на мой суровый взгляд. – Только не сковородкой! Старею я, реакция уже не та, второй раз могу не увернуться...

«Эй, милая, ты поосторожнее, он тебе нужен», – сделала я себе внушение и осторожно привалилась виском к его плечу.

В нос забрались приятные ароматы мужского тела... стоп-стоп-стоп. Нам сейчас не до того! Извечный человеческий инстинкт проснулся в моей... душе, это, конечно, замечательно. Но не сейчас!

– Кто вас, счастье вы наше, поймет? – притворно вздохнул Илья, обнимая меня за плечи. – Только что взглядом чуть дырку во мне не просверлила, и тут же...

Договорить я ему не дала. О бабских причудах, заскоках и фокусах мужчины могут говорить бесконечно...

– Прости, – отодвинулась я. Конечно, мне отстраняться не слишком хотелось. Однако для дела такая поза была не очень удобна. В таком положении трудно разглядеть выражение лица собеседника. Если же все же попытаешься – шею свернешь. Это только в песне «что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоня?»хоро-шо звучит. Попытка же последовать такой рекомендации на практике наверняка закончится в травмпункте.

– Я уже совсем голову от страха потеряла. Тут такое творится... – не очень ловко, но удачно забросила я наживку.

– Вот и выкладывай, что случилось.

– Ой, Илюшенька... – захлопала я ресницами, подпустив в дрожащий голос слезу (зря в театральное не пошла).

– Илюшенька – это приятно, – хитро улыбнулся Ельчанинов. – А суть в чем?

– Да влипла я в такую история с этой проклятущей статьей, – тяжело вздохнув, махнула я рукой. (Какой талант пропадает!)

– Пока не объяснишь, почему со сковородкой и ножом гостей встречаешь, я ничем не могу тебе помочь.

Конечно, обещание помочь еще не есть помощь, но уже половина успеха.

Вполне натурально захлебываясь словами, я начала свой рассказ.

– Понимаешь, меня шантажируют. Какая-то скотина требует 50 тысяч баксов.

– Ничего не понял. Помедленнее, пожалуйста, – попросил Илья. При слове «шантажируют» его лицо из добродушно-участливого стало суровым и сосредоточенным.

Я помолчала.

– Что тут непонятного... Ты Щербинина знал? – Мне показалось, что Илья удивился. Ни слова не говоря, он кивнул. – Так получилось, что и я его знаю.

Рассказывала я, максимально придерживаясь правды, но умалчивая о некоторых деталях. Такой метод я неоднократно применяла к Константину Михайловичу, а опыт, что ни говори, – великое дело.

– Точно так же, как и тебе, я позвонила Щербинину. Мы встретились, но разговора на интересующую меня тему как-то не получилось...

Чайные глаза Ельчанинова потемнели, в них появилось некое выражение... Мне даже показалось, что Илья ревнует!

«Нет-нет-нет!», – отогнала я столь приятную мысль. В этом человеке мне так быстро не разобраться.

– Мы сходили в театр, – продолжала я свой почти правдивый рассказ, – потом он уехал по делам, а когда вернулся, позвонил мне... Хуже всего, что Щербинин именно меня ждал у бассейна. А я с Алинкой заболталась и опоздала.

–И...

– Я его нашла уже мертвым, – кивнула я головой. Слезы безудержным потоком хлынули из глаз. – Я опоздала-а-а-а-а!!!

– И очень хорошо, что опоздала, – зло отозвался Илья.

– П-п-почему?

– Потому! – передразнил он меня. – Вместо одного трупа было бы два!

– Ой, мамочки! – в ужасе заголосила я. Такой вариант ведь уже приходил в мою голову.

Илья привлек меня к себе и погладил по голове. (Ненавижу этот покровительственный жест, но стерпела.)

– Тихо-тихо, успокойся. Давай продолжим.

– Что-о-о продо-о-лжим...

– Кто тебя шантажирует, почему, чего хочет. Главное – чем шантажирует? – тихим голосом Илья перечислял вопросы, на которые мне предстояло ответить.

Ну что за денек! Сегодня подобным образом я сама выспрашивала Лешку Егорова.

Очень осторожно подбирая слова, я рассказала Илье все... ну, почти все...

О том, что я млела от одного присутствия Щербинина, я благоразумно умолчала. Однако Ельчанинов, судя по его суровому взгляду, сам догадался. Некоторые детали своего рассказа я немного переделала. Например, заявила, что подошла к бассейну не со стороны улицы Лермонтова, а со стороны детского сада. По протяженности оба маршрута совершенно одинаковы. Но если я шла от садика, то ни за что не могла видеть ту дорогу, по которой промчался темно-синий автомобиль. Для верности мне пришлось накинуть еще пяток минут и сказать, что к бассейну я подошла не в семь минут пятого, а в пятнадцать.

– Почему в милицию не пошла? – выслушав меня, спросил Илья.

«Ничего себе! Выходит, он не боится... Или проверяет. Так-так-так... Нет уж. Лучше выглядеть полной идиоткой, но идиоткой живой!»

– Как ты не понимаешь! Сначала у меня от страха крыша поехала. Был человек живой, здоровый, а тут на тебе – покойник! Знаешь, как страшно?!

Вопрос был явно дурацкий, но вполне вписывался в изображаемый образ идиотки с одной извилиной в голове.

– Спросят... почему сразу не сообщила? Что я скажу? Перетрусила?! Получается, что я главный свидетель. А какой я свидетель, если ничегошеньки не видела, кроме трупа?!

– Ксюша, ты дура, – посетовал Ельчанинов. – Нужно было в ментуру звонить, а потом сразу мне.

– А тебе-то зачем? – вытаращила я глаза.

– Помог бы тебе, бедолаге, – убежденно заявил гость.

– Матушки-батюшки! – всплеснула я руками, выходя из образа шизофренички. – Да с чего бы это?! С чего тебе помогать совершенно незнакомому человеку, которого ты видел всего два раза в жизни? Альтруизм – вещь похвальная, но неправдоподобная. Что ты вообще здесь делаешь? Чего приперся?!

Меня окончательно, занесло. Я орала, как торговка, вскочив перед Ильей и уперев руки в бока.

Тут уж и он не выдержал и тоже вскочил:

– А предположить своими куриными мозгами, что ты мне нравишься, что я пытаюсь за тобой ухаживать, – ты не можешь? Какого черта я с шампанским являюсь?!

– Да кто ж тебя знает, – меня настолько поразили его слова, что пары злобы мгновенно улетучились. Я растерялась.

Он резко повернулся и вылетел из комнаты на кухню. Курить. А я осталась переваривать ситуацию и думать, что делать в свете его заявления.

А как же та женщина?..

Нет. Определенно Ельчанинов прав, я – тупица. Нет никакой той женщины. Он говорил про меня...

В памяти всплыли эпизоды нашего знакомства.

... В первый раз он приходит ко мне и замирает на пороге... спасается бегством... вскакивает и говорит «нет» там, на веранде... а взгляд, брошенный на Жень Геннадича, который вел меня на массаж...

Значит, мне не показалось? Ничего мне не показалось. Все так и есть.

Мне захотелось немедленно броситься на кухню. К нему. И я уже было сделала первый шаг...

А ну-ка стоп! Я и так уже достаточно наворотила. Теперь нужно хорошо подумать. Почему я ему верю?

Потому что хочу верить. А если Ельчанинов таким способом хочет выведать, все ли я ему рассказала?

Не-ет, душечка! Надо быть особенно аккуратной и бдительно и тщательно следить за словами. Любовь приходит и уходит. Жизнь – штука сложная. Не все в ней так просто.

Впрочем, может, Илья и не врет. И ни в чем не виноват. И искренне хочет помочь...

Я ведь не уверена, что видела именно его машину...

Раздираемая противоречиями, я все же поплелась на кухню. Ельчанинов сидел на подоконнике и курил.

– Кофе будешь? – как можно мягче спросила я.

– Буду, – буркнул он в ответ.

Поставив чайник на плиту, я подошла к Ельчанинову и положила подбородок ему на плечо. Я решила быть поласковее.

– Прости меня, пожалуйста. Мне так страшно... от любого звука шарахаюсь.

Тяжело вздохнув, Илья притянул меня к себе и обнял, забыв о недокуренной сигарете.

В этот момент мне стало так хорошо и спокойно, что все события предыдущих дней показались мне такими далекими и малозначащими...

Утром, стоя в душе под струями теплой воды, я с тоской вспоминала, что Илья меня так и не поцеловал. Нет, надо отдать ему должное, он пытался. Это я не была готова.

Я действительно не была готова. Все было так неожиданно...

Разобраться в себе мне так и не удалось. С одной стороны, этот мужчина был мне очень приятен. Он очень привлекательный... С другой стороны, я подозреваю его в убийстве... И воспринимаю как противника на ринге.

Но вернемся к событиям вчерашнего вечера.

Когда чайник закипел, мы чинно попили кофейку. Потом у Ильи противно запиликал мобильник (нет, индивидуальные средства связи это не удобство, а чума какая-то!) и, пообещав зайти завтра (уже сегодня), Ельчанинов удалился.

Глотнув на ночь изрядную дозу валерьянки и сдобрив еe столовой ложкой пустырника, я легла спать. Кому-то, возможно, нравится переполненная событиями жизнь и бешеный накал страстей. Но меня такая жизнь что-то не слишком воодушевляет. При моей лени лучше спокойное болотце (роднее), чем штормовой океан.

Впрочем, лень моя – понятие весьма относительное. Если мне интересно, если меня затронуло – я разовью столь бурную деятельность, что окружающим тошно становится.

К моей вчерашней тоске по крепким мужским объятиям прибавились неприятные опасения и легкая паника.

«Боже мой, что я наделала! Своими руками на шею удавку надела!» – страдала я по дороге на работу, на работе и по дороге домой.

Сегодня свою розыскную деятельность я решила отложить и осталась дома. Но пустое перемещение из угла в угол мне очень быстро надоело. К тому же выяснилось, что в доме нет хлеба. Пришлось отправиться в булочную.

Не успела я преодолеть три ступеньки крыльца магазина, как из-за спины раздался хриплый голос:

– Панова?

Черт побери этого Павлова с его условными рефлексами. Я, словно подопытная собачонка, резко повернулась и, ничего толком не разобрав, поняла, что меня куда-то тащат и заталкивают.

Уже через несколько мгновений я скрючилась на грязном полу автомобиля. Дружно хлопнули дверцы, машина рванула с места.

Обладатель хриплого голоса и его напарник, не церемонясь, крепко прижимали меня ногами к заплеванным резиновым коврикам.

–Вякнешь, пристрелю! – рыкнул один из моих похитителей, и место грязной кроссовки у моего носа занял чистенький черный пистолет. От него пахло металлом и чем-то еще, наверное, смазкой. Оружие приходилось мне видеть нечасто, и я понятия не имела, настоящий этот пистолет или газовый. Впрочем, какая разница? Хрен редьки не слаще.

Я послушно кивнула и неожиданно даже для себя громко икнула. В ответ получила зычный гогот похитителей и смачный пинок в «корму». Синяк на мягком месте мне был обеспечен, но беспокоиться по этому поводу я не стала. Шкуру бы спасти!

И тут в мою гудящую голову неожиданно пришла вполне здравая мысль. Я откровенно повеселела.

Раз сразу не пристукнули, значит, от меня им что-то нужно. Какое-то время убивать не будут. Хоть маленькое, но утешение. Поживем еще. И может, даже выкрутимся!

Попытавшись устроиться поудобнее, я вновь получила пинок и угомонилась.

Ехали мы довольно долго. С моего «места» видно ничего не было, но все же стало понятно, что мы за городом. Теперь машина не останавливалась на светофорах, водитель прибавил скорость.

Наконец машина мягко притормозила. Снаружи донеслись звуки, похожие на скрип открываемых металлических ворот. Мои обидчики с места не сдвинулись, а автомобиль накренился вперед. У меня создалось впечатление, что мы съезжаем вниз.

Грязные кроссовки отпустили меня, только когда мы окончательно остановились. Перед моим носом oткрылась дверца, и я снова получила увесистый пинок. От лежания в неудобной позе моя спина затекла и разгибаться никак не желала. Пришлось выползать из машины «на карачках» под издевательский гогот не менее по крайней мере трех мужских глоток.

– Туда, – ткнули меня в спину чем-то твердым, когда я, наконец, выпрямилась. Возможно, пальцем, а не пистолетом, но выяснять это мне совершенно не хотелось.

– А можно повежливей? – попробовала возмутиться я.

– Что, сильно смелая? Вали! – рыкнул Хриплый.

Я заткнулась и, стараясь не особенно вертеть головой, попыталась осмотреться.

Выложенные кирпичом стены, бетонный пол, скорее всего, подземный гараж. Помещение большое, с единственной слабой лампочкой где-то у въезда. Темноту лампочка не рассеивала, а сгущала...

«Почетный караул» куда-то меня впихнул и удалился. Железная дверь с лязгом захлопнулась за моей спиной.

Ну, поколотила я в дверь, конечно, поколотила. Ногами. Что-то проорала несколько раз, но так, больше для проформы. Смысла трепыхаться я не видела. Не для того меня сюда притащили, чтобы освободить по первому требованию, да еще с извинениями домой отвезти!

Присев на корточки, я прислонилась спиной к двери. Под куртку проникал холод – подвал место нетеплое.

Кто знает, сколько мне здесь сидеть, нужно шевелиться, иначе закоченеешь. Первым делом я стала ощупывать стену и почти сразу наткнулась на гладкую продолговатую коробочку, сильно смахивавшую на выключатель. Долго не размышляя, я просто нажала на клавишу.

Вспыхнувшая под потолком лампочка, после кромешной тьмы, показалась мне ярче полуденного солнца. Когда глаза пообвыкли, я оглядела клетушку, в которой меня заперли. Каморка оказалась чуланом неизвестного предназначения. У одной его стены валялись несколько поломанных деревянных ящиков. В углу обнаружилась старая ржавая совковая лопата без черенка, чуть тронь – рассыплется. Использовать для самообороны тут было нечего. Да я и не Джеки Чан, чтобы справиться с бугаями, притащившими меня сюда. Оставалось только терпеливо ждать решения своей участи.

Разобрать ящики и найти среди них пригодный для сидения было нетрудно. Но неожиданно за ящиками обнаружился весьма интересный... предмет. Низкая деревянная дверца, не более метра в высоту. О ее предназначении можно было только гадать, я подцепила ее ногтями и подергала. Судя по звуку, с противоположной стороны дверь закрывала железка, просунутая в пустые петли навесного замка.

Меня охватил азарт и, поудобнее ухватившись за створку, я принялась ее трясти. Если в петлях не скоба, а штырь, есть шанс его расшатать.

Мой расчет оказался верным, звякнув об пол, «замок» упал и освободил дверь. Согнувшись в три погибели, я пролезла в открывшуюся дверцу и попала в котельную. Она не действовала. Под потолком я заметила небольшое окошко, забранное решеткой. К окошку вел наклонный желоб.

Я была бы не я, если бы не использовала этот шанс. Вспомнив, как карабкалась на детскую горку, я уперла ноги в изгиб желоба и полезла наверх. Пару раз, сорвавшись, я скатилась вниз, но из упрямства отступать не собиралась. В третий раз я добралась до окошка, но... Увы и ах! Решетка сидела прочно и, если разбить стекло, на нолю можно просунуть лишь руку. В отчаянии я скатилась по желобу вниз.

Сегодня точно не мой день! Не везет катастрофически.

Из котельной наверх вела винтовая железная лестница. Стараясь не шуметь, я на цыпочках стала подниматься по ней, уповая на чудо. В этом доме к моей женской особе ни почтения, ни уважения не испытывали, поэтому очень хотелось поскорее выбраться вон.

Дверь наверху не была заперта, и я оказалась в большой светлой кухне. На высоком столе валялись пустые банки от пива и стояло несколько тарелок с объедками. Людей не наблюдалось.

Чувствуя себя по меньшей мере героиней сериала про шпионов, я осторожно выглянула из кухни. В доме было тихо. Так же на цыпочках я прошла уже около половины длинного коридора, когда услышала голоса.

– ...да телку Борькину, последнюю, – отвечал на чей-то вопрос Хриплый.

– Опробовали? – противно хихикнул незнакомый голос.

– Да там смотреть не на что! Мочалка!

«Спасибо за комплимент», – подумала я, перестав дышать, и лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках убежища. В паре метров от меня находилась очередная дверь. Что ждало меня за ней, я не представляла, но главным в данный момент было не попасться на глаза бугаю.

Мое сердце бешено стучало. Если сейчас скрипнет дверь, они меня моментально вычислят, и что будет потом, лучше не думать.

Я почти скрылась за дверью, когда мои похитители вновь заговорили.

Собеседники употребляли почти не переводимый, в литературном смысле, сленг. Напрягая уши и мозги, я разобрала, что неизвестный поинтересовался у Хриплого моей дальнейшей судьбой. В смысле «куда труп денем?»

По спине у меня поползла ледяная струйка пота. Я с ужасом ждала, что ответит Хриплый.

– Не напрягайся. Палыч сказал, побазарит и отпустит. Борька – не тот мужик, чтобы каждой подстилке трепаться. Но проверить нужно.

– Не каждой, – противно хихикнул собеседник Хриплого. – А та телка что-то знала...

От сердца у меня отлегло, но я не ушла, а навострила уши. Что это за «та телка»?

– Алкашка конченная? Не полезла бы на перо, жива бы была. Из-за этой суки пришлось классные джинсы выбросить...

Почему пришлось выбросить джинсы, я не услышала. Голоса стали удаляться, и вскоре где-то громко хлопнула дверь. Однако не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: Файку убил Хриплый. А джинсы выбросил потому, что они были в крови...

Оглядевшись по сторонам, я обнаружила, что попала то ли в кабинет, то ли в библиотеку. Мои коленочки от физических и эмоциональных перегрузок заметно подрагивали. И я просто упала в кресло у окна. .

Бугаи точно говорили о Фаине...

Теперь мне нужно решить, что делать дальше. Я осторожно выглянула в окно и резко отпрянула. Под окнами прохаживались крепкие парни в черных куртках, и то, что они сжимали в руках, очень напоминало автоматы.

– И-и-и-и! – тихонько заверещала я дурным голосом, но тут же заткнулась.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять: забор здесь высокий, мне через него не перелезть; ворота охраняются, вокруг дома прогуливаются вооруженные до зубов парни. Словом, выхода нет. Оставалось одно, возвращаться в свой подвал и молить бога, чтобы сказанное Хриплым было правдой.

Но прежде чем отправиться в обратный путь, я быстренько осмотрела комнату, в которой отсиживалась. Мое внимание привлекли фотографии в дорогих рамках, развешенные на стене. Увиденное меня поразило настолько, что я поймала свою челюсть в сантиметре от пола.

Я нахожусь на даче Щербинина!!! Вот это сюрприз!

Выскользнув из комнаты, я шустро проделала давешний маршрут в обратном направлении: коридор, кухня, котельная, чулан.

Закрыть за собой низенькую дверцу я, разумеется, не могла. Поэтому просто замаскировала ее ящиками и уселась на один из них с таким видом, словно давно не двигаюсь с места. Взглянув на часы, я отметила, что с момента моего выхода из дома в булочную не прошло еще и трех часов.

Теперь можно было обмозговать полученную информацию.

Я нахожусь на даче (ничего себе дачка!) покойного Бориса Георгиевича. Привезли меня сюда по прихоти какого-то Палыча. Привез убийца Фаины. Дачку очень серьезно охраняют. Получается, Палыч не простой смертный. Ведут амбалы здесь себя как у себя дома... Значит, пли имеют на это право, или им всякое право просто по фигу... Они ничего не боятся. А у меня появился шанс уцелеть во всей этой катавасии. Ясно, что ничего интересного от меня они не ждут, а, как говорит Лещев, просто отрабатывают все версии, даже фантастические. Главное, держать язык за зубами и хорошо думать, прежде чем говорить.

Я задумалась, и так глубоко, что не сразу услышала звуки в гараже. Там что-то происходило. Оттуда доносились несколько голосов. Прильнув ухом к двери, я уловила обрывок разговора.

– ...не-a! Отвечаю! Дорогу она не видела, мордой в пол лежала, – авторитетно заявил Хриплый.

– Ладно, открывай! – приказал его собеседник.

С быстротой кошки я метнулась к ящикам и, когда дверь отворилась, испуганно уставилась из своего угла на вошедшего.

– Здравствуйте, Оксана Сергеевна, – вежливо произнес благообразный пожилой мужчина.

Я машинально глянула на его туфли и прикинула их примерную цену. Костюмчик и все в облике вошедшего сразу давали понять, что этот человек привык повелевать и слушаются его беспрекословно.

– Приношу вам свои искренние извинения за такой прием, но поверьте, это насущная необходимость, – стал оправдываться мужчина? Но его маленькие серые глазки недобро глядели на меня и совершенно портили благоприятное впечатление об их обладателе, которое он пытался создать. – Хотел с вами познакомиться, да вот мои мальчики и перестарались...

«Так я тебе и поверила!» – подумала я, но ничего не сказала, глядя на него затравленным и перепуганным насмерть зверьком. Конечно, я немножко играла, но... Я его узнала. Респектабельный седовласый джентльмен был запечатлен на одной из фотографий, там, наверху. Он стоял посредине, обнимая за плечи высокую статную блондинку, видимо, дочь, и еще молодого Бориса Щербинина. Снимку, наверное, было лет десять-пятнадцать, но «добрый дядечка» совершенно не изменился за это время.

– Ну что вы, голубушка, не бойтесь, – покровительственно проговорил Седой. – Это просто недоразумение...

– Чего вы хотите? —как можно смиреннее пискнула я. – Вы меня убьете?

Этот вопрос я задала не потому, что старалась выглядеть глупее, чем я есть на самом деле. А потому, что сомневалась в словах Хриплого. Шкура ведь у меня одна, и я ею очень дорожу.

Жизнь штука такая, к ней почему-то привыкаешь...

– Оксана Сергеевна... – укоризненно произнес Седой, – я хочу с вами поговорить... и все.

– О чем?

– Вы женщина деловая, Оксана Сергеевна, – довольно хохотнул Седой. – Хорошо.

Он повернулся к двери, и Хриплый принес для него раскладной стул.

– Ноги уже не те, – посетовал Седой, усаживаясь. Мне такого удобства предоставлено не было. Ничего. мне и на ящике неплохо. – По моим сведениям, – продолжал свой допрос респектабельный мужчина, – вы были знакомы с Борисом Щербининым и были его... пассией.

– У вас неверные сведения, – немного осмелела я. – мы виделись всего пару раз, а познакомились вообще случайно, по объявлению в газете.

Седой поморщился, но промолчал.

– До... пятницы я вообще не знала, кто он.

– Допустим... Возможно, я неправильно выразился... Он за вами ухаживал? Имел на вас виды?

– Простите меня, – с деланным возмущением надулась я. – Не понимаю, что значит иметь виды... Не скажу, что строго придерживаюсь пуританских правил, но и скакать в постель к первому встречному... это не про меня. А что касается ухаживаний... Да, он за мной ухаживал.

– Очень хорошо, Оксана Сергеевна, – неизвестно чему обрадовался Седой и быстро спросил: – Он у вас что-то оставлял?

– Да что вы все ко мне привязались?! – Я сделала паузу, чтобы набрать побольше воздуха для сцены «дама в истерике», но он мне такой возможности не дал.

– Кто – все?

– Вы, например! Менты еще, майор Лещев, кажется... – с надрывом заявила я чистейшую правду.

– Очень интересно. А о чем еще вас майор спрашивал? – вкрадчиво проворковал Седой.

– Бывал ли у меня Борис... – задумчиво произнесла я.

– Бывал?

– Нет! – рявкнула я, не сдержавшись. – Что вы в мою постель лезете?! Не бывал, не ночевал, ничего не оставлял, ничего не рассказывал и с друзьями не знакомил!

– Ну и замечательно, замечательно! Не стоит так волноваться, – заботливо произнес «добрый дядечка». – А теперь расскажите мне о Ельчанинове.

– Что рассказать? – опешила я. Такого поворота событий я совершенно не ожидала.

– Давно знакомы, например?

Молниеносно произведя кое-какие расчеты, я поняла, что нужно колоться. Не полностью, конечно.

Я вкратце изложила историю нашего знакомства с Ельчаниновым и Щербининым, не забыла и то, что этому предшествовало. В этих стенах моя идея звучала полным бредом, но если кому-то интересно... Не жалко, пусть дядечка порадуется.

– Статью-то написали? – участливо улыбнулся Седой, при этом недобро глянув из-под бровей.

– Какую там статью! Не выходит у меня ничего. И вообще, не мое это дело...

– Вот это правильно. Одобряю, – покровительственно произнес мой «следователь» и снова задал вопрос: – Ельчанинов о Борисе спрашивал?

Я задумалась, решая, что отвечать, – Знаете, весь город только об этом и говорит, – медленно начала я. – Перекинулись и мы с Ильей Владимировичем парой фраз... Ничего конкретного,.. Он что-то такое сказал... A-а, он думает, что это заказное убийство... Я тоже... Вот, пожалуй, и все.

Седой явно поскучнел.

– Совсем все? Он ни о чем не спрашивал?

Я скособочила задумчивую мину и пожала плечами.

– Я ничего не говорила ему о знакомстве с Щербиниым... Да нет, точно, ничего он не спрашивал.

Задав еще парочку совсем уж глупых вопросов: «А кто вам в ресторане подходил? – Официант. – А больше никто? – Нет», – Седой потерял ко мне всякий интерес и поднялся со стула.

– Спасибо, Оксана Сергеевна, вас сейчас отвезут домой.

– А можно не на полу, там грязно, – проблеяла я, не веря своему счастью.

Седой снисходительно хмыкнул:

– Что-нибудь придумаем. И в ваших интересах о нашем разговоре никому не рассказывать.

– Конечно-конечно, – изобразила я на лице ужас, который должен был меня охватить при его словах.

Мужчина снова хмыкнул, и в его маленьких серых глазках я успела прочитать самодовольство. Этому человеку нравится, когда его боятся. Он медленно развернулся и стал удаляться. Не уходить, а именно удаляться. Он себя нес, он себя любил, он о себе был очень высокого мнения (и этим был очень похож на Всеволода Николаевича, маминого кота).

Я с облегчением вздохнула, но тут по бетонному полу гаража в нашем направлении дробно зацокали каблучки, торопливые шаги приближались... И вдруг... Черным силуэтом к нам метнулась женщина. С неожиданной силой она оттолкнула с дороги остановившегося Седого и истерически заорала:

– Уйди, папа! Я убью эту суку! Я ей глаза выцарапаю!!!

Растрепанная высокая блондинка дикой кошкой влетела в комнатушку и бросилась на меня, растопырив пальцы с длиннющими ногтями. Ее лицо исказила нечеловеческая злоба. Оскаленные белые, зубы влажно блестели. Но больше всего меня испугали ее глаза... В них не было никакого выражения. Глаза были безжизненные и пустые...

Я понимала: еще секунда, и взбесившаяся блондинка действительно выцарапает мне глаза!

Одним движением я вырвала из-под себя ящик и выставила его вперед, защищая себя. Со всего маху женщина ударилась об ящик, но это ее не остановило. Она схватилась холеными руками за доски и попыталась вырвать у меня ящик.

«Ну уж нет, дорогуша! Не хочется мне сегодня умирать от твоих рук!» – подумала я, отчаянно сопротивляясь.

Блондинка яростно пинала меня ногами. При этом она так орала, что у меня закладывало уши. Грязные ругательства нескончаемым потоком лились из ее уст. И все же мне удалось разобрать, что эта фурия и есть настоящая и единственная законная жена, точнее, вдова Бориса Щербинина.

Неожиданно ее натиск ослабел, и она выпустила ящик из рук. В этот момент в комнате появился еще один фигурант. Женщина в строгом костюме и белой блузе крепко схватила блондинку за локти и, что-то нашептывая ей . на ухо, осторожно вывела ее из комнаты.

Мышцы моих рук тоже мгновенно расслабились, и ящик с грохотом рухнул на пол, окончательно разлетевшись на части.

– Да увезите ее отсюда! – сбросив маску благодушия, рыкнул Седой на бугаев.

Обратно меня доставили тем же способом. На полу и с грязными ботинками на спине. Но мне было все равно. Главное, я жива!

К дому не к дому, но к центру города меня привезли и выпихнули из машины на задворках какого-то магазина.

И на том спасибо.

Родная квартира встретила меня нескончаемыми телефонными звонками.

– Где ты шляешься? – рявкнул в трубку мужской голос.

– С кем я разговариваю? – возмущенно потребовала я.

В последнее время телефонные разговоры стали меня сильно нервировать.

– Подруга, ты уже своих не узнаешь? – уже нормальным голосом произнес Костик. Видимо, я порядком перетрусила, если не узнала Антименко. Да и было от чего.

– Нечего было орать! – не задумываясь, рявкнула я в ответ.

– Извини. Целый день звоню, а тебя дома нет.

– В гостях была... – «Ну, если это называется гости».

– Ксень, я через два часа в Иваново уезжаю, нужно контракт продлить. Вернусь послезавтра.

– И что? От меня-то что надо?

Костя тяжело вздохнул и тоном взрослого, разговаривающего с неразумным дитятей, объяснил:

– Нужно сходить к нотариусу, заверить документы. Вернусь...

– Ладно, – перебила я друга. Про эти бумажки я совершенно забыла, мне сейчас не до того. Спорить с Антименко мне не хотелось.

– Я за тобой заеду, – обрадовался Костик и, пока я не передумала, быстренько положил трубку.

Следующий час я отмокала в ванной. Холила и лелеяла ноющие мышцы и оттирала грязь и угольную пыль. Мои страхи постепенно смывались вместе с грязной водой, и жизнь начинала казаться уж не совсем отвратительной штукой.

Когда раздался следующий звонок, я чистила ванну, ликвидируя последние следы моего пребывания на дачке Щербинина.

– Ты где была? – традиционно поинтересовались в трубке, но уже голосом Ельчанинова.

– Общалась с седовласым господином в дорогом костюме и с неприятными глазами, который имеет привычку доставлять своих гостей методом похищения.

– Сейчас буду, – буркнул озадаченно Илья.

– Хлеба купи! – прокричала я перед тем, как собеседник положил трубку.

Я отошла от телефона и неожиданно захихикала. Получилась стандартная бытовая сценка. Муж задерживается на работе, звонит домой, а жена напоминает ему, что в доме нет хлеба. Обхохочешься!