Текст книги "Двойное золотое дно"

Автор книги: Татьяна Ермакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– Подумал, что вам трудно стоять, – повернулся Илья, и я увидела его улыбающееся и почему-то мокрое лицо.

Остатки «Вулкана» из формы для торта перекочевали в мисочку. Салатов видно не было. Наверное, выбросил, паразит! Где ж ему додуматься, что оставшийся салат можно употребить завтра! Хотя мужчине, который добровольно моет посуду, можно простить многое.

Я открыла холодильник, чтобы пристроить запеканку (завтра разогрею и с удовольствием доем), и снова чуть не рухнула. Две маленькие креманки, аккуратно накрытые блюдцами, оказались заполненными салатами. Кроме того, содержимое моего холодильника пополнилось копченой форелькой, банкой оливок, приличным куском сыра с огромными дырами и чем-то еще, что требует дальнейшего рассмотрения и идентификации, на что у меня сейчас нет сил!

Тяжело плюхнувшись на табуретку, я глубоко задумалась.

Ни один мужчина, периодически появляющийся в моей жизни (Котя не в счет) никогда не мыл посуду (то есть если не просить)!

Чтобы восстановить душевное равновесие, пришлось хромать обратно в комнату.

Ну, дает! Ну... Слов нет!

Бориса Щербинина за таким занятием я и представить себе не могла. Впрочем, мой экс-муженек не только за мойкой замечен не был, но, думаю, даже не подозревал о назначении этого эмалированного предмета в углу кухни. Наверное, он считал, что чистая посуда растет на деревьях или сама собой в шкафу появляется.

Одним словом, потряс меня господин Ельчанинов!

Не замечая моей растерянности, Илья принес свежего кофе и как ни в чем не бывало уселся напротив меня в кресло.

– Ну, – не совсем еще оправившись, буркнула я.

– Что? Оценки ждете? – Со смешинкой уже не только в глазах, но и в голосе спросил Илья.

– Гхм, – пробормотала я нечто нечленораздельное, побоявшись высказаться конкретнее.

– Есть предложение. В четверг мы с армейскими друзьями устраиваем небольшой междусобойчик. Приглашаю вас. Послушаете, узнаете наши байки и сокровенные мысли, окунетесь в атмосферу...

– Зачем? – не поняла я.

– Статью сочините. Тема достаточно интересная, можно мостик к «чеченцам» перекинуть.

– К каким чеченцам, во что вы меня хотите впутать?

В гексогеновый скандал?!

– А при чем тут гексоген?! – ошалело вытаращил свои чайные глаза Илья Владимирович.

– Недавно же по местному TV показывали, – не ожидая такой реакции, залопотала я. – Двое придурков вынесли с завода десять килограммов гексогена, якобы колорадского жука травить, а сами пытались чеченцам сплавить. Попались, конечно.

На лице моего гостя отразилось тяжелое раздумье. Похоже, Ельчанинов так и не понял, к чему я клоню, потер костяшками пальцев подбородок, что, судя по всему, способствовало его мыслительным процессам. И вдруг разулыбался.

– Ксюша, вы не так меня поняли. Я говорил про наших ребят, воевавших в Чечне!

Все встало на свои места, я тоже с облегчением заулыбалась. Ну, надо же быть такой дурой!

– Съездим в военную часть в Лунино, я там многих знаю. Получите информацию из первых рук, – продолжал, все больше увлекаясь идеей, Илья Владимирович.

– Стоп-стоп-стоп. Не поняла, – замахала я рукой, прерывая его словесный поток. – Пока я бы хотела знать, вы статью одобряете? Или деликатно даете мне понять, что лучше выбрать другую тему для моих опусов?

Ельчанинов переключился и посерьезнел.

– Читать легко, интересно, особенно трогательно вы описали мой неудавшийся брак и несостоявшуюся свадьбу. Утрировали немного, но это ничего. Пипл хавает.

–Чего?!

– Ох, простите. На нормальный язык это можно перевести как «народу понравится». Особое спасибо, что так изящно обошли любые намеки на мою персону. Вы были предельно тактичны и корректны, – заключил Илья и посмотрел на меня. – Только в вашей статье не хватает конца, финала, так сказать.

– Знаю, – понурилась я. – Вот были бы пай-мальчиком, подсказали бы.

– Хорошо, – засмеялся Ельчанинов. Но смех почему-то вышел какой-то натужный, неестественный, и говорить он стал медленнее и, как мне показалось, осторожнее.

Вполне возможно, что это мои домыслы, откуда я знаю, как обычно разговаривает этот человек?

– Когда я совершенно разуверился в таком способе знакомства, когда понял, что это – не для меня, и найти, простите за банальность, родственную душу таким способом не удастся... мне позвонила еще одна женщина. Не знаю, почему, но я пошел на встречу. Возможно, решил, что это последний шанс... кто знает?

«Ох, как интересно», – подумала я и мысленно сочинила концовку истории. Что-то вроде: «Но она оказалась журналисткой, и я ее интересовал лишь как объект исследования».

Но Илья Владимирович сказал совсем не это, чем страшно меня разочаровал. То есть поставил под сомнение мою интуицию.

– Женщина мне понравилась, – сообщил он. – Не красавица... но в ней было нечто такое, что не описать словами, то, отчего мужчина сходит с ума... Умна... Приятна в общении... В общем, мне очень понравилась...

И очень хочу надеяться... взаимно. Что из этого всего получится – не знаю, но хотелось бы... чтобы у нас все... было.

– Илья – вы гений! Великолепный финал! Просто здорово, – взвизгнула я от радости за финал статьи. Но за себя... В моей душе, как говорится, заскребли кошки.

Ельчанинов достойно завершил мои литературные потуги, оптимистично и с грифом «продолжение следует».

Меня беспокоила только одна мысль. А что, если он рассказал чистейшую правду? С момента нашего знакомства прошло три дня. Он вполне мог провести один из вечеров с этой прекрасной незнакомкой. Я же сама ему говорила, что наша встреча в зачета не идет, потому что я преследовала совершенно иные цели.

И тем не менее, Илья заслужил мою признательность и благодарность. Если бы не он, ничего бы я не накарябала. Обсуждать подобные вопросы с Борисом Щербининым язык бы у меня не повернулся.

– Спасибо вам огромное. Фактически авторство материала принадлежит не мне, а вам, – честно призналась я, наступая кованым сапогом на горло своей самоуверенности. В конце концов, без его рассказа и его финала действительно ничего бы не получилось. Ну, не виноват же он, что умнее меня. – Даже если Поливановой не понравится мой стиль изложения – переделает! Главное – сюжет найти!

– А почему Поливанова? – вдруг заинтересовался Илья.– Вы говорили, что ваша подруга – редактор «Городских новостей».

–Ну, да.

– Мы с ними подписывали контракт на рекламу. Действительно, помню – была женщина. Однако ее фамилия то ли Починок, то ли...

– Войченок, – подсказала я и не смогла удержаться от нервного смешка. – Ирка – моя одноклассница. Мы знакомы с семи лет, дольше, чем она собственного мужа знает. Поэтому я ее девичьей фамилией и называю. В действительности она – Войченок. Ирина Андреевна Войченок.

Смеялась я потому, что Ирина терпеть не может фамилию мужа. «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик», – цитировала она, возмущаясь, что фамилия мужа не склоняется. Значит, совершенно непонятно, о ком идет речь – о мужчине или о женщине. Подруга и менять свою девичью не хотела, но обычно уступчивый Витек на сей раз уперся рогом. И Ирише пришлось подчиниться. Она, конечно, отыгралась потом по полной программе, но это уже их внутреннее дело.

– Все понятно, – удовлетворил свое любопытство Ельчанинов. – Ну так как? – напомнил он.

– Что как?

– Принимаете мое приглашение? – Глазки гостя заискрились хитринкой.

«О, господи! О чем это он?» – лихорадочно соображала я, прокручивая наш разговор. Полной идиоткой и склеротичкой выглядеть не хотелось. Особенно по сравнению с той, воображаемой (или реальной) дамой сердца господина Ельчанинова. «Он же о встрече с друзьями!» – наконец дошло до меня.

– С удовольствием. А когда?

– В четверг. У нас общий сбор в четверг.

Я искренне огорчилась. Даже сильнее, чем могла предположить. В четверг ничего не получится.

– К этому времени моя лодыжка, конечно, уже придет в норму. Однако взгромоздиться на шпильки я еще не сумею, нечего и пытаться. А туфли на низком каблуке к вечернему наряду не идут.

– Ксюша, вы истинная женщина! – восхищенно улыбнулся Илья. («Да?! Говорите, говорите, мой дорогой!») – Но таких жертв не потребуется. Одевайтесь, обувайтесь, как вам удобно. Наш «светский раут» будет проходить на свежем воздухе и не предусматривает ни фраков (к счастью), ни платьев с декольте (к сожалению).

Чтобы не показаться невежливым (в прошлый раз засиделись допоздна), мой гость стал собираться. Мы договорились, что он заедет за мной в четверг в десять утра, а потом привезет обратно.

– До свидания. До четверга. Спокойной ночи, – попрощался Илья Владимирович.

На сей раз бегством он не спасался, но уходить тоже не очень-то и хотел. Чайные глаза что-то пристально изучали на моем лице. Возникло неловкое молчание.

За многие годы практики подворачивания ног я досконально изучила манеру цапли стоять на одной ноге (чтобы не нагружать подвернутую). Однако, желая прервать наступившую паузу, пришлось притвориться крайне неловкой...

Намек Ельчанинов понял и ушел. Но мне опять показалось, что дай ему волю...

Никакой воли давать ему я не собиралась. У нас чисто деловые отношения, и если он мне помог, по моей просьбе, то это еще ничего не значит. И статья об «афганцах-чеченцах» целиком и полностью его инициатива.

Может, ему делать больше нечего? Или он так развлекается?

На следующий день я наслаждалась покоем.

Ни звонков, ни визитеров не было. Кроме Коти, который во время моей болезни позволил себе воспользоваться ключами от квартиры, чтобы мне не пришлось лишний раз вставать.

Константин Михайлович долго удивлялся, что в моем холодильнике полно еды, которую он не приносил. Мне с честными глазами пришлось соврать, что вчера заходили девочки и это они натащили. Я не боялась разоблачения. С моими подругами Костя дружбы не водил, поэтому маловероятно, что бросился бы проверять мои слова. Хотя подозреваю, что он мне не очень поверил. Но главное, промолчал.

О завтрашней поездке на лоно природы я также благоразумно промолчала. Ну скажите, зачем мне лишние неприятности? К тому же страстное желание Антименко оберегать старую подругу уже находилось на маниакальной грани. И что будет, если эту грань переступить, мне, по многим причинам, узнавать не хотелось.

Оставлю завтра Коте записку.

Без пяти десять в четверг, облачившись в джинсы и старенькую, но вполне приличную куртку (новую решила поберечь), я бодренько ковыляла в сторону аптеки. Забыла предупредить Илью Владимировича, что подъезжать к дому не стоит. На ногах у меня красовались заслуженные-перезаслуженные, растоптанные до состояния домашних тапочек кроссовки. В такой обуви нога практически не болела.

В последнее время в моей спокойной жизни все время что-то происходило. Да и со мной, видимо, тоже...

Пригласила в дом практически незнакомого человека. Потом, страдая от боли (ну, преувеличиваю, преувеличиваю), стряпала ему ужин. Теперь собралась неизвестно куда, встречаться неизвестно с кем. Пожалуй, жизнь вольного журналиста не для меня.

Но отступать было уже неудобно. Мне навстречу катила темно-синяя «Мицубиси» господина Ельчанинова.

Сегодня Илья выглядел совсем по-новому. Клетчатая фланелевая рубаха, классические, немного потертые джинсы, стильная замшевая куртка. Он выглядел как...

Подобрать определение я не смогла. Еще один минус мне, как журналисту.

– Куда вы меня везете? – спросила я, решив не морочить себе голову глупыми мыслями.

– У меня дом в Желудеве, моя любимая берлога. Там прекрасный сад, – охотно объяснил Илья. – Конечно, еще холодно и ничего не цветет... Но обещаю, что скучно вам не будет.

«Очень мило! Берлога в Желудеве!» – подумала я, прекрасно понимая, что иметь дом в Желудеве может лишь очень состоятельный человек. Экологически чистый район, на всех участках артезианские скважины. По моим сведениям, везде газ и водопровод, пять минут до реки. А до города всего-то минут двадцать на машине. На автобусе немного дольше. Сплошная цивилизация!

Хорошо устроился в жизни господин Ельчанинов. Везет мне на богатеньких буратин.

По Желудеву мы ехали минут пять. И только потому, что Илья снизил скорость, опасаясь сбить кого-нибудь из представителей животного мира. По дорогам в изобилии дефилировали коровы, козы, гуси и куры. Я даже заметила яркого, красивого и чрезвычайно важного индюка в паре с невзрачной подругой жизни. Пернатые супруги сосредоточенно (ну все как у людей!) выискивали у калитки вкусного червячка.

Берлогу господина Ельчанинова (правда, в данный момент господином он не смотрелся, скорее напоминал зажиточного ковбоя) я определила сразу. Обилие припаркованных рядом разномастных средств передвижения сомнений не оставляло. По самым скромным подсчётам, гостей наберется не меньше десятка (только тех, кто один приехал).

То, что у богатых свои причуды, совершеннейшая правда. Назвать берлогой двухэтажный каменный дом лично у меня язык бы не повернулся. Совершенно не удивлюсь, если с тыльной стороны особнячка сиротливо приютился скромненький бассейн, где может спрятаться средних размеров бегемот.

К моему разочарованию, бассейна не оказалось, ни большого, ни маленького. Сад был, огромный сад. Правда, выглядел он достаточно уныло – ветви деревьев были еще голые, земля покрыта островками подтаявшего ноздреватого и почерневшего снега. А вот бассейна – увы!

Но дом меня не разочаровал, по крайней мере, та его часть, которую я видела.

Радушный хозяин показал мне ванную и туалет, небольшую комнату с тахтой и телевизором, где я могла бы в случае необходимости, уединившись, отдохнуть. Причем предложил мне, без стеснения, совершить самостоятельную экскурсию по дому, ежели я этого желаю.

Я постеснялась.

Гостиная, располагавшаяся в центральной части дома, меня просто очаровала. В ней даже камин был! Не у стены, как принято, а как в фильмах, посередине комнаты. Вытяжка под чугунное литье над камином смотрелась замечательно и навевала мысли о рыцарских замках. Одно обидно, камин не горел. Попросить у Ильи разжечь его я не решилась, а двинулась к дверям.

Большие стеклянные двери (и как они воров не боятся) выходили на широкую веранду, в сад. К торцу веранды прилепился каменный пристрой, несколько портивший внешний вид дома, но игравший немаловажную роль. Несколько веселых (видимо, уже слегка принявших на грудь) чумазых парней возились там, раскочегаривая мангал. Мрачноватый тучный мужчина сидел за длинным некрашеным столом, занимавшим почти половину веранды, и сосредоточенно нанизывал маринованное мясо , лук и половинки помидоров на шампуры.

Наше появление вызвало гортанный приветственный вопль собравшихся. Откуда-то из-за дома и из глубины сада подтянулись еще несколько мужчин. Мы стали знакомиться. С самого начала занятие это было малоперспективным (запомнить сразу так много новых имен не смог бы и Спиноза), всем было весело.

Сегодня я чувствовала себя королевой. Помощи от меня не ждали и не хотели, а вот угодить желали все. Я и опомниться не успела, как очутилась в великолепном кресле-качалке, укутанная пушистым пледом и с чашечкой чего-то горячего, вкусного и явно алкоголесодержащего в руках. Предупредительный хозяин строго приказал больную ногу беречь и добавил:

– Пока на стол собираем, вас Жень Геннадич посмотрит.

Кто такой Жень Геннадич, объяснить мне не потрудились, и почему, собственно, он будет меня смотреть, тоже. Но мне было все равно. Разнежившись на несмелом мартовском солнышке, я наблюдала за деловой суетой, царившей на веранде.

Длинный стол, под возмущенное ворчание тучного мужчины, нанизывавшего шашлыки, был застелен скатертью. Из дома носили пустую и полную посуду, соленья, консервы, салаты, бутылки...

Кто такой Жень Геннадич, я узнала сразу после того, как тучный мужчина закончил колдовать над шашлыками. Он аккуратно сложил укомплектованные мясом шампуры на специальный поднос, отнес его к мангалу и подошел ко мне.

– Ну что, голубушка, будем лечиться? – строго-ласково пробасил толстяк.

– От чего? – не поняла я. Мне было тепло, хорошо, приятно, и совершенно ничего не болело.

У собеседника моя реплика вызвала бурю восторга (и никакой он не мрачный, просто сосредоточенный!):

– Ты у меня, голубушка, через полчаса скакать будешь, как юная серна!

И, не ожидая моего согласия, толстяк выудил меня из кресла и, приобняв, поволок в дом, приговаривая под нос: «Ножку посмотрим, полечим, будешь, как серна, скакать». Под слоем жира таился физически сильный мужчина.

Я бы, конечно, прекрасненько дошла и сама, но держал он меня крепко, да еще и авторитетом давил, приказывая держаться крепче.

В дверях мы столкнулись с хозяином. Дорогу нам Илья уступил, но я случайно заметила, что его глаза из чайных стали темно-коричневыми. Интересно, на что Ельчанинов злится? Уж не ревнует ли?

Моя догадка была настолько нелепа, что я тут же постаралась изгнать ее из мыслей, но сам эпизод запомнила. С этим еще нужно будет разобраться...

С моей (о-очень заинтересованной) точки зрения, пытал меня Жень Геннадич вовсе не полчаса, а гораздо дольше.

Сеанс скорой помощи при вывихах проходил в довольно живописной комнате (в той, которую мне предлагал Илья для отдыха). На голом дощатом полу в художественном беспорядке были разбросаны шкуры неизвестных мне зверей. Я узнала только одну. И то потому, что уже видела примерно такую же у своей крестной. Остальные мини-коврики остались для меня неведомой экзотикой.

Кроме софы, на которой меня пытали, у окна располагались кресла, несущие караульную службу у деревянного резного столика. На вделанной в стену (опять-таки резной) подставке стоял телевизор. Все. Ничего больше. И тем не менее комната казалась очень уютной.

Угомонился эскулап, лишь когда некая нетрезвая личность в прожженном зеленом свитере, деликатно постучавшись, засунула голову в дверь. Она заявила, что если через 10 минут мы не появимся на веранде, шашлыка нам не видать как своих ушей.

– Ну конечно, – погрозил костоправ нетрезвой личности здоровенным кулаком. – Я готовил, старался, а мне же еще не достанется!

Я быстро привела в порядок свой костюм... Странно; но замученная изуверскими методами лечения Жень Геннадича нога напрочь забыла о своем вывихе.

– Ну, это пока, – опередил мои восторги доктор. – Хорошо было бы, Ксюшенька, тебе еще раз пять ко мне наведаться. Вот тогда и думать о своей болячке забудешь. Руки у меня золотые!

– От скромности вы не умрете, мой драгоценный Авиценна!

–А чего от нее умирать?! – хохотнул Жень Геннадич.

Моя переставшая прихрамывать личность произвела в дружной мужской компании форменный фурор. Через секунду я оказалась за столом, и в моей руке неведомым образом материализовались сразу четыре истекавших соком шашлыка. Мужички наперебой принялись ухаживать за единственной в компании дамой.

А вот хозяин на меня и не глядел. Отводил глаза, когда случайно наши взгляды скрещивались. Ну и пусть его! Сам привез, сам виноват. Теперь пусть дуется, аки мышь на крупу.

Застолье тем не менее шло своим чередом. Первый тост пили молча, стоя, не чокаясь.

Первый – поминальный. Я это знала.

Но если бы и не знала, все равно усидеть на месте не смогла бы. От меня этого не ждали, но не встать было просто нельзя. Лица всех мужчин в один миг посуровели, стали задумчивыми. Это были лица людей, которые видели смерть... Наверное, у всех солдат, вернувшихся с войны, бывают именно такие лица.

Вспомнив своих друзей, ребята выпили. Но серьезность момента довольно быстро улетучилась, и все накинулись на еду.

Я их не осуждала. Да и какое я имела право?! Они вернулись, они живы...

После третьей рюмки за столом вдруг почувствовалась какая-то натянутость. И по неуместным паузам, извиняющимся взглядам в мою сторону я поняла, что это из-за меня. Парни старательно проявляли вежливость и следили за речью, чтобы не оскорбить слух дамы.

– Господа! – потребовала я внимания. – Мне очень приятно ваше отношение к моей скромной персоне, но я вас смущаю. Посему позвольте откланяться.

– Нет, – вдруг рявкнул хозяин дома, перекрывая возмущенные возгласы гостей. Некоторые из ребят даже рты открыли от удивления, переводя взгляды с меня на Илью.

Несколько секунд мы сверлили друг друга взглядами. Чего же это он, сердешный, так взбеленился?!

– Извините, Ксения, но я прошу вас остаться.

– Хорошо, – покорно кивнула я, уходить мне совершенно не хотелось. – Но только и я попрошу. Всех. Не обращайте на меня внимания. Ведите себя как всегда.

– Это невозможно, – хохотнул мой сосед справа. Кажется, его звали Сережа, а может быть, Саша. – Вы – чудо!

Непонятное поведение господина Ельчанинова было вскоре забыто. Настроение компании повысилось на несколько градусов, и пауз между словами у гостей больше не возникало.

К вольным выражениям я отношусь философски. Возьмем, к примеру, наш городок.

Основана моя малая Родина на месте поселения ссыльных каторжников, и далеко не все из них были графьями-дворянами. Основную массу составляли уголовники что ни на есть рабоче-крестьянского происхождения.

С тех пор наш городок разросся за счет заводов и стал совершенно люмпеновским. Тут уж бороться за чистоту родного языка стало вовсем трудно. И пошло, и поехало, и поперло... Поэтому ничего нового для себя я от этих ребят уже не услышу...

– Ксюша, а давайте выпьем на брудершафт?! – беззастенчиво предложил высокий брюнет, имевший вид типичного нового русского. Он подошел с другой стороны стола. Я нисколько бы не удивилась, увидев на конце массивной золотой цепи, поблескивавшей в вырезе рубашки, килограммовый брильянтовый крест-оберег. Тайны из своих намерений брюнет не делал и долго и громко объяснял, что они все (гости откликнулись одобрительным гулом) меня зауважали за то, что соблюла традицию. И еще за то, что я красивая женщина («Неприкрытая лесть!») и вообще хороший парень («Господа, где логика?!»).

Перецеловалась я со всеми. Впрочем, очень целомудренно. Не в меру ретивых господ остальной «бомонд» твердо осаживал. Кажется, с некоторыми я целовалась по несколько раз. Не по своей инициативе.

А вот Илья куда-то исчез. Сцену всеобщего пьяного целования он не наблюдал.

К моему огромному удивлению, застолье так и не переросло в обычную русскую, пьянку со скандалами и мордобитием. По моим наблюдениям, некоторые ребята и вовсе не пили. На мой беспардонный вопрос спокойно ответили, что «завязали» и «надо же этих придурков кому-то по домам развозить».

Ельчанинов «летучим Голландцем» мелькал то здесь, то там. Что-то со стола исчезало, что-то появлялось. Наконец, он вынес из дома гитару, и вся компания оживилась.

Сначала Илья пел один. Что-то о пыльных дорогах, о чужих горах, о последнем патроне, об оставшихся там друзьях, о солдатском котелке, о крови, которая на земле не алая, а черная...

Пел он хорошо. Проникновенно и душевно. Я чуть не разревелась!

В памяти всплыло трагическое воспоминание: первый запаянный цинковый гроб, который привезли к нам во двор... даже не гроб, а просто блестящий ящик... Совершенно спокойную женщину с пустыми глазами, мать того мальчика... она никак не хотела понимать, что происходит... Обводя собравшуюся толпу глазами, словно спрашивала, зачем они сюда пришли... И люди отводили взгляды... там не может быть ее сына... это простой ящик, обитый металлом... двухметровый двадцатилетний красавец, ее сын, туда просто не поместится...

... выражение нечеловеческой муки на лице соседки тети Нади, когда она узнала, что сына Вовку отправляют в Афган... звериный вопль «Не пущу!!!», потрясший нашу хрущевскую пятиэтажку...

...я была маленькой и боялась траурных маршей... Я запиралась в ванной и включала воду, чтобы спрятаться за ее шумом...

...помню тоненькую девушку, красоте которой я ужасно завидовала, ее всегда окружала стайка кавалеров... она перерезала себе вены... а он вернулся... в похоронке перепутали фамилии... Он полгода пил, потом исчез... уехал на Север, говорят...

Гитара пошла по кругу. Парни подпевали...

Я неслышно выбралась из-за стола и вошла в дом. В углу гостиной располагалось удобное кресло, похожее на шезлонг. Вот там-то я и пристроилась. И закрыла глаза.

Голоса с веранды были слышны и здесь. Но ребята пели, а не горлопанили, и я различала лишь отдельные слова.

Они вспоминали...

Нет. Им нечего вспоминать. Они все помнят. Они никогда не забывали!

Две слезинки не удержались на кончиках мокрых ресниц и все же сбежали по моим щекам.

– Не плачь. Это жизнь. Это наша жизнь.

Голос Ильи звучал тихо и глухо. Я чувствовала, что он смотрит мне прямо в лицо, но была не в силах открыть глаза, потому что в них стояли слезы.

Мягко прикасаясь кончиками пальцев к моим щекам, Илья стер слезинки.

Мне так захотелось прижаться щекой к его ладони...

Он продолжал медленно водить пальцами по моему лицу, нежно поглаживая каждый изгиб, каждую едва намечающуюся морщинку...

К сексу все это отношения не имело, но в моей душе что-то происходило. Что-то новое, хорошее, не поддающееся словам... и я поняла, где у человека находится душа. Она не в голове или у сердца – она повсюду, в каждой клеточке.

Рука Ильи все так же бережно поглаживала мое лицо. Теперь я не могла открыть глаза уже не из-за слез... Просто не могла. Не открывались они. Мозг не хотел возвращать меня в реальность.

Я чувствовала, что улыбаюсь, голова моя кружилась, и я улетала в легкую даль...

Он приласкал меня всю, хотя не дотронулся даже до шеи. Он обласкал мою душу.

Мне стало спокойно. Хорошо, как в детстве, в уютной, любимой кроватке под желтым легким, одеялом, с белой подушкой в кружевных рюшечках...

– А-а-а! Вот ты где, скотина! – донесся пьяный голос от двери на веранду. – Илюха! Водяра кончилась!

От неожиданности я распахнула глаза и повернула голову к вошедшему. Краем глаза одновременно заметила, как Ельчанинов судорожно отдернул руку от моего лица.

– Колян, а тебе не хватит? – недовольно поинтересовался Илья.

И тут из-за спины Коляна протянулась мощная рука с закатанными рукавами свитера и взяла его за горло локтевым захватом. Действие сопровождал снисходительный басок Жень Геннадича:

– Голуба моя, надрался, как скотина, так иди проспись. Ох, положу я тебя на кодирование, допрыгаешься...

От смущения я не знала, куда глаза девать. Ничем предосудительным мы не занимались, но между нами возникла какая-то связь, близкая... интимная.

– Ксюша, помоги мне салаты заправить, – нашел выход из неловкого положения Илья Владимирович. – А то, действительно, наквасятся парни, куролесить начнут. Надо бы закуски добавить. Вообще-то мы люди неплохие...

– Но лучше вас не трогать и обильно кормить, – попыталась я пошутить.

– Вот это правильный подход к делу, – поднял указательный палец хозяин.

Весь этот день был удивительно теплым и приятным. И даже не а смысле погоды, хотя и она не подкачала, а в смысле атмосферы и приятн9й компании.

Ребята шутили и смеялись, точнее, ржали, оглашая окрестности богатырскими голосами, чем чрезвычайно нервировали соседских собак.

К вечеру теплая тусовка начала постепенно таять. Гости подолгу прощались и не уходили, потом снова прощались и снова оставались. Но тем не менее к сумеркам нас осталось всего пятеро, считая меня и хозяина дома.

– Вы, наверное, устали, Ксюша? – заботливо поинтересовался Ельчанинов. Мы снова сидели за столом, но на сей раз пили кофе с конфетами, тортом и мороженым.

Как странно, эти закаленные, мужественные парни, как дети, обожают сладкое!

– Я вас отвезу.

– Вы выпили, Илья, вам нельзя. Лучше вызовите мне такси.

«Не разорится», – подумала я и с грустью констатировала, что мы снова перешли на «вы». Праздник закончился. Впереди – будни. А то, что происходило там, в гостиной...

Он просто видел мое состояние и попытался успокоить истеричную женщину. Остальное я напридумывала. В конце концов, это мое соображение, мои чувствами ничего страшного, если я иногда даю им волю.

– Ксюша, это совершенно безопасно, заявляю как доктор, – пробасил Жень Геннадич. – Мой друг машину даже в коме вести сможет. Проверено! Не так страшен советский танк, как его пьяный экипаж!

– Звучит очень оптимистически!

– Шучу, я шучу! – оправдывался толстяк, сообразив, что сморозил глупость.

– Ну, хорошо, – решила я, глянув в абсолютно трезвые глаза Ельчанинова. – После того волшебства, что вы сделали с моей ногой, всему могу поверить. Даже если скажете, что прилетели пришельцы.

– А между прочим, вы совершенно правы, – начал было Жень Геннадич, но его перебил господин Ельчанинов.

– Хорош заливать. Ты свои бредни среди здравомыслящих людей не распространяй. – Илья вошел в дом, взял ключи от машины и пригласил меня с собой.

Синяя «Мицубиси», к ночи ставшая черной, просто пожирала километры. До города было довольно близко, и мы доехали в рекордно короткие сроки. Причем не до города, а прямо до моего дома.

Ну, не совсем до дома... Я попросила высадить меня у аптеки. В девять вечера все мои старушки, как стойкие оловянные солдатики, еще на посту.

Всю дорогу мы молчали. Я обдумывала подробности этого дня, тщательно откладывая их в памяти. Однако по прибытии на место уже нужно было что-то говорить.

– Спасибо, Илья, – нашла я универсальную формулу.

– Набрались впечатлений для следующей статьи? – сдержанно поинтересовался Ельчанинов.

– Нет, Илья. Я не смогу. Не смогу написать эту статью, – отрицательно покачала я головой.

– Почему? – бесцветно спросил он.

– По техническим причинам. – Моя улыбка, верно, выглядела кривовато. – Залью слезами первую же строчку. И потом... Про вас должен писать мастер с большой буквы.

– Зато вы искренни и умеете сопереживать, – все так же бесцветно возразил Илья.

– Да... но – нет. Не смогу.

– Очень жаль. Значит, в Лунино мы не поедем.

– Ох, не знаю, не знаю я.– Мне не хотелось уходить, не хотелось расставаться с Ельчаниновым, но...

– Возьмите, – Илья Владимирович протянул мне визитку. – Мой сотовый у вас есть. Если вдруг надумаете... или просто...

Что «просто», он не договорил.

– Счастливо, Илья.

Выбравшись из машины, я тихо прикрыла дверцу и впервые после манипуляций Жень Геннадича ощутила какое-то неудобство в ноге.

Пока я обходила лужу, «Мицубиси», взвыв мотором (выходит, зря я иномарки хвалила), скрылся за домами.

Выходить на работу до окончания действия больничного листа – полное безумие. То, что моя нога больше не болит, еще ничего не значит. Мне приказано ее не перетруждать, вот я и следую рекомендации врача. Гореть трудовым энтузиазмом на работе – это не про меня. Вот полениться от души – пожалуйста.

После экологически чистого Желудева спала я как убитая. Столь насыщенная событиями неделька диктовала необходимость полноценного отдыха.

Навязчивая трель звонка выдернула меня из объятий Морфея лишь в половине двенадцатого. Внутренне посопротивлявшись, я протянула руку и, не открывая глаз, приложила трубку к уху.