Текст книги "Наваждение"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Глава 4
СПАСИТЕЛЬНИЦА В БЕЛЫХ ОДЕЖДАХ
«Глаза смотрят на меня. Я не знаю, чьи это глаза… я боюсь их.
В них такая укоризна, словно я совершила что-то дурное… Но я ни в чем не виновата…
Не надо так смотреть!»
Симпатичная девушка в модном сарафанчике смотрела на Катю в упор. Она стояла перед ней, держась за поручень, и Катя хотела было встать, чтоб уступить ей место. Может, девушка инвалид или после операции? Что она так уставилась?
– Не надо, – улыбнулась та, заметив Катино движение. – Сидите, сидите… Просто я увидела в вас родственную душу. Вы удивлены?
– Да нет, – пожала плечами Катя. – Извините, я просто устала, задумалась…
– Да, я вижу, – подхватила девушка. – У вас очень печальный взгляд. Вам нужна помощь. Ваша душа нуждается в поддержке.
Катя смутилась. Девушка говорила громко, на них стали поглядывать остальные пассажиры вагона метро, причем с явным неодобрением. К тому же Катя не привыкла рассказывать первым встречным о своих проблемах, тем более просить у них помощи.
– Вы напрасно краснеете, – сказала девушка. – Господь велел людям быть внимательнее друг к другу, помогать во всех нуждах, так что я всего лишь исполняю заповедь Христову. Вы верите в Бога?
– Н-нет… – с запинкой выдавила Катя.
– Понимаю, – кивнула девушка. – Вы просто никогда не задумывались над этим. Вопрос веры – очень сложный вопрос, и глубоко личный. Так ведь?
– Да, – подтвердила Катя.
– А все просто, – вновь приветливо улыбнулась девушка. – Надо только верить… Когда просишь с верой, то обязательно получаешь…
– Но я не могу…
– Ну и что?! Хотите, я попрошу за вас? Я для себя ничего никогда не прошу. Мне лично ничего не надо, я счастлива тем, что есть… – зачастила она, словно выученный на «отлично» урок.
– Ну… стоит ли мне вас утруждать?
Катя поднялась и протиснулась к выходу. Девушка ей теперь казалась уже не приветливой, а странной. Взгляд у нее стал каким-то стеклянным, как у робота…
Но девушка последовала за ней. Она вышла вслед за Катей на платформу и огляделась.
– Ой, какая удача! Вы живете совсем рядом с нашим Центром! Вам будет удобно посещать семинары…
– Какие семинары? – удивилась Катя. – Вы студентка?
Девушка засмеялась:
– Я послушница. Но можно это назвать и студенткой. Я изучаю Евангелие и учусь толковать откровения Пресвятой Девы. Если она будет милостива, то ниспошлет мне Благодать стать осиянной ее Учением…
– А… – Катя огляделась по сторонам, куда бы ей скрыться от навязчивой проповедницы, но, как назло, на платформе, кроме них, никого не было. – Так вы баптистка…
Девушка опять засмеялась.
– Глупости и предрассудки! Разве я похожа на баптистку? Мы толкуем каноническую Библию и житие Пресвятой Богородицы… – Она вдруг крепко ухватила Катю за руку и зашептала, гипнотизирующе глядя в глаза: – Я вижу… Ты сестра наша… Я тебе послана в час трудных испытаний как Светлый ангел… Это Ее воля! Не отрекайся от нее… Не бери на душу грех…
Цепкие пальчики впились в запястье, зрачки приближались, расширяясь, к Катиным глазам, а голосок журчал ручейком, лился в уши… и слова ее впивались в подсознание, впечатывались в память…
Катя не могла уже сопротивляться. Она смотрела на юную проповедницу, как кролик на удава, и слушала, слушала…
– Пойдем со мной, сестра… Я приведу тебя к счастью… Дева Мария даст тебе то, что ты пожелаешь…
«Чьи глаза смотрят на меня? За что упрекают?
На золотистом холсте в полный рост нарисована женщина в белых одеждах. У нее огромные, светло-голубые глаза… Но это не ее взгляд преследует меня…
На меня сейчас устремлена добрая сотня глаз. Все восторженные, широко распахнутые в экстазе…
Но среди них нет Тех самых…»
Нет, это не сон. Это явь. Только, хоть убей, Катя не помнила, как оказалась на сцене маленького окраинного кинотеатра, в котором собралось человек пятьдесят – шестьдесят.
Девушка-проповедница по-прежнему держала ее за руку. А рядом с Катей на сцене сидел за низким столиком красивый моложавый мужчина с благообразной бородкой, похожий на лектора или преподавателя.
– Приветствуем тебя, сестра, – сказал он Кате. – Вижу, Дева позвала тебя, ввела в транс, указала нам твою избранность…
Катя покосилась на стоящую тут же, на сцене, картину, изображавшую женщину в белом. Похоже, она служила собравшимся иконой.
– Брат Кирилл, – сказала «преподавателю» девушка, приведшая Катю, – у сестры проблемы с деньгами. Я думаю, надо ей помочь…
Катя ужаснулась в душе: неужели она все разболтала невесть кому? Да еще при таком скоплении народа?! Загипнотизировали ее, что ли?
– Отринь материальное, откупись от суеты, чтобы целиком посвятить себя духовному, – сказал Кате отец Кирилл. Он поднялся, подошел к ней и положил ладонь ей на лоб. – Сколько тебе нужно для счастья, сестра моя?
– Четыреста долларов, – словно зомби, ответила Катя. – И еще двести каждый месяц.
Брат Кирилл усмехнулся.
– А для чего они тебе?
– Платить за квартиру…
– А вкусно есть и пить, наряжаться, развлекаться разве не хочется тебе?
– Нет, – честно ответила Катя. – Мне как-то все равно.
Брат Кирилл опустил свою руку и торжественно провозгласил:
– Убедились, братья и сестры?! Ей все равно! Верно было знамение Богородицы! Правильно рассчитал я дату нашего собрания!
– Славься, Богородица, Дева Пречистая… – тут же грянул в ответ нестройный хор голосов.
А брат Кирилл, который явно был тут самым главным, наклонился к Кате, приподнял за подбородок ее лицо и нежно тронул губами ее губы.
– Открой нам свое имя, сестра.
– Екатерина… – пролепетала Катя. – Криницына.
– Криницына?! – воскликнул он, словно она его чем-то обрадовала. – Что я говорил, братья и сестры?! Чистая, святая криница… Разве это не символично?!
Все закивали, с благоговением глядя на Катю.
– Славься, Дева Пречистая… – сказал ей брат Кирилл.
Катя залилась краской и смущенно шепнула ему:
– Вы ошиблись… Я не дева… уже давно… Вы, наверное, меня с кем-то перепутали…
– Телесное, физическое не имеет никакой связи с духовным, – терпеливо объяснил ей он. – Душой ты чиста. Именно такую искал я триста дней и ночей… – Он взял Катю за руку и повел к кулисам, велев своей пастве: – Молитесь Деве, славьте ее Благодать, благодарите за сей ценный Дар…
Катя поняла, что Даром является она, вот только почему? Что она такого сделала? И почему они так радуются тому, что ей нужны деньги? Разве могут одолжить?
За сценой оказалась маленькая комнатка, в которой был накрыт скромный стол: бутылка джина, тоник, бутерброды с икрой, тарелка с ломтиками лососины, пиалушка с маслинками и широкая миска с водой, в которой плавали ароматные Лепестки роз.
– Садись со мной, – сказал Кате брат Кирилл и первым опустился в кресло. – Омоем руки, как помыслы наши, и приступим к трапезе. Как видишь, все здесь постное, все по канону…
Катя окунула вслед за ним пальцы в чашу с водой, встряхнула их, отряхивая капли, так же, как и брат Кирилл, и посмотрела на замерших вдоль стен женщин и девушек в белых платьях.
Они стояли не шелохнувшись и смотрели на них с почтением.
– А они? – спросила Катя. – Я могу подвинуться…
Она села на самый краешек кожаного дивана, освобождая рядом с собой место. Ей было неловко есть в присутствии молчаливых наблюдателей.
– Им не положено, – сухо оборвал ее брат Кирилл. – Они еще не прошли послушание.
– А я?
– Ты другое дело. Ты Светлая сестра моя, – пояснил он, но понятнее от этого не стало.
Впрочем, голод брал свое, и вид деликатесов будил зверский, просто неприличный аппетит. Катя не удержалась и отправила в рот сначала маслинку, потом один бутербродик, потом другой…
А тут брат Кирилл протянул ей высокий бокал, до краев наполненный пузырящимся напитком. От него пахло можжевельником и лимоном, и Катя с наслаждением осушила его до дна…
Непонятно, что это за Братство такое и почему оно славит не Христа, а Богородицу, но у них очень здорово и приятно… И пожалуй, ей здесь нравится…
«Я никогда не пью много. Я еще ни разу не была очень пьяной. И я не сумасшедшая, чтобы думать, что опьянела от одного бокала терпкого, похожего на газировку, напитка…
Но я перестала быть собой…
Я больше не я… Я вижу себя словно со стороны, а тела совершенно не чувствую. Оно больше не принадлежит мне…
Оно принадлежит… брату Кириллу…
Оно, это тщедушное, жалкое, голое тело, лежит поперек широкой кровати, неловко запрокинув за голову тонкие руки, до половины загорелые, до половины молочно-белые… И декольте на груди загорелое – а дальше просто неприличная, синеватая белизна…
Мне видна каждая прожилка, каждая просвечивающая сквозь тонкую кожу вена…
Моя вена, с моей кровью…
Но ведь я больше не я…
По голубой простыне разметались пепельные волосы… А глаза широко открыты. Они смотрят на меня…
Нет… это я смотрю на себя…
А брат Кирилл обращается с моим телом совсем не по-братски. Он с вожделением покрывает его поцелуями, покусывает сосок, крепко сжимает руками бедра, разводит в стороны ноги…
У брата Кирилла на лбу выступила испарина, лицо покраснело. Он тяжело дышит, ритмично вдавливая мое тело в свою кровать.
Но я не знаю, где эта кровать находится и как на ней очутилось мое тело… Наверное, в этом вкусном джине с тоником было подмешано еще что-то, парализующее волю и отключающее чувства…
Но это я знаю сейчас, когда смотрю со стороны на мое распростертое тело. Когда я очнусь в нем, я об этом даже не вспомню…»
– Димка, который час? Я проспала?
Катя зажмурилась от яркого солнца и села на постели.
Но рядом был не Димка. Рядом лежал, завернувшись в белый махровый халат, красивый бородатый мужчина. Он ел спелый виноград со стоящего прямо на кровати серебряного блюда.
Это брат Кирилл…
И в памяти тут же всплыли странные картины – не то сон, не то видения…
Катя покраснела и потянула на себя шелковое покрывало. Под ним она лежала абсолютно голая.
– Не смущайся, – сказал брат Кирилл. – Теперь уже все равно поздно… Кстати, а кто этот Димка? Твой возлюбленный?
– Он ведь ждал меня всю ночь! – ужаснулась Катя. – Что же я ему скажу?!
– Лучше правду, – улыбнулся брат Кирилл. – А куда ты так спешишь, что боишься опоздать?
– На работу.
Он поморщился:
– Фу, какие глупости… Работать надо только на благо Пречистой, а не на людей. А чем ты занимаешься?
– Торгую на оптовом рынке.
– Тем более! – воскликнул он. – Христос ведь прогнал торговцев из храма.
– Но я зарабатываю на жизнь, – возразила Катя.
– А тебе больше не надо этого делать, – сказал он и поднес к ее губам спелую виноградинку. – Ам… Помнишь, как в «Песне Песней» Соломон сравнивает лоно Суламифи со спелым виноградом? Твое лоно тоже освежает и пьянит, как этот сок…
Катю смутили его слова, а особенно то, что вслед за словами он приступил к делу – стянул с нее покрывало и запустил пальцы в курчавые волоски на лобке.
– Это спелые колосья пшеницы… нива… жатва… – бормотал он.
От резких, нетерпеливых движений ей было больно, но она боялась крикнуть, понимая, что в этом странном, незнакомом месте никто не придет ей на помощь.
– Ты русалка… – Грудь и живот Кати обжигали его горячие губы. – В такую жару у тебя прохладная кожа… Ты холодная… холодная…
Голос его становился все требовательнее, в нем сквозили нотки недовольства. Катя поняла, что панически боится его, заставляя себя послушно следовать его воле.
– Ты холодная! – крикнул брат Кирилл. – Ледышка! Больше страсти! Разве не прекрасен возлюбленный твой? Разве ноги его не столбы, а живот не сноп пшеницы?
Она зажмурилась, уже ничего не соображая от страха.
Этот Кирилл просто сумасшедший… Сейчас он убьет ее, и никто даже не узнает, куда делась девушка Катя… Была и нету…
Она обвила руками его шею, подалась вперед, изогнулась призывно, лепеча что-то нечленораздельное, что вполне можно было бы принять за любовную страсть.
С ее музыкальным слухом было несложно вторить его вздохам и стонам, то поднимаясь на два тона вверх, то опускаясь на полтона ниже…
И она больше не была прохладной – все тело пылало, точно сваренное в кипятке, опаленное его ласками. От чересчур крепких поцелуев оставались багровые кровоподтеки, а от неистовых объятий – фиолетовые синяки.
Наконец брат Кирилл насытился и отвалился в сторону, довольно урча. Он потянулся к висящему у постели шелковому витому шнуру и дернул его. В глубине квартиры раздался звонок.
Катя и охнуть не успела, как в спальню вошли три молчаливые девушки в белых одеждах. Одна подала ей такой же, как у Кирилла, халат, другая протянула им поднос с двумя стаканами красного, как кровь, напитка, а третья открыла расположенную в углу спальни дверь, прошла в ванную и отвернула краны, наполняя ванну водой.
Катя чувствовала себя растерзанным куском добычи, доставшимся сумасшедшему хищнику. Она невольно вздрогнула, когда брат Кирилл прикоснулся к ней, подавая стакан с напитком.
Он улыбнулся, и улыбка была вновь мягкой и интеллигентной.
– Не бойся, – сказал он ласково. – Мы отдали должное телесному и отринули его от себя. А теперь без ненужных греховных помыслов устремим свои души ввысь.
Катя пригубила напиток не без страха, но он оказался обычным гранатовым соком, правда не консервированным, а свежим.
Видно, его выдавили в соковыжималке эти молчаливые служанки, а может, другие… Кто знает, сколько их там еще скрывается в глубине квартиры?
– И прежде, чем мы отдадимся во власть вечных истин, давай покончим с земными проблемами, – изрек брат Кирилл.
Он протянул Кате ладонь, на которой лежали невесть откуда возникшие стодолларовые бумажки.
– Шестьсот, – сказал он. – Через месяц дам еще двести. Тебе этого не хватало для счастья?
– Вы меня… покупаете? – ужаснулась Катя. – Но я не проститутка! Не надо!
Она попыталась отодвинуть протянутую ладонь, но брат Кирилл нахмурился:
– В Писании сказано: не отталкивай руку дающего. Это такая мелочь, сестренка… Я могу дать тебе несравнимо больше…
– Но за что?
– За то, что ты есть.
Катя несмело улыбнулась ему и взяла деньги. Ее сумочка лежала рядом, на тумбочке, и она сразу же сунула доллары туда.
Как странно… Никогда и никто ей ничего не давал просто так…
А этот красивый моложавый мужчина почему-то воспылал к ней страстью, но при этом толкует о душе и хочет ее озолотить…
Странно и непонятно…
Но надо ли противиться тому, что кажется вовсе не так уж плохо?
Вот только что сказать Димке?
Глава 5
СОДЕРЖАНКА
– Ты где шлялась? – крикнул Дима, едва Катя переступила порог. – Я все морги обзвонил! Я уже на оптовый смотался… А тебя нигде нет…
Вид у него был жалкий, растерянный и взъерошенный, а взгляд злой. Он переживал, искал ее, а она – нате-пожалте – является в дом через двое суток, да еще в сопровождении элегантного холеного мужчины.
– Не кричите так, молодой человек, – поморщился гость. – К Светлой сестре не подобает обращаться в таком тоне.
Димка опешил и удивленно уставился на Катю.
Что мелет этот тип? Какая она ему сестра? У Кати есть братишка, Игорек, но он благополучно живет в родном Рыбинске и ходит в школу. Или Катя выдала себя за Димкину сестру? Но зачем? Какой от этого толк?
Однако он замолчал. А незваный гость прошелся по их квартирке, осмотрел поблекшие, покрытые пятнами обои, допотопную, покосившуюся мебель, вытертый до серого цвета палас на полу… Он даже заглянул в туалет и брезгливо скривился.
– Нет… Это плохая квартира, – наконец изрек он. – Тебе она не подходит.
– Простите… А почему, собственно, вы решаете, где нам жить? – спросил Дима. – Вы кто?
– Брат Кирилл, – вежливо ответил тот, глядя куда-то сквозь Диму. – А решаю я, поскольку я плачу. Я только что покрыл ваш долг Василию Марковичу и думаю, что дольше Кате здесь оставаться не имеет смысла. – Он поразмыслил, прикинул что-то и велел: – Ждите. Я буду к вечеру.
– Что за хрен с бугра? – почему-то шепотом спросил Димка, когда за Кириллом закрылась дверь. – Чего он тут распоряжается?
– Не знаю… – так же шепотом ответила Катя. – Он руководит какой-то сектой… Они молятся Богородице… Ему видение было, и он принял меня за какую-то Деву…
– Дурак! – хмыкнул Димка. – А он правда наш долг отдал?
– Правда… И еще вот… – Катя раскрыла сумочку и протянула Димке шестьсот долларов. – Он сперва дал мне на квартиру, а потом забыл, что ли, и сам с Василием Марковичем расплатился.
– Точно дурак! – радостно решил Димка, забирая деньги. – Теперь гуляем, Катюха!
Катя секунду поколебалась: говорить ему или нет, каким путем она заработала эти деньги?
Нет, не стоит… Димка считает Кирилла полным лопухом, стоит ли его разочаровывать?
– И теперь я не буду работать, – добавила она. – Вернее, буду, но не на рынке, а в Братстве.
– А много платить будут? – поинтересовался Дима.
– Не знаю…
– Наверное, много, – решил он. – У этого чувака, кажется, переизбыток «зеленых». Такого индюка не грех и пощипать…
В Димкином голосе проскользнули такие до боли знакомые интонации – он стал на секунду похож на свою мамашу.
И после того как «зеленые» перекочевали в его портмоне, его почему-то перестало интересовать, где же провела все-таки Катя ночь и чем занималась…
Вечером вместе с братом Кириллом пришли два юнца в белых рубашках и светлых брюках и три пожилые женщины в белом.
– Собирайте вещи, – велел Кирилл. – Вы переезжаете.
Собираться самим Кате с Димкой не пришлось – за них это делали послушники. А они лишь руководили, что брать да куда упаковывать…
С окраины они перебрались в самый центр.
Щедрый брат Кирилл снял для них трехкомнатную квартиру на Тверской, с высоченными потолками и шикарной мебелью под старину.
– Вот эта, большая, для Кати, – распорядился он. – Ее вещи переносите сюда. А молодому человеку будет удобнее здесь. – И Кирилл указал на самую маленькую комнатку, с окнами во двор. – Живите спокойно, оплачено за год вперед.
– А для чего нам третья комната? – спросила Катя.
– Я оставляю вам Агриппину, – милостиво решил брат Кирилл, указывая на сухонькую старушку в белом платочке. – Она приготовит и уберет, если надо. Это ее послушание.
– Не волнуйтесь, братья и сестры, – закивала Агриппина. – Все будет справно…
«Июля 29 дня, в лето 1521, крымские татары, под предводительством хана Гирея, соединившись с ногайскими и казанскими, осадили Москву неисчислимым войском.
Среди облаков дыма, под зарево пылающих деревень перепуганные жители искали спасения в Кремле.
Поперек улиц стояли брошенные повозки со скарбом, а в воротах теснились толпы людей. Слышались стоны, плач и крики младенцев.
Митрополит молился истово, но даже он в душе не верил в спасение…
И только юродивый старец Василий, молясь среди ночи в соборной церкви Успения Богоматери, вдруг узрел, как распахнулись церковные врата, как поднялась с места икона Владимирской Богоматери, и послышался от нее голос: «Выйду из града с российскими святителями»…
Не медля собрали крестный ход и пошли вкруг Кремля, неся впереди Заступницу Володимирскую…
А в ту же ночь крымскому хану сон приснился. Явилась к нему с горы Дева, вся в белом, а сияние от нее шло золотое… А за нею шло войско многотысячное…
Испугался хан, поняв, что Святая Заступница христиан сама возглавила их войско. А со страху да спросонья померещилось ему, что крестный ход с иконой и хоругвями и есть то самое войско…
В спешке, в панике бежали татары от стен Москвы, не решившись на битву…
Я видела это как наяву, видела перекошенные страхом узкоглазые лица, слышала ржание и хрипы коней, шум и мольбы, нестройный хор поющих «Осанну» голосов, чуяла запах пота и дыма…
И я видела впереди длинной людской процессии молодую красивую женщину в белом платье с голубым пояском. Длинные золотистые волосы были распущены вдоль спины…
Я спросила ее:
– Кто ты?
И она рекла мне:
– Мария…»
Брат Кирилл закрыл самиздатовскую книгу в дешевенькой бумажной обложке и посмотрел на Катю.
Она сидела на стуле неестественно прямо, прикрыв глаза и подняв лицо вверх.
Руки лежали на коленях ладонями вверх, а пальцы слегка шевелились, словно она перебирала ими некие невидимые, опущенные с высоты нити…
Собрание проходило в помещении детского сада и было немногочисленным. Странно и неуклюже смотрелись великовозрастные дядьки и тетки, расположившиеся на низеньких детских стульчиках, в окружении стеллажей с игрушками, к которым был прислонен все тот же портрет Девы в белом.
– Она в трансе, – тихо сказал собравшимся брат Кирилл. – Просите мысленно Заступницу сейчас о самом сокровенном, Катя донесет через себя к Ней ваши мольбы.
Его паства послушно опустилась на колени и согнулась в земном поклоне, упираясь лбами в пол.
«…Я здесь, в двадцатом веке, я вернулась. Я прошла сквозь толщу времен.
Я вижу молящихся людей, слышу их мысли, обращенные ко мне. Вернее, через меня к Ней. К той, что смотрит с золотистого холста…
И сейчас я верю, что Она может исполнить все просьбы.
Моим ладоням горячо, словно на них светит мощная лампа-солюкс. От них по всему телу разливается тепло…
На мне тоже длинное белое платье, как у Нее… Я мысленно вторю десяткам отдающихся во мне молитв, присоединяя к ним свою:
– Аве, Мария…
И мне кажется, что это уже было со мной раньше…
Да… Я надевала длинное белое платье… потому что Димка испортил мою блузку. Свадебное платье его матушки…
И неимоверно пышное свадебное платье моей сестры Лиды, переделанное для выпускного бала…
Как часто я, оказывается, носила белое…
– Аве, Мария! – пела я тоненьким голоском со сцены, а на меня, так же как сейчас, смотрели десятки глаз…
Все повторяется… Просто теперь понятно, что все, что с нами происходит, не случайно…
– …Это такое странное чувство… Как будто родство со всем миром, и с космосом… со всей Вселенной…»
Брат Кирилл ласково погладил Катину руку:
– Тебе страшно, девочка? Ничего, ты привыкнешь…
– Мне не страшно, а странно, – поправила она. – Кажется, что кто-то смотрит на меня и знает наперед все, что я скажу или сделаю…
– Это Божья Матерь.
– Но я ведь не верила в Бога.
– Ты сама не сознавала, что верила, – поправил брат Кирилл.
Они вели душевную, неспешную беседу, удобно расположившись в мягких креслах у горящего камина.
А за окном моросил холодный нудный дождь – это вступала в свои права осень.
Остаток лета промелькнул незаметно. Да и вообще жизнь протекала как бы помимо Кати, словно она не принимала в ней участия…
Ее все больше затягивали философские беседы с братом Кириллом и совместные радения, когда молящиеся сливались в общем экстазе, а сама она впадала в некое подобие транса.
Это было незабываемое ощущение.
Нет, она не перестала любить Диму. Наоборот, любовь ее стала более светлой и зрелой, потому что вместе с ним Катя любила теперь весь мир. И этому счастливому чувству научил ее брат Кирилл.
Катино сердце переполняла благодарность. Кирилл так изменил ее жизнь!
Вот если бы они всегда только беседовали на возвышенные темы и не надо было периодически ложиться с ним в постель, терпеть его ласки…
Катя больше не боялась его, ей даже казалось порой, что она отдает ему кусочек той любви, что по праву принадлежала Диме.
Рядом с Кириллом она словно распрямилась и осмелела, стала раскованнее в поступках и смелее в суждениях. Впервые в жизни Катя была не в «серединочке», а в центре внимания.
Только немного смущали его слова…
– Ты моя богиня, – говорил ей Кирилл. – Ты центр мироздания. Ты камертон небесных сфер…
Удивительно, что он в ней нашел? Она ведь такая обычная, заурядная, никакими талантами не блещет…
– У тебя высший талант, – поправлял ее Кирилл. – Ты чувствуешь вибрацию иного мира, у тебя богатая интуиция.
– Скажи, а ты сам видел Деву?
Брат Кирилл напустил на себя таинственный вид и важно изрек:
– Она является мне и напутствует в моих начинаниях, дает разъяснения и открывает будущее. И кстати, я сумел истолковать небесные знаки, которые Дева Мария начертала в небе над Соловецким монастырем. Только это большая тайна, Катенька…
– Я никому не скажу, – благоговейно шепнула она. – Я буду нема как рыба…
Брат Кирилл оглянулся по сторонам и понизил голос:
– 19 июля 1999 года наступит конец света…
Катя ахнула.
– Не бойся, – успокоил он. – Избранные спасутся, Дева обещала мне…
– А кто станет избранным?
– Наше Братство… Но при условии, что все будут исполнять мою волю, как Ее.
– Выходит, ты решаешь, кто спасется? – уточнила Катя.
Кирилл усмехнулся:
– Выходит, я… Но только потому, что Пречистая избрала меня для этой миссии, – торопливо добавил он, заметив, что тень недоумения легла на Катино лицо.
Робкая, совсем юная девчонка лет пятнадцати неслышно вошла в каминный зал и опустилась на колени.
– Я помыла веранду, брат Кирилл, – едва слышно сказала она. – Надо ли мыть коридор и порожек?
– Конечно, Аглая, – недовольно сказал он. – Когда я велю убирать, это значит, что следует вымыть весь дом, а не бегать с вопросами после каждой комнаты. Иди!
Девчонка вскочила, поклонилась и попятилась назад. Катя заметила, что длинная белая юбка ее была высоко подоткнута, так что открывала стройные голые ножки.
– Нет, постой! – велел Кирилл. – Чтобы ты лучше это усвоила, принеси плетку и ложись на диван.
– Лицом вниз? – побледнела девчонка.
– Естественно, – процедил Кирилл.
Катя смотрела, как Аглая принесла из соседней комнаты кожаную плеть с лаковой рукояткой и протянула ее Кириллу. А потом подошла к дивану, задрала юбку, спустила трусики и легла ничком, обнажив худенькие ягодицы.
Брат Кирилл вздохнул, перекрестился и трижды со всей силы ударил ее плетью, смачно, с оттяжкой, так что на девичьей попке моментально вздулись три огненно-красных рубца.
Девчонка вытерпела порку молча, закусив губу, а потом встала, натянула трусики, поморщившись, когда они коснулись ранок, оправила юбку и смиренно сказала:
– Благодарю вас за науку, брат Кирилл.
Катя даже не задумывалась о том, что фактически является содержанкой Кирилла. Она просто жила, радуясь наступившей в ее жизни светлой полосе.
Брат Кирилл часто оставлял ее у себя в Барвихе, в огромном трехэтажном доме, из окон которого открывался чудный вид на лес и лужайку.
Дом стоял в самом удачном месте, потому что остальные виллы богатеев теснились на узких клочочках земли, словно скворечники, вытягивали этажи вверх, и из их окон можно было увидеть не красоты природы, а лишь высоченные соседские заборы да будки с охраной.
У Кирилла охраны не было, хотя поверх бетонного забора проходила проволока с пропущенным по ней током. Все функции по обслуживанию «усадьбы» выполняли многочисленные послушники.
Некоторые из них жили во флигеле и сторожке рядом с домом, некоторые приезжали из Москвы, чтобы поработать днем, а ночевать возвращались к семьям.
Как поняла Катя, никто из них не ходил на работу – она заключалась в обслуживании их пастыря. А он гордо говорил, что всех их содержит и кормит.
И ее он содержал. И Диму.
Впрочем, Димке перепадало лишь то, что брат Кирилл выделял Кате на карманные расходы. А эти суммы порой перекрывали се прежний месячный заработок. Их Катя всегда отдавала Димке, чувствуя себя виноватой, что не может проводить с ним все свободное время… и что тайно изменяет ему…
Несколько месяцев Кирилл занимался ее воспитанием и образованием. Они читали Евангелие и все тексты, где упоминается Дева Мария. Катя изучала самиздатовские свидетельства очевидцев явления Девы народу, училась различать на иконах лики Богородицы.
Прежде для нее было совершенно все равно, слева нарисован младенец или справа или же вовсе отсутствует. А теперь она могла сразу отличить Казанскую от Владимирской, Троеручицу от Семистрельной, а Умиление от Утоли Моя Печали…
Раз в неделю Кирилл выезжал с Катей за покупками и сам выбирал для нее наряды. Конечно, все они были белыми, начиная от летних платьев и сарафанов и кончая свитерами, пуловерами, шерстяными юбками. Он даже сам покупал ей нижнее белье лучших фирм и колготки самого светлого оттенка.
Через день одна из послушниц, профессиональная массажистка, делала Кате массаж с ароматическими маслами, разминая не только мышцы, но и некие энергетические точки, через которые она лечила и подпитывала организм.
Каждая точка отвечала за определенный орган: под коленками – за придатки, на плечах – за легкие, на предплечьях – за сердце…
Катя действительно поздоровела и стала чувствовать себя гораздо лучше. Но может, дело было не в целебном массаже, а в отдыхе и хорошем питании?
Кожа Катина теперь была нежного розового цвета, а не напоминала больше серый пергамент. Пепельные волосы, вымытые дорогим японским шампунем и ухоженные бальзамами и кондиционерами, блестели и вились пышными волнами.
В фирменном американском салоне Кате подобрали на компьютере прическу, а потом точно исполнили выбранную стрижку на ее голове.
Незаметно для себя самой и окружающих Катя постепенно превратилась из милой застенчивой девушки в молодую светскую даму. Девочка из аристократической детской, холеная и нарядная, ничем не напоминала скромную труженицу оптовых рядов.
И она больше не стеснялась высказывать свое мнение. Ей хотелось поделиться с окружающими полученными знаниями.
