Текст книги "Наваждение"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Глава 9
МНЕ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ
Как ни далеко шагнула вперед наука, а человеческое сознание и особенно подсознание остаются загадкой.
Никто не мог понять, почему Катя вдруг будто резко очнулась от беспробудной спячки, посмотрела на карманный календарик и сказала:
– Завтра у меня день рождения.
– Ой, точно! – подхватил Дима, которому стало неудобно, что он совершенно позабыл об этой дате. – Тебе ведь двадцать! Круглая дата. Надо отметить.
– Конечно, надо, – поддержали Чика и Славка. – Устроим по высшему разряду.
– Ты только не напивайся сегодня, – поморщившись, попросил Дима. – А то завтра самой противно будет. Весь праздник насмарку.
– Нет, что ты! – испуганно покачала головой Катя. – Мне совсем и не хочется…
– А укол? – подмигнул Чика.
– Нет, спасибо, – отказалась Катя. – В другой раз.
– Естественно!
– Я бы съела чего-нибудь, – вновь огорошила она всех, потому что в последнее время жевала лишь то, что ей, как птенцу, вкладывал в рот Дима.
– Колбаса есть. Бутерброд?
– А горячего? Я бы сейчас борща… маминого… – мечтательно потянула Катя.
– Отходняк! – пихнул Чику локтем Славка. – Всегда на горяченькое тянет…
– Надолго ли?
– Посмотрим…
– Слушай, на двадцатилетие надо бы подарить что-то… Все же дата… – сказал тощий Владик.
– И я даже знаю что! – усмехнулся Чика.
Ради Катиного праздника они не ходили работать на Арбат. А Катя с утра пораньше принялась отскребать и отмывать всю квартиру, отчистила плиту, смела паутину. Старый потрескавшийся кафель в ванной обнаружил свой первоначальный цвет – нежно-салатовый.
Всем входящим в квартиру Катя бросала под ноги мокрую тряпку, ведь им все равно не придет в голову разуться.
Вместо надоевших бутербродов она написала Димке длинный список, что следует купить из продуктов, а Владика отправила на оптовый рынок за одноразовой посудой.
– Катюха, ну у тебя и трудовой энтузиазм! – проворчал Дима. – К чему такие церемонии? Посидели бы скромненько…
– Ты что?! – обиженно вскинула на него глаза Катя. – Мне ведь двадцать, понимаешь?
– Нет, я, конечно, понимаю, – пожал плечами Дима. – Но мне тоже было двадцать… В армии. Как раз перед дембелем.
– Ну?
– Ну выпили, – хмыкнул Дима. – А что еще надо?
Катя отмахнулась от него, как от несмышленыша, и принялась резать салаты.
На этот раз будет не так, как в прошлом году! Надо сделать все, чтобы этот день запомнился. Пусть Катя не умеет печь пироги с капустой и «сенаторский» торт, зато с обычными закусками она вполне справится.
И оливье, и винегрет, и сырок с чесноком, и свекла с майонезом, а на горячее каждому по большому куриному окорочку, запеченному в духовке вместе с крупно порезанной картошкой.
Сунув в духовку горячее, Катя поспешила в ванную.
Все такое чистое, даже лечь приятно, вытянуться почти в полный рост, откупорить новый шампунь, промыть волосы, ставшие какими-то липкими и спутанными, отдраить мочалкой все тело… А потом пустить на макушку тугую струю душа. Сперва нестерпимо горячую, потом ледяную, и снова горячую…
От этого все тело наполнилось бодростью, а голова прояснилась, точно Катя понюхала нашатырного спирта.
«Этот день мой. И я знаю, что должна быть чистой, как новорожденная. Ведь сегодня повторяется миг моего появления на земле…
Пусть через двадцать лет, но земля возвращается в ту самую точку своей орбиты, где она была, когда я огласила истошным криком палату рыбинского роддома.
Мне кажется, что сегодня – особенный день. И он переменит всю мою жизнь.
А мои предчувствия всегда сбываются. Правда-правда, я это уже заметила. И сны исполняются, и нечаянные мысли оказываются верными, и карта выпадает тютелька в тютельку…
Но сегодня я боюсь пытать судьбу. Я не хочу знать, что именно будет со мной.
Просто знаю – нечто очень важное. Что-то случится, и все вокруг переменится волшебным образом.
Откуда я знаю?
Только не смейтесь… У меня немного щекочет под ложечкой, под коленками какая-то странная дрожь, а сердце иногда останавливается, словно забывает сделать следующий удар.
Так всегда бывает. Я уже запомнила это состояние и узнаю его.
Точно так же я себя чувствовала, когда Димка уходил в армию. Знала: ЭТО произойдет… По неопытности я тогда не понимала что…
И когда он вернулся, прямо к моему выпускному, – у меня так же сосало под ложечкой. И коленки дрожали, я едва сумела подняться на сцену… Но Димка еще не успел эффектно появиться из-за кулис, а я уже поняла, что он там.
И в тот проклятый вечер, когда мы расстались, и в благословенный день, когда он простил меня, – ощущения были точно такими же…
Вот и пойми, к радости меня так колотит или к горю?
Хочу надеяться, что ничего плохого не случится. Почему? По простому закону природы – ведь хуже уже некуда…
А я вовсе не хочу жить в грязи, не помня, день сейчас или ночь. Я нормальная женщина. Я хочу иметь свой уютный дом. И Диму. И чтоб мы были счастливы, а любовь и радость не надо было поддерживать очередным уколом…
Я так мало хочу… Неужели мне не дадут?»
– Ой, кто это?! – воскликнула Маруха. – Кать, неужто ты?
Девчонки ввалились в квартиру и остолбенели. Полы надраены, ноздри щекочет запах домашней еды, а уж Катя…
Катюша довольно повертелась перед ними. Всего человек и сделал что отмылся, расчесался да надел нарядное платьице… А какой эффект!
– Катюха! Да ты у нас красавица! – восхищенно протянула Юлька.
Она обрадовалась, что догадалась купить у метро веточку мимозы. А подружки ведь отговаривали, смеялись: дескать, зачем козе баян, а Катьке цветы? Ей бы новый шприц – вот лучший подарок.
Удивительно, как каждый, даже опустившийся донельзя, чувствует свое превосходство перед еще более слабым и потерянным!
Девицы, которые «зависали» в коммуне неделями, лыка не вязали и ползали на четвереньках, протрезвев и оклемавшись, презирали Катю. Ведь они выходили из запоев и становились, пусть ненадолго, нормальными, а она – нет.
И вот такой сюрприз!
Юлька гордо покосилась на подруг и протянула Кате мимозу.
– Поздравляю.
Катя зарделась, сделала реверанс и взяла хрупкую веточку. Она с наслаждением понюхала ее… и девчонки дружно расхохотались.
– Ой, Кать, у тебя теперь нос желтый!
– Прошу к столу, – широким жестом пригласила Катя.
Столом назвать это можно было с большой натяжкой, потому что снятую с петель дверь положили на пару кирпичей и накрыли простыней. Зато сервирован он был по всем правилам, а одноразовые прессованные салатницы смотрелись почти как хрустальные.
К запаху еды примешивался еще один, будоражащий, дразнящий…
Маруха потянула носом и изумилась:
– Духи?
Катя виновато потупилась:
– У меня оставалось немного… Я даже забыла, что есть… Вот… А то лежат без дела…
Все расселись вокруг стола и отдавали должное Катиной стряпне. И никто не замечал, что скатерть-простыня слегка отдает дихлофосом, потому что Дима в последний момент решил поморить прыснувших в разные стороны тараканов.
Как ни странно, каждый приготовил маленький подарок. Правда, до цветов додумалась только Юлька, никто из мужчин не сообразил преподнести имениннице букет.
Дима еще с утра подарил ей маленькую стеклянную рыбку с ушком, точно у елочной игрушки. Ее Катя тут же повесила на шею вместо кулона.
Маруха с Иркой, не сговариваясь, обе презентовали по пачке колготок. Владик – флакон дезодоранта, а Чика и Славка объявили, что у них подарок общий.
Катя радовалась всему, как ребенок. Дима давно уже не видел ее такой веселой, в таком приподнято-суматошном настроении…
Она даже не пьянела, выпивая вместе со всеми водку за каждый тост… А может, дело в том, что она впервые нормально закусывала?
Да и все держались на удивление. Не забывали сказать пару слов в честь именинницы, разливая по картонным стаканчикам очередную порцию.
И вот Славка извлек из-за спины красивую блестящую коробочку, напоминающую портсигар. Внутри она была разделена на семь узких ячеек.
– Внимание! – объявил он. – Персональный набор «Неделька».
– Цени нашу щедрость! – заявил Чика и вложил в каждую ячейку по крохотному свертку, типа аптечного порошка. – Недельная доза. И вечный кайф – покой нам только снится!
Девчонки восторженно завыли и захлопали в ладоши. Чика гордо раскланялся.
– Может, попробуем? – пискнула Ирка. – Такой праздник!
Катя взяла из Славкиных рук открытую коробочку и щедро протянула девчонкам так, словно это был и в самом деле портсигар.
– Угощайтесь.
Они не заставили себя долго упрашивать и тут же схватили по пакетику.
– Здесь только семь, а нас восемь… – заметил Владик.
– Я не буду, – быстро сказал Дима.
«Мне было хорошо, а стало еще лучше. Значит, чего-то все-таки недоставало? Этого?
Какие у моих друзей красивые лица… И как тонко они понимают меня, даже лучше, чем я сама…
Ведь мое тело, моя душа так ждали этой дозы, а я хотела лишить их такого удовольствия…
Вот теперь праздник засиял всеми красками!»
…Теперь за столом в здравом сознании остался один лишь Дима.
Впрочем, теперь не было никакого стола – доска перевернута, простыня сдернута, а на полу – раздавленные пластиковые салатницы. Под ногами размазана дикая смесь из оливье и моркови с чесноком.
Виновата в этом толстая Маруха, которая с глупой улыбкой побрела куда-то «ловить кайф», покачнулась и всем своим весом сбила хрупкое сооружение.
Но она этого даже не заметила, и никто не обратил внимания…
Владик прислонился спиной к стене и жадно обгладывал куриную ляжку, вытирая жирные пальцы о джинсы лежащей рядом Юльки.
А та обняла Ирку и закрыла глаза, нежно касаясь губами лица подруги… Славка и Чика смотрели вполне осмысленно, только несли всякую чушь.
А Катя обвила руками Димкину шею, так что ему теперь было трудно сдвинуться с места, и счастливо смеялась.
Интересно, что она сейчас видит своим искаженным зрением, какие картины рисует ей воспаленное воображение?
Брызги винегрета на обоях кажутся праздничным фейерверком? А едва слышный запах веточки мимозы – цветением райских кущ?
Дима осторожно протянул руку, взял бутылку и глотнул водку прямо из горлышка.
Говорят, с волками жить – по-волчьи выть. А со свиньями?
Никто из них, и Катя тоже, не умеет жить по-человечески. Хотели посидеть, как люди… Ха! Можно было заранее предположить, чем это закончится.
Постепенно все затихли, словно заснули. Наркотик парализовал мозг и отключил работу рук и ног.
Не люди – а безвольные тряпки.
Теперь остается только ждать, когда через пару часов они начнут опять приходить в себя.
Уроды! Козлы! Как они все ему уже осточертели!!!
Но он связан по рукам и ногам. И вериги эти – Катя.
Без наркотиков, которые поставляет Чика, ему просто не справиться с ней.
Первым очнулся Чика. За ним Славка. Девчонки еще валялись в отрубе, глядя на мир бессмысленными глазами.
– Кто это сделал? – морщась, спросил Чика. – Маруха? Поднимите эту корову, пусть уберет.
– Да какая теперь разница? – махнул рукой Славка. – Ты жрать хочешь?
– Нет.
– Ну и я – нет.
Постепенно все зашевелились, поднялись с пола… Маруха жадно тянула недокуренный чинарик, Юлька пила из бутылки пиво, словно месяц в пустыне провела…
И разговор постепенно оживился… Теперь было что вспомнить и что рассказать… Хоть языки и ворочались едва-едва, зато понимание было – с первого звука…
И Катя подняла голову. Глаза еще туманились, но на ногах она стояла вполне твердо. Она взяла подаренный «портсигар», с сожалением посмотрела на опустевшие отделения и опустила его в свою сумочку.
– Дим… – пролепетала она, едва шевеля губами. – Ты меня поцелуешь?
– Да… – бормотнул он. – Потом… позже…
Только недавно она напоминала ему прежнюю Катю, а теперь вновь превратилась в неприятную, неопрятную размазню.
Вот и Ирка побрела по комнате, зацепилась ногой за разбросанные кирпичи и рухнула на пол, растянувшись во весь рост…
…Жуткий грохот сотряс квартиру. Два сильных удара – и хлипкая входная дверь влетела внутрь вместе с выбитой коробкой. А вслед за ней – крепкие парни в пятнистой форме.
Никто сразу не понял, в чем дело… Ирка загремела… А эти-то откуда?
– Встать! К стене!!! – рявкнул крепыш со злым лицом. – Руки за голову!
– Ой, мама! – пискнула Ирка, увидев перед своими глазами тяжелые шнурованные ботинки.
Чьи-то руки подхватили ее под мышки и ткнули носом в стенку.
– Что? Кто? – залепетал Владик, непонимающе моргая, когда его подняли за шкирку и сильно встряхнули.
Рыжий парень быстро ощупал Маруху сверху вниз и запустил пальцы в задний карман джинсов.
– Ой, щекотно! Не балуй! – заржала Маруха, раздвигая ноги.
И только Чике пришло в голову спросить помертвевшим голосом:
– Кто..? По какому праву..? Кто вам дал..?
В ответ он получил крепкий удар в зубы.
– Кто хозяин?
– Я, – сказал Славка.
– А это кто? Зачем собрались?
– День рождения… – промямлил он. – Вот у нее. – И указал на Катю.
«– Наркотики! – кричит верзила в пятнистой форме. – Где героин? Синцов, собаку!
А я не могу понять, что происходит… Наверное, здесь снимают кино…
Движения у всех замедленные, словно при съемке рапидом, жесты летящие…
Крепкие парни в кованых ботинках исполняют сложные балетные па. Надо же, такие плотные, а летают, точно пушинки, легко преодолевая земное притяжение…
Вот один из них скользит ладонями по телу Марухи, а она плавно извивается и приседает. Я видела такой танец в эротическом фильме…
А еще один медленно вскидывает руку, подносит ее к носу Славки, едва касается, и из-под его пальцев разлетаются в стороны красные капли… А Славка замирает над полом в воздухе, откинувшись назад, а потом планирует к стене…
У Чики смешно искажается лицо – верхняя губа дрожит, а глаза смотрят в разные стороны… Кажется, он боится? Но чего?
А мне ничто не страшно. Меня крепко держит Дима. Я чувствую сзади тепло его объятий. Мы оба рядышком смотрим этот странный фильм…
Вон как забавно поплыл по воздуху Владик, смешно суча болтающимися ногами… Его легко поднял за шиворот рыжий амбал…
А девчонок обнюхивает огромная черная собака. У нее длинный красный язык и грустные глаза.
Девчонки визжат, но тоже странно – их визг доносится до меня, словно сквозь толщу воды, он вибрирует и делится на звуковые составляющие:
– И…и…е…й…а…й…
Чика приближает свое лицо к нам, вернее, к Диме, потому что смотрит он поверх моей головы. Его губы на уровне моих глаз.
Они медленно приоткрываются и цедят глухо, едва слышно, звук за звуком:
– Е-с-т-ь?
– Да…
– С-б-р-о-с-ь…
– Куда? Собака…
– В-с-е-м х-а-н-а…
Голос у Чики вибрирует, словно проходит через трубу. А у Димы – мелкая дрожь колокольчика.
Я потом попробую сыграть эти фразы. Они так музыкальны…
До-си-фа-до…
Димины руки шарят за моей спиной. Он что-то ищет. Передвигает меня за плечи, прикрываясь мной от «пятнистых».
Я хочу повернуться, спросить, что он потерял, но его пальцы цепко впиваются мне в руку, так что пошевелиться невозможно…
Да… я тоже прижмусь к тебе, милый… Крепче…
У меня на локте болтается открытая сумочка, а в нее из Димкиных пальцев медленно летит белый бумажный пакетик… такой маленький, как аптечный порошок…»
…Собака заскулила и сделала стойку на Катю.
– Хорошая собачка… – прошепелявила Катя заплетающимся языком и протянула руку. – Я люблю собачек…
Собака угрожающе зарычала и предупреждающе щелкнула зубами рядом с Катиной рукой.
– А еще друг человека… – укоризненно вздохнула девушка.
– Синцов, обыщи! – велел злой крепыш.
Один из «пятнистых» рванул у Кати сумочку, вытряхнул на пол содержимое и двумя пальцами поднял бумажный пакетик.
Собака с рычанием бросилась к пакетику и громко завыла, виляя хвостом.
– Молодец, справился… – неожиданно ласково сказал крепыш псу.
«Зачем вы меня толкаете? Куда ведете?
Не нужно мне пальто, я еще никуда не собираюсь уходить!
Куда мне идти? Это мой дом. Мы здесь живем с Димой… и со всеми…
Дима! Ну что ты молчишь?! Скажи им! Пусть они меня оставят!
Да не трогайте вы меня! Не надо тащить волоком!.. Ну вот… теперь сапог с ноги соскочил…
Эй, там холодно без сапог!
Почему все остаются, а я ухожу? Разве я гость?
Постойте… Ну да! Это у меня день рождения! Мне двадцать лет! Поздравляете?
Спасибо, я тронута… Но именинницу нельзя уводить, пока гости не разошлись! Так не принято…
И нечестно! Почему они останутся праздновать, а меня – на улицу… И в эту вонючую машину… Здесь холодное железо…
Эй, откройте! Выпустите меня!!!
Вы ошиблись!!! Вы с кем-то меня перепутали!
Ведь у меня сегодня день рождения!»
Глава 10
БЕКАР – ЗНАК ОТКАЗА
– Криницына Екатерина Степановна?
– Да… я.
– Проживаете в Москве без прописки. Нарушаете паспортный режим.
– Понимаете… я поступала в институт…
– Понимаю.
Следователь бросал слова сухо и скупо и, кажется, ничего не хотел понимать, кроме одного.
– Это принадлежит вам?
– Нет.
Катя говорила правду. Этот героин в пакетике не ее. Такого никогда не было, чтобы ей давали порошок, – только укол уже разведенного препарата. А тем, что подарил ей Чика, она сразу угостила всех.
– Не морочь голову, – взорвался следователь. – Это твой портсигар?
– Да.
– Вот акт экспертизы. Внутренний смыв показал наличие крупиц героина. Кто принес порошок? Кто тебе его дал? Отвечай!
– Извините… – пролепетала Катя. – Я себя плохо чувствую… Я, наверное, простудилась…
– Простудилась! – насмешливо скривил рот следователь. – Это у тебя ломка, детка. Обычное дело. И ты будешь утверждать, что никогда героина в глаза не видела?
– Да…
– А это что? – Он перегнулся через стол и двумя пальцами приподнял ее рукав. – Синяки. Может, ударилась?
Катя опустила голову и тихо заплакала:
– Мне плохо… голова болит… правда.
– Охотно верю. Дать анальгинчик?
– Да!
– Ответь, где брала наркотики? Кто поставщик? Кому сбывала?
– Никому… честно…
– Никому?
– Никому…
– Только себе?
– Только себе, – кивнула Катя. – Ой!
– Отвечай, где брала?! – заорал следователь. – На ваш притон не одна уже наводка есть!
– Я… не знаю… там много людей приходит… – пролепетала Катя первое, что пришло в голову.
– Хватит дуру корчить! – Он стукнул ладонью по столу так, что Катя вздрогнула. – Ты хоть понимаешь, что тебе светит? Или совсем идиотка?
– Понимаю… – обреченно вздохнула она. – Я больше не буду…
– Ты думаешь, что дашь мне честное пионерское и мы тебя отпустим? – саркастически хохотнул следователь. – Тебе, Криницына, статья светит. А по статье вполне определенный срок.
– Срок? – недоуменно переспросила Катя. – Это что?
– Тюрьма, крошка.
– А за что?
– А за это… – Следователь ткнул пальцем в вещдок. – Статья двести двадцать восьмая, часть вторая гласит: за незаконное приобретение и хранение наркотиков с целью последующего сбыта до семи лет с конфискацией имущества.
– Семь лет? С конфискацией? – ошарашенно переспросила Катя. – А если нет имущества?
– Что-то всегда есть, – резонно заметил следователь.
– У меня только скрипка…
– Страдивари? – хохотнул он.
– Не смейтесь так, пожалуйста, голова болит, – поморщилась Катя. – За что семь лет? Я же ничего никому не сбывала…
– Один черт, детка. Тогда статья та же, часть первая: незаконное приобретение или хранение наркотиков без цели сбыта. Три года.
Катя застонала и сжала виски ладонями.
– Но я ведь не знала… Разве я кому-то сделала плохо? Только себе…
– Конечно, только себе, – подтвердил следователь. – Поздно до тебя это дошло. А незнание законов не освобождает от ответственности.
Катя отвернулась и разревелась от беспомощности и безысходности.
Следователь полюбовался произведенным эффектом, подождал, пока Катя перестанет всхлипывать, и проникновенно поинтересовался:
– Ну, а может, действительно, не твое?
– Не мое! – вскинула на него глаза Катя.
– Может, кто-нибудь тебе подкинул?
– Н-не знаю…
– А ты подумай… Кто мог?
…Димины пальцы медленно разжались, и пакетик полетел в открытую Катину сумочку…
– Никто! – быстро ответила она.
– Кто принес?
– Никто. Я на улице нашла.
– На улице? – присвистнул следователь.
– Ну да. Валялось в подземном переходе…
– И ты все бумажки с земли поднимаешь?
– А эта на сторублевку похожа…
Следователь повертел в руке пакетик и фыркнул:
– Ничего общего!
– А я с бодуна была… – пояснила Катя.
– Тогда похоже, – согласился он. – Значит, все берешь на себя?
– В смысле?
– Никого тянуть не хочешь?
– Но я правда ничего не знаю! Отпустите меня, мне плохо… У меня температура…
Следователь вздохнул и нажал кнопку на столе.
– Можешь идти.
– Домой? – обрадовалась Катя.
– В камеру.
«Злые люди! Злые! Жестокие!
Этот мир проклят! Из него исчезли краски. Значит, исчезла музыка…
А без музыки и без красок он – ничто. Просто пространство, расчерченное ровными линиями – продольными и поперечными.
Мир номер ноль.
Черно-серое чудовище, которое проглотило солнце…
«Горе, горе, крокодил наше солнце проглотил!»
Я отбила все кулаки о железную дверь. Они уже распухли и саднят. От грохота железа звенит в ушах, голова раскалывается.
Но меня все забыли. Никто не подходит.
А мне плохо! Почему никто не верит?!
Вот приоткрылось крошечное окошко в двери, кто-то заглянул и сказал:
– Ломает. Может, тазепам дать или седуксен?
– Перебьется, – ответил ему другой невидимка. – Перебесится.
И окошко опять захлопнулось.
– Спасите! – кричу я. – Помогите!!!
Но всем на меня наплевать.
Мне по-настоящему холодно в одном платье в этом каменном мешке. Стены тут словно пропитаны влагой.
На улице льет дождь вперемежку со снегом – сплошная серая пелена. Но и ее мне видно лишь в крошечное окошко под потолком, заплетенное прутьями решетки.
Почему меня сюда посадили? Разве я преступница?
Никому меня не жалко… Никому я не нужна…
Я умру здесь, прижавшись к стене, свернувшись клубочком, как одинокая собака, а никто даже не узнает…
Сделайте мне укол!!! Помогите!!! Укол!!!
Дверь открывается, и входят две здоровенные тетки. Одна наотмашь бьет по лицу, а вторая набрасывает мне на голову какой-то балахон.
Теперь я похожа на кокон. Не могу двинуть ни рукой, ни ногой. Не могу подняться. Ничего не могу. Только кататься по полу и орать.
Руки неудобно прижаты к груди, ноги спеленуты…
Злые люди! Злые! Жестокие!»
– Как самочувствие, Криницына?
– Спасибо… лучше…
– Скажите, вы знакомы с Чикиным Владимиром Леонидовичем?
– Нет. Впервые слышу.
– Ну как же! Он ведь был на вашем… дне рождения…
– Я не знаю фамилий и имен…
– М-да… Только клички? Так и запишем… А с Антоновым Вячеславом Ивановичем?
– Нет…
– Так ведь это хозяин квартиры.
– Он Антонов?
– Представьте себе. И долго вы там прожили?
– С лета.
– И за столько времени не удосужились познакомиться?
– А что, я ему в паспорт смотрела? – огрызнулась Катя.
– А кто вам Поляков Дмитрий Владимирович?
– Никто.
– Совсем никто? А он, представьте, тоже из Рыбинска…
У Кати внутри все похолодело. Они знают, что Димка был с ними, они всех переписали по паспортам… Надо постараться убедить их, что Димочка оказался с ними случайно…
– Значит, совпадение. – Она безразлично пожала плечами.
– А вот все эти незнакомцы прекрасно знают вас, Екатерина Степановна, – торжествующе сказал следователь. – И все они, как один, заявили, что вы проживали совместно с ними в квартире и регулярно употребляли наркотики. А вот где вы их брали – вопрос!
– Подождите, подождите, – остановила его Катя. – Я не поняла. Это кто сказал, что я… употребляла?
– Все, – развел руками следователь.
– Когда?
– Да вчера утром. Мы всех допросили, и показания совпадают. Полное единодушие.
– Нет, – шепнула Катя, покачала головой и добавила громче: – Нет! Неправда!
– Да вот у меня протоколы. Подписаны собственноручно. Показать?
– Да.
Он положил перед ней несколько листов бумаги. На одном из них был действительно Димкин почерк: «С моих слов записано верно» и красивая роспись с элегантной загогулинкой.
Катя лихорадочно пробежала по нему глазами сверху вниз.
– Значит… я приносила… – пролепетала она. – И кололась… и больше никто…
– У Чикина множественные следы уколов, – сказал следователь. – Но он стоит в поликлинике на учете как больной диабетом, официально получает инсулин со скидкой. Мы проверяли.
– Инсулин? – упавшим голосом переспросила Катя. – Ну да… он говорил…
Вот хитрый Чика! Даже справкой запасся на всякий случай, Как ему удалось? Катя-то знала, что за инсулин он выпаривал в ковшике…
Выходит, все вокруг умные, одна она дура?
Даже Димка, и тот испугался, написал, что дружки подсказали.
Ну и правильно, так дуракам и надо! Умные пакостят, а всегда дураки отдуваются.
– Ну как? Теперь вы признаете, Екатерина Степановна, что незаконно приобретали и хранили героин?
– Ну, раз все так говорят… – ответила Катя.
– А где? И кому, кроме себя, передавали? Антонову и Полякову?
– Нет!
– А Антонов утверждал, что в тот вечер вы ему дали дозу.
– Но мне тоже дали…
– Кто?
– Дед Пехто! – буркнула Катя.
– Ладно, – зловеще пообещал следователь. – Подумай еще. У меня времени много. Я всю твою подноготную выужу. Знаю, голубушка, что ты посредница у арбатской братвы… Через них большой поток наркоты идет…
– Какой братвы? – опешила Катя.
– Такой… За идиотов нас тут не держи… Ты свои мозги все уже пропила да проширяла, так что расколем в два счета.
«Час от часу не легче… Наверное, это у него мозги опухли от наркоты, а не у меня.
Какие еще арбатские братки? Можно подумать, я курьер наркобарона! Итальянских фильмов чувак насмотрелся? Комиссара Катанья из себя строит? Насочинял тут целого спрута…
Если бы это были шуточки, то я бы тоже посмеялась. Но эта игра не по правилам…
Три года! Прошло только три дня, а я уже задыхаюсь в этом каменном мешке. А три года?
Димочку я ждала из армии два года, и время тянулось так медленно… День за днем зачеркивала на настенном календаре, а срок все не сокращался…
Срок… Теперь мне мотать срок…
А Димочка? Он меня дождется?
Должен! Обязан! Иначе не может быть! Ведь я же ждала его! И наш директор сказал, что это подвиг… потому что… его самого не дождались…
Значит, не всех дожидаются?
И почему он сказал, что приносила наркотики я?
Фу, глупая, ведь иначе его тоже начали бы таскать… А разве лучше, если б и Димку засадили в такую же камеру?
Нет! Только не это!
Кажется, у преступников принято валить все на одного, на того, кто попался… И правильно – ему ведь все равно отвечать. Один за всех..
И все на одного?
Но ведь я помню… я видела… Это Димка кинул мне в сумку этот пакетик… А откуда у него героин? Он где его брал? Он ведь даже кололся редко…
Ох… мозги перегрелись. Вредно с непривычки столько думать. Я устала… Надо отдохнуть и как следует выспаться…
А Димочка мне потом сам все объяснит. Он всегда все умеет объяснить…
Вот придет ко мне на свидание…
Смешно как! В тюрьме тоже свидания…
Вот если бы моя камера была на первом этаже, Димка подхватил бы меня с подоконника, как в детстве, и унес на руках подальше он этого ужаса.
– Это сон, любимый?
– Конечно, сон. Это Морфей сморил тебя и заморочил голову…
– Mop-фей… Мор-фий…
– Нет, героин, моя героиня…
Он несет меня по серым полям, и туман колышется вокруг ног его, словно облака.
Серый туман похож на обман…
– Любимый, милый, я всегда буду ждать тебя, сколько надо… А ты?
– Ты… ты… ты… – доносит ответ эхо. – Жди… жди…
…Что судьба несет мне, радость или горе?
…Ведь кузнечик скачет, а куда – не видит…»
