Текст книги "Наваждение"
Автор книги: Татьяна Дубровина
Соавторы: Елена Ласкарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
Глава 6
ВЫХОД В СВЕТ
В это морозное утро Катя проснулась рядом с Кириллом. Она уже привыкла к тому, что остаться на ночь в квартире на Тверской и юркнуть к Димке под бочок ей удается все реже – от силы пару раз в неделю.
Видимо, брат Кирилл не хотел лишать ее возлюбленного мужских радостей, ограничив их среднестатистической медицинской нормой.
А Дима не роптал, когда Катя вечером звонила домой и говорила, что ей придется остаться, – он знал, как щедро оплачивается ее «сверхурочная работа».
Итак, Катя проснулась… Она потянулась под пуховым одеялом, посмотрела в окно, в котором был виден кусочек ярко-голубого неба, и сразу поняла шестым чувством, что день сегодня совершенно необычный.
– Кирилл, – позвала она, – скажи, сегодня что-то случится? У меня какое-то волнение…
Он улыбнулся:
– Ты почувствовала? – и бросил на постель длинную шубу, собранную из белых пушистых хвостиков с темными кончиками. – Прими, царица. Это настоящий горностай.
Катя зарылась лицом в мягкий невесомый мех… Нет… не то… Сердце ждет еще какой-то радости…
– Мало?
– Ну что ты… – слабо возразила Катя.
– Не лги… Я же вижу, что ты уже знаешь…
– Не знаю… честно…
– Мы едем на бал, – торжественно объявил брат Кирилл.
И Кате на секунду показалось, что время повернуло вспять, мгновенно открутило свое колесо на век назад… и она не современная девушка, а девица на выданье, которую впервые вывозят в свет на сезонные зимние балы…
…Весь день был посвящен подготовке: ванна, маникюр, массаж, прическа, макияж… И когда Катя подошла к большому зеркалу, на нее глянула оттуда незнакомая величественная дама.
Высокая прическа, открывающая тонкую шейку, смотрелась как старинный парик, густо накрашенные ресницы казались неимоверно тяжелыми и норовили опуститься вниз, полуприкрыть сияющие голубые глаза, чтобы пригасить немного, спрятать их неприлично восторженный блеск.
А вечернее платье из тонкой белоснежной шерсти элегантно облегало фигуру. Покрой казался совсем простым, без лишних деталей, но именно эта простота и стоила баснословных денег. Единственным украшением была длинная нить прозрачных индийских аметистов.
Кирилл объяснил Кате, что этот камень – талисман рожденных под знаком Рыб, он защищает от пьянства, сглаза и порчи. А ее надо беречь от дурных глаз, потому что ее тонкая натура легко поддается чужому воздействию.
«Разве? – удивилась Катя. – А ведь он прав… Я всегда кому-то подчиняюсь, словно не имею права голоса. Сначала родителям, потом Димке, а теперь вот Кириллу. Такой затянувшийся инфантилизм… Все мне указывают, как жить и что делать, словно я совсем несмышленыш… Но что поделаешь, если мне приятно подчиняться тем, кого я люблю и уважаю. Ведь настоящая любовь – когда растворяешься в любимом до конца, без остатка, становишься с ним одним целым… А значит, теряешь себя…»
Парадный подъезд недавно отреставрированного особняка был украшен разноцветными мигающими лампочками, а над дубовой массивной дверью крест-накрест были закреплены пушистые еловые лапы. От них исходил тонкий запах хвои.
– Праздником пахнет, – сказала Катя. – Но ведь до Нового года еще целая неделя…
– Это прием в честь католического Рождества, – пояснил Кирилл. – Мы приглашены в качестве одной из ветвей христианства, хотя я лично считаю, что нас нельзя причислять к верующим в Христа, ведь мы чтим Богиней лишь мать его…
Катя отвернулась, не дослушав Кирилла. Это было впервые за несколько месяцев…
Но оправданием служило то, что уже два года Катя не была ни на каких празднествах. Ни средств для этого, ни знакомой компании у нее не было. Она знала лишь работу и дом… а теперь лишь Кирилла и совместные молитвы с паствой…
А ей, оказывается, так хотелось оказаться в нарядной толпе, ей хотелось праздника, она устала от однообразных будней, от затворничества…
А здесь столько нарядных дам… играет музыка, блестят украшения… по паркетному залу кружатся пары…
Кирилл двумя пальцами повернул ее лицо к себе, цепко ухватив за подбородок, посмотрел в глаза и строго сказал:
– Слушай меня. Запомни: твоя задача – молчать, смотреть и слушать. Запоминай все, что тебе скажут, все, о чем тебя спросят. Потом расскажешь мне, кто и что говорил. Ты поняла?
Катя кивнула. Он подал ей руку, поправил свисающий на щеку локон, отряхнул горностаевую шубу… Похоже, он волновался, как примет Катю это высокочтимое собрание…
– Иди спокойно, не суетись, – напутствовал он. – Не верти головой по сторонам. Ты не должна их замечать, они должны заметить тебя.
Брат Кирилл выждал, когда оркестр окончил играть одну мелодию и еще не начал другую. Танцующие пары в это время разошлись с середины зала, и Кирилл с достоинством вывел в центр Катю.
Она сразу оказалась на перекрестье сотен глаз. И одновременно с ее появлением стоящий спиной к собравшимся дирижер взмахнул палочкой, и оркестр послушно заиграл вальс Штрауса, словно мелодия была специально посвящена Катиному появлению.
Кирилл легонько сжал ей пальцы, напоминая о своем предупреждении, и Катя постаралась не глазеть по сторонам со вполне понятным любопытством, а смотреть перед собой строго и неприступно.
А ей очень хотелось оглядеться и хорошенько рассмотреть диковинно украшенный зал, в котором вместо колонн были расставлены пушистые елочки, наряженные золотыми звездами и серебряными ангелочками.
Среди собравшихся было много знаменитостей, звезд эстрады и телеэкрана. И они смотрели на Катю как на равную…
Кирилл все тонко рассчитал, и горностаевую шубку он снял с Катиных плеч только посреди зала, а не в гардеробе, как полагалось, дав всем возможность оценить красоту и дороговизну царственного меха.
– Благодарю, – едва кивнула ему Катя, расправляя низко опущенный с плеч широкий воротник.
К ним тут же подбежал лакей в ливрее, принял из рук Кирилла шубу, а Кирилл обнял Катю за талию и закружил по залу в вальсе.
Они были единственной парой – никто не рискнул присоединиться к ним.
Зато потом, когда танец закончился, их разом обступила толпа. Женщины придирчиво оглядывали Катю, словно старались отыскать в ней изъяны, а мужчины касались губами тонкого запястья и старались подольше задержать в своих руках ее руку.
– Светлая сестра благодарит вас за радушный прием, – сказал собравшимся Кирилл, почему-то говоря о Кате в третьем лице, точно она сама не могла слова молвить.
– Это одна из вашей паствы? – ехидно спросил худой мужчина с желчным взором.
Кирилл посмотрел на него так, словно тот допустил непозволительную оплошность:
– Земной ангел, посланный Ею, чтобы служить проводником молитвам нашим, не должен чтить пастыря. Она не подчиняется мне, это я служу ей…
– Ах, как это романтично! – воскликнула одна из дам. – Прямо средневековый рыцарь, поклоняющийся своей Прекрасной Даме!
– Бесспорно, сестра моя прекрасна, – сухо отозвался брат Кирилл, – но я не смею назвать ее дамой сердца. Только чистота тела и помыслов может приблизить нас к Заступнице.
«Какой врун… – подумала Катя. – Если бы знали они, какие «чистые» помыслы возникают у него ночами, когда он наслаждается моим телом…»
– А я думала, это ваша супруга, – протянула спутница желчного мужчины. – Вам ваша религия жениться не позволяет?
Кирилл скромно потупил взор:
– По вере нам воздается.
Тут к ним протиснулась сквозь толпу решительного вида дама в широком балахоне, смутно знакомая Кате по политическим передачам. Она схватила ее под руку и поволокла прочь:
– Нам надо побеседовать, милочка. Что вы думаете о разногласиях между католичеством и православием в вопросе чествования Рождества Христова? Ваша… гм… Богородица должна бы сама внести ясность, чтоб положить конец разночтениям. Какая же дата верна? Кому же знать наверняка, как не ей?
Катя оглянулась, но Кирилла удерживали расспросами, и он не мог прийти ей на выручку.
– Неужели вы не интересовались во время ваших… гм… трансов? – не унималась дама. – Вам самой это неинтересно?
– Интересно, – едва слышно отозвалась Катя.
– Ну?!
– С нами у Нее нет разногласий, – обтекаемо ответила она.
– Следовательно, православная дата является верной? – настойчиво донимала ее дама. – Почему же вы пришли на этот прием?
От ее приставаний Катю освободила модная эстрадная певица. Она оттерла от Кати политическую тетку и жеманно поинтересовалась:
– А будущее вам открыто? Богородица может решить мою проблему?
«Она считает меня медиумом? Или чревовещательницей?» – удивилась Катя.
– А в чем проблема? – осторожно спросила она.
– Секрет, – хитро прищурилась «звездулька». – Давайте я буду думать о ней, а вы свяжетесь с Богородицей, – предложила она.
«Прям как беспроволочный телеграф… Бесплатные советы от Девы Марии», – усмехнулась Катя.
Певица схватила ее за руку, повернула ладонью вверх и положила сверху свою ладонь.
– Давайте сосредоточимся… – Она закрыла глаза. – Что вам нужно, чтобы связаться с Девой?
– Одиночество, – ответила Катя.
Певица фыркнула, убрала ладонь и с обиженным видом скрылась в толпе.
Наконец-то Кирилл освободился и подошел к Кате. Он провел ее еще в одном туре вальса и усадил на высокий стул в углу зала. Отлучился на секунду и подвел к Кате полного лысоватого человека.
– Светлая сестра молилась за вас, господин Подольский. Дева назвала вас в числе избранных Ею.
– Спасибо, – буркнул Подольский.
– И банку вашему прибудет в середине весны. Несчетны блага материальные для тех, кто печется о духовности народа…
– Пекусь, это да… – крякнул Подольский. – Сколько вам надо?
– Сущие пустяки, – потупил взор брат Кирилл. – На Пречистенке есть старый особнячок… Вот если бы выкупить его у правительства Москвы для нашего Центра… Ну и ремонт… реставрация…
– Памятник архитектуры? – уточнил Подольский.
– Конечно! Разве можно духовное место переносить в новострой?! – воскликнул Кирилл. – Корни к корням тянутся…
Господин Подольский хмыкнул, покосился на Катю и протянул руку:
– Ладно, давай адрес. Я поговорю с Музыкантским. Попробую откупить.
– И ремонт… – напомнил Кирилл. – Нам бы въехать поскорее…
– Когда там мне материальные блага пророчишь? В середине весны? Вот тогда и ремонт будет, – решил Подольский.
Кате хотелось танцевать, веселиться, но вместо этого она вынуждена была чинно сидеть в уголке, приветствуя улыбкой тех, кого подводил к ней брат Кирилл.
И это называется бал?! Никто из мужчин не рискнул бы пригласить ее на танец, никто не обменивался с ней больше чем парой фраз.
А ведь остальным прием доставлял удовольствие. Лица светились улыбками, то и дело слышался смех…
На разносимых официантами подносах искрилось в бокалах шампанское, вдоль стены на столах стояли закуски. Атмосфера становилась все более непринужденной, И лишь Катя понимала, что ее привезли сюда не развлекаться, а работать.
А брат Кирилл неутомимо представлял Катю сильным мира сего, и от каждого добивался обещания поспособствовать, посодействовать, помочь, оплатить, подарить, перечислить…
– Устала, малышка? – улучив минутку, шепнул он ей. – Потерпи, скоро пойдем… Не улыбайся! Серьезнее!
– Торт! Торт! – захлопала рядом с ними уже изрядно подвыпившая девушка. – Везут!
В противоположном конце зала показалась тележка, на которой официанты неспешно вкатили в зал белокремовое трехъярусное чудо кондитерского искусства, увенчанное тщательно раскрашенной сахарной фигуркой мадонны с младенцем.
– Какой кич, – поморщился Кирилл. – Приготовься, милая… сейчас… Встань!
Он выкрикнул это Кате в ухо, потому что вокруг стало очень шумно, все бурно приветствовали торт, словно три дня ничего не ели.
Седовласый мужчина во фраке зажег воткнутые в торт витые высокие свечи и махнул рукой.
Свет погас… И тут же все, как по команде, отвернулись от торта и уставились на Катю.
– Осанна… – испуганно прошептала полная дама и перекрестилась на нее, как на икону.
– Нимб… у нее нимб…
– Она святая… – проносился по залу возбужденный шепоток.
Катя стояла, совершенно не понимая, что происходит.
Кирилл подал ей руку и повел к выходу, строго глядя прямо перед собой. Он больше не был заискивающим просителем, он был спутником живой Богини…
Горностаевая шубка вновь обняла плечи, шофер распахнул дверцу машины…
– Быстрее, – велел ему брат Кирилл, с опаской оглядываясь на вывалившую вслед за ними из особняка толпу экзальтированных дамочек.
– Такие растерзают, – хмыкнул шофер, прибавляя газ.
Брат Кирилл оценил в заднее окошко увеличивающееся расстояние, облегченно перевел дух и протянул Кате платок:
– Вытри голову.
– Зачем?
– Это все-таки вредно…
Катя послушно провела платком по прическе и испуганно бросила его на пол.
Ей показалось, что он вспыхнул у нее в руках голубоватым пламенем.
– Не бойся, – засмеялся Кирилл. – Это фосфор… Тебя нынче им обрызгали вместо лака. Прекрасный эффект, правда?!
Он откинулся на спинку сиденья и довольно захохотал.
А Катя вдруг расплакалась обиженно… Как будто в детстве, когда сначала обещают игрушку, а потом говорят, что не заслужила…
Когда-то волшебную ночь испортил Лидкин лак, которым она щедро опылила голову сестры-выпускницы… Теперь – фосфор…
Почему как только ей предстоит бал, так непременно что-то случается?
Глава 7
ТРИНАДЦАТЫЙ АРКАН
«Женщина есть посредница по трансформации плана жизни. Ведь женщина осуществляет для своего плода переход от утробной жизни к жизни в земной атмосфере.
Итак, женщина дарует жизнь… Но картинка тринадцатого аркана Таро рисует нам фигуру Смерти.
И именно Смерть преобразует Единую Жизнь, она сносит с плеч коронованные и некоронованные головы в равной мере, а из земли вырастают новые руки и ноги…
Тринадцатый аркан Таро многие дилетанты ошибочно трактуют как физическую смерть, но это есть лишь переход к иной жизни.
Тело отдельного человека в силу целого ряда причин может стать непригодно к выполнению жизненных функций физического плана.
Астросом, или то, что называют душой, борется с неисправностями этих функций, цепляется за малейшие предлоги к продолжению жизни тела как целого в физическом плане, но в конце концов вынужден покинуть тело как непригодный механизм и начать новую двуплановую деятельность, именуемую промежутком между инкарнациями…
Тринадцатый аркан приоткрывает нам завесу тайны над тем, что выходит за двенадцатеричный круг зодиака.
Двенадцатый символ – крест. Фигурка повешенного вниз головой с заломленной ногой. Страдание…
Конечно, ведь знак Рыб последний, двенадцатый в зодиакальном круге. И рожденным под ним на роду написано страдать… Все их существование становится с ног на голову…
Но ради чего суждено терпеть эти муки? Ради новой инкарнации, перехода через смерть к новой жизни…
Смерть – это очищение, катарсис, после которого начнется новый животворящий круг…
Эти глобальные философские истины пока недоступны моему пониманию, я осознаю их интуитивно, не в состоянии осмыслить до конца…
Смерть – это конец, но в то же время и начало…
Время сворачивается в причудливую спираль, наподобие листа Мебиуса, у которого только одна сторона.
Но что означает выпавшая мне карта тринадцатого аркана Таро?
Смерть или новую жизнь?
Знак Рыб последний в круге… И мне кажется, что в нем сконцентрировались и самые светлые, лучшие качества, и самые темные свойства натуры…
Недаром на символическом изображении две рыбки. Одна плывет вверх, одна вниз. Одна – к свету, одна – во тьму.
И меня разрывает пополам, словно одна часть меня стремится к духовности и совершенству, а другая…»
Брат Кирилл наклонился над журнальным столиком, на котором Катя разложила крупные необычные карты – колоду Таро.
– Ну, что тут у тебя? О, смерть?! Выход за круг бытия… Это интересно…
– Не понимаю, что это означает, – вздохнула Катя.
– Я ведь тебе объяснял.
– Но я не виновата, что не понимаю…
– Виновата, – нахмурился Кирилл. – Знания надо впитывать как губка, не подвергая сомнениям, и принимать сердцем, а не разумом.
– Я так и делаю… Я стараюсь…
Катя смешала карты и машинально перетасовала колоду.
Чего он от нее хочет? Ведь трудно найти более послушную ученицу…
Она и так совершенно подчинилась ему. Читает только то, что он ей дает, учит то, что он считает нужным, надевает то, что он покупает…
Да кто он для нее, в конце концов?! Бог или злой гений?
Руки дрогнули, и одна карта выпала из колоды и спланировала на пол. Катя нагнулась, чтобы поднять ее.
Первый аркан. «Маг». Перевернутый символ.
Маг. Учитель. Воля… Но если перевернут, значит, надо трактовать наоборот?
Лжеучитель? Шарлатан-фокусник? Безволие?
– Ты поедешь сегодня домой? – спросил ее Кирилл.
– А можно?
Он усмехнулся:
– Послушай, милая, надо иногда проявлять хоть маленькую самостоятельность. Если я скажу тебе утопиться, ты разве выполнишь беспрекословно? Не поинтересуешься зачем, для чего?
– Тебе лучше знать… – прошептала Катя, засовывая выпавшую карту в колоду вверх «рубашкой».
Когда Кирилл находился с ней рядом, он словно парализовывал ее волю, отнимал разум. Он ликвидировал ее как личность.
Это для паствы она была Светлой сестрой, доносящей молитвы до Пречистой. А для Кирилла стала глупой, нудной размазней, которая не может сказать ни слова, не имеет собственного мнения и на все спрашивает позволения, точно малое дитя.
– Одевайся, – велел Кирилл.
Послушница Аглая принесла Кате простое длинное пальто с белым искусственным воротником. Горностаевая шуба была убрана в большой шкаф Кирилловой гардеробной до нового торжественного случая.
– Петя отвезет тебя. И оставь его ночевать в комнате Агриппины. С утра приедете прямо в молельный дом, – распорядился Кирилл.
Катя кивнула.
– Кстати, как поживает твой мальчик? Чем он занят? Не воет со скуки? Или уже завел себе новую подружку? – усмехнулся Кирилл.
Катя возмущенно вскинула на него глаза. Щеки вспыхнули.
– Мы любим друг друга! Как ты можешь так говорить?! Ты все умеешь опошлить!
– Ах… Это любовь… Ну извини, сестра… – насмешливо протянул Кирилл. – Это неземная любовь… Такая возвышенная, что мне просто не постичь… – Он рывком сдернул с Кати пальто и швырнул его Аглае. – Унеси. Я передумал. Ты остаешься.
Ему нравилось терзать ее, мучить, целовать до синяков, кусать до боли. И Катя терпеливо сносила это, привычно прикусив губы, чтобы не крикнуть.
– А это любовь земная, – бурчал Кирилл, переворачивая ее на живот. – Это низменная страсть, это животная похоть… Ты презираешь это, Светлая моя сестра? Но тогда почему ты здесь, со мной, а не со своим возлюбленным? Отвечай!
Катя всхлипнула и покачала головой.
– Не знаешь? А я знаю! Потому что тебе хочется этого! Да! Я доставляю тебе такое удовольствие, какое твой молокосос не в состоянии тебе доставить.
Господи, какое удовольствие? Она едва терпит эту боль…
А Кирилл продолжал, распаляя сам себя. Ее покорное молчание только подстегивало его.
– Я знаю тебя всю! Каждый сантиметр тела, каждое движение души. Я читаю тебя, как книгу. Ты мазохистка, моя дорогая. Вот так тебе станет совсем хорошо! Ну!
Катя застонала.
– Ага! – обрадовался Кирилл. – Что я говорил?! А теперь опусти руки на пол. Упрись. Сделай стойку. Сейчас от наслаждения ты позабудешь, где земля, а где небо…
Он самодовольно усмехнулся и крепко схватил Катю за щиколотки, поднимая вверх ногами. Она дернулась и уткнулась лицом в его ступни.
– Целуй… – прохрипел он. – Больше страсти… Не забывай, неблагодарная, кто сделал тебя Светлой сестрой, кто тебя кормит, поит и платит за все… Ну, кто?
– Ты… брат мой… – сквозь слезы выдавила Катя и коснулась губами его ноги.
«Одна рыбка плывет вниз, а вторая вверх…
Одна плывет вниз… Вот так… вниз головой… в омут… в темную, засасывающую трясину…
И он прав… Мне это нравится… Мне приятно… И я кричу уже не от боли, не от страха, а от острого, ни на что не похожего наслаждения…
Наслаждение… Наваждение…
Мое тело болтается в воздухе, он крутит его, как хочет… Оно стало совсем невесомым… Ну да ведь в воде вес совсем не ощущается…
Спальня заполнена мутной тяжелой водой, и я захлебываюсь в ней, барахтаюсь, но все равно стремлюсь все ниже и ниже. Вопреки всем законам самосохранения не вверх, к свету, а на самое дно…
Еще… еще… еще…
Я теряю контроль, мысли путаются и исчезают, остается только этот телесный восторг…
Глубже… ниже… Этот вечный искус – окончательнее пасть…
Брат мой… Мой наставник… Мой любовник…»
– Тебе понравилось, – хрипло сказал Кирилл, зашвырнув безвольное тело Кати на кровать.
Она упала ничком, не в силах даже перевернуться. Все силы ушли на это утомительно-упоительное священнодействие…
Мысли путались в смятении: если это грязь и порок, то почему от этого так хорошо не только телу, но и душе? Если это низменная страсть, то почему усталость принесла восторг?
Раньше она знала только Димочку и только с ним испытывала телесные удовольствия.
Да даже телесное не было главным – ей было просто упоительно хорошо оттого, что любимый с ней рядом, что они занимаются любовью… От одной мысли об этом душа воспаряла к облакам…
А Кирилл показал ей, на что способно ее тело…
О! Катя со стыдом подумала, что оно еще на очень многое способно… Что сегодня она узнала о себе далеко не все…
Кирилл отвел в сторону ее закинутую на него руку и с довольной усмешкой сказал:
– Нет, продолжения не будет… Ты меня вымотала… Надо восстановить силы.
Он перекатился на спину и захрапел утомленно, по-хозяйски положив ладонь на Катину ягодицу.
И от этого прикосновения внутри нее вновь начал разливаться уже знакомый жар… Кожа в том месте, где лежала его рука, зазудела…
И Катя поймала себя на мысли, что хотела бы сейчас, как Аглая, получить хороший удар плеткой по нежной розовой коже, чтобы острая боль смешалась с неземным наслаждением…
Или с земным?
А наутро она стояла в скромном белом наряде в центре круга, подняв лицо вверх, а молящиеся на коленях ползали вокруг, повторяя нараспев:
– Светлая Дева, Богородица… Возьми наши мысли, возьми наши чувства, дома возьми, деньги возьми… Освободи нас от материальных уз… Даруй нам жизнь вечную… жизнь в Духе… Молим о великом благе просветления, чтим и почитаем твой Светлый образ и посланцев твоих, как саму тебя…
Брат Кирилл стоял позади Кати, положив руки ей на плечи. Его дыхание касалось ее волос, щекотало шею, и от этого вдоль спины пробегал неприлично-сладкий ток…
Ее дрожь передалась ему. Ладони сжали плечи крепче, а низ живота прижался к ее ягодицам.
Кирилл повернул Катю за плечи и вывел из круга.
– Продолжайте молитву, братья и сестры, – елейным голосом сказал он. – Мы сейчас вернемся…
Они скрылись в задней комнате, расположенной за сценой Дома культуры, в котором проходило очередное собрание. Там суетились, накрывая к трапезе стол, несколько послушниц.
– Брысь отсюда! – рявкнул на них брат Кирилл и, не дожидаясь, пока его повеление будет исполнено, повалил Катю прямо на стол.
Белое платье испачкалось в брусничном желе, приготовленном для приправы молочного поросенка. А его покрытая золотистой корочкой морда оказалась совсем рядом с Катиным лицом. Бумажная розочка торчала у поросенка изо рта.
Кирилл вынул розочку и с усмешкой вложил Кате в зубы. А потом задрал белые одежды и велел:
– Хрюкай…
Сухопарая послушница лет сорока не успела выйти и теперь с ужасом взирала на эту картину…
Светлая посланница Девы и их уважаемый пастырь вытворяли такое…
Брат Кирилл застонал от наслаждения, поднял голову и заметил ее взгляд.
– Вот так следует избавляться от свинства в себе, – назидательно сказал он. – Надо вывернуть душу наизнанку и изгнать все темное и смрадное…
Он рывком поднял Катю со стола, оправил испачканное платье и вновь вывел к пастве.
– Славься, Дева Пречистая… – продолжали тянуть они хором, а Катя чувствовала, как стекает по ноге пролитое в нее Кириллом семя…
Тринадцатый аркан… Смерть… То, что за кругом Бытия, за гранью понимания…
Все правильно… Нет больше прежней Кати, родилась новая, и она радуется собственному бесстыдству и смеется над теми, кто не видит в происходящем чудовищного фарса…
