Текст книги "Башня вавилонская"

Автор книги: Татьяна Апраксина

Соавторы: Анна Оуэн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

– Прости, – Франческо втягивает шею в плечи и виновато вздыхает. Неуютно ему сразу жить на свете, если надо соблюдать законы природы и правила безопасности. Сверяться с кем-то, предупреждать. – Что там со Шварцем?

– ЧП там со Шварцем. Наше, рабочее. Оторвался он от слежки, и на заседание, разумеется, не явился – ну, пока не явился. Я в списки смотрю, а там это!

– Как оторвался?

– Он посреди города паркур устроил – в лучших традициях того самого сериала. И никто из его бывших учеников не сделал лучшего подарка учителю.

– Ну хорошо, – с омерзением морщится Франческо. – Отменяй встречу, отменяй пропуск, все отменяй и… нет, встречу не надо, я сам Пауле позвоню. Но вообще ты всерьез?

– Всерьез, – отвечает Максим. А потом честно добавляет. – И рисковать мне не хочется. Почему-то.

На рассветном сборище он не выдержал и вслух порадовался, что как же ему повезло: не достался курсант Щербина, притча во языцех, господину декану Шварцу, живой легенде, на воспитание. Потому что господин Шварц быстро открутил бы воспитаннику все лишнее, прикрутил бы все недостающее, вставил бы на место дырки от совести движок из гордыни и тщеславия…

«И был бы я идеальным продуктом, и шел бы проторенной дорожкой, как все прочие, и лет через двадцать заведовал бы… вот, охраной башен Совета. Венец карьеры!».

Тут образовалась нехорошая тишина, и мистер Грин взялся за телефон, выясняя в Новгороде, нельзя ли как-нибудь выдать ордер на арест Вальтера Шварца, проходящего по делу об убийстве – и господина председателя Антикризисного комитета МСУ тут же, по телефону, послали молиться и каяться с тем редким наслаждением, с которым рядовой следователь может на законных основаниях послать властелина галактики. Уточнение: рядовой новгородский следователь.

То есть, еще и пообещали вслед, что попытки давления на следствие закончатся плачевно; а господина Шварца они сами вызовут повесткой, когда свидетель им понадобится.

Следующий номер – задержать по административному обвинению, – закончился тоже пшиком. Господин Шварц, который мирно проследовал прямо из апартаментов мистера Грина в гостиничный номер, сообщил, что свое пребывание в гостинице надлежащим образом зарегистрировал, повестку на завтрашнее заседание Комитета по надзору за высшими учебными заведениями получил, в получении расписался и к двум прибудет, если в пробке не застрянет, и, простите, какого хрена будить пожилого человека в четыре утра? На каких основаниях, то есть? Предоставляет ли гостиница адвоката постояльцам?..

Пришлось ограничиться многослойным наблюдением, от которого Шварц оторвался через пять минут после выхода из фойе, а соваться в гостиницу с прослушкой после скандала было уже смерти подобно.

Избавляться же от Шварца было совершенно невозможно по политическим соображениям. Герой дня, черт бы его побрал, паяца…

– А как у нас вообще? – движение рук обозначало, вероятно, не солнечную систему и не планету даже, а данное конкретное здание.

– Очень плохо. Практически никак. Мы не контролируем внутренние помещения, мы не контролируем подходы, за пределами анклава у нас практически нет своих камер, я не рискую загонять жучка в аппаратную здешней охраны, потому что после вчерашнего… юридического побоища нам с удовольствием вменят списком все, включая гибель Гоморры, и если мы хоть чихнем в сторону службы безопасности Башен, мы сядем за бактериологическую диверсию.

Максим не стал говорить, что все-таки отслеживает ключевые фигуры СБ Башен силами флорентийского подразделения и кое-кого из команды выпускников. Если что, его самоуправство, ему и отвечать. Правда, в штате СБ Башен новгородцев оказалось не так много, а выпускников Шварца еще меньше – но и приближаться к ним нельзя, приходится наблюдать издалека.

Лучше бы вчера Антонио Шварца сдал, и черное пятно легло бы на репутацию Совета. Ничего, сегодня смыли бы вместе с остальными. С утра смываем, и неплохо получается. Но сутки назад еще не было известно, что Шварц ополчился на бывших товарищей по оружию, а да Монтефельтро играл по правилам своего класса, защищал члена свиты. Положение обязывает…

Теперь вот у нас тут свара преторианцев с вигилами, конфликт профессиональных самолюбий. Их тоже положение обязывает.

О том, что он попросил господина Левинсона о профессиональном содействии и о том, какую – начисто противозаконную – форму обещало принять это содействие в ближайшие 30–40 минут, Максим тоже пока докладывать не собирался. А еще с ним кое-чем поделился мистер Грин. Так, по доброте душевной.

– Странно, – говорит Франческо. – Номер временно недоступен… – нажимает другую кнопку, щурится. – Ну, допустим, у Антонио заседание началось…

– А что Антонио?

– Ну ему же каяться перед надзорным комитетом, педагогическим, а я специально позвал Паулу к тому же времени. Как раз заботясь о безопасности.

Максиму хочется взять со стола тяжелую пластиковую папку и треснуть начальство по голове, но его останавливает вибрация в трех местах сразу. Два коммуникатора, рация.

– Отлично удалось, – успевает выдохнуть он, пока беда жужжит и дергается в руке.

* * *

Первый барьер они проходили вместе, потом Антонио сказал «Увидимся», уплыл в сторону и очень быстро исчез. Наверное, так выглядела работа туфель-скороходов из алеманской сказки: человек, вроде бы, не торопится, только шаги становятся длинными-длинными. Ускользнул из-под руки и из мыслей. Ничего с ним не случится на этом его заседании. А мысли все были о Франческо. Как рассказать, что это было и почему. Как объяснить, что она знала. С самого начала. С первого дня. Потому что Антонио, предлагая ей руку и все свои сердца, конечно же не мог не сообщить ей, что, соглашаясь, она рискует оказаться молодой вдовой. Или соломенной вдовой. Очень надолго.

– Простите, госпожа да Монтефельтро, – сказали ей в тамбуре перед входом в секцию анклавов, – тут произошла накладка, ваш пропуск почему-то отменен. Пройдите с нами, пожалуйста, мы сейчас это уладим.

– Кем? – спросила она у любезной прямой спины в форме.

– Вашим братом… – сколько-то шагов спустя ответила любезная спина.

– С какой это стати? – спросила она не столько у молоденького сотрудника службы безопасности, ему-то откуда знать, сколько у воздуха.

– Сейчас мы все выясним, не волнуйтесь, – сказало не менее любезное лицо, пропуская ее вперед.

И захлопнуло за ней дверь, оставшись снаружи.

Несколько стульев вокруг овального стола, телепанель на стене, отсутствие запахов, невидимый налет ничейности. Не кабинет, не приемная. Служебное помещение. Никакого телефона. Все бежевое, мерзкий складской оттенок.

Паула спустила ребенка с рук на пол, придерживая за капюшон комбинезона, подергала ручку, невесть зачем налегла плечом, постучала – словно это могло быть розыгрышем. Достала телефон, увидела вполне ожидаемое отсутствие доступных сетей.

Какая же она идиотка.

Какие же идиоты те, кто все это затеял. Заблокированный сигнал телефона через 45 секунд запускает тревогу.

* * *

«Заседание переносится в зал 3125А по техническим причинам». Стандартное сообщение информационной службы. Напутали с расписанием, наверное; это случается часто, даже в Лионе. Анаит переслала сообщение на номер службы безопасности Сфорца просто потому, что ее попросили. Дьердь очень хотел приставить к ней полноценную охрану, но это смотрелось бы слишком уж вызывающе. Сговорились на разрешенном «маячке» и сообщениях о причинах перемещений.

Она не удивилась, что в зале было еще пусто: пунктуальность – вредное, непрестанно наказуемое качество. Не удивилась, и увидев там одиноко сидящего Антонио да Монтефельтро. Подошла к нему, он улыбнулся в ответ на приветствие.

– Вы вчера рано ушли.

– Основное мне сообщили.

– Что сказала супруга о сенсации дня?

– «Придется все-таки посмотреть», – еще шире улыбается Антонио.

Посмотрел на нее, на сумку, на обводы бокового кармана.

– Вы собираетесь вязать?

– Очень успокаивает. И того, кто вяжет, и тех, кто смотрит. Вообще-то у меня есть вторая пара спиц, хотите?

– Лучше мне. – Моллар из Комитета по высшим учебным. – Мне очень нужно успокоиться. Второй раз уже помещение меняют.

– Второй? Меня сразу сюда.

– Это вам повезло, меня и Баччан сначала завернули на 29-ый, потом передумали. Она сейчас подойдет.

Аккуратный стук. Эми Баччан, она сегодня председатель. И сразу за ней – Шварц. Обещал прийти и пришел. Конечно же.

Сигнал тревоги она нажала, уже точно зная, что все, что захочет сегодня произойти, произойдет все равно.

– Вы двое, – вместо приветствия сказал Шварц, – можете покинуть помещение. Я считаю до пяти. В противном случае вы остаетесь на свой страх и риск. Раз… два…

Антонио смотрит, словно примеривается к прыжку в сторону двери – и остается неподвижным.

– Что вы себе позволяете? – интересуется Эми.

– Не спорьте, уходите, – просит Анаит. Сама она не двигается. Не стоит двигаться, когда на твоих соседей указывают дулом пистолета.

– Три.

Моллар, умница, ретируется без лишних препирательств.

– Господин Шварц, займите свое место! – Эми когда-то была директором школы для малолетних преступников у себя в Агре… к сожалению. Лучше бы у нее не было этого опыта.

Шварц не взвинченный подросток с самодельным ножом или бомбой. Он совершенно довольный собой постановщик второго действия в очень гнусном шоу.

– Четыре.

– Сейчас я вызову охрану – и вас возьмут под стражу! Даже если вы в меня выстрелите.

– Пять. Ваш выбор, сударыня. Надеюсь, он был осознанным. Располагайтесь поудобнее, мы задержимся на некоторое время. Благодарю, охрана уже извещена, – это вновь Эми, нажавшей на кнопку на столе. – Вы ведь смотрели сегодня новости? Представьте себе, что вы в пилотной серии «31 этажа».

Антонио, кажется, замер или замерз.

Пилотная серия. А бонусную серию «Мстителей» она видела там, в музее.

– Вы киноманьяк? – интересуется Эми.

– Айн, – говорит Шварц, слегка наклонив голову. – цвай, драй.

Скрежет, треск, сирены. Возмущенный возглас оборван на середине.

– Противопожарные переборки. – объясняет Анаит. – Садитесь, Эми, мы отрезаны.

Он не мог этого сделать один. Даже Шварц не мог этого сделать один. Не здесь. В Башнях очень трудно работать. Джон объяснял ей пару лет назад, почему идея теракта в зданиях Совета, в Лионе и в Орлеане, даже не рассматривалась никем, несмотря на всю соблазнительность. Дорого. Шварцу нужны были люди внутри. Помощники. Прикрытие. Что бы он еще ни сделал сегодня, двух или трех человек он уже убил. Если они стояли высоко, двоих или троих. Если ниже – больше.

Мы ждали, что он сбежит и его прикроют… многие. Что он превратит себя в священную корову на заседании. Этого – никто не ожидал.

– Сядьте, пожалуйста, в разные углы.

Антонио, и так сидящий в углу, не шевелится – действительно, не пересаживаться же ему напротив. Комната невелика… нужно было понять, что это ловушка, уже по ее размеру. В Башнях, конечно, как всегда, организационный бедлам, но помещение слишком тесное. Это же переговорная: два ряда столов, по три в каждом, дюжина стульев, две огромные телепанели в торцевых нишах. Серо-зеленая стандартная обстановка: тяжелые столы, удобные эргономичные кресла, безликая нежилая чистота. Обычная из обычных переговорная. Для пилотной серии обстановка слишком бедная. Тут надо, чтобы актеры постоянно держали зрителя в напряжении.

Если бы кое-кто уже не сидел внутри с видом, что так все и должно быть.

Спрашивать эту злосчастную каракатицу через всю комнату, через голову Шварца… а почему нет? В конце концов, вчера он выпустил Шварца на трибуну, потом устроил из-за него битву на кодексах, а под конец еще и притащил на хвосте к Джону. А сам потом сбежал, между прочим.

– Антонио, как вы-то ухитрились вляпаться? Это же не зал заседаний.

– Я проверил, сообщение официальное, пришло через систему со всеми реквизитами. Моя охрана даже помещение осмотрела… – другой бы развел руками, каракатица только вздыхает.

– Он не соучастник, – разворачивается на стуле Шварц, поигрывая многокнопочным пультом. – Он испытуемый. Вы можете достать оружие, господин да Монтефельтро. Оно вам понадобится.

Антонио молчит. И за… что там у него, не хватается.

– Сейчас, – поясняет Шварц, – мы будем ставить эксперимент.

В ближней нише оживает экран. Тот самый полутеатр на 29-том, толпятся, галдят, ждут председателя и… докладчиков.

– А комната у нас в самый раз. Предыдущая была бы несколько великовата, да и толпа не способствует вдумчивому отношению. А давайте ее и оттуда уберем, а?

Он щелкает клавишей на коммуникаторе. У Шварца связь есть, значит ли это, что она пока есть у всех? Открыть сумку, достать наполовину связанную левую полочку свитера, спицы. Нажать на втором комме кнопку «передача».

На экране ничего не происходит минуту, полторы. Потом собравшиеся начинают вертеть головами, кто-то прижимает ладонь к груди, лица багровеют, кто-то разумный, ах да, Чанг, распахивает нижние створки, а они открываются, значит, в отличие от нас, зал на 29-м не блокирован – толпа ломится наружу, кого-то тащат, наконец-то гудит сирена, включаются вентиляторы…

– Это очень разумно с их стороны, – комментирует Шварц, – теперь газ пойдет чуть быстрее. Впрочем, тут все дело в концентрации. Вещество опасно только в замкнутом объеме, например, здесь. – Экран сплитует, на второй половине – сидящая женщина с ребенком на руках вскидывает голову. – Сударыня, вы можете не скрываться, достаньте комм и общайтесь свободно. Для вашего удобства я подключу изображение.

Второй экран. Дьердь и Максим, вид слегка сбоку – тоже вскидываются, оборачиваются. Принудительный прием вызова – значит, Шварц взломал систему оповещений.

– Вот теперь все готово, приступим. Вы, госпожа Баччан, будете свидетелем в нашем испытании, благодарю вас за настойчивость.

Антонио щурится, словно близорукий. Эми молчит, задумчиво изучает развалившегося в кресле Шварца – должно быть, уже поняла, что атаковать его не стоит, и стрелять в него нежелательно, пока он не обозначил основные условия. Может быть, у него взрывчатка под рубашкой, а может, просто осколочная граната – и всем хватит. А, может быть, все значительно хуже.

– Люди прискорбно пренебрегают пожарной системой. А в ней скрываются такие возможности… Теперь к существу испытания. Господин да Монтефельтро, в ближайшее время вам предстоит застрелить одного из двоих присутствующих. По вашему выбору. То есть, меня или госпожу Гезалех. Госпожа Баччан, как свидетель, естественно, неприкосновенна. Выстрел в себя не считается и повлечет за собой штрафные санкции, как и за свидетеля. – Шварц кивнул в сторону экрана, где невозмутимая женщина укачивала ребенка.

Ей все слышно, но она даже не смотрит на экран. Улыбается капризничающему малышу, ему года полтора – Анаит не может определить точнее.

– Зачем? – лаконично интересуется Антонио.

– Ну как же – зачем? – улыбается Шварц. – У нас у всех есть шанс испытать себя пред лицом Господа. Вы покажете всем, что такое правильный выбор. Вы же так любите это слово, «выбор». Господин Левинсон, как обычно, постоит и посмотрит, а я – тоже как всегда, буду сидеть и ждать. У вас очень мало времени, да Монтефельтро. Выбирайте, кто умрет. Госпожа Гезалех, я или ваша жена… с ребенком.

Антонио смотрит на Шварца чуть наклонив голову, будто перед ним, нет, не чудо света, а скорее, человек, не знающий самых элементарных вещей. Господи, думает Анаит, он ведь и вправду не знает. Или не понимает. Ну допустим, Шварц может считать чушью все эти древние правила, но меня-то он в руках держал тогда в музее, прикрывался мной – и все наверняка почувствовал. Почему же он думает, что Антонио – другой?

– Извини, Вальтер, – говорит да Монтефельтро, и «ты» вместо «вы» звучит очень-очень громко. – Ты, возможно, не поверишь, но это стандартная ситуация. И на нее есть правила, которым я обязался следовать. Мне, как главе дома, запрещено рассматривать требования, подкрепленные аргументами такого рода. Есть несколько исключений, но твой случай к ним не относится. Так что я, – он демонстративно встряхивает ладонями, – умываю руки. Все, что произойдет дальше – твой выбор и на твоей совести. Я никого не похищал и никого не травил. Я делаю, что обязан, и мой путь прям.

Он очень интересно это говорит. Четко, внятно, слегка напоказ – и при этом чуть-чуть быстрее, чем надо. Словно торопится произнести обязательные слова, в которых не видит особой необходимости для себя лично. Старый ритуал. А на самом деле ему скучно и жаль потраченного попусту времени.

Шварц заметит.

– Связь действительно есть? – Антонио тянется к портфелю и медленно достает не пистолет, а плоский планшет. – Если уж заседание не состоялось, то у меня важная сделка наклевывается.

Шварц смотрит на него с искренним любопытством, словно впервые увидел. Наверное, так и есть. Вместо встревоженного отца семейства и старого знакомца – слегка раздраженный деловой человек, который наконец-то снял маску. Кальмар финансового мира. Наконец-то ему не нужно притворяться.

– У вас есть десять минут на вашу сделку, – пожимает плечами Шварц, – Впрочем, нет, на сделку у вас есть больше.

– Я уже понял.

И все, и здесь уже никого нет. Тысяча и один способ покинуть запертую комнату. Например, уйти в эфир. Можно еще в себя. А можно никуда не уходить и считать петли.

– Смотри, милый, какой глупый дяденька, – говорит женщина на экране. Шварц, кажется, включил звук, или раньше она молчала. – Он думает, у него что-нибудь получится. Он думает, я не знала, куда выходила замуж… Он думает, он умнее всех предшественников, а их было так много…

Шварц раскачивается на стуле, оглядывает аудиторию. Смотрит на часы. Смотрит на другой экран, где Максим с сумасшедшей насекомой скоростью работает за тремя мониторами сразу, поочередно распоряжаясь в одну и другую гарнитуры – жалко, звука нет, – а Дьердь глядит на его руки остановившимся взглядом, только иногда поворачивает голову или что-то спрашивает.

Картинка Шварцу по душе, судя по усмешке. «Стой и смотри», да?

Вот так вот, через плечо смотри, да?

Возьми себя в руки, Анаит. Ты с тоской и тревогой взираешь на любимого человека, который ничем не может тебе помочь. С тоской и тревогой, а не давясь со смеху.

А то этот идиот заметит.

– Скажите, – подает голос Эми, – а свидетелем чему именно вы меня назначили?

– Это у него ордалия, – не поднимая глаз от экрана, отвечает Антонио. – Божий суд. Обычай довольно древний, восходящий корнями к архаическому праву. В основе идеи ордалии лежит убеждение, что Бог дарует победу правому при любом соотношении сил. Знаете же выражение «Бога нельзя убедить большой армией»? Сказал, кажется…

– Спасибо за справку, – ядовито усмехается Шварц. – Сказала Урсула Франконская после чуда на Марне, как у нас знает каждый школьник.

– Да, так вот он считает, что, если высшие силы не мешают ему вершить правосудие по своему вкусу, значит, он прав и правильно выбрал меру. Только он, конечно, все перепутал. – Антонио замолкает на несколько секунд, потом быстро отщелкивает по планшету серию стилом, – Вальтер, Бога спрашивают один на один. Купи утюг и не плоди лишних сущностей.

– Считай, что я бросил тебе вызов.

– Тогда отпусти посторонних и давай испытаем судьбу по обычаю. Железом, огнем или водой.

– Нет, Антонио, – усмехается Шварц. – Придется тебе все-таки стрелять. В меня или в госпожу Гезалех. В противном случае твои жена и сын умрут раньше, чем ваши люди успеют взломать дверь. У тебя осталось шесть минут на размышления.

– Вальтер… – с ленивым отвращением смотрит на него человек, которому больше не надо притворяться. – Ты все-таки неисправимый франконец. Я, слава Пресвятой Деве, бесплодием не страдаю.

Кажется, Шварц не знает этой истории. Кажется, он не понял, что Антонио цитирует прекрасную даму Катарину Сфорца. Это ей некогда угрожали жизнью детей, а она только смеялась – утроба никуда не делась, значит, дети будут еще. А вот Паула да Монтефельтро, выросшая в доме Сфорца, семейные легенды помнит хорошо. Потому что на этой фразе начинает тихо, но очень заразительно хихикать.

Мальчик на коленях моментально ловит ее смех, откликается.

Анаит поднимает вязанье перед собой, рассматривает внимательно. Тут, наверное, уже нужны зеленые нитки. Или нет? Спросить? Неудобно – и можно кому-то сорвать игру.

Господин Шварц, кажется, зашел в тупик. Анаит переглядывается с Эми – та смотрит на террориста как на запутавшегося подростка. Вот он размахивал пистолетом, угрожал всех убить и застрелиться, а взрослые не поддались, и теперь он не знает, что ему делать. То ли всех убить, то ли бросить оружие и разреветься.

Интересно, Шварц изучал досье тех, кого сюда заманил? Это он себе путь к отступлению проложил? Закончит рыданием в жилетку Эми?

* * *

Он нас всех убил и закопал. Вчера с трибуны расстрелял, сегодня закопал во рву. Вчера убедительно доказал неполноценность в теории, а сегодня полностью подтвердил все сказанное практикой.

Сегодня начальник смены охраны здания N1, бывший студент Шварца, по его просьбе произвел несколько сравнительно безобидных действий. Поломку в системе кондиционирования, сбой сканеров на входе, а также дал задание подчиненному задержать госпожу да Монтефельтро, якобы по распоряжению сверху. Всего-то три действия. Три прикосновения к ключевым точкам.

Он больше ничего не сделает, начальник смены – разве что разложится и начнет нехорошо пахнуть, но это к вечеру. Пока он тихо уткнулся лицом в стол.

– Анклав Сфорца? Говорит капитан Самир Халаби. Контроль над службой безопасности восстановлен. Начальник смены мертв, я заместитель.

– Спасибо. – отвечает знакомый голос. – Сейчас к вам упадет протокол для обмена – и инструкции. Следуйте им, пожалуйста. – И добавляет. – Мандат Антикризисного комитета. Код прилагается.

Самир Халаби смотрит на стол, на свои руки. Мандат АК. Разбрасываться такими словами никто не будет, даже сейчас. Значит, либо они все же договорились с Советом, либо АК взял власть прямо. Вчера Самир подумал бы еще – выполнять ли, прикидывал бы, на какой стороне окажется. Но сегодня в этом здании слишком часто нарушали служебный долг. И плоды этих нарушений, вот они, на экране.

– Есть. – отвечает он, и служба безопасности башен разворачивается на 180 градусов.

* * *

– Вы меня извините, Максим, – печатает Левинсон, – но ваш кабак, когда любая мелочь решается через вас, вы восстановите потом, когда это закончится. А сейчас, пожалуйста, не мешайте мне.

Максим готов не мешать. Он знает, что лучше всего справляется, когда работает один или в малой группе, которую может «надеть на себя» – или ведет собственную операцию. Он и создал себе такую группу, дома, во Флоресте, и работает по своим планам. Но война не спрашивает. К счастью, она иногда и отвечает.

Приемник в ухе и один из мелких экранов на столе прямо подсоединены к небольшой пластинке, закрепленной под столом – как раз руку положить. Левинсон, очень трудно не думать о нем «господин декан Левинсон», привинтил ее с утра. Как он сказал, «на всякий случай». Теперь через нее текут распоряжения. Мастер-класс по управлению разнородными группами в условиях многосоставного кризиса. И по перехвату контроля в этих группах… впрочем, самая тяжелая часть и вовсе прошла безболезненно – когда они вышли на службы да Монтефельтро, выяснилось, что ровно десять секунд назад Антонио уже успел – прямым приказом – переподчинить своих тому же Левинсону.

Старший его охраны доложил об этом так, что скрытый смысл был ясен: наш шеф спятил, но его приказ будет выполнен в любом случае. Вот и хорошо. Служба безопасности да Монтефельтро многочисленна и с профессиональной точки зрения безупречно хороша. Антонио с ней работает, любит, холит и лелеет.

Может быть, это не только действие против хаоса и ссор, но и наказание за не сброшенную вовремя информацию о визите Паулы. Очень может быть.

А именно Левинсон в качестве старшего – это уж точно ответная оплеуха Шварцу за «стой и смотри».

У Левинсона совершенно иной стиль. Все, что можно делегировать, он делегирует тем, кто должен этим заниматься. Максим бы выгорел за пять минут на чистых нервах: справится ли, вложится ли другой так, как надо. Сумеет ли.

Левинсон, впрочем, и сам не святой. Услышал утром, что Шварц оторвался от наблюдения и сказал: «лучше бы я сам его вел». И на бестактный вопрос Кейс, как бы его потом собирали, на совок или в пакетик, объяснил: «Хороших анальгетиков на свете выдумали до черта, хороших успокоительных ни черта…».

Найти других отрезанных. Убрать из здания лишних – тихо. Задача веселая, с учетом того, что здание разрезано противопожарными переборками как многомерный червяк такой же лопатой, а взламывать управление пожарной системой прямо – пока нельзя, мало ли какая маленькая машинка следит за этим. Такой компьютерный квест, игру потом создать, денег заработать.

Провести экспресс-опрос всех замешанных. Выжать досуха и составить полную картину. Пожарные системы… это второй раз – значит, может быть и третий. И четвертый. Нужно проверять. На это есть люди и силы – и мистер Грин со своими большими машинами, включая ту, что в голове. Нет только времени.

Протащить оборудование, способное быстро вскрывать стены и глушить любую электронную аппаратуру, не повредив людям. Поставить задачу программистам.

Главная проблема – не Паула. Главная проблема – не комната на тридцать первом. Главная проблема: что еще?

Это определила Кейс. Сразу. Еще до того, как Шварц закончил формулировать условия испытания. «Это будет плохой выбор. Оба. Что-то случится, в здании или снаружи. Куда бы Антонио ни выстрелил, случится что-то еще. С другими».

Антонио, судя по выбранной тактике, понял это раньше всех. Самый простой шаг – застрелить Шварца – он же, видимо, самый худший по последствиям. Инспектор как мишень – это не только удар по Левинсону. Неспроста Антонио принялся играть в Катарину Сфорца, правда, без юбок – но очень странно, что Шварц так очевидно остолбенел и теперь не знает, что делать. Опять врет?

– Он подумал, – говорит жена, как всегда, читая мысли всех подряд, только избирательно, – что после Моро они с женой будут шелковые. Второй раз по тому же месту больнее.

Умница Халаби разобрался с газом. Огнетушители. Вчера проводилась плановая замена, и в 3125А, и в переговорной, где Паула – и вообще с 28 по 32 этаж. Сотрудник пожарной охраны. Сослуживец Шварца. Задержан при попытке покинуть здание.

– Мы идиоты. Мы мониторили выпускников… а надо было!..

– Надо было. – соглашается Левинсон. Это он может сказать и в кадре. Хотя звук на Шварца отключен – но вот кадры мы вырежем и вставим в поток… нет, поручим помощнику. Пусть Шварц читает по губам.

Задержанного наверх, к Кейс и Грину. Тут что-то может быть. Время, время.

– Он не маньяк… – говорит Кейс. – Но он работает не с тем, что видит. Тут есть зазор. Ошибка.

Времени очень мало, времени практически нет. Некогда думать, некогда сканировать систему, некогда анализировать микромимику Шварца, допрашивать свидетелей…

Только на ошибку времени более чем достаточно, как водится.

* * *

– Микрофон, – приказывает Сфорца. – Проверьте звук, да, спасибо.

Кейс на взлете разворачивается на звук. Три шага, сбить провод, оттолкнуть этого… придурка, он же все испортит, что он может понимать, он сейчас!..

И влетает в угол двух бетонных стен, и створки раковины схлопываются за спиной. Сопротивление бесполезно. Шерсть, хлопок, шелк, память о раскаленном металле утюга – это то, что перед носом, а вокруг – удачный захват, очень хороший противник. Грин.

– Он же сейчас все… – стонет она шепотом в колючее и гладкое, и знает, что драться бесполезно: бетон ударит и вынесет из реальности. Надолго. Он умеет.

– Тсссс… – говорят сверху. – Я ему доверяю.

– Я не…

Я не могу ему доверять. Он дьявол. У него все не так. Он непредсказуем и непредсказуемо плох.

– Он не маньяк, – хрипит Кейс, пока ее не то тащат, не то несут из комнаты по коридору, куда-то, и неоткуда ждать спасения. – Шварц не маньяк, но он себя убедил, он на грани. – Очень трудно выталкивать слова. Трудно, но необходимо. – Одно движение и…

Ее опускают в кресло перед батареей экранов. Ждут, пока она прокашляется и начнет дышать, и только потом подают стакан. В стакане, конечно, вода. Что в воде – неизвестно.

– Я ему доверяю. И вы доверяйте. Это… Считайте, что это приказ, доктор.

Он сам включает звук, без просьбы. Она пьет воду. Он может и залить насильно, несложно догадаться. Вдруг понятно – прошло всего-то секунд двадцать. Соседняя комната, смежная. И вот – есть экран, а человека за креслом, кажется, уже нет, неважно.

– Господин Шварц, – вкрадчиво вступает Сфорца в динамике и справа, живьем. – Не хочу вас слишком огорчать, хотя вы вовсе не безумны и не сорветесь, но вы ошиблись… попросту неприличным образом. У вас в расчете дыра размером с черную. Антонио не станет выбирать. Господин Шварц, главным пострадавшим в вашей игре буду я. Это мою сестру и моего племянника вы захватили в заложники. Предлагаю вам обмен на себя, подумайте – а я пока кое-что объясню. Вы просто не сможете навязать ему выбор. Понимаете, выбор – это не то, что тебе предлагают. Это то, что ты принимаешь. Нас этому учили с детства. Как раз на подобный случай. Не принимать выбор, чтобы не принимать вину. Виноват тот, кто стрелял, тот, кто взорвал. Вам ведь даже объяснили. Напрасно вы не верите. Вы можете его застрелить, но не можете заставить выбирать. Никаким давлением.

– Даже если я его простимулирую? – с интересом спрашивает Шварц. Звучит он как подросток, которому дали препарировать его первую лягушку. Старается звучать.

Он не согласится на размен. Не может согласиться, потому что он не сумасшедший. Пока еще не сумасшедший. Но даже если сойдет с ума, вряд ли забудет, что для обмена нужно поднять переборку и разблокировать кабинет. А после этого – сколько секунд потребуется Максиму? Мало. Всего ничего.

– Даже если вы все, что угодно. – Сфорца откидывается в кресле. – Это доведено до автоматизма. Это вдалбливают с того возраста, когда дети что-то начинают понимать, да? Он не станет играть, что бы вы ни придумали. Все останется на ваших руках. Так что цели вы не достигнете. Ну разве что вам хотелось просто стать убийцей – тогда зачем этот антураж, сцена, завывания?

– Ладно, – усмехается Шварц. – Уговорили. – Щелчок по коммуникатору. – Забирайте свою сестру. Синьора, приношу свои извинения за доставленные неудобства.

Он не сумасшедший – и не сойдет с ума. Он просто очень упрямый и очень последовательный человек, которому нужно сломать двоих, и совершенно не нужны бессмысленные жертвы. Он же… да, Максим же говорил. Экономия как подкормка для гордыни и тщеславия. Неплохой движок в их профессии.