Текст книги "Истории Раймона Седьмого (СИ)"
Автор книги: Татьяна Портнова
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)
У подъезда маялся брат. Судя по его примороженному и несчастному виду, маялся он довольно давно.
–Ты чего тут?– настороженно поинтересовался я.
–Мать в больницу увезли,– горестно сообщил он,– живот у неё заболел, ночью. Утром скорую вызвали.
–В какую повезли?– я тут же забыл о своих проблемах.
–Не знаю,– брат шмыгнул носом,– отец с ней поехал, а потом сказал на работу… а я к тебе.
Я вытащил телефон– пропущенных не было. Это малость успокаивало, если бы случилось что-то серьёзное, то Петрович мне бы позвонил.
–А ты почему не в школе, а?– строгим голосом поинтересовался я .
–Так это,– он состроил горестную мину,– никого ж дома не было… я и…
–Проспал,– закончил я предложение. – Дрых, как слон, пользуясь случаем. А когда проснулся, решил отмазаться, типа заботливый, брату сказать, да?
–Ну, отец сказал, до тебя доехать после школы,– он вытер нос рукавом,– а дома это, ну, есть хотелось…
–А еда в холодильнике, а его ж ещё открыть надо,– фыркнул я,– а у нас дома нету никого!
Брат подозрительно принюхался.
–А ты чего не на работе? Выпил, да? А на меня наезжаешь, а сам!
–А я с похорон иду. Мне можно,– я открыл подъезд,– иди уж, страдалец. Давно мёрзнешь-то?
–Ну… час где-то,– брат поёжился и шмыгнул в подъезд,– а кто помер?
–Деда нашего первая жена. У него оказывается, до бабушки ещё жена была, вот она и померла. А её подруга в моей школе работает, она мне и сказала.
–И чё, наследство что ли оставила?– недоверчиво поинтересовался меркантильный подросток.
–Альбом с фотками,– обломал я его,– мне. А тебе, мелкий, фигу.
Мы вошли в квартиру. Я поставил чайник, вытащил из холодильника кастрюлю с супом и разогрел одну порцию. Мне-то есть не хотелось. Сашка набросился на суп, точно век не едал, а я вытащил телефон и набрал Петровича.
–Чего случилось?
–Да Валентине чего – то нехорошо стало,– Петрович вздохнул,– перестраховались немного, сам понимаешь, возраст то уже, в общем, не девочка. Вроде в больнице говорят, ничего такого, полежит пару неделек, а там посмотрят.
–И в праздники тоже в больнице?– чего-то мне грустно стало. Все, значит, праздновать будут, а мать в больнице…
–Да, может, отпустят, – утешил меня Петрович,– если всё хорошо будет, вроде намекнули, что можно так, лекарства с собой дадут, уколы…а ты что, не работаешь сегодня?
–Я на похоронах был, первая жена деда умерла. Отпросился, домой пришёл, а Санька тут у подъезда дежурит. Проспал школу,– заложил я мелкого. – Мы тогда вечером к матери придём, навестим, ей надо чего?
–Да вроде пока не звонила, наверно всё есть,– хмыкнул Петрович,– я попозже загляну, поговорим.
Братец дел суп, налил себе чаю, нашёл вазочку с конфетами и блаженствовал. Кот лежал на столе рядом с вазочкой и внимательно следил за процессом исчезновения конфет. Бдил.
Я насыпал коту корм, налил воды. Брат покосился в мою сторону.
–Чего отец сказал?
–Сказал, что ремня тебе даст,– успокоил я его,– нефиг прогуливать. А мать наверно на новый год отпустят.
–Хорошо бы…– он потянулся,– а то тоскливо как-то.
–Без ремня?– уточнил я.
–Без мамы, отец только пугает,– брат фыркнул.
Хлопнула дверь, прибежали девчонки из школы. Сразу стало шумно и весело. Я потихоньку уплёлся в комнату и достал альбом.
Со старых снимков на меня смотрели незнакомые люди. Впрочем, некоторых я узнал. Например деда, тут он был совсем молодой, не старше меня, с офигенной улыбкой. Рядом с ним очаровательная блондинка в кудряшках, неужели Елена Сергеевна? Блина…что с людьми жизнь то делает. Я вытащил фото, перевернул – на обороте подпись-« наша свадьба». Я пролистал весь альбом, было как-то грустно наблюдать, как весёлые молодожёны становились всё серьёзнее и мрачнее. На последней фотографии дед не улыбался, а у Елены Сергеевны у рта залегла скорбная складка. Я снова открыл альбом сначала, присмотрелся повнимательнее. На свадебной фотографии, верно, я не ошибся– вполне узнаваемый Филипп Васильевич, практически не изменившийся, в сорочке навыпуск и в парусиновых светлых штанах. Хм…сколько ж ему лет, а? И кто он вообще такой? Мне стало немного неуютно. Я вспомнил, что Александр Прохорович назвал старшего моим опекуном. Значит, он за мной присматривал, что ли? На фотографии наличествовал и сам Александр Прохорович, невысокий, щуплый парень с цепким взглядом, он стоял около невесты. Рядом с женихом стояла незнакомая девушка в пёстром платье, щурившаяся от солнца.
Я потряс альбом, мало ли, вдруг там чего тайное вложено? Ничего не выпало. Наверно иногда фотографии– это просто фотографии. Пусть будут.
Запел телефон, мать.
–Мам, привет, ты как? Что врачи сказали?
–Да вроде ничего страшного. Ты бы пришёл сегодня ко мне, а?
–Ладно, Машу дождусь и придём. Санька у нас сидит, я его накормил, не переживай. Тебе чего принести?
–Ничего не надо, и приходи один. Зачем твоих всех таскать? Я просто поговорить хочу, а Маше отдыхать больше надо.
–Хорошо, как скажешь,– озадачила она меня, однако. Странно.
Я наверно задремал, потому, что когда открыл глаза, уже начало темнеть.
–Девки, вы чего делаете?– поинтересовался я, входя в комнату. Дунька сидела за столом, в обнимку с телефоном, Акулька с братцем– на кровати, положив на колени ноут.
–Играем,– сообщил братец.
–Я это…– Дунька замялась,– можно погулять? Мы уроки сделали.
–Недолго только,– предупредил я,– я сейчас в больницу съезжу, мать навещу. А вы Машу дождитесь, а ты– отца своего,– я ткнул в брата пальцем.
–Хорошо, хозяин,– все были согласны. Я оделся, подхватил рюкзак и поехал к матери.
В холле больницы стояла нарядная ёлка. На диванчиках сидели люди, женщины разного возраста в халатах и их посетители. Я набрал материн номер, сообщил, что пришёл и стал ждать. На меня, как обычно, косились и оглядывались. Ну и ладно, я привычный уже.
Мать вышла через пару минут. Быстро она. А я только хотел жертву подыскать… не успел.
–Привет, мам. Как ты?
Она оглянулась по сторонам.
–Да вроде ничего, сказали, это из – за возраста. Ребёнок растёт, а ткани уже не эластичные. Вот и больно так. И давление намеряли, домой не пускают. Девочки на ночь уходят, а я вот останусь.
–Одна, что ли?– забеспокоился я.
–Нет, вон ещё Магдалена со мной,– она показала на окружённую небольшим табором товарок молодую цыганку,– она хорошая, ты не думай. Только курит много.
–Мам, а чего ты никого приводить не велела?– я решил прояснить вопрос. – И вообще, зачем ты из себя жену Штирлица строишь?
Мать вымученно улыбнулась.
–Понимаешь. Ну, как бы тебе сказать, жутковато тут. –Она поёжилась,– как будто кто то наблюдает, и только момента ждёт…
–Ну, придумаешь тоже,– засмеялся я,– не забивай голову! И вообще, Серафимушка мне сказала, что за тобой присмотрит.
–Правда?– она схватила меня за руки,– или ты как всегда врёшь?
–Мам, да ты что!– возмутился я,– она мне так сказала! Вот совсем недавно! Честное графское слово даю!
Мать вдруг всхлипнула и ткнулась носом мне в куртку. Я обнял её, и стал тихонько уговаривать.
–Ну, вот что ты, как маленькая, в самом– то деле! Всё хорошо будет, никто тебя не обидит. И Серафимушка приглядит, она обещала, ну, мам, не плачь, тебе же вредно! А то давление поднимется, домой не пустят…Петрович с Санькой тогда к нам переедут, и мне на полу спать придётся! А с балкона дует. Я ж простыть могу! И буду Новый Год в соплях встречать! А его как встретишь, так и проведёшь, значит, я весь год с насморком ходить должен!
Мать посмотрела на меня и рассмеялась.
–Придумаешь же! Только всё равно мне тут страшно. И палата как назло тринадцатая. А знаешь, мне сказали, что девочка будет. В апреле, или в мае. Тут санитарочка есть, старенькая уже, она кому как скажет, так и сбывается. Мне вот девочку сказала.
–Здорово!– я обрадовался, мать вроде отвлеклась от своих страхов,– а вы имя уже придумали?
–А чего думать?– удивилась она.– конечно Серафима!
–А у нас мальчик будет, мне Серафимушка обещала,– сообщил я,– сказала– весь в меня!
–Ох, ты…– мать прикрыла рот ладонью,– весело вам будет! Ты ж всю жизнь с приключениями…
Я обнял её и погладил по голове. Мать снова засмеялась и отстранилась.
–Я вот что хочу тебя попросить,– она снова оглянулась, точно из-за ёлки мог выскочить жуткий Фредди Крюгер,– беспокойно мне последнее время. Ты мог бы в Шишигино наведаться, к бабкам тамошним? Просто сказать, что мол, Валентина, Серафимина дочь, беспокоится? Я адрес тебе скажу…седьмой дом у них, третий порядок.
–К тем, которые приезжали недавно?– уточнил я, не называя имён.
–Ну, да,– мать кивнула,– просто скажи им, хорошо?
–Конечно, мам, я съезжу. Завтра у меня два урока только, может, и с Игорем договорюсь, чтоб подкинул. Или на автобусе, до Городенья, или до Выселок Горелых, а там уж дойду.
–Спасибо, я ж Лешу о таком не могу просить, не поймёт он,– мать поплотнее запахнула тёплый халат,– а ты сможешь. И на работе ещё завал, конец года,– она тоскливо вздохнула.
–Наплюй на работу,– посоветовал я,– справятся и без тебя. Ты сестрёнку мою береги, ладно?
Мать чмокнула меня в щёку и мы распрощались. Цыганка Магдалена тоже распрощалась со своей роднёй и вместе с моей мамой направилась к выходу из холла.
Я вышел на улицу и вытащил пачку сигарет. Затянулся.
–Молодой, красивый, огоньку не будет?– ко мне подошла пожилая, грузная цыганка с зажатой в зубах сигаретой. Я протянул ей зажигалку. Она прикурила, потом неожиданно сказала:
–Плохо делаешь, зачем тебе такая старая? Деньги платит?
–Чего?– я чуть не сел в сугроб. Блина. Она меня что, за любовника моей матери что-ли приняла?
–У неё муж есть,– покачала головой цыганка,– увидит тебя, что будет?
–Так он меня уже четырнадцатый год видит,– заржал я,– с некоторыми перерывами. Он того, отчимом мне приходится, матери моей мужем. Попутала ты, дорогая!
–Э, постой,– она ухватила меня за рукав,– важное скажу! Погоди…
–Не аскай у аскера,– назидательно произнёс я,– да не обаскан будешь! Тётя, пока-пока!
Я шёл к остановке и тихо смеялся про себя. Потом подумал– раз мать приняли за мою любовницу, значит она хорошо сохранилась, а это, чёрт возьми приятно! Ведь я прав?
История двадцатая. Предновогодняя.Вечером пришёл Петрович, ужинать. После ужина, когда я в очередной раз поведал о визите к матери, он спросил:
–Завтра поедешь?
–Ага,– согласился я,– завтра школьная ёлка, так что уроков мало. Как раз успею. Жалко. Игорь не в городе, придётся своим ходом.
–Может мне с тобой?– предложил Петрович.– а то тебя отпускать…
–И мы тоже!– обрадовались девчонки.
–Ещё чего, а кто за порядком следить будет?– обломал их я.
Маша только вздохнула. Она рассматривала фотографии в альбоме с розой.
–Мань, а Мань, да прорвёмся!-я попытался успокоить её. Она шмыгнула носом и прижалась ко мне. Сразу расхотелось ехать в непонятное Шишигино…
Петрович забрал Саньку и они ушли.
–Раймон,– спросила Маша.– давно хочу узнать, а почему ты машину не водишь? Ведь мог бы, если бы захотел. Давай машину купим, и на курсы…
–Мань, понимаешь какое дело,– я дёрнул себя за хвост,– меня Петрович как то пытался научить, мне лет семнадцать наверно было..
–И что? – Маша оживилась.
–Ну, он сказал, что у меня в предках видно через одного камикадзе японские были. И в тот день, когда я каким либо чудом права получу, он прямо из табельного и застрелится, чтоб не мучиться. А я, Мань, не хочу мать вдовой раньше времени оставлять, так что, сама понимаешь…
–Ну, не может быть всё так плохо,– попыталась возразить Маша.
–Марусь, ты себе даже не представляешь, насколько оно плохо!– я поёжился. Воспоминания были не из приятных…Ровно две недели Петрович мучился со мной, необучаемым оболтусом. Мой словарный запас чрезвычайно обогатился. А закончилось всё развороченным в хлам бампером. И к тому же я каким-то чудом умудрился заехать на бетонную плиту, приподнятую над землёй примерно сантиметров на тридцать, а съехать не смог. Тогда я узнал много интересного о себе и своих японских, мать их, предках, был признан дебилом, с чем с облегчением и согласился.
Итак. На следующий день, после двух уроков, я отправился на автобус до Городенья. Электричка зимой ходила только утром и вечером, и я на неё не успел.
Девчонки подробно рассказали мне дорогу до Шишигина, велели надеть дарёные ими носки. И я уверенно отправился через лес в Шишигино.за спиной заскрипел снег, я оглянулся и нисколько не удивился, увидев деда на лыжах. Нераспечатанная пачка «Кента» была куплена заранее и дожидалась в кармане косухи.
–Никак дедушке курева привёз?– после обмена приветствиями поинтересовался дед.
Я кивнул и протянул ему пачку.
–В Шишигино идёшь?
–Ага,– я достал сигарету ,предложил деду, прикурил, поднёс ему зажигалку. Дед наконец затянулся и предложил:
–Проводить тебя, что ли, а то забредёшь ещё…
–Проводите,– обрадовался я. В лесу мне было как-то не слишком уютно. Ну, вот городской я человек, что поделать!
–Ну, давай тогда за мной,– скомандовал дед. Я поплёлся следом, по его лыжне.
–Вон там твоё Шишигино,– дед махнул рукой через заснеженное поле. По полю вилась– петляла тропка. -Как там мои девки-то поживают?
–Нормально,– я улыбнулся,– в школу ходят, учатся. Хвалят их. И по дому тоже помогают.
–Ничего не пожгли?– поинтересовался дед.
–Пока нет,– я засмеялся.– Первое время-то боялись, а теперь хозяйничают.
–Ну, и хорошо,– он кивнул.– Не пропадут. А то тут им чего делать…места им тут не было бы, занято всё. А с матерью своей мигом бы сбились. Ладно, ты иди, я тебя потом встречу, обратно провожу и подарков передам.
Я начал его благодарить, но через минуту понял, что беседую с кривой ёлкой. Дед умудрился каким-то мне непостижимым образом сгинуть. Я пошёл через поле в деревню.
Искомый дом нашёлся как-то подозрительно быстро. По ходу меня там ждали. Во всяком случае , за калиткой мигом нарисовалась высокая старуха, я даже постучать не успел.
–Заходи, заходи,– она распахнула калитку,– вот хорошо, приехал к бабушкам, а мы тебя ждём!
–Здрассьте…– я опешил, как это они меня ждут, если я сам до вчерашнего дня ни сном ни духом?
–Замёрз?– старуха ласково улыбалась, а мне стало как-то не по себе,– иди в дом, горячего поешь, отогрейся. Тебе ж сегодня обратно ехать, надо на автобус успеть. И поговорим заодно.
Я вошёл в дом, Снял куртку и ботинки. Вымыл руки, сел за стол. Улыбчивая Милолика тут же вытащила из печи чугунок щей, налила в тарелку. Прогулка по лесу не прошла даром, я мигом уплёл и щи с грибами, и картошку с мясом…Потом на столе появилась бутылочка чего-то явно алкогольного и три рюмки.
–Калганная,– пояснила Доброгнева, разливая настойку. – Ну, с приездом, правнучек!
Мы чокнулись, калганная была хороша…
–Ну, а теперь рассказывай, – Милолика подпёрла голову рукой.
–Мать просила передать, что беспокоится, сильно,– сказал я,– в больницу положили. Вчера говорит, точно следит кто-то и выжидает. А у неё живот сильно болит и давление поднялось. И вообще…
–В женскую положили?– уточнила Милолика,– которая у вокзала? Или куда в другую?
–У вокзала,– подтвердил я. –А я Серафимушку видел и она проследить обещала. А мать всё равно беспокоится, вот и попросила к вам съездить.
–Наведаемся,– коротко сказала Доброгнева,– на днях. И к тебе заглянем. Вы вроде на свадьбу собирались?
–В субботу,– кивнул я. – Всех пригласили, и нас с женой, и девочек.
–Вот и идите, отдыхайте, вы молодые, вам повеселиться надо. А Валентине передай, что мы к ней аккурат в субботу и будем. И пусть успокоится, всё с ней хорошо будет, и с дочкой её тоже.
Милолика встала из-за стола и пошла в комнату. Там долго чем-то гремела и брякала, а когда вернулась в кухню, в руках у неё была корзинка. Из корзинки торчали горлышки бутылок. Из кармана застиранного фартука она извлекла видавшие виды очки, водрузила их на нос, из другого кармана вытащила погрызенную шариковую ручку и половинку тетради в косую линейку.
–Вот сейчас я тебе всё напишу,– она села за стол, оторвала листок и стала писать крупным разборчивым почерком, с ятями и твёрдыми знаками.
Доброгнева аккуратно разрезала бумажку и привязала к каждой бутылке нужную часть.
–Вот, это матери отвезёшь, тут всё написано, пусть пьёт. А эти две– жене твоей, ей тоже надо. А то у вас-то нормальной еды нету.
–Матери-то сегодня отвези, не тяни время,– посоветовала Доброгнева,– и пусть никого не слушает. А то наговорят, знаю я их! И бумаги никакие пусть не подписывает, до нас. Так и скажи.
–Обязательно,– пообещал я. – Вот слово в слово и передам.
Потом мы ещё побеседовали, потом меня на дорожку напоили чаем с ватрушкой, сунули в рюкзак бутыль той самой калганной, с пожеланиями хорошо отметить новый год…
У школы ребятня играла в снежки, а во дворе стояла настоящая живая ёлка, уже наряженная. Я постоял немного, понаблюдал. Некоторые снежки в полёте вдруг изменяли траекторию, совершенно непостижимым образом, а некоторые таяли и рассыпались прямо на лету. Вдруг один снежок каким-то особо хитрым образом влетел ко мне за шиворот.
–Какая зараза…– я обернулся, на меня смотрел Владька, подкидывая в руке следующий снежок. Рядом с ним стояла тоненькая девушка с копной русых волос. Вера, вспомнил я.
Владька кинул второй снежок. Я увернулся, быстро схватил горсть снега и от души залепил ему прямо в физиономию. Он засмеялся, подошёл ко мне.
–Я тебя помню, ты мне тогда зажигалку принёс.
–Вот и молодец, -проворчал я,– чего кидаешься, родственничек?
–Так я не знаю, как тебя зовут,– признался он, -а смотрю, вроде ты, ну я и проверил!
–Проверяльщик хренов,– фыркнул я,– а зовут меня Раймон Седьмой, граф Тулузский. Мог бы и запомнить! А мать твоя моему отцу тёткой приходится.
–А я вот, женюсь…– он обнял девушку,– на святки. Может приедете? С тобой ещё кто-то был…
–Эпидемия, как пить дать,– я почесал голову,– все почему-то женятся!
Девушка улыбнулась и тихо сказала:
–Меня Вера зовут. А почему эпидемия?
–Я знаю, -кивнул я,– так я о чём, сначала я женился, потом у жены моей бабушка замуж в субботу выходит, а теперь и вы на святки! Это наверно вирусы!
Мы ещё посмеялись, они проводили меня почти до леса. Начинало смеркаться, и я тщетно пытался разглядеть давешнюю лыжню.
–Опять блуждаешь?– дед вырос точно из-под земли,– Пошли, провожу.
За спиной у него болтался потрёпанный сидор, а на плече…блин горелый, ёлка! Тщательно увязанная, свежесрубленная ёлочка.
Мы как-то очень быстро дошли до Городенья.
–Значит так,– дед скинул ёлку с плеча и стащил сидор,– вот это вам гостинцы, ешьте, пейте. Разберётесь. Вот вам ёлка, а то знаю я вас, городских, нарядите чучело ёлочное! И вот…-он вытащил из кармана тулупа помятую бумагу,– порубочный билет, всё как надо, а то заарестуют ещё тебя, как браконьера!– дед хихикнул.
Я малость обалдел от такой щедрости. Отказаться? Нунах, ёлка-то уже всё равно срублена…
–Спасибо…дедушка!
–То-то,– усмехнулся дед,– ладно, иди, а то опоздаешь ещё!
Я пошёл к автостанции. Автобус уже подъезжал, я купил билет и сел. В автобус зашёл незнакомый мужик и направился ко мне.
–Ёлки рубим, молодой человек? А разрешение? Штраф платить будем или как?
–Или как,– я вытащил дедову бумагу. У мужика лицо перекосилось, точно уксуса хлебнул. Он сунул бумагу мне обратно и вышел.
Доехал я без приключений.
Я вылез из маршрутки, с трудом вытащив ёлку, рюкзак и дедов мешок. Постоял пару минут, достал сигарету, закурил. Закинул рюкзак на плечо, подхватил сидор за лямки, потом попытался пристроить ёлку. Ёлка никак не пристраивалась. То есть она пристраивалась, но неудобно.
–Мам, а мы ёлочку купим?
Я обернулся– уставшая женщина за тридцать, ведёт за руку карапуза лет пяти.
–Ну, какая ёлочка, сынок,– женщина мотнула головой, точно лошадь, отгоняющая муху,– мы веточку в лесу найдём. И гирлянду на окно повесим. Ну, может, и купим, только не реви!
Ну, мам, давай сейчас купим.– карапуз не сдавался.– маленькую!
–Вот маме денежку дадут и купим. Маленькую,– женщина потянула малыша за руку.
Меня осенило! Мы-то ёлочку уже купили, и даже нарядили! Ну и пусть чучело, как выразился дед, у людей-то и того нету. А мне так в лом её тащить…я выбросил окурок. Подхватил ёлку и догнал женщину с малышом.
–Благотворительная акция! Только сегодня и сейчас, бесплатная раздача ёлки!– торжественно объявил я. –Вот!
–Не надо!– женщина резко отстранилась и чуть не упала,– нам не надо!
–Мам, ёлочка!– завопил пацан, вцепляясь в ёлку,– мама!
–Берите,– я сунул ёлку женщине,– она последняя осталась, тридцать штук уже раздали! Вот документ, всё честно!
Я вытащил из кармана порубочный билет и отдал женщине.
–А мне расписаться…– неуверенно сказала она,– или телефон?
–Ничего не надо!– заверил я её,– это разовая новогодняя акция! Берёте ёлочку и радуетесь!
–Спасибо…– она неуверенно придерживала ёлку за ствол, малой вцепился в ёлку обеими руками.
Я быстрее пошёл домой, пока она не передумала. Должны же под новый год чудеса случаться, в конце-то концов!