Текст книги "Истории Раймона Седьмого (СИ)"

Автор книги: Татьяна Портнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 32 страниц)

История тридцать восьмая. Придуманный человек в придуманном мире.

Я открыл глаза. Сидящая напротив женщина внимательно смотрела на меня.

–Всё это очень интересно, я имею в виду ваш рассказ, но абсолютно нереально. Сколько вам лет? Двадцать четыре? В вашем возрасте смешно жить в воображаемом мире! Я понимаю, что вы от одиночества придумали себе идеальную модель мира, друзей и неких потусторонних родственников, но подумайте сами– мы живём здесь и сейчас, вернитесь уже в реальность!

Я сидел молча, опустив глаза и разглядывал свои руки. Руки, как руки…свежая царапина, это шпатель соскользнул неудачно.

–Смиритесь уже с положением вещей,– продолжала женщина,– подумайте о своих реальных близких, вам желают добра, а вы…что вы с собой делаете? Зачем? Надеетесь после смерти попасть в свой придуманный мир? Зря. На том свете нет ничего такого, за чем бы туда так стоило стремиться. Во всяком случае, для вас. Вы ещё молоды, у вас вся жизнь впереди, а вы так бездарно её тратите.

Я поднял голову и посмотрел на неё. Серая женщина в сером, безликом кабинете. На её лице отчётливо читалось равнодушие, я был для неё очередной работой, за которую платят деньги– не более того. По большому счёту ей было на меня плевать, и она понимала, что я это знаю. Придурком больше, придурком меньше– какая разница.

–Рецепт давайте,– она протянула руку. Я полез в рюкзак и вытащил рецепт. Она убрала его в стол и выписала новый, шлёпнула печать, внесла номер в журнал.

–В регистратуре ещё две печати поставите. Всё как в прошлый раз. Придёте послезавтра, в это же время.

–А смысл?– спросил я.

–Мне виднее,– отрезала она,– жду вас послезавтра. И надеюсь, что вы уже задумаетесь над нашими беседами!

Я попрощался, и вышел из кабинета.

На улице шёл дождь со снегом, октябрьская мерзкая погода. Я поднял воротник куртки и втянул голову в плечи. Серое, как кусок застиранной тряпки небо, чёрный сырой асфальт, голые чёрные деревья. Редкие серые прохожие, мокрые голуби…Я поплёлся домой. Ждать от жизни было нечего.

Зазвонил телефон…Мать.

–Ты был у врача? Как ты?

–Был, никак…хреново!

–Рецепт взял? Деньги есть? Выкупишь, не забудешь?

–Взял, есть, не забуду…не хочу я их пить!

–Надо,– в её голосе зазвенел металл,– надо! Или в психушку хочешь?

–Ладно, всё…– я отключился.

По дороге я завернул в магазин, купил три литра пива. Подумав, добавил бутылку коньяка, деньги были , хотелось напиться и забыть придуманный мир, порождение моего одиночества. Продавцы провожали меня странными взглядами, но я был слишком погружён в себя, чтоб замечать такие вещи.

Мой дом был на своём месте. Старый особняк, переделанный в многоквартирный дом, впрочем «многоквартирный» сильно сказано– всего шесть квартир. В прошлом году его признали аварийным, и все ждали расселения. В нём обитал странный народ– много пьющий, бомжеватый. Дверь бывшего парадного висела на честном слове, в подъезде воняло мочой, стены разрисованы корявыми граффити , дополненными неприличными надписями. Я поднялся на второй этаж. Моя дверь была в относительно приличном состоянии, старый дерматин ещё держался. Я вошёл в квартиру. Подсознательно я ждал, что меня встретят, но понимал, что на самом деле встречать меня было некому, я давно жил один. После смерти бабушки, уже почти пять лет.

Я зажег свет на кухне, достал из пакета покупки, и включил музыку на телефоне, наугад на что попаду.

–Он сегодня дома, он сегодня один, он немного болен, немного устал.

Сам себе трубадур, сам себе господин, он коньяк с кагором зачем-то смешал…– пел низкий , чуть хрипловатый женский голос. Рыжий Канцлер, «Раймон VII». Как раз в тему, подумал я, наливая коньяк в стакан. Жаль кагора не купил, впрочем мне и пиво сгодится.

–А за окном темно, смотрит в форточку ночь, и с какой это радости парень напился?

А ему бедняге уж ничем не помочь, он устал быть тем, кем сегодня родился.

Да, и правда, устал. Я выпил коньяк, как воду, не чувствуя ни вкуса, ни послевкусия…глотнул пива прямо из бутылки. Может и правда, ничего не было? И никого. И права тётка в сером кабинете. А я просто обыкновенный алкаш, придумывающий себе другую, красивую и невероятную жизнь?

–Он забыл, как люди включают на кухне газ, и чужую боль заглушил цитрамоном,

Он глядит на стены и видит родной Прованс, где когда-то он звался графом Раймоном.

Да, правильно, тогда у меня играла именно эта песня, мне вообще нравились песни Канцлера. Я часто напевал её, поэтому меня и прозвали Раймоном Седьмым…хотя– Роман Седьмов– почти то же самое. Как же мне немного было надо– одна песня, сказка, прочитанная в монографии Галины Дайн, и давнее увлечение фэнтези…

–Он вернулся на землю сквозь дни и года, семь столетий назад безвозвратно ушедший,

Вспоминает об этом Раймон иногда, а друзья говорят про него– «Сумасшедший».

И снова битва идёт для него каждый день, только ныне масштаб поражений неравен.

От былого осталась лишь зыбкая тень, там Тулуза сдана, здесь провален экзамен.

Всё верно, думал я, приканчивая третий стакан и запивая пивом, я провалил всё, что мог– из института вылетел накануне диплома, невеста меня бросила, когда поняла, что со мной ей ничего не светит, кроме весёлой жизни… ну, и кому я нахрен нужен? Да никому. Разве что бригадиру, когда я в трезвом виде. Всё– таки я неплохой маляр, хоть и самоучка.

–И Раймон Седьмой допивает остывший чай, и срывает морфином незримые узы,

И идет поутру он молитвы свои читать в католический храм альбигойской Тулузы…

Не было у меня морфина, поэтому я запивал коньяк пивом, ну неужели и правда, я всё выдумал? И смешных девчонок, и правильную Ларису, и надёжного Игоря, и Машу…мне было совсем хреново…хреновее некуда.

–Возвращаясь назад он неспешно идёт, игнорируя огненный глаз светофора,

Ибо знает, что знамя его упадёт, и растопчут его крестоносцы Монфора.

И отбывает он вновь в летний свой карантен, заблудившись в цепи бесконечных тропинок.

Ищет отдыха в россыпях телеантенн, веря в грустную ложь разноцветных картинок…

По моему лицу лились слёзы, я оплакивал тех, с кем прожил лето, ну и пусть они придуманные и ненастоящие, но для меня они были живыми! Давясь и всхлипывая, я пил коньяк…

–И Раймон Седьмой равнодушно глядит в экран, матерится на поздний звонок телефона,

И болят на погоду призраки старых ран, что получены им под стеной Каркассона…

Я плакал, допивая своё пиво, понимая как глупо выгляжу со стороны– взрослый парень, рыдает потому, что рухнул его прекрасный придуманный мир…Я оплакивал их и себя…жить не хотелось.

–И Раймон Седьмой равнодушно глядит в экран, заполняя времени стёртые лузы,

И болят на погоду призраки старых ран, что получены им на полях под Тулузой…

История тридцать девятая. Невзятый замок.

Я с трудом приоткрыл один глаз . Наступило утро в китайской деревне…С кухни пахло чем-то пригоревшим. Мать громко разговаривала по телефону, я прислушался. Впрочем, она всегда говорила громко, профессиональное – мать работала диспетчером в автопарке, привыкла кричать.

–Да пришла, а он опять в хламину, никакой, представляешь? Сил нет никаких у меня уже! Что? Нет, ну ты что, совсем же рехнётся! Нет, ну что люди-то скажут? Да и кто его в психушку возьмёт? Он же не чокнутый, ну немного только…мне врач тогда так и сказал, когда мы его привезли, не наш, говорит пациент, это, говорит, нервный срыв…ага, сами чуть не рехнулись, хорошо успели вовремя, вот как кто под руку толкнул зайти… Ну, да, ну, да…Санька до сих пор заикается, как вспомнит, хорошо Лешка не растерялся, веревку обрезал…так ведь накануне свадьбы, он и того совсем…а я понимаю, очень хорошо понимаю! Я бы тоже… Нет, ну а как? Всё таки сын… вот и хожу, а он то пьяный, то вообще дома нету. Нет, ну работает, как не работает? Где-то на стройке, маляром…так когда работает, он и не пьёт совсем! Видно там и ночует, они по всей области ездят…

Я с трудом стащил себя с кровати, натянул штаны…голова трещала, во рту как кошки нагадили. Мать продолжала говорить. Я подошел к кухонной двери.

–А Санька вообще его боится, шугается… не знаю, что делать! И ведь ему все до фени, никакой благодарности! Сколько я вариантов находила, ну, продай ты свою халупу, купи приличную однушку, чего ещё надо, так нет. Упёрся…Говорю– давай, продадим, новую купим, сдавать будем, а ты у нас живи, вон, комната , ну и что, что проходная, так нет! Моя квартира, и всё… Нельзя было его с бабкой оставлять, она чокнутая была, и этот не лучше вырос. Летом, вроде поочухался, картинки какие-то рисовать опять начал…а как осень, так опять…ну, да, у психов всегда осенью обострение!... Да ходит он к этому врачу, а толку-то? Ноль… и мне бы дома побыть лишний раз…ведь вот, можно сказать семьёй жертвую…

–Мам,– не выдержал я,– не жертвуй, а?

Она обернулась, как ошпаренная. Вспыхнула, что-то невнятно пробурчала в телефон.

–А, ты давно не спишь?

–Не очень. Мам, давай, ты не будешь жертвовать семьёй из-за отдельно взятого алкаша, то есть меня, а? Я как нибудь выживу сам, хорошо?

–Да как ты сам, понятно уже,– она широким жестом обвела семь пивных банок, стоящих в рядок около мусорки. Блина, вот я перфекционист. Упился до полного нестояния, но банки выставил как по линеечке.

–Мам, я давно уже вырос, и на пиво сам зарабатываю,– проинформировал я,– и на сигареты, и на еду, и на одежду, и на квартплату! Я у вас десять лет, наверное, копейки не просил. Ты иди, а то Санька у тебя нервный, может ему чего страшно…

Мать огляделась и сказала:

–Так, через полчаса сюда человек придёт. Ты подпишешь всё, что он скажет. Вашу воронью слободку всё равно расселят скоро, а так хоть квартиру нормальную получишь, а не по соцнормам.

–Я никого к себе не звал, и вообще, я в магазин пойду. И ничего подписывать не буду. Знаю я таких человеков, потом вообще бомжом окажусь. Тебе надо, ты и подписывай, на свою квартиру. А я тут доживу, а там– что дадут, мне пофиг.

–Да ты не понимаешь,– вскинулась мать.

–Не понимаю, вот такой я тупой,– вызверился я,– не понимаю, почему это я не хочу в проходной комнате на диване жить, имея свою квартиру! Не хочу чужих людей в своё жильё пускать, хочу жить один, и никого не пугать, раз уж на то пошло! Не понимаю тебя, мать, блин, героиню! У меня Серафимушка вместо матери всю жизнь была, а ты так…

–Да на хрена я вообще тебя родила!– закричала мать,– господи, вот же тварь неблагодарная! Ведь говорили мне, дуре…так нет, мать свою послушала! Вот и получила теперь!

–Прости, мам,– я и правда чувствовал себя виноватым,– но я на эту тему говорить не буду. Всё. Ты иди домой, ладно? А я выживу, не бойся, я конечно тварь неблагодарная, но живучая…

Мать вздохнула , надела пальто, я помог ей застегнуть сапоги. Она посмотрела на меня, покачала головой и ушла.

Я поплёлся в ванную, из зеркала на меня глядела страшная рожа…небритая, опухшая. Показываться в таком виде кому бы то ни было не хотелось. Я, как мог, привёл себя в порядок. Вымыл плиту– после материной стряпни она всегда была чем– то заляпана, точно она пренебрегала сковородой и кастрюлями, и сварил себе кофе. Есть то, что готовила мать было невозможно– требовалась многолетняя подготовка, которой у меня не было– значит надо топать в магазин. Я подсчитал всю наличность– после вчерашнего коньяка её слишком много убыло…вот спрашивается, нахрена я заливал горе армянским «Наири»? Что мне, родной, сорокаградусной не хватило бы? Эстет, блина… Порылся в шкафчике, отыскал пачку овсяного печенья. В холодильнике– тетрапак со сливками…ну, жить можно. Наконец налил себе кофе и закурил.

Полегчало. Что ж, будем жить в реальном мире. Я снова ткнул в телефон, наугад выбирая музыку.

 
-В час, когда я бываю разбит, неоправданно слаб быть может,
 И когда несчастье глядит, ухмыляясь кривою рожей
 И угрозы шипит мне вслед, со злорадством беззубых бабок-
 Мне все беды не в счёт, вед на гребне скалы меня ждёт
 Невзятый мой замок!
 

Я поднял голову. И правда, чего это я так раскис? Если я всё придумал, то наверное где-то в реальности это всё есть. И просто надо найти эту реальность. А пока– сходить в магазин, купить еды, отвадить риэлторов, которых регулярно напускала на меня мать, мечтающая о золотых горах от сдачи моей жилплощади…ну, в общем, дел хватало.

Я натянул джинсы, свитер, обул любимые ботинки. Надел куртку. Открыл стенной шкаф, чтоб достать зонт– на улице опять был дождь, и вдруг точно осёкся– на дне шкафа, смятая в ком, лежала моя камуфляжка. Я осторожно вытащил её– она была вся в засохшей грязи и бурых пятнах, похожих на застарелую кровь. Я потряс её– в кармане что-то брякнуло. Я сунул руку в карман– там лежал сломанный нож, перочинный, ржавый. Я похолодел– откуда? Он же ушёл, ушёл вместе с Альбиной Занкевич! Присмотрелся повнимательнее– полы камуфляжки были точно разодраны, в памяти возникла картина– меня уносит не пойми куда, а девчонки отчаянно пытаются меня удержать, вцепившись в одежду. Мать моя женщина, значит, что-то было? Ведь было же, да?

 
-Говорят, в замке спрятан грааль, я его не нашёл врать не буду
 Этот замок искал Персиваль, прикоснуться надеясь к чуду
 Исцеляют в его стенах тех кто в жизни на грех был падок,
 С душ слетает зола, недоступен для грязи и зла
 Невзятый мой замок!
 

В полном раздрае я вышел на улицу, и поплёлся в сторону магазина. Как говорится– война войной, а обед– по расписанию! Затарился дошираком и пельменями, подумав, прихватил кетчуп и пару банок пива. На кассе взял пять пачек сигарет, мельком подумав, что если в скором времени не подвернётся работа, то придётся перейти на «Приму».

Около дома взгляд зацепился за яркое пятно на общем сером фоне, я пригляделся– на старой, непонятно как уцелевшей качели, сидели две девчонки– подростка в куртках и шапках ядовитой кислотной расцветки. Как воробьи, мелькнула мысль, я медленно прошёл мимо, как вдруг:

–Хозяин!

Я уронил сумку, пивные банки брякнули об асфальт, но мне было уже всё равно.

–Хозяин, нашёлся!– я сгрёб девчонок в охапку и прижал к себе. Говорить я не мог, слёзы лились по лицу. Они повисли на мне, что-то рассказывая, всхлипывая и сбиваясь…Я уткнулся носом в помпоны на их невероятных шапках…вокруг, со стеклянным звоном рушился, пропадал серый, ненастоящий мир.

 
-И пускай снова люди твердят, что, мол, замки вышли из моды,
 Но какое столетье подряд, нарушая закон природы,
 И от всей души наплевав на границы привычных рамок,
 Вновь увидел Магрит, в поднебесье нахально парит
 Невзятый мой замок!
 

P.S. («Песня о невзятом замке», Рыжий Канцлер)

Арка вторая. Пропавшая невеста.

История первая. Кусочек счастья.

-Граф, а ты в курсе, что послезавтра уже первое сентября?– спросила Маша. Я, после городеньевской битвы, уже второй день отлёживался, и со мной, любимым носились, как с хрустальной вазой. Было приятно, но несколько утомительно.

–Я в курсе, а что? У нас чего-то нету?– лениво поинтересовался я, насколько я помнил, девчонки были к школе вполне готовы, да и я тоже. Я даже учебные планы сдал, и рабочую программу! О чём и сообщил.

–Да при чём тут твои бумаги!– Маша всплеснула руками,– вот скажи, в каком виде ты в школу пойдёшь, а? Что, опять будешь утверждать, что твои страшные боты– это хорошая обувь, а ветровка– это пиджак? Ты должен выглядеть, как нормальный человек.

–Мань, а я что, ненормальный?– нет, ну я конечно это давно подозревал, но пиджак по– моему на психическое здоровье никак не влияет.

–Ты абсолютно невозможный человек,– Маша дёрнула меня за волосы,– вот как так можно, а? Как ты в школу к ученикам придёшь в таком виде? А родители придут, тебя увидят, и что?

–Ну… полюбуются?– предположил я,– я ж прекрасен в любом виде, нет?

–У тебя мания величия,– проворчала Маша,– завтра сходим в магазин и купим, что нужно. И не спорь, пожалуйста! Хватит уже в магазинах для подростков одеваться.

–Смерти ты моей хочешь,– заныл я,– Марусь, смилуйся, а? Девчонки, вот скажите извергу, я ж помру на месте, у меня непереносимость костюмов! Сразу отёк Квинке начнётся, и всё! Нету больше нашего графа…

– Не пугай детей,– строго сказала Маша,– ничего у тебя не начнётся! Что ты капризничаешь, как принцесса! Девочки, успокойтесь, у вашего хозяина приступ нытья. Наверно мы его пережалели.

–А может не надо,– робко заикнулась Акулька.

–Хозяин и так красивый,– поддержала её Дунька.

– Правильно,– я кивнул,– Мань, ребёнок не соврёт!

–Они альтернативы не видели,– улыбнулась Маша,– а вот как увидят, так сразу со мной согласятся!

–Мань, да мне тот костюм, как корове седло! Не носил я их никогда!

– А раз не носил, так откуда такая уверенность?,– блина, железная логика… я понял, что не отверчусь.

Котёнок решил, что раз все так заняты моей персоной, он может выйти на охоту, и напал на Машин клубок. Маша с воплями спасала клубок, кот сопротивлялся и не желал отдавать добычу, девочки со смехом отцепляли хищника от мохера. Я любовался картиной под названием «Моя сумасшедшая семейка». Освобождённый от клубка котёнок мстительно прыгнул на рассортированные девчонками частички паззла, снова смешав их в кучку, и помчался по коридору со всех ног…через секунду раздалось вполне ожидаемое «Бумс»…тормозить он так и не научился.

Перед сном мы пили чай на кухне. Зловредный зверь лежал у меня на коленях, мстительно поглядывая на Машу– наверное готовился к новой охоте. Зазвонил мой телефон. Я взял трубку. Мама.

–Привет, мам.

–Привет, у вас там всё нормально?

–Да вроде всё, а что?

–Мы к вам завтра зайдём, навестим, хорошо? Все придём.

–Ладно,– я немного удивился,– а когда?

–Ну, вечером, как с работы придём. Часов в шесть.

–Договорились,– я отключился.

–Завтра мои в гости придут . Вечером,– проинформировал я своё семейство.

–Ой, засуетилась Маша,– надо подготовиться! Пирог испечь, салатов, горячее…и мы же тебе за костюмом собирались!

–Ну,придётся костюм отложить,– притворно загрустил я,– видишь, Мань, такие обстоятельства…

–А мы можем пирогов испечь!– радостно воскликнула Дунька. Вот же предательница…

–Вы напечёте,– проворчал я,– мне моя жилплощадь ещё дорога!

–Хозяин,– её глазищи наполнились слезами,– мы умеем! Уже научились!– и она хлюпнула носом. Я почувствовал себя скотиной.

–Ладно, девки, пироги за вами,– они тут же заулыбались во все свои три сотни зубов.

–С мясом! И с капустой! И сладкие!– Акулька плотоядно облизнулась,– сладких побольше надо…

–А мы в магазин,– строго сказала Маша, глядя на меня,– и если кто-то против…

–Мань, я с утра в школу!– попробовал отвертеться я,– я не могу!

–В обед,– Маша не отступала,– быстренько сходим, я кое– что присмотрела, тебе только померить!

–Изверг ты, Марья, как есть изверг,– вздохнул я,– всё равно тебя люблю.

Ночь прошла без эксцессов. Никто в двери не ломился, и возвернуть мною неправедно к рукам прибранное не требовал. Наутро я потихоньку выполз из постели, сварил себе кофе, и закурил первую сигарету. Все ещё спали, но стоило мне почти бесшумно открыть холодильник, чтоб взять молоко, как на кухню прокрался Уголёк. Пришлось кормить зверя хыщщного, иначе он бы всех поднял, и я бы был врагом народа и мучителем кота.

На запах кофе пришла полусонная Маша.

–Раймон, нехорошо кофий в одиночку пить!– нравоучительно сказала она.

–Мань, так я и тебе налью сейчас!– в моей турке, доставшейся мне в наследство от бабули, помещалось ровно две чашки кофе. И как я ни старался, я не мог сварить одну. Правда кофе был вкусный. И я никогда не выливал вторую чашку. Маша зевнула и отхлебнула большой глоток.

–Граф, я тебя люблю!– сообщила она,– у тебя самый вкусный в мире кофе!

–Корыстная ты, Марья,– засмеялся я, нет бы сказала, что я так прекрасен, что ты устоять не могла, а ты…

–Ты безусловно прекрасен,– Маша допила кофе и пристроилась на моих коленях,– но кофе у тебя божественный…

В итоге в школу я поплёлся только через три часа, но довольный…

В школе я быстренько уладил свои дела, заскочил в кабинет, полюбовался. Синие шкафы по– прежнему портили весь вид, но директор клятвенно обещала, что в осенние каникулы привезут новые стеллажи и синих монстров заменят. Вообще, школа выглядела как-то более светло и празднично. Точно с неё ушла серая тень. Вот только во мне сидело какое-то внутреннее беспокойство, точно заноза. Я понимал, что совсем извести Викторину мне было не по силам, значит, она просто отошла в сторону, и теперь копит силы, медленно, исподтишка, собирает по крупицам. Значит нужно всегда быть готовым к неожиданному удару.

Дома пахло пирогами… девчонки хозяйничали на кухне, Маша крошила салат.

–Хозяин, хозяин,– закружились около меня кикиморки,– мы пирогов напекли! Вкусные, иди скорее, пробуй!

–Руки вымой,– крикнула с кухни Маша,– и иди обедать! Всё готово, тебя только ждём.

Пироги были вкусные. Девчонки прямо цвели, когда я их наворачивал.

–А чего вы раньше не признавались, что готовить умеете?– спросил я,– эксплуатировали бедного меня!

–Мы боялись…– шёпотом призналась Дунька,– а вдруг дом сгорит… печка-то незнакомая.

–А теперь не боимся, познакомились!– гордо заявила Акулька, дожёвывая сладкий пирожок,– мы теперь тебя пирогами будем кормить! И хозяйку тоже!

–Меня не надо, я много не ем,– засмеялась Маша,– это вон у графа желудок бездонный, сколько ни съест, всё тощий, а я сразу поправляюсь…

–Мань, ты поправляешься в нужных местах,– поспешил успокоить её я.– Не переживай!

Девчонки были счастливы.