Текст книги "Испорченная кровь (ЛП)"

Автор книги: Таррин Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Сапфиры Элгин гладкие руки цвета карамели.

Единственное украшение, которое можно увидеть на

ней – толстые золотые браслеты, расположившиеся

от запястья до середины предплечья. Этакое

классическое проявление богатства. Я наблюдала,

как она записывала что-то в своём блокноте.

Браслеты нежно бренчали, пока ручка царапала

бумагу. Я разделяла людей по одному из четыр ёх

чувств, которое они проявляли сильнее всего.

Сапфира Элгин подпадала под звук. Её офис тоже их

издавал. Слева от нас в камине потрескивал огонь и

поглощал поленья. За её левым плечом журчал

небольшой фонтан с миниатюрными камнями. А в

углу комнаты, за книжным шкафом из ореха и

шоколадными диванами, была большая латунная

клетка напротив окна. Пять разноцветных канареек

щебетали и прыгали с одного уровня на другой.

Доктор Элгин перевела взгляд от блокнота на меня и

что-то произнесла. Её губы были цвета свеклы, и я

вяло смотрела на них, пока она говорила.

– Простите. Что Вы сказали?

Она

улыбнулась

и

повторила

вопрос.

Прокуренный голос. У неё был акцент, который

выделял букву «р». Звучало так, будто она мурлыкала.

– Я спррросила пррро Вашу мать.

– Какое отношение моя мать имеет к моему

раку?

Нога Сапфиры слегка подскочила на колене,

создавая шуршание. Я решила называть её Сапфира, а

не доктор Элгин. Таким образом, я могла

притворяться, что не подвергалась психоанализу

мозгоправа, которого выбрал Айзек.

– Наши встррречи, Сенна, не только из-за

рррака. Они больше связаны с Вашей личностью, чем

с болезнью.

Да, изнасилование. Мать, которая бросила

меня. Отец, который делал вид, что у него нет

дочери. Куча ужасных отношений. Обречённые

отношения...

– Хорошо. Моя мать не только покинула

семью, но, вероятно, передала заболевание мне. Я

ненавижу её за то и за это.

Лицо женщины было бесстрастным.

– Она пррробовала связаться с Вами, после

того как ушла?

– Однажды. После того как опубликовали мою

последнюю книгу. Отправила мне сообщение по

электронной почте. Просила о встрече.

– И? Как вы ответили?

– Никак. Я не заинтересована. Прощение для

буддистов.

– Тогда кто же вы? – спросила она.

– Анархист.

О н а м г н о в е н и е изучала

меня,

а

затем

произнесла:

– Расскажите мне о Вашем отце.

Рррасскажите мне о Вашем отце.

– Нет.

Она чиркнула что-то ручкой в блокноте, что

вызвало зуд. Или, может быть, я просто придиралась.

Я представила себе, как она пишет: « Не готова

говорить об отце. Насилие?». Не было никакого

насилия. Просто не было ничего.

– Тогда о Вашей книге. – Она достала из-под

блокнота копию моего последнего романа и

положила его на стол между нами. Я должна была

быть удивлена, что у неё была копия, но не была.

Когда роман был экранизирован, я не думала, что

захочу

увидеть фильм,

но

смотрела.

Была

вероятность того, что они превратят мою книгу в

какую-нибудь извращённую голливудскую подделку.

По крайней мере, книга получила хорошую рекламу.

Они ожидали небольшой релиз, но на премьере

фильм собрал в три раза больше ожидаемого, а затем

держался в блокбастерах в течение трёх недель,

прежде чем был нокаутирован супергероем в

обтягивающем костюме. Моя книга за ночь стала

сенсацией. И я ненавидела это. Все стали смотреть

на меня, рассматривать мою жизнь, задавать вопросы

о моём творчестве, что я всегда считала очень

личным. Итак, я купила дом, сменила номер

телефона и перестала отвечать на электронные

письма. Какое-то время я была одним из самых

востребованных авторов в книжном мире. Сейчас же

я была жертвой изнасилования, и у меня был рак.

Я ненавидела Айзека за то, что заставил меня

э т о сделать. И ненавидела его за условие моей

операции. Я обратилась к интернету в поисках

других хирургов, которые могли бы удалить опухоль.

Их было в изобилии. Рак сейчас в моде. Я

обнаружила сайты, где были их фотографии, какую

медицинскую школу окончили, как их оценивали

бывшие

пациенты. « Пять

звёзд

доктору

Стеттерсону из Беркли! Он уделил время, чтобы

узнать меня, как человека, а не просто оперировал

как подопытного кролика!» «Четыре звезды доктору

Майсфелд. Его подход был жёстким, но рак исчез».

Это было похоже на чёртов сайт знакомств. Ужасно.

Я быстро закрыла окно и решила попробовать

психолога, к которому Айзек заставил меня

обратиться.

В этот момент только одно могло успокоить

м е н я – знание, что именно он будет вырезать

опухоль

из

моего

тела. Не просто какой-то

незнакомец, а незнакомец, который спал на моём

диване и кормил меня.

– Давайте поговорим о Ваших последних

отношениях, – произнесла Сапфира.

– Зачем? Почему мы должны анализировать

моё прошлое? Я ненавижу его.

– Для того чтобы узнать, кем человек является

в настоящий момент, полагаю, нужно для начала

узнать, кем он был раньше.

Я ненавидела то, как она выстраивала свои

слова. Нормальный человек сказал бы, что для начала

нужно узнать, кем он был. Сапфира смешивала всё.

Бросала в меня. Использовала своё произношение

«р» в качестве оружия. Она как мурлыкающий

дракон.

Женщина воспользовалась моим колебанием,

снова царапая что-то ручкой в блокноте.

– Его зовут Ник. – Я взяла свой нетронутый

кофе и развернула чашку в руках. – Мы были вместе

в течение двух лет. Он писатель. Мы встретились в

парке. Расстались потому, ч т о парень хотел

жениться, а я нет. – Немного правды. Это как

посыпать искусственный подсластитель на горькие

фрукты.

Я откинулась назад, удовлетворённая тем, что

заполнила

встречу

достаточным

количеством

информации, чтобы удовлетворить дракона Сапфиру.

Она подняла брови, что можно было счесть

приглашением продолжить разговор.

– Вот и всё, – отрезала я. – Я в порядке. Он в

порядке. Жизнь продолжается. – Я вытащила прядь

волос и, погладив, вернула её обратно за ухо.

– Где сейчас Ник? – спросила она. – Вы

поддерживаете контакт?

Я покачал головой.

– Мы пытались какое-то время. Это было

слишком больно.

– Для Вас или для него?

Я безучастно посмотрела на неё. Был ли разрыв

всегда болезненным для всех участников?

Возможно, нет…

– Ник переехал в Сан-Франциско после того,

как опубликовал последнюю книгу. Последнее, что я

слышала, он жил с кем-то. – Я посмотрела на

канареек, пока она записывала что-то в своём

блокноте. Для этого я должна была повернуться к

ней спиной, хотя чувствовала себя хорошо, этакое

пассивно-агрессивное неповиновение.

– Вы читали его книгу?

Я немного подождала, прежде чем развернуться

назад;

достаточно

времени,

чтобы

изменить

выражение лица. Я подняла руку к горлу, обхватив

его под подбородком указательным и большим

пальцами. Ник говорил, что это выглядело так, будто

я пыталась задушить себя. Полагаю, подсознательно

так и было. Я быстро отдёрнула руку.

– Он написал её про меня... про нас.

Я думала, этого будет достаточно, чтобы

отвлечь её внимание и позволить мне дышать. Но она

терпеливо ждала моего ответа. Вы читали его книгу?

Её шоколадные глаза смотрели не мигая.

– Нет, я не читала её.

– Почему нет?

– Потому что не могу, – отрезала я. – Я не

хочу читать о том, как разочаровала его и разбила

ему сердце.

Мне было легко говорить об этом. Проблемы,

которые у меня были два года назад с Ником,

воспринимались лучше по сравнению с тем, что

скрывалось в мелководных приливах моей памяти.

– Он прислал мне копию. Она так и лежит на

прикроватной тумбочке в течение двух лет. – Я

взглянула на часы... в надежде. И да! Наше время

истекло. Я вскочила, и схватила свою сумочку.

– Ненавижу это, – произнесла я. – Но мой

глупый хирург отказывается оперировать меня, если

я не буду с Вами разговаривать.

Она кивнула.

– Увидимся в четверг.

Я сжимала пальто и открывала дверь, когда она

окликнула меня:

– Сенна.

Я остановилась, одной рукой почти в рукаве.

– Прочитайте книгу, – сказала женщина.

Я ушла, не сказав ничего на прощание. Доктор

Элгин что-то тихо напевала, когда дверь за мной

закрылась.

Это был первый раз, когда я сама куда -то

поехала. Я взяла с собой диск Айзека и слушала

« Landscape» всю дорогу домой. Это успокоило меня.

Почему? Хотела бы я знать. Может быть, в конце

концов, Сапфира сможет мне объяснить. Это была

единственная песня, которая была у меня, к которой

на самом деле были прикреплены слова, и её темп не

был особо успокаивающий. Наоборот.

Когда я вернулась домой, то захватила диск внутрь.

Положила его на кухне и поднялась наверх. У меня

не было намерения слушаться Сапфиру Элгин, но

когда я увидела обложку романа Ника, лежащего

рядом с моей кроватью, то взяла его. Это было скорее

рефлекторно, мы говорили о книге, а теперь она

передо мной. Сверху издание покрывал тонкий слой

пыли. Я вытерла её рукавом и стала изучать обложку.

Она не в его стиле, но авторы не очень влияют на

обложки своих книги. Существует команда в

издательстве,

которая э т и м занимается.

Они

совещаются в конференц-зале без окон за чашкой

дешёвого кофе, так, по крайней мере, сказала мне

мой агент. Если бы я искала Ника в обложке, то не

нашла бы. На обложке крупным планом был снимок

птичьих перьев: серых, белых и чёрных. Название под

короткими курсивными белыми буквами гласило:

« Запутавшаяся».

Открыла её на странице посвящения. Это было

большее, на что я решалась до сих пор прежде, чем

захлопнуть её.

Посвящается И. К.

Я дышала через рот, сгибая пальцы на открытой

странице,

будто

готовилась

сделать

что-то

физическое.

Мой разум

снова возбуждался от

посвящения.

Посвящается И. К.

Я перевернула страницу.

«ГЛАВА ПЕРВАЯ»

« Она

купила

меня

словами,

красивыми,

обещающими и замысловатыми словами ...»

Раздался звонок в дверь. Я закрыла книгу,

вернула её на тумбочку и пошла вниз. Ни за что на

свете не буду читать.

– Мы должны просто сделать тебе дубликат

ключей, – сказала я Айзеку. Он стоял на моём

п о р о г е , е г о р у к и б ы л и нагружены бумажными

пакетами. Я отошла в сторону, позволяя ему пройти.

Это был колкий комментарий, но я сказала его

по-дружески.

– Я не могу остаться, – сказал он, опуская

пакеты на кухонный стол. Это ужалило, будто пчела

забрела в мою грудную полость. Я хотела спросить

почему, но, конечно же, не сделала. Это не моё дело,

куда и с кем он идёт.

– Ты не должен больше этого делать, —

ответила я. – Я виделась с доктором Элгин сегодня.

Поехала сама. Я… мне лучше.

На нём была коричневая кожаная куртка, лицо

обросшее. Не было похоже, что он пришёл из

больницы. В те дни от него всегда исходил слабый

запах антисептика. Сегодня был только лосьон после

бритья. Он прошёлся пальцами по щетине.

– Я назначил твою операцию на понедельник

через две недели. Таким образом, у тебя будет

несколько встреч с доктором Элгин.

Моим первым инстинктом было поднять руку

вверх, чтобы почувствовать свою грудь. Я никогда не

была одной из тех женщин, которые гордились

размером бюстгальтера. У меня была грудь. По

большей части я игнорировала её. Но, теперь, когда

она собиралась покинуть меня, я чувствовала, что

должна защитить её.

Кивнула.

– Я хотел бы, чтобы ты продолжила встречи с

ней... после... – Его голос понизился, и я

отвернулась.

– Ладно. – Но я не имела это в виду.

Айзек постучал пальцами по мрамору.

– Ладно, – повторил он. – Увидимся позже,

Сенна.

Я начала распаковывать продукты. Сначала

ничего не чувствовала. Только коробки макарон и

пакеты

фруктов,

уложенные

рядами...

укомплектованные. Потом я почувствовала что-то.

Зуд. Он грыз меня, дёргая и вытягивая, пока я не была

так расстроена, что бросила упаковку крекеров через

комнату. Они попали в стену, и я смотрела на то

место, где они приземлились, пытаясь найти звук

своего волнения. Звук. Я побежала в гостиную и

включила Флоренс Уэлч. Она пела мне песню без

остановок в течение нескольких дней. Её реальный

голос устал бы сейчас, но записанный голос

неизменно взывал ко мне. Сильно.

Как он узнал, что эта песня, эти слова, этот

измученный голос будут говорить со мной?

Я ненавидела его.

Я ненавидела его.

Я ненавидела его.

Я увиделась с Айзеком за пару дней до

операции. Зато часто встречалась с доктором Элгин.

Я ходила к ней три раза в неделю по требованию

своего хирурга. Это напоминало попытку впихнуть

целую жизнь в шесть сеансов терапии. Она

приказывала мне говорить глазами и звоном

браслетов: «Расскажи мне больше, расскажи мне

больше». Каждый раз, опускаясь на её диван, моё

достоинство опускалось чуть ниже. Это была не я. Я

выворачивала нутро, как некоторые люди это

называли; разглашала правду. Это была словесная

рвота, и Сапфира Элгин была пальцами в моём горле.

Я обнаружила, что личная информация была

довольно скисшей. Она сидела и портилась в углах

вашего сердца так долго, что к тому времени как её

раскрывали, вы сталкивались с чем-то протухшим. И

вот что я сделала – обрушила на неё всю гниль, и

она поглощала всё без исключения. Казалось, что чем

больше Сапфира Элгин высасывала из меня, тем

меньше меня оставалось. Иногда я пыталась быть

забавной, именно так я могла услышать её скрипучий

смех. Она смеялась невпопад, иногда в полнейший.

Были дни, когда женщина мне нравилась, а в другие я

её ненавидела.

Под конец каждой встречи дракон мурлыкал одно и

то же:

– Прррочитайте книгу Ника. Она подарррит

Вам

перррспективу.

Заверрршённость.

–

Я

возвращалась домой, решительно настроенная её

прочитать, но как только добиралась до « Для И.К.»,

быстро закрывала.

Страница

посвящения

стала

выглядеть

изношенной

и

замусоленной,

заляпанной

отпечатками пальцев.

Я дождалась нашей последней встречи, чтобы

рассказать об изнасиловании. Не знаю почему, за

исключением того, что помимо рака, изнасилование

было последнее, что случилось со мной. Может быть,

у меня был хронологический способ борьбы с

неприятностями, писательский способ решения

проблем. Её безразличное отношение к данному

вопросу было тем, что, наконец, подкупило меня. Как

будто всё время, встречаясь с ней, я отсчитывала дни,

пока не должна буду рассказать об изнасиловании,

опасаясь жалости, которую увижу в её глазах. Но её

не было.

– Это жизнь, – произнесла она. – Плохие

вещи случаются, потому что мы живём в мире со

злом. – И тогда женщина спросила о самом

странном. – Вините ли Вы Бога? – я никогда не

обвиняла Бога, так как не верила в него.

– Если бы я верила в Бога, то винила бы.

Полагаю, легче не верить, так мне даже не на кого

злиться.

Она улыбнулась. Кошачьей улыбкой. А потом

всё закончилось, и я вышла свободной женщиной,

отслужив своё в собственном чистилище. Теперь

Айзек прооперирует меня. Я освобожусь от рака,

буду свободно , без страха, двигаться вперёд. Без

крупинки страха.

Той ночью мне снова начали сниться кошмары —

руки толкающие и терзающие меня. Острая боль и

унижение. Чувство беспомощности и паники. Я

проснулась с криком, но Айзека не было. Я приняла

душ, чтобы смыть сон, дрожа под кипятком. И не

могла вернуться ко сну, картинки ещё были свежи в

моей памяти, поэтому я сидела в своём кабинете и

делала вид, что пишу книгу, которую ждала мой

агент. Книга, для которой у меня не было слов.

В полдень, за пять дней до операции, я

собралась ехать в больницу для предоперационных

процедур. Был март, солнце боролось с облаками всю

неделю. Сегодня оно было ясно-синим. Я была

обижена на солнце. Эта мысль заставила меня

подумать о том, что Ник говаривал обо мне. « Ты вся

серая. Всё, что ты любишь, то, как видишь мир». Я

вышла к машине, обходя лужи после вчерашнего

дождя. Они были окрашены как раковины устрицы,

радужные от пятен масла, оставленные моей

машиной или Айзека. Когда я добралась до двери

водителя, т о обнаружила картонный квадрат под

щёткой

стеклоочистителя. Бросила взгляд через

плечо, прежде чем выудить его. Айзек был здесь.

Прошлой ночью? Этим утром? Почему он не

позвонил в дверь?

Я села в машину немного взволнованная и

вытащила диск из конверта. На этот раз он написал

название песни на диске красным перманентным

маркером.

«KillYourHeroes» ( Прим. ред.: песня,

написанная вокалистом

Аароном Бруно

и музыкантом

Брайаном Уэстом для дебютного студийного

альбома группы «Megalithic Symphony

» , где она выступает

в качестве восьмого трека) группы «Awolnation»

(Прим. ред.:

(обычно стилизованный под « AWOLNATION» )

—   американская альтернативная рок-

группа, сформированная и возглавляемая

Аароном Бруно

). Мои руки дрожали, когда я нажала на «play».

Я слушала с закрытыми глазами, задаваясь вопросом,

все ли слушают музыку со словами подобным

образом. Когда прозвучала последняя нота, я завела

машину и поехала в больницу, борясь с улыбкой. Я

ожидала чего-то оголяющего, как это было с песней

Флоренс Уэлч. Названия и её связь с великим

Оскаром Уайльдом было достаточно, чтобы

заставить меня ухмыльнуться, но слова, которые

любому, кто борется с раком, показались бы

бесчувственными, взбодрили меня. Этакое славное

безобразие.

Я нажала «play» и прослушала ещё раз, барабаня

пальцами по рулю, пока ехала.

Я сидела в палате в больничном халате, когда вошёл

Айзек, сопровождаемый медсестрой, доктором Акела

и пластическим хирургом, с которым я виделась

несколько недель назад, думаю, его зовут доктор

Монро, или, возможно, доктор Мортон. Айзек был

одет в чёрное под белым халатом. Мгновение я

изучала его, пока он рассматривал мою карту.

Доктор Акела улыбалась мне, стоя слишком близко к

Айзеку. Это что, собственничество? Доктор

Монро-Мортон выглядел скучающим. По телеку

таких называют манекенами.

Наконец, Айзек поднял голову.

– Сенна, – сказал он. Доктор Акела посмотрела на

него, когда доктор назвал меня по имени. Интересно,

у неё ли он скрывался, когда не был со мной. Если бы

я была мужчиной, я бы тоже скрывалась у доктора

Акела. Она была красивым убежищем. Её чувством

было зрение, решила я. Всё в ней громко взывало к

глазам: как она двигалась, смотрела и говорила

посредством тела.

Айзек попросил меня сесть.

– Мы собираемся осмотреть тебя. – Он нежно

развязал тесьму моей больничной сорочки сзади и

отошёл, чтобы я сама смогла её опустить. Я заставила

себя ничего не чувствовать, глядя прямо перед собой,

когда холодный воздух коснулся моей кожи.

– Ложись, Сенна, – сказал он мягко. Я сделала это.

Сосредоточилась на потолке, почувствовав его руки

на себе. Он осмотрел каждую грудь, пальцы

задержались вокруг уплотнения на правой стороне.

Его прикосновение было нежным, но

профессиональным. Если бы кто-нибудь другой

трогал меня, я бы давно уже вскочила и выбежала из

комнаты. Когда Айзек закончил, то помог мне сесть

и поправил мою сорочку. Я заметила, как доктор

Акела снова смотрела на него.

– У тебя хорошие результаты, – произнёс он. —

Всё готово для операции на следующей неделе.

Доктор Монтоль здесь, чтобы поговорить с тобой о

хирургическом восстановлении. – Монтоль! – А

доктор Акела хотела бы обсудить с тобой процесс

облучения.

– Мне не нужно говорить с доктором Монтоль, —

ответила я.

Лицо Айзека дёрнулась верх.

– Ты хочешь обсудить восстановление после…

– Нет, – сказала я. – Не хочу.

Доктор-манекен Монтоль вступил в игру, уже не

выглядя таким скучающим.

– Мисс Ричардс, если мы получим экспандеры

сейчас, Ваше восстановление…

– Я не заинтересована в восстановлении, —

ответила я пренебрежительно. – Я пройду

мастэктомию, а потом отправлюсь домой без

экспандеров. Это моё решение.

Доктор Монтоль открыл было рот, чтобы ответить,

но Айзек оборвал его:

– Пациентка приняла решение, доктор. – Он

смотрел прямо на меня, пока говорил. Я плотно

сжала губы в знак благодарности.

– Ели мои услуги не нужны, вы меня извините, —

сказал доктор Монтоль, прежде чем уйти.

Я смотрела на свои руки. Доктор Акела села на край

кровати. Мы говорили в течение нескольких минут о

лучевой терапии, которую мне придётся пройти

после операции. Шесть недель. Я восхитилась её

подходом к больным; он был тёплым и личным.

Уходя, она слегка коснулась тыльной стороны руки

Айзека. Мой.

Айзек подождал, пока дверь не закрылась, прежде

чем сделал шаг вперёд. Я приготовилась к потоку

вопросов, но вместо этого он сказал:

– Ты можешь одеться. Пообедаешь со мной?

Я моргнула, глядя на него.

– Разве это не конфликт интересов? Ланч с

пациенткой?

Он улыбнулся.

– Да, мы должны пойти в другое место, а не в

больничный кафетерий.

Я хотела сказать «нет», но услышала слова песни,

которые он оставил мне утром, они проигрывались в

моей голове. Кто дарит песню, в которой говорится:

« Не нужно беспокоиться, всё равно все умрут»,

когда у кого-то рак?

Мне понравилось. Особенно его честность.

– Ладно, – ответила я.

Он взглянул на часы.

– Встретимся на стоянке через десять минут?

Я кивнула.

Я оделась и направилась вниз.

– Я припарковался там, – сказал Айзек, когда

я нашла его на парковке. Он переоделся, надел белую

рубашку и серые в тонкую полоску брюки. Я

последовала за ним к его машине, и доктор открыл

мне дверь. Это было слишком. Я запаниковала.

– Не могу это сделать, – ответила я. И отошла

от автомобиля. – Прости. Мне нужно попасть

домой.

Я не оглядывалась, когда шла к своей машине.

Он, вероятно, думал, что я сошла с ума. Скорее

всего, так и было.

Айзек ждал меня, когда я вернулась домой

спустя несколько часов, прислонившись к машине и

задрав

лицо

вверх. « Наслаждайся, Айзек», —

подумала я. – « Завтра мои облака вернутся». На

долю секунды, я подумала, а не развернуться ли мне

на подъездной дороге и не отправиться ли в Канаду.

Н о я разъезжала в течение нескольких часов, и

стрелка бензобака теперь указывала на «Е». Я хотела

попасть домой. Я прошла мимо него к двери. Мы

едва зашли в прихожую, когда я бросила:

– Почему ты не спрашиваешь, почему я не хочу

восстановления после операции хирургическим

путем?

– Потому что, если ты захочешь сказать мне,

то скажешь.

– Мы не друзья, Айзек!

– Нет?

– У меня нет друзей. Разве ты не видишь?

– Я вижу, – ответил он. Я ждала, что мужчина

скажет что-нибудь ещё, но доктор этого не сделал.

На мне был тёмно-синий пиджак поверх рубашки. Я

сняла его и швырнула на кушетку. Затем собрала

волосы на макушке и завязала их в узел.

– Так зачем ты здесь?

Он посмотрел на меня.

– Я хочу, чтобы ты была в порядке.

Это

слишком.

Я

побежала

наверх.

Я

действительно сошла с ума. Я знала это. Нормальные

люди не бросают разговоры прямо посередине.

Нормальные люди не дают чужакам спать на их

диване.

Два года назад я купила велотренажёр у

восьмидесяти восьми летней вдовы с розовыми

волосами

по

имени

Дэлфи.

Она

поместила

объявление

в «Penny Saver », потому что, по её

словам, после замены коленного сустава не могла

« чертовски хорошо е г о использовать». Я забрала

тренажёр в тот же день, когда и позвонила. После

всех хлопот с поднятием его вверх по лестнице, я так

ни разу не села на него. Я подошла туда, где он стоял,

собирая пыль в углу моей спальни, и залезла на

тренажёр. Пришлось корректировать настройку

Дэлфи для высоты мягкого сиденья. Я крутила

педали, пока мои ноги не стали похожи на желе.

Задыхалась, когда слезла, босые ноги болели из -за

пластиковых педалей. Я прошла к тумбочке, наступая

на края ступней. Раскрыла «Запутавшаяся»

мизинцем.

« Посвящается И.К.»

Я закрыла книгу и пошла вниз, чтобы увидеть,

что Айзек готовил на ужин.

«Фортуна любит смелых». Вот что я твердила

про себя, пока меня готовили к операции. Только я

говорила не по-английски,

а

на

латинском:

« Fortesfortunajuvat

...

fortesfortunajuvat

...

fortesfortunajuvat». Мантра звучала на латыни лучше.

Повторите любую фразу на выпендрёжном языке

большинства древних философов, и вы будете

звучать, как ч ёртов гений. Повторите ту же фразу на

английском, и вы будто ненормальный. Кто написал

эту фразу? Философ. Я должна была вспомнить его

имя, но не смогла. «Нервы », – сказала я себе.

Искала, на чём можно сосредоточиться, что сможет

поддержать мо ё решение. Я знала, ч т о в Библии

сказано что-то о выкалывании себе глаза, если это

оскорбляло тебя. Я вырезала свою грудь. Думаю, это

как смелый шаг, так и обиженный. Как правило,

неважно, что храбрость сводится к сильному чувству

долга, которое спекулир овало ещё более сильным

безумием.

Все

храбрецы

были

немного

сумасшедшими. Я попыталась сосредоточиться на

чём-то другом, чтобы мне не пришлось думать о том,

насколько безумна я. Медсестра брала у меня кровь.

Медсестры были очень внимательны, даже

когда втыкали иглы в мою плоть. « Ой, извините

милая, у вас тонкие вены. Будет неприятно лишь

секунду». Они просили меня закрыть глаза, как будто

я ребёнок. У этой не было никаких проблем с

поиском нужной вены в руке. Интересно, просил ли

их Айзек заботиться обо мне. Это казалось чем-то,

что он мог сделать. Больничная палата была белой.

Слава Богу. Я могла думать в мире без вмешательства

цвета. Айзек пришёл, чтобы проверить меня. Я

пыталась быть сильной, когда он сел на край кровати

и уставился на меня мягким взглядом.

– Почему ты перестал играть? – мой голос

дрогнул на последнем слове. Мне нужно что-нибудь,

чтобы отвлечь себя. Откровение от Айзека.

Он обдумывал мой вопрос в течение минуты,

затем сказал:

– Я люблю две вещи.

Я перестала дышать. Думала, он собирался

рассказать мне о женщине. Которую любил, и ради

которой отказался от музыки. Вместо этого Айзек

меня удивил.

– Музыка и медицина.

Я с облегчением опустила голову на подушку,

чтобы слушать его.

– Музыка заставляет меня разрушать себя и всё

вокруг меня. Медицина спасает людей. Поэтому я

выбрал медицину.

Так прозаически. Так просто. Интересно, что

было бы откажись я писать, выбрав что-то другое

вместо того, чего жажду.

– Музыка тоже спасает людей, – ответила я.

Мне это лично не знакомо, но я писатель и моя

работ а – знать, как думают другие люди. И я

слышала, как они говорили подобное.

– Не меня, – произнёс он. – Она заставляет

меня разрушать.

– Но ты до сих пор слушаешь её. – Я подумала

о его песнях. Те, что он оставил мне, и те, которые

слушал в своей машине.

– Да. Но я не создаю её больше. Не теряюсь в

ней.

Я не смогла скрыть в своих глазах желание

узнать больше. Айзек заметил.

– Как человек может потеряться в музыке?

Он улыбнулся и посмотрел на трубки,

тянущиеся от моих вен к капельнице в нескольких

футах.

– Чем они тебя накачали? – поддразнил он.

Я промолчала, боясь, что если отвечу на его

шутку, он не скажет мне ответ.

– Ты позволяешь этому жить в тебе. Ритму,

словам, гармонии... образу жизни, – добавил он.

– Но, в конце концов, место есть только для

одного из вас.

Я некоторое время молчала. Переваривала.

– Ты скучаешь по ней?

Он улыбнулся.

– Она до сих пор со мной. Просто сейчас не в

центре моей вселенной.

– На чём ты играл?

Айзек

взял

мою

руку,

повернул,

пока

внутренняя часть моего запястья не оказалась сверху.

Тогда он начал настукивать ритм указательным и

средним пальцами на моем пульсе. Я позволила ему

это, по крайней мере, минуту. Затем я сказала:

– Ударные.

У меня был ещё один вопрос на кончике языка,

но он так и остался там, потому что вошла медсестра.

Айзек встал, и я знала, что наша беседа закончилась.

В уме я прокручивала ритм, который он играл на

моём запястье, пока медсестра натягивала шапочку

мне на волосы. Интересно, какой песне он

принадлежал. Была ли она одна из тех, которые

Айзек оставлял на лобовом стекле.

– Я собираюсь приготовить тебя к процедуре,

– сказал он, спустив мой халат, – а затем Сэнди

заберёт тебя в операционную. – Доктор превратился

из Айзека человека в Айзека врача в считанные

секунды. Он показал мне, где собирался сделать

надрезы, делая наброски на моей груди чёрным

маркером. Говорил о том, что собирался искать. Его

голос был устойчивым, профессиональным. Пока

доктор говорил, слёзы текли по моему лицу и

пропадали в моих волосах в тихой, но очень

эмоциональной какофонии. Это было впервые с

самого детства, когда я плакала. Я не плакала, когда

ушла мама, или когда я была изнасилована, или когда

узнала, что рак пожирает моё тело. Я не плакала

даже тогда, когда приняла решение вырезать саму

суть того, что делало меня женщиной. Я плакала,

когда Айзек отбивал ритм на моём запястье и сказал

мне, что он должен был отказаться от этого, прежде

чем всё разрушило его. Пойди, разберись. Или, может

быть, его откровение просто освободило от всего.

Мой крик был разочаровывающим. Будто что -то

более глубокое вытолкнуло последний камень из

плотины, после чего она прорвалась.

Он видел мои слёзы, но игнорировал их. Я была

очень, очень благодарна. Они укатили меня в

операционную, и анестезиолог встретила меня,

назвав по имени. Меня попросили считать в

обратном порядке от десяти. Последнее, что я

увидела, прежде чем отключиться, был Айзек,

пристально смотрящий мне в глаза. Мне кажется, он

призывал меня жить.

– Сенна... Сенна...

Я слышала его голос. Мои веки были тяжёлыми.

Когда я подняла их, Айзек стоял передо мной. Был

какой-то тревожный комфорт в его присутствии.

– Привет, – сказал он тихо. Я моргнула,

пытаясь очистить своё зрение.

– Всё прошло гладко. Мне нужно, чтобы ты

отдохнула. Я вернусь позже, чтобы поговорить об

операции.

– Ты достал его? – мой голос был просто

скрипом. Он пах кофе, когда наклонился ко мне. И

говорил мне на ухо, как будто делился секретом.

– Я вытащил его. Весь.

Я едва могла кивнуть, прежде чем снова

закрыла глаза. Я уснула, желая кофе , и того, чтобы

мои веки не были так тяжелы, чтобы я могла видеть

его лицо немного дольше.

Когда я проснулась, в палате находилась

медсестра, проверяющая мои жизненно важные

показатели. Она была блондинкой с розовыми

ногтями. Они были гладкими и блестящими, как

маленькие

конфеты. Девушка улыбнулась мне и

сказала,

что

собирается

позвать

доктора

Астерхольдера. Он вернулся через несколько минут и

сел на край кровати. Я наблюдала, как Айзек налил в

стакан воду из графина и поднёс трубочку к губам. Я

выпила.

– Я изъял три лимфатических узла. Мы их

обследовали,

чтобы

увидеть,

как

далеко

распространился рак. – Айзек сделал паузу. – Ты

сделала правильный выбор, Сенна.

Я почувствовала тяжесть в груди. Как же

быстро он получил результаты? Мне хотелось

дотянуться и коснуться повязки, но это было

слишком больно.

– На данный момент просто отдыхай.

Принести тебе что-нибудь?

Я кивнула. Когда я говорила, мой голос звучал

хрипло:

– На тумбочке, рядом с моей кроватью есть

книга. Принеси мне её в следующий раз, когда ты…

– Я принесу её завтра, – сказал он. – Твой

сотовый здесь. – Айзек указал на шкафчик рядом с

моей

кроватью.

У

меня

не

было

никакой

потребности в телефоне, так что я туда даже не

посмотрела. – Я должен сделать обход. Позвони

мне, если что-нибудь понадобится. – Я кивнула,

половина меня хотела, чтобы он оставил визитную

карточку как в старые времена.

На следующий день Айзек, верный своему

слову, принёс мне книгу Ника. Я держала её в руках в

течение длительного времени, прежде чем попросила

медсестру положить на мою тумбочку. Трудно

избавиться от старых привычек.

Айзек пришёл проведать меня после того, как