Текст книги "Испорченная кровь (ЛП)"

Автор книги: Таррин Фишер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

его смена закончилась. Он снял форму и теперь был в

джинсах

и

белой

футболке.

Медсестры

перешёптывались, когда доктор шёл одетый таким

образом. Он выглядел больше барабанщиком, нежели

врачом. Айзек сел на мою кровать. Но на этот раз не

как врач. Он был барабанщиком. Интересно, Айзек

ударник очень отличается от Айзека врача? Доктор

потянулся к книге и взял её, переворачивая в руках.

Мои глаза исследовали татуировки на предплечье.

Странно было видеть книгу Ника в руках Айзека. Он

изучал её некоторое время, а затем спросил:

– Хочешь, чтобы я почитал тебе?

Я не ответила, поэтому он открыл её на первой

главе. Айзек пролистал страницу посвящения, даже

не глядя. « Браво», – подумала я. – « Повезло тебе».

Когда он начал читать, я хотела закричать на

него, чтобы остановить. У меня был соблазн заткнуть

уши. Отклонить атаку книги, написанной лишь для

того, чтобы сделать мне больно. Но не сделала.

Вместо этого, я слушала Айзека Астерхольдера,

читающего слова, которые любовь всей моей жизни

писал мне. И они звучали так...

КНИГА НИКА

Человек не должен быть одинок, но, тем не

менее, в большинстве случаев, рождается он именно

таким. И пока взрослеет, ему прививают мысль, что

где-то в мире существует вторая половинка его души.

Нашу планету населяет более шести миллионов

человек, значит, один из них может , действительно

может, быть предназначен непосредственно для вас.

Но для того, чтобы найти этого человека, разыскать

свою вторую половинку – любовь всей своей жизни

– мы все должны полагаться, что наши пути

пересекутся, две жизни свяжутся воедино, и одна

душа узнает другую по тихому шёпоту.

Мне повезло найти свою половинку. Она

оказалась совсем не такой, как я себе представлял.

Если воссоздать душу женщины из чёрного графита,

окунуть его в кровь, а затем усыпать мягчайшими

лепестками роз, и то не удалось бы достичь той

замысловатости,

которой

была

наделена

моя

избранная.

Я познакомился с ней в последний день лета.

Лучи солнца пробивались сквозь вашингтонское

небо, и казалось вполне уместным, что скоро

наступит осень. На следующей неделе обещали

дождь, дождь и снова дождь. Но в тот день светило

солнце, и она стояла, греясь в его лучах, щурилась,

даже сквозь солнцезащитные очки, словно у неё была

аллергия на свет. Я выгуливал свою собаку в

довольно людном парке возле озера Вашингтон. Мы

как

раз

развернулись

в

обратную

сторону,

намереваясь отправиться домой, когда я остановился,

чтобы посмотреть на неё. Она была худощава,

очевидно, любила бегать. И на ней была надета та

вещица, которая длиннее свитера, но короче, чем

платье. Свитер-платье? Я медленно прошёлся

взглядом по её ногам, вплоть до армейский ботинок.

Судя по потёртым загибам и тому, как удобно ей

было в них стоять, она их очень любила. И я тоже

полюбил эти ботинки ради неё. И на ней. Мне

захотелось овладеть ею. Откровенная мужская

мысль, которую слишком стыдно произнести вслух.

Женскую грудь пересекала лямка сумки, которая

висела на её левом бедре. Мне кажется, что я

довольно смелый мужчина, но не настолько, чтобы

подойти к женщине, каждое телодвижение которой

буквально кричало, чтобы её оставили в покое. Но в

тот день я отважился. И чем ближе подходил, тем

больше она отдалялась.

Она не замечала меня, была слишком занята,

разглядывая воду. Теряясь в ней в какой -то степени.

Как может мужчина ревновать к воде? Именно это

мне и хотелось выяснить.

– Привет, – поздоровался я, когда оказался

прямо перед ней. Она не сразу посмотрела на меня, а

когда это сделала, её взгляд показался мне немного

вялым. Я сразу перешёл к делу.

– Я писатель и когда увидел, как ты стоишь

здесь, у меня появилось желание начать записывать

слова на бумаге. Поэтому мне кажется, что ты моя

муза. Поэтому я посчитал, что мне нужно поговорить

с тобой.

Она улыбнулась мне. Похоже, ей потребовалось

приложить усилия для этого, видимо, женщина не

часто улыбалась, и мышцы её лица застыли.

– Это лучший способ ухаживания, о котором я

когда-либо слышала, – сказала она задумчиво.

Я не был уверен, было ли это ухаживанием. Это

было по-настоящему. Только её слова заставили мои

губы сморщиться, будто мой рот был полон мякоти

лимона.

Я посмотрел на потёртую кожаную сумку на её

бедре.

– Что в сумке? – поинтересовался я. И сразу

же начал чувствовать её. Словно знал кто она до того,

как женщина мне рассказала.

– Компьютер.

Я не распознал в ней студентку колледжа.

Женщина была слишком принципиальной, чтобы

быть

простой

служащей. «Писательница »,

–

предположил я.

– Ты тоже пишешь, – озвучил я свою догадку.

Она кивнула.

– Значит, мы должны понимать друг друга, —

сказал я. В её каштановых волосах я разглядел седую

прядку. Очередное доказательство того, что она

рождена для зимы.

– Тебя зовут Джон Кардэ, – сказала она. – Я

видела твою фотографию. В «Barnes and Noble».

– Ну, это неловко.

– Было бы, если бы мне не нравились

сопливые женские романы, – сообщила она. – А

они мне нравятся.

– Ты пишешь такие?

Она покачала головой, и, клянусь, что прядь

серебра замерцала в лучах заходящего солнца. Мой

всезнающий писательский ум сразу произнёс:

« Мифрил» ( Прим.пер.: мифрил – разновидность

металла из произведения Толкиена «Властелин

колец»).

– Я работаю над своим первым настоящим

романом. Он, видимо, получится очень бурным.

– Давай обсудим его за ужином, – предложил

я. Глаз не мог оторвать от неё. Я имею в виду, да, она

выглядела ошеломительно, но это было нечто гораздо

большее. Напомнила мне дом без окон. В одном из

таких запросто можно сойти с ума, но мне очень

хотелось попасть внутрь. Женщина посмотрела на

мою собаку.

– Я могу завести его домой, он как раз по пути

в город.

Она помедлила, но только, чтобы проверить

время, а затем кивнула. Мы шли в тишине несколько

кварталов. Женщина опустила голову, предпочитая

рассматривать тротуар. Я задавался вопросом,

любила ли она трещины или ей просто не хотелось

встречаться

взглядом

с

мимо

проходящими

пешеходами.

Должно

быть,

наша

молчаливая

прогулка

со

стороны

казалась

странной.

Я

догадывался, что она довольно немногословна. Музы

чаще всего разговаривают с помощью взглядов и

жестов. Сила, которую они дарят, электризуется сама

по себе. От неё все нейроны в организме встают по

стойке смирно.

Хотя я приглашал е ё зайти, женщина осталась

ждать меня на краю подъездной дорожки моего дома

и ковыряла носком ботинка сорняк, который

пробился сквозь асфальт. Я не очень хороший

садовник. Мой двор выглядел неухоженным. Я

провёл Макса обратно к дому и открыл дверь,

которую никогда не запирал. Остановившись у его

миски, я наполнил её водой из-под крана, пока пёс

наблюдал за мной. Макс знал мою стратегию

поведения с женщинами. Я приглашал их на обед,

рассказывал о своих книгах и о своей страсти, а

потом приводил обратно сюда. Прежде чем выйти на

улицу, я провёл рукой по волосам, схватил со стола

упаковку жевательной резинки « Джуси Фрут», и

вышел на улице. Женщины не было. Именно тогда я

осознал, что так и не спросил, как её зовут. И не

сказал ей своё имя, то есть своё настоящее имя.

Аккуратно развернув фольгу, я вытащил жёлтую

пластинку жевательной резинки и зажал её между

зубами. Засунув в кармах обёртку, я тщательно изучал

улицу, пытаясь обнаружить её. Я только что потерял

девушку, которую по -настоящему хотел узнать. И это

очень плохо.

КНИГА НИКА

Она вернулась. Два дня спустя. Из окна

гостиной я увидел, что девушка стояла на том же

месте, где я оставил её тогда, и смотрела на мой дом,

будто он напомина л ей какой-то кошмар. В прошлый

раз, когда я видел её, она стояла , освещаемая

солнечным светом. На этот раз шёл дождь. На ней

был белый дождевик, капли дождя с капюшона

стекали на её лицо. Я видел серебряную прядь,

прилипшую к щеке. Наблюдал за ней из окна

несколько минут, чтобы посмотреть, что она будет

делать. Девушка стояла, как вкопанная. Я решил

выйти к ней. Шагая босиком по тропе, я потягивал

кофе из чашки, проводя языком по трещинке на

ободке. Несколько капель дождя попали в мою

кружку. Когда я приблизился к ней на пару метров,

то остановился и посмотрел на небо.

– Тебе по душе такая погода, – констатировал

я факт.

– Да, – ответила она.

Я кивнул.

– Хочешь зайти на кофе?

Вместо того чтобы ответить, она, молча, пошла

по дорожке в сторону дома. Дверь захлопнулась за

ней, прежде чем я понял, что женщина оказалась

одна в моём доме. Интересно, не показалось ли мне,

ч т о девушка постаралась наступить на каждый

сорняк на пути?

Она не остановилась, чтобы осмотреться, когда

шла по коридору, который соединял прихожую с

остальной частью дома. На стенах в коридоре у меня

висело несколько картин и семейные фотографии.

Обычно

женщины

останавливались,

ч т о б ы рассмотреть каждую из них. Мне всегда

казалось, ч т о они

делали так, чтобы успокоить

нервы. Девушка сняла плащ и бросила его на пол.

Вокруг него сразу же образовались лужицы дождевой

воды. Чудачка. Она пошла прямо на кухню, будто бы

была здесь сто раз, пока не остановилась перед моей

потрёпанной кофеваркой. Указала на шкаф над ней,

и я кивнул. Девушка выбрала кружку Доктора Сьюза

( Прим. ред.: Теодор Зойс Гайзель – американский

детский писатель и мультипликатор) – умная

девочка. Я предпочитал Уолта Уитмена ( Прим. ред.:

американский поэт, публицист) с трещиной на

ободке. Я наблюдал, как она подняла кофейник с

нагревателя и начала, не глядя, наливать кофе. И

смотрела в окно. Правда, когда жидкость достигла

края кружки, её рука автоматически отодвинулась. Я

вздохнул с облегчением. Чувства веса и времени

были развиты до совершенства в этой странной

маленькой головке. Закончив, она прислонилась

спиной к столешнице и выжидающе посмотрела на

меня.

– В тот день...

– Что? – спросил я. – Это ты ушла.

– Был не подходящий день.

Каким чёртовым образом она мыслит?

– А сегодня подходящий?

Девушка пожала плечами.

– Может быть. Мне просто захотелось прийти.

Она прошла и села напротив меня за шаткий

обеденный столик, который пережил со мной три

разрыва отношений. Если у меня с этой девушкой

что-нибудь сложится, то я куплю новый стол. Я

слишком часто занимался на нём сексом, чтобы

оставить его, если у меня будут длительные

отношения.

– Это глупый мир, – сказала она и провела

пальцем по краю стола, будто читала по Брайлю

( Прим. ред.: шрифт Брайля – рельефно-точечный

тактильный шрифт, предназначенный для письма и

чтения незрячими и плохо видящими людьми.

Разработан в 1824 году французом Луи Брайлем,

сыном сапожника).

Я ждал продолжения, но она больше ничего не

сказала. Мой лоб прорезали морщины. Я ощущал,

к а к складки кожи приближались одна к другой.

Девушка попивала кофе, уже думая о чём-то другом.

– Ты когда-нибудь заканчиваешь мысль?

Она серьёзно обдумала мой вопрос и томно

сделала ещё один глоток.

– У меня их много.

– Заверши последнюю, а затем…

– Я не помню, что там было.

Девушка допила свой кофе и потом встала,

чтобы уйти.

– Увидимся во вторник, – бросила она,

направляясь к двери.

– А что во вторник? – крикнул я ей вслед.

– Ужин в твоём доме. Я не ем свинину.

Я услышал, как за её спиной хлопнула

москитная сетка. Макс залаял и, царапая плитку

когтями, бросился мимо меня к двери. Откинувшись

на спинку стула, я улыбнулся. Я тоже не ем свинину.

За исключением бекона, конечно. Все едят бекон.

Девушка появилась во вторник ровно в шесть. Я

понятия не имел, когда ожидать её, по этому

приготовил суши из лосося, который купил утром на

рынке. Я как раз заворачивал начинку в лист из

водорослей, когда она вошла. Я услышал, как

хлопнула сетка, и залаял Макс.

Она толкнула бутылку виски через столешницу.

– Большинство людей приносят вино, —

сказал я.

– Большинство людей слабаки.

Я подавился смехом.

– Как тебя зовут?

– Бренна. А тебя?

– Ты уже знаешь моё имя.

Частично верно. Она знала, что это мой

псевдоним.

– Настоящее имя, – добавила девушка.

– Ник Ниссли.

– Гораздо лучше, чем Джон Кардэ. От кого ты

скрываешься?

Бренна отвинтила крышку «Джека » ( Прим.

ред.: « Jack Daniel’s»– вид американского виски

, выпускается в винокурнях города Линчберг

, штат Теннесси

, США

, с XIX века

. Напиток изготавливается из 80 % кукурузы, 8 %

ячменя и 12 % ржи на основе чистой ключевой воды

и в итоге содержит около 40 % алкоголя ) и сделала

глоток прямо из бутылки.

– Ото всех.

– Я тоже.

Я смотрел на неё краем глаза, пока разливал соевый

соус в две формочки. Она молода, намного моложе

меня. От кого ей скрываться? Вероятно, от

экс-бойфренда. Ничего серьёзного. Скорее всего,

просто парень, который не хотел её отпускать. У

меня есть бывшие, которые, вероятно, хотели бы

скрыться от меня. Это была поверхностная мысль,

потому что будь эта женщина действительно так

проста, она бы меня не заинтересовала. Я увидел её,

стоящую неподвижно на месте, и этим она привела

мои мысли в движение. Я уже написал более

шестнадцать тысяч слов с тех пор, как Бренна вошла

в мой дом, а затем исчезла. Большой прогресс,

учитывая, что я находился в авторском ступоре весь

последний год своей жизни.

Нет, если эта женщина сказала, что скрывается,

значит, так оно и есть.

– Бренна, – позвал я ночью, когда мы лежали в

постели.

– Мммм.

Я снова произнёс имя девушки, водя пальцем по её

руке.

– Почему ты продолжаешь повторять моё имя?

– Потому что оно красивое. Я слышал Брианна, но

Бренна – никогда.

– Что ж, поздравляю, – она скатилась с кровати и

потянулась за юбкой. Юбка была тем, с чего всё

началось. Я видел юбку и хотел знать, что

находилось под ней.

– Куда ты собралась?

Уголок её рта приподнялся.

– Я похожа на девушку, которая остаётся на ночь на

первом свидании?

– Нет, мэм.

Она собрала свою одежду с пола, а затем я проводил

её к двери.

– Могу я отвезти тебя домой?

– Нет.

– Почему нет?

– Не хочу, чтобы ты знал, где я живу.

Я почесал затылок.

– Но ведь ты знаешь, где живу я.

– Совершенно верно, – ответила она.

Приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в губы.

– Вкус « Бестселлера по версии Нью-Йорк Таймс»,

– произнесла она. – Спокойной ночи, Ник.

Я смотрел ей вслед, и меня раздирали

противоречивые чувства. Действительно ли я просто

позволил женщине выйти из моего дома в середине

ночи, а не отвёз её домой? Я не видел машину. Мою

мать хватил бы инфаркт. Я почти ничего о ней не

знал, но у меня не было никаких сомнений, что ей не

понравится, если я поскачу галопом вслед за ней на

своём воображаемой скакуне. И почему, чёрт возьми,

она без машины? Я вернулся на кухню и начал

убирать наши тарелки. Мы съели только половину

суши, прежде чем я перегнулся через стол и

поцеловал её. Она даже не удивилась, просто

уронила палочки и вернула поцелуй. Остальная часть

нашей ночи была полна изящества. Благодаря ей.

Бренна раздела меня на кухне, но не позволила

раздеть её, пока мы не добрались до спальни. Потом

она заставила меня сесть на край кровати, и стала

раздеваться сама. Её спина ни разу не коснулась

простыней. Действительно помешанная на контроле

женщина.

Я положил последнюю тарелку в посудомойку и сел

за свой рабочий стол. В голове быстро возникали

идеи. Если бы я не записал их, то потерял бы. Я

написал десять тысяч слов, прежде чем взошло

солнце.

Через неделю мы вместе отправились в Сиэтл. Это

была её идея. Мы поехали на моей машине, потому

что она сказала, что у неё таковой не имеется.

Казалось, что Бренна нервничала, сидя на переднем

сиденье и сложив руки на коленях. Когда я спросил

её, хотела ли она, чтобы я включил радио, девушка

ответила отрицательно. Мы ели русские пирожные

из бумажных пакетов и наблюдали, как паромы

пересекали пролив, дрожа, и стоя так близко друг к

другу, как только было можно. Наши пальцы были

настолько жирными, что когда мы доели, нам

пришлось прополоскать их в фонтане. Она смеялась,

когда я плеснул воду ей в лицо. Я мог бы написать

ещё десять тысяч слов, только слушая её смех. Мы

купили на рынке пять фунтов креветок и поехали

обратно ко мне домой. Я не знал, почему, чёрт

возьми, я попросил пять фунтов, но тогда это

казалось хорошей идеей.

– У тебя тоже она есть, – сказал я, когда мы вместе

чистили креветки над раковиной на моей кухне. Я

провёл пальцем вдоль креветки, указывая на тёмную

линию, которую необходимо вычистить. Она

нахмурилась, глядя на креветку в своих руках.

– Это называется «Испорченная Кровь».

– Испорченная Кровь, – повторила Бренна. – Не

похоже на комплимент.

– Возможно, но не для некоторых.

Она обезглавила креветку взмахом ножа и бросила её

в миску.

– Именно твоя тьма притягивает меня. Твоя

Испорченная Кровь. Но иногда она может погубить

своего хозяина.

Бренна отложила нож и вымыла руки, вытерев их о

свои джинсы.

– Мне нужно идти.

– Хорошо, – ответил я. И не двигался, пока не

услышал, как хлопнула дверь с сеткой. Я не

огорчился, что мои слова вынудили её сбежать.

Бренна не любила раскрывать душу. Но она

обязательно вернется.

КНИГА НИКА

Она не вернулась. Я пытался убедить себя, что

мне всё равно. Ведь вокруг полно женщин. Полно.

Женщины всюду, куда ни глянь. У каждой есть кожа

и кости, и уверен, что у некоторых из них, даже есть

серебряные пряди в волосах. А если такой пряди нет,

то уверен, что смог бы убедить их покрасить волосы.

Но когда убеждаешь себя, что тебе всё равно, это

лишний раз доказывает обратное. Каждый раз, когда

я оказывался на кухне, то ловил себя на том, что

выглядывал в окно, чтобы проверить, не стояла ли

она под дождём, осуждающе разглядывая сорняки,

проросшие на дорожке. Я так долго смотрел на эти

сорняки, что, в конце концов, не побоявшись дождя,

вышел и выдернул их один за другим. На это у меня

ушла вся вторая половина дня, и, в результате , я

подхватил насморк. Зато расчистил тропинку для

женщины.

Мне хотелось пойти и поискать её, но я ничего

о ней не знал. Всё то, немногое, что она рассказала о

себе, легко уместилось бы на моей ладони и осталось

бы ещё много места. Её зовут Бренна. Она пришла из

ниоткуда. Ей нравилось быть сверху. Она ела хлеб;

отрывая от него маленькие кусочки и укладывая их

на середину языка. Я задавал ей вопросы, но Бренна

умело переводила тему на меня. Мне слишком

сильно хотелось дать ей ответы, и в процессе я

забывал добиваться ответов от неё. Девушка

управляла мной, словно я какой-то самовлюблённый

тромбон. Ту-у-у, ту-у-у, ублажая моё самолюбие.

Должно быть, она считала меня дураком всё это

время.

Ту-у-у, ту-у-у.

Я вернулся в парк, в надежде снова столкнуться

с ней. Но что-то подсказывало мне, что тот день в

парке был счастливой случайностью. Это был не её

день, чтобы быть там, и он был не моим. Мы

встретились, потому что так было нужно, а я взял и

напортачил, сказав ей, что у неё Испорченная Кровь.

Я думал, что она знала. О, Боже. Если бы у меня был

ещё один шанс с ней, я бы слова не сказал. Молчал

бы и слушал. Мне хотелось познакомиться с ней

поближе.

Я часто садился за ноутбук и написал больше, чем за

несколько прошедших лет. Слова просто появлялись

на листе одно за другим, и я ощущал себя

писателем-Богом. Мне нужно больше времени с этой

женщиной. Наверное, если бы я провёл с ней год, то

написал бы столько книг, что хватило бы на целую

библиотеку. А если представить себе целую жизнь.

Она предназначена для меня. Я очистил весь двор от

сорняков, прибрался в шкафах, купил новый стол со

стульями для кухни. Дописал свою книгу. Отправил

её по электронной почте редактору. И продолжал

задерживаться

у

кухонного

окна,

тщательно

перемывая и без того чистую посуду.

Я снова встретил её на Рождество. Настоящий

рождественский день, когда готовят индейку,

украшают ёлки и заворачивают никому не нужные

или нежеланные подарки в яркую цветную бумагу. У

меня есть мать, отец и сестры-близнецы с

рифмующими именами. Я ехал к их дому на

рождественский ужин, когда увидел Бренну. Она

бежала по тротуару безлюдной улицы, направляясь к

озеру, а её светящиеся в темноте кроссовки освещали

асфальт под ногами. Она бежала очень быстро. Её

ноги сплошные крепкие мышцы. Готов поспорить,

девушка с лёгкостью могла бы обогнать лань, если бы

попыталась. Нажав на газ, я поехал быстрее и

припарковался на пустыре у индийского ресторана,

обогнав её на полмили. Я чувствовал запах карри,

сочащийся из здания: зелёный, красный и жёлтый.

Выскочив из машины, пересёк улицу, собираясь

перехватить её прежде, чем она достигнет озера. Ей

придётся пройти мимо меня, чтобы добраться до

тропинки. Я выглядел смелее, чем на самом деле

себя чувствовал. Она могла послать меня ко всем

чертям.

К тому времени, когда Бренна заметила меня, было

слишком поздно делать вид, что она меня не видит.

Девушка притормозила, затем остановилась передо

мной и упёрлась руками в колени. Я наблюдал, как её

спина вздымалась и опускалась. Она тяжело дышала.

– С Рождеством, – поприветствовал её я. —

Прости, что отрываю тебя от бега.

Она подняла голову и посмотрела на меня из

этого своего полусогнутого положения, подтвердив

моё предположение, что девушка не желала меня

видеть.

– Я не хотел расстраивать тебя в последний

раз, когда ты была у меня дома, – извинился я. —

Если бы ты дала мне шанс извиниться я бы…

– Ты не расстроил меня, – ответила она. А

потом: – Я закончила свою книгу.

Закончила свою книгу? Я разинул рот.

– За эти три недели, что я тебя не видел? Я

думал, ты только начала.

– Да, но я уже дописала её.

Я открыл и закрыл рот. У меня ушёл год, чтобы

закончить рукопись, и это, не принимая во внимание

время, которое я потратил на исследования.

– Так значит, когда ты ушла, ты ...?

– Я поняла, что должна была написать, —

сказала Бренна, будто это была самая очевидная

истина в мире.

– Почему ты ничего не сказала? Не позвонила

мне? – я чувствовал себя эмоционально зависимым

старшеклассником.

– Ты же автор. Я думала, ты поймёшь.

Я пытался подавить свою гордость и сказать ей,

что не понял. Я даже обед никогда в жизни не

пропускал ради того, чтобы закончить историю.

Никогда не чувствовал даже толику страсти,

достаточно сильной, чтобы побудить меня так

сделать. Я не стал говорить ей об этом потому, что

боялся, что она подумает обо мне. Об известном

авторе более десятка бестселлеров Нью-Йорка.

– О чём ты написала? – спросил я.

– О своей Испорченной Крови.

Меня прошиб озноб.

– Ты написала, что в тебе есть нечто дурное?

Почему ты так поступила?

В ней не было ничего претенциозного. Никакой

показухи, никаких попыток произвести на меня

впечатление. Она даже не пыталась скрыть жестокую

правду, которая напоминала ледяные струи воды,

направленные в лицо.

– Потому что это правда, – безразлично

ответила она. И я влюбился в неё. Ей не нужно

пытаться стать особенной. В ней есть всё то, чего нет

во мне.

– Я скучал по тебе, – сказал я. – Могу ли я

прочесть твою книгу?

Бренна пожала плечами.

– Если тебе хочется.

Я наблюдал, как струйка пота стекала вниз по

шее девушки и исчезала между грудей. Волосы у неё

были влажные, лицо раскраснелось, но мне всё равно

хотелось схватить её и расцеловать.

– Поехали со мной к моим родителям. Я хочу

провести рождественский ужин с тобой.

Я думал, ч т о она откажется, и мне придётся

потратить минимум десять минут, убеждая её. Но я

ошибся. Она согласно кивнула. Я был слишком

напуган, чтобы сказать что-нибудь, когда Бренна шла

со мной к машине, боясь, что девушка передумает.

Без каких-либо возражений она забралась на

переднее сиденье и сложила руки на коленях. Всё это

выглядел слишком чопорно.

Как только мы выехали на дорогу, я потянулся к

радио. Мне хотелось послушать рождественские

гимны. Хоть так подготовить её к рождественской

суматохе, с которой ей придётся столкнуться в доме

Ниссли. Бренна перехватила мою руку.

– Давай не будем включать его?

– Конечно, – ответил я. – Ты не любишь

музыку?

Девушка уставилась на меня, потом посмотрела

в окно.

– Все любят музыку, Ник, – сказала она.

– Но не ты?

– Я не говорила этого.

– Ты имела это в виду. Умоляю, расскажи мне

что-нибудь о себе, Бренна. Просто дай мне хоть

какую-то информацию.

– Хорошо, – ответила она. – Моя мать

любила музыку. Она звучала в нашем доме с утра до

вечера.

– Поэтому ты не любишь её?

Мы завернули на подъездную дорожку возле

дома моих родителей, и она воспользовалась этим,

чтобы не отвечать на мой вопрос.

– Довольно мило, – сказала Бренна, когда мы

затормозили.

Дом моих родителей выглядел довольно

скромно. Последние десять лет они потратили на то,

ч т о б ы всячески его модернизировать. Если дом

показался ей милым снаружи, то, как она оценит

кухонные столешницы, выполненные из розового

мрамора или фонтан в виде писающего мальчика,

установленный в центре холла. Я дождаться не мог,

когда Бренна увидит всё это.

Когда я ещё жил в этом доме, пол у нас был

покрыт

линолеумом,

а

сантехника

работала

нормально только десятую часть времени. Бренна

никак не прокомментировала гигантских оленей,

украшающих лужайку, и венок, размером с входную

дверь. Она просто выскочила из машины и

последовала за мной в дом, где прошло моё

счастливое детство. Я взглянул на неё, прежде чем

открыл

дверь:

спортивная

одежда,

волосы

растрепались и облепили лицо.

Какая женщина прыгнула бы в машину на

Рождество, чтобы встретиться с вашей семьёй, не

надев кардиган и платье? Она. После неё все прочие

женщины казались пресными и фальшивыми. С

Бренной не соскучишься.

– Это о тебе, Сенна?

Айзек пристально смотрел на меня. Я не знала,

о чём он думал, но лично у меня в голове крутилось

только: « Чёрт подери Ника и его книгу».

Я едва могла... Не знала, как... Мысли

разбегались в разные стороны.

– Ты дрожишь, – сказал Айзек. Он отложил

книгу на тумбочку и налил мне стакан воды. Стакан

был пластмассовый, но тяжёлый, и такого странного

цвета, как будто смешали воедино все яркие наборы

п л а с т и л и н а «Плей-До ».

Он

вызывал

у

меня

отвращение, но я взяла его и сделала несколько

глотков. Стакан оказался слишком тяж ёлым. Часть

воды пролилась на больничный халат, от чего тот

прилип к моей коже.

Я передала его обратно Айзеку, который

отставил стакан в сторону, не отрывая при этом

взгляда от моего лица. Он обхватил своими руками

мои ладони, чтобы унять дрожь. И частично ему это

удалось.

– Он написал это для тебя, – сказал Айзек.

Его

глаза

потемнели,

словно

голову доктора

переполняли мысли. Мне не хотелось отвечать.

Сложно было не заметить сходство имён:

Сенна, Бренна. Так же, как нельзя было не заметить

и саму суть истории. Тонкая грань, разделяющая

вымысел и правду. Мне стало дурно от того, что Ник

рассказал эту историю. Нашу историю? Свою версию

событий. Некоторые вещи должны быть похоронены

глубоко под землёй и лучше их там и оставить.

Я указала на книгу.

– Возьми её, – попросила я. – И выброси.

Его брови сошлись на переносице.

– Зачем?

– Потому что не хочу помнить о прошлом.

Целую минуту Айзек внимательно изучал меня,

затем взял книгу, засунул е ё под мышку и пошёл к

двери.

– Подожди!

Я протянула руку, требуя дать мне книгу, и

доктор подошёл обратно ко мне. Я открыла её,

пролистнула, пока не добралась до страницы с

посвящением, нежно провела кончиками пальцев по

словам… а затем вырвала страницу. Безжалостно.

Вернула книгу Айзеку, по-прежнему сжимая в кулаке

вырванный лист. Он ушёл с каменным лицом, шаркая

ногами по полу больницы. Шарк… шарк… шарк. Я

слушала, пока шаги не стихли.

Согнула страницу пополам, а потом ещё раз и

ещё, пока она не стала размером с ноготь большого

пальца, и тогда его проглотила.

Через неделю меня выписали. Медсестры

сказали, что обычно после двойной мастектомии

пациентки возвращаются домой через три дня, но

Айзек задействовал связи, чтобы меня продержали

там какое-то время. Я ни словом не упомянула об

этом, когда он передал мне бумажный пакет с моими

лекарствами. Засунула его в свою косметичку,

стараясь не обращать внимание на дребезжание

таблеток. Пытаясь игнорировать какой тяжелой стала

сумка. Полагаю, ему было легче ухаживать за мной в

больнице, нежели у меня дома.

Он перенёс операции и отпросился, чтобы

отвезти меня домой. Меня это раздражало, но всё же

не знаю, как бы я справилась без него. Что можно

сказать человеку, который заботится о вас без вашего

разрешения? « Держись от меня подальше, то, что

ты делаешь неправильно? Твоя доброта сводит меня

с ума? Какого чёрта ты хочешь от меня? » Мне не

хотелось быть чьим-то объектом заботы, но Айзек

умный и у него есть машина, а я одурманена

обезболивающим.

Я задавалась вопросом, что он сделал с книгой

Ника. Выбросил её в мусорку? Оставил в своём

кабинете? Может быть, когда я вернусь домой, она

окажется на моей тумбочке, как будто никогда не

покидала её.

Медсестра везла меня по коридорам больницы

к главному входу, где Айзек припарковал свою

машину. Он шёл немного впереди меня. Я наблюдал

за его руками, за складками кожи на ладони под

большим пальцем. Искала следы книги на пальцах.

Глупо. Если бы я нуждалась в словах Ника, я могла

б ы и х прочитать. Руки Айзека были крупнее, чем

книга Ника. Они только что проникли в моё тело и

вырезали мой рак. Но я продолжала видеть книгу в

его

руках, и то, как его пальцы загибали угол

страницы, прежде чем перевернуть её.

Когда мы оказались в автомобиле доктора, он

включил музыку без слов. Это, по какой-то причине,

обеспокоило меня. Может быть, я ожидала, что он

поставит что-то новое для меня. Я барабанила

пальцами по окну, пока мы ехали. Было холодно.

Холода продержатся ещ ё несколько месяцев, прежде

чем погода переменится, и Вашингтон согреет

солнце. Мне нравилось ощущение холодного стекла

под пальцами.

Айзек внёс мою сумку внутрь. Когда я зашла в

свою

комнату, то взгляд сразу же метнулся к

тумбочке. На пыльной поверхности остался лишь

чёткий прямоугольник.

Я почувствовала укол

чего-т о . Утраты? Я и без того испытывала

ощущение утраты, ведь я только что лишилась груди.

«Это не имело никакого отношения к Нику », —

сказала я себе.

– Я приготовлю обед, – сообщил Айзек, стоя

в дверях моей комнаты. – Ты хочешь, чтобы я