Текст книги "Хочу, чтобы мы были вместе (ЛП)"

Автор книги: Тара Сивек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

Не знаю, что именно повлияло на меня тем вечером, шесть месяцев назад, когда Джейсон, придя с работы, нашел меня еле живым на полу гостиной – его взгляд, слова или упоминание имени Кэмерон, – но это, черт возьми, сработало – я пробудился. Мне нужно было признать, что я ничего не мог сделать для спасения своего лучшего друга, и научиться жить с болью и чувством вины за то, что не был рядом, когда он умирал, не опираясь на костыль из алкоголя. Что я все еще был здесь, жил и дышал, и должен был начать вести себя также.

«…Ты путешествовал по миру, спасая жизни, ты становился чертовым героем для незнакомцев, но теперь пришло время проявить геройство и вернуться домой…»

Голос Эйдена, тот, что всегда пропитан нотками сарказма и имел легкий налет мудацкой помпезности, так ясно слышится в моей голове, что кажется, будто друг стоит рядом, и я улыбаюсь, не чувствуя в себе потребности свернуться клубком и умереть. Чувство вины все еще ударяет в грудь, словно нож, и от боли из-за потери Эйдена перехватывает дыхание, но все вместе это заставляет меня вырваться из оков оцепенения.

Перегибаясь через кухонную стойку, я беру с раковины пустую бутылку из-под водки, которая стоит там вот уже шесть месяцев, собирая пыль, и поворачиваю крышку туда-обратно, туда-обратно. Это последняя из выпитых мной и я храню ее как напоминание о темном времени в жизни, в которое больше никогда не хочу возвращаться.

Теперь, когда я трезв, я способен обрабатывать свои мысли и действия с бо́льшей ясностью.

Осознать, что я ничем не мог помочь Эйдену в его борьбе с болезнью, было невероятно сложно. Еще ребенком я всегда хотел стать доктором, как мой отец. Он был героем, который погиб, исполняя свой врачебный долг – военный конвой, в котором он ехал, чтобы помочь раненому местному жителю, подорвался на придорожной мине. Отправившись в страны третьего мира, чтобы помогать людям, я считал, что тем самым почту его память, однако даже подумать не мог, что пока там буду выполнять благородную миссию, здесь останется человек, который действительно будет нуждаться во мне, человек, которому я обязан был помочь.

Именно поэтому все, чего я желал с тех пор как узнал о смерти Эйдена – это притупить боль. Перестать что-либо чувствовать. Перестать вспоминать о людях, которых не удалось спасти ни там, ни здесь.

С помощью алкоголя мне это удавалось. Я начинал пить, едва открыв глаза утром, и заканчивал, когда ночью в беспамятстве падал на кровать. Я переставал слышать крики боли детей и видеть лица родственников больных, которых был бессилен вылечить. Больше я не видел лицо Эйдена везде, куда бы ни посмотрел. Алкоголь помогал ровно до тех пор, пока уже ничто не могло удержать воспоминания от проникновения в мой ум и разрушения его. Вот тогда-то я и осознал, что ничто не может стереть боль. И что боль, хоть и причиняет невероятные страдания, напоминает, что ты жив.

Благодаря этому последние шесть месяцев я оставался трезвым. Мне нужна боль, чтобы чувствовать себя живым, чтобы стать сильным и быть героем здесь дома, как того хотел мой друг. Меня не было рядом с Эйденом, чтобы помочь, но я все еще обязан ему и Кэмерон быть здесь для нее.

Однако я все еще не могу простить Эйдена за то, что он не рассказал о своей болезни. Не проходит ни дня, чтобы я не проклинал его за это всеми возможными способами. Теперь я понимаю, что не смог бы вылечить его, но он, черт побери, был моим лучшим другом, а ведь не дал ни единого шанса сказать ему последнее «прости и прощай». За это я злюсь на него, но гнев лучше, чем депрессия.

Эйден был сорвиголовой, рисковым человеком и всегда шутил, что умрет молодым.

Отлично сработано, дружище. Как сказал, так и сделал.

Злиться на него лучше, чем желать умереть вместе с ним. Я точно не смогу исправить отношения с Кэмерон, если последую за Эйденом, а исправление отношений с лучшим другом – оставшимся лучшим другом – теперь мой главный приоритет и то немногое, что удерживает меня от посещения магазина, чтобы приобрести запас водки, и от бесцельного просиживания на заднице, утопая в жалости к себе. Готов поклясться, что Кэмерон не простит меня легко, поэтому я должен быть достаточно сильным, чтобы оказать сопротивление, когда она не захочет снова впустить меня в свою жизнь. Мне нужно быть достаточно сильным, чтобы побороть ревность и довольствоваться тем, чтобы снова быть для нее просто другом. Потому что, независимо от того, какие чувства я испытывал к ней в прошлом, я скучаю по нашей дружбе. Скучаю по ней, и очень надеюсь, что она сможет отпустить гнев и принять меня обратно.

– Нужно ли мне снова вмешаться? Честно говоря, последний раз был достаточно утомительным.

Отведя взгляд от бутылки в руке, я вижу, как Джейсон идет по кухне прямо к холодильнику, открывает его, достает яблоко, откусывает от него огромный кусок, и захлопывает дверцу, прежде чем скрестить руки перед собой.

После того как я начал посещать собрания Анонимных алкоголиков в местной больнице, и Джейсон убедился, что в этот раз мои намерения оставаться трезвым серьезны, он съехал из дома и нашел жилье в городе. Я пытался убедить брата, что ему не нужно переезжать, что бабушка оставила дом нам обоим, но Джейсон заверил меня, что никогда не хотел жить здесь. Он сказал, что оставался только для того, чтобы дом был готов, когда я решу вернуться, а, когда я, наконец, приехал, не мог уйти из-за страха, что я что-то сделаю с собой, а его не будет рядом, чтобы меня спасти.

Слыша, как он спрашивает о необходимости вмешательства, я вспоминаю те времена, когда должен был заботиться обо мне, и снова хочу напиться. Мне ненавистно, что младший брат тот человек, кто всегда собирает меня, старшего брата, по кусочкам. Ненавистно, что он считает, что заботиться обо мне – его обязанность. Словно он не имеет в данном вопросе выбора. Ненависть к самому себе и стыд за то, что я сделал с Джейсоном – еще одна причина, почему я собираюсь оставаться на пути трезвости и не облажаться.

– И тебе привет, брат. Конечно, заходи, угощайся, – саркастично говорю я. – И нет, тебе не нужно вмешиваться. Я услышал тебя четко и ясно еще тогда.

В последний раз Джейсон видел меня с бутылкой в руке шесть месяцев назад, когда я находился в одном глотке от госпитализации из-за алкогольного отравления. И хотя желание выпить всегда присутствует, я больше не собираюсь с ним так поступать. Тогда я был пьян в стельку, но до сих пор помню взгляд брата, когда он вырвал у меня бутылку и сказал: «Я был слишком мал, чтобы помнить, каково это потерять отца, но мне достаточно и того, что мама спилась насмерть у меня на глазах. И хрен ты угадал, если думаешь, что уйдешь за ней, оставив меня одного…»

Отогнав воспоминания, я дотягиваюсь до заднего кармана и достаю письмо. Джейсон подходит ближе, прислоняется к кухонной стойке и смотрит на лист бумаги, который я держу.

– Почему ты хранишь его? Оно нагоняет чертов депрессняк, – говорит он, с хрустом откусывая яблоко.

– Это не так. По крайней мере, сейчас это не так. Письмо дает мне возможность сосредоточиться на чем-то еще, кроме желания выпить, – отвечаю я, пожимая плечами.

– Ты – не мама.

Эта тихая реплика заставляет меня отвести взгляд от письма и посмотреть на брата.

– Знаю, – в тон ему отвечаю я.

– Правда? – Поднимает бровь Джейсон. – А мне иногда кажется, что ты все еще наказываешь себя за то, над чем не имел контроля. Я не дурак и знаю, что из-за меня ты солгал ей, когда поступил в колледж. Ты боялся, что если она узнает, что ты учишься на врача, то сорвется и снова начнет пить.

Джейсон не должен был чувствовать себя виноватым, обманывая маму, поэтому я всегда говорил ему, что мы должны скрывать некоторые вещи от нее, поскольку она так и не оправилась после гибели папы. Что мама будет сильно страдать, случайно узнав, что я могу оказаться в такой же, как и папа, опасной ситуации из-за выбранной профессии. Но я должен был догадаться, что он поймет мою уловку. В конце концов, он мой брат и иногда видит вещи намного яснее, чем я.

– Ты был счастлив тогда, и я не хотел все испортить. Не хотел, чтобы у тебя было такое же детство, как и у меня. И… – я замолкаю на полуслове, потому что Джейсон перебивает меня.

– А у меня для тебя новость – мое детство было таким же, как у тебя! Просто, в отличие от тебя, я не позволил этому до меня добраться. Я принял факт, она хреновая мать и, что ничего не могу сделать, чтобы ее изменить. Материнские обязанности по заботе обо мне не удерживали ее от выпивки. Твоя ложь не удерживала ее от выпивки. Ничего не срабатывало, и я принял это и отпустил. И пришло время тебе сделать то же самое.

Я отворачиваюсь от Джейсона, чтобы вновь посмотреть на письмо, удивляясь, почему, черт подери, всегда ощущал на плечах груз ответственности за счастье нашей семьи. Возможно, если бы я много лет назад поговорил об этом с братом, то не таскал бы так долго эту ношу вины.

– Ты собираешься сделать то, чего хотел Эйден? Наконец вытащишь голову из задницы и пойдешь повидать Кэмерон? – спрашивает брат.

И как всегда звук ее имени пробуждает к жизни все, что мертво у меня внутри. Я был слишком большим трусом, чтобы пойти к Кэмерон, когда вернулся в Штаты. Слишком переполнен виной из-за двухнедельного опоздания на похороны Эйдена и слишком неадекватен в течение следующих месяцев, чтобы даже подумать о том, чтобы к ней приблизиться. На самом деле я и раньше, прежде чем испортил отношения между нами, не заслуживал ее присутствия в своей жизни, а уж, пока находился на самом дне, ни за что на свете не пошел бы к ней. Последние шесть месяцев я подталкивал себя, стараясь стать человеком, достойным дружбы Кэмерон. Тем, кто будет рядом и сделает ради нее все, что бы ни потребовалось.

Надо признать, что я никогда не был для Кэмерон хорошим другом. Сначала, когда мы еще были детьми, я всегда беспокоился о собственных проблемах, позволяя ей заботиться обо мне, а потом, в более старшем возрасте, из-за своих безответных чувств к ней окончательно разрушил нашу дружбу. Теперь же, даже, если все, что ей нужно – это просто плечо, в которое можно поплакать о смерти нашего лучшего друга, в которого Кэмерон влюбилась после моего отъезда, я предоставлю ей его. Наконец я чувствую себя достаточно сильным, чтобы смириться с тем, что давным-давно упустил свой шанс с ней. Я повзрослел и единственное, чего хочу сейчас – быть Кэмерон другом и поддержать в трудной ситуации, как она всегда поддерживала меня.

– Я пойду ее повидать, – отвечаю я Джейсону.

Я убираю письмо обратно в карман, поглаживаю его несколько раз, чтобы убедиться, что оно там в сохранности, и отталкиваюсь от стойки.

– Могу я пойти с тобой? Очень хочется лично увидеть, как она накостыляет тебе.

Джейсон смеется, и я, проходя мимо, показываю ему средний палец и иду по коридору, направляясь в душ.

Прошло чуть меньше пяти лет с тех пор, как я видел Кэмерон Джеймс, но не проходило ни дня, чтобы я не думал о ней или не желал, чтобы повел себя иначе в тот наш последний вечер. Эйден был прав, говоря в письме, что мне пора перестать просто мечтать, что пора начать действовать, чтобы восстановить нашу с Кэмерон дружбу. Она никогда не нуждалась во мне так, как я нуждался в ней, и не знаю, захочет ли она, чтобы я оставался рядом, после того как полностью устранил себя из ее жизни. Но для себя я понимаю, что больше не могу провести ни дня своей жизни вдали от нее.

Трио мушкетеров уже никогда не сможет быть целым, но, возможно, нам с Кэмерон удастся найти способ восстановить поврежденную дружбу.

Если, конечно, она позволит мне попробовать.

Глава 6

Эверетт

Возраст – семнадцать лет

Моя рука, держащая подкову, замирает в воздухе, когда я слышу пробивающийся сквозь разговоры, проклятья и смех работающих в конюшне людей девичий голосок. Копыто кобылы выскальзывает из моей хватки, когда я медленно распрямляюсь. Мой взгляд приклеен к Кэмерон, которая входит в конюшню, махая работникам и обмениваясь с ними приветствиями. Она одета в короткую потрепанную джинсовую юбку, ковбойские сапоги и обтягивающий топ, совершенно не оставляющий места для воображения. Кэмерон выглядит так, что мне хочется сдернуть с ближайшей лошади попону и обернуть ее вокруг нее, чтобы прикрыть каждый дюйм обнаженной кожи, показывающийся в глубоком вырезе топа. Уверен, что позже больше чем парочка парней будут дрочить, вспоминая эту картинку, и я в их числе.

Я ужасный человек, место которого в тюрьме, и больше тут не о чем говорить, поскольку ей всего четырнадцать, а мне уже семнадцать. Я слишком взрослый для того, чтобы получать стояк из-за своей лучшей подруги и желать выбить дерьмо из каждого находящегося здесь придурка с подобной проблемой в штанах.

Я, бля, понятия не имею, когда Кэмерон, дефилирующая сейчас прямо ко мне,  превратилась из неуклюжего, покрытого слоем пыли подростка с царапинами на коленях в потрясающую, выглядящую старше своего возраста девушку. И когда я перестал рассматривать ее, как друга-приятеля, и начал довольно часто думать о ней в неуместном ключе. Казалось, это произошло за один день. Вроде вчера она еще была пацанкой, а назавтра уже превратилась в ожившую влажную мечту любого подростка. Теперь, когда мы вместе с Эйденом перешли в старшие классы, похоже, все, чем я занимаюсь – это пронзаю гневным взглядом любого, кто хотя бы посмотрит в ее направлении, и угрожаю отрубить члены своим приятелям, когда те спрашивают, встречается ли она с кем-нибудь.

Я ломаю голову, пытаясь вспомнить точный момент, когда стал считать свою лучшую подругу горячей цыпочкой и воспоминания о ее двенадцатом дне рождения неожиданно наводняют ум. Тогда я в первый раз увидел Кэмерон наряженной и накрашенной и просто не мог отвести от нее глаз, не мог перестать думать о том, насколько она красива.

Черт! Ей было всего двенадцать!

Я чувствую себя очень неуютно из-за этого открытия и стараюсь вытолкнуть давнишние воспоминания из головы. Но не могу полностью их игнорировать теперь, когда они вернулись, хотя на протяжении последних двух лет усиленно делал вид, что этого момента не было.

Когда Кэмерон остается дойти до меня примерно два фута, я, наконец, отрываю взгляд от ее длинных великолепных ног и покачивающихся бедер и смотрю в лицо. Она широко улыбается и не останавливается пока не подходит так близко, что я чувствую легкий цветочный аромат духов, которые она всегда использует. В последние месяцы, стоит только Кэмерон оказаться рядом, чтобы я мог ощутить аромат магнолии, мой рот всегда наполняется слюной.

– Разве ты не должна помогать твоей маме в танцевальном классе?

Мои слова резки и наполнены раздражением, и я тут же хочу вернуть их обратно, когда улыбка на лице Кэмерон тает.

Это не ее вина, что мои мысли о ней настолько неуместны. Я злюсь не на нее, а на себя за то, что хочу обнять ее за талию, притянуть еще ближе к себе и поцеловать нижнюю губу, которую она сейчас терзает зубами.

– Мы с мамой решили, что с этого момента мне лучше оставаться в стороне от танцкласса и помогать с чем-нибудь другим. Думаю, она наконец-то поняла, что я никогда не пойду по ее стопам, – отвечает Кэмерон, слегка пожимая плечами.

Мама Кэмерон в молодости была потрясающей танцовщицей и могла бы стать одной из лучших в мире, если б не автомобильная катастрофа. Авария загубила ее танцевальную карьеру, но не уничтожила любовь к танцам, и теперь ее уроки по хип-хопу и другим танцам были самыми популярными занятиями в лагере.

– Кого ты отправила к медсестре в этот раз? – спрашиваю я и хихикаю, когда Кэмерон скрещивает руки на груди и фыркает, закатывая глаза.

– Брайдена Барбера. Но это не моя вина. Этот сопляк специально путался у меня под ногами.

– Брайдену всего шесть. Уверен, что бы он ни сделал, это не было специально.

– Все равно, – отмахнулась Кэмерон. – Он хвастался и злорадствовал, потому что смог сделать движение, которое у меня не вышло, и заслужил удар в голень за то, что не смотрел, куда идет.

Я улыбаюсь так широко, что щеки начинают болеть, и очень стараюсь сдержать смех, чтобы не злить ее еще больше.

Кэмерон всегда поднимает мне настроение, несмотря ни на что. Последние несколько дней я хандрил и теперь, просто слушая ее, разговаривая с ней, могу ненадолго забыть о своих проблемах.

– Я прощу, что ты радуешься моим утренним страданиям, поскольку знаю, что у тебя были тяжелые пару дней. Но не ожидай, что подобная щедрость войдет в привычку, – предупреждает Кэмерон, делает шаг вперед, кладет свою руку на мою ладонь и сжимает ее.

– Я в порядке.

Она чуть склоняет голову набок и понимающе смотрит на меня своими великолепными зелеными глазами. Мне тут же хочется сгрузить на нее все свои проблемы и позволить ей забрать их.

– Врешь! – безапелляционно заявляет Кэмерон, поскольку знает меня лучше всех в этом мире, даже лучше, чем Эйден.

Мне неведомо, почему, но именно к Кэмерон я прихожу со своими бедами. Почему-то с ней мне легче и комфортнее разговаривать, чем Эйденом. Иногда я чувствую вину из-за того, что у нас двоих есть тайны от него. Но бывают времена, например, такие как сейчас, когда она стоит настолько близко и смотрит на меня так, словно готова решить любые проблемы. В подобные моменты мне абсолютно наплевать, что Эйдена нет с нами, и я не испытываю ни малейших угрызений совести за то, что скрываю от него некоторые детали своей жизни.

– Я не вру. Почти. Вчера было плохо, но сегодня уже лучше, – успокаиваю я Кэмерон, утаивая, что причина этого улучшения – она.

Одно ее присутствие здесь, независимо от того насколько сложными и запутанными стали мои чувства к ней, делает день ярче и радостней.

– Мама сказала, что твоя мама уже уехала. Мне так жаль, Эв.

Я пожимаю плечами, отказываясь тратить даже минуту на боль и злость за то, что наша с Джейсоном мать снова нас подвела.

– Все в порядке. Я в порядке, – снова заверяю я Кэмерон. – Фиг знает, почему я думал, что этот раз будет отличаться от всех остальных, когда она навещала нас.

– Чем я могу помочь? Хочешь я смотаюсь в Нью-Джерси и разберусь с ней? – на полном серьезе спрашивает Кэмерон, и я улыбаюсь, хоть и нет ничего смешного в сложившейся ситуации. – Я это сделаю, ты же знаешь. Никто не может обидеть моего лучшего друга и уйти безнаказанным.

Я качаю головой и отступаю назад, прежде чем совершу какую-нибудь глупость, например, поцелую ее. Если я это сделаю, то Кэмерон, скорее всего, накостыляет мне по заднице. Поэтому я отодвигаюсь подальше от соблазна, поднимаю ногу кобылы, которую выпустил, когда Кэм  вошла в конюшню, и принимаюсь очищать копыто.

– Со мной все действительно в порядке. Я уже выместил зло на Алане Хейнсе. Думаешь, почему твой отец поставил меня сюда ковыряться в реальном дерьме?

Я улыбаюсь своей шутке, поднимаю голову, чтобы посмотреть на Кэмерон, и тут же тихо ругаюсь себе под нос, видя ее гневный взгляд. Мне нужно исправить это до того, как она пойдет выяснять отношения со своим отцом, который абсолютно невиноват, что я продолжаю лажать, добавляя ему еще одну причину недолюбливать меня.

– О’кей. Теперь я собираюсь разобраться с папой, – сердито ворчит Кэмерон.

– Эй, я разозлился и расквасил Алану нос, и твой отец имел полное право наказать меня за драку с другим сотрудником.

Я не скажу ей, как не сказал и ее отцу, – когда он, завернув за угол сарая, обнаружил, как я, оседлав  маленького сучонка, разукрашиваю кулаком его самодовольную физиономию, – что Алан сделал несколько пошлых комментариев о Кэмерон, увидев ее тем утром на озере. Я молчал, когда Эли оттащил меня от Алана, и не проронил ни слова, когда гаденыш начал жаловаться отцу Кэм, что я напал на него без причины.

Какой смысл защищаться и оправдываться, если мне все равно никто не поверит?

– Не нужно ни с кем разбираться, но спасибо за предложение, – добавляю я.

Я слышу ее вздох и начинаю усерднее чистить копыто, сосредотачиваясь на том, что делаю, а не на звуках, которые издает Кэм.

– Хорошо, я вычеркну разборки из списка дел на сегодня, но мы все равно собираемся повеселиться вечером. Сделаем все, что ты захочешь. У Эйдена свидание с какой-то студенткой, о которой он тарахтел все последнее время, поэтому будем только мы с тобой вдвоем.

Пряча взгляд, я отворачиваюсь и гляжу через плечо.

Интересно, настанет ли такой момент, когда я буду на месте Кэмерон и стану делать все возможное, что развеять любые ее печали, чтобы сделать счастливой? Стану ли я когда-нибудь таким же замечательным другом, каким она является для меня?

Глава 7

Кэмерон

– Судя по голосу у тебя стресс. Может, нам стоит вернуться домой? Эли, думаю нам нужно ехать домой, – говорит моя мама, и ее голос звучит приглушенно, когда она начинает разговаривать с моим отцом, а не со мной.

Я провожу рукой по волосам и вытаскиваю соломинку из запутанных золотистых локонов. Мне следовало собрать их в хвост утром, прежде чем погружаться по самые колени в проблемы.

– Мам, все в порядке, – отвечаю я, закрываю глаза и морщусь из-за того, насколько легко ложь соскальзывает с моих губ. – У нас договор. Вы вернетесь через месяц, как раз к благотворительному балу. Вы только приехали в Аутер-Бэнкс и не станете уезжать из-за пары погнутых досок в полу танцевальной студии, с которыми я легко справлюсь.

Убеждая родителей взять отпуск и провести некоторое время в их редко используемом доме на побережье в Аутер-Бэнксе, я, как могла, смягчила проблему финансирования лагеря и даже заверила, что решу ее к моменту их возвращения. Я заставила их пообещать, что они ногой не ступят сюда до благотворительного бала. Мама отказывалась провести целый месяц вдали от дома, но отец напомнил, что я самостоятельно управляю лагерем уже почти год, и если они хотят когда-нибудь полностью уйти в отставку, то должны мне доверять.

Знание того, что они полагаются на меня, делало ложь, которую я говорила, еще хуже. Но им не нужно знать, что не хватит пальцев рук, чтобы пересчитать, сколько часов я провела без сна, пытаясь придумать решение, с тех пор как они уехали. Как и то, что Амелии не раз пришлось орать на меня, прежде чем я осознавала, что день уже закончился, а я так ничего и не ела.

Слава небесам, что они не видят темные круги под моими глазами или сколько веса я потеряла, и даже не догадываются, что я лгу сквозь зубы, говоря им, что все в порядке. Я очень надеюсь, что смогу найти нового спонсора до их возвращения, и родители простят меня за то, что не была полностью честна с ними.

– Ты имеешь в виду, что Джейсон легко с ними справится, – смеется мама, и я тоже улыбаюсь.

– Точно. Джейсон приедет через несколько минут, и в лагере все снова будет в порядке.

Используя дружбу с Эвереттом, я звонила его младшему брату всякий раз, когда в лагере требовалась помощь с небольшим ремонтом. Джейсон никогда не отказывался, и всегда был готов сделать все возможное для меня и лагеря, но, позвонив ему сегодня утром, я была немного шокирована тем, насколько быстро он согласился выполнить мою просьбу. Обычно он приезжал после работы или в выходные, но сегодня собирался взять отгул и сразу же приехать ко мне. Я пыталась сказать, что это не срочно, но он уже повесил трубку.

Сначала, после отъезда Эверетта, видеть Джейсона было довольно сложно, слишком уж сильно он напоминал старшего брата. Но спустя некоторое время стало легче, особенно после того, как Джейсон понял, что упоминание имени Эверетта не приносит мне ничего иного кроме огорчения. С тех пор это стало нашим негласным соглашением, и, хотя за прошедшие годы у меня скопилась тысяча вопросов, я ни один не озвучила, так как не хотела вмешивать его. Джейсон был хорошим парнем и не заслуживал подвергаться допросу с пристрастием от меня.

– Джейсон приехал.

Я поворачиваю голову, когда Сет, студент-волонтер, подходит ко мне и указывает на подъездную дорогу, ведущую от главного дома сюда в танцевальную студию, граничащую с конюшней. Мы оба наблюдаем, как пыль вихрится у колес грузовика, пока тот медленно добирается до нас.

Обойдя меня, Сет идет к дороге, чтобы встретить Джейсона, а я отворачиваюсь от приближающего автомобиля, и смотрю на погнутые доски, которые Джейсон приехал починить.

– Мам, мне пора идти. Джейсон только что приехал, и мне еще нужно успеть переделать сотню дел до обеда. Люблю тебя, и скажи папе, что люблю его тоже, но если вы приедете сюда до благотворительного бала, я отправлю вас обратно. У меня все под контролем.

Мама вздыхает, возвращает мои заверения в любви и, пообещав позвонить завтра, кладет трубку.

Услышав хруст гравия под сапогами, я кладу телефон в задний карман джинсов и с улыбкой на лице оборачиваюсь, чтобы поприветствовать Джейсона.

– Тебе не нужно было превышать скоростной режим, добираясь сюда. Я сказала, что это не…

Слова замирают на губах, в животе что-то ухает, проваливаясь вниз вместе с улыбкой. Слезы наполняют глаза, прежде чем я успеваю их остановить, и весь воздух со свистом покидает мое тело. Мне нужно напомнить себе, как дышать, и напрячь колени, прежде чем ноги подведут меня, и я грохнусь на землю.

– Привет, Кэм.

Голос, который я не слышала почти пять лет, доносится, словно из глубины длинного темного туннеля, потому что мое сердце бьется так сильно, что его грохот отдается в ушах. Это тот же хрипловатый низкий голос, что я слышу у себя в голове посреди ночи, независимо от того хочу этого или нет. Я провела двадцать лет, желая всегда слышать этот успокаивающий голос, и исходит он от человека, с которым я мечтала провести всю свою жизнь. Его голос, словно музыка для моих ушей, и я хочу попросить произнести еще что-нибудь просто для того, чтобы убедиться – он действительно здесь, на расстоянии вытянутой руки.

Пусть у нас с Джейсоном и было соглашение никогда не упоминать Эверетта, но время от времени ему удавалось давать мне знать, что его старший брат, по крайней мере, еще жив. Что было особенно актуально, так как Эверетт первым добровольно отправлялся в самые опасные точки мира.

Было трудно поверить словам Джейсона, но теперь Эверетт находился прямо передо мной, живой и невредимый, его грудная клетка поднималась и опадала при каждом вдохе-выдохе, а голубые глаза смотрели прямо в мои.

Я не могу отвести взгляд от Эверетта, стоящего всего в паре футов от меня с засунутыми в передние карманы узких джинсов ладонями. На его ногах рабочие ботинки, а длинные рукава серой рубашки-хенли подвернуты до локтей. Темно-каштановые волосы Эверетта подстрижены как и прежде – коротко по бокам и чуть длиннее сверху. Взъерошенные темные пряди заставляют меня захотеть протянуть руку и провести по ним пальцами, приглаживая. Эти волосы – единственное сходство с тем Эвереттом, которого я когда-то знала. Он всегда был горячим парнем, но проведенные в странах третьего мира годы чудесным образом сказались на его телосложении, судя по накачанным мышцам предплечий, которые я вижу, и по тому, как плотно тонкий трикотаж обтягивает его торс.

Прежде Эверетт предпочитал быть чисто выбритым, и, проведя много времени в обществе Эйдена, который имел те же предпочтения, я думала, что меня привлекают мужчины с гладким лицом. Но считала я так ровно до той минуты, как увидела ухоженную аккуратно подстриженную бородку, усы и бакенбарды, соединяющиеся между собой наподобие эспаньолки на лице Эверетта.

И, черт меня побери, если это не делает его еще более сексуальным!

Эта мысль осушает слезы на глазах, и все эмоции, что я чувствую, увидев Эверетта впервые за столько лет, исчезают в мгновение ока.

Как он посмел просто появиться здесь после того как не удосужился написать мне хоть словечко за пять лет?! Как он посмел превратиться из одного из самых важных людей в моей жизни в того, кто бросил меня и никогда не оглядывался назад?! В того, кто даже не потрудился связаться со мной, когда умер наш общий друг?!

Мне хочется сократить разделяющее нас расстояние и броситься в объятия Эверетта, чтобы ощутить тепло его тела и почувствовать стук сердца напротив моей груди, заверяющие, что он, правда, настоящий, но я сопротивляюсь этому желанию, и выпаливаю:

– Какого хрена ты тут делаешь?

Губы Эверетта дергаются, словно он старается не улыбнуться, и то, что он находит данную ситуацию смешной, злит меня еще больше. Он не имеет права появиться тут словно ниоткуда и думать, что мы просто начнем с того места, где закончили.

– Мне тоже приятно тебя видеть, Кэм. У тебя соломинка в волосах, – произносит он тихим голосом.

Уголки его губ приподнимаются в полуулыбке, когда он говорит то же, что и всегда, когда мы были моложе. От этого мои внутренности превращаются в сладкую кашицу, что в свою очередь порождает желание врезать по чему-нибудь кулаком. Например, по его глупому сексуальному лицу.

Я ненавижу, что все внутри меня трепещет при упоминании Эвереттом моего прозвища, и отказываюсь показывать, что он имеет на меня хоть какое-то влияние. Поэтому еще крепче сжимаю колени, когда Эверетт делает несколько шагов вперед и останавливается так близко, что я могу ощутить легкий аромат его лесного одеколона.

Конечно, он до сих пор использует тот же одеколон, который я однажды купила ему в качестве подарка на Рождество, и потом покупала каждый год, потому что мне очень нравился его запах на Эверетте!

Я настолько взволнована и смущена всем тем, что чувствую сейчас, и именно поэтому позволяю гневу взять управление над моим эмоциональным истощением вместо того, чтобы расплыться лужей слез у ног Эверетта.

– Ты замечательно выглядишь, Кэм. Я так чертовски сильно по тебе скучал.

Вот и все. Любая надежда успокоиться и вести себя, как взрослый человек, вылетает в окно, когда он произносит эти слова. Моя рука взлетает вверх, и, прежде чем я успеваю остановить себя, ударяет Эверетта по щеке так сильно, что я, вероятно, буду ощущать последствия как минимум неделю. Его голова дергается в сторону от силы моего удара, но Эверетт не поворачивает ее обратно, пока я, тяжело дыша, медленно опускаю руку.

– Не смей говорить так со мной! – Я стискиваю зубы и сжимаю кулаки, чтобы снова не ударить его. На этот раз прямо в нос. – Именно ты игнорировал меня почти пять лет. Ты не имеешь право приезжать сюда и говорить, что скучал!

Эверетт вздыхает и закрывает глаза, а когда открывает их, повернув ко мне голову, я почти перестаю дышать. Боль, скорбь и страдание потоком льются на меня, отражая все то, что сейчас я ощущаю, но я не собираюсь смягчаться. Эверетт ранил меня сильнее, чем любой другой человек в моей жизни. Он разбил мое сердце и ушел. Я никогда не прощу его за это.

– Я понимаю, правда, понимаю, и мне невероятно жаль. Ты даже не представляешь, как мне жаль.