Текст книги "Хочу, чтобы мы были вместе (ЛП)"

Автор книги: Тара Сивек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Перевод не преследует коммерческих целей и является рекламой бумажных и электронных изданий. Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Данный файл предназначен только для предварительного ознакомления! Просим вас удалить его с жесткого диска после прочтения.

Спасибо!

Название: Хочу, чтобы мы были вместе

Автор: Тара Сивек

Всего: 41 глава, пролог и эпилог

Рейтинг: 18+

Жанр: СЛР

Переводчики: Светлана Ковальчук (по 19 гл.), Лена Меренкова (с 20 гл.)

Редакторы: Елена Назарова (по 19 гл.), Марина Судакова (с 20 гл.)

Перевод групп https://vk.com/rom_com_books и https://vk.com/beautiful_translation

Аннотация:

Пять лет! Почти пять лет я держался в стороне и продолжал бы делать это и дальше, если б не письмо.

Пять лет, но не было ни дня, чтобы я не думал о ней, не скучал по ее улыбке, не желал, чтобы все сложилось иначе. Однако я поклялся не стоять на пути счастья двух своих лучших друзей, даже если это означало исчезнуть из их жизни. Кэмерон Джеймс и ее изумрудно-зеленые глаза представляли слишком большое искушение, я просто не мог видеть ее с другим. Кэмерон заслуживала кого-то лучше, чем я. Она заслуживала его.

Но теперь я вернулся и все изменилось. Больше я не буду просто стоять и смотреть, как любимая женщина снова ускользает от меня. Больше я не буду тратить жизнь на сожаления. Сейчас я готов сказать Кэмерон правду и показать – я всегда желал, чтобы мы были вместе.

Пролог

Дорогой Эверетт, если ты читаешь эти строки, значит, я умер.

Вероятно, это не лучший способ начать письмо к лучшему другу после моей внезапной ужасно трагической смерти, которую ты, конечно, никогда не сможешь пережить и двинуться дальше, поскольку я был таким потрясающим человеком, но такова правда.

Ты знаешь, что я не из тех, кто часто использует бранные слова, но раз уж мы затронули данную тему, скажу, что ты – мудак.

Прошло четыре года с тех пор как мы тебя видели. ЧЕТЫРЕ!

Поверь, я могу это понять, учитывая, что с первой нашей встречи, когда нам было по десять, ты уже говорил, что хочешь быть врачом. А потом, в течение следующих шестнадцати лет, я слушал, твои рассуждения на тему «Я хочу делать в своей жизни что-то, чем мог бы гордиться».

И мы все гордимся тобой, Эверетт. Гордимся, что ты исполнил свою мечту. Гордимся тем, чего ты достиг в жизни. Но ты не можешь продолжать сторониться нас.

Понятия не имею, что там произошло между тобой и Кэмерон в тот вечер, когда ты уехал, но точно знаю, что тех пор она уже не была такой как прежде. Как, впрочем, и никто из нас.

Четыре года три мушкетера скучали по одному из них, и, если ты уже не здесь, когда читаешь это письмо, то пришло время возвращаться домой.

И да, чтобы вернуть тебя, я использую чувство вины.

Поскольку я умер.

Скончался.

Ушел.

И никогда не вернусь из потустороннего мира.

Ты уже чувствуешь себя виноватым? Правильно, так и должно быть.

Кэмерон скучает по тебе, даже если в этом не признается. В твое отсутствие я изо всех сил старался сделать ее счастливой, и хоть она умеет хорошо притворяться, что ей плевать на то, что тебя нет так долго, я знаю, что она лжет. А сейчас она нуждается в тебе как никогда раньше, и поэтому тебе нужно перестать быть засранцем, отбросить ту фигню, из-за которой ты сторонился нас и вернуться домой.

Меня не будет рядом, чтобы развеселить ее, утешить или поддержать, когда она сделает что-то замечательное. Я официально передаю эстафету тебе. Теперь твоя очередь.

Ты путешествовал по миру, спасая жизни, ты становился чертовым героем для незнакомцев, но теперь вот пришло время проявить геройство и вернуться домой. В место, где твои корни, и которое не было тем же, с тех пор как ты ушел. Ты можешь компенсировать это, если только ВОЗЬМЕШЬ НОГИ В РУКИ И ВЕРНЕШЬСЯ СЮДА!

И, кстати, чтоб ты знал – я открыл твою «Коробку желаний», ту, что мы поклялись вскрыть и прочесть только когда станем седыми и старыми.

Братан, я мертв, поэтому ты не можешь злиться на меня за это, а вот я, даже находясь в могиле, злюсь на тебя за то, что ты никогда не рассказывал мне. Я, конечно же, догадывался, поскольку не слепой и не глупый. Долгие годы я сначала считал, что ты просто дурак, который отказывается признать свои чувства, а потом предположил, что они изменились, и ты двинулся дальше. А на самом деле ты все понимал и признавался этим чертовым звездам!

Я – твой лучший друг, а ты даже не сказал мне.

Из-за этого ты оставался вдали эти четыре года?

Если да, то ты еще бо́льший придурок, чем я о тебе думал. Настало время прекратить год за годом загадывать желания на звезды, и начать воплощать свою мечту в реальность.

А сейчас приготовься, поскольку я собираюсь сказать тебе кое-что, что может выставить меня слабаком и тряпкой. Просто помни, что я делаю это ради тебя, и что я по-прежнему крутой чувак.

Я знаю, каково это, посмотреть на женщину и вдруг ощутить, что все обретает смысл. Я знаю, каково это любить женщину так сильно, что и представить невозможно, как ты жил без нее раньше. Вот такая любовь возвращалась ко мне в десятикратном размере, и хотя я знал, что не заслуживаю ее, я делал все, что мог, чтобы не облажаться. За исключением того, что я умер. Но ты же понимаешь, что с этим ничего нельзя поделать.

А теперь и ты не облажайся, мужик.

Кэмерон испытала много боли, и ей будет еще больнее, когда меня не станет. Мне нужно, чтобы ты собрал ее по кусочкам и снова сделал целой. Мне нужно, чтобы ты дал ей все, чего я уже не могу.

Жаль, что меня не будет там, чтобы увидеть, как она отпинает твою задницу за то, что сторонился нас так долго. Будь осторожен, кстати, за эти годы она наработала отличный удар справа.

И будь полегче с ней, приятель. Она станет притворяться, что все нормально. Что она сама в порядке и ее чертова жизнь тоже. Ты ведь знаешь, какая она. Всегда беспокоится о других, а не о себе. Но, поверь, сейчас она нуждается в тебе больше, чем когда-либо.

Мне жаль, что я не сказал тебе о своей болезни, когда мы в прошлый раз разговаривали по телефону. Но какой в этом смысл? Ты бы все равно ничего не мог поделать, кроме как сидеть рядом и смотреть, как я умираю. А я не хотел, чтобы ты запомнил меня таким. Достаточно того, что у Кэмерон останутся эти воспоминания до конца жизни. Я не желал делать этого и с тобой. Мне хочется, чтобы ты запомнил меня сногсшибательным красавцем и идеальным образчиком мужчины, каким я и был. Я хочу, чтобы ты помнил только наши хорошие времена, как мы веселились, смеялись, вместе взрослели в лагере. Чтобы помнил меня полным жизни, а не прикованным к долбаной постели и настолько обессилившим, что мне едва хватает энергии, чтобы написать это письмо. И не смей винить себя за то, что не сумел меня спасти. Я знаю, что ты замечательный врач, но иногда болезнь побеждает.

Возвращайся домой, Эверетт. Возвращайся домой и, наконец, сделай что-нибудь, чтобы воплотить те свои мечты.

Ты не смог бы спасти меня, то ты еще сможешь спасти нашу девочку, если вернешься.

Эйден.

Глава 1

Эверетт

Когда ты понимаешь, что  достиг своего предела?

Когда видишь, как на глазах родителей умирает их ребенок?

Когда говоришь человеку, что он болен, а у тебя нет ресурсов, чтобы ему помочь?

Когда видишь, как бесчисленное количество людей заражаются самыми разными инфекциями из-за грязной воды и ужасных условий жизни, а единственное, что ты можешь сделать – это дать им таблетки и ждать, когда они вновь заболеют?

Когда ты переезжаешь из одной страны третьего мира в другую, изо всех сил гоня от себя мысли о возвращении домой, и вдруг узнаешь, что твой лучший друг умер от неизлечимой формы рака? А поскольку ты даже не подозревал о его болезни, то не был рядом, чтобы помочь, чтобы извиниться за то, что был таким дерьмовым другом, и попрощаться.

Когда всего этого становится слишком много?

Сделав еще один глоток водки, я откидываю голову назад, упираясь ею в стену, и прикидываю, сколько еще могу принять?

Я пытался заглушить боль алкоголем, с тех пор как вернулся в Штаты, и это ненадолго срабатывало. Когда очередной глоток водки всасывался в кровь, алкогольный туман заставлял забыть обо всем, хотя бы на несколько минут даря покой.

Несколько минут не слышать плач младенцев и крики матерей, умоляющих спасти их детей.

Всего несколько минут не видеть перед глазами ухмыляющееся лицо Эйдена, называющего меня мудаком.

Несколько минут без мыслей о ней.

Сто восемьдесят секунд, когда я могу ничего не чувствовать.

Сидя на полу с вытянутыми перед собой ногами, я закрываю глаза и позволяю забвению принять меня в свои объятия, но, к сожалению, это длится недолго. Его всегда было недостаточно, а особенно теперь, когда Эйден написал письмо.

«Это долбаное письмо!»

Я открываю глаза и покрываюсь холодным потом, когда вижу, как оно валяется на полу в нескольких футах от меня. Смятое и отброшенное. Я перечитывал его раз за разом последние три месяца с того дня, как оно появилось в моем почтовом ящике в Камбодже. Спустя ровно две недели после смерти Эйдена.

Не отводя глаз от скомканного бумажного шара, на изломах которого тут и там показывается неровный почерк Эйдена, я подношу к губам бутылку и делаю глоток, стараясь смыть боль и страдание, которые циркулируют внутри меня. Я едва чувствую ожог от спиртного  и почти могу одурачить самого себя, что пластиковая бутылка, куда я перелил водку, и правда содержит только воду. Сам не знаю, зачем продолжаю пытаться скрывать это, словно мой младший брат Джейсон не видел все те пустые бутылки, что я прятал у себя под кроватью или за полками и коробками в гараже. Вчера в багажнике моей машины он обнаружил целый ящик  литровых бутылок, от которых я хотел избавиться, отвезя на свалку, но так этого и не сделал. Наверное, потому что был слишком пьян, чтобы туда ехать.

Я смеюсь, вспоминая разнос, который Джейсон устроил мне тем утром, после того как полез в багажник моей машины за домкратом и увидел тот чертов ящик. Он заставил меня пообещать перестать пить и обратиться за помощью, и я, конечно, пообещал. Джейсон мой младший брат, и я живу с ним в старом доме наших бабушки и дедушки, пока снова не обоснуюсь на прежнем месте. В доме, который бабушка после своей смерти завещала мне, и в котором Джейсон был вынужден остаться, чтобы приглядывать за ним, пока я находился вдали. Теперь я вернулся, но он по-прежнему здесь; заботится о доме и о своем старшем брате, вместо того, чтобы устраивать собственную жизнь. Он день за днем терпит мою жалкую задницу, хотя заслуживает гораздо большего, чем забулдыга-брат, который никак не может взять себя в руки.

И я выполнял свое обещание. Почти двадцать четыре часа я не прикасался к последней бутылке Tito’s, спрятанной на верхней полке шкафа. Я стискивал зубы, когда меня скручивала боль, и терпел, когда выворачивало наизнанку. Я делал это ради Джейсона. Ради своего младшего брата, у которого было такое же дерьмовое детство, но у которого, в отличие от меня, не было шанса вырваться из той ситуации. Я справился с трясучкой, головной болью и лихорадкой только чтобы не видеть, как он, вернувшись с работы, с жалостью смотрит на меня бесполезно просиживающего штаны на диване.

‒ Ты не должен был умирать! ‒ заорал я на письмо, которое все еще лежало рядом и словно манило подползти к нему и прочесть снова. ‒ Почему, черт побери, ты не сказал мне раньше?!

Пластик бутылки сминается под моими пальцами, когда я зло сжимаю ее в ладони и, поднеся ко рту, пью, пока все содержимое, за исключением нескольких капель, не исчезает.

Голос Эйдена жужжит в ушах, словно надоедливая муха. Он возвращается снова и снова, подталкивая к краю, пока я не затыкаю уши, чтобы его заглушить. Алкоголь не работает. Ничто не может заставить его исчезнуть.

Ты – мудак.

Ты уже чувствуешь себя виноватым?

Возвращайся домой…

Возвращайся домой.

Возвращайся домой!

Да, я мудак. Я чувствую себя виноватым. И я вернулся.

Получив письмо, я вылетел из Камбоджи первым же рейсом, желая приехать сюда, прежде чем станет слишком поздно. Не стал никому звонить, действовал инстинктивно и, конечно же, опоздал. Опоздал на две недели.

Я вернулся слишком поздно, чтобы попрощаться, слишком поздно, чтобы присутствовать на похоронах, слишком поздно, чтобы загладить вину. Слишком поздно для всего кроме алкоголя, с помощью которого пытаюсь забыть совершенные ошибки.

Прошло ровно три месяца и две недели с того дня, как организм моего лучшего друга перестал бороться, и он умер во сне. Три месяца и две недели с того дня, как он перестал существовать.

После возвращения домой я провел каждую секунду, пока оставался в ясном сознании, пытаясь не думать о боли, вызванной смертью Эйдена, пока все это не пошло прахом, когда к моим ногам упала коробка с нашими фотографиями. Я искал что-то в шкафу, и она просто свалилась с верхней полки, рассыпая вокруг воспоминания об Эйдене.

Вот он смеется, играя в бейсбол, когда нам было по десять. Вот улыбается в камеру, приобняв за плечи одну из своих многочисленных подружек, когда мы учились в старшей школе. А он здесь ухмыляется, держа в руках диплом об окончании колледжа.

Воспоминания о нем просачиваются в мозг и высасывают жизнь из сердца, пока это гребаное письмо, которое я засунул в самый дальний угол комода, не начинает призывать прочесть его снова. Я почти чувствую, как Эйден стоит рядом и говорит, что я заслуживаю быть несчастным из-за того дерьма, что сделал.  Его появление в воспоминаниях провоцирует меня, подталкивает забыть о данном брату обещании, пока ничего другого не остается, кроме как начать пить, чтобы забыться.

Вот так я и оказался в гостиной с бутылкой водки.

‒ Ты действительно хочешь, чтобы я позаботился о нашей девочке сейчас, Эйден? Держу пари, она будет просто счастлива, когда я в таком виде появлюсь в лагере, ‒ кричу я в потолок, а затем смеюсь, задаваясь вопросом: алкоголь или облажавшийся мозг заставляет меня разговаривать с самим собой, словно я чокнулся.  ‒ Ты не должен был умирать. Ты должен быть здесь, – бормочу я, пока горло наполняется слезами от одного взгляда на письмо.

Я заслужил это, мне некого винить, кроме самого себя. Именно я покинул двух своих лучших друзей и никогда не оглядывался назад, так как был трусом. В глубине души я надеялся, что однажды смогу преобладать над собой, справиться со своими чувствами к Кэмерон и вернуться домой, где они оба будут ждать меня и простят за то, что я вел себя как последний дурак. Но теперь это никогда не произойдет.

Никогда Эйден не ухмыльнется мне, держа наготове один из своих саркастических комментариев. Кэмерон никогда не простит меня за то, что я не был рядом, когда Эйден заболел, за то, что не сделал все возможное, чтобы спасти его, и за то, что не пришел к ней, как только вернулся.

Я должен был пойти к ней. Мы вместе должны были оплакивать Эйдена, но как тогда, так и сейчас я не мог справиться даже с собственной болью, не говоря уже о ее.

Я приехал домой, как желал Эйден, и все, чего желаю теперь – это уехать отсюда.

Никто не понимает, каково это вернуться с другой стороны земного шара, испытав ужасы, о которых здесь не то, что никто не знает, а даже и не подозревает, что они происходят. Здесь семьи живут в своих счастливых маленьких мирках и забывают, что существуют мужчины, женщины и дети, для которых такая элементарная вещь, как чистая вода, уже счастье. Никто не понимает, в том числе и Джейсон, хоть и пытается, каково это, не имея иного занятия, все свободное время думать о людях, которым ты не сумел помочь ни на той стороне земного шара, ни на этой. Каково это ощущать, что живешь в нескончаемом кошмаре, где каждая мысль и воспоминание – видеофильм, демонстрирующий насколько ты облажался.

Я так устал чувствовать эту боль. Я просто хочу перестать что-либо чувствовать вообще.

Веки тяжелеют, зрение затуманивается, когда темнота и блаженное онемение накрывают мое тело, словно теплое одеяло.

‒ Черт тебя побери, Эверетт! Сукин ты сын…

В моем пьяном мозгу голос брата кажется глухим и отдаленным, но все же я отчетливо слышу в нем нотки гнева. Я даже не понял, что завалился набок, пока не ощутил, как Джейсон приобнял меня, чтобы вернуть в вертикальное положение.

‒ Открой глаза! Открой свои долбаные глаза, Эверетт! ‒ кричит он и бьет меня по щеке ладонью.

Я несколько раз моргаю, прогоняя окружающую меня тьму, и вижу печаль, беспокойство, тоску и страх ‒ они написаны на лице Джейсона, пока он смотрит на меня, качая головой. Я бы извинился за то, что он нашел меня в таком состоянии, но мои извинения ни черта не стоят, так как он уже много раз видел меня таким. Я бы сказал, что не хочу опираться на эти костыли из алкоголя, не хочу, чтобы водка была единственным, что способно помочь мне справится с болью, которая, стоит лишь протрезветь, возвращается и атакует сердце, голову, все естество до тех пор, пока не появляется желание орать до хрипоты, царапая свою кожу. Я открываю рот, чтобы сказать все это, но слова просто не идут с языка.

Джейсон садится рядом и вытягивает ноги, копируя мою позу.

‒ Что на сей раз? Флэшбек? Дурной сон? ‒ тихо спрашивает он, перечисляя те оправдания, что я выдавал ему последние месяцы, когда он находил меня на диване отключившегося и смердящего алкоголем.

Когда я наклоняюсь, чтобы дотянуться до письма Эйдена, комната начинает так быстро вращаться, что я  вынужден быстро откинуться обратно к стене, чтобы не блевануть. Подняв руку, я указываю на письмо, Джейсон переводит взгляд на смятый бумажный шарик и тяжело вздыхает, прежде чем берет его.

Я, молча, наблюдаю, как он расправляет его, а затем разглаживает на своем бедре. Я снова несколько раз моргаю, чтобы держать лицо Джейсона в фокусе, пока он читает письмо.

‒ Твою за ногу, ‒ наконец, шепчет он. ‒ Откуда оно взялось?

Я прокашливаюсь и отворачиваюсь, сосредотачивая взгляд на противоположной стене гостиной дома наших бабушки и дедушки, прежде чем ответить:

‒ Оно пришло, когда я был в Камбодже. Через две недели после его смерти.

Несколько минут Джейсон молчит, и я трачу это время, разглядывая комнату. Будучи ребенком, а затем подростком, я любил этот старый дом на окраине Чарльстона. Он был наполнен хорошими воспоминаниями и счастливыми временами, в противоположность дому в Нью-Джерси, где мы жили с нашей матерью. Тогда я с нетерпением ждал каждого лета, чтобы провести его здесь с бабушкой. Она пекла нам печенье, кормила домашней едой, не игнорировала и окружала любовью, заботой и вниманием, делая все, чтобы мы были счастливы.

Теперь же этот дом кажется мне адом. Его стены заперли меня, словно в клетке, не позволяя уйти от воспоминаний и боли.

‒ Прости, Эверетт. Это письмо… Черт! Я даже не знаю, что сказать. Почему ты не рассказал мне? Из-за него ты напиваешься вусмерть каждый день с тех пор, как вернулся? ‒ спрашивает Джейсон.

‒ А что тут скажешь? Он прав. ‒ Я пожимаю плечами, игнорируя вопрос брата о причине моего запоя. ‒ Я – мудак. И ничего не могу с этим поделать.

Брат усмехается, встает на ноги и нависает надо мной. Чтобы посмотреть на него, мне приходится, поборов боль, запрокинуть голову. Свет бьет прямо в глаза, проникая в череп, и я матерюсь, когда прищуриваюсь, чтобы видеть лицо Джейсона.

‒ Я знаю, что никогда не соображу, что происходит в твоей голове. И я знаю, что никогда не смогу полностью понять то, что ты видел за последние четыре года. А так же я знаю, что моя боль и печаль из-за смерти Эйдена не идет ни в какое сравнение с тем, что чувствуешь ты, ‒ говорит Джексон, ‒ но всему есть предел. Ты следовал своему призванию, и поэтому не был здесь. Ты не знал, что он болен, да даже если бы знал, то ничего не смог бы сделать. К нему со всех концов мира приезжали лучшие команды врачей, которые только можно купить за деньги. Даже твои крутые медицинские навыки не смогли бы вылечить его болезнь. Он умер, а вот ты жив, и хватит, черт побери,  уже себя хоронить. Мне жаль, что письмо причинило тебе боль, но мне не жаль, что Эйден написал его, потому что он прав ‒ тебе давно пора вытащить голову из задницы!

Я чувствую, как гнев вытесняет из крови алкоголь, и руки на моих коленях сами собой сжимаются в кулаки. Я не хочу слышать, как Джейсон говорит эту фигню. Я знаю, что заслужил, но все равно не хочу ее слышать.

‒ А как же обещание, которое ты дал мне вчера? ‒ спрашивает он и, выхватив у меня пластиковую бутылку, швыряет ее через всю комнату. Бутылка врезается в дубовый шкаф со стеклянными дверцами, где  бабушка хранила свою лучшую посуду, и падает на пол, орошая паркет остатками водки.

‒ Больно, ‒ шепчу я, переводя взгляд от Джейсона на свои кулаки, потому что больше не могу на него смотреть.

‒ Конечно, больно, тупица ты такой! Непросто же так это назвали ломкой. Но сдается мне, что ты даже и не хочешь бросать пить. ‒ Джейсон присаживается на корточки рядом и, взяв меня за подбородок, заставляет посмотреть на себя. ‒ Мне жаль, что Эйден ушел. Жаль, что тебе больно и что ты чувствуешь вину из-за того, что не смог спасти его. Но иди ты на хер за то, что даже не хочешь попытаться завязать. Я был слишком мал, чтобы помнить, каково это потерять отца, но мне достаточно и того, что мама спилась насмерть у меня на глазах. И хрен ты угадал, если думаешь, что уйдешь за ней, оставив меня одного. Если ты не хочешь завязать ради меня, то сделай это ради Кэмерон. Она уже потеряла Эйдена. Как думаешь, что случится, если она потеряет еще и тебя?

Сказав это, он встает и уходит.

Гневный топот его строительных ботинок эхом отдается в голове, и я сжимаю ее руками, борясь с ощущением, что она вот-вот взорвется.

Я хочу вернуться к людям на той стороне земного шара, которые во мне нуждаются, но мой работодатель мне не позволит.

Я хочу  прекратить слышать голос Эйдена в голове, но он мне не позволит.

Я хочу утонуть в водке, но мой брат мне не позволит.

Он не знает, о чем говорит. Кэмерон будет в порядке без меня, как была все эти четыре года. Я ей не нужен. Я никогда не был ей нужен.

А всем остальным нужно просто ОСТАВИТЬ МЕНЯ в ПОКОЕ!

Глава 2

Эверетт

Возраст – десять лет

‒ Меня зовут Эйден Кёртис, мне десять лет и мой папа очень богатый, ‒ говорит только что подошедший ко мне паренек.

Он такой же высокий, как и я, и у него такие же темно-каштановые волосы и голубые глаза, но его чистенькие брюки из темной ткани и модная белая рубашка доказывают, что его отец и, правда, богат. Рядом с ним я чувствую себя бомжом в своих старых грязных джинсах на два размера меньше, чем нужно, и покрытой жирными пятнами и грязью футболке. Мне хочется ударить мальчишку прямо в рот, но бабушка всегда говорит, что я не должен быть тем, кто бьет первым и затевает драку, но защищаться нужно обязательно и последний удар должен быть за мной.

‒ Твой папа тоже богатый? ‒ спрашивает Эйден, выхватывая у меня баскетбольный мяч и пропуская его под своей рукой.

Я очень хочу, чтобы этот мальчишка уже ударил меня. И мне все равно, что он будет постоянно находиться в лагере, так как их семья только что переехала сюда, а его родители дружат с родителями Кэмерон. Я все еще хочу ударить его.

‒ Эйден, не будь грубым! У Эверетта больше нет папы.

Мой хмурый взгляд, направленный на Эйдена, растворяется в улыбке, когда Кэмерон встает между нами.

Вообще-то мне не нравятся девчонки – они слишком громкие, надоедливые и постоянно хихикают. Но Кэмерон не такая, хотя она всего лишь семилетняя малышка.

Как всегда ее одежда покрыта грязью, в волосах застряли соломинки из конюшни. И она может надрать мне задницу в каждом состязании, проводящемся в лагере, включая стрельбу из лука. Вообще-то меня должно смущать, что маленькая девочка лучше меня управляется со стрелами, играет в баскетбол и плавает, но почему-то это не так.

‒ У тебя снова сено в волосах, Кэм, ‒ смеюсь я и указываю на соломинки, торчащие из ее растрепанного хвостика.

Она просто пожимает плечами, упирается руками в бока и поворачивается к Эйдену.

‒ Ты должен извиниться перед Эвереттом, ‒ сообщает она ему, и мне даже не кажется странным, что я позволяю девчонке заступаться за себя.

Я знаю ее с тех пор, когда она была совсем малышкой. Ей не было и года, когда бабушка впервые привела меня в лагерь, которым владеют родители Кэм. Последние семь лет я проводил здесь каждое лето, и по какой-то причине из всех детей в лагере Кэмерон выбрала именно меня, чтобы прилипнуть словно клей. Но так как она была хороша во всех играх и состязаниях, это не раздражало, а скорее походило на то, как вместо младшего брата иметь младшую сестру.

Под взглядом Кэмерон улыбка на дурацком лице Эйдена затухает, и он смотрит на меня грустным взглядом.

‒ Я сожалею о твоем папе. Если мы будем друзьями, то мой отец сможет купить тебе все, что захочешь. У него полно денег.

Я тут же думаю о PlayStation, которая есть у всех моих школьных друзей, ‒ бабушка говорит, что мы не можем себе позволить ее купить, а мама даже не подозревает, что я хочу эту приставку, ‒ и соглашаюсь принять дружбу Эйдена. В отличие от взрослых десятилетнему пареньку не нужно много времени, чтобы потерять интерес к драке.

‒ Кем ты хочешь быть, когда вырастешь? ‒ спрашиваю я.

‒Богачом, ‒ смеется Эйден. ‒ А ты?

‒ Врачом, как мой отец, ‒ тихо отвечаю я. – Но я не могу. Маме не нравится, когда я говорю, что хочу быть похожим на него.

Кэмерон подходит ближе и прислоняется головой к моему предплечью.

Мой отец был армейским врачом, и с тех пор как он погиб на войне, когда мне было три года, мама сильно изменилась. Именно поэтому я провожу так много времени с бабушкой, и поэтому же она начала приводить меня в лагерь родителей Кэмерон.

Мама очень расстраивается, когда слышит, что я хочу быть врачом, даже когда я добавляю, что не пойду в армию и не умру, как отец.  Я не хочу быть солдатом, но хочу спасать людей, как он. Мама потом много плачет и по нескольку дней не выходит из своей комнаты, поэтому я стараюсь молчать об этом. А как хорошо сказать о своей мечте вслух и не чувствовать себя виноватым.

‒ Когда ты вырастешь, то сможешь делать все, что захочешь. Я просто не могу дождаться, когда повзрослею, и никто не сможет мне указывать. Если хочешь стать врачом, становись им. Ты сможешь делать людям уколы или оперировать их. Будешь крутым и богатым, потому что врачи получают много денег, ‒ улыбается Эйден.

‒ Считаешь, что, если я буду врачом, то стану крутым?

‒ Определенно, ‒ кивает Эйден.

Я улыбаюсь ему.

‒ Хорошо. Мы можем быть друзьями.

‒ Ура! ‒ ликует Кэмерон и, хлопая в ладоши, подпрыгивает вверх-вниз. ‒ Мы с Эйденом играли, пока тебя здесь не было, и я так счастлива, что вы понравились друг другу. Теперь мы сможем играть вместе. Сегодня я собираюсь загадать желание на звезде, чтобы мы стали лучшими друзьями на всю жизнь, и оно обязательно сбудется!

Мы с Эйденом смеемся над тем, насколько счастлива Кэмерон. Он передает мне обратно мяч и спрашивает, хотим ли мы поиграть, что делает Кэмерон еще более восторженной. Лицо Эйдена озаряет широкая улыбка, пока он смотрит, как она танцует вокруг нас и без умолку трещит о тех классных вещах, которые мы собираемся сделать, и о том, как побьет нас в баскетбол.

Мне доставляет удовольствие делать Кэмерон счастливой, и, похоже, Эйден будет хорошим помощником в этом. Он обнимает ее за плечо и называет «ребенок», прося не слишком сильно бить нас в баскетбол, а Кэмерон смотрит на него и улыбается ярче, чем я когда-либо видел.

Мне нравится, что у нас появился новый друг, чтобы играть вместе, и мне нравится, что Эйден думает, что для меня стать врачом – это круто, но я чувствую себя как-то странно, наблюдая за тем, как они стоят, обнявшись. Я быстро подхожу к Кэмерон, приобнимаю ее за плечи с другой стороны, и теперь мы втроем стоим бок о бок.

‒ Пообещайте, что, несмотря ни на что, мы останемся друзьями на всю жизнь, ‒ требует Кэмерон, сначала глядя на Эйдена, а затем на меня.

Мы с Эйденом оба смотрим ей в глаза и пожимаем плечами.

‒ Конечно, Кэм, мы останемся друзьями на всю жизнь, несмотря ни на что, ‒ соглашаюсь я.

‒ Да, несмотря ни на что. Даже на то, что ты девчонка, ‒ добавляет Эйден.

Кэмерон хмурится, отделяется от нас и ударяет его в живот. Я громко смеюсь, когда парнишка сгибается пополам и стонет от боли. Кэмерон улыбается мне как и Эйдену пару минут назад, и то странное чувство, что я испытывал, уходит, когда она протягивает руки, и я бросаю ей мяч.

‒ Правило номер один: никогда не беси Кэмерон или она тебя ударит, ‒ говорю я Эйдену, похлопывая его по спине и хватая за руку, помогая подняться.

‒ Спасибо за предупреждение, ‒ ворчит он, потирая живот, когда мы занимаем позиции перед баскетбольным кольцом.

Вместе мы проводим остаток дня, играя в «H-O-R-S-E» и, как обычно, Кэмерон всегда побеждает. Эйден не скулит и не жалуется, а раз за разом предлагает ей сразиться снова, и именно поэтому я совсем не против предложения Кэмерон быть лучшими друзьями на всю жизнь.

Глава 3

Кэмерон

– Ты разрушила мою жизнь, – прочла я вслух и закатила глаза.

Эти четыре слова были напечатаны на листе бумаги, который я достала из конверта без марки, затесавшегося среди стопки пришедших сегодня счетов.

Мне хочется разорвать бумагу в клочья и выбросить в мусор, но вместо этого я сую листок в нижний ящик стола в папку с другими подобными посланиями, чтобы позже снять с него копию, прежде чем передать местным полицейским.

– Ну, по крайней мере, в этом все прямо и по существу, – говорит моя подруга и коллега Амелия, сидящая в кресле напротив стола. – Почему они не могут быть более конкретными и описать, как именно ты разрушила их жизнь? Проехала раньше их на перекрестке? Или, может, они стояли позади тебя в очереди на кассу, где пробивают менее десяти покупок, когда ты взяла одиннадцать?

Я хихикаю над серьезным выражением ее лица. В последнее время у меня мало поводов для радости, но я всегда могу рассчитывать на заряд бодрости от Амелии.

– Признаюсь, однажды я взяла более десяти товаров. Но только однажды, да и то из-за неотложной необходимости.

– Винно-бутылочной необходимости? – спрашивает Амелия, вздергивая бровь.

– Возможно… – Снова хихикаю я.

– Прямо сейчас в твоей жизни слишком много стрессов. Думаю, настала пора посетить твоего «друга с привилегиями». – Она знающе подмигивает мне и даже показывает воздушные кавычки, произнося «друг с привилегиями».

– Давай называть вещи своими именами. Грейди – отклик на мой зов плоти. И, кстати, я прежде тебя подумала об этом и как раз собиралась написать ему сообщение.

Амелия поднимает руку в жесте «дай пять», а я стараюсь не чувствовать себя виноватой, когда отправляю SMS. Грейди знает, как обстоят дела. Он согласился на это, и мне не в чем себя винить.