Текст книги "Хочу, чтобы мы были вместе (ЛП)"

Автор книги: Тара Сивек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

…Он недостаточно хорош для нее. Убьет его что ли, если он будет чаще улыбаться? Если Кэмерон и собирается быть с кем-то, то это должен быть мужчина, который сделает ее счастливой, а не тот, кто с кем она доведет себя до изнеможения, пытаясь исправить…

Слова, которые мистер Джеймс сказал маме Кэмерон в ту ночь, не покидали меня. Они укоренились глубоко в мозгу, и гнили там годами. И за последнюю неделю стало только хуже. Каждый раз, когда я касаюсь Кэмерон, когда целую ее, я слышу его голос в своей голове, говорящий, что я недостаточно хорош, и часть меня знает, что он прав. Часть меня ужасно боится, что, когда Кэмерон узнает все обо мне, то согласится со своим отцом.

– Есть грань между добром и злом. Правильным и неправильным. Я почти всю жизнь старался не пересекать эту грань. Ни с тобой, ни с кем-то еще. – Я смотрю на озеро, чтобы не видеть, как в глазах Кэмерон появится тоже выражение, что и у ее отца, когда он смотрит на меня. – Я всегда принимал правильные решения. Делал так, как было хорошо, как было правильно, и не думал, что однажды придется принять решение, которое изменит это. А потом я отправился заграницу.

Я умолкаю на минуту, вспоминая, как дышать. Отгоняя воспоминания, которые пытаются пробраться на первый план в голове. Крики, слезы, боль на лицах людей, потеря и гнев… все это мучило меня во снах с тех пор, как я впервые попал в страну третьего мира.

– Ты не обязан говорить об этом, если не хочешь, – Кэмерон успокаивающе гладит мою спину.

– Знаю, но мне нужно. Я слишком много времени держал это запертым внутри. Из-за этого я искал дно бутылки, вместо того, чтобы быть здесь с тобой, когда вернулся.

Она кивает и ничего больше не говорит, тихо ждет, что я продолжу.

– Я всю жизнь мечтал быть врачом. Помогать людям и быть героем. Я думал, что это было лучшим, что я мог сделать в жизни, и какое-то время так было, – продолжаю я. – Пока вдруг не стало очень просто переступить ту черту. Играть в бога с жизнями людей. Я знаю, что делал то, что должен был, чему меня учили. Я знаю, что есть лишь миг на принятие решения, когда кто-то умирает перед тобой, и тот миг считается. Я знаю, что не мог спасти всех, но я выбирал, кого спасать. Кто заслужил больше. Чей-то сын, чья-то дочь, чей-то отец. Я знал, что вакцин и лекарств хватит только на половину деревни, и выбирал достойных людей. Я отказывал матерям, считая, что они недостаточно хороши. Я отказывал отцам, считая, что они уже слишком больны для лекарств. Я не знал этих людей. Я не знал об их жизнях, об их страданиях, о том, что они пережили. Я судил их. Как простить себя за это, я не знаю. Я не знаю, как вернуться за ту черту, которую пересек, и смогу ли вообще это сделать теперь.

Я выдыхаю с дрожью, закрываю глаза и провожу ладонью по волосам. Я знаю, что, если бы не взял себя в руки месяцы назад, то и сейчас еще искал ближайший магазин алкоголя и напивался до беспамятства.

Я открываю глаза, когда чувствую, как Кэмерон, обняв лицо ладонями, поворачивает мою голову к себе.

– Что бы ты ни говорил, ты не пересек ту черту, Эверетт, – шепчет она, глядя мне в глаза. – Я знаю, что ты терял людей, но твои поступки и спасли многих других. Ты самый смелый и сильный мужчина из всех, кого я знаю. Ни на миг не думай, что ты хуже этого.

Ее слова как бальзам успокаивают мою душу, и впервые я начинаю верить тому, что она говорит. Я делал то, что не смогу забыть. Я принимал решения, которые будут преследовать меня до конца жизни, но с этой женщиной рядом, дающей мне больше, чем я заслуживал, я смогу перестать сомневаться в том, достаточно ли я хорош для нее.

Может, я смогу отпустить прошлое и сделать все, что возможное, чтобы опровергнуть мнение ее отца.

Глава 35

Кэмерон

Я обвиваю Эверетта ногами, приподнимаюсь, и он медленно входит в меня. Он стонет мое имя, и я крепко сжимаю его плечи, все еще не веря, что это мы. Что мы до этого дошли.

Даже после двух недель я никогда не привыкну к тому, как хорошо он ощущается во мне. Как идеально мы подходим.

Эверетт целует мою шею, и я, сцепив лодыжки за его спиной, двигаю бедрами. Он сжимает мою попу, притягивает сильнее к себе, проникая глубже медленными толчками и растягивая меня наиприятнейшим образом.

Я тяну Эверетта за волосы, не давая дальше нежно кусать мою шею, и впиваюсь в его губы поцелуем. Его язык движется в моем рту в том же темпе, что и бедра, раздувая огонь, что горит во мне с тех пор, как Эверетт ласками разбудил меня этим утром.

– Боже, как же в тебе хорошо. Просто идеально, – чуть откинув голову, бормочет он.

Эверетт остается глубоко во мне, задевая местечко, которое посылает покалывание по спине и заставляет поджимать пальцы на ногах.

Я смотрю на него и глажу пальцами его губы. Они мои. И он мой. Прошло столько времени, и он, наконец, мой. Эверетт вернулся ко мне, потому что нуждался во мне, хоть и ни сразу сумел признаться. Я всегда любила его, даже когда отрицала это. Всегда знала, что не смогу сбежать от него, как бы ни старалась. И теперь он мой.

– Люблю тебя, – шепчу я.

Я не впервые говорю ему эти слова. Я выпалила их в первый раз на прошлой неделе, когда ощущала меланхолию после общения с семьей, и Эверетт рассмешил меня, чтобы поднять настроение. Когда я их произнесла, он быстро поцеловал меня и притянул к себе. Он ни на секунду не дал мне смущаться из-за своего признания.

Я шептала ему эти слова перед тем, как уснуть, я бормотала их по утрам, когда брала кофе и спешила на работу, не замечая, что он не отвечал мне тем же, потому что я была безумно счастлива и занята лагерем.

Эверетт рычит глубоко в груди и прижимается ртом к моему. Он движется быстрее, толкаясь в меня, и я не могу уже сдерживаться. Я желают ощутить сладкое забвение падения, при котором он меня ловит.

Наслаждение взрывается во мне, и я кричу. Эверетт ртом ловит мои крики, его пальцы сильнее сжимают мои ягодицы, когда он глубоко врезается в меня. Кровать скрипит и стонет от силы его толчков. Мое тело еще сжимается и пульсирует вокруг него, оргазм не прекращается, пока Эверетт не утыкается лицом в мою шею и кончает, ругается и стонет мое имя.

Я опускаю руки, Эверетт валится на меня. Мы дышим быстро и тяжело, пока наши сердца не начинают нормально биться.

После пары минут Эверетт поднимается на локтях, смотрит и убирает волосы с моего лба.

– Доброе утро, – говорит он с улыбкой.

– И тебе доброе. Ты лучше будильника.

Он смеется, ложится на бок и укрывает меня одеялом. Я подпираю голову рукой и гляжу, как он выбирается из кровати, поднимает свои трусы с пола и натягивает их. Я сохраняю улыбку на лице и стараюсь не позволить своим эмоциям испортить начало отличного дня.

Я не хочу быть как те женщины, которые говорят мужчине, что любят, а потом переживают, что он не ответил тем же. Эверетт показал мне чувства разными способами, но порой женщине нужно просто услышать слова, чтобы поверить в них. После всего, что мы пережили, чтобы дойти до этого мига, я не хочу позволять сомнениям все портить, но не могу отогнать их, когда они укоренились в моей голове и не отпускают.

– Сегодня трудный день. Хочешь разделить душ со мной, чтобы сэкономить время? – спрашивает Эверетт, наклоняется и несколько раз целует в щеку.

– Если я разделю душ с тобой, то точно не сэкономлю время. – Я толкаю его в грудь и он отходит.

Завтра – официальное начало летнего сезона. Зная, что все будет очень беспокойно, Эверетт уговорил меня отдохнуть прошлой ночью и увез в свой дом, чтобы мы могли побыть в покое вдали от лагеря и требований, которые всегда нам мешали. Он приготовил ужин, мы поговорили, занялись любовью, составили планы на неделю, обсудили, чем он поможет лагерю, помимо стройки, а потом проснулись утром и снова занялись любовью.

Это было идеально. Просто. Естественно. Мы так легко перешли черту дружбы, но мне все еще кажется, что я отдаю Эверетту все, а он мне – лишь кусочки.

Я слабо улыбаюсь. Эверетт отворачивается и закрывается в ванной, примыкающей к  спальне. Когда слышу, как он включил душ, я перестаю улыбаться, вздыхаю, отбрасываю одеяло и встаю с кровати.

Я веду себя глупо. Эверетт многое пережил, и я не хочу торопить его. У меня нет повода сомневаться в его чувствах. Он сказал мне после первого секса в конюшне, что все эти годы хотел меня. Жаль, мой мозг и мое сердце не могли договориться, и я знаю, что хотеть кого-то и любить – разные вещи.

Я хватаю лифчик и трусики с пола, куда они улетели прошлой ночью, надеваю их, потом натягиваю сарафан через голову и пытаюсь разгладить мятые места.

Я иду по спальне Эверетта, поднимая его разбросанные с прошлой ночи вещи и опуская их на край кровати. Я беру его джинсы, встряхиваю и замираю, когда бумага вылетает из заднего кармана.

Бросив джинсы на кровать, я поднимаю квадратик сложенной бумаги, раскрываю его, пока иду к окну, чтобы обуть шлепанцы.

Сердце трепещет в груди, когда я разворачиваю лист и вижу знакомый почерк. Я читаю письмо, мой желудок ухает вниз, колени подгибаются, и я плюхаюсь на стул возле окна. Руки дрожат так сильно, что удивительно, как я не рву письмо, которое, судя по виду, перечитывали миллион раз.

Сомнения, которые я гнала прочь минут назад, вспыхивают с новой силой и начинают пожирать меня. От слез слова расплываются, а потом страницу вообще не видно.

– У нас есть время на завтрак, или тебе уже нужно уходить?

Я не смотрю на Эверетта, вышедшего из ванной. Потому что знаю, если посмотрю, то увижу его улыбку, губы, руки, вспомню, как они недавно ласкали меня и захочу скрыть слезы и сделать вид, что все хорошо.

– Ты вернулся, потому что хотел меня или из чувства вины? – шепчу я, все еще глядя на письмо. Мой голос звучит надломлено, эмоционально, и я хотела бы убрать это.

– О чем ты… – Эверетта замолкает.

Я поворачиваюсь и вижу, что он смотрит на письмо в моей руке.

– Кэмерон, – шепчет он, отводя взгляд от письма. Его лицо искажает боль, когда он видит, что я плачу.

– Я понимаю, что это не должно быть важно, особенно сейчас, но это важно, – продолжаю я и с трудом сглатываю комок в горле. – Ты вернулся, потому что любил меня, как я всегда любила тебя, или потому что Эйден вызвал у тебя чувство вины и сказал тебе вернуться и позаботиться обо мне?

Я медленно встаю со стула, а Эверетт подходит ко мне.

– Все не так. Не совсем так… – он затихает. – Конечно, я ощущал вину. Боже, Кэмерон. Я оттолкнул тебя и держался подальше, потому что ревновал к лучшему другу, еще и без причины. Я дал тебе горевать по нему одной, потому что думал, что я – козел. Да, вина пожирала меня, но ты знаешь, что я чувствую к тебе. Что я всегда чувствовал к тебе.

Он подходит ближе, протягивает руку, но я отступаю. Я знаю, что его объятия затмят все, что сейчас чувствую. Я дам ему заполнить мою голову и сердце объяснениями и обещаниями, подавить мои тревоги, и позже они съедят меня заживо. Я делала это много лет, и не собираюсь продолжать теперь.

– Разве? Разве я знаю, что ты ко мне чувствуешь? Я знаю, что ты хотел меня. И все еще хочешь, это ты не можешь скрыть, – говорю я. – Я люблю тебя, Эверетт. Я любила тебя почти всю свою жизнь, скрывала свои чувства и притворялась. Знаешь, как утомительно любить лучшего друга? Всегда думать, смотришь ли ты слишком долго, сидишь ли слишком близко, смеешься ли над его шутками слишком громко. Боишься до смерти рассказать ему о своих чувствах и узнать, что они не взаимны. Боже, я словно снова в старшей школе, и это меня бесит!

Мне не нравится, что я так не уверена в себе. Не нравится, что я во всем сомневаюсь, но я не могу иначе. Эверетт носил письмо Эйдена с собой все время, читал его и, возможно, делал все лишь из-за вины.

– Как ты можешь сомневаться в моих чувствах? После всего, что было между нами. После всего, что мы прошли вместе, – бормочет Эверетт, качая головой, проводя ладонью по волосам в смятении. – Блин, Кэмерон! Что еще ты от меня хочешь? Скажи, и я это дам. Я сделаю все. Скажу все. Просто скажи, что тебе нужно.

Я пячусь от него, когда он пытается приблизиться, качаю головой и поднимаю руку между нами. Я не могу думать, когда он стоит так близко.

– Я каждый год загадывал желание с тобой. Ты – все, чего я хотел, в чем нуждался. Не поступай так, Кэмерон, прошу. Скажи, что мне делать.

Я отдаю ему письмо Эйдена, и он бросает его на пол. Я смахиваю слезы со щек, пячусь дальше, пока не оказываюсь у двери.

– Скажи, что тоже любишь меня, – шепчу я. – Что любил меня, сколько себя помнишь, и порой так сильно, что больно дышать от переполняющих чувств. Потому что именно это я чувствую к тебе. Всегда чувствовала.

Эверетт молчит, он просто стоит и смотрит на меня печально и с сожалением.

– Видимо, ничего похожего ты не испытываешь, – говорю я.

Я выхожу из комнаты, спускаюсь по лестнице и спешу к двери, не давая Эверетту шанса пойти за мной. Мне нужно сейчас быть вдали от него, чтобы думать яснее. Я знаю, что веду себя как ребенок. Я знаю, что должна доверять ему, доверять тому, что он показал много раз, что заботится обо мне, но не могу. Письмо Эйдена все перевернуло в моей голове и в моем сердце, все потеряло смысл.

Глава 36

Эверетт

– Ты знаешь, что ведешь себя как нюня? – спрашивает Джейсон, бросая две коробки, которые я просил его привезти, на кухонный стол.

Я быстро хватаю их, снимаю крышки и высыпаю содержимое на стол.

– Я не нюня. Я даю Кэмерон пространство. Даю ей время подумать и понять, что у нее нет повода сомневаться в моих чувствах, – говорю я, переворачивая все листики.

 Сердце словно пронзает нож, когда вижу почерк Кэмерон, который почти не изменился за эти годы. Каждая звездочка с датой, и на каждой ее звезде записано одно и то же желание. Мне хочется смеяться, когда начинаю листать свои звездочки, но я не в том настроении.

«Почему я просто не сказал, что люблю ее?»

– Трех дней на это более чем достаточно, – продолжаю я, аккуратно раскладывая на столе все, что мне необходимо. – Поэтому сегодня я поеду в лагерь и не уйду, пока Кэмерон не поговорит со мной.

Три дня без Кэмерон казались бесконечными. Каждая ночь без нее в моих объятиях была пыткой. Каждое мое сообщение, оставленное без ответа, толкали меня за грань. Мне не следовало давать ей уйти тем утром, но я правда считал, что вскоре она поймет – все ее обвинения не имеют смысла. Потому что я действительно люблю ее. Я вернулся сюда и остался не из-за чувства вины. Я тоже мучился из-за того, что люблю лучшую подругу, и тоже боялся открыть свои чувства.

– Ты скажешь ей, что любишь в этот раз? – спрашивает Джейсон, плюхаясь на стул и поднимая один из листочков.

Я отбираю у него записку, хмуро гляжу, и возвращаюсь к работе над своим проектом.

– Я ей это говорил.

Резкий смех Джейсона бьет по моим натянутым нервам.

– Ты обхватил ее лицо руками, посмотрел в глаза и сказал: «Кэмерон, я люблю тебя. Я любил тебя всегда. Я. Люблю. Тебя», верно?

– Все это подразумевалось, – рычу я.

– Боже, ты идиот. Ты ничему не научился за последние несколько недель? И за тридцать три года? – упрекает он.

– Я думал, что женщинам нужно показывать свои чувства, а не говорить. Романтические жесты и все такое, – бубню я.

– Не в этом случае. Скажи, что ты чувствовал, когда Кэмерон сказала тебе эти слова?

Я вздыхаю, ставлю бутылочку клея, кладу руки на стол и опускаю голову, обдумывая ответ.

– Облегчение, – шепчу я.

– И почему же?

– Потому что, что бы ни происходило между нами, я вряд ли верил в это, пока она не сказала те слова, – отвечаю я и тут меня осеняет.

«Твою мать! Какой же я идиот!»

– Похоже, до тебя наконец-то дошло, – сообщает Джейсон.

Почему я просто не сказал ей, что люблю? Почему подумал, что поступки скажут сами за себя? Больше всего на свете я хотел посмотреть Кэмерон в глаза и сказать, что любил ее, но я боялся. Еще никому в жизни я не признавался в любви. Мои чувства к Кэмерон были ясны, но я не облек их в слова, а ей нужно было их услышать. Я слишком долго притворялся, что не любил ее, провел столько лет вдали, и получив все, что желал, испугался, что если признаюсь вслух, то потеряю. Я не хотел снова потерять Кэмерон. Я знал, что если и дальше буду молчать, то она вырвется из моей хватки, и никакие извинения ее не вернут.

– Наверное, теперь это кажется глупой идеей? – спрашиваю я у брата, опуская свое творение под стекло и присоединяя деревянные края.

Джейсон встает со стула, подходит, смотрит и хлопает меня по спине.

– Это все по-девичьи, но, думаю, ей понравится. Ты возьмешь это с собой?

Мой телефон звякает, оповещая, что пришло сообщение.  Я быстро вытаскиваю его из кармана, но надежда угасает, когда я вижу, что оно не от Кэмерон.

– Черт возьми, – ворчу я, быстро набирая ответ. – Ты же сейчас в лагерь? – спрашиваю я у Джейсона, проходя к стойке и хватая ключи от грузовика.

– Да, мы с Амелией вместе обедаем.

Я беру большую сумку со стола, убираю в нее свою поделку и вручаю брату.

– Хорошо, отдай это Кэмерон. Мне нужно кое с кем быстро встретится. Будет лучше, если кто-то отдаст ей это и умаслит перед моим появлением.

– С кем ты встречаешься? – кричит Джейсон мне вслед, пока я бегу к входной двери.

– С другом по группе поддержки. У него плохой день. Я не задержусь надолго.

Глава 37

Кэмерон

– Ты не можешь игнорировать Эверетта вечно. Джейсон сказал, что он с ума сходит, – говорит мне Амелия.

 Мы стоим у ограды пастбища и смотрим, как новые ребята из лагеря проходят первый урок верховой езды. Я бы хотела сказать, что открытие летнего сезона в лагере и прибытие детей отвлекло меня от Эверетта, но я соврала бы. Я думаю только о нем. Переживаю только о нем. И едва сдерживаюсь, чтобы не ответить на его сообщения. Я едва удерживаю себя от того, чтобы написать ему: «Я вела себя глупо. Прости».

В своих сообщениях Эверетт просил об одном: «Прошу, поговори со мной», и мне всякий раз хотелось сесть в машину и поехать к нему как можно скорее.

Я хочу поговорить с ним, но не знаю, что сказать. Я знаю, что вела себя глупо и не должна была игнорировать его три дня, но мне нужно было кое-что от него, и он мне это не давал. А если я пойду к нему, и он произнесет те три снова, в которых я так нуждалась? Откуда мне знать, что он скажет их искренне, а не для того, чтобы просто вернуть меня?

Шум подъезжающей машины спасает меня от необходимости ответить Амелии. Из грузовика вылезает Джейсон – в руках у него что-то похожее на большую картину – и идет к нам.

– Ты принес мне подарок? – спрашивает Амелия, когда он склоняется, чтобы поцеловать ее в щеку.

– Не в этот раз, Милли.

Амелия недовольно ворчит и Джейсон смеется.

– Прости, не сдержался, но ты сама виновата. Зачем сказала, что «Милли» – твое прозвище?

– Так называл меня мой бывший муж. Странно, что ты считаешь это милым, – возражает Амелия, закатывая глаза.

– Я уверен в себе, поэтому не переживаю из-за бывших.

Я стою в стороне и смотрю на их перебранку. Это так мило, что у меня щемит в груди.  Я ужасно скучаю по Эверетту, и знаю, что Амелия права: я не могу игнорировать его вечно. Нам нужно поговорить. Перестать бояться. У меня есть все, чего я хотела, и из-за какой-то глупости я бегу от этого.

– Это тебе, – Джейсон отвлекает меня от мыслей и вручает большую раму.

Я смотрю на него в смятении, беру ее и медленно качаю головой от потрясения, когда вижу, что находится под стеклом. Я подавляю всхлип, подбородок дрожит, глаза заполняются слезами.

– Ого! Он делал то же, что и ты, все эти годы, – бормочет Амелия, глядя поверх моего плеча на раму.

Сердце крошится на кусочки, и мне приходится прижать ладонь к животу, чтобы не развалиться самой.

К картонному заднику рамы под стеклом через равные промежутки приклеены все мои звездочки с желаниями, начиная с двенадцати лет, включая те четыре, которые я сделала в ночь перед благотворительным ужином. Все они с моим почерком с завитушками, с датами, когда было загадано желание, и на каждой написано одно и то же: «Хочу, чтобы Эверетт любил меня».

Глядя на эти звезды, я вспоминаю и ощущаю многое, помню, как себя чувствовала каждый год, загадывая одно и то же желание, боясь, что за всю жизнь так и не наберусь смелости сказать о своих чувствах.

Но не от моих звездочек я разваливаюсь, а от всех звездочек, которые Эверетт наклеил рядом с моими. Все его желания за годы с его семнадцати лет и до последних четырех, которые он сделал, вернувшись домой и попросив встретиться с ним в домике на дереве. Они приклеены рядом с моими, как ответ на мои желания. Его мелкий кривой почерк на каждой звездочке просит об одном, просто фраза иная, чем на моих: «Хочу быть достаточно хорошим, чтобы Кэмерон полюбила меня».

Глотая слезы, я вожу ладонью по стеклу, обводя пальцами каждую звездочку.

– Думаю, так Эверетт говорит, что любит тебя. И что всегда любил, – шепчет Амелия.

Я слышу ее всхлип, вижу, что и она плачет так же сильно, как я.

– Серьезно? Вы обе плачете? Боже, помоги! – бормочет Джейсон, вытаскивает телефон из кармана и отходит.

 Я снова гляжу на коллаж, а потом отдаю Амелии.

– Можешь отнести это в главный дом и оставить в кабинете? Мне нужно встретиться с Эвереттом и извиниться.

Мы обе вытираем слезы и смеемся. Амелия забирает раму и идет к дому. Я смотрю ей вслед, улыбаясь, когда вижу, как она прижимает коллаж к груди, словно это самое ценное, что она когда-либо держала.

Глава 38

Эверетт

Я подъезжаю к дому Бобби, паркуюсь, забираю ключи, выхожу из грузовика и иду к двери.

В своем сообщении Бобби написал, что он больше не может, что сегодня он вернет свою семью так или иначе. Я ответил, чтобы он дождался меня, и надеялся, что смогу отговорить его от шага, который он собирался сделать с обрыва.

После двух последних наших встреч, ему, казалось, стало лучше. Как только я садился с ним, начинала литься его ненависть, но после часа или двух разговора он успокаивался, и ему легчало. Хоть он и раскачивался между трезвостью и срывами, я верил, что он шел по пути восстановления, ведь хороших дней у него стало больше, чем плохих.

Я поднимаю руку, чтобы постучать, но как только кулак касается двери, раздается щелчок, и она медленно открывается. Толкая ее шире, я робко прохожу в квартиру.

– Бобби, ты тут? – зову я.

Он не отвечает, и я прохожу внутрь, закрываю за собой дверь.

В комнате темно и воняет старой гниющей едой. Прикрывая нос рукой, я ощупываю стену, щелкаю включатель и кривлюсь, когда вижу бардак в гостиной.

Я говорил с Бобби тут несколько недель назад, и тогда все не выглядело. Комнатка была маленькой, но аккуратной и чистой. Все было на местах, как у типичного военного.

Коробки от фастфуда и мешки усеивают все поверхности, стопки грязных тарелок с плесневелой едой стоят на кофейном столике и тумбочках, и я сбиваю ногой пустые бутылки от пива, разбросанные на полу.

– Твою мать, Бобби, – бормочу я, качая головой, проходя глубже в комнату.

Телефона в заднем кармане начинает вибрировать. Я вытаскиваю его, вижу на экране имя Джейсона и подношу его к уху, пока иду к коридору.

– Что ж, твой план сработал, – говорит Джейсон.

Я медленно двигаюсь по темному коридору и замираю у закрытой двери спальни, боясь до смерти того, что увижу за ней. Многие мужчины, даже сильнее Бобби, принимали решение оборвать жизни, когда не могли справиться с возвращением домой после миссии в армии. Я не могу потерять кого-то еще в жизни. Не того, кому пытался помочь.

 «Прошу, Боже, не дай мне найти его за дверью».

– Ты слышал? Я сказал, что твой план сработал, – повторяет Джейсон.

Я едва слушаю, пока он рассказывает, как отдал Кэмерон мой подарок, что он ей понравился, и подробно описывает ее слова и реакцию.

– Угу, – отвлеченно отвечаю я; ладонь дрожит, когда я тянусь к ручке двери.

– Это было нечто. Ты даже Милли довел до слез, – смеется Джейсон.

Я вздрагиваю, ладонь замирает на ручке двери. Воспоминания и обрывки разговоров с Бобби заполняют голову.

– Как ты ее назвал? – шепчу я, наконец-то толкая дверь и заходя в спальню.

– Что? О, я про Амелию. Милли – это прозвище, но она его ненавидит. Я порой называю ее так, чтобы подразнить. И вообще: оно довольно милое.

Сердце бешено стучится в груди, когда фразы Бобби из наших разговоров возвращаются ко мне.

…Я сделаю все, чтобы вернуть свою Милли…

…Эта стерва заплатит за то, что забрала мою семью…

         …Она пожалеет, что испортила мою жизнь…

– Джейсон, как звали мужа Амелии? – спрашиваю я, беря рамку, стоящую на тумбочке у кровати.

– Эм, Роб? Или Роберт. Но военные, вроде, звали его Бобби. А что?

У меня холодеет кровь. Я переворачиваю рамку. На глянцевом фото Амелия в свадебном платье, улыбающаяся и счастливая. Она смотрит на мужчину во фраке рядом с ней. На своего мужа, Роба/Роберта/Бобби.

Я думаю обо всех письмах, которые кто-то прислал Кэмерон в лагерь. После нашей ссоры я проник в кабинет, нашел папку и просмотрел их все. Тогда я не мог отогнать ощущение, что в них было нечто знакомое. Я даже потратил время, узнав о невесте Эйдена, Мишель. Я заставил друга проверить ее историю, даже пару дней последить за ней. Но я выбрал не того человека.

Кэмерон все это время угрожал один из моих друзей. Тот, кому я помогал, кому, как я думал, становилось лучше.

– Отправь Сета и тех работников, которых найдешь, запереть всех отдыхающих в главном доме, а потом посади Кэмерон и Амелию в свой грузовик и увози из лагеря. Живо! – кричу я в телефон, выбегая из спальни и мчась по коридору.

Я распахиваю входную дверь так сильно, что она врезается в стену, но даже не закрываю ее за собой.

– О чем ты говоришь? – спрашивает Джейсон, когда я прыгаю в машину.

– ДЕЛАЙ! – ору я в телефон, запрыгиваю в грузовик, сдаю назад и отъезжаю от парковки как можно быстрее.

– Ладно, ладно, – бормочет Джейсон.

Я игнорирую гудящие машины и визг тормозов, пока выезжаю на дорогу.

– Ох, черт! – слышу я на другом конце телефона, пока подрезаю чей-то автомобиль.

 – Джейсон, что происходит?

Я ничего не слышу, только шуршание, а за ним быстро следует крик и узнаваемый визг женщин.

– ДЖЕЙСОН! – кричу я в телефон, давя сильнее на газ.

Крики обрываются, звонок завершен.

Я бросаю телефон в пассажирское стекло, кричу ругательства и бью кулаком по рулю.

Глава 39

Кэмерон

Проводив Амелию взглядом, я поворачиваюсь к сотрудникам лагеря за оградой пастбища, чтобы предупредить, что мне нужно на время уехать, и попросить присмотреть за всем до моего возвращения.

– Кто это? Он ужасно водит машину, – говорит одна из женщин.

Я оглядываюсь и вижу маленькую черную машину, которая влетев в поворот на развилке, едет прямо сюда.

– Понятия не имею, – бормочу я.

Сегодня мы не ждем доставку, к тому же знаки на шоссе указывают посетителям, что им нужно остановится у главного дома, пройти регистрацию и получить значок гостя. А знаки в лагере отмечают, что эта дорога только для рабочих. Она ведет к конюшням, и гостям нет причины быть здесь.

Машина поднимает еще больше пыли, тормозя.

Я скрещиваю руки, глядя, как мужчина вылезает из-за руля. Он выглядит знакомо, но что-то с ним не так. Не закрыв дверцу машины, он чуть пошатываясь идет в мою сторону, глядя под ноги. На нем белая футболка с пятнами спереди, и грязные джинсы, которые видели лучшие дни. Его короткие русые волосы торчат во все стороны, а щеки и подбородок неделями не встречались с бритвой.

Чем ближе он, тем больше я нервничаю. Я быстро оглядываюсь, вижу в паре сотен ярдов Джейсона. Он стоит спиной ко мне и все еще говорит по телефону.

– Сэр, я могу вам помочь? – громко кричу я, делая пару шагов вперед.

Он молча идет дальше, но из-за моего окрика поднимает голову.

Даже издалека я вижу, что он в ярости.

– Снимайте детей с лошадей и заприте всех в конюшне, скорее, – говорю я через плечо сотрудникам с другой стороны ограды. – Передайте по рации всем, кто на занятиях: код 10.

У нас есть несколько тайных кодов для безопасности лагеря, и код 10 самый важный. Он значит, что в лагере угроза, и всем нужно укрыться и оставаться на месте до следующего сообщения.

Может, я зря переживаю, может этот парень просто потерялся и нуждался в подсказке, но я не хочу рисковать сотрудниками и детьми.

Мужчина, не останавливаясь, поднимает руку, и те сотрудники, что еще не ушли, кричат.

Мой желудок ухает вниз, когда я вижу в руке мужчины пистолет, направленный на меня.

Мужчина делает еще несколько шагов, а потом замирает в двадцати метрах от меня.

Его взгляд холодный, твердый. Налитыми кровью глазами он смотрит прямо на меня. Я стараюсь не показывать страх, пытаюсь оставаться как можно спокойнее, но сердце бьется так, что я боюсь, что он услышит. Когда я поднимаю руки, они дрожат и мужчина это видит.

– Ты Кэмерон Джеймс? – спрашивает он низким злым голосом, и кривит с отвращением губы, произнося мое имя.

– Сэр, прошу, опустите пистолет. Тут дети. Можете просто…

– ТЫ КЭМЕРОН ДЖЕЙМС?! – визжит он.

Слюна брызгает у него изо рта, он делает еще шаг, пистолет, все еще нацеленный на меня, начинает вибрировать в его руке.

Меня сотрясает дрожь от макушки до пяток, я открываю и закрываю рот, пытаясь придумать, что сказать.

– Прошу, опустите пистолет, – хриплю я.

– Ты испортила мне жизнь. Я знаю, это ты, так что просто признайся. Признайся в этом, – цедит он сквозь зубы, сжимая челюсти.

– Сэр, пожалуйста, – умоляю я.

Мне отчаянно хочется развернуться и побежать, но я не могу убежать от пули.

– Я говорил, Я ГОВОРИЛ, что ты пожалеешь из-за того, что сделала.

Волоски на шее встают дыбом, когда я понимаю, что стою перед мужчиной, который присылал те письма.

Я смотрю в сторону, вижу знакомый грузовик, несущийся по шоссе, но мужчина быстро движется и преграждает мне обзор.

– Простите, я не…

– УМОЛКНИ! – кричит он, делая еще шаг ко мне. – Поздно извиняться. Ты все испортила, а теперь заплатишь.

Миллион мыслей о том, что сказать, чтобы заставить его опустить пистолет, проносится в голове, но я не успеваю произнести даже слова.

Краем глаза я вижу, что кто-то быстро бежит к нам.

Мужчина тоже это видит.

Я открываю рот, чтобы закричать, но грохот от выстрела бьет меня по ушам.

Глава 40

Эверетт

Я даже не выключаю двигатель, когда останавливаю грузовик рядом с машиной Бобби, распахиваю дверь и бегу. Я вижу спину Бобби, несколько сотрудников сбились вместе на пастбище рядом с ним, но я не вижу Кэмерон.

Я бегу все быстрее. Мне нужно добраться до Бобби, пока он не натворил глупостей, но мой брат оказывается рядом с ним первым.

Я запинаюсь, когда вижу, как Джейсон летит к Бобби слева. Я слышу выстрел и вздрагиваю, а Джейсон хватает Бобби и валит на землю. Я слышу крик, бегу все быстрее и понимаю, что звук идет от меня и от сотрудников, которые перелезают через ограду и несутся туда, где борются Бобби и мой брат.