Текст книги "Хочу, чтобы мы были вместе (ЛП)"

Автор книги: Тара Сивек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Я слышу громкий плеск, и через секунды рука Эверетта вдруг обвивает мою талию сзади, поднимая меня к поверхности. К тому моменту во мне включается боевой режим от гнева, что он столкнул меня в озеро, и я начинаю бороться, царапать его руку, отбиваться ногами, пытаясь попасть по нему.

Моя голова появляется из воды, и я вдыхаю, убираю ногти с его предплечья, чтобы смахнуть волосы с глаз.

– Не верю, что ты меня столкнул! – кричу я, пытаясь извиваться и брыкаться в его хватке.

Эверетт молчит, только крепче сжимает мою талию и продолжает нести нас к берегу. Он пыхтит и ругается под нос, когда мой локоть попадает по его груди. Краем глаза я вижу, как отдыхающие собрались на пляже, наблюдая, как Эверетт вытаскивает меня, и я понимаю, что усложняю ему задачу, отбиваясь, а не веду себя так, как должна для демонстрации.

Ради блага лагеря я сдаюсь и даю телу обмякнуть, успокаивая себя, обзывая Эверетта всем, чем могу придумать, в голове, пока он вытаскивает нас на берег и опускает меня на песок.

Закрыв глаза, чтобы не потянуться и ударить его, увидев его лицо, я слышу, как он выбирается с плеском из воды и поднимает мою голову. Его ладони хватают меня под руками, он быстро оттаскивает меня на пару футов от воды.

– Когда вы вытащили утопавшего из воды, вы опускаетесь рядом с ним на колени, прижимаете ухо ко рту и носу, проверяя дыхание, – объясняет спасатель.

Капли воды с Эверетта капают на меня, когда он склоняется, слушаясь указаний.

– Если человек не дышит, проверьте пульс, прижав два пальца под подбородком, к артерии.

За моими глазами мелькает тень Эверетта, его пальцы прижимаются к моему горлу, где уверенно стучит мое сердце.

– Если пульса нет, начинайте искусственное дыхание, – заявляет спасатель, перечисляя шаги, которые выполняет Эверетт.

Его ладони начинают нежно давить между моими грудями, пальцы оказываются так близко к соскам, что я рада, что он уже не проверяет пульс, иначе понял бы, как быстро бьется мое сердце в этот миг.

Пока спасатель рассказывает всем, как отклонить голову жертвы, зажать нос и накрыть рот пострадавшего своим, чтобы создать герметичный контакт, я задерживаю дыхание и жду губы Эверетта на своих.

Я приоткрываю глаза, замечаю Эверетта над собой, его взгляд приклеен к моему рту, голова медленно опускается к моей. Мои губы приоткрываются, когда его в сантиметре от моих. Его пальцы все еще лежат на моем подбородке, отклоняя его, а его рот становится все ближе к моему. Я ощущаю его дыхание на своем лице, от предвкушения желудок делает сальто, а кожу покалывает. Его губы замирают над моими. Мне нужно лишь отклонить голову сильнее, и я получу его рот. Я еще никогда и ничего не хотела так сильно. Я ни в чем еще не нуждалась так сильно.

– Вот так делают искусственное дыхание! – вдруг сообщает спасатель, и мои глаза открываются.

Я смотрю, как Эверетт быстро отклоняется от меня, проводит рукой по своим мокрым волосам, улыбаясь группе детей, которые хлопают и вопят.

Он отталкивается от песка и помогает спасателю разбить детей на пары, чтобы они попробовали вытащить друг друга из воды и пройти шаги искусственного дыхания. Мое сердце все еще дико колотится в груди, а губы все еще покалывает от желания ощутить Эверетта на них. Я не могу заставить себя встать с песка, лежу на спине и смотрю, как он дает указания детям, будто так и нужно. Будто он не был в миге от поцелуя со мной.

– Тут жарко, или это только мне кажется? – спрашивает Амелия, опускаясь на корточки рядом со мной на песке. – Я подумала на миг, что ты поймаешь его за шею и притянешь к себе. Я чуть не подошла к нему сзади и не толкнула его голову к тебе.

Она хватает меня за руку и тянет, чтобы я села.

– Видишь? Грязно и сложно, – бормочу я, отталкиваясь от земли, пока Амелия встает со мной. – Я чуть не забыла, что тут другие люди. Я чуть не забыла, что тут дети.

 Я недовольно вожу ладонями по рукам и ногам, пытаясь стряхнуть песок, злясь, что Эверетт мог заставить меня сойти с ума просто демонстрацией искусственного дыхания.

– Прости, повтори. Грязная тут только твоя попа, она в песке. А отношения всегда сложные. Так просто ничто не получится. Важно то, как ты справляешься со сложностями. Так как ты справишься с этим, Кэмерон? – спрашивает Амелия.

Я оглядываюсь на Эверетта, и все раздражение тает, когда я вижу, как он болтает и шутит с несколькими детьми, трещины в моем сердце начинают расти в разные стороны.

Он всегда был сложностью, достойной сражения, у меня просто не хватало смелости на это. Я не знаю, будет ли этот бой стоить результата, но я и не узнаю, если не попробую.

Глава 26

Эверетт

Я еще никогда не был так заведен, как на этой неделе. Каждый раз, когда Кэмерон смотрела на меня, каждый раз, когда касалась меня, когда она была близко ко мне, я хотел пересечь все линии, что начертил с ней.

Я чуть не поцеловал ее при всех на пристани. Я и не думал толкать ее в воду. Она упрямилась, и я просто дразнил ее, хотел вызвать на эмоции. Хотел посмотреть, как у нее вздымается грудь от недовольного дыхания, как ее щеки пылают от раздражения. Я собирался прыгнуть в воду и дать ей спасти меня. А потом опустил ладони на нее, сказал ей снимать одежду, и она прильнула ко мне, закрыла глаза и отклонила голову. Я чуть не забыл, где мы были. Я чуть не врезался губами в ее губы, чтобы ощутить их вкус. К счастью, я вовремя опомнился и толкнул Кэмерон в воду, пока не натворил глупостей.

А теперь я плачу за это. Она избегала меня с демонстрации искусственного дыхания на пляже. Я хочу извиниться за то, что толкнул ее в воду и разозлил, но часть меня не жалеет о случившемся. Прыгнув в холодную воду после этого, я немного остыл и смог сосредоточиться не только на поцелуе.

Сидя за круглым столом в шатре, который установили сегодня утром для благотворительного ужина, я гляжу на Кэмерон, которая обсуждает с работником подготовку к завтрашнему вечеру. Она такая красивая, что я хочу подойти, обвить ее руками, сказать, что игры и прикосновения последней пары дней сводят меня с ума. Я не знаю, что происходит между нами, но что-то изменилось. Что-то сдвинулось. Это восхищает и пугает одновременно. Мы перестали играть для Стратфорда. Все вдруг стало реальным. Я вижу это в ее глазах, ощущаю, когда она рядом. Я хочу сказать ей о своих чувствах. О том, что всегда чувствовал. Я хочу отбросить предосторожности и заставить Кэмерон увидеть, что для меня всегда была и будет только она, но даже не знаю, как сейчас описать словами свои чувства. Я так долго подавлял любовь к ней, что не знаю, как смогу откопать их, снова им поддаться. Проводя с Кэмерон время, сближаясь с ней, видя нечто схожее в ее глазах, я ощущаю, как старые чувства медленно подбираются к поверхности, как бы я ни пытался их удержать.

Я продолжаю смотреть на Кэмерон в другой части шатра, пока она указывает работнику, где все расставить. После нашего плавания она вернулась в гостевой дом и переоделась в сухую одежду. В простом голубом хлопковом сарафане без лямок, подчеркивающем ее изгибы и ниспадающем вокруг ее ног до пола, с длинными светлыми волосами, сохнущими на воздухе, и без макияжа, она восхитительна. От ее вида у меня сдавливает грудь. Я начинаю задаваться вопросом, почему ждал так долго, чтобы признаться ей. Она – самый важный человек в моей жизни, а я не хотел рисковать нашей дружбой, но и не могу так продолжать. Я не могу и дальше притворяться, что флирт – просто веселье и игра.

Кэмерон, наконец, отворачивается от работника и встречается со мной взглядом. Я вижу, как она делает глубокий вдох, и медленно встаю со стула, когда она идет ко мне. Я заставляю ноги двигаться, встречаю ее на середине пути, и мы замираем впритык.

– Похоже, все хорошо идет, – говорю я, видя, как она нервничает и беспокоится, когда оглядывает шатер, следя за рабочими, расставляющими столы и стулья. Я бы не хотел усугубить ее стресс.

– Нужно еще так много сделать, что голова идет кругом, – говорит Кэмерон со вздохом, и поворачивается ко мне. – Я получила электронное письмо от Стратфорда, пока переодевалась. Он хочет вскоре встретиться с нами тут. Думаю, он принял решение. Меня вот-вот стошнит от волнения.

Я улыбаюсь, опускаю ладони по бокам от ее шеи и большими пальцами приподнимаю ее подбородок, чтобы видеть ее глаза.

 –  Все будет хорошо. Обещаю. Если он решит не давать деньги лагерю, мы найдем другой способ. Я не дам тебе потерять это место, – тихо успокаиваю ее я.

– Эверетт… – Она шепчет мое имя, зажмуривается на пару секунд, а потом открывает глаза и смотрит прямо на меня.

Кэмерон открывает рот, чтобы что-то сказать, но рядом возникает Амелия.

– Ладно, ребята, звук настроен, и я соединила систему без проводов со своим телефоном, чтобы проверить музыку, так что нужна ваша помощь, – сообщает она.

– Мне нужно позвонить поставщику. Вряд ли тебе нужна помощь с прослушиванием музыки, – говорит Кэмерон, глядя на Амелию, и я убираю ладони с ее нежной шеи.

– О, с этим мне помощь не нужна. Мне нужна ваша помощь, чтобы проверить танцпол, на котором вы стоите, – заявляет Амелия с улыбкой.

Мы с Кэмерон опускаем взгляды, и я понимаю, что мы стоим посреди паркета, который последний час собирали при мне работники.

 Амелия вытаскивает телефон из кармана шортов, нажимает пару кнопок, и через секунды в комнате звучит эхо гитары вместе с голосом Найла Хорана, поющим This Town.

Песню лучше она выбрать не могла и, судя по подмигиванию Амелии перед тем, как она развернулась и ушла, она это знает. Как и в песне, я хочу рассказать Кэмерон все, что не говорил с юности. Как в песне, я знаю, что это неправильно, но не могу забыть. Все возвращается к ней.

Сжимая мою руку между нами, Кэмерон быстро опускает туда взгляд, а потом смотрит на меня. Ее маленькая нежная ладонь скользит по моей, я притягиваю ее к себе, прижимая наши соединенные ладони к своей груди. Ее свободная ладонь опускается на мое плечо, и я обвиваю рукой ее талию.

Она идеально подходит к моим объятиям, ее тело скользит по моему, она приподнимается на носочки, опускает лицо к моей шее. Я ощущаю ее теплое дыхание своей кожей, медленно начинаю покачиваться под музыку, не желая никогда ее отпускать.

– Я еще не была тут так счастлива, – вдруг выпаливает она, ее щека скользит по моей, а потом она отодвигает голову и смотрит на меня.

Она закрывает глаза на пару секунд, и я в смятении смотрю на нее. Когда она открывает глаза, ее взгляд падает на мои глаза, на мой рот, и я смотрю, как она облизывает свои губы кончиком языка, а потом продолжает говорить:

– Я люблю этот лагерь больше всего на свете, но он перестал делать меня счастливой, – шепчет она. – Я стала думать, должна ли заниматься этим в жизни. Я стала сомневаться во всем, чего раньше хотела.

Ее ладонь скользит по моему плечу к шее, моя рука сильнее сжимает ее талию, удерживая ее как можно ближе ко мне, наши тела едва двигаются, а песня продолжает играть, и каждое слово этого парня словно вытянуто из моего сердца.

– Я кое-что поняла с тех пор, как ты появился тут, – продолжает она, двигая голову к моей, и ее губы оказываются у моего уха. – Все было не так без тебя. Во всем не было смысла без тебя тут. Я не знала, как быть счастливой без тебя. Я не знала, как жить без тебя.

Я прижимаю свою ладонь, которой сжимаю ее руку, к своей груди, к сердцу. Я хочу, чтобы она ощущала, как быстро оно бьется. Я хочу, чтобы она знала, что оно бьется так из-за нее, и из-за ее слов мне.

Она поворачивает лицо к моему, ее нос задевает мою щеку, пока она отодвигается, чтобы посмотреть на меня. Ее глаза сияют правдой ее слов. Они искрятся желанием и ноткой тревоги. Я не знаю, переживает ли она из-за того, что я думаю после ее слов, или она переживает, потому что знает, что мы пересекаем черту, после которой возврата не будет, но мне все равно. Я думаю лишь о желании, которое вижу под той тревогой. Она прижимается ко мне, и все вокруг нас тает. Работников уже нет, как и хаоса подготовки места к ужину. Только мы вдвоем стоим посреди танцпола.

Это вызывает во мне оживление и страх одновременно. Я не знаю, готов ли я откопать старые чувства, проверить их и выпустить, дать им шанс вырасти в то, чем они когда-то были, хотя для этого уже, наверное, поздно. Уже понятно, что те чувства и не угасали. Я просто не знаю, хватит ли мне сил уйти от нее во второй раз, если она передумает или поймет, что все это было ужасной ошибкой.

Мы оба начинаем тянуться друг к другу, ее взгляд опускается к моему рту, куда устремляются ее губы, и я забываю, как дышать. Я забываю все, что должен был говорить ей сейчас, и причины бояться, я могу думать лишь о поцелуе с ней. Наконец, я сделаю то, о чем мечтал и страдал годами.

Громкий грохот из дальней части палатки заставляет нас отпрянуть друг от друга. Я прихожу в себя, она отступает от меня и быстро поворачивается, чтобы понять, что случилось. Мои руки ощущаются пустыми без нее, и я вспоминаю, где мы и что происходит вокруг нас.

– Прости, мне нужно посмотреть, что это было, – говорит Кэмерон. – Мы можем продолжить позже?

Я забываю, как говорить, и просто киваю. Я думал, что она сделает вид, что у нас не было этого мига, что мы не собирались поцеловаться, но ее улыбка опровергает мои мысли. Глядя, как она быстро уходит от меня, поднимая юбку сарафана, чтобы не запнуться об нее, я улыбаюсь и запихиваю руки в карманы шортов.

Мы точно продолжим позже. Мне надоело скрывать чувства к ней, и ей пора узнать правду обо всех желания, которые я загадывал все те годы.

Глава 27

Кэмерон

Солнце спускается к горизонту. Стратфорд, Эверетт и я стоим на веранде, огибающей главный дом. Они и еще несколько отдыхающих, с которыми Стратфорд познакомился за время тут, спокойно обсуждают погоду, а я хочу кричать им перестать болтать и покончить с этим.

Мои ладони потные, нога не переставала стучать по полу с тех пор, как Стратфорд встретил нас тут двадцать минут назад. Он держит судьбу этого лагеря и мое будущее в своих руках, но не перестает обсуждать чертовы облака на небе.

Эверетт держит меня за руку, сжимая каждые пару минут ладонь, пытаясь успокоить, поскольку знает, что я могу выскочить из кожи от желания узнать о решении Стратфорда. Ощущение его теплой сильной ладони на моей, и то, как я прислоняюсь к его боку, ненадолго успокаивает, но потом я начинаю сомневаться во всем, что мы делали при Стратфорде. Мы были убедительными мужем и женой? Он поверил, что мы были безумно влюблены? Все мои путающие мысли и эмоции все разрушили? Он видел, что каждый раз, глядя на Эверетта, я и боялась, и была в восторге от того, что могло быть между нами?

– Так что, уверен, вы хотите узнать мое решение, ведь вам нужно заняться миллионом других вещей для подготовки к завтрашнему благотворительному ужину. Жаль, но у меня возникли дела, и я не смогу там быть, – говорит Стратфорд, переводя взгляд с Эверетта на меня и с сожалением улыбаясь.

– О, мне так жаль, что вас там не будет, – говорю я ему, хотя мне хочется радостно выдохнуть, что мы больше не будем под микроскопом.

И мои родители вернутся из отпуска и принесут новые проблемы, с которыми я не смогу справляться при Стратфорде.

Он опускает руку во внутренний карман оранжевого пиджака и вытаскивает конверт, протягивает его мне.

Одной рукой сжимая Эверетта, я протягиваю другую руку, дрожащую, как лист, чтобы забрать у него конверт.

– Не нужно открывать сейчас. Мой бухгалтер все подсчитал, когда я полистал ваши записи, и этого должно хватить, чтобы вы работали следующие пять лет. Мы сможем тогда встретиться снова и все обсудить, но я уверен, что без проблем выпишу вам чек снова.

Мои глаза тут же наполняются слезами, и я не могу остановить дрожь подбородка и губ от эмоций, пока смотрю на свое будущее, на будущее этого лагеря и всех, кто тут работает, всех, кто его посещает, и которое сейчас я держу в своих руках. Я хочу поблагодарить его, но простого «спасибо» тут мало.

– Я аплодирую тому, что вы тут делаете, Кэмерон. Это бескорыстно и восхитительно, и, как и говорил мне как-то ваш муж, это место должно и дальше существовать, – говорит  Стратфорд. – Вы двое так напоминаете меня и жену, что порой мне было почти сложно смотреть на вас вместе. Но что-то говорит мне, что вы сдерживаетесь. Не отдаете друг другу все, что можете. Не повторяйте мою ошибку, ведь однажды может оказаться слишком поздно. Любите друг друга всем, чем можете. Доверяйте друг другу все, что внутри вас. И никогда не отпускайте друг друга. Я каждый день желаю, чтобы все было другим, чтобы моя жена все еще была со мной, и я мог рассказать ей все, что должен был, когда она была еще жива. Не оставляйте недосказанности. Не тратьте ни минуты времени вместе зря. Надеюсь, что у вас и лагеря «Рилан» впереди долгая и счастливая жизнь вместе.

На этом Стратфорд кивает нам и спускается с крыльца к ждущему его лимузину. Мы наблюдаем, как водитель открывает заднюю дверцу. Стратфорд машет нам и пропадает внутри. Как только лимузин начинает отъезжать, я смотрю на Эверетта, и слезы, который я сдерживала, катятся по щекам.

– Мы это сделали, – шепчу я, все еще не веря в произошедшее.

– Нет, ты сделала это. Я просто вовремя появился и сделал все интереснее, – улыбается Эверетт.

Мы тихо смотрим друг на друга пару секунд, а потом Эверетт издает радостный вопль, подхватывает меня и кружит. Я плачу, смеюсь, держусь за Эверетта, не желая, чтобы это чувство заканчивалось. Я ощущаю радость, восторг, и все слова Стратфорда проникают в мою душу, я принимаю их в свое сердце. Я не хочу оставлять хоть что-то скрытым. Я не хочу тратить зря хоть минуту с Эвереттом. Я думала, что смогу вернуть его в свою жизнь и снова быть ему другом, удерживая стены вокруг себя и защищая сердце, но я была глупой. Он пробил те стены в минуту, когда вернулся в мою жизнь и улыбнулся мне.

Звонок телефона Эверетта заставляет его прервать наше празднование, он опускает меня на ноги и достает телефон из заднего кармана. Улыбка на его лице быстро пропадает, пока он читает сообщение.

– Что-то не так?

Он качает головой, вздыхает и убирает телефон в карман.

– Ничего. Все хорошо. Просто друг нуждается во мне. Я не хочу оставлять тебя сейчас… – Он замолкает, прижимает ладонь к моей щеке и смотрит на меня.

– Это кто-то с твоих встреч?

Эверетт рассказывал мне, что из-за его восстановления, он все еще посещал еженедельные встречи в местной больнице и покидал лагерь несколько раз, чтобы поговорить с некоторыми, кто нуждался в его помощи в тяжелое время. Я гордилась им за то, что он мог им помочь, что мог все бросить и поспешить к тому, кто мучился, как когда-то он.

– Клянусь, я ненадолго. Этот парень хорошо справлялся, и я уверен, что я нужен ему на небольшое время, – уверяет меня Эверетт, убирая ладонь с моего лица и пятясь.

– Ничего страшного. Иди колдуй, а я буду ждать твоего возвращения тут.

Я говорю это, и Эверетт замирает на верхней ступеньке крыльца, печально улыбаясь мне. Я вдруг вспоминаю все, что он сказал Стартфорду на нашем первом ужине вместе. Как он изменил наше прошлое и сочинил сказку о том, как мы с ним терпели, пока он был заграницей, и как я простила его за то, что он не был тут, и мы влюбились. Он стоит на ступеньке, глядя на меня, и мое сердце трепещет в груди, гадая, могли ли его слова не быть выдумкой, а быть описанием того, как он хотел, чтобы все было между нами.

– Я скоро вернусь, – тихо говорит Эверетт, спускается, и я смотрю ему вслед, зная, что, как только он вернется, нас будет ждать серьезный разговор.

Эверетт садится в грузовик и уезжает, а я начинаю бродить по лагерю, глядя на него новыми глазами. Все вызывает у меня улыбку, снова делает счастливой, и это из-за него. Я, наконец, снова рада будущему, и это ощущается очень приятно.

Я шагаю по дорожке, ведущей к дому родителей, и ощущаю дрожь телефона в заднем кармане. Я вытаскиваю его и подавляю стон от имени на экране.

– Грейди, привет. Я хотела тебе позвонить… – Я замолкаю, гадая, как лучше сказать кому-то, что его услуги уже не нужны.

Звучит холодно, но он таким и был. То, как он вел себя, когда заглянул в лагерь несколько недель назад, это доказывало. Он предоставлял услугу. Быстро и без эмоций позволял мне перестать ощущать себя одиноко, когда меня переполняли горе и одиночество. Его собственничество в тот день помогло мне понять, что мои поступки ранили его. Он согласился на мои требования в начале, но я должна была знать, что не будет просто. В моей жизни не было другого мужчины, который угрожал бы тем, что у нас было, хоть этого было и мало. Как только он услышал об Эверетте, хотя Амелия сказала лишь, что мы были друзьями, а теперь играли мужа и жену, этого хватило, чтобы он забыл о нашей договоренности и стал ревнивым парнем.

А это я сейчас не хочу.

Особенно, когда все, чего я хотела, было почти в моих руках, нужно было только вытянуть их и схватить.

– Я заглядывал недавно в лагерь, – перебивает Грейди. – Увидел тебя и твоего мужа и решил, что это не лучшее время для нашего разговора.

Я потрясена, что никто не заметил Грейди или не подумал сообщить мне. Но еще больше я потрясена тем, как он произнес слово «муж». С плохо скрытым гневом, полным ревности, которую он не имеет права чувствовать.

– Грейди, прости. Это… как я и говорила раньше, сейчас не лучшее время. Нам обоим лучше пойти дальше. Ты заслуживаешь намного лучшего.

– Ты права, я заслуживаю лучшего, чем быстрый секс раз в пару месяцев, – рявкает он в телефон.

Я кривлюсь от резкости его слов. Я должна расстраиваться, что ранила его, но не чувствую этого. Он знал шансы, но не стал им верить.

– Я знаю, что ты злишься, и мне жаль. Я хочу, чтобы все могло быть по-другому. Ты чудесный.

– Не надо. Я не так долго там пробыл, но успел увидеть, как ты смотрела на того парня. Притворяешься, ага. Я думал, что, если позвоню, если ты услышишь мой голос, ты вспомнишь, что у нас было. И пригласишь меня на благотворительный ужин завтра вечером, чтобы показать, что ты не такая холодная, как я думал. Спасибо, что испортила жизнь.

Он обрывает звонок, не дав мне вставить ни слова. Не дав извиниться, хотя он явно видел только то, что хотел, между нами. Он видел будущее, а я видела только способ потянуть время, пока мое будущее не вернулось домой.

Я не понимала, что шла во время звонка, и невольно оказываюсь у основания нашего домика на дереве. Я поднимаю взгляд на деревянный шестиугольный дом в десять футов в диаметре с выцветшими желтыми шторами на окне, и вдруг все воспоминания отсюда проносятся в голове, как и каждый миг с Эвереттом после его возвращения. Я не могу держаться за прошлое, если хочу двигаться к будущему. Мне пора отпустить Эйдена, отпустить боль потери, перестать держаться за него так сильно. Я не могу получить что-то реальное с Эвереттом, пока не сброшу все, что меня сдерживает. И Эйден был самым большим из этого.

Глубоко вдохнув с колотящимся сердцем, я быстро поднимаюсь по стремянке.

Взяв блокнот в форме звезды и ручку, которые мы с Эвереттом оставили на полу в прошлый раз, когда были тут, я сажусь, скрестив ноги, и закрываю глаза. Я сижу в центре комнатки высоко на дереве и позволяю воспоминаниям литься на меня. Я позволяю им наполнить меня радостью того, что я смогла испытать такое счастье, а не обычным горем, что у меня больше не будет таких моментов с Эйденом, отпуская боль от потери. Открыв глаза, я быстро записываю пропущенные четыре года желаний, изливая все. Все слезы, всю печаль и все одиночество без него здесь. Я отпускаю все, позволяю себе ощутить надежду, что то, чего я всегда хотела, сможет сбыться.

– Я так скучаю, Эйден, – шепчу я сквозь слезы, вытаскиваю свою коробку из тайника и опускаю желания туда с остальными.

Опустив коробку рядом с коробками Эйдена и Эверетта, я провожу ладонью по коробке Эйдена.

– Я всегда буду скучать, сколько бы времени ни прошло.

Я опускаю половицу на наши коробки. Я надеюсь, что, где бы он ни был, он слышит меня, и он понимает, что пора отпустить его.

Глава 28

Эверетт

– Я чувствую, что вот-вот сорвусь, чувак. Мне так хочется выпить, что все болит.

Мы сидим за столиком в маленькой кофейне. Я смотрю на Бобби и гадаю, что же с ним случилось. Мы познакомились на первой встрече анонимных алкоголиков больше полугода назад, и из всех, кого я там встретил, Бобби был последним, кому могла потребоваться моя помощь.

На моем первом собрании он был лидером небольшой группы, потому что дольше всех оставался трезвым и дольше всех ходил на встречи. Он был прирожденным лидером, любил помогать, у него были ясный разум и харизма. На встречах мы много узнали друг о друге и о причинах, почему обратились к алкоголю, но Бобби никогда не рассказывал о своем прошлом, всегда давал другим говорить, потому что, по его словам, им помощь требовалась больше, чем ему.  На последних собраниях я был слишком занят Кэмерон и тем, что происходит в лагере, чтобы заметить признаки того, что Бобби готов сорваться.

Однако я не винил Кэмерон. Она была лучшим отвлечением. Я сам был виноват, что не мог сосредоточиться на том, на чем должен.

– Когда ты в последний раз выпивал? Или принимал что-то покрепче? – спрашиваю я, глядя на его растрепанный вид, взлохмаченные волосы, грязную и мятую одежду и то, как он чешет руки и трет лицо.

«Похоже, он отходит не только от выпивки».

– Не знаю. Какая разница? Я трезв сейчас и позвонил тебе. Я сделал то, что должен. Я просто не могу больше терпеть. Я не верю, что Милли сделала это с нами. Не верю, что она обманула меня и забрала у меня все.

Я слушал рассказ Бобби о его жене целый час, и за шестьдесят минут узнал больше, чем за полгода знакомства с ним. Его эмоции бушевали. В одну минуту он был печальным и тихим, в другую – злился и проклинал жену.

– Она ушла. Нашла другого. Это обидно и больно, но ты не можешь это изменить. Ты не можешь изменить ее. Ты можешь только переживать за себя и менять себя. Скажи это вместе со мной.

Я смотрю на Бобби. Он перестает чесать руки, опускает ладони на колени и повторяет со мной  молитву, с которой мы начинаем каждое собрание:

– Боже, дай мне сил принять то, что я не могу изменить, смелости изменить то, что я могу, и мудрости знать разницу, – говорим мы хором.

Мы молчим мгновение, и, похоже, Бобби немного успокаивается. Он уже не ерзает на стуле, не отводит взгляд, оглядываясь всякий раз на звук кофемашины или громкий стук чашек о раковину.

Он дышит легче, его лицо гладкое и спокойное, уже не искаженное от гнева.

– Полегчало? – спрашиваю я, глядя на свои часы, когда он поднимает сцепленные ладони на стол и смотрит на них.

Я не хочу уходить, если еще нужен ему, но я спешу к Кэмерон. Я столько мечтал, чтобы она сказала, что будет ждать меня, и наконец-то это случилось. Мне нужно к ней. Нам нужно отпраздновать спасение лагеря и поговорить. Я все еще не знаю, что происходит между нами, но мне надоело ждать. Надоело пытаться скрывать все, когда оно буквально рвалось наружу с криками.

– Я в порядке. Спасибо, что пришел, и спасибо за разговор, – говорит мне Бобби и протягивает руку.

Я сильно сжимаю ее, а потом отпускаю.

– Звони мне в любое время, если нужно поговорить, хорошо? Тебе не нужен костыль в виде алкоголя, чтобы это преодолеть. Ты сильный и будешь в порядке. Просто действуй по шагу в день.

Заставив Бобби пообещать, что он позвонит завтра и сообщит, как себя чувствует, я покидаю кофейню и стараюсь не превышать скорость на пути в лагерь.

  __________________________

 К тому времени, как я закончил с Бобби и смог оставить его одного, солнце село, и почти все работники лагеря отправились по домам. Я какое-то время блуждаю по территории, пока не нахожу того, кто знает, где Кэмерон, и не могу стереть улыбку с лица, пока спешу к домику на дереве.

Я не могу перестать думать о словах, которые она шептала мне на ухо, о ее взгляде перед тем, как мои губы коснулись ее. Я не могу перестать думать обо всем, что так долго держал в себе, а теперь хочу сказать. Я практически взлетаю по лестнице в домик на дереве, но замираю, когда оказываюсь на пороге.

Кэмерон сидит спиной ко мне, скрестив ноги, посреди комнаты, но я слышу, как она шмыгает носом, вижу, как вытирает слезы со щек. Я слышу их в ее голосе, пока она говорит Эйдену, как скучает по нему и всегда будет скучать. Боль в моей груди взрывается, и меня удивляет, как я не падаю с порога домика.

Мне надо дать ей знать, что я тут. Надо пройти и обнять, сказать что-то, чтобы стереть ее боль, но не могу. Я занят попытками вспомнить, как дышать сквозь агонию.

Все это время я думал, что между нами что-то происходит, но, может, я просто видел то, что хотел, а не то, что было на самом деле. Кэмерон все еще страдает, все еще горюет, и я был хорошим отвлечением от этого – заставил ее забыть о разбитом сердце. Она сказала, что мое возвращение сделало ее снова счастливой, но, может, это просто заставило ее забыть о том, что она потеряла.

Оставив Кэмерон с ее горем, я тихо пячусь из домика и медленно опускаюсь на землю. Я дурак, если думал, что было хорошей мыслью достать то, что должно оставаться скрытым.

Глава 29

Кэмерон

– Ого.

Стоя у края шатра, я отвожу взгляд от улыбающихся, пьющих, едящих и хорошо проводящих время людей, когда моя мама подходит ко мне и обвивает рукой талию.

– Это не слишком?

Она качает головой  и  широко распахнутыми глазами оглядывается вокруг.

– Все идеально. Просто идеально. Я так тобой горжусь.

Я улыбаюсь шире, когда ее глаза – такой же формы и цвета, как мои – смотрят на меня. Вчера, узнав, что Стратфорд решил дать нам деньги, я хотела сразу позвонить родителям, но сдержалась. Я ждала, пока они вернутся домой утром, чтобы рассказать. Я хотела увидеть их лица, когда скажу, что их мечта и их наследие будут продолжаться. Но я не сказала им, что решила сделать на благотворительный ужин. Я хотела сохранить эту часть в тайне, пока они не войдут в шатер, и была рада, что так поступила. Выражение лица мамы говорит все, что мне нужно. Что я не перегнула, изменив все, и, хоть это ее потрясает, ей это нравится.

Огромный белый шатер, и скатерти белые, но на этом все из прошлого кончается. Потолок задрапирован красной, лиловой и зеленой тканью, которые соединяются в центре, где висит большая люстра. Большие букеты красной и лиловой магнолии стоят в вазах в центре каждого стола, обвязанные зеленой лентой. Все вокруг полно ярких красок, а не скучного однотонного цвета – именно этого не хватало Эверетту, пока он был далеко от дома.

Нехотя, но я все же позвала «Пистолеты и позеры» – любимую кавер-группу Эверетта из 80-х, и они играют мягкие рок-баллады на сцене в конце шатра, пока люди заканчивают ужин. В этот раз мы кормили гостей лучшей грудинкой в городе из «Барбекю Льюиса». Пришлось долго извиняться перед прошлым поставщиком, который обслуживал бал более двадцати лет, и пообещать, что скоро мы устроим еще одну вечеринку с его участием, но это того стоило.