Текст книги "Посредники"

Автор книги: Тара Смит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Думаю… думаю, я уже в курсе, где это.

Мотылек улыбнулся.

– Ты даже способнее, чем о тебе говорят.

Никс едва не спросил: «Кто говорит?», но решил, что это он тоже знает. Не имя, не лицо, но… он знал. Это было связано с теми мантиями света, которые он видел.

– «Кольцо огня», – повторил он. – Но почему Джейкоб? Как насчет Джейкоба?

– Всему свое время, Никс. – Мотылек помолчал. – Дело прежде всего: время встречи узнаешь позднее. Полагаю, тебе можно доверять и ты никому не проболтаешься.

Никс улыбнулся, хотя радости не испытывал.

– Нет. Не думаю, что стану болтать.

И тут снова, будто эти слова подсказал кто-то другой, он спросил:

– Но ведь Ундина тоже едет?

– Да, Ундина поедет. Однако у нее проблемы с топографией. Это пробел в ее способностях. – Мотылек с намеком посмотрел на Никса. – Тебе придется помочь ей.

Ему придется помочь ей!

Никс почувствовал, как в нем закипает нетерпение. Ему вспомнились тонкие маленькие ручки Нив, ее беспомощность, и возникло желание вернуться к Ундине, быть рядом, защищать ее.

– Это все? Может, кто-то еще?

– А ты не в курсе? Интересно.

– Это не Финн? – на всякий случай спросил Никс, хотя сам уже знал, что Финн не поедет.

Мотылек покачал головой.

– И не К. А.?

– Нет, братишка. Не К. А. Было бы неплохо, но нет, это не он.

Никс прищурился, мысленно перебирая всех, кто присутствовал на этой вечеринке: Ундину, Мотылька, К. А., Нив, Джейкоба, даже Блика. Мысли беспорядочно прыгали: в небольшом городке выбор был небогат, и почти единственная вероятная возможность пугала его. Во рту пересохло, и Никс почти прошептал:

– Моргана?

Мотылек улыбнулся.

– Да. Да, Моргана. Разумеется, Моргана. Она нуждается в дрессуре, это верно, в обучении, но да, Моргана тоже будет. Но ты… Ты просто сокровище. Наиболее ценный экземпляр из всей коллекции… Итак, что насчет твоего… снадобья? Для встречи тебе, конечно, ничего не понадобится, а после мы начнем отучать тебя от него. Но только когда наступит подходящий момент. Только в подходящее время. О боже, она будет так счастлива за меня. Она будет так гордиться мной… – еле слышно пробормотал он, вид у него вдруг сделался отрешенный.

На мгновение Никсу почудилось, что Мотылек говорит это про Моргану, но он тут же понял, что слова эти относились к кому-то еще. Лицо Мотылька изменилось – стало отстраненным, взгляд остекленел, и это жутко напугало Никса. Он что, под кайфом? О чем они только что говорили?

Из дома вышла Ундина. Никс сразу успокоился и постарался сделать беспечное лицо. Он знал, что должен защитить ее, по крайней мере сейчас, пока не узнает большего. Пока не наступит день «Кольца огня». А Ундина злилась и качала головой.

– Что ж, это твоя работа, Джеймс Мозервелл. Здесь полиция. В доме примерно сотня незнакомых мне людей и просто черт знает что творится. Моргану уже, наверное, насилуют где-нибудь на полпути отсюда до юго-восточного района. Она, знаешь ли, ушла, бросив машину, злющая и пьяная в стельку.

Мотылек плотно сжал губы, но взгляд его оставался невозмутимо-беззаботным.

– Думаю, с нее станется.

– Знаешь, тебе хватило наглости заявиться на мою вечеринку, оскорблять моих друзей, а потом лыбиться и ржать, утверждая, мол, такова жизнь. Кто тебя сюда приглашал, а?

– Моргана, если я ничего не путаю. – Мотылек провел рукой по губам, словно стирая улыбку. – Ладно, ладно, сударыня. Все путем. Я удостоверюсь, что она нормально добралась до дома.

Он оглядел ковер из пластиковых пивных крышек, сигаретных бычков и красных винных пятен.

– Мотылек позаботится о том, чтобы все было чисто.

Ундина повернулась к Никсу.

– Тебе тоже нравится, когда кто-то говорит о себе в третьем лице? Как это круто! – Она покачала головой и нахмурилась.

Ундина уже была готова задать Мотыльку жару, но что-то в глазах Никса остудило ее гневный порыв.

– Ладно, – все-таки процедила она. – Как вам угодно. Здесь эти гребаные копы. Меня, скорее всего, арестуют. Позвонят родителям, и поскольку сейчас они где-то в районе Колорадо, не думаю, что их сильно обрадует…

– Твои родители ничего не узнают.

В этот самый момент появился К. А. У него был исключительно серьезный вид пьяного подростка, который пытается выглядеть трезвым.

– Эй, вы, а куда Моргив… Нив… Моргана делась? То есть я видел ее и Джейкоба, а Моргана отправилась… – Юноша сконфуженно замолк. – Эй, а тут копы.

Мотылек запрокинул голову и расхохотался.

– Езжай домой, герой. С твоей сестрой и с твоей подружкой все будет в порядке.

– Ты еще кто такой? – нахмурился К. А.

– Я – Мотылек.

– Мотылек! – передразнил его К. А. – Где моя сестра, придурок?

К. А. двинулся было к молодому человеку, но Ундина положила руку ему на плечо, и он затих.

– Я видел, как ты клеился к ней на вечеринке. Где она?

– Моргана отправилась домой, – перебил его Никс. – Пешком. Думаю, тебе надо пойти и попытаться найти ее. А Нив забрал домой отец.

На секунду К. А. смутился, но потом выпрямился и снова шагнул к Мотыльку.

– Чувак, если с Морганой… с Нив… с ними обеими что-нибудь случится, тебе крышка. От меня. Персонально.

Речь К. А. прозвучала бы более внушительно, если бы последнее слово он не произнес как «прессонально». Но прежде чем кто-нибудь успел еще хоть что-то сказать, раздался вой сирены и в дверь позвонили.

«Это уже перебор», – подумала Ундина.

Слишком много всего происходит. Она растерялась: слишком много обломков мозаики, – ей требуется время, чтобы разобраться.

– Дайте я с этим разберусь, – заявил Мотылек.

Ундина уже хотела сказать ему, чтобы он не совался, но вспомнила сцену в винном магазине, кассира, внезапно ставшего очень сговорчивым, и остановилась, уронив руки.

– Ладно, давай, – услышала она собственный голос. – Ага, почему бы тебе не сказать им, что ты – доктор Мейсон. Доктор Ральф Мейсон, генетик. Доктор Мейсон, потрудитесь дать научное объяснение цвета глаз вашей дочери…

Язвительное замечание Ундины оборвалось на полуслове. Она сама понятия не имела, почему заговорила об этом. В этот миг она смотрела в зеленые глаза Мотылька, и от взгляда их ей вдруг захотелось лечь в прохладную мягкую траву и заплакать.

А Мотылек с непроницаемым лицом склонился к ней и прошептал:

– Ты знаешь, почему ты не похожа на родителей, Ундина.

Она сжалась, и он придвинулся ближе, еще больше понизив голос.

– А теперь слушай внимательно: шоссе девяносто семь к югу от Бенда. Дорожный указатель «двадцать миль». Паулина Ист-Лейк-роуд. Лагерная стоянка «Малый кратер». Припаркуешься там. «Кольцо огня».

На какое-то мгновение Ундина утратила дар речи. Замерев с раскрытым ртом, она чувствовала, как на нее смотрят К. А. и Никс – первый с недоуменным видом, а второй – совершенно спокойно. Она сглотнула ком в горле и покачала головой.

– Ты разгромил мой дом, оскорбил меня, совершенно точно оскорбил Моргану и теперь еще тянешь меня на ту вечеринку? На ту самую колбасню? Чтобы я смогла потусоваться с продвинутыми ребятами? Пошел отсюда к чертям собачьим!

Мотылек успокаивающе прикоснулся к ее плечу.

– Я ухожу. И уведу с собой копов. Не беспокойся…

– Не беспокоиться? – Ундина изо всех сил сдерживалась, чтобы не кричать. – Пошел вон, Мотылек. Просто вали отсюда…

К. А. встал между ними.

– Все нормально, – начал он. – Я позабочусь, чтобы он ушел.

Парень повернулся к Мотыльку.

– Мне кажется, для одной ночи ты уже достаточно нагадил.

Мотылек сузил глаза.

– Ты не знаешь, во что ввязываешься.

К. А. и бровью не повел. Внезапно он показался исключительно трезвым – или же просто настолько пьяным, что ему все было нипочем.

– Я сказал, пошли.

Мотылек вскинул руки и расплылся в улыбке:

– Ухожу, ухожу.

Он попятился к двери, и его взгляд в последний раз остановился на Ундине.

– Я тебе еще понадоблюсь, – сказал он, глядя поверх головы К. А. и перекрывая музыку и гул, который стоял в ушах девушки. Ей показалось, что Мотылек произнес эти слова прямо в ее сознании. – Я тебе понадоблюсь, и я приду.

Ей трудно было говорить, но она чувствовала, что должна ответить.

– Понадобишься мне? – хрипло произнесла она. – Ты никому не нужен, Мотылек. Ты – отстой. Ты ни на что не годен. Ты мусор, что выбрасывают на обочину дороги.

– Боже мой. Да ты ей понравишься. – Мотылек покачал головой.

Потом он в последний раз подошел к ней – так стремительно, что она даже не успела отшатнуться.

– Тебе нужно знать пароль. Это «исход». И-С-Х-О-Д. Нетрудно запомнить. Да, кстати, – теперь он больше не шептал, – ты действительно пригласила меня, Ундина. Ну, или Моргана это сделала. Я лечу только на зажженный огонь.

С этими словами Джеймс Мозервелл откланялся и скользнул в заднюю дверь.

* * *

А еще предстояло убрать чудовищную кучу мусора, и Ундина не могла позволить своему воображению морочить ее дальше. Пора было возвращаться в реальность, и девушка зашла на кухню, чтобы оценить размер ущерба. Он был значительным: повсюду валяются разбитые бокалы, пол залит пивом, на столешницах остались ожоги – о них тушили окурки. Да еще и стекло в одном из посудных шкафов оказалось выбито. Ундина плеснула холодной водой в лицо, туго затянула косички и постаралась стряхнуть с себя надвигающийся ужас. Одно она знала точно: вечеринка закончилась.

К тому времени как они с Никсом и К. А. добрались до парадного входа в дом, большинство гостей, спугнутых полицейской сиреной и голубыми мигалками, толпились на заднем дворе. Открыв дверь, Ундина наткнулась на двух улыбающихся полицейских. Весь дом пропах пивом и марихуаной, и пьяные несовершеннолетние все еще вываливались мимо них из дома, но полицейские вели себя так, словно были продавцами лотерейных билетов. Мило улыбаясь, они поинтересовались, все ли в порядке.

– Да, сэр, – ответила она и попыталась встретиться взглядом с кем-нибудь из них, но это оказалось бесполезно. Они держались безучастно и покладисто, точь-в-точь как тот мужик из винного магазина.

– Ну, тогда все прекрасно! – Оба полицейских развернулись кругом, чтобы уйти.

Ошеломленная Ундина смотрела им в спины. Ей хотелось закричать: «Але! Мне нет двадцати одного! Але! Мы покупали алкоголь!» – но вместо этого она повернулась к Никсу и К. А. и спросила:

– Какого черта тут происходит?

Они покачали головами, сбитые с толку не меньше ее.

– Это Мотылек с ними поговорил?

К. А. кивнул.

– Я видел, как он вышел сюда всего на секунду. Совсем ненадолго. Может, у него есть знакомые среди силовиков?

Мотылек не был знаком с полицейскими, Ундина спинным мозгом чувствовала, что дело здесь в другом. Она не понимала, каким образом, но Мотылек подчинял себе людей, делал их вялыми и сговорчивыми, даже пальцем не пошевелив. Хотя, может, пальцами он шевелил – как с тем кассиром в магазине. Не сам жест, но вложенная в него сила казалась ей знакомой. Эту же силу она чувствовала в себе.

И что, интересно, он имел в виду, говоря: «Ты ей понравишься»? Кому? С какой стати?

Ундине было нехорошо. Она наворотила дел, но все сошло ей с рук. С Джеймсом Мозервеллом или без него, но она должна была вляпаться в неприятности. Черт побери, да ей хотелось вляпаться в неприятности! Тогда ее родителям позвонили бы, они бы вернулись и посадили ее под домашний арест – обычное для подростка следствие неправильного поведения. Родители оставили Ундину на целый год одну, и в первый же вечер их отсутствия она закатила отвязную вечеринку, но единственная расплата заключается в том, что ей придется устроить генеральную уборку да еще потратить пару сотен баксов на ремонт. И вот это было неправильно. Она и радовалась, что все обошлось, и чувствовала угрызения совести.

К. А. уехал, несколько раз смущенно попрощавшись и поклявшись найти Моргану, а также пообещав вернуться утром и помочь с уборкой. Ундина и Никс остались вдвоем. Они сидели на площадке второго этажа, свесив ноги между перилами балюстрады и обозревая разруху внизу. На полу гостиной лежала примерно дюжина пьяных гостей, спавших непробудным сном. Все это напоминало безумную картину Джексона Поллока: [31]31
  Джексон Поллок (1912–1956) – американский художник, лидер и идеолог направления абстрактного импрессионизма, значительно повлиявший на развитие изобразительного искусства США в XX веке.


[Закрыть]сплетенные тела, всевозможные каракули, пятна и крапинки от разлитого алкоголя.

Ундина вздохнула:

– Ну и гадюшник.

Юноша молчал какое-то время, потом повернулся, посмотрел на Ундину и тихо, хрипло спросил:

– Он ведь рассказал тебе, правда?

– Что рассказал? – Ундина прикинулась, будто не знает, о чем идет речь.

– О «Кольце огня».

– «Кольце огня»? Этой жуткой колбасне в канун солнцестояния? Где должны быть все так называемые продвинутые ребята? Господи! Да, он рассказал мне.

Она презрительно усмехнулась, пытаясь избежать дальнейшего обсуждения. Она злилась на Мотылька, и сейчас ей хотелось поскорее убрать бардак, а потом отправится спать. Но она не могла. Рядом с ней сидел человек, похоже не собиравшийся уходить. Да она почему-то и не хотела, чтобы он уходил, а ведь они были едва знакомы. Но почему Никс? Почему ни с того ни с сего это именно они? Ундина испустила несвойственный ей вздох.

– И что? Ты едешь?

Никс пожал плечами.

Она схватилась за перила и потрясла их.

– Происходит что-то странное… не знаю что.

Он кивнул.

– Я даже не знаю этих чуваков. – Она показала на двух пареньков в черных бейсболках, в обнимку лежавших на любимой маминой кушетке, обтянутой белой кожей.

Никс рассмеялся:

– Эй…

– Нет, я… – Ундина взглянула на Никса. Он внимательно смотрел прямо на нее, и взгляд его был добрым и спокойным. Она вытащила голову из проема перил и взглянула на потолок.

– Какого черта я делаю? Мои родители только сегодня уехали, а я уже вляпалась в неприятности.

– Да не такие уж и неприятности.

Ундина посмотрела прямо перед собой.

– И то верно.

– Как бы то ни было, это свобода. А со свободой приходит и ответственность.

– Ох, умоляю. Может, еще напомнишь про гражданскую сознательность на грядущих выборах?

Никс вспомнил свой недавний разговор с К. А., когда тот сказал, что «все равно от себя не убежать», и рассмеялся.

Какая она все-таки стерва, эта карма.

– Ундина, я твой друг.

Он никогда еще никому не говорил этих слов.

– Друг? – Она посмотрела на него. – Ты даже не знаешь меня.

Никс пристально взглянул на нее, и она пожалела, что произнесла это.

– Я имела в виду…

– Назовем это дружбой с первого взгляда.

– Ох, черт. – Ундина прижала ладони к лицу. – Прости. Это все оттого, что я всегда хотела облажаться. Я никогда не лажалась, но всегда хотела.

Она опять посмотрела наверх.

– Похоже, я неплохо стартовала. Боже, надеюсь, все нормально доберутся до дому. Индра таки перестаралась.

Никс кивнул.

– Думаю, это была твоя первая и последняя вечеринка.

– Поможешь убраться?

– Я весь в твоем распоряжении. Все равно мне больше некуда идти.

Она потянулась к руке Никса и пожала ее.

– Ты хороший.

На уме у них все еще витало это – «Кольцо огня», солнцестояние, – но они так и не поняли толком, что все это означает.

– Джеймс Мозервелл – придурок, сам знаешь.

– Ага. – Никс опустил глаза.

Им обоим хотелось что-то сказать, но оба не знали, что именно.

– Понимаешь, я никогда не лажалась. Вообще никогда.

Он рассмеялся.

– А я – постоянно.

– Хороша парочка.

– Ага.

В памяти Ундины мелькали мысли, лица, слова. «Кольцо огня», «исход», «ты ей понравишься». Мотылек действительно произносил все это вслух или же эти странные слова и раньше были тут, у нее в голове? Сидели и ждали, когда она услышит их?

Это было уже чересчур. Ундина откинулась на белый плюшевый ковер, ее ноги по-прежнему свисали с лестничной площадки.

– Что за бред, – вздохнула она и закрыла глаза.

Никс пристально смотрел в лицо Ундины.

«Господи, – думал он, – как же ты красива». Он снова вспомнил Нив, красотку Нив, которая принадлежала К. А., его другу, была если не его подружкой, то серьезным увлечением. И еще девушку с душистым горошком, и то, что он чувствовал в темноте, и как бежал прочь, пока вокруг нее не вспыхнуло сияние, – как это случилось с его матерью, и с Джейкобом, и со всеми другими людьми.

Белки глаз Ундины поблескивали из-под век – она спала. Никс вдруг понял, как он устал. Устал бежать, устал бояться, устал от одиночества. Он лег рядом, обнял ее. Тело девушки было одновременно теплым и прохладным, словно внутри ее боролись две силы. Ему было знакомо это противоречие – знакомо всю жизнь. Лежать возле нее было так спокойно, что он позволил себе закрыть глаза. Он вспоминал людей, которых встречал в жизни: Джейкоба и К. А., Блика и Нив, и то общее, что было между ними. Он вспоминал пылающие щеки Нив, изгибавшейся на коленях у Тима Бликера, вспоминал уголок нижнего белья, который видел, когда они миловались с К. А. на диване. Ее светлые волосы, исчезающие в сиянии Джейкоба, когда отец взял ее на руки, – словно легчайший отсвет огня перекинулся на нее…

«Нет!» – Он отбросил эту мысль прочь.

Свет остался. Он был единственным, на что Никс мог положиться. Он снова посмотрел на Ундину. Откуда-то ему было известно, что вокруг нее мантия света не появится никогда. Он сунул руку в карман, чтобы найти «пыльцу», но расслабился, не успев до нее дотянуться. Его правая рука оставалась в кармане, в нескольких дюймах от пакетика, а левая обнимала Ундину. Он находился у нее в доме и знал, что здесь безопасно.

И последнее, о чем он успел подумать перед тем, как погрузиться в темноту: это первая за год ночь, когда он не боится заснуть.

II
КОЛЬЦО ОГНЯ

ГЛАВА 7

Наутро после лучшей вечеринки года Моргана д'Амичи проснулась от лязга кастрюль на кухне. Или этот лязг раздавался у нее в голове? Пахло чем-то вкусным. Бекон, решила она. И оладушки. Она услышала знакомые, оглушительно шаркающие шаги брата и повернулась в кровати лицом к окну. Болит голова… Свет льется из окна. Болит голова… Солнце скользнуло по ее лицу, и большие пальцы ног заелозили по шелковистой поверхности перкалевой простыни. Моргана поняла, что К. А. готовит завтрак, прямо как в старые добрые времена, и мысль эта доставила радость, несмотря на головную боль. Она еще глубже зарылась в белоснежные покрывала. Ей было тепло и спокойно и…

Тут Моргана распахнула глаза, ощутив, как сердце ухнуло в пятки.

Прошлая ночь. Что произошло прошлой ночью?

Последнее, что она помнила, так это как танцевала с Джеймсом Мозервеллом. Она попросила поцеловать ее, а он слинял. Еще она накричала на Ундину, а потом свалила с вечеринки. Темное полотно дороги. Свет фонарей. Проезжающая машина.

Вот оно. Все дальнейшее, осознала Моргана, как корова языком слизнула. Должно быть, она вырубилась.

Нет. Мотылек не мог это сделать.

Или мог? Она дала ему? Моргана просунула руку между бедер – трусики были на месте, все чин-чином. Мысль о том, что Джеймс Мозервелл овладел ею, пока она была пьяна, бесила ее, но если бы он оставил себе доказательство победы, она просто сошла бы с ума.

И как она умудрилась так напиться? Моргана не пила никогда – ей не нравилось терять власть над собой, и уж тем более до полного беспамятства. Но как же она добралась до дома?

Через окно Моргана взглянула на желтые розы, которые мать посадила много лет назад, сразу после того, как ушел отец. Чтобы твой день был ярче, сказала тогда Ивонн. Обычно цветы поднимали ей настроение, но сегодня Моргана заметила лишь изъеденные листья и пожухлые лепестки. Чахлые колючие ветки никак не смогли скрыть тот факт, что живет она в доме, лишь немногим лучше трейлера. Моргана провела пальцем по выбившемуся локону, лежавшему на подушке; ее наполняли растерянность, тревога и апатия. В волосах застряла веточка. Моргана взглянула на нее, а потом провела рукой по затылку и обнаружила там клочок сухого листка. Она рывком выскочила из кровати – ступни и щиколотки были покрыты следами засохшей грязи, на плече остались крошечные красные царапины. «Господи боже, – подумала она. – Они занимались этим прямо на земле, как животные?»

Лучше сделать вид, что ничего этого нет.

«Сейчас воскресенье, обычное воскресенье, – сказала себе Моргана. – Я дома. Кака готовит завтрак. Все прекрасно».

Как ни в чем не бывало она принялась за привычные утренние процедуры: подошла к трюмо, вытащила пижамные штаны в «индийских огурцах», провела щеткой по спутанным волосам. Из них посыпались кусочки листьев и палочек, но она даже бровью не повела, потом надела любимое японское кимоно, аккуратно завязав пояс.

«Все прекрасно. А если и нет, то я сделаю так, чтобы все стало прекрасно».

Она потерла глаза, пощипала щеки, чтобы вернуть им румянец, и босиком, с улыбкой, прошла на кухню. К. А., в своей обычной воскресной форме – черная футболка и джинсы, – глянул на нее, стоя у плиты.

– Уж не полночный ли странник…

Моргана запаниковала, но тут же поняла, что К. А. шутит над тем способом, каким она покинула вечеринку. К. А. раскрыл объятия, и Моргана прильнула к его груди, маленькая и притихшая. Но привычному покою мешали чужие лица: Мотылька… и Нив. Вот ведь шалава!

Должно быть, обнимая ее, брат ощутил напряжение Морганы. Он отступил назад и взглянул вопросительно.

– Так что с тобой произошло? Последнее, что я слышал, – ты была с этим пижоном, Мотыльком, а потом исчезла. Я всю ночь рыскал по Портленду. Звонил не переставая, но мама была у Тодда, дома никто не отвечал, а твоя трубка была выключена…

Моргана по-прежнему молчала. Она пыталась дышать в такт с К. А. и думать только о том, что все прекрасно: она у себя на кухне, сейчас утро и все здесь светло и ясно!

Испачканными мукой пальцами брат взял ее за подбородок и приподнял лицо:

– Эй, сестренка! Я беспокоился за тебя.

Она смогла выдавить лишь напряженный смешок.

– Ну, теперь-то я здесь.

К. А. еще секунду смотрел ей в глаза, потом поглядел на ее ноги. Она тоже опустила взгляд. Ноги были не просто грязными – покрытые черной засохшей коростой, они были отвратительно грязны!

– Ох, блин!..

Она отшатнулась, пожалев, что не отправилась первым делом в ванную.

– То, о чем ты подумал, было в глубоком детстве, К. А. – Она открыла холодильник и заглянула внутрь, не имея ни малейшего понятия, что делать дальше. – Просто вывозилась немного, пока добиралась до дома, и все тут.

– Босиком?

Он посмотрел на серебристые босоножки, которые стояли возле двери: обувь от Маноло, ее единственная пара. Моргана тоже посмотрела на них и делано небрежным голосом ответила:

– Все ради туфель. А где апельсиновый сок? Я умираю с голоду.

К. А. указал в сторону столовой, однако его лицо по-прежнему было озабоченным.

– Стол накрыт. – Он помолчал и спросил: – Где ты была, когда приперся Джейкоб?

Моргана прошлепала к столу, плотнее задергивая на себе хлопчатобумажный халат.

– Клоуз? Пожалуй, он староват, чтобы колбаситься на вечеринках для старшеклассников.

– Похоже, кто-то стукнул ему, что Нив была там.

Влившая в себя немного сока, Моргана сохраняла невозмутимое выражение лица, но внутри возликовала. Значит, Нив все-таки не удалось забраться к К. А. в трусы! Слава богу, мелочь, а приятно.

– Что произошло?

– Да я на самом деле не знаю. То есть Нив одно время была со мной. Потом она вышла, чтобы отлить…

– Какая прелесть, – перебила его Моргана, но К. А. не улыбнулся.

– И она просто не вернулась обратно. А потом я увидел, что она сидит на коленях у этого чертова Тима Бликера, и не успел я врезать ему по роже, как нарисовался Джейкоб и забрал ее домой. Все это было, я не знаю… странно как-то.

– Меня это не удивляет, – не удержалась Моргана.

– Появление Джейкоба?

– Нет. То, что Нив, знаешь ли, сидит на наркотиках. На «пыльце».

К. А. потемнел лицом, и Моргана поняла, что зашла слишком далеко.

– Как ты смеешь так говорить? Нив твоя подруга!

– Это просто… – Моргана попыталась отмахнуться. – Проехали. Просто я кое-что слышала. Послушай, это же ты видел ее на коленях у наркодилера, а не я.

– Я уверен, существует объяснение получше…

Моргана покачала головой.

– Сейчас еще слишком рано, чтобы заниматься всякой хренью типа искать момент истины, Кака. Мне нужен кофе.

Моргана принялась заваривать кофе во френч-прессе, который не позволяла никому в доме использовать или мыть – объясняла она это заботой о сохранении эфирных масел, но на самом деле просто боялась, что его разобьют или отколют ему краешек, как у бабушкиной тарелки. Заваривать кофе она любила – это была ее обязанность, случай показать свое профессиональное мастерство. Ей нравился сам метод, точность процесса. А сейчас она еще и радовалась тому, что кофе давал ей возможность отвлечься, отвернуться от К. А. и чем-то занять подрагивавшие руки.

Когда она возвратилась к столу, брат завел разговор о всяких пустяках – кто был на вечеринке и что там делал. Должно быть, он знал, что дело нечисто.

Или, может быть, она достала его своими нападками в адрес Нив. Да какая разница? Нив была не страдающей от избытка верности многостаночницей. Маленькая потаскушка, давалка пенвикская. Моргана сама удивлялась, с какой легкостью ложь про «пыльцу» сорвалась с ее губ – как бы то ни было, сучка это заслужила! Нечего лезть к брату своей лучшей подруги, не спросив разрешения. А если бы Нив и спросила, ответом бы ей было раскатистое: ни черта подобного!

Пока К. А. болтал, Моргана одну за другой поглотала его фирменные черничные оладьи из дрожжевого теста, пропитанные кленовым сиропом, с такой жадностью, как никогда. Обычно еда не очень-то интересовала Моргану. Она винила в этом работу в ресторане, хотя и до этого никогда не отличалась хорошим аппетитом. Но сегодня ей хотелось выглядеть жутко занятой, чтобы К. А. не заговорил о чем-нибудь серьезном. И тем не менее даже горьковато-сладкий вкус ягод, лопавшихся у нее на языке, и планы брата насчет грядущей поездки в Калифорнию, в тренировочный футбольный лагерь, не могли вытеснить из памяти события вчерашнего дня и вечера: покупка выпивки в магазинчике О'Брайена, приготовления к вечеринке дома у Ундины, окно в чужой спальне, где она стояла на виду у Мотылька…

Ну вот опять: царапина на животе. Поплотнее запахнув кимоно, Моргана еще глотнула кофе и попыталась сосредоточиться на том, о чем говорил К. А. Не получилось. Начало вечеринки, медленная музыка… Мотылек… Они танцуют среди пульсирующих теней; горячие, мягкие поцелуи, а потом… ничего. Что она сделала? Насколько далеко зашла? Давай, Моргана, вспоминай! Ее пугал не провал в памяти – теперь-то она была дома, в безопасности. И даже не Мотылек вывел ее из себя, и не… уфф… Ундина, перед которой, вспомнила Моргана, ей следовало извиниться.

Все дело в грязных ногах.

Грязные ноги и веточки в ее волосах, черные разводы на икрах и щиколотках, крошечные красные царапины, словно она бежала сквозь…

Моргана прижала ладонь ко лбу и посмотрела вниз. Темное дерево стола разверзлось, и она погрузилась в видение.

– Морри? Морри!

К. А. убрал прядь с ее лица, и она подняла глаза. Она сидела, склонившись над столом, длинные черные волосы, которые она расчесала несколько минут назад, упали в тарелку с сиропом.

– Далеко отправилась?

Где она бродила? И когда снова уйдет туда?

– Я не…

К. А. нахмурился.

– Ты опять гуляла во сне прошлой ночью, так ведь?

Она покачала головой и открыла рот, но не произнесла ни звука.

К. А. отложил вилку и взял руку сестры в свою.

– Когда это было в последний раз? Господи, – присвистнул он, – шесть лет назад?

Моргана отняла руку и обмакнула кусочек оладьи в сироп.

– Пять, – ответила она. – И прошлой ночью я не гуляла во сне. Я просто надралась и вырубилась.

Она внимательно посмотрела на брата.

– Слушай, я дома, так? Я отправилась в бар, К. А. Я ушла с вечеринки и пошла в бар. А там напилась до потери пульса, ясно? Меня зовут Моргана, и я – алкоголик. Доволен? Потом я вернулась домой.

Она положила вилку и оттолкнула тарелку.

– Босиком.

К. А. нахмурился.

– Слушай. Прошлой ночью что-то произошло, и ты не хочешь рассказать мне, что…

Привычным нервным жестом Моргана заправила выбившуюся прядь за ухо, хоть и сознавала, как смешно звучат ее объяснения, когда в волосах, возможно, еще торчат веточки и листики.

Девушка спрятала ноги под стул. Она вспомнила другие утра, похожие на это, много лет тому назад, когда отец еще жил с ними, когда она бродила во сне почти каждую ночь, а отец с матерью не спали и по очереди караулили ее. Она слышала, как родители ругались по утрам, кому сколько удалось поспать. Фил-младший всегда хотел отвезти ее к психиатру. «Это ненормально», – говорил он. Но Ивонн упорно не соглашалась.

– Просто у нее слишком много энергии, – твердила мать. – Моргана подрастет и преодолеет это.

Она и в самом деле преодолела. Но не потому, что выросла. Просто однажды ночью, когда ей было двенадцать, она проснулась во время такой прогулки – среди непроглядной тьмы, какой она в жизни еще не видела, и прямо посреди леса. В том самом месте, которого боялась больше всего на свете.

Под ногами у нее что-то было. Что именно, ей было не разобрать, поэтому она подняла этот предмет – он был теплым, влажным, жирным на ощупь. Она заставила себя отнести его туда, где деревья росли пореже и сквозь них проникал лунный свет. Это оказался мертвый зверек – вероятно, кролик. Шкурка была содрана с его тельца, остался лишь окровавленный остов: глаза, лишенные век, безгубая, оскалившаяся в жуткой ухмылке пасть. Она в ужасе бросила тушку. Ее руки были в крови, но она внушала себе, что просто испачкалась, когда подняла кролика с земли. Но позже той ночью в душе ей пришлось воспользоваться пилкой, чтобы выскрести окровавленное мясо из-под ногтей.

С того самого случая Моргана перестала спать по ночам. Она пила кофе, учила уроки. Ее отметки всегда были хороши, но после седьмого класса они стали отличными. В течение целого года она ложилась спать только после того, как птицы начинали чирикать; перед началом занятий ей удавалось поспать всего несколько часов, и так продолжалось, пока она не убедилась, что переборола привычку ходить во сне. Ей разрешали опаздывать в школу из-за «нарушения режима сна», несмотря на то что Ивонн так никогда и не признала, что у дочери на самом деле была проблема.

Ей до сих пор слышался голос матери, объясняющей членам школьного совета: «У нее просто слишком много энергии».

И вот Моргана снова видела свои грязные, испачканные ноги. Красные царапины покрывали обе лодыжки; одна, особо крупная, шла по правой икре. Несмотря на то что она только что поела, Моргана почувствовала пустоту в желудке и головокружение.

Она встала из-за стола.

– Я сегодня работаю. У меня дневная смена в «Кракатау», так что лучше я сейчас помою тарелки…

– Морри! – К. А. поднялся. – Брось ты эти чертовы тарелки. Слушай, может, нужно рассказать маме? Не думаю, что нам следует так все оставлять. Я не хочу, чтобы все это снова началось…

– Я же сказала тебе. Я не хожу во сне. Я была пьяна, пешком добиралась до дома, по дороге зашла в бар. И уж конечно, тебе не следует рассказывать об этом маме.