Текст книги "Круги по воде (СИ)"

Пит, с несколькими товарищами, рванулся с места, увлекая за собой мулов. Раздались предостерегающие выкрики, и вслед удирающим кавалеристам загремели выстрелы.

– Видите этого человека? – перекрикивая шум, в поднявшейся суете крикнул Вульф. – Господин будет очень доволен!

И он поднял незаметно как оказавшийся у него в руках маленький взведённый арбалет. Человек на рыжем коне повернулся, что-то крича своему спутнику, и указывая на удирающих мулов. Капюшон сполз с его лица, под распахнувшимся плащом мелькнула новенькая кираса.

Вульф вытянул руку:

– Гуго...

Ощутил внезапную слабость, а перед глазами возник светящийся искрами рой жужжащих светлячков. Глядя помутневшим взглядом, как опускается рука, попытался нажать на спуск. Но руки как будто уже не было. Последнее, что он осознал, валясь из седла, что человек, в которого он целил, поднимает руку со шпагой, и кричит, указывая прямо на него:

– Не стрелять! Не стрелять!

Когда высланный на поиски отряд кавалерии, миновав дорожную развилку, выехал на изгибавшийся между густым лесом и крутым склоном холма участок дороги, густо истоптанный лошадиными копытами и залитый впитавшейся в землю кровью, он нашёл лежащего у обочины барона. Тот едва дышал, свернувшись под кустом шиповника, закрыв глаза и зажимая ладонью пропитанную кровью, кое-как наложенную повязку, перетягивающую плечо. Рядом валялся связанный по рукам и ногам личный телохранитель герцога. На нём не было ни царапины. Он яростно мычал сквозь засунутый в рот кляп и извивался в придорожной траве, тщетно пытаясь освободиться. Кругом лежали трупы кавалеристов и несколько павших лошадей.

Разогнав рассевшихся на трупах пернатых падальщиков и отбив желание приближаться у уже принюхивающихся к добыче четвероногих хищников, кавалеристы осторожно подняли раненого в седло. Когда развязали Вульфа и вытащили у него кляп, тот разразился такими изощрёнными ругательствами, которых не слыхали даже бывалые вояки. Он порывался было пустится в погоню за, как он выразился, «этими трижды проклятыми самозванцами», и даже попытался взять командование на себя. Но командир, не поняв выражения о самозванцах, и обидевшись на некоторые словечки человека, не имеющего определённого общественного положения, решительно пресёк эти попытки, и счёл за лучшее поскорее отправить единственных найденных ими живых людей в лагерь.

Убитых погрузили на коней и повезли за отрядом.

– Тише, ты, неуклюжая корова! – капрал шикнул на Мадлен, пристроившуюся в ногах у постели. Та лишь покосилась на грубого Роя, и не ответила, выжимая губку в тазик. Мальчишка, сматывающий рулончик ткани, в которой угадывалась нижняя юбка нежного оттенка, модного этим летом у дам определённого сорта, вздрогнул. Посмотрел испуганно в лицо спящего барона. Тот глубоко вздохнул и открыл глаза.

Поморгал сонно, разлепляя веки, и повернул голову, вглядываясь в лица сидящих у его импровизированной постели.

– *****, как я рад вас всех видеть, – слабым голосом выговорил он, пытаясь улыбнуться засохшими губами.

– А уж мы как рады, – ответил Рой, улыбаясь во весь рот. – Мы около вас всю ноченьку продежурили. Вот, Мадлен не даст соврать. Ну и здоровы же вы спать, ваша милость.

Барон перевёл глаза на девушку. Та покраснела, крутя тазик с губкой.

– Так вы всю ночь дежурили с Роем? – спросил он, пытаясь нахмуриться, но суровое выражение не получилось.

– Правду говорят, раз мужчина принялся ругаться, значит, ему уже гораздо лучше, – задирая нос, ответила Мадлен, отставляя тазик в сторону.

Она поднялась и неторопливо, покачивая бёдрами, ушла за ширму.

– Фу-ты, ну-ты, – сказал капрал, глядя ей вслед.

Анри ходил по палатке, не замечая, куда ступает, и натыкаясь на предметы, торопливо передвигаемые услужливым лакеем. Он морщил лоб, дёргая себя за волосы, бормотал под нос неразборчивые слова, и производил впечатление помешанного.

Отпустив Вульфа, так и не сумевшего объяснить, куда делись деньги, он прокручивал в голове только что состоявшийся разговор.

– Если это не условленная встреча, то кто это тогда? И почему именно там? Совпадение? Не верю. Не верю я в такие совпадения!

Остановившись, топнул ногой, крикнул лакею:

– Позвать ко мне барона Эверта! Если спит, разбудите!

Вызванный пред грозные очи герцога барон имел бледный вид. Но господину было не до церемоний.

– Вон из палатки! – рявкнул он лакею, – и заберите с собой этот стул – Анри указал на походное раскладное сиденье, которое обычно занимал барон, – он нам не нужен!

Помолчал, глядя в упор, раздувая ноздри. Подошёл к своему мягкому, узорчатому креслу, и остановился, уставившись перед собой. Даже спина его имела недовольный вид.

– Я жду, господин барон.

– Прошу прощения, Ваше высочество, – тихо сказал тот, глядя в спину герцога, – я, кажется, должен перед вами отчитаться?

– Отчитаться!? Вам так кажется!? – Анри обернулся, как ужаленный.

– Может быть, я недостаточно плачу вам? Или есть другие причины, о которых вы мне не соизволили сообщить?

– Я был уверен, что господин Вульф дал исчерпывающие объяснения Вашему высочеству. Иначе я не позволил бы себе подобной задержки. Правда, ваш личный костоправ сказал, что не станет пускать мне кровь, так как её и так из меня вытекло слишком много, и порекомендовал полный покой… Но это пустяки.

– Да, вы ведь получили пулю, – немного смягчившись, сказал Анри. – Только это вас и спасает от моего гнева.

Он уселся в кресло, забросив ногу на ногу.

– Рассказывайте, господин барон. Надеюсь, у вас получится лучше, чем у Вульфа.

– И что же нам теперь делать? – спросил Охотник, взглядывая с тревогой на своего вожака.

Тот в раздумье потеребил бородку. Посмотрел на главаря, лежащего на поспешно сооружённых носилках, укреплённых между двух лошадей. Тот был без сознания. Из приоткрытого рта вырывалось хриплое дыхание. Широкая повязка на груди густо пропиталась кровью. Башмачник, бывалый лекарь, заштопавший немало поцарапанных в разных делах шкур, только качал головой, накладывая куски полотна, виток за витком, а кровь всё проступала и проступала сквозь грубую ткань.

– Как бы концы не отдал, – пробормотал Купец, морщась и скребя пальцами шею. – Этот важный господин угостил его на славу из своего проклятого пистолета.

– А я говорю, неспроста это, – хмуро выговорил Курок, откашлявшись и смачно сплюнув на землю. – С чего бы вдруг на нас выехали эти чистоплюи? Другого места им не было?

– Кинули нас, подставили, как пить дать, – как всегда сгоряча отрубил Дрозд. Он кривился, баюкая колено, разбитое при падении с коня. Голова его была обмотана тряпицей, поверх которой он с трудом водрузил кавалерийский шлем. Падение спасло его жизнь, он избежал подкованных лошадиных копыт, но всё это лишь добавило ему лишний повод для раздражения.

– Этот твой дружок, который тебе подбрасывает делишки, небось, избавится от нас решил. Я уж и думаю, виданное ли это дело, такой кус посулили!

Купец скривился. Посмотрел хмурым взглядом на своих товарищей, тех, кому удалось удрать из смертельных тисков, в которые они угодили. Осмотр не поднял ему настроения.

– Ребята, – сказал он, придавая голосу необходимую твёрдость, крепнущую при виде едва дышащего главаря. – Всякое бывает. Такая наша жизнь лихая. Не мне вас учить. А что до моего дружка, то это дело мы выясним. И если он собрался поиграть… То я знаю такую игру, в которой с проигравшего снимают голову. Вместе со шкурой.

Глава 23

– Подождите, – перебил Анри, подаваясь вперёд и глядя на барона, – как вы говорите, они сказали, «люди герцога»?

– Именно так, Ваше высочество, – подтвердил тот, оглядываясь по сторонам, в надежде увидеть, на что бы можно было опереться. Предметов, пригодных для сидения, кроме уже занятого кресла, в палатке не было.

– Но почему не «люди короля»? – задумчиво спросил сам себя Анри, теребя мочку уха. – И как они это узнали, ведь форма, форма у всех одинаковая! Различия слишком тонкие для непосвящённых!

– Возможно, кто-то был всё же посвящён? – тихонько, себе под нос спросил барон.

Анри зыркнул на него диким взглядом. Отвернулся и сказал с расстановкой:

– Вульф сообщил мне кое-что… Что-то интересное. Вам не показался знакомым никто из встреченных на дороге людей?

– Признаться, было нечто странное, – задумчиво сказал барон, пожевав губами, – кажется, ваш телохранитель крикнул кое-что, прежде чем решиться на этот свой отчаянный поступок. Он крикнул, вижу ли я человека, и указал вперёд. Но там было много людей.

– Я спрашиваю, – вкрадчиво спросил Анри, – не узнали ли вы кого-нибудь?

Барон покачал головой.

– Не могу ответить ничего определённого, Ваше высочество. Меньше всего я хотел бы ввести вас в заблуждение. Гадать я не привык, а судить сгоряча тем более. Конечно, там был человек, у которого лицо было обмотано бинтами так, что напоминало луковицу. Да ещё кое-кто кутался в плащ. Но здесь многие так делают. Местный обычай, так сказать.

Анри откинулся на спинку кресла, кусая себя за ноготь. Вспомнил слова телохранителя. Обычно сдержанный Вульф, поворачиваясь вслед за ходящим по ковру господином, выплёвывал слова вместе с брызгами слюны и сипел сорванным горлом:

– Говорю же вам, мой господин, это он! Точно он! Я его узнал!

Анри опустил руку на колено и посмотрел на барона:

– Вульф говорил, что хотел выстрелить в того, кого он узнал. Это правда?

Барон, шмыгнув носом, покривился:

– Честно говоря, Ваше высочество, я плохо себя помню в этот момент. Мне в плечо попала пуля, и я отвлёкся. Кажется, мой друг Вульф поднял руку и показал на что-то. Или помахал ею. Может быть, он хотел подать знак нашим людям?

Глаза герцога расширились. Он открыл рот, чтобы задать вопрос, но передумал. Помолчав немного, спросил:

– Вы помните ещё что-то?

– Помню, что сполз с седла на землю и лежал возле своего коня. Вокруг стучали копыта, и стреляли. Потом стало тише, и рядом стали ходить. Кто-то разговаривал, но так тихо, что я ничего не смог понять. У меня стало звенеть в ушах, и я услышал только одну связную фразу, сказанную тихим голосом: «Уезжайте скорее!» Наверное, эти люди торопились убраться подальше.

– Может быть, было сказано – «уезжаем скорее»? – скептически спросил герцог.

– Может быть, – согласился с готовностью барон. – Я плохо слышал. Скорее всего, так и было.

Члены совета уже собирались в зале для заседаний, где всё было готово к приходу почтенных представителей торговой гильдии. Пол подмели, стулья расставили, видавший виды огромный стол аккуратно протёрли специальной тряпицей. В углах залы, под тёмным сводчатым потолком, когда-то расписанным сценами из деяний известнейших членов гильдии, теперь почти неразличимыми, висели тенёта пауков, напоминающие старые рыбачьи сети. Их владельцы, казалось, такие же старые, как сама паутина, тихо шевелили суставчатыми лапами, отъевшиеся, неподвижные, едва заметные в темноте. Пауки являлись неприкосновенными атрибутами собрания, и трогать их запрещалось под страхом отлучения от дел. Когда возникла эта традиция, никто уже не помнил, но соблюдалась она неукоснительно. Говорили, что, если исчезнут со стен пауки, всем делам гильдии придёт скорый конец. Так это, или нет, выяснять на собственном опыте никто не пытался.

В ожидании прихода всех членов совета, уже явившиеся разбились по кучкам, тихонько переговариваясь, и оглядываясь то на высокие створчатые двери, ведущие в зал, то на пока ещё пустой ряд стульев, выстроившихся вдоль монументального стола. То и дело от одной группы отрывался кто-нибудь и переходил к следующей, и так без конца, поддерживая некое подобие равновесия. В зале стоял невнятный гомон, всегда предшествовавший началу, и тоже ставший своего рода традицией.

Наконец, когда высокие двери пропустили всех, шум немного утих, и в залу, как всегда, последним, вошёл председатель.

Степенно ступая, он прошествовал к стулу с высокой спинкой, возвышавшемуся у закруглённого конца стола, и жестом пригласил членов совета занять свои места.

Задвигались, стуча по полу крепкими гладкими ножками, добротные стулья дорогого тёмного дерева.

Все лица обратились к председателю. Тот слегка кашлянул и огладил бороду, оглядывая собрание.

– Уважаемые коллеги, члены почтенного совета, – начал он с традиционного приветствия, повторявшегося из года в год, – мы собрались сегодня здесь, в этом зале, дабы обсудить вопросы, к вящему процветанию и развитию наших дел, и прийти к мудрому решению.

Члены совета терпеливо внимали вступлению. Наконец необходимые формальности закончились.

Секретарь поднялся и зачитал список тем, подлежащих обсуждению. Но едва замолк невыразительный, гнусавый голос секретаря, словно страдающего вечным насморком, с места раздался голос:

– Не объяснят ли нам, уважаемые члены совета, почему на повестке дне первым, и, следовательно, главным пунктом, записан вопрос о тяжбе господина М. с отделением гильдии в маленьком городке Н., деле, конечно, требующем внимания, но не наиважнейшем на сегодняшний день?

Собрание зашевелилось. Все знали, что этот невинный на первый взгляд вопрос таил в себе камень, нацеленный в сторону председателя, и имел длинную, запутанную историю, вылившуюся в очередной раз в мелком конфликте на периферии.

Председатель неодобрительно посмотрел на говорившего. Шевельнул бровями, и, придавая своему лицу выражение спокойного достоинства, ответил:

– Этот вопрос был запланирован заранее, и не имеет смысла от него уходить сейчас, дорогие коллеги.

– Не значит ли это, что в наших делах нет должного порядка, раз всякие пустяки тянутся за нами из года в год, а важные решения принимаются наспех? – проворчал голос от середины стола.

Сказано это было как бы про себя, но все услышали. Члены совета начали переглядываться. Председатель, принявший было первую реплику за обычный дежурный укол недоброжелателя, встревожился.

– Я прошу высказывать свои мысли громко и ясно, дорогие члены совета, – сказал он, – иначе, боюсь, мы их можем не услышать.

Человек в шапочке, отороченной по краю коротеньким, шоколадного цвета мехом, откашлялся и обратил взгляд на председателя.

– Думаю, наш уважаемый коллега, – он уважительно склонил голову к автору едкой реплики, – имел в виду дело о займе.

– Дело о займе записано в повестке дня, – нетерпеливо сказал председатель. – Не вижу причин менять обычный порядок собрания.

– Наш уважаемый председатель не видит причин? – скептически вопросил человек в шапочке. – Очень жаль. Ведь от этого вопроса зависит наше общее благополучие. Должно быть, это не входит в число приоритетов нашего руководства.

Председатель постучал навершием изящного жезла, знака его власти, по столу. Повысил голос, перекрывая поднявшийся гомон:

– Уважаемые члены совета! Прошу внимания! – и обратился к оппоненту:

– Наверное, у дорогого господина Крисса есть достойные причины для подобных высказываний. Иначе он не позволил бы себе ставить под сомнение наши действия.

Опять раздался голос с середины стола. Мужчина желчного вида, с лицом, изборождённым глубокими преждевременными складками, на котором словно навечно застыло недовольное выражение, и кутающий костлявые плечи в тёплую накидку, возвысил голос:

– Известно ли господину председателю, что займ, тот самый, который мы выдали на свой страх и риск королевскому дому, не получив ещё платежи по предыдущему, к нам никогда не вернётся?

Поднялся шум. Возгласы торговцев, перекрикивающих друг друга, слившись в один невнятный гул, отразились от стен и заметались по залу.

Стуча резным жезлом по гладкой поверхности стола, глава совета, стараясь перекричать шум, повторял:

– Уважаемый совет! Уважаемый совет! Внимание! Прошу внимания!

И, добившись подобия тишины, обратился к желчному коллеге:

– Прошу вас говорить основательно, уважаемый коллега Фресер, ведь за свои слова в этом зале следует отвечать. Мы не в увеселительном заведении, и у нас нет времени на шутки.

– Я никогда не шучу на денежную тему, – кутаясь в накидку, проскрипел Фресер. – Пусть этим занимаются другие.

Председатель посмотрел со значением на сидящего по правую руку человека. Тот был не слишком молод, но и не слишком стар, имел кругленькое брюшко, розовую лысину, полускрытую под вышитой шапочкой, и благодушный вид хорошо покушавшего толстячка. Однако, несмотря на весьма мирный вид, этот член совета был один из самых сметливых торговцев, каких знавали эти стены. И всегда держал сторону председателя, проворачивая с ним на пару интересные, приносящие солидный доход дела.

К удивлению председателя, толстячок не ринулся в бой немедленно, как обычно бывало. Он задумчиво почесал пухлой рукой под шапочкой, съехавшей от этого движения набок, и открывшей порядком поредевшие тонкие прядки белесых волос.

– Как всем известно, – наконец неохотно сказал он, – наш последний займ обеспечивался королевским словом. И, что ещё вернее, солидными поручителями. Мы все знаем, кто у нас стоит в списке номером первым.

– Очевидно, что сегодня номера ничего не значат! – язвительно парировал желчный тип.

– Тогда, очевидно, вам известно больше, чем мне, – спокойно ответил пухлый господин, складывая розовые ладони на животе и удобно откидываясь на спинку стула. Председатель посмотрел на него с изумлением. Он ожидал другого ответа от давнего соратника, и теперь почувствовал, как привычная почва уходит у него из-под ног.

Раздался хриплый голос из дальнего угла комнаты. Там было полутемно, и в этот край стола садились немногие. И все знали, что господин Марк, старейший член гильдии, не променяет это место ни на какое другое. Старик добродушно объяснял интересующимся, что садится так далеко лишь потому, что с годами стал хорошо видеть только удалённые от глаз предметы. Однако, при виде стола, длинного, закруглённого на концах, далеко раскинутых друг от друга, возникало сомнение, одно ли тут председательское место?

– Кхе, кхе, коллеги, – проскрипел господин Марк, стуча узловатым пальцем по полированной поверхности стола. – Не обратиться ли нам к информированному человеку, дабы не задавать глупых вопросов, и не сотрясать воздух попусту?

И он повернул голову к устроившемуся неподалёку господину Ирвину, до того скромно молчавшему.

Все знали, что старик никогда ничего не говорит просто так. Собрание затихло. Даже побагровевший председатель, пыхтевший от негодования и неожиданности, примолк и затих на своём месте, обратив взор вместе с другими на скромного коллегу.

Откашлявшись и розовея от всеобщего внимания, господин Ирвин выговорил:

– Мне стало известно, что те деньги, которые мы выделили, пропали. Похищены в пути.

В зале поднялся невообразимый галдёж. Члены совета кричали, заглушая друг друга, и размахивали руками, задевая соседей. Еле перекричав собрание, председатель с такой силой хватил жезлом по столу, что на твёрдой, устоявшей на многочисленных заседаниях, поверхности появилась вмятина.

– Докажите свои слова, господин Ирвин! Или не говорите вообще!

– Мне сообщили эти прискорбные сведения только что, когда я собирался на заседание, – твёрдым голосом ответил тот. – Вы все знаете, что у меня надёжный источник информации. Но в этот раз даже он довёл до меня эти сведения не сразу, поскольку факт хищения скрывается королевским домом. В надежде, что дело можно будет замять. Поэтому я был вынужден дать слово, что не буду кричать об этом на каждом углу. Разумеется, это не относится к уважаемому совету, которому я не мог не донести весть, влияющую на благополучие нашего общего дела.

– Влияющего на благополучие – это скромно сказано, кхе, кхе, – проскрипел господин Марк.

– А ведь мы говорили, как опасно выдавать кредиты под такие шаткие обязательства, – раздался желчный голос господина Фресера.

Собрание опять зашумело, а господин Марк, склоняясь к самому уху господина Ирвина, прошептал тихонько:

– Считайте, что место председателя у вас в кармане, дорогой коллега.

– А ведь как было хорошо задумано! – рассуждал сам с собой Анри, прохаживаясь по ковру и кусая совсем уже потерявший всякий вид ноготь на указательном пальце, обычно тщательно отполированный.

– Мы подбираем на опасной лесной дороге этих недотёп, так называемых охранников от гильдии, ради их безопасности, разумеется. Сопровождаем их до условленного места, у которого они, согласно уговору, передают груз окончательно в наши руки, а, соответственно, и всю ответственность. Но, как говорится, лови момент! И в этот самый ответственный момент – фррр! – налетают нехорошие дяди, а денежки ускользают в неизвестном направлении. Хорошо известном только немногим верным людям. А, поскольку груз в это время формально находился ещё в руках этих самых недотёп, с них и спрос! Конечно, приходится при этом пожертвовать несколькими, ничего не подозревающими, хорошими крепкими парнями, но что делать! Такова жизнь!

Герцог опять прошёлся по ковру, качая головой и бормоча себе под нос. Остановился, хмурясь и сопя. Оторвал ото рта обгрызенный палец, поглядел с досадой, и опять сунул в рот.

– И ещё кое-что, самое главное, самое тайное, неизвестное никому, кроме меня…

Анри вспомнил, как мысль неясная, тайная, жгучая в своей алчности, давно уже не дававшая ему покоя и жёгшая изнутри, не находя выхода из-за самой своей неопределённости, внезапно обрела плоть и кровь в негромких словах странного, язвительного человека, барона Эверта. Тот, хмуря брови и глядя на герцога своими ясными глазами, такими неожиданными на побитом оспинами шрамов лице, сказал тихо и внятно:

– Так вы хотите сами сесть на трон, мой господин? Это можно устроить… Было бы желание.

Глава 24

– В этом лесу я как в ловушке, – как всегда коротко и ясно сказал Ингвар, оглядывая высокие, мохнатые от игл верхушки.

– Да, это не море, – невозмутимо отозвался посол, покачиваясь на носках и искоса поглядывая на молодого человека. Тот задирал голову, силясь разглядеть за зелёными ветками солнце. Едва отросшая рыжая бородка пушилась на его щеках, отливая золотыми нитями.

– Неужели вам самому не кажется враждебным это место? – Ингвар уже был взрослым мужчиной, по меркам северного народа, но к послу обращался с привычным и непритворным почтением.

– Это место ничуть не хуже любого другого, – спокойно ответил тот, слегка улыбаясь в усы.

Его дети давно выросли, и он знал, что хорошо их воспитал. Но младший сын старого товарища, умершего так внезапно, иногда задавал неожиданные вопросы. Которые ему, умудрённому и ставшему ленивым – он сам признавался себе в этом – человеком, бередили душу и заставляли снова смотреть на мир молодыми глазами.

Отряд воинов, сошедший с корабля, прошёл походным шагом до столицы, забрал двоих соотечественников, и с упорством ветра, неуклонно дующего в одном направлении много дней подряд, так знакомого морским людям, двинулся с прежней скоростью на юг.

Теперь они, согласно договору, заключённому с правителем этой страны, стояли лагерем в глухих лесах, поросших на крутых, каменистых склонах гор. Эти горы заслоняли горизонт, бросались в глаза, стоило выбраться из походного жилища, и вызывали желание у человека, привычного к морскому простору, расстегнуть пошире ворот, чтобы глотнуть воздуху.

– Мы уже много дней стережём эту крепость, – сказал молодой северянин. Он оторвался от созерцания верхушек деревьев, и теперь оглядывал раскинувшийся позади них лагерь.

Рядом с ним, но не вместе, расположился лагерь людей короля. Так они себя называли, хотя все северные воины знали, что подчиняются они господину, который вывел их из своих владений и привёл сюда за свой счёт. Звали его непривычно для северного уха – герцог Гаррет. Чуть подальше располагался ещё один господин, немного пониже рангом – граф Гуго. И ещё все знали, что этот Гуго, хоть он и хорохорился и задирался, всячески показывая свою значимость и независимость, во всём следовал за своим более родовитым соседом и слушал каждое его слово.

– Кот может долго сторожить мышь, пока она не решится выбраться из норки, – хмыкнул посол. – А нам к тому же ещё и платят за потраченное время.

– Не нравится мне такой способ зарабатывать деньги, – отрезал Ингвар.

– Ты ещё слишком молод, – холодно ответил посол. – Совет старейшин так решил.

Молодой человек покосился на старшего товарища. Он хорошо знал, что совет старейшин говорил голосом посла.

Посол тихонько вздохнул. Он прекрасно понимал, о чём думает его молодой друг.

– Я знаю, что молодым людям подавай хорошую драку, – наконец сказал он, – но я хочу напомнить тебе слова одного мудрого человека, которые говаривал твой отец: самый удачный бой тот, которого удалось избежать.

– Я чувствую, что скоро засохну здесь, как рыба, выброшенная на берег, – проворчал Ингвар.

– Ничего, – сказал посол, – затишье часто сменяется бурей. Может быть, нам ещё придётся обнажить оружие.

В голубятне, как всегда, было тихо и тепло. Голуби ворковали, стучали лапками, нарушая сонную тишину. Человек, вошедший в первую комнату чердачного помещения, привычно осмотрелся. Он слишком торопливо поднялся по ступенькам, и слегка запыхался. Постоял было, успокаивая дыхание и прислушиваясь. Но времени не было, и он нетерпеливо пошарил в потайном кармашке за пазухой. Вытащив крохотный цилиндрик, проверил привязанную к нему тонкую прочную нить. Зажав цилиндрик в руке, направился к потайной дверце за старыми клетками.

Собственное ли слишком шумное дыхание подвело его, или недостаток времени, заставлявший торопиться, но он потерял обычную осторожность, которую втайне считал излишней, но которая была необходима всегда. Он толкнул дверцу и вошёл в маленькую комнатку, давно забытую всеми. И застыл у порога, забыв о послании, сжимаемом в мгновенно вспотевшей ладони.

На него смотрел Фике, удивлённо моргая белесыми ресницами. Старый слуга, ухаживающий за голубями, как за родными детьми, был не слишком любопытен, и никогда не лез в дела, не касающиеся его любимых птиц. Он мог проснуться среди ночи и тут же перечислить всех самцов и самочек, обитающих в тщательно ухоженном чердачном помещении, и мог бесконечно долго рассуждать о сравнительных достоинствах каждой птицы. Теперь он озадаченно рассматривал голубя, вынутого им из клетки. И человек, только что вошедший, с пугающей ясностью понял, что старику тоже ясно, как день, что это не простые голуби. Почтовую, быстрокрылую и ладную птицу опытный глаз не спутает ни с какой другой. Фике уверенно и твёрдо держал спокойно лежавшую у него в ладони птицу, поглаживая её огрубевшим от работы, но таким нежным пальцем, и разглядывая её лапки.

– Это вы, – сказал он, поднимая глаза и улыбаясь доверчивой улыбкой, открывавшей его поредевшие от старости зубы. – Как хорошо, что вы пришли. А я уж собирался пойти вниз. Кто-то держит здесь почтовых птичек. Непорядок это, держать их в таком месте. Вот, посмотрите сами. – Он обвёл рукой тесное помещение.

И старик, аккуратно держа голубя в руке, направился к выходу из комнаты.

– Пойду, посажу пока эту красавицу к моим деткам. Уж у меня найдётся для неё клеточка получше.

Человек молча заступил ему дорогу. Он не хотел делать этого. Но у него не было выбора. Взлетел из разжавшейся старческой ладони испуганный голубь. Выпало и полетело по воздуху лёгкое перо. Опустилось, медленно, плавно кружась, и легло на скорчившееся на потемневших от времени досках пола тощее тело. И светлые, ещё колышущиеся пушинки окрасились в красное и легли неподвижно.

Человек, озираясь по сторонам, расстелил на полу толстый плащ. Он уже не думал о том, чтобы дышать тихо, и лишь старался не слишком шуметь. Переложил на тёмную ткань неподвижное тело, аккуратно перевязал получившийся свёрток. Вытащил в голубятню и прислушался. Оставалось только быстро миновать самый опасный участок – лестницу. Сразу за лестницей он знал превосходный маленький коридорчик, ведущий к потайным местам. Там труп безопасно мог лежать какое-то время. Пока он от него не избавится.