Текст книги "Дарующая жизнь (СИ)"

Автор книги: Тамара Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 33 страниц)

– Лиасс, я здесь уже задыхаюсь. Может, мы завтра уедем обратно? У тебя, я понимаю, долг и все такое, но я вроде бы не официальное лицо и являть собой ничего не должна.

– Послезавтра мы уйдем все вместе, если ты не возражаешь, Светлая.

– Давно пора, – проворчал Милит, – я уже устал демонстрировать всем свою законопослушность. Нет, Владыка, ты меня не так понял. Я буду соблюдать законы этого королевства, только надоело мне быть львом в зверинце, на которого сбегаются посмотреть.

– Почему терплю я?

– Потому то ты – Владыка, а я всего лишь воин. Грубый и примитивный. Даже лишенный магии.

– Зато наделенный языком на полметра длиннее нормы, – проворчала Лена. Шут немедленно спросил, сколько это – метр, и почти всю дорогу до зеленых комнат в тупике третьего этажа Лена рассказывала ему о системе мер и весов, принятой в ее мире, отвлекаясь на специфику английских и оставшихся только в пословицах русских. Эту тему она знала хорошо. А вот в местной системе не разбиралась. Расстояние измеряли милями, шагами либо, что особо интересно, днями, но сколько дней было в местной миле, Лена не знала, и чей шаг – размашистый Родага или семенящий Рины – брался за основу, тоже не знала. Рост измеряли еще проще: высокий – невысокий. Меры веса, разумеется были, какая торговля без гирек, только когда Лена присутствовала при покупках, считали возами или штуками. А год был точно такой же, как дома, даже високосные имелись, и их серьезно остерегались, но не потому что просыпались темные силы, не верили здесь в темные силы, а потому что что-то происходило в природе. В високосные годы начинались войны, случались засухи или наводнения, поэтому Светлых ждали с особенной надеждой.

А вообще, это было даже приятно: жить без точного календаря, без часов. Местные жители обладали удивительным чувством времени, им не нужны были часы, хотя в Сайбе через равные интервалы времени били в огромный колокол, и мощный гудящий звук расплывался по всему городу. Шут мог посмотреть на небо и заявить: два часа до полудня или три после, и Лена склонна была ему верить, потому что он не ошибался и не глядя на небо или на отбрасываемые тени. А если и ошибался, Лена этого все равно не знала.

* * *

Последний день в Сайбе был и самым утомительным. Огромный прием, по случаю хорошей погоды проходивший под открытым небом, на огромной площади, окруженной по периметру огромной стеной, облепленной зеваками: чернь тоже имеет право видеть короля и его придворных, а маги обеспечивали хороший обзор, но, упаси бог, не слышимость. Лена немножко опасалась за эльфов: их появление вызвало крики со стен, а что кричали, она не услышала, да и мелкие аристократики, получившие сюда доступ, донимали их очень уж назойливо, а Милит, что ни говори, особым терпением не отличался. Ариану расспрашивали о вольности эльфийских нравов. Лена бы уже сто раз глаза повыцарапала или хоть гадостей наговорила, но великолепная Ариана и глазом не моргнула, ясно дала понять, что эльфийки выбирают себе мужчин сами и, конечно, предпочитают молодых (взгляд на лысину), стройных (взгляд на брюшко) и красивых (взгляд на выдающийся нос). Даже чье-то шипение в спину «эльфийская сучка» ее не расстроило: «Знаешь, Аиллена, я за свою жизнь столько наслушалась от людей, что это можно расценивать как комплимент».

Раскол в обществе все-таки был, Хотя король и королева явно показывали благосклонность к эльфам – и Лиассу с его спутниками, и к местным, многие этого не одобряли и даже не скрывали. Верховный охранитель наверняка знал о настроениях в стране и тем более в городе, но озабоченным не выглядел. Это вроде бы и хорошо, если б только точно знать, как сам он относится к такой силе, как эльфы, объединенные Владыкой.

На приеме шут таскался за ней следом на расстоянии не более двух-трех шагов. Маркуса порой останавливали какие-то люди, знакомые то ли с ним, то ли с горскими Гаратами, и он вынужден был отставать ненадолго. Но если шут, занятый разговором, видел, что Лену от него уводят, он прерывал разговор самым хамским образом и, наспех поклонившись собеседнику, спешил следом. Что-то его тревожило, но он никак не признавался.

После церемонии официального прощания Лиасс, Милит и Ариана покинули двор, а Лену задержал Верховный охранитель, дотошно расспрашивавший о ее быте у эльфов и отношении эльфов к ней и в короне. О короне Лена сказать не могла ровным счетом ничего, даже если бы и хотела: эльфы не обсуждали этого вопроса, словно и не было короля как такового, но власть его они, безусловно, признавали. Эльфы ведь тоже были в основном теми же мирными обывателями, как и сама Лена, для них были созданы эти миры, а кто ими правит, они замечали только если правление переставало их устраивать. К тому же Владыка приказал им чтить короля, и они чтили, когда вспоминали о его существовании. Вот о людях – говорили, с удивлением, с приятным разочарованием, но все же с недоверием. Наверное, это понятно. Если ты лет сто прожил там, где тебя ненавидят за форму ушей и огромные глаза, ты не сразу научишься верить, что в другом месте твои уши мало кого волнуют. Фермеров и торговцев больше интересовали кошельки, а других людей на земле эльфов пока не бывало, ну а сами они вовсе не жаждали посетить Сайбу или даже ближайшую деревню, которая была в дне верховой езды. Позволяя себя допрашивать, Лена иногда бросала короткий взгляд на шута: не удумал ли он чего учинить, но шут был тих, почти благостен, подпирал колонну, покрытую тонкой резьбой, и явно слышал весь разговор. Слух у него был по-эльфийски тонким.

Покончив с Леной, Охранитель принялся за него, и Лена, честно говоря, поначалу удивилась, что шут безропотно отвечал на вопросы и не пытался увиливать, а потом вспомнила, что магическая коррекция сделала его верным короне, даже если ему на эту корону уже было наплевать. Шут, само собой, замечал больше, чем она, он и внимательнее был, и любопытнее, и не стеснялся приставать с расспросами, к тому же не был для эльфов небожителем, как Лена, или человеком, как Маркус, он был своим, полукровкой, которому в Трехмирье непременно поотрезали бы уши и все прочее. Это роднило, и с ним они были куда более откровенны. Однако в целом он рассказывал примерно то же, что и Лена. Интересно, удалось ли им убедить главного радетеля безопасности королевства в лояльности эльфов? Или хотя бы в их совершенно наплевательском отношении к тому, что происходит за пределами выделенной им земли? Ведь такой циник, каким не может не быть человек подобной профессии, вряд ли ждет верноподданнического восторга от эльфов, которые никогда ничьими подданными фактически не являлись.

Да и не до этого им было. До налаживания нормальной жизни было еще очень далеко. Рано или поздно золото у них иссякнет, надо обустраиваться. Промышленность и сельское хозяйство развивать, одним словом. И как бы философски они ни относились к жизни, память о войне была еще чересчур свежа.

Потом Охранитель отпустил и шута, поблагодарил Лену за помощь – тоже, нашел агента в стане если не неприятеля, то потенциального неприятеля, у этого, похоже, все поголовно были именно что вероятными врагами… или агентами, раскланялся и удалился. Двор был заполнен прислугой, ликвидировавшей последствия приема. На стенах не осталось зевак. Шут снова подхватил ее под руку и, кивая направо-налево, повел в тишину дворца. Казалось, прислугу он знал еще лучше, чем придворных, но низы симпатизировали ему заметно больше, чем верхи. Странно, но Лене казалось, что с его руки в нее вливается сила. Она устала, мечтала о ванне – последний раз! – и мягкой постели, но в их небольшой гостиной обнаружилась целая толпа: эльфы, включая пару местных, и Карис. Дверь охраняли бодигарды Лиасса.

– И что у нас случилось? – поинтересовалась Лена. – По какому поводу собрание?

– Ты веришь в нюх, Светлая? – спросил Милит. Подумав, Лена кивнула. Интуиция – великая вещь. – Ну так вот мой нюх ждет какой-то гадости. А так как за последние сто лет он меня обманывал всего два… ну ладно, мать, ладно – всего три раза, Владыка решил, что нам лучше побыть вместе. Для надежности. Что странно, маг нас поддержал. У тебя есть дар предвидения, маг?

– Есть, – ответил за Кариса шут. – Не бог весть какой, однако я ему доверяю. А если это нечто маги…

Увидев улыбку Лиасса он замолчал. Непередаваемая была улыбочка. Просто убийственная. Магия? Здесь? Ты разве замечал здесь магию, мальчик? Ах, ты эти погремушки младенческие называешь магией?

– Ладно, – проворчал Маркус, – а если это немагия?

– А если это не магия, то здесь только Аиллена беззащитна, – заржал, а не засмеялся Милит.

– А если это отравленная и заговоренная стрела? – ангельским голосом напомнила Лена. Лиасс совершенно серьезно ответил:

– Я не дома, Аиллена, я готов ко всему.

– Не смешите, а? – попросил шут. – Если даже что-то и есть, то никак не открытое нападение. У Родага с этим строго, заговоры крайне не поощряются вплоть до передачи заговорщиков Гильдии магов. Скорее, провокация.

– Владыка, я не буду поддаваться на провокации, – пообещал Милит. – А тебя спровоцировать – это кем надо быть? Аиллена, ты устала. Иди отдыхать. А мы тут посидим, если ты не возражаешь.

– Действительно, Делиена, иди и ложись спать, – посоветовал Маркус. Лена подумала – и решила, что от нее ни при каких обстоятельствах проку все равно не будет, да и последняя возможность принять ванну сыграла свою роль.

– Ариана, я понимаю, что ты боевой маг и все такое прочее, однако я думаю, что Маркус и шут уступят свои кровати Владыке и Карису, а мы с тобой будем спать у меня, – сказала она. – Но в ванную я чур первая!

Горячая вода разморила ее окончательно. Лене едва хватило сил надеть ночную рубашку и залезть под одеяло. Заснула она почти мгновенно. Там заговоры, интуиция и провокации, но там и целая толпа защитников, да не самых плохих, так что спать можно с чистой совестью.

Почему она проснулась, было непонятно. И жутко страшно. Сквозь неплотно закрытую дверь доносились негромкие голоса, в ванной шумела вода, а Лену охватил самый настоящий ужас. Может, наслал кто? А зачем? Ох, что за глупости, Лиасс почувствует любое магическое действие: как он походя обнаружил все ловушки Кариса, которые тот с таким тщанием расставлял по комнатам. Приснилось что-то? Да нет, сон не запомнился, но был какой-то традиционный, привычный – берег, вода, кусты, в общем, что-то пейзажное. Кошмары Лене никогда не снились. Разве что сдача экзамена или грядущая проверка вышестоящей организации. Она повернулась и заорала так, что испугалась и своего вопля тоже. Не заорала – вскрикнула, потому что рот ей тут же зажали, взметнулся над лицом нож – и тут же Ариана выкрикнула что-то низким нечеловеческим голосом, над Леной словно вихрь пронесся и смел в открытый проем тайного хода и нож, и державшую его руку. Быстро и бесшумно стена встала на место, в комнате стало светло, как днем: это уже заработала магия. Вся толпа переместилась в маленькую спальню, но Милит тут же отступил обратно: держать тылы, последовали его примеру и местные эльфы. Голая и мокрая Ариана стояла в дверях ванной, и черт возьми, она была не просто красива, она была совершенна.

– Прости, Владыка, я успела только отбросить его.

– Успела же, – кивнул Лиасс, Шут уже гладил Лену по голове, что-то бормотал утешающе, Маркус наливал ей из графина вино для приведения в чувство.

– Только и увидела – силуэт и нож. А у меня ничего, как видите.

– Кому ж могло прийти в голову поднять руку на Светлую? – покачал головой Маркус. – Неладно что-то в этом мире. Неладно.

Лену трясло так, что она пить не могла без риска сломать зубы о край кружки. Не обошлось без магии Лиасса: он просто погрузил ее в сон, не сильно интересуясь, хочет ли она спать. Зато утром она проснулась первой. Рядом на кровати спала Ариана, поперек двери – шут, а Милит прислонился к тайной двери и тоже дрых без задних ног. Как сказать и кому сказать, что, когда Ариана выкрикнула заклинание и киллера отбросило обратно, Лена успела заметить его заостренное ухо? Вот только проблем со своими Лиассу не хватало.

Словно услышав, зашевелился и поднял голову шут, тут же проснулся и Милит: дрых-то дрых, да сном сторожевой собаки, реагирующей на малейшее движение воздуха в радиусе десяти метров. Открыла фиалковые глаза и Ариана.

Собирались они недолго. Лена это всегда умела делать, а сейчас и вещей-то было смешно сказать сколько – за десять минут не торопясь сложила в заплечную сумку, которую тут же подхватил шут.

Неожиданно явился Родаг: видно, ему доложили, где провели ночь его гости, и он примчался выяснять причины. Рассказам об интуиции он поверил сразу. Впрочем еще бы, в мире магии в это не верили. О ночном покушении ему слова не сказали. Не способный соврать шут делал все, чтобы не попасться на глаза королю. Родаг поклялся снять с охранителей и магов соответствующее количество шкур, но разобраться, какой предатель вынашивал какие планы. Шут из-за широкой спины Милита сделал страшные глаза, наверное, Родаг преуспевал в деле выяснения истины любой ценой.

Они отбыли еще до полудня, так же неторопливо проехав через весь город – и горожане, хотя и по-прежнему воспринимали эльфов как нечто экзотическое, приветствовали их уже куда веселее. Может, именно потому, что они покидали столицу. Ариане какой-то щеголеватый молодой человек бросил букетик подснежников, который она поцеловала, и это вызвало в толпе взрыв восторга. Никаких эксцессов не произошло: охраняли их, как американского президента в Москве. В народе шныряли удручающе бесцветные личности, так явно состоящие на службе охраны короны, что Лене даже стало грустно, а потом весело: если она заметила столько этаких, то сколько же там незаметных? Ну и гвардия сверкала белыми кирасами.

За городом Лиасс устроил еще одно представление для народа: открыл проход, и процессия неспешно в него проехала. Гармоничный строй нарушал только посол. Он тащил с собой лошадь, навьюченную, как верблюд. Привык человек к комфорту, что делать… Родаг так превозносил его заслуги, стараясь подольше удержать в сотне миль от Сайбы, что тот возвращался не так уж неохотно. А чем плоха служба? Делать ровным счетом ничего не нужно, пей да спи, вот и все заботы…

Эльфы встречали их гораздо радостнее, чем люди. И не без облегчения: ждали все-таки пакости от людей. В каком поколении выветрится это недоверие и выветрится ли вообще? Ровно так же и люди реагировали на эльфов, хотя в этом мире эльфы никогда не были столь безжалостны к людям, как люди в эльфам в Трехмирье. Неприятная вещь – ксенофобия. Все равно, кого не любить, – евреев, чеченцев, русских или эльфов. Евреи воруют, чеченцы убивают, русские пьяницы, а эльфы высокомерны. Наверное, даже и правда в определенной степени. Но интеллигентнейший Борька Рабинович не смел помыслить даже о том, чтобы приватизировать на работе списанную мышку для домашнего компа, милейший Аслан Надоев, которого все считали адыгейцем или дагестанцем (а вообще, всем наплевать было, откуда родом его предки) оказался дальним родственником суть ли не самого Дудаева, сама Лена водку в рот не брала, а Ариана вовсе не была высокомерной… В общем, рассуждения на уровне пятого класса школы. Для детей с отставанием в умственном развитии. Тут даже рассуждать нечего. Будь терпим – и все дела.

Наверное, если бы эльфы относились к людям хотя бы вполовину так, как к Лене, в мирах царили бы мир и благодать. Но увы. Не любили людей и не особенно это скрывали. Взаимно. Лена все вспоминала предостережения шута или рассказы Маркуса еще до того, как она увидела эльфов впервые. Не соответствовали! Вообще не соответствовали тому, что она видела. Во-первых, эти эльфы были удивительно сплоченными, а вовсе не такими жуткими индивидуалистами, какими описывал их Маркус. Во-вторых, Лене не бросалось в глаза равнодушие, о котором говорил шут. Эльфы как раз казались любопытными. То, как организованно они жили и работали, Лену попросту потрясало. Это была заслуга Лиасса: «О, Светлая, ты даже не представляешь, сколько десятилетий у меня ушло на то, чтоб сделать их организованными не только во время войны!»

В общем, Лена была рада возвращению в свою новую, но такую же обывательскую жизнь. Вот если б еще Милит не досаждал своим повышенным вниманием и недвусмысленными взглядам, так злившими шута и смешившими Маркуса. За зиму Милит совершенно оправился, у него больше не ныл разрубленный бок, не было кошмаров по ночам: об этом Лена знала от Арианы. Даже шрам на лбу сгладился и был не особенно заметен.

А еще Ариана говорила, что кошмары до сих пор снятся многим, и будут сниться еще долго, особенно тем, кто видел битвы магов, кто потерял близких не на поле боя, а на эшафоте. «Афганский синдром». Он же вьетнамский. Он же чеченский.

За время их краткого отсутствия город стал еще больше похож на настоящий. Работали две кузницы, одна была не очень далеко от дома советника, и по утрам Лену нередко будили удары молота, она просыпалась и еще лежала, прогоняя остатки сна и слушая эту странную ритмичную музыку. Работали эльфы в прямом смысле от зари до зари, а летом световой день в Сайбе был такой же длинный, как и в Сибири. Абсолютное безделье Лены их вовсе не раздражало. Ну да, дело Светлой – осенять своим благостным присутствием их серые будни. Когда из земли полезли первые листики, травинки и цветочки, Ариана стала брать ее с собой в лес – оказывается, некоторые травы надо собирать именно в эту пору. С ними непременно таскались Маркус или шут, вроде как для охраны, хотя Лене казалось, что Ариана справится с десятком разбойников куда лучше их обоих. Шут неохотно это признал, но тут же покаялся: спокойнее ему быть рядом или хотя бы знать, что рядом Маркус. Они ничуть не мешали, даже шли за ними в отдалении, чтоб не вникать в дамскую болтовню. Им удавалось подстрелить какую-нибудь живность, чтобы разнообразить стол. В общем, мяса зимой в лагере было маловато, исправно снабжали только посла – из уважения к его должности и чтоб не привязывался лишний раз. Лиасс ел ту же самую кашу, или суп, или морковку, или картошку, что и все. Вкусности предназначались детям или больным, правда, больных почти и не было, иммунитет у эльфов был замечательным и техника безопасности на уровне. Хотя ни одной инструкции ни на одной стройке Лена не видела. Эльфы непременно старались и ее угостить, а она так же непременно старалась придерживаться позиции Лиасса: что все, то и я. Хотя и не отказывалась от яблок или медовых пряников. Яблоки ела сама, а пряники чаще скармливала сластене шуту: это у него тоже было от эльфов – любовь к сладкому.

Когда эльфы поняли, что она почему-то любит эти их мясные рулетики, они начали было хронически таскать ей их, пришлось просить Лиасса, чтоб пресек подношения в корне. Лиасс пресек, но так и не понял, зачем: они ведь от чистого сердца.

Раньше Лене не доводилось подолгу гулять в лесу ранней весной. Прививок от энцефалита она не делала и немножко опасалась этой напасти, а здесь таких болезней не было, хотя клещи были. Маркус поймал парочку и предъявил ей: точно такие же, какие изображались на пугающих плакатах возле электричек, только никакой заразы не разносящие. Укусят – неприятно, но можно взять амулет Маркуса – и ни одно многоногое создание близко не подойдет. Кстати, его простенький амулет оказался удивительным для мастеров-эльфов: не могли понять, как он сделан. Маркус принес его из какого-то мира давно, даже и не помнил, откуда и кто ему его дал.

В лесу было чудно. Воздух хотелось есть. Или пить. Вода в родничках была вкуснее любого лимонада, подснежники и первоцветы заливали поляны целиком, а жестокосердная Ариана совершенно спокойно топала по этой красоте и выбирала нужные цветы, попутно рассказывая Лене, какого размера и оттенка должны быть листья и лепестки для достижения наибольшего лечебного эффекта. Если честно, Лене было интересно. Она исправно училась, хотя подозревала, что более тупых и бездарных учениц у Арианы никогда не было.

Иногда хотелось спросить, сколько все-таки Ариане лет, если у нее сын возраст сотнями считает, но было страшновато. Вот бессмертный Дункан Маклауд четыреста лет прожил, так ему и стареть-то не положено, а Ариана не бессмертна, и стрела ее может убить, и река утянуть на дно, и рано или поздно настигнет старость… Эльфам было в чем позавидовать: они старились не так, как люди. Конечно, с возрастом они немножко слабели физически, старый эльф не мог бежать сутки напролет или часами размахивать мечом, но они не седели, из лица не покрывала густая сетка морщин, волосы не выпадали. Просто наступало время, когда они понимали: все, жизнь кончается, искра гаснет, надо умирать – и умирали. Лена этому мучительно завидовала, завидовала от лица людей, от лица своих родителей, которых в семьдесят лет мучили всякие хворости. Как здорово: прожить жизнь полным сил и умереть в свой срок. Ну пусть не двести или триста лет, а те же семьдесят…

Может быть, неприязнь людей к эльфам объяснялась и этим тоже. Тебе шестьдесят, у тебя плешь во всю маковку, пузо, как пивной бочонок, подагра и больные зубы, а вон он идет, высокий, статный, грива – лошадь позавидует, кожа гладкая да свежая, а намедни юбилей праздновал – двести лет… Правда, эльфы не праздновали дни рождения. Надоедало, наверное. У них были другие, свои праздники, которые Лиасс пока отменил, и никто не протестовал: Владыке виднее.

Пару раз они добирались до ферм: палатка в чистом поле, загончик для скота и свежевспаханная земля, а тут же неподалеку валят лес, чтобы к зиме успеть хотя бы стены сложить да крышу покрыть и жить в тепле, да и живность не поморозить. По словам шута, эльфы снимали вдвое большие урожаи, чем люди, хотя и люди вроде бы использовали удобрения (чистую органику, разумеется) и работали себя не щадя. Может, руки у них были легкие, может, просто точнее чувствовали время, когда надо семена в землю бросить, когда огород вскопать, когда полить и в каком количестве золу насыпать. Сельское хозяйство для Лены кончалось посадкой картошки во время оно и помощью подшефному колхозу в недавние, но забытые уже советские годы.

На одной из ферм ей подарили щенка. Точнее, он сам себя подарил: увязался следом и не отставал ни на шаг, а когда Маркус подсадил Лену на лошадь, уселся на толстую лохматую попу и заплакал так отчаянно, как умеют только малыши, и пришлось брать его на руки, терпеть неловкие и неумелые облизывания, гладить нежный пушок. Хозяин, явно немолодой эльф, сказал, что щенок имеет право выбрать хозяина, вот он и выбрал, и нехорошо отказываться от верного служения. Мама, здоровенная псина, этакая собака Баскервилей, укутанная в густую и длинную шерсть, посмотрела осуждающе и удалилась, а Лена наконец реализовала свою мечту о собаке. Конечно, приходилось за ним следить – он все норовил удрать или забывался в любопытстве и потом никак не мог их догнать и начинал истошно голосить, и надо было возвращаться, отыскивать его среди обломанных веток или поваленных деревьев, выдирать щепки из шкурки и утешающе нести на руках.

Лена, конечно, собиралась держать малыша в доме, но этому решительно воспротивились все мужчины: еще чего, собаку – в доме. Маркус мигом соорудил для него будку на вырост, сделал ошейник, привязал, а ночью Лена, не в силах слушать жалобный плач, вылезла в окно прямо в ночной рубашке и начала щенка гладить. Он был маленький, ему было холодно и страшно, а его бросили на улице. Так она и сидела рядом с ним на корточках, трясясь вместе с ним от холода, гладила, что-то говорила, пока не вышел полуголый Маркус, не покачал головой и не сказал: «Ладно забирай свое сокровище в дом, только не жалуйся потом, что из собаки кошку вырастила».

Шут безмятежно дрых, раскинувшись на кровати, никакого скулежа он не слышал, поэтому Лена мстительно положила щенка на его голый живот, и звереныш радостно поскакал к его лицу – лизаться. С каким воплем шут подскочил! Щенок заорал в ответ, Лена безудержно захохотала, но очень скоро мир был заключен.

Становилось все теплее, плащи уже были убраны в сундук за ненадобностью вместе с чулками и сапожками, толстые шерстяные куртки мужчин давно поменялись на легкие суконные, по лагерю мужчины и вовсе чаще ходили в одних рубашках, а работали эльфы в основном голые до пояса, и шут слегка нервничал, если Лена вдруг засматривалась на них.

Дурачок, он понимал, что ревновать уж точно не стоит, но все равно немножко ревновал, может быть, просто на всякий случай. Всерьез он опасался Милита, а Милит отвечал ему полной взаимностью, они постоянно схватывались в словесных перепалках, которые становились все злее, агрессивнее, и Лена понятия не имела, как их унять. Она поначалу пыталась вмешиваться, шут послушно умолкал, но выглядел таким несчастным, да и Маркус вечно ворчал на тему «дай ты им разобраться», что Лена махнула рукой. Взрослые, разберутся, а если подерутся, ну что ж, придется шуту примочки всякие делать, потому что как бы ни был он хорош в рукопашной, Милит оставался лучший бойцом среди эльфов, да и просто физически был намного крупнее и сильнее шута. Лена видела, как он играючи поднимает бревна, которые шут едва мог оторвать от земли.

Лиасс тоже не вмешивался. Хотя Лиасс вообще очень редко вмешивался в конфликты. Критического ничего не происходило, а мелкие распри решались сами по себе. Конечно, слово Лиасса было непреложным законом, его чтили безмерно, искренне, он и правда был всем эльфам отец родной. Да и почтение людей – Кариса, Маркуса и шута – казалось естественным. Лена почему-то почтения не чувствовала. Что-то другое. Пожалуй, реши ей Лиасс что-то приказать, она б безропотно выполнила, но он не то что не приказывал, он вообще с ней нянчился, как ни с кем другим. Не уставал от разговоров с ней, наверняка ему неинтересных, ему не надоедало ее успокаивать, если она ударялась в печаль или какие-то переживания, а успокоить он умел, причем воздействовал не на чувства, а на разум. Это у Лены-то! Но три раза обдумав слова Владыки, Лена убеждалась, что он не ошибается, а несогласие бывало связано с простой разницей в психологии человека и эльфа.