Текст книги "Дарующая жизнь (СИ)"

Автор книги: Тамара Воронина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 33 страниц)

Как ни странно, советник больше не выступал. Может, король провел с ним разъяснительную работу, может, тот лелеял какие-то свои планы, но он заняв, естественно, первый же построенный дом, особенно не вмешивался и жизнь города. С эльфами он был груб и высокомерен, а те отвечали ему смирением, в котором только слепой не увидел бы утонченного издевательства. Лиасс неизменно выслушивал все его претензии, старался их удовлетворить, а Лена бы с удовольствием его утопила. Когда выпал первый снег, снова появился Родаг, осмотрелся, сочувственно покачал головой, вызвал своего чиновника и равнодушно приказал предоставить помещение для Светлой и ее спутников, что страшно разозлило советника, зато очень обрадовало Кариса. Отчего советник так ее ненавидел, Лена не понимала, Она ему ничего плохого вроде бы не сделала, если, конечно, не считать его нынешнего положения: ведь именно она привела эльфов в этот мир.

Лиасс и Родаг обсудили какие-то хозяйственные вопросы, чего хватает, чего не хватает, выясняли, сколько потребуется соли, а сколько фуражного зерна, потом состоялся, так сказать, торжественный прием: обед в шатре Лиасса. Поначалу было прохладно, и Родаг спросил, почему же Владыка остается в палатке, если уже имеется довольно много домов.

– Я здоров и крепок, – пожал плечами Лиасс, – зимовка в палатке не причинит мне никакого вреда. Жилья пока хватит только для тех, кому оно совершенно необходимо. Зимы в Трехмирье суровы, мой король, так что привычка у нас есть.

Он называл Родага только «мой король», и, как ни сдержан тот был, это ему льстило. Некоторая развязность Милита его не оскорбляла, а над его шуточками король охотно смеялся. Во время этого обеда – крайне простого и незатейливого, как и вся еда эльфов – в шатре появился юный эльф и что-то пошептал на ухо Лиассу. Тот встал.

– Мой король позволит? Прибыли эльфы Сайбии.

Король позволил. Здешних эльфов Лена увидела впервые. Ничего они не отличались от эльфов Трехмирья: высокие, красивые, но жутко высокомерные. Лене, правда, кланялись вполне приветливо, а королю вроде как почтительно, но именно «вроде как». Правда, Лене показалось, что совместный ужин короля и Владыки произвел на них впечатление. К ночи король убыл вместе со всей свитой, на прощание попросив Лену хоть недолго погостить в Сайбе, и пришлось пообещать, а вот эльфы остались – то ли на переговоры с Лиассом, то ли еще с какой целью. Подразумевалось, что от Лены нет секретов, но она не совала свой нос в дела Владыки и уж тем более не собиралась вмешиваться в их внутренние эльфийские дела.

Она сидела на берегу, но не на земле, было уже холодно, хотя снег как выпал, так и растаял, а на коряге. Очень уж красиво было на другом берегу. Почему-то Лена любила тусклые осенние пейзажи больше, чем яркие красоты. Наверное, на следующий год эльфы начнут строить дома и там, но пока не было ничего, кроме простора.

– Позволишь ты поговорить с тобой, Аиллена?

Привыкнуть к невесомой походке высоченных эльфов Лена так и не сумела, а слух у нее был абсолютно человеческий, поэтому она подпрыгнула от неожиданности. Позади стоял незнакомый эльф.

– Я испугал тебя? Прости.

Лена подвинулась, освобождая ему место на коряге. Он сел, очень серьезно посмотрел на нее.

– Ты знаешь, что значит для нас Лиасс?

– Нет, – призналась Лена. – Я даже не знаю, здешний ты или из Трехмирья.

– Я здешний. Что Лиасс значит для эльфов Трехмирья, догадаться нетрудно. А для нас?

– Не знаю. Слышала, что Владыка – больше, чем вождь, но почему и с чем это связано, не знаю. А какая разница?

– Ты привела в мир Владыку эльфов, Светлая. Вряд ли люди простят тебе это.

– А эльфы?

Тот уставился не нее в немом изумлении. Глаза были светло-серые в темно-синюю крапинку.

– Каждый эльф охотно отдаст за тебя жизнь, Аиллена.

– Ну так, значит, защитите в случае чего, – заключила она.

Эльф покачал головой.

– Удивительно… Но я не об этом. Скажи, зачем ты это сделала?

– Чтобы они жили.

– И все? Какое дело Светлой до эльфов?

– А какое тебе дело до моих мотивов? – обиделась Лена. Попадись ей такой первым, она б поняла, отчего эльфов не любят. Эльф немедленно соскользнул с коряги, и, конечно, прямо на колено. Тьфу.

– Прости, Аиллена. Чем я могу загладить свою вину?

– Тем, что будешь повиноваться Владыке. Тем, что признаешь Родага королем людей и эльфов, как это сделал Лиасс. Тем, что поставишь подпись под договором короля и Владыки.

– Чего ты хочешь, Светлая? – после паузы спросил он, не меняя позы.

– Трудно понять? Я хочу, чтобы эльфы и люди попробовали жить дружно.

– И все?

– А что тебе еще надо?

Эльф взял ее руку, стащил с нее перчатку и поцеловал ладонь. Надо все-таки спросить у Арианы, что означает этот явно ритуальный жест.

– Ты великая женщина, Аиллена, – сообщил эльф. Ответить ему, что ли: «Да, я знаю»? Или послать к черту? И вообще, где шляется ее раздвоенная тень? – Я готов повиноваться Владыке. И если он потребует, признаю Родага королем эльфов. Тем более что он действительно неплохой король.

Он поднялся, поклонился и ушел, но одна Лена оставалась не более минуты.

– Позволишь? – опустился на грустно скрипнувшую корягу Милит. Вьющиеся русые волосы стекали ему на спину и золотились на солнце. – Ты на меня не смотришь. Неужели так пугает шрам? Я понимаю, что он меня не красит, но неужели так уж уродует?

– Причем тут твой шрам? – удивилась Лена. – Я на реку смотрю. А надо на тебя?

– Непременно.

Лена улыбнулась и посмотрела в синие глаза. Стало не по себе, и она отвернулась.

– Что, Аиллена, разве редко мужчины смотрят на тебя так?

– Нечасто.

– Не верю, – усмехнулся Милит. Лена поморщилась. Он ее совсем за дуру держит? И вообще, что он о себе мнит? – Скажи мне, Лена…

– Не называй меня Леной, пожалуйста.

– Потому что так тебя может звать только полукровка? Хорошо. Только он зовет тебя твоим именем, а я – Приносящей надежду. Скажи мне, Аиллена, ты любишь своего полукровку?

– Да. А что?

– Ничего. Только не рассчитывай, что я перестану за тобой ухаживать.

Лена пожала плечами.

– Если тебе больше нечем заняться. У меня есть шут, и мне этого достаточно.

– Это сегодня, – заметил Милит. – А вот что будет завтра, кто знает. Вдруг надоест он тебе, а я – вот он, – он очень смешно поклонился, заставив Лену улыбнуться. Обижаться на него было трудно. Он, что называется, обезоруживал. – Ну вот видишь, ты улыбаешься. Уже хорошо. А если учесть, что я красив даже для эльфа… – Он замолчал, потер лоб и горестно вздохнул: – Ну был, по крайней мере… Как не обратить на меня, такого хорошего, свой благосклонный взор?

– Я не знаю, что будет завтра, Милит, – согласилась Лена, – но я и не хочу думать о завтра. Мне хорошо здесь, сейчас и с шутом. Можешь не спрашивать, я сама скажу – во всех отношениях хорошо. Так что иди ищи себе какую-нибудь девушку посговорчивее.

– И искать не надо, сами сбегаются, – отмахнулся Милит, – не в том проблема. Я хочу тебя, а не женщину вообще.

– Хотеть не вредно, – пожала плечами Лена, с трудом удерживаясь, чтобы не покраснеть. Во всяком случае, ей казалось, что не покраснеть удалось. Милит захохотал:

– Как раз вредно! Если хотеть безуспешно.

– Спермотоксикоз замучит, – проворчала Лена, и он, хотя слово слышал впервые в жизни, прекрасно ее понял, ухмыльнулся и кивнул:

– Что-то вроде того.

– Отстань, Милит, – отодвинулась Лена, когда он как-то очень уж крепко прижался к ней, словно сидеть ему было тесно.

– Ни за что. Сама виновата.

– Я виновата? – возмутилась Лена. – У вас, мужиков, всегда бабы виноваты! Я что, с тобой флиртовала? Глазки тебе строила? Вообще давала повод?

– Бабы виноваты часто, но не всегда, – обстоятельно ответил Милит, не скрывая смешинок в синих глазах. – Ты не флиртовала. Ты сделала куда больше – ты меня поцеловала, Аиллена.

– Только чтобы дать тебе силы!

– Я знаю. Знаю, и что ты сделала для Владыки, и завидую ему. Ты дала мне силы, Светлая, даже больше, чем, наверное, рассчитывала, но вот беда: я почувствовал не только силу, но и вкус твоих губ. Ты всерьез считаешь, что я смогу это забыть?

– А постарайся, – неприветливо сказал шут, обходя корягу и становясь перед ними. Эльф поднял голову:

– А то что?

– Еще красивее станешь.

Милит засмеялся:

– Ты мне угрожаешь, что ли? Ты – мне?

Худое лицо шута посерело.

– Я – тебе.

Лена вскочила, и неустойчивая коряга резко просела под тяжестью Милита, он неловко взмахнул руками, чтобы удержать равновесие, встал и посмотрел на хихикнувшего шута сверху вниз.

– Не стоит угрожать мне, полукровка.

– Почему же?

– Перестаньте! – почти приказала Лена. Шут опустил голову, а Милит поклонился.

– Разве я затеял этот дурацкий разговор?

– Дождешься, – предупредил шут.

– Хватит, Рош…

Он перебил:

– Я хочу себя уважать.

Лена вцепилась ему в руку и потащила прочь, кипя от негодования. Шут поупирался, но совсем немного, а уж какими взглядами они обменялись с Милитом, можно было только догадываться. Лена волокла его до палатки и всю дорогу репетировала сцену, которую стоит закатить. А предварительно камешек Арианы сжать, чтоб эльфы от ее криков не разбегались. Но, бросив его руку и резко развернувшись, Лена растеряла все заготовки. Шут смотрел на нее одновременно виновато и твердо, что-то решив для себя, но не зная, как она к этому решению отнесется. Или как раз зная.

– Ну что вы как дети? – устало спросила Лена. – Что тебе неймется?

– Он за тобой ухаживает.

– Ну и что? Вот если б я за ним ухаживала…

Шут рассмеялся:

– Если б ты за ним ухаживала, я б в сторону отошел. Ты свободна.

– Я не свободна, чтоб ты знал. У меня есть мужчина. Рош Винор зовут. Слышал когда?

Шут кивнул.

– Слышал. Но Рош Винор тебе не муж и никогда им не будет, потому что не может иметь детей. Следовательно, ты вольна в любую минуту выгнать его и найти себе любого другого мужчину. Например, эльфа Милита.

– А если я не хочу эльфа Милита? Ты понимаешь: не хочу. Мне не нужен Милит. Ты – нужен. Желательно живой и здоровый. Вменяемый, а не кидающийся в драку за самку, как молодой олень.

– Я не кидался в драку, – неубедительно заоправдывался шут, сам понял, что получается плохо, и повесил голову. – Ты не видишь, что он смеется надо мной? Если ты хочешь, чтобы я это стерпел, я стерплю. Я клялся повиноваться тебе, но не лишай меня гордости, Лена. Это мужские дела. Прости. Если ты велишь, я подчинюсь. Но прошу, не делай этого. Позволь нам разобраться самим.

– Морды друг другу набить? Ну хорошо. Набьете. И что случится, если не ты ему, а он тебе? Я должна перейти к победителю?

– Что за глупости ты говоришь? – удивился шут. – К тебе это не имеет отношения… То есть, конечно, имеет, только косвенное. Ты в любом случае сама решишь, кто тебе нужен…

– Ты, – перебила Лена. – Даже с битой мордой.

– Тогда не вмешивайся, пожалуйста, – улыбнулся он.

– Милит сильнее, – вздохнула Лена. Шут обнял ее.

– Наверняка.

– Больно будет.

– Ничего. – Он прижался щекой к ее волосам. – Это не самое страшное. Но он должен знать, что я просто так тебя не отдам.

– А я и не вещь, чтобы меня отдавать.

– Тебе нравится Милит, и не надо с этим спорить. Я же чувствую.

– Нравится. Не буду спорить. Но не так, как ты. Никого другого не хочу. Разве не это ты назвал лучшими словами?

– Назвал, – улыбнулся шут. – Ты – моя жизнь Лена. Отнять тебя – то же самое, что отнять жизнь. Так что за свою жизнь я буду драться. В любом смысле.

* * *

Через два дня подморозило, но снег не выпал. Правда, не было и ветра, поэтому погода не утомляла. Приходилось заворачиваться в плащ, а он был без рукавов, как и положено в средневековье, поэтому было жутко неудобно: протянешь руку какого-нибудь малыша приласкать – холод мгновенно забирается внутрь. Вечером Лена обнаружила на своем плаще неведомо откуда взявшийся капюшон. Перестали мерзнуть уши. Эльфы продолжали неустанно работать. Вязаных шапочек здесь не изобрели, потому все были с непокрытыми головами, перчатки имелись, но работали эльфы голыми руками. Лиасс посоветовал переселяться в дом, но Лене так не хотелось иметь соседом советника, что она решила оттягивать до последнего. Мужчины не жаловались. Маркуса не смущал холод в палатке: он заворачивался в одеяло поплотнее и дрых до утра сном младенца. Лена, надо признать, особых неудобств тоже не ощущала, единственная и основная неприятность была в умывании. То есть сполоснуть нос и руки можно при любой температуре, но вот когда моешься поосновательнее, хочется, чтоб вокруг было тепло. В палатке обязательно обнаруживалась горячая вода: Маркус вставал раньше всех и где-то ее добывал, так что Лена умывалась, а мужчины брились почти с комфортом.

Помыться тоже было где: чистоплотные эльфы не только аккуратных сортиров настроили, но и что-то вроде бань, где было тепло и имелась вода. Один недостаток: эльфы не делили помещение на женское и мужское отделения, а мыться в компании с голыми мужиками Лена не стала бы под страхом смерти или даже отлучения от бани на целый год. В баню ее привела Ариана, но Лена пулей вылетела оттуда, сопровождаемая недоуменными взглядами эльфов, и то ли Ариана сама распорядилась (она тут тоже не последняя была), то ли кто-то другой, но в одной из бань Лене просто выгородили кусочек, где она могла спокойно и с удовольствием вымыться. А шут и Маркус ничего, не смущались, хотя поначалу им это было тоже непривычно. Лена шута порасспрашивала, он хихикал и отводил глаза и вдруг сказал, что первое время, конечно, на эльфиек таращился, тем более что их это не оскорбляло и потаращиться было на что, а потом привык и даже болтая с какой-нибудь красоткой умудрялся не замечать ее наготы. Ну не в веселый же дом пришел, а в баню, не развлекаться, а мыться. И очень просил не ревновать.

Лиасс регулярно передавал ей приглашения на ужин, и Лена, разумеется, не отказывалась. Народу бывало немного, чаще всего семья Владыки и Лена со своими тенями, изредка включая Кариса. Шута раздражал Милит, а Милита – шут, но они ограничивались пикировками, что только веселило остальных. Если же шут был в ударе, Милит демонстративно сдавался: поднимал руки и больше в перепалке не участвовал. Было в них что-то общее, но была и огромная разница, а вот сформулировать, чем именно они так непохожи, Лена не могла. Милит оказывал ей знаки внимания, но не навязывался, так что с Лиассом она разговаривала куда чаще, чем с ним. Кайл больше помалкивал и слушал, раскованностью эльфа он отличался не в присутствии Владыки, даром что прадеда.

Прадед выглядел старше, чем при их первой встрече: запали щеки, прорезались морщины на лбу и вокруг глаз, но назвать его стариком язык бы никогда не повернулся. Обнаглев… хотя наглеть не приходилось, Лена его не особенно стеснялась и, хоть и крепко уважала, не испытывала такого трепетного уважения, даже преклонения, как эльфы. Поэтому она спросила, с чем связано его достаточно резкое старение. Лиасс улыбнулся.

– А ты знаешь, сколько мне лет, Светлая?

– И знать не хочу. – испугалась Лена. – Я же не об этом. Тебя состарила война? Потери?

– Война, – кивнул он, – но не в том смысле, какой вкладываешь ты. Ты знаешь уже, что именно магия позволяет нам не стареть. Я израсходовал слишком много. Для Кариса я по-прежнему великий маг, но то что осталось – жалкое подобие прежнего Лиасса. И никогда прежним не стану. – Он улыбнулся, собрав в углах глаз морщинки, которых раньше не было. – Если, конечно, ты мне не поможешь. Не надо так пугаться. Я пошутил. Вопрос о жизни и смерти не стоит, я себя не выжег и все еще могу очень многое, недоступное магам людей, так что успокойся. Я не попрошу тебя о такой помощи, тем более что с полукровкой тебе лучше, чем было со мной. Не смущайся. Если тебе действительно с ним так хорошо, это говорит о многом.

– О чем, например?

– О судьбе. Долгая жизнь научила меня верить в судьбу, Аиллена.

– И бороться с ней.

– И бороться – тоже. И обманывать. Но бороться и обманывать можно, если веришь. Милит досаждает тебе?

– Не столько мне, – вдохнула Лена.

– Пусть сами разбираются. Ничье вмешательство здесь не поможет. Я не могу запретить Милиту ухаживать за женщиной, которая ему нравится.

– А я не могу доказать шуту, что Милит старается напрасно. То есть могу, но для него почему-то очень важно именно то, что Милит старается, а не то, что для меня это ничего не значит.

– Разумеется. Это мужские игры. Не обращай внимания, вот и все. Выбирать-то все равно тебе. Милит всегда был… плохо управляем. Тем он и ценен.

– Лиасс, а как отбирали те две тысячи, которые прикрывали? Добровольцы?

Эльф посмотрел на нее с печалью:

– Добровольцами были бы все. Нет, Аиллена, это были лучшие. Лучшие лучники и мечники, сильнейшие маги, все боевые маги, кроме Арианы. Не грусти. Они погибли, но лучшие еще родятся. Или уже родились и скоро вырастут. Без лучших этого могло бы не случиться. Две тысячи держали оборону города. Против сотни тысяч человек. Поверь мне, это очень много – когда жертвы не напрасны. Это даже утешает. Когда я думаю о сыне, я вспоминаю и те тысячи эльфов, которым он помог спастись.

– Это правда помогает?

Лиасс помолчал.

– Мне – да. Я Владыка. Для меня каждый эльф – сын, и это не слова. Гибель Гарвина не приносит мне столько боли, сколько гибель дочери Милита. Я надеюсь, что она всего лишь погибла, Светлая.

– Но ты ведь любишь Милита и Кайла больше, чем, допустим, Сима или Авита?

– Конечно. Но в бой я пошлю Милита, а не Сима, даже если буду знать, что этот бой будет для него последним. От Милита будет больше пользы. Ты понимаешь, о чем я?

– Не уверена. Но мне и не положено. Я женщина, а не вождь.

– Я тоже не вождь, – пожал плечами Лиасс. – Я Владыка эльфов. Если тебя беспокоит моя старость, не бойся. Я умру еще очень и очень не скоро. Сейчас мир, и мне не приходится расходовать магию на битву. Хотя больше всего сил у меня отнял проход. Не уверен, что без твоей помощи мы могли бы его удержать.

Деликатно приблизился Кайл и вовсе неделикатно Милит.

– Мы можем поучаствовать в вашей беседе, Владыка? Или я должен спрашивать Светлую?

– Ты должен развлекать гостей, – проворчал Лиасс. Милит сморщился.

– Кого развлекать? Этого? Он с меня уже с живого шкуру снял и на подметки себе пустил. И за что? За то, что… – Под взглядом Владыки он умолк. Милит хоть и позволял себе куда больше, чем даже Ариана, перед Лиассом он благоговел не меньше, чем ребятишки, бегавшие за Леной. Тут же подтянулись Ариана, шут и Маркус. Зашел разговор о магии как таковой, Лена слушала очень внимательно и не особенно понимала. Впрочем, если экстраполировать понятия магии на мир Лены, то можно, например, сказать, что здешние маги просто намного полнее используют возможности человеческого мозга. Хотя банальной телепатии и тут нет. Маг берет силу в себе, а не в окружающем мире. У кого-то ее много, у кого-то совсем нет. Дар проявляется не сразу и не буйно, так что спонтанных магических катастроф не бывает, а подростков уже начинают учить пользоваться своими способностями, и на обучение уходит много времени, если человек, то есть эльф, решил посвятить себя только магии, но таких, как оказалось, мало. У всех есть смежные профессии. Направления магической деятельности тоже не узкоспециальны: боевой маг может остановить кровь, целитель может запулить в стан врага белый огонь. (На всякий случай Лена не стала спрашивать, что такое белый огонь, но сразу вспомнила домишко в Сайбии и шута, вставшего на колени при виде боевого мага.) Просто кому-то лучше удается целительство, кому-то фокусы, кому-то война. Милит при этом раскланялся. Лиасс при всей его прежней мощи не был силен в тонком целительстве, Милиту оно практически не давалось, а вот Ариана была признанным мастером, но при этом еще и сильным боевым магом, а прикрывать отступление ее не оставили только потому, что там были только мужчины: бой был долгим, а мужчины попросту физически сильнее женщин. Даже эльфы. Однако Лена поняла: Лиасса очень радует, что Арианы не было среди тех двух тысяч.

– А у меня получился первый холод, – похвастался Милит, и Лена не сразу поняла, что это заклинание, и, очевидно, очень сильное, потому что Кайл вытаращил глаза, а Ариана не поверила. Лиасс покачал головой:

– Не может быть, Милит. Ты бы выжег себя первым холодом.

– А я и выжег, – усмехнулся он. – Взяли бы меня живым, будь во мне хоть искра магии!

Лиасс посмотрел на него, перевел взгляд на Лену, и выражения его лица Лена не поняла.

– Хочешь сказать, что я вернула тебе эту искру?

– А кто ж? – удивился Милит. – Конечно, ты. Вспомни. Я не чувствовал потока силы, пока ты меня не поцеловала. Погоди кипеть, полукровка, я пока говорю только о Светлой и ее магии. Ты разве не знаешь, что чувствовать поток силы может только маг.

– Врешь, – с удовольствием сказал Маркус. – Я чувствовал, что она дает силу, когда она держала меня за руку.

– А у тебя есть Дар, – с не меньшим удовольствием отозвался Милит, – малюсенький такой, но есть.

– У меня нет, – спокойно сказал шут. – Меня проверяли Верховные маги. Но когда… в общем, после упражнений боевого мага я толком и на ногах не стоял. А она держала меня за руку, и я чувствовал, что она дает силу.

Милит развел руками:

– Ну, я не знаю. Я не чувствовал ничего, пока она меня не поцеловала.

– Тебе просто понравилось, отец, – поддразнил Кайл.

– И еще как! – засмеялся Милит, а глаза шута немедленно остыли. После этого разговор как-то увял, да и поздно было. Лена здесь потеряла свою привычку ложиться заполночь. Зато рано вставать получалось куда легче, чем раньше. Домой, то есть в свою палатку, они шли неторопливо.

– Крепкий он, этот Владыка, правда? – спросил вдруг Маркус. – Есть в нем… сила. Не магическая.

– Иначе он бы Владыкой не был, – пожал плечами шут. – Ты же знаешь, как редко у них появляется Владыка. Я, собственно говоря, только об одном слышал.

– Я о трех, но двое в других мирах. И давно. Очень давно. Делиена, ты уж прости меня, но если честно, я рад, что ты все-таки ему помогла…

– Я тоже, – неожиданно поддержал его шут. – Он действительно великий эльф. Так поступить мог только Владыка. А почему ты молчишь, Лена?

– А я не знаю, – вздохнула Лена. – То, что кажется удивительным вам, не удивляет меня, и наоборот. Вы что имеете в виду? То, что он принял все условия Родага? То, что он захотел спасти свой народ?

– Эльфы гордые. Даже чересчур. Знаешь, Делиена, я бы о них сказал: скорее умрут, чем убегут. Дерутся до последнего. Не отступают. С голоду умирать будут – у человека не попросят. А уж чтоб принять над собой власть человека – такого не было никогда. Понимаешь, эльфы вроде и в Сайбии – а вроде и сами по себе. Их, в общем, стараются не трогать. А Лиасс вон… Клятву верности принес, да еще истинную.

– И что, нарушит – умрет?

– Может, – тихо произнес шут. – По крайней мере нарушить такую клятву… В общем, Лена, если вдруг мне Родаг чего прикажет, с чем ты не согласишься, а он будет настаивать… я послушаюсь тебя, но кончиться это может плохо. Я, наверное, не умру потому что я не маг, когда я давал клятву, использовалась чужая магия, а Лиасс использовал свою.

– Потому истинными клятвами не разбрасываются, – пояснил Маркус. – Я вот ни одной в жизни не давал и не собираюсь. Не всегда получается держать слово, как ни стараешься. Вот как у нас не получилось, пришлось вернуться в Сайбию.

– Я не мог не дать, – пожал плечами шут. – Я был слишком близко к королю. Да меня, в общем, сильно и не спрашивали, раз решил стать шутом, принимаешь определенные правила. Обязан подчиняться.

– Никогда не пойму, зачем ты вообще на это пошел, – признался Маркус. – Хоть бы какое удовольствие от этого было, а то ведь одни неприятности. Я вот всю жизнь делал что хотел. А ты?

Шут болезненно поморщился:

– Не знаю, Маркус. Уже давно не знаю. Мне казалось, что я должен. Что это лучшее применение, какое я могу найти со своим вечным стремлением к правде. Что это даст мне доступ к книгам, которые я никогда бы не смог прочитать. Что я смогу разговаривать с людьми, которые на фермерского сына никогда не обратили бы внимания.

– Ну и что это тебе дало: книги, умные беседы, поиски правды? Ты хоть понял, насколько истина неоднозначна?

Шут какое-то время шел, глядя себе под ноги.

– Поздно понял, – выдавил он. Лена откинула плащ за плечо, немедленно замерзнув, и взяла его под руку. Маркус открыл полог палатки, пропуская их, вошел сам и закрылся: привязал полог, чтобы ветром не отдувало. Шут был мрачен и подавлен, отвечал невпопад, явно не был склонен к разговорам, и в конце концов Маркус махнул рукой и решил, что пора спать. Шут собрался было ложиться рядом с ним, но Лена проявила невиданное нахальство: утащила его за ширму, и вовсе не для того чтоб немедленно сжать амулет Арианы. Просто хотелось быть рядом с ним. Они легли на неширокое ложе, обнялись, чтобы было теплее, и затихли. Шут не спал. О чем он думал, Лена спрашивать боялась. Что-то он решал для себя, или просто думал о Милите и его ухаживаниях, или вспоминал свою жизнь во дворце. Лена так и не понимала особо, что он там делал. Развлекал, если верить его рассказам и умениям. Выполнял поручения Родага, о которых категорически не распространялся. Помогал ему разобраться в людях или в ситуации своими поисками истины. Задавал вопросы или отвечал на них. Был не советником, но гораздо ближе. Мог бы стать другом, но получил по морде и отстранился.

Перечитал все, что мог. Кто знает, не исключено, что больше всех в королевстве. Разговаривал с мудрыми людьми и с людьми, вершившими судьбы государства. С магами и мудрецами. Что он искал, какую истину нашел, если в конце концов потерял себя?

И наутро он выглядел не намного бодрее. Лена предложила поехать погулять, пока сухо. Он даже обрадовался, привел лошадь, усадил на нее Лену и вскочил сам. Нет, ну как можно запрыгнуть на такую высоту без стремян? Полдороги Лена рассказывала ему о чудесном изобретении под названием «седло», а он все не мог себе представить и в итоге задал замечательный вопрос: а как бы они вдвоем в одном седле поместились бы? Лена вспомнила, как он соскользнул с коня, а тот по инерции промчался мимо, и как сидел: словно стоял на коленях на боках лошади. Ну правильно, когда она вскачь несется, без седла все на свете отшибить можно.

Они отъехали довольно далеко. Стыдно быть бездельниками, зато есть свободное время, которое при необходимости можно потратить как угодно. Например, войти в голый лес по шуршащему и мягкому толстому слою листьев и, держась за руки, медленно брести куда глаза глядят, не разговаривая и, кажется, даже не думая. Как дети. Вот ведь интересно: Лена не была особенно влюбчивой, может быть, именно поэтому не слишком болезненно воспринимала дефицит мужского внимания. И в шута она тоже вроде бы влюблена не была. Никакой беспричинной радости, никакой эйфории, никакого впечатления, что они рядом не по земле идут, а по облакам ступают. Никакой приподнятости. Но ведь осталась в этом мире она только из-за шута. Ведь не зацепи ее в толпе чутошная улыбка, не скользни по щеке взгляд в крапинку – сбежала бы обратно домой и – кто знает! – может всю оставшуюся жизнь воспринимала Сайбу как короткую галлюцинацию. Судьба судьбой, светлость светлостью… Лене казалось, что судьба все-таки не хватает за шиворот и не швыряет в омут, а подталкивает. Намекает. Дает возможность. А возможность можно и не использовать. Может, не она шуту дала силу, а шут разбудил в ней Светлую. В общем, она осталась здесь, а о доме просто не думала. Потому что если думать, становилось совсем уж тошно, и не потому, что она скучала. Она как раз не скучала, и от этого становилось еще тошнее. Вот так взять и наплевать на всех, кому она была нужна. Ну, друзья, наверное, ее исчезновение пережили. Подружки поплакали, их мужья, с которыми Лена всегда имела хорошие отношения, повздыхали сочувственно, на работе пару раз вспомнили исполнительную Карелину, а вот родителям-то каково? А что делать? Вернуться? Оставить шута? И сдохнуть там с тоски? Или вернуться, для того чтобы объяснить – но что объяснить и как? Лене никогда в жизни не приходилось принимать каких-то радикальных решений, она не любила трудных разговоров и потому старалась их избегать. Вот и сейчас: избегала. Один раз родители уже пережили исчезновение дочери и появиться для того, чтобы снова уйти, – уже чистой воды садизм. Родителей было жалко. Подружек – жалко. А здесь был Маркус – лучший друг, какого можно придумать, здесь был шут, и бросить его не было уж вовсе никакой возможности.

С ним было хорошо. С ним было как-то правильно. Словно наконец-то (и впервые в жизни) удалось собрать кубик Рубика или какую-то феноменально сложную головоломку, все-все части сразу встали на свои места, и нарушать эту цельность (единство? гармонию?) было просто грешно. Именно поэтому Лена и думать не желала о какой-то «помощи» Лиассу или тем более о Милите. То есть о Милите она думала, внимание этакого красавца, да еще и столь уважаемого и заметного челов… то есть эльфа, конечно, было приятно, даже лестно, и воспоминания о том, как он ее целовал, тоже отвращения не вызывали, но вот желания лечь с ним в постель не было. Правда – не было. И с Лиассом несмотря на все его умения и всю его магию – тоже. Лена даже однажды старательно повспоминала свои ощущения – все равно не было. У нее был шут, и это было правильно. Не хотелось нереального, почти убивающего наслаждения с Лиассом, зато хотелось идти по осеннему лесу с человеком, который стоил того, чтобы разом изменить всю свою жизнь.

Словно услышав ее, шут на ходу потянулся и поцеловал ее в висок. А может, и правда, именно он разбудил в ней этот самый источник? Ну пусть он говорит, что чувствовал что-то, когда в карете Крона сжимал ее пальцы. Дружеская поддержка тоже ощутима. Сочувствие – тоже. Потом Маркус навел его, а скорее ее, на мысль о том, как поддержать силу шута, и она ведь охотно поверила. Ну, разумеется, первый шок от всяческой магии и всяческого средневековья еще не прошел, и поверить она могла во что угодно. А если не только? Шута ведь не пришлось долго уговаривать, хотя он, конечно, мог свято верить во всю эту фигню…

Вот интересно. Они тут очень боятся слез Странницы, а от крови Странницы впадают в массовую истерику. Но кровь Странницы, пусть в небольшом количестве, на эту землю пролилась. Понял ли шут, что был первым мужчиной в ее жизни, или океансразу захватил его? Спросить, что ли?

Она повернулась, но спросить не успела: шут обнял ее, и какое-то время они увлеченно целовались. Потом он вздрогнул, прислушался и посмотрел по сторонам. Потом услышала и Лена. Собственно, ничего особенного: компания крепких мужчин в теплых куртках, не эльфов, людей, и почему-то они Лене не понравились. Хотя бы тем, как целеустремленно направились к ним.