Текст книги "Осколки Солнца (СИ)"

Автор книги: Таис Сотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

– Д-ди к чрту.

– А, ты так показываешь свою обиду. Очаровательно! И открывает интересные перспективы, радующие глаз. Прости, просто не могу удержаться.

Михаил погладил меня чуть пониже спины, а когда я подобно гусенице (очень злобной и изрыгающей проклятья гусенице) попыталась уползти, перекатил меня на бок, а сам улегся рядом – так, что мы были лицом к лицу. Он улыбался и был, кажется, в прекрасном настроении. Плюнуть в него, что ли?

– У меня полыхают чресла, – интимным шепотом сообщил Михаил. Я зажмурилась, жалея, что не могу зажать уши. – И в голове не осталось ни одной приличной мысли. Сердце пронзила стрела Амура, а всё в тебе вызывает лишь умиление.

Наверное, стоит все же плюнуть, так, чтобы он просто расплакался от умиления. Раз настоящей стрелы под рукой у меня нет.

– И что это все значит? – сквозь зубы спросила я.

– То, что мне все же придется искать с тобой общий язык. А тебе меня терпеть. По крайней мере, пока не сможешь полюбить, – Михаил перестал улыбаться, и печально добавил: – Надеюсь, это не займет вечность. Всего лишь пару-тройку сотен лет.

Глава 14. Ты можешь сломаться

– Ого, я думал, что ты все расколотишь, а ты даже прибралась, – восхищенно заметил Луи, заходя в комнату. В этот раз он был одет в темно-красное, почти черное платье с оголенными плечами и кокетливым бантом на талии. В руках его была довольно объемная сумка. – Признавайся, что ты сделала?

– Убрала все подушки и тряпки в гардероб, – хмуро ответила я. – Раздражали.

– Меня тоже. Как спалось?

Как спалось? Просто ужасно. Воспоминания теснились и толкались в моей несчастной голове, но так и не желали вставать по порядку. Да и еще к тому же мешались со странными фантазиями и комарами. Под утро голова была почти столь же пустой, как и до этого.

Вместо ответа я пожала плечами, а затем неудержимо зевнула.

– Скучаешь? А я кое-что для тебя принес. В основном книги.

– Вы собираетесь держать меня здесь годами, месье?

– Не-е-ет, просто считаю, что тебе неплохо было бы отвлечься. Это место для веселья, и… – Луи достал из сумки книгу и посмотрел на обложку. – Ну, надеюсь, Геродот тебя сможет заинтересовать. Прости, но я не держу развлекательную литературу, а брать что-либо для тебя у девочек мне запретил Мишель. Так, что тут у нас еще… О! Всяческие художественные принадлежности. Здорово, правда?

– Месье…

– Вирджиния! Можно даже мадам Вирджиния! Но никак не месье! Да сколько можно меня называть по-другому!

И вновь что-то чуждое, нечеловеческое мелькнуло на лице Луи. Я тут же опустила голову и отвела взгляд, сжавшись.

– Да, мадам.

– Ох, я не хотела тебя пугать. Я ведь совсем не такая, как все эти… – Луи махнул рукой: – мужланы. И надеюсь, что мы сможем стать подругами. Мне показалось, что ты, как человек творческий, способна преодолеть узость мышления, свойственную детям этой эпохи. Во времена моей юности люди были другие.

Странные слова от парня, выглядевшего едва ли не младше меня. Заметив мое недоумение, Луи подмигнул:

– Думаешь, я совсем поехавшая? На самом деле я даже старше Мишеля. Просто он родился таким – старым в душе. Слишком серьезным, слишком правильным. Тем обиднее, что он смог найти себе пару раньше, чем я. Если бы мой дядя остался в рассудке, он был бы в ярости из-за того, что род Ракоци множится, в то время как наш вымирает.

– О чем вы, мадам Вирджиния?

Луи скользнул ко мне, и приобняв, почти прошептал:

– Мишель поступает неразумно, скрывая от тебя свои планы. Неизвестность порождает страх, а правда… не вижу ни одной причины считать её ужасающей. Какая женщина не мечтает о том, чтобы обмануть старость? И о любви – не способной остыть и не знающей измен? Такие, как я и он – умеют быть преданными, поверь. И благодарными – когда получают взаимность.

– Разве любовь можно купить? Или взять силой?

Луи положил подбородок мне на плечо и вздохнул:

– Её можно получить обманом – но и расплата за это будет жестокой. Никто не любит оставаться в дураках. Интересно, есть ли решение задачи, в которой один увлечен другим, а тот бежит прочь?

Тоска, что терзала мне сердце, прорвалась.

– Если бы я могла бежать. И если бы я знала, кем являюсь…

Неуверенность в самой себе была в стократ хуже, чем недоверие к Михаилу или Луи.

– Когда-то я танцевал. И даже имел известность. Но… по-настоящему успеха добиться не мог. Знаешь почему? Потому что для настоящего танцора – танец это вся его жизнь. Он выражает себя в танце. И постигает мир через движение. Мне кажется, с художниками тоже самое. Им легче узнать себя именно так – на холсте и бумаге. Хочешь понять, что угодно, о себе или мире – рисуй! Если ты конечно, настоящая художница. И тогда, может быть, на самом деле найдешь ответ. Даже если подводит разум – рука тебя не подведет.

Я повернула голову и встретилась взглядом с Луи. Я никогда не видела таких красивых глаз. Глубоких, непроницаемых, и напоминавших своим цветом скорее не безмятежное небо, а холодные озера. Глядя в них, легко было поверить, что Луи гораздо старше меня, да и Михаила тоже.

– Не смотри на меня так, иначе могу и увлечься, – голос Луи стал ниже и будто бархатистее. Его ладонь скользнула по плечу ниже, и легла поверх моей.

– Я думала, вам нравятся мужчины.

Язык мой – враг мой. Но хозяин борделя не обиделся.

– Что? Нет! – рассмеялся он. – Какой дурак откажется от мягких, гладеньких, приятно пахнущих красавиц ради волосатых обезьян? Не я точно.

– У вас тут целый дом этих красавиц…

– Так чужое всегда кажется слаще, – Луи глубоко втянул воздух носом, заставив меня выпрямиться по струнке, и с некоторым сожалением отпустил. – Вот ведь. Даже не попробовать. Обидно.

Так. Нужно срочно делать ноги. Подальше от этих психов, нюхающих, лапающих и несущих постоянно какой-то бред. А то я точно спячу.

Стоило Луи уйти, как в комнату тут же зашла Одри. Но на нее можно было не обращать особого внимания – тем более что она не умела даже писать, и общаться через записки с ней было нельзя. Полистала книги – Геродот, Платон, Макиавелли, Томас Мор, несколько исторических трактатов… Неплохой вкус у «мадам Вирджинии», совершенно не вязавшихся с его кажимой легкомысленностью. Но гораздо больше меня заинтересовали художественные принадлежности – бумага, уголь, кисти, пастель, и даже планшет. Денег на пленницу эти типы не жалели. Кажется, я больше привыкла к масляным краскам и холсту, но и пастель легла в руку легко и привычно. Что ж, если пастель хороша для великого Дега, то и мне она пойдет.

Вот только если бы я знала, что рисовать. Та вульгарная роскошь, что меня окружала, совершенно не вдохновляла, а Одри, увидев, что я собираюсь рисовать, забилась в угол и делала вид, будто вяжет.

Может ли рисунок быть ключом к самой себе и прошлому? Лица близких мне людей по прежнему ускользали. И даже тот красивый мужчина, с которым я проснулась в отеле… какого цвета были его глаза? Страшно. Страшно что я скоро забуду всех. И может быть, перестану узнавать в зеркало даже себя.

Я коснулась шероховатый бумаги и прочертила несколько линий ногтем – невидимых, прозрачных, будто намечая будущий рисунок. В тот же момент меня захлестнули чувства – все те, от которых я пыталась сбежать, потому что боялась сойти с ума. Но теперь я знала, что делать.

Мелки пачкали руки и крошились – может быть, я слишком сильно их сжимала. Запачкаться было не страшно. Как и оставить свой след на бумаге. Яркие цветные пятна, порывистые линии, резкая грубая штриховка. Я скомкала лист, и снова яростно – то мелками, то пальцами, то кистью, раскрашивала лист, наполняя его тем хаосом, в который превратилась моя жизнь. Второй, третий, четвертый…

И лишь на пятом смогла остановиться. И понять, что в этот раз у меня получилось что-то иное.

Клод. Мой брат смотрел прямо на меня с бумаги, испуганно распахнув серые глаза, обрамленные пушистыми ресницами, которым могла бы позавидовать любая девица. Он то и смог стать для меня той нитью, что вернула мне прошлое.

Клод Легран.

Клод хоть и считал себя полиглотом, зная больше пяти языков, включая умершие, никогда и не догадывался, что когда-нибудь ему понадобиться знание семитских. Именно на одном из них и вел свои дневники месье Эмбер. Иврит, древне-арамейский? Оставалось только догадываться. Как и о смысле странных и явно оккультных знаках на плотных серых листах, которыми были заполнены дневники месье Эмбера.

– Не думал, что ты и так умеешь.

Легран резко развернулся, инстинктивно спрятав дневник за спину. Рейнард Эмбер прислонился к дверному косяку и с любопытством разглядывал юношу.

– Как ты вообще попал ко мне в комнату? – спросил он у Клода.

– Дверь была открыта.

– Сомневаюсь. Свои замки я всегда проверяю. Значит, ты не поленился и вскрыл их. Любопытные навыки. Вы умеете удивлять, Клод.

Эмбер шагнул внутрь, со зловещим скрежетом запирая за собой дверь.

– Так чем обязан такому вниманию?

– Я просто хотел вернуть фотографии своей сестры, которые вы у меня забрали!

– У меня их давно нет, – Эмбер скрестил руки на груди, разглядывая разбросанные по кабинету книги. – Да и почему сейчас?

Клод выпрямился, упрямо выдвигая подбородок вперед.

– Я знаю, что вы пригласили Клэр на бал, – выпалил он. Ленивая улыбка тут же слетела с губ учителя. – И после этого она пропала. Не вернулась в пансионат. Разве так странно, что я хотел понять, что вы за человек?

– Да, это так, – Эмбер медленно кивнул, не сводя взгляда с подростка. – Она исчезла. Я не стал говорить лишь потому, что не хотел пугать тебя. Беспокоился, что ты наделаешь глупости, пока я ищу Клэр. И не я один, если хочешь знать. Но тот, кто ее забрал, хорошо умеет заметать следы.

Сердце Клода упало в пятки. Он пытался найти на лице учителя хоть тень издевки, но видел лишь усталое, серое беспокойство. Помятый пиджак, рубашка не первой свежести – все это был так не похоже на месье Эмбера.

– Так она и вправду исчезла? По-настоящему?

– Боюсь, да.

– Как? Расскажите!

Эмбер задумчиво посмотрел на дневник в руках Клода, будто принимая какое-то решение, а затем кивнул сам себе.

– Хорошо. Возможно, твоя помощь будет не лишней, – Рейнард вытащил из-за пазухи сложенный вдвое лист и протянул его юноше. – Посмотри, может быть, ты видел его. Или твоя сестра рассказывала о нем. Я нашёл этот портрет в ее вещах.

С рисунка, торопливого и небрежного, на Клода мрачно и холодно смотрел скуластый худощавый мужчина.

– Скорее всего, Клэр знала его под именем Михаила Паланока, – добавил Эмбер. – И именно с ним видели в последний раз.

– Я ни разу не видел этого типа.

Клод перевернул лист. Строгим и лаконичным почерком Клэр, так похожим на его, было написано лишь одно слово, яростно обведенное несколько раз – «вампир».

– Вампир – это прозвище?

– Так называют детей Лилит в народе. Впрочем, сами себя они называют высшими. Тот, кого ты видишь на рисунке – не человек. И никогда им не был. И он выбрал твою сестру.

– Для чего?

– Не думаю, чтобы убить. Иначе она была бы уже мертва. Скорее – обратить. Сделать подобием себя. Судя по всему, он пил ее кровь какое-то время, но я так и не смог этого понять. Или предотвратить.

– Вы думаете, что я поверю в эту чушь?

– Пойдем со мной. Я покажу тебе кое-кого. Тебе будет интересно на нее взглянуть.

Не лучшая идея – идти куда-либо с тем, кто вызывал лишь одни подозрения. Но Клод чувствовал, что если он откажется сейчас – месье Эмбер просто оставит его позади.

Автомобиль школьного учителя, немецкий, хромированный, на мгновение отвлек Клода от мыслей о сестре. В безмолвном восхищении он гладил черное кожаное сидение, блестящие металлические ручки.

– Нравится? – с немного кривоватой улыбкой спросил месье Эмбер, натягивая водительские перчатки.

– До этого я ездил только в грузовике… и в кузове. Кому нужно продать душу, чтобы получить такую машину?

– Не стоит шутить с таким, Клод, – серьезно посоветовал Рейнард. – Даже если ты не самый верный христианин. Можешь считать это суеверием, но в мире, где есть такие твари, как вампиры, лучше верить… хоть во что-то.

– И что, праведные молитвы помогают победить чудовищ?

– Они помогают не отчаяться, когда они приходят за тобой. Или за кем-то из твоих близких,

Эмбер резко вырулил на дорогу, всем своим видом показывая, что больше не заинтересован в разговоре. Так что Клоду оставалось догадываться о том, что произошло в прошлом учителя.

Они приехали на северную окраину Парижа, к большому и очень старому особняку, мрачно возвышающимся за высокой кованной оградой. Хотя может это Клоду казалось, что дом мрачный. Сам он к этому времени знатно перетрухнул, и в какой-то момент готов был выпрыгнуть из автомобиля. Но вместо этого юноша сжал кулаки, спрятанные в карманах, и беззаботно присвистнул.

– Так это дом вашей семьи?

– Нет, одного знакомого.

– Ван Хельсинга?

Эмбер закатил глаза.

– Стокер, конечно, и знал кое-что о детях Лилит, но большая часть это просто художественная выдумка. Таких охотников за вампирами, как доктор Хельсинг не бывает. Впрочем, как и вампиров. Хотя могло быть и хуже.

– Что, например?

– Например, вампиров бы стали изображать как милых ребят. Этаких романтических героев. Жить тогда им стало бы значительно легче.

При входе в дом месье Эмбер, несмотря на все протесты Клода, завязал ему глаза.

– Я и так привел тебя сюда без разрешения. Но пока ты не докажешь, что тебе можно доверять, многое придется оставить в тайне.

Сначала они просто шли по каким-то коридорам, а затем начали спускаться. В какой-то момент к ним присоединился еще один человек, но как бы Клод не напрягал слух, понять, о чем учитель шепчется с незнакомцем, не получилось.

Когда они пришли, с Леграна наконец сняли повязку. Казематы. Наивно было думать, что его приведут в винные погреба. Но то, что он увидел… Не чудовище за решеткой, рвущееся и скалящее клыки. Молодая женщина в порванном грязном платье и с распущенными светлыми волосами, едва прикрывающими аккуратную, почти девичью грудь. Она висела в кандалах, даже не подавая признаков жизни.

– Это… ваш вампир? Что с ней? Она мертва?

– Мы обескровили ее, чтобы ослабить.

Эмбер повернулся к стоявшему за их спиной громиле и взял протянутый ему нож. Тщательно протерев лезвие платком, он кольнул свой безымянные палец, и позволил стечь крови на сталь. Веки женщины тут же затрепетали. Не открывая глаз, она потянулась вперед, приоткрыв. За бледными узкими губами мелькнули острые клыки.

Клод инстинктивно отшатнулся, хотя между ними было метра два. Всё оказалось правдой. Или выглядело так.

– А клыки точно настоящие? – не удержался Клод от вопросов.

– Хочешь потрогать? – спросил Рейнард, стирая кровь с лезвия.

– Не-не-не, спасибо.

Женщина, до этого молчавшая, заговорила. Голос, низкий и мелодичный, мог бы показаться Клоду красивым. Только вот вызывал лишь один животный ужас.

– О, это кровь потомка моих старых врагов. Жаль, что не на моих губах. Но вот тот мальчик, которого ты привел… почем он пахнет так знакомо? Кто ты?

Глаза у вампиршы оказались бледно-голубыми. Красивыми и такими грустными, что Клод на мгновение растерялся.

– Я…

Рейнард сжал плечо юноши, вынуждая его молчать.

– Вспомнила, – облизав потрескавшиеся губы, сказала вампирша. – Ты пахнешь почти так же, как та смертная дева. Девушка в белом…

– И ты чуть не убила ее на балу, – напомнил Рейнард. Клод дернулся, но в этот раз смолчал. – Почему ты оставила ее в живых?

Женщина прикрыла глаза, будто утратив к разговору интерес, но все же ответила:

– Вы выставляете нас убийцами, но никто из высших не убьет просто для развлечения. Даже я, хотя мне и не за что любить людей.

– Не верь ей, – глухо сказал Эмбер. – С тех пор, как Истван Ракоци приехала в Париж, ее путь усеян трупами.

– Лишь членов общества. И ты знаешь почему, сын Франсуа. Но даже тех, кто виновен, я убивала быстро. Что не скажешь о том, как вы поступаете с нами.

– Я обещаю тебе быструю смерть, если ты скажешь, где твой сын держит Клэр Легран.

– Михай? О чем вы? Я не видела его сотню лет. Вы хотите сказать, он в Париже? Нет, это ложь. Хитрая изощренная ложь, на которую только и способны жалкие людишки. Он…

Внезапно вампирша вскинула голову, с трудом поднявшись на ноги. Смотрела она только на Клода.

– Та девушка – вы ведь говорите о ней? Михай забрал ее? Как же… почему… нужно было узнать… нечестно… – бормотание вампирши стало совсем бессвязным, и она тяжело обвисла в цепях.

– Вам пора, – тихо сказал громила. – Сейчас вы вряд ли от нее что-то добьетесь.

Учитель вывел растерянного Леграна в коридор. Но прежде, чем Эмбер снова надел повязку на юношу, тот схватил его за запястье.

– Кто она? Эта вампирша?

– Глава нынешнего рода Ракоци. Точнее, вампирской её ветви. Ракоци – один из древнейших родов высших, вместе с Батори и Цепешами поделившие восточные земли Европы вплоть до русских земель. Собственно, поэтому так сложно поймать одного из них – у них слишком большие связи. Многие румынские и венгерские правители почитают свою бессмертную родню, надеясь когда-нибудь, что их изберут разбавить древнюю кровь. Но этот, судя по всему, выбрал твою сестру.

– Если тот вампир, что забрал Клэр, сын этой вампирши, почему вы думали, что она его выдаст?

– Я не слишком на это надеялся. Мне важно было убедить тебя, что я не вру. Потому что ты можешь помочь найти Клэр. Если еще не поздно.

Михаил.

Клэр сидела на полу. Вокруг нее были разбросаны скомканные и мятые листы бумаги, но сама она будто и не обращала внимания беспорядок. Пустой и бессмысленный взгляд, сгорбленная спина, и губы, безмолвно что-то шепчущие. Еще один приступ?

Михаил уселся на колени – напротив Клэр, но так и остался незамеченным, даже когда позвал ее. И лишь когда он потянулся к одному из рисунков, девушка выпрямилась, схватив его за руку.

– Не трогай! Не смотри!

Девушка ожгла его яростным взглядом, и торопливо начала собирать рисунки. В последний момент Михаил выхватил один. Светловолосый юноша, нарисованный на нем, слишком молодой, чтобы быть ухажером художницы, и слишком похожий на нее, чтобы то было случайностью.

– Твой младший брат? Память вернулась?

– Лишь обрывки, – будто нехотя ответила девушка, пряча лицо за густыми прядями волос. Руки у нее дрожали, и листы постоянно падали вниз. Михаил мельком увидел свой портрет, но и этого хватило, чтобы все понять.

– Значит, ты вспомнила и меня. Кто я есть. Иначе бы так не боялась.

– Я не боюсь, – глухо сказала Клэр.

– Твое тело выдает ложь. Стук сердца, запах, даже движения. Тебе не нужно лгать. Я больше не собираюсь влиять на твою память.

– Почему? Ты… убьешь меня?

Михаил повернул Клэр к себе, ласково убрав темные волосы, падающие на лицо. Глаза у нее зеленовато-карие, светлеющие к краю радужки, в обрамлении пушистых ресниц. Верхняя губа чуть более полная, чем нижняя, и родинка над ней лишь ещё больше это подчеркивает. Округлый подбородок, мягкие скулы, ямочки на щеках. Хрупкая смуглолицая южанка совсем не похожая на тех холодных бледных красавиц, к которым он привык в Петербурге. Видеть её столь покорной оказалось не так приятно, как он думал. Ему гораздо больше нравилось ее дерзкое упрямство, почти граничащее с безрассудством. Но он настолько увлекся попыткой приручить Клэр Легран, что почти сломал её.

– Нет, не убью, и не позволю никому сделать это. Моя ошибка лишь в том, что я сомневался. Стоило раньше забрать тебя и сделать своей, и тогда та высшая не посмела бы тебя обидеть.

– Ты хочешь, чтобы я стала как ты? Жаждала крови и спала в гробах?

– Никогда в гробах не спал, – обиделся Михаил. – И жажду крови переоценивают. С ней сложно справиться только когда высший ранен и истощен, и в первые годы после обращения, если дело касается обращенных. Но я буду рядом, чтобы тебе помочь. Не будет болезней, бедности, старости… Зато будет почти целая вечность для того, чтобы исполнить любые свои желания. Танцевать на балах в Петербурге, увидеть северное сияние на Аляске, услышать, как бьют в барабаны чернокожие колдуны в жаркой Луизиане…

– Заманчивое обещание, – вежливо ответила девушка, осторожно убирая руки Михаила от своего лица. – Но почему бы не предложить это тому, кому в самом деле все это нужно? Я просто хочу вернуть себе свою маленькую человеческую жизнь.

– Ты мне не веришь?

Клэр нахмурилась, поднявшись на ноги.

– Тебя тоже когда-то… обратили?

– Нет, я родился таким, как и моя мать. Отец был обращенным, но я почти его не знал.

– Тогда тебе не понять ценности человеческого существования.

– Нет, – возразил Михаил. – Я понял это совсем недавно. Другие высшие, люди, даже само время, столь беспощадное к смертным, могут забрать тебя у меня. Я эгоистичен и жаден, поэтому сделаю все, чтобы этого не случилось. Даже против твоей воли.

Если бы здесь был Луи, он непременно подколол бы его, обвинив в старомодности и варварстве. Похищать смертных дев, обращать их против воли… Слишком часто отношения, начавшиеся с подобного, приводили к трагедии. История его матери и отца была лишь одним многих примеров. И когда-то Михаил пообещал себе, что сделает матерью своих детей лишь ту, которая сможет его полюбить. Наверное, он был наивным идеалистом, переоценившим свои возможности… да и самих детей Евы тоже.

Чувства смертных так же мимолетны, как и их жизни. И поэтому не имеют значения. Но как бы он хотел, чтобы она смотрела на него по-другому…