Текст книги "Осколки Солнца (СИ)"

Автор книги: Таис Сотер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

– Под покровительством ты имеешь в виду место в своей постели?

Эмбер скривил губы.

– Я не подбираю объедки после вампиров. Или ты думаешь, что я не знаю, как проходит ритуал, благодаря которому твои глаза стали еще прекраснее?

Пощечина ожгла щёку мужчины.

– Иди к черту, Рейнард Эмбер!

Официант неловко замер в метре от нас, не решаясь подойти ближе к ссорящейся парочке. Так, полагаю, мы выглядели.

– Тише, тише. Прости, – примирительно поднял руки Эмбер, хотя мне и не казалось, что он сожалел. – Мне не следовало это говорить. Знала бы ты, как я жалею, что у нас ничего не вышло. Я был так очарован тобой…

– Хватит. Не желаю слышать. Мне не нужны твои деньги, и фальшивая забота тоже. Обещаю, что покину Париж при первой возможности, так что никто не будет осквернять твой взор.

Мне хотелось многое спросить у него. О вампирах, о нём самом. Не было похоже, что он в полном порядке. Рейнард… За этой злостью, насмешкой и высокомерием, я заметила и другое. Потерянность. Одиночество. Боль. Всё то, что мучило и меня саму. Но ему не хватило сил, чтобы избавиться от своих предрассудков, а мне желания, чтобы преодолеть свою обиду. И та симпатия, что когда-то возникла между нами, и которая, несмотря на обстоятельства, все же была искренней, оказалось растоптана.

Может, это все и к лучшему. Никаких надежд, никакой веры. И никаких мужчин в моей жизни.

*Уолтер Сикерт – реально существовавший художник. Между прочим, именно он был одним из кандидатов на роль Джека Потрошителя, и являлся обладателем весьма эксцентричного характера. Одну из его работ вы можете увидеть в начале главы.

Глава 31. Ты всё дальше

Не смешивай любовь с жаждой завладеть, которая приносит столько мучений

Вопреки общепринятому мнению, любовь не причиняет мук.

Мучает инстинкт собственности.

Экзюпери

3 сентября 1908 года

Порт Кале почти сразу скрылся из виду – туман над проливом Ла-Манш стоял плотным, даже удушливым. Зато пассажирам повезло, что не было сильного ветра и волн, хотя и на таком огромном и современном пароходе, как «Арундел» многих укачивало. простудиться тоже было легко, тем более в довольно коротком жакете из твида. И почему я не надела пальто! Стоило только вспомнить, как прохладно на севере Франции было в это время года. А учитывая, что говорят об английской погоде… Я тяжело вздохнула, и плотнее закуталась в шаль. Глупо будет, если пережив события в Париже, я умру от воспаления лёгких в Лондоне.

Но выбор был сделан. Я в самом деле покидала Францию, имея с собой лишь один чемодан, и деньги, которых едва ли хватит на несколько месяцев. Большую часть той суммы, что вручил мне Луи, я подсунула Клоду, приехавшему в Париж поступать в Сорбонну. А остаток пожертвовала приходу в Баланьяке, когда навещала родителей. Мама, конечно, была против моей поездки в Англию. Отец привычно придержал своё мнение при себе, но и он был не слишком доволен своей блудной дочерью. Но своё отеческое благословение всё же дал.

Туман постепенно рассеивался, а ветер, наоборот, крепчал. Я не стала спускаться в дамский салон, не желая, чтобы моё, пусть и условное, но все же одиночество, нарушали.

Как оказалось, от моего желания ничего не зависело. Совсем рядом один отчаянно рыжий господин затеял ссору с другими господами, уже немного подвыпившими. Я понимала немного английский, но речь рыжего была слишком быстрой, а его акцент чудовищным, так что суть претензий уловить не удалось. Зато результат столь бурного обсуждения неизвестной мне проблемы оказался для меня плачевным. Одному из англичан надоел махающий перед ним руками скандалист, и он недолго думая, толкнул от себя рыжего. Тот заскользил на влажных досках, едва не перевалился через перила в воду, и, пытаясь сохранить равновесие, схватил меня за рукав жакета.

Рукав жалобно треснул, и почти полностью оторвался. А шаль от слишком резкого движения свалилась с плеч и улетела в воду. Рыжий тихо ойкнул, и аккуратно поправил сползающий вниз рукав.

– Не берите больше английские ткани, мисс. Они дерьмо. Как и большинство англичан.

На французском этот тип говорил ещё более чудовищно.

– Вы так уверены, что я не англичанка? – сухо спросила, отстраняясь от дебошира. – Будьте добры. Решайте свои проблемы подальше от меня.

– Как скажете, мэм, – смиренно кивнул рыжий тип. – Но тут нет моей вины. Чесс слово.

Я фыркнула, выражая недоверие, и решила поискать место поспокойней, где в меня бы не швыряли ирландцев. Стоило мне только немного успокоиться, и перестать злиться из-за порванной одежды, виновник моего плохого настроения появился вновь. На скуле его красовался синяк, верхняя губа была разбита, но выглядел он до неприличия жизнерадостным и довольным собой.

– Я выбил из них дурь, а потом вмешалась охрана. Но я, как видите, в порядке.

– Рада за вас.

– Там один из этих уродов оказался щипачом, ну то есть карманником, а я думал, что он к дамочке одной полез. Ну вот и решил поговорить с ним по душам в сторонке. А у него приятели оказались. Хорошо хоть кошелёк дамочки во время драки выпал, иначе бы с ними повязали.

– Спасибо за пояснение, – я вежливо кивнула и отвернулась, показывая, что не слишком заинтересована в дальнейшей беседе.

– Да я как бы не за этим пришёл, мэм. Просто очень болтливый, когда волнуюсь. А я всегда волнуюсь, когда беседую со столь очаровательными девушками, – обаятельно улыбнулся рыжий. – Позвольте мне исправить содеянное.

– И как вы представляете это?

Театрально поклонившись, взмахнув невидимым пером на невидимой же шляпе, мужчина достал из наплечной сумки катушку чёрных ниток, в которую была воткнута иголка. Теперь он смог привлечь моё внимание.

– Вы всегда носите подобное с собой, месье?

– Так получилось, – пожал плечами ирландец. – Позвольте мне ваше одеяние, мэм.

– Что, прямо здесь?

– Точно, вы ведь замерзнете! Полагаю, лучше спуститься в салон.

Значит, у него был доступ в один из салонов? Я внимательней пригляделась к мужчине. Одежда выглядела не новой, но была добротной и опрятной, а сам ирландец чисто выбрит, и даже пах не дешевым алкоголем, как следовало бы ожидать, а парфюмом с ненавязчивым, но приятным ароматом. И несмотря на ужасный акцент, речь его была поставлена правильно. На рабочего он точно похож не был, хотя и до почтенного буржуа не дотягивал.

От безысходности ли, а может, и от любопытства, я приняла приглашение нахального незнакомца. Салон второго класса, в котором отдыхали пассажиры, был переполнен. За столиками не было свободного места, но ирландец всё же смог освободить одну из скамеек у боковой переборки.

– Что вы сказали тому господину, что он так шустро пересел? – шёпотом спросила я у ирландца.

– Что моя жена в положении, и что ей в любой момент может стать дурно.

– Лгать – нехорошо. И я не ваша жена.

– Кто знает – может, когда-нибудь это и станет правдой, – хмыкнул мужчина. – Ну же, раздевайтесь!

– Да вы уже и говорите, как мой супруг, – проворчала я, стягивая жакет. – А вы зачем снимаете с себя пиджак? Месье, я же пошутила!

– Просто не хочу, чтобы вы замерзли.

На мои плечи лёг пиджак, и я затихла, старательно пытаясь не покраснеть под любопытными взглядами кумушек по соседству. Между тем ирландец ловко вдел нитку в иголку, и начал изучать порванный шов жакета, что-то недовольно ворча о ленивых портных.

– Вы что, и вправду будете шить прямо здесь?

– Угу. Не бойтесь, я умею. Моя бабушка заставляла освоить меня это мастерство. При желании я не только дырку смогу заштопать, но и самому сшить себе рубашку. Или жене панталоны. Хотя я не женат, к слову. Это вам так, на заметку.

– Вы не можете без пошлостей, да? – укоризненно спросила я. – Говорите хотя бы потише. На нас и так косятся.

– Хорошо, мэм, – послушно кивнут ирландец. – Кстати, пора бы нам и познакомиться. Я Патрик О`Ши родом из Дублина, хотя последние несколько лет живу в этом ужасном Лондоне. Талантливый актер, не менее талантливый поэт, и прекрасный спаситель храбрых дам… Точнее, наоборот. Храбрый спаситель прекрасных дам, хотя в прекрасности мне тоже не откажешь. А вы?

Язык у него точно без костей.

– Клэр Легран.

– И всё? – разочарование в голосе ирландца заставило меня улыбнуться.

– И всё.

Теперь, когда мы сидели совсем близко, я могла немного лучше изучить мужчину. Ему было около двадцати пяти, хотя из-за широких плеч и крепкой фигуры вначале он показался мне старше. Волосы отчаянно рыжие, с медным отливом, кожа светлая, с россыпью веснушек на переносице и скулах. Немного кривоватый нос, скорее всего не раз ломанный, упрямый подбородок, выразительный и подвижный рот, карие глаза – вполне обычные, без всякой чертовщины. Хотя и не без хитринки.

– Так вы актёр?

– А что, не похож? – хмыкнул О`Ши. – Ну хотите, Шекспира прочитаю? «Короля Лира», например?

Он откашлялся, готовясь к декламации, и я поспешно закивала.

– Верю-верю! И что вы делали во Франции, мистер О`Ши?

– До чего же вы любопытны! Смотрел «Бориса Годунова».

– Это что-то русское?

– Из какой глубинки вы приехали? – снисходительно спросил ирландец. – Это русская опера, которую привез в Париж гениальный Дягилев. Так как сам до Петербурга я едва ли когда-нибудь доберусь, то я не мог упустить этот шанс услышать Шаляпина хотя бы во Франции. Он восхитителен! Знаете, я ведь разбираюсь в музыке, и сам неплохо пою.

О русских сезонах в Париже, проводимых уже второй год, я краем уха слышала, но если честно, мне было совсем не до этого.

– Так вы не только талантливый актер и поэт, но еще и не менее талантливый певец? – ехидно спросила я, наблюдая за тем, как ловко мелькала иголка в руках ирландца. – Значит, вы отправились во Францию только ради оперы?

– И ещё съездил к троюродной тётушке в Лион. Она вышла замуж за одного из лягушатников… Ау! Мэм, зачем так больно щипаться?!

– Не говорите о моих соотечественниках так грубо.

– Ну хотите я вам шутку про ирландцев расскажу? Один ирландский священник в Белфасте прочел проповедь, направленную против пьянства: «Дети мои, пьянство – это ужасно… Виски заставляет нас терять разум… мы ссоримся с англичанами и стреляем в них… и промахиваемся…»

– Ш-ш-ш, да потише вы! Вы понимаете, что эта шутка более оскорбительна для англичан, которых здесь большинство, чем для ирландцев?

К тому времени О`Ши закончил свою работу, и я поспешно вывела его на палубу, пока он не стал причиной нового скандала. – Вы так ничего и не рассказали о себе, мадмуазель Легран. Как я должен вас очаровывать, если я не знаю ничего о том, что вам нравится? Но, позвольте предположить, что вы натура творческая! Хотя судя по тому, что вы не знаете, кто такой господин Шаляпин, едва ли певица. Так что же вам по душе?

Я пожала плечами, и оперлась о поручни, задумчиво глядя на свинцовую холодную воду, плещущуюся внизу. До другого берега плыть ещё около часа. Можно развлечь себя небольшой беседой, тем более что ирландец оказался забавным.

– Ну же, неужели столь талантливый человек, как вы, не может догадаться? У вас три попытки.

– Вы флиртуете со мной, Клэр? – ухмыльнулся О`Ши.

– Я?! Нет!

И все же это было именно то, что я делала. Этот ирландец располагал к себе, хотя характер имел весьма ершистый. И флиртовать с ним, несмотря на всю его дерзость, казалось почему-то безопасным. Совсем иначе, чем это было с Михаилом – когда в даже самом простом разговоре я чувствовала, будто хожу по натянутой струне.

Нет, не стоит думать о Ракоци. Он остался там – в прошлом.

– Вот мое первое предположение – вы наверняка прекрасно танцуете. Может быть, даже профессионально, – между тем сказал неугомонный ирландец, попытавшись незаметно ко мне придвинуться. Так, чтобы наши плечи соприкоснулись. Я окинула его суровым взором, но это не произвело на него ни малейшего впечатления.

– Разочарую – но нет.

– Играете в любительском театре?

– И вторая попытка – мимо. В этот раз не ошибитесь, мистер. Тем более вариантов у вас осталось не так много.

Ирландец сделал шаг назад, окинув меня задумчивым взглядом:

– Хм… Вы не снимете перчатки, мисс?

Я, немного помедлив, все же выполнила его просьбу. И все же вздрогнула, когда он коснулся теплыми, немного шершавыми на кончиках пальцами моих ладоней, изучая.

– Так вот оно что! Вы художница, Клэр Легран! Вам часто приходиться держат в руках кисть.

– Почему не карандаш или перо? Я могла бы писать романы.

– Вот тут, у большого пальца, видите? Пятнышко краски.

Ох, и в самом деле.

– Вы очень внимательны.

– Это часть моего ремесла. Подмечать интересные детали… и интересных людей. Мисс… нет, мадмуазель Легран, а где вы собираетесь остановиться? Мне хотелось бы, чтобы наше знакомство не закончилось вместе с этим путешествием.

Вопрос О`Ши привёл меня в чувство. И что я творю? Не следовало мне заговаривать с этим человеком. Даже если он не опасен, то в ближайшем будущем мне хватит иных забот, чтобы отвлекаться на дружбу с ирландцем. Хотя о какой дружбе я говорю? Наверняка он просто посчитал меня легковерной дурочкой, и решил развести.

– Простите, это невозможно. В Лондоне меня ждёт жених, – соврала я.

Искры в карих глазах потухли.

– О. Я ведь ещё не говорил, что из англичан получаются ужасные мужья?

Я виновато пожала плечами.

– Ну… Тогда простите, мэм, за излишнюю назойливость. И за потерянную шаль. Возьмите хотя бы в качестве компенсации шарф.

О`Ши стянул с шеи длинный полосатый шарф с симпатичными кисточками на концах, и обернул вокруг мое шеи. И прежде, чем я успела возразить, ушёл, махнув на прощание рукой.

Глава 32. Лондон

Вся ее жизнь эпиграммой была,

Тонкой, тугой, блестящей,

Сплетенной для ловли сердец без числа

Посредством петли скользящей.

У. Блейк. Искательнице успеха

Так как никакого жениха-англичанина, способного решит все мои проблемы, никогда и не было, совершив утомительную поездку на поезде из Дувра в Лондон, я тут же окунулась в заботы о крыше над головой и хлебе насущном. Лишь только на третий день я нашла комнатушку в Вестминстере, подходящую по цене, и при этом достаточно чистую и удобную, и переехала из гостиницы. А вот с работой было гораздо сложнее.

Лондон оказался гораздо более старомодным и консервативным местом, чем я себе представляла. Молодую француженку, небогатую, и плохо говорящую на английском, никто не желал принимать всерьез. В лучшем случае во мне видели идеалистку, которая скоро сбежит домой, не выдержав трудной жизни вольного художника. А в худшем – охотницу за богатым покровителем. Хозяин одной из галерей и вовсе заявил, что принесенные работы не мои, но он готов их взять, и даже предоставить мне кров. И кровать.

Такого со мной не случалось даже на Монмартре, живущем и дышащим любовью, где и у дородной и немного усатой мадам Жабер имелся ухажёр. За мной тоже ухаживали, и флиртовали, и даже просто приставали… Но такого количества маслянистых и хищных взглядов я на себе не ловила никогда. И ведь я была одета скромно, хоть и не без вкуса, и все равно получала совсем не то внимание, которое мне бы хотелось.

Может быть, дело было в том, что я иностранка, и мужчины велись на экзотику и свои предрассудки о француженках. Но вскоре я нашла ещё одну причину. Мою доброжелательность принимали за легкомысленность, а вежливость за флирт. Гуляя по парку после очередной неудачной встречи, я внимательно приглядывалась к англичанкам, пытаясь понять, чем же отличаюсь от них, помимо внешности. Надо сказать, что большинство лондонских мисс были очень хорошенькие – стройные, светлокожие, с изумительным румянцем на симпатичных личиках. А вот чувства стиля многим не хватало. И что еще страннее – даже весьма симпатичные леди и мисс были зажаты и чопорны. Хмурые лица, скованные движения, взгляд в пол…

Хотя их можно было понять. Сам Лондон, торопливый и деловой, настраивал совсем на другой лад, чем Париж. Вскоре и я стала ходить быстрее, разговаривать резче, и гораздо реже раздавать улыбки своим собеседникам.

Деньги понемногу заканчивались, а я продала лишь несколько картин, и взяла один заказ – нарисовав портрет внука домовладельца за скидку на аренду. Идти в служанки или в швеи мне не хотелось, так что пришлось навестить Уолтера Сикерта, хоть у меня и были сомнения в том, то он как-то может помочь.

Зря. Порадовало уже то, что экстравагантный англичанин не только вспомнил «ученицу Савара», но и гостеприимно встретил, представив своему кругу, среди которых было много людей творческих, и не бедных. А затем поручился за меня перед несколькими галеристами. Не скажу, что дела сразу пошли в гору. Во-первых, картины я продавала под именем «Жака Леграна» – англичане оказались не менее консервативны, чем французы, и с большей охотой брали картины под мужским псевдонимом. Писать пришлось банальщину – цветы, натюрморты, пейзажи и пасторальные картинки с пастушками, что любили вешать буржуа средней руки у себя в гостиных и коридорах. Но порой удавалось пропихнуть продавцу, и даже продать, что-нибудь из того, что было интересно уже мне.

Подрабатывала я и моделью – но не у Сикерта. Его я в первые месяцы несколько опасалась. У художника был достаточно странный период в творчестве. Он мог писать утонченные женские портреты, полные задумчивой грусти, или нежности. Но в других своих работах безжалостно обнажал своих моделей – и в этой наготе не оставалось ни тайны, ни красоты. Лишь безнадёжность и усталость женщин, потерявших всё*. В неподвижности их тел, лежащих на кровати, было что-то пугающее и двусмысленное. Будто зрителю самому следовало решить для себя – лицезреем ли мы семейную сцену, или же фантазию на тему смерти.

Уолтера очаровывала смерть. А точнее, великий лондонский убийца – Джек Потрошитель, так и не найденный полицией. Последней его жертвой считали безжалостно убитую и изуродованную проститутку в Кэмден-Тауне. Хотя некоторые приписывали её убийство художнику Роберту Вуду, но его вину так и не доказали. Здесь же, совсем рядом с местом убийства жил и Сикерт. Видимо, случившееся произвело на него сильное впечатление. Мне сложно было это понять.

Он замечал мою настороженность, и частенько подсмеивался над ней, но совсем не обижался. В том, как Сикерт помогал своим менее опытным коллегам, общался с прислугой и мимолетными знакомыми, я искала, но никак не могла найти ни злобы, ни жестокости. А в его отношении ко мне – хоть доли корысти или затаенного умысла. Как женщина я тоже не слишком интересовала.

– Найти любовницу – легко, – говорил художник. – А вот найти толковую помощницу гораздо сложнее.

Хотя я не уверена, что именно так Сикерт меня воспринимал, всюду таская за собой. Скорее, я была чем-то вроде стильного и модного аксессуара. Так что сопровождая Уолтера, я делала вид, что не понимаю английский, и придавала себе томный и загадочный вид. Художника это почему-то развлекало, а я же могла благодаря Сикерту попасть в весьма интересные места.

Спустя полгода с тех пор, как я поселилась в Лондоне, он решил взять меня с собой в театр – не на премьеру, а на репетицию.

– За актёрами интересно наблюдать. Тебе когда-нибудь приходилось рисовать их за работой? – спросил у меня Сикерт, широко шагая по скользкой мостовой. Я на своих коротких ногах еле поспевала за ним.

– Нет, никогда. А то это за театр? Ковент-Гарден? Виктория-Холл?

– О, нет. Это новый театр Вест-Энда – Олдвич**. Ставят, конечно, не Шекспира, а несерьезные чепуховины, но думаю, тебе понравится.

Здание оказалось не таким уж и маленьким, и очень красивым – с круглыми арками окон, лепниной и полуколоннами.

– Старомодное барокко, – фыркнул Сикерт, заметив моё восхищение.

Нас встречал Сеймур Хикс, которого я видела до этого мельком в гостях у Сикерта. Он оказался не просто актером, но и одним из владельцев театра.

– Уолт, мадмуазель Клэр! – радостно раскинул руки Хикс, будто желая обнять нас обоих. – Рад что ты всё таки нашёл время и выбрался ко мне. Идём. Репетиция уже в разгаре, вам никто мешать не будет.

Сцена была ярко освещена, а пустующий зрительный зал затемнен, и мы смогли усесться на средний ряд почти незамеченными.

– И как нам делать наброски, ничего же не видно? – тихо спросила я, доставая планшет и бумагу. Спустя несколько месяцев от моего «вампирского» зрения ничего не осталось.

– А ты разве пишешь глазами? – поддел меня Сикерт. – Хотя ты права. Давай пересядем поближе.

Я пробиралась между рядами, когда взгляд случайно зацепился за знакомый всполох рыжих волос. Это же мой попутчик Патрик О`Ши! Почему-то даже спустя полгода я хорошо помнила его имя. И шарф его почти не снимала – хотя в этом случае руководствовалась скорее практичностью. К лондонской погоде привыкнуть было непросто. Значит, не соврал, что актёр.

Не став садиться на первый ряд с Сикертом, я скромно уместилась на втором, спрятавшись практически за художника. Ничего страшного во встрече с ирландцем не было, и все же я почему-то робела. А вдруг он спросит, как поживает мой муж? И ведь мистер Сикерт сразу выведет меня на чистую воду, да и еще потом насмехаться будет…

Я так волновалась о встрече с О`Ши, что совсем не следила за происходящем на сцене, и лист передо мной оставался девственно чистым. Вскоре это заметил и Сикерт.

– С кого это ты там взгляд не сводишь? – ехидно спросил он. – Хочешь, потом подойдем, познакомимся? Столь хорошенькой мисс не стоит проводить свои дни в одиночестве.

– При всём уважении, но не думаю, что из актеров получаются надежные спутники жизни.

– Как скучно. Не будь старомодной. Иногда нужно просто развлекаться, а не беспокоиться о будущем.

Как только режиссер объявил перерыв, моё присутствие тут же было обнаружено.

– Мисс Легран! – воскликнул Патрик, махая рукой. – Или уже миссис… Как вас там теперь? Миссис Смит? Уайт? Браун?

Сикерт с любопытством посмотрел на меня.

– Ты что, замужем?

– Нет, – смущённо сказала я.

– О, так жених вас бросил? Простите, мисс Легран! – посочувствовал ирландец, легко перемахивая через сиденья и занимая соседнее от меня сиденье.

Да он издевается. Точно издевается. По хитрющим глазам это видно.

– Перестаньте, – прошептала я. – Вы ведь уже поняли, что я вас ввела в заблуждение.

– Обманули. Это так называется. А могли бы просто признаться, что я вам надоел.

– Это не так, – вздохнула. – Вы мне понравились, но я совершенно не была готова к продолжению знакомства.

– Я вам… понравился? – медленно повторил О`Ши.

– Да. Вы были очень милы. Несмотря на то, что из-за вас я потеряла свою шаль. Но шарф я ношу с удовольствием.

Ирландец закусил нижнюю губу, и нервно пожевал её.

– О. Вот как. Понравился. Хм. Вы мне тоже. Понравились.

И что за реакция? Может, я не правильно использовала слово «нравится»? Иногда некоторые речевые нюансы ускользали от меня.

Сикерт склонился к моему уху, и прошептал:

– Дорогая, ты даешь этому юноше необоснованные надежды. Для лондонских мисс признание в симпатии приравнивается почти что к обещанию вечной любви.

– И что вы тут делаете, мисс Легран? – спросил ирландец, недовольно косясь на художника.

– Я уже ухожу, – сказал художник. – Поздороваюсь со знакомыми. Ведите себя хорошо, мистер, и не обижайте мою помощницу.

Как только Сикерт удалился, ирландец требовательно спросил:

– И что значит «помощница»? Этот тип выглядит так, будто он занимается чем-то незаконным, и втягивает в это других. У вас же всё в порядке?

– Конечно. Мистер Сикерт – художник. И он приятель вашего владельца. Так что не стоит подозревать его… И почему я вообще оправдываюсь?

Неловкость обернулась раздражением. Терпеть не могу, когда меня допрашивают. Ирландец неверяще потрогал кончик моего шарфа, удостоверяясь, что это именно тот, что он вручил мне на пароходе.

– Здорово, что мы снова встретились, – невпопад сказал он, просияв улыбкой. – И что вы не замужем. И что я вам нравлюсь. Давайте куда-нибудь сходим после репетиции?

А он не терял время зря.

– Когда я сказала, что вы мне нравитесь, я не имела ввиду ничего такого, мистер О`Ши.

– Патрик. Я человек простой, так что можно просто по имени, – сказал актер, закидывая руку на спинку сиденья за моей спиной.

Я почти подскочила.

– Слушайте, мистер О`Ши! Вы меня компрометируете. Не знаю, что вы про меня подумали, но не стоит вести себя со мной так вольно.

Интонации в моем голосе получились один в один как у матери. Ирландец отодвинулся, нервно приглаживая рыжую челку.

– Оу. Простите. Я просто немного волнуюсь. А когда волнуюсь, начинаю наглеть.

Пока я размышляла, что ответить Патрику, нас прервали.

– Хей, рыжий! Там что-то с подъемником не так! Сходи, проверь.

– Я иногда помогаю с аппаратурой и декорациями, – пояснил О`Ши. И умоляюще сложил руки перед лицом. – Клэр, не пропадайте, пожалуйста! Дайте шанс исправить не очень удачное впечатление от нашей первой встречи.

Не то, что в этом ирландце было что-то особенное. Но я впервые за всё время, проведенное в Лондоне, позволила мужчине проводить меня до дома. Не то, что я начала доверять мужчинам. Но когда Патрик О`Ши заглянул ко мне на выходные с цветами, пригласив на конную прогулку, я не стала ему отказывать.

Затем пришла на премьеру спектакля, где Патрик играл нелепого, но жутко смешного слугу. И вместе с его труппой праздновала удачное выступление. Помогала с декорациями в Олдвиче, когда заболел их художник, просила Патрика чинить мне сломанный диван. И больше не сидела дома одна, по-настоящему знакомясь с Лондоном благодаря болтливому, но на редкость обаятельному ирландцу. Вскоре нас считали парочкой уже все знакомые. Я знала его друзей и приятелей, он стал почти своим среди моих.

Шла весна 1909 года, и сердце моё постепенно оживало.

*Речь о цикле Сикерта «Убийство в Кэмден-Тауне».