Текст книги "Избранное в двух томах. Том первый"

Автор книги: Тахави Ахтанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«АНГРАКАЙ»

Последняя битва с ойротами. Известное в истории сражение «Ангракай». Мелькают вдали всадники. В схватке сходятся воины. Трещат копья.

Х а н  А б у л х а и р поднимается на холм. К а ю п – х а н, с у л т а н  С а у р а н, С е й т к у л окружают А б у л х а и р а. Все наблюдают за побоищем.

К а ю п – х а н:

Враги бегут. Победа! Аруах!

Отмщенье бог нам даровал, глядите!..

Появляются с у л т а н  С а у р а н  и  Б у к е н б а й.

С у л т а н  С а у р а н:

Враг обратился в бегство, повелитель,

Молитвам нашим многим внял аллах.

Б у к е н б а й:

Оружием изрядно поработав,

Помчались наши воины вперед.

Х а н  А б у л х а и р:

Велик аллах! Разбили мы ойротов,

Все стоны, что исторгнул наш народ,

Услышал бог и сжалился над нами.

Ты, Букенбай, – хребет мой становой.

Ты, Сауран, – мой брат, помощник мой.

О, если перед прошлыми боями

Вы бы стояли за моей спиной,

Судьба сражений тех была б иной,

И нашей кровью, нашими слезами,

Быть может, не был залит край родной.

Б у к е н б а й:

Позволь тебя добычею богатой

Мне одарить, властитель. На держи!

(Подает знак. Сарбазы приводят пленного Хунтайджи.)

К ногам бросаю, вот он враг заклятый.

С у л т а н  С а у р а н:

Охотился и я за Хунтайджи,

Да ты, видать, храбрее и шустрее.

Б у к е н б а й:

У нас одна судьба и общий путь,

Добычу лишь своей считать не смею.

С у л т а н  С а у р а н:

Тебе я не завидую отнюдь,

Лишь восхищаюсь удалью твоею.

Х у н т а й д ж и:

Прошу пощады, хан и повелитель,

Великодушен будь, мой победитель,

К законам ратным не останься глух.

Таков обычай воинов исконный.

Х а н  А б у л х а и р:

Скажи, а по каким таким законам

Ты убивал младенцев и старух?

Хотел искоренить казахский дух

И превратить в пустырь наш край сожженный?

Х у н т а й д ж и:

Меня унизить можешь и убить,

Великодушным быть ты не обязан,

И все ж вино победы надо лить

Не через край, оно туманит разум.

Тебе же надобно глаза открыть

И уяснить: врагами могут быть

И те, кого сейчас друзьями числишь.

В грядущий день попробуй устремить

Свой мутный взгляд.

Х а н  А б у л х а и р:

Я, о грядущем мысля,

Сейчас тебя не должен пощадить.

Х у н т а й д ж и:

Кто знает, где враги и где родня,

И где в своей беде искать виновных.

Быть может, враг опаснее меня

Стоит в кругу твоих единокровных.

Абулхаир, грядущее – темно,

О нем не думать мудрецу не гоже,

У всех царей угодников полно,

Но и завистников хватает тоже.

У всех у нас порою ум короткий.

Ты не меня – себя побереги.

Коль бывшие друзья возьмут за глотку,

Понадобятся бывшие враги.

Х а н  А б у л х а и р:

Как ни вертись, держать ответ придется.

А я свой путь не ведаю, но все ж,

Когда и подо мною трон качнется,

Копьем врага его не подопрешь.

К а ю п – х а н:

Абулхаир, есть у меня причина

Просить тебя: подарком ублажи —

Добыча общая, коль рать едина,

Будь щедрым, уступи мне Хунтайджи.

Х а н  С е м е к е:

Опять Каюп меня опередил.

Наш Средний жуз разбойника пленил,

Добыча эта нашей быть повинна.

Х а н  А б у л х а и р:

Почтенные, я здраво рассудил:

За Хунтайджи нам выкуп, и немалый,

Дадут, но в назидание другим

На выкуп не польстимся мы, пожалуй,

И по грехам убийце воздадим.

(Дает знак. Хунтайджи уводят.)

С у л т а н  С а у р а н:

Мой хан, мы все чего-нибудь хотим

И досаждаем жалкими мольбами.

Прошу и я: как ты жесток с врагами,

Будь добросклонным к подданным своим.

Х а н  А б у л х а и р:

Что хочешь?

С у л т а н  С а у р а н:

Подневольный Сырлыбая

Хоть к званью низкому принадлежит,

Сражался словно истинный джигит,

И вот к твоим стопам он припадает.

Вперед выходит Н а р т а й и падает в ноги А б у л х а и р у.

Х а н  А б у л х а и р:

С чем припадаешь ты к моим ногам?

Н а р т а й:

Молю тебя о милости великой.

Я – раб,освободи меня, владыка,

И за тебя я жизнь свою отдам,

С врагом сражаясь, как джигит свободный.

Х а н  А б у л х а и р:

Считай, что мой ответ, тебе угодный,

Ты получил, свободен ты навек,

Ступай себе, достойный воин, с миром

И не «Нартай-рабом», «Нартай-батыром»

Зовись теперь.

Н а р т а й:

Каким бы ни был сирым,

Благодарит свободный человек

Тебя, мой хан.

(Нартай уходит.)

Х а н  А б у л х а и р:

Теперь, друзья-казахи,

Опять воспрянет духом наш народ,

Так позабудем горести и страхи,

Утрем слезу, нас пир веселый ждет.

Начинается пир. Издалека доносится постепенно нарастающий голос певца, извещающего о начале пира.

С у л т а н  Б а р а к (Каюп-хану):

Вознесся хан, занявши наш престол,

Хотя его мы не хужей нимало.

На просьбы наши ухом не повел.

К а ю п – х а н:

Теперь он не такой, как был сначала.

Переменился, в небо воспарив

На крыльях власти, славы и удачи.

Он слишком стал заносчив и спесив.

С у л т а н  Б а р а к:

Боюсь, от этой спеси мы заплачем.

Ту петлю, что на горле Хунтайджи

Затянется пред всем народом ныне,

Хан с недруга удавленного снимет.

А что потом? Попробуй, удержи,

Глядишь – ее на шею нам накинет.

К а ю п – х а н:

Что ты сейчас сказал, султан Барак,

Опасно, хоть и неопределенно.

Х а н  С е м е к е:

Но точно, что властитель как-никак

Трон Жадиге присвоил незаконно.

Вчера и думать ни о чем не смел,

Страшась друзей и недругов пугаясь,

На троне жуза Младшего сидел,

От страха ерзая и озираясь.

А ныне он набрал довольно сил,

Победы кровью нашею добился

И вот себя великим возомнил,

И жадный блеск во взоре появился,

И на чужой удел он косит глаз,

А к нашим просьбам глух в своем величье.

С у л т а н  Б а р а к:

И головам не нашим ли сейчас

Стать предстоит очередной добычей?

К а ю п – х а н:

Нам ли не знать обычаев царей,

Покуда сами жертвами не стали

Не лучше ли уйти нам поскорей

В свои уделы от беды подале?

РАСКОЛ

Х а н  А б у л х а и р:

Окончен пир, все пили мы и ели,

Глядишь, и досидели до сих пор.

Погоготали мы и пошумели,

На том и кончился наш уговор.

О, если б мы в согласье жить умели!

А то казахи, мы такой народ,

Что сообща на смерть – не на живот

С врагами бьемся, а достигнем цели,

И все опять и вкривь и вкось идет,

В согласье жить не можем и недели.

На счастье наше больно прост ойрот,

В немудрости того он не поймет,

Что меж собою нас стравить недолго,

Перегрызем друг друга, а потом

В крови, как издыхающие волки,

К ногам врага и сами приползем.

(Входит султан Сауран.)

С у л т а н  С а у р а н:

Абулхаир, мой хан, моя опора,

Двух гневных ханов встретил я в дверях.

Ох, не к добру они ушли так скоро

И в их глазах светился гнев и страх.

Х а н  А б у л х а и р:

А у кого веселие в глазах

Сейчас, в преддверии нового раздора?

Ты сам вспугнул их, был непримирим.

Теперь уйдут они, и жди несчастья.

Ты слишком тверд, не должно быть таким,

Когда мы все толкуем о согласье.

С у л т а н  С а у р а н:

Но разве бегство их согласью служит?

Хан Семеке уйдет и был таков,

Каюп уйдет, и снаряжай послов,

Коварных змей выманивай наружу

Из нор глухих посредством здравых слов.

Х а н  А б у л х а и р:

Я сам стою сейчас на перепутье,

Я мысленно и вдоль и поперек

Обшарил все, но не дошел до сути

И выхода пока найти не смог.

Все в болтовне погрязли да в обиде

И каждый в сторону свою гребет.

С у л т а н  С а у р а н:

Когда и ты не зришь пути, провидец,

Что можем мы или простой народ?

Известно, мы, казахи, краснобаи,

Но счастья не бывает от словес,

Не то земля была б не хуже рая,

И мед стекал бы прямо в рот с небес.

И мы с тобою много говорим,

Мы упускаем час, даем отсрочку,

А жузы, как рассохшуюся бочку,

Должны стянуть мы обручем стальным.

Х а н  А б у л х а и р:

Нет, Сауран, сейчас тому не быть,

Казахской крови вновь рекой не литься.

С у л т а н  С а у р а н:

Но если надо всех объединить,

Нам этого иначе не добиться.

Как клячи от бескормицы весной,

Каюп и Семеке сейчас бессильны.

Разбить их хватит битвы и одной.

Хоть крови литься, но не столь обильной,

И снова ты казахам всем глава.

Некоторое время назад появилась Б а т и м а – х а н у м. Она слышит последние слова с у л т а н а  С а у р а н а.

Б а т и м а – х а н у м:

Султан, какие страшные слова

Ты говоришь! Ужель настало время,

Чужую кровь с мечей стерев едва,

Громить и истреблять родное племя,

Тех братьев, с кем скакали стремя в стремя,

На общего врага еще вчера?

С у л т а н  С а у р а н:

Ты, Батима-ханум, хоть и мудра,

Тебе таким речам внимать не гоже.

От слов, что произносим мы сейчас,

И у бывалых воинов, у нас,

Под волосами вздрагивает кожа.

Но к делу, повелитель, ты не прав,

У власти на земле свои законы.

И много силой собрано держав.

А из чего? Из толп разноплеменных!

Тому примеры можно взять везде,

Объединяет земли тот, кто в силе.

Возьми урусов: Золотой Орде

Они еще недавно дань платили,

А ныне вот на полземли царят,

Боятся все их крепостей и башен.

Иль в даль столетий устреми свой взгляд,

Шуршутов вспомни, турков, кизилбашей.

Власть не отдаст никто но доброй воле,

Должны мы силу силою сломить.

Все остальное лишь слова, не боле,

Чтоб трусость иль бессилие прикрыть.

Пока мечу и огню не предашь

Все, что колеблет наше единенье,

Вовек державы сильной не создашь.

Б а т и м а – х а н у м:

Как страшны, мой султан, твои реченья!

С у л т а н  С а у р а н:

Ханум, мои реченья не для всех —

Для тех, кто понимает в ратном деле.

Абулхаир, возьми на душу грех

И кровь пролей во имя нашей цели.

Что делать, повелитель, на веку

Нам выдалось нести хомут свой черный,

Подай мне знак, и ханов непокорных,

Как связанных овец, приволоку.

Скажи мне слово и благослови,

В любую битву ринусь я без страха,

И с чистою душою, хоть в крови

Предстанем мы перед судом аллаха.

Х а н  А б у л х а и р:

Нет, Сауран, окончилась воина,

И пусть мое суждение обманно,

Но кровь казахов литься не должна.

С у л т а н  С а у р а н:

Для власти сила только и нужна.

А сила что? Она не постоянна:

Сегодня есть, а завтра где она?

Всего лишь день, а то и час упустишь,

Глядишь: и у врага скопилась рать,

Тогда с досады локоть свой укусишь.

Х а н  А б у л х а и р:

И все ж нельзя нам братьев убивать.

С у л т а н  С а у р а н:

И вновь тебе твержу я, раб твой верный,

Коль цель светла, то и преграды нет.

А если мы избыть не можем скверны,

Боимся крови и боимся черни,

Тогда зачем давали мы обет?

Х а н  А б у л х а и р:

Я не боюсь ни крови, ни проклятья.

Но все равно, по моему понятью,

Народ мы не удержим в кулаке.

Сегодня сила есть, ее немало,

А завтра что? Начнется все сначала.

С у л т а н  С а у р а н:

Но если будет власть в твоей руке,

Едиными, во что бы то ни стало,

Мы будем, как во дни Аз-Тауке.

Х а н  А б у л х а и р:

Аз-Тауке держал, покуда жил,

В руке весь край, но это ли немало,

Не он ли сам начало положил

Тому, что «бедствием великим» стало?

Держава, что должна стоять вовеки,

Вся расползлась, едва смежил он веки.

С у л т а н  С а у р а н:

Но разве мы с тобой не поклялись

Вернуть былую славу? Что же ныне...

Х а н  А б у л х а и р:

Ты видишь, что творится, оглядись,

Все наши клятвы, словно крик в пустыне.

С у л т а н  С а у р а н:

Ты стал бояться крови и огня,

Спокойно хочешь досидеть на троне.

Х а н  А б у л х а и р:

Не трусость – опыт умудрил меня.

Увидел я: народ – не скот в загоне.

Сейчас его мы сгоним в косяки,

А завтра что? Он растечется снова.

У нас с тобою руки коротки.

С у л т а н  С а у р а н:

Но я не вижу выхода иного.

И если ты, властитель, столь убог,

Что всех нас обрекаешь на бесчестье,

Достойнее тебя сидеть бы мог

Потомок Жадиге на ханском месте.

Б а т и м а – х а н у м:

Ты, мой султан, пожалуй, слишком смело

Свою к владыке обращаешь речь.

С у л т а н  С а у р а н:

Спокойствие мое не без предела.

Час настает поднять нам грозный меч.

И пусть меня не держат за рукав.

Покажет время: прав я иль неправ.

Х а н  А б у л х а и р:

Твой путь не к единенью, а к несчастью.

И так довольно крови и обид.

На это нету моего согласья.

Б а т и м а – х а н у м:

Ужель тебя, мой деверь, не страшит

Тяжелый грех, что хочешь взять на душу!

Подумай о расплате в судный час

С у л т а н  С а у р а н:

Со мной что ни случится, я не струшу,

А час мой судный бил и бьет сейчас.

Мой судный час печален был и страшен,

Когда я видел: немощный ойрот

Гнал по степям, политым кровью нашей,

Наш гордый, многочисленный народ.

В мой судный час, с печалью и тоскою,

Взирал я на беспомощных людей,

Могучих духом, разумом, рукою,

Бессильных от усобицы своей.

Я примирить поклялся с братом брата,

Но, если надо, брата не жалеть.

Лишь эта цель была чиста и свята

И только ей служить я буду впредь.

За эту цель все, чем владел когда-то,

Я потерял, я все готов стерпеть.

И даже если мать моя родная

Путь преградит мне, плача и рыдая,

С молитвой иль проклятьем на устах,

Перешагну я, жалости не зная,

Через нее!..

Б а т и м а – х а н у м:

В меня вселяют страх

Твои слова; где разум твой всегдашний?

Да отвратит тебя скорей аллах

От слов таких, от мысли этой страшной.

С у л т а н  С а у р а н:

Мой хан, иного случая у нас

Не будет больше, должен ты решиться.

Согласье дай, прошу в последний раз!

Х а н  А б у л х а и р:

Кровь братьев лить могу ль я согласиться?

Свой меч упрячь.

С у л т а н  С а у р а н:

Когда на полдороге

Мне б знать, что все слова и клятвы – ложь!

Что и в базарный день цена им грош.

Ну что ж, и ныне в час твоей тревоги

Меня с собою рядом не найдешь.

(Поворачивается, чтобы уйти.)

Б а т и м а – х а н у м:

Постой, мой Сауран, останься с нами!

(Султан Сауран, не оборачиваясь, уходит.)

Х а н  А б у л х а и р:

Как он упрям, аллах его прости!

Он станет биться головой о камень,

Но не свернет со своего пути.

Остался я с грызущеюся сворой,

В тяжелый час куда теперь идти?

Он был моей единственной опорой.

Б а т и м а – х а н у м:

Я чувствовала: так должно и быть.

Случилось, что должно было случиться.

Мы не смогли надежный кол забить,

Чтоб в час невзгоды за него схватиться.

Х а н  А б у л х а и р:

Избегнуть мы сумели многих зол,

Разбить врага, а все не слава богу.

Наш караван невесть куда зашел...

Б а т и м а – х а н у м:

Ты выведешь казахов на дорогу,

Как ранее спасал их от невзгод,

Как победил ойрота в тяжкий год.

Бог милосерден, он тебе поможет.

Х а н  А б у л х а и р:

Враг, что внутри, сильнее, чем ойрот,

Ни меч его, ни пика не берет.

Стрела и та догнать его не может.

Как распрю ни души, она живет.

Б а т и м а – х а н у м:

Я знаю: власть не радость, а напасть.

Даря ее, не делают услугу.

Так почему же вы, борясь за власть,

Готовы горло перегрызть друг другу?

Когда бы понимал заранее тот,

Кто знаком власти хочет быть отмечен,

Что власть не только радость принесет,

А взвалит тяжкий груз ему на плечи.

Власть удержать настолько мудрено,

Что не жалеют ни отца, ни брата.

И все ж в конечном счете все равно,

Что б мы ни делали, грядет расплата.

Х а н  А б у л х а и р:

Злорадствуя, ханум, ты не права,

Ты знаешь, дни мои все тяжелее.

Б а т и м а – х а н у м:

Я не злорадствую, я сожалею

О том, что доля хана такова.

Х а н  А б у л х а и р:

Да, знает тот, кто властью обладает,

Что власть – тяжелый золотой хомут,

И шею золото больней стирает,

Чем войлок. Раны жить мне не дают.

Я шорох слышу за своей спиною.

То – власть-змея, я от нее бегу.

Пожертвовал я честью и женою,

И совестью, а все равно в долгу.

Я и детей избавить не смогу

От всех долгов, записанных за мною.

За власть мы платим, наш таков удел.

И вновь она кровавой дани ждет.

Б а т и м а – х а н у м:

За власть твою я заплатила дважды.

Х а н  А б у л х а и р:

До сей поры прощения не смел

Просить за кровь, пролитую однажды.

Прости меня, как грех мой ни велик.

За Жанарыса с самого начала

Меня ты никогда не попрекала,

Благодарю, я вечный твой должник.

Семнадцать лег мы прожили иль боле.

Прости, бывал я не по сердцу крут.

Тебя любя, любви не дал я воли,

Я думал, что сидящий на престоле

Не может быть таким, как прочий люд.

Тень Жанарыса я поныне вижу,

Чья кровь – мое проклятье, мой позор.

Во имя цели, даже самой высшей,

Нельзя идти душе наперекор.

Б а т и м а – х а н у м:

От крови, от жестокости твоей

В те годы грудь моя окаменела,

И лишь рожденье наших сыновей

Холодный этот камень отогрело.

Жена и муж, у нас ярмо одно,

Мы в том ярме должны идти до края,

Свое бессилье от врагов скрывая,

Покуда нам упасть не суждено.

Х а н  А б у л х а и р:

Жена моя, в раздумиях напрасных

Когда не спал я ночью под кошмой,

Я некий шаг обдумывал опасный,

Которого страшился предок мой.

Я на сомнение себя обрек.

Глава родов, не мог не понимать я,

Что, ошибись хоть на один вершок,

На тыщи лет я заслужу проклятья.

Б а т и м а – х а н у м:

Что тайна жжет тебя, я и сама

Могла понять, и вот волдырь прорвался.

Х а н  А б у л х а и р:

Но как ты догадалась, Батима,

Я тайну скрыть и от тебя старался.

Б а т и м а – х а н у м:

Своя душа у каждого из нас,

Но мы с тобою спим в одной постели.

Х а н  А б у л х а и р:

Наш заблудился караван сейчас,

А надо довести его до цели.

Б а т и м а – х а н у м:

Ну что ж, властитель мой, решай, спеши

Путь отыскать – ты караван-баши,

И нету вожака тебя умелей.

Х а н  А б у л х а и р:

Как объяснить – цель наша далеко,

К ней каравану выйти нелегко,

Пески тропу пред нами засыпают,

Но есть одна тропа, и вот по ней

Хочу идти я.

Б а т и м а – х а н у м:

Говори ясней.

Х а н  А б у л х а и р:

Сомнения меня одолевают.

Но все же ханов нынешний уход

Намного укрепил мое решенье.

Нельзя, чтоб снова испытал народ

«Великих бедствий» горе и мученье.

Должны мы обрести надежный кров,

Чтоб там, в буран и в зной могли укрыться,

В Рессей хочу я отрядить послов...

Б а т и м а – х а н у м:

Ты что, урусам хочешь подчиниться?

СХВАТКА

Ставка х а н а  А б у л х а и р а. Х а н  А б у л х а и р, Б а т и м а – х а н у м, Б у к е н б а й, С е й т к у л.

Х а н  А б у л х а и р:

Из дальних странствий ты, Сейткул, сейчас

Пришел, и мы, сидящие на месте,

Хотели бы услышать твой рассказ,

Что заприметил твой орлиный глаз

В земле урусов? Все ли честь по чести?

Царь Петр хотел державу на века

Скрепить своей могучей царской дланью,

И все же ныне женская рука,

Быть может, расшатала основанье?

С е й т к у л:

Нет, повелитель, их страна пока

Стоит, как врытый столб, не покривится,

И не была от века столь крепка

И велика рессейская столица.

И в дальних и в соседственных краях

Улусы все так прочно слиты с нею,

Что кажется: царица их сильнее

Здесь, на земле, чем бог на небесах.

Х а н  А б у л х а и р:

Великий Петр был тем и знаменит,

Что сбил державу, и она на части

Распасться не должна, но недруг зрит:

Сейчас на троне женщина сидит,

А женщина не создана для власти.

Б у к е н б а й:

Нет, алдияр, крепка урусов рать,

И все подпорки трона столь надежны,

Что на него без страха ныне можно

Не токмо бабу, а дите сажать.

На поле ратном недруг, преуспев,

Не потеснил пока ее пределы.

С е й т к у л:

Посол к нам прибыл от царицы белой

Мамет-мырза почтенный Тевкелев.

Х а н  А б у л х а и р:

Что ж, честь ему должна быть воздана.

Веди его, аллах нам да поможет!

(Сейткул уходит.)

Тебе же, друг мой, и тебе, жена,

Хочу поведать, что меня тревожит.

Усобицей земля истомлена,

И даже в дни согласия, быть может,

Мгновенно искра малая одна

Непрочное единство уничтожит,

И вновь междоусобная война,

И тьма казахов головы положит.

Я не щадил ни силы, ни труда,

Чтоб всех объединить, но труд упорный

Напрасен был, глядел я не туда.

И я решил идти тропой неторной,

Посла царицы я призвал сюда.

Б а т и м а – х а н у м:

На добрые дела тебя создатель

Благослови. Но опасаюсь я:

Тебе коварством недруги заплатят.

А кто с тобою? Где твои друзья?

Б у к е н б а й:

Кто сыновей казахов вразумит

Дарить друг друга верой и любовью?

Из нас податься каждый норовит

Один в низовье, а другой в верховье.

Мой хан, я прост, и ты меня прости,

Хоть путь, тобою избранный, неведом,

Мне ведомо: иного нет пути.

Ты верно рассудил, и я идти

Готов повсюду за тобою следом.

Х а н  А б у л х а и р:

За власть борясь, друг друга предадут

И душу Азазелю продают.

А власть возьмут – так удержать легко ли?

Для этого вершат неправый суд.

Я власть свою тесню по доброй воле.

Нет ни пути иного, ни лазейки,

И не должны мы закрывать глаза...

В сопровождении небольшой свиты входит Т е в к е л е в, за ним С е й т к у л.

Т е в к е л е в (низко кланяясь):

Поклон мой низкий, ассаламалейкум!

Х а н  А б у л х а и р:

Алейкумассалам, Мамет-мырза!

Т е в к е л е в:

Ее Величество императрица и самодержица всея Руси, Руси малой и белой, богоподобная царица северных и восточных владений Анна Иоанновна милостиво и добросердечно откликнулась на ваше послание и решила, проявив благосклонность, принять кочевников киргиз-кайсаков под свое мудрое покровительство. Для исполнения Ее высочайшей воли я – Мамет-мырза Тевкелев-углы, прибыл сюда послом, дабы принять от вас – Абулхаира-Багадура-хана присягу в верности и беспрекословном подчинении самодержице империи Российской. Ее Величество повелела вручить вам сию грамоту!

(Подает Абулхаиру царскую грамоту. Абулхаир прикладывает ее к темени и низко кланяется.)

Х а н  А б у л х а и р:

Да пошлет аллах Ее Величеству, великой благодетельнице народов, солнцеликой императрице-ханум долгих лет жизни и здравия! Аминь!

Т е в к е л е в:

Ее Величество императрица Анна Иоанновна посылает вам, Абулхаиру-Багадуру-хану, свое высочайшее благоволение и велит передать сии дары как знак ее царской милости.

(Подает хану Абулхаиру соболью шубу, бобровую шапку, саблю голубой стали и прочее.)

Х а н  А б у л х а и р:

Я много доволен и растроган щедростью и бесценным даром Ее Величества солнцеликой царицы. В добром ли здравии и могуществе пребывает благодетельница наша, Мамет-мырза?

Т е в к е л е в:

Благодарение аллаху, в полном здравии и благополучии.

Х а н  А б у л х а и р:

Благополучно ли все в государстве вашем?

Т е в к е л е в:

Аллаху слава, наша сторона,

Благодаря провидице мудрейшей,

Во дни сии достаточно сильна —

Среди иных держав слывет сильнейшей.

Быть потому вам тоже суждено

В числе земель, ее стране покорных.

Но много ли противников упорных

Того, что мудростью порождено,

Противников среди князей, равно

Как средь простого люда кости черной?

Х а н  А б у л х а и р:

Мамет-мырза, в учености своей

Вам ли того не знать, что с сотворенья

Так не было, чтоб множество людей

Одно имело б общее сужденье.

И все же в большинстве казахский люд

Меня за шаг мой смелый не осудит,

А вскоре правоту мою поймут,

Уверен я, и остальные люди.

Вот Букенбай-батыр за что мне мил?

Он в Среднем жузе не последний воин,

В моем решенье он опорой был.

Ему я верю, он того достоин.

Т е в к е л е в:

Саламалейкум, Букенбай-батыр!

Б у к е н б а й:

Салам, Мамет-мырза, покой и мир

Ниспосланы тебе да будут свыше!

Т е в к е л е в:

Молва и к нам доходит из степей,

И потому о доблести твоей

Уже давно и много я наслышан.

Отрадно, что прямой ты путь избрал,

Связал судьбу с судьбою хана смело.

Б у к е н б а й:

С судьбой народа я судьбу связал,

Хочу ему во благо делать дело.

Т е в к е л е в:

К врагам престола трон непримирим,

Грозна с врагами белая царица,

Но милостива к подданным своим,

Особо к тем, кем должно ей гордиться,

А потому сейчас пятьсот рублей

За верность из казны тебе дарю я.

Б у к е н б а й:

Благословенье щедрости твоей,

Но верностью своей я не торгую.

Т е в к е л е в:

От золота не многие из нас

Откажутся; поступок твой похвален,

И все ж от царской милости отказ

Не дерзость ли?

Б у к е н б а й:

Премного опечален

И вновь хочу за честь благодарить,

Но все-таки от денег отказаться.

И самому, чтоб дело завершить,

Тебе в дороге деньги пригодятся.

А нет – от царской милости вкусить

Охотникам не долго отыскаться.

Х а н  А б у л х а и р:

Достопочтеннейший мырза-Мамет,

Отцы народа скоро соберутся,

А завтра будет главный наш совет.

Поспорят меж собой и разойдутся,

И все же станет многое ясней.

Народ наш дикий, не всегда послушный,

Порою, как косяк степных коней,

Попробуй, загони его в конюшни,

А впрочем, это может и не худо.

Т е в к е л е в:

Иль опустили повод вы слегка,

Слух доходил до нас издалека:

У здешнего властителя покуда

Была довольно сильная рука.

Х а н  А б у л х а и р:

Поспорить тоже надобно кому-то,

Не все едино мыслят, и всегда

В толпе бывают те, что сеют смуту.

Т е в к е л е в:

Почтенный хан, все это не беда.

А главное, что трудное начало

Удачным завершается концом.

Императрица долго размышляла,

Посланье ваше получив с гонцом.

Ей ведомо: казахи своенравны,

Правителей своих и то не чтут,

А чтить чужих не станут и подавно.

Чуть что, так откочуют и уйдут.

Закон не будут исполнять исправно,

От клятвы, ныне данной, отойдут.

Х а н  А б у л х а и р:

Нам ведомо, мырза, во все века

В державе вашей у владыки трона

Щедра бывала в милости рука,

А в гневе тяжела и непреклонна.

И все равно назад нам не идти,

Как поначалу ни пришлось бы туго,

Совместный путь далек, и мы в пути,

Бог даст, притремся и поймем друг друга.

Б а т и м а – х а н у м:

Ты прибыл к нам, мырза, послом чужим,

Но ты – башкир, а значит, ветвь родная.

Мы юрту по достоинствам твоим

Поставили на берегу Тургая.

Устал ты от пути и тяжких дум.

Т е в к е л е в:

Аллах тебя спаси, моя ханум.

(Батима-ханум и Тевкелев со свитой уходят.)

Х а н  А б у л х а и р (Сейткулу):

Сейткул, ты верный мне слуга и брат,

И служат слух и нюх тебе исправно.

Что люди думают, что говорят,

Скажи мне.

С е й т к у л:

Люди разно говорят,

А думают по-разному подавно.

Люд черный твоему решенью рад

И видит благо в верности России.

Иные ропщут, многие молчат,

И ничего не знают остальные.

Я слышал, как богатый аксакал

Ворчал недобро, побелев от злости,

Мол, все дары себе властитель взял...

Х а н  А б у л х а и р (показывая на царские подарки):

Скорее кинь собакам эти кости!

Х а н  А б у л х а и р  и  С е й т к у л уходят. Появляется Б а т и м а – х а н у м.

Б а т и м а – х а н у м:

Был Сауран и смолоду упрям.

Вернется ль он? Я думаю об этом.

Но верным в дружбе быть – не это ль нам

Завещано пророком Магометом?

О чем сейчас молюсь, о чем прошу?

Пусть Сауран к нам снова возвратится.

Вновь я надеждой ложною грешу,

Опять остывший пепел ворошу,

Который в пламень вновь не превратится.

Где мой былой всегда спокойный ум

И нрав мой, легкостью своей счастливый?

Входит с у л т а н  С а у р а н.

С у л т а н  С а у р а н:

Поклон мой низкий, Батима-ханум!

Б а т и м а – х а н у м:

Тебе почтенье, деверь мой строптивый.

С у л т а н  С а у р а н:

Мы с ханом не поладили твоим.

Теперь дорогам нашим не скреститься.

И все-таки решил я возвратиться —

К твоей мольбе не мог я быть глухим.

Б а т и м а – х а н у м:

Не отрекись, султан, от старой дружбы,

Случился спор – не велика беда.

Спешить с разрывом никогда не нужно.

С у л т а н  С а у р а н:

Нет, с ханом разошлись мы навсегда.

Б а т и м а – х а н у м:

Султан мой милый, твой поспешен суд.

Чего порою в дружбе не бывает!

С у л т а н  С а у р а н:

Где дружба, если клятвы нарушают

И все, что было свято, предают?

Тот стал врагом, кого я раньше славил,

Остался я ненужным никому.

Б а т и м а – х а н у м:

Но, как создатель, сам ведь ты расставил

Всех нас по разуменью своему.

Иль, может, твой расчет был слишком скорый,

А, может, сам ты преступил предел,

Иль стала цель тусклее, для которой

Ты в день былой меня не пожалел?

С у л т а н  С а у р а н:

Ты все года копила злобы яд.

Ну что ж, злорадствуй, может, станет слаще.

Б а т и м а – х а н у м:

Была бы злоба, в злобе жены мстят,

А месть от муки избавляет мстящих.

С у л т а н  С а у р а н:

Хоть моему терпенью есть предел,

И мне с твоим не примириться мужем,

Ты, Батима-ханум, не стала хуже

Лишь потому, что муж твой похужел.

Я многажды за это время клялся

Мечом предательство его пресечь,

Но думал о тебе, и опускался

В руке нетвердой справедливый меч.

Б а т и м а – х а н у м:

Твердишь ты о бессилии своем,

А сам похож на тучу над полями.

Подумать страшно мне, что станет с нами,

Когда прольешься грозовым дождем.

С у л т а н  С а у р а н:

Мне надо б стать грозою и сурово

За все обиды хана покарать,

Но, видишь, суесловлю я опять,

Давнишней слабости поддавшись снова.

Б а т и м а – х а н у м:

Я о твоей любви мечтала ране,

Лишь о покое ныне я пекусь.

Мне кажется, что поместить я тщусь

В один казан две головы бараньи

Я у тебя, султан, прошу пощады,

Мою исполни просьбу, удружи.

С у л т а н  С а у р а н:

Я за тебя, ханум, и в пламя ада

Согласен спрыгнуть, только прикажи,

Б а т и м а – х а н у м:

Прошу тебя: к Абулхаиру ныне

Не относись, как к своему врагу,

А уступи, смири свою гордыню,

Сойди с его дороги.

С у л т а н  С а у р а н:

Не могу!

Уж лучше ты, припомнив все, что было,

Безумье мужа как-то обуздай...

Отговори...

Б а т и м а – х а н у м:

Мне это не по силам,

Меня на путь свой ложный не толкай.

С у л т а н  С а у р а н:

Что ж, попаслась вблизи осла кобыла

Так по-ослиному заговорила.

Выходит, умерла моя Бопай?

Б а т и м а – х а н у м:

Не сам ли смерти ты ее обрек,

Силком Бопай за хана выдать силясь.

Смириться может все, и я смирилась,

Я положилась лишь на божью, милость,

И ненадолго дал мне счастье бог.

Здесь нет Бопай и не вернуть былого.

Где это видано, что скот продав,

Купец его забрать хотел бы снова...

И впрямь я повторяю мужа слово

И в том не вижу ничего дурного,

Тем более, что он сегодня прав.

С у л т а н  С а у р а н:

Моя ханум, коль скоро я вернулся,

Открою то, что глубоко таил.

Признаюсь, как я в жизни обманулся,

Когда любовь свою пресечь решил.

Главу покроешь белым джаулыком,

Но ревность жгла меня еще сильней,

Чем жгла любовь прошедших наших дней,

Я в степь скакал один, кричал я криком.

Потом, когда прошло немало дней,

Я убедился: пламя не погасло,

И новый облик зрелости твоей

Меня томил и мучил все сильней,

В огонь мой адский подливая масло.

Я горевал сильнее, чем вначале.

И чтоб забыться, преступил закон.

Себе избрал я шесть прекрасных жен,

Но заглушить не мог своей печали.

Ведь сказано недаром: «Сто ворон

Заменят лебедь белую едва ли».

И хоть мои мученья все сильней

И, словно дикий зверь, мечусь я в клетке,

Меня ты не найдешь среди людей.

Кому по вкусу ханские объедки.

Б а т и м а – х а н у м:

Не трать, султан мой, столько гневных слов.

И хану тяжело на перепутье.

И без того достаточно врагов.

Будь рядом и пойми – он прав по сути.

С у л т а н  С а у р а н:

Выходит, у меня у одного

Нет ни беды, ни горя, ни печали.

Меня оклеветали, обобрали,

Нет ничего и рядом никого.

И не любви уже, а гнева пламя

Внутри меня бушует и вокруг.

Мне даже ты, ханум, не свяжешь рук.

Властитель бывший мой, мой бывший друг

Пусть знает, смерть стоит теперь меж нами,

Как ты стояла раньше...

(Уходит.)

Б а т и м а – х а н у м:

Быть беде!

Великий наш аллах, когда и где,

Над кем из них меч занесешь, не знаю,

Но умоляю: чудо соверши —

Не кровью спор их грозный разреши.

Лишь твоему суду я доверяю —

Две дорогие для меня души.