Текст книги "Избранное в двух томах. Том первый"
Автор книги: Тахави Ахтанов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 29 страниц)
КЛЯТВА
Драматическая поэма
Перевод с казахского Н. Гребнева
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Х а н А б у л х а и р – хан Младшего жуза казахов. Позже – сардар (военачальник) всех трех жузов.
Б а т и м а – х а н у м (Бопай) – дочь главы одного из трех родов, составляющих Младший жуз. Позже – жена Абулхаира, ханум Младшего жуза.
С у л т а н С а у р а н – султан из старшей ветви ханского рода Жадиге.
С у л т а н Б а р а к – соперник Абулхаира в борьбе за трон Младшего жуза.
Б у к е н б а й – батыр и глава рода Керей из Среднего жуза.
Х а н С е м е к е – глава Среднего жуза,
Х а н К а ю п – глава Старшего жуза.
Б и й Т у л е – бий (судья) Старшего жуза.
Ж а н а р ы с – младший брат Батимы-ханум.
Т е в к е л е в – посол русской императрицы Анны Иоанновны.
С е й т к у л – посол хана Абулхаира при русском дворе.
Б и й М ы р т ы к – приближенный хана Семеке,
Х у н т а й д ж и – джунгарский предводитель.
Н а р т а й – подневольный человек, получивший свободу за проявленную храбрость.
1 – я д е в у ш к а
2 – я д е в у ш к а – подруги Батимы-ханум.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
НОЧНОЙ РАЗГОВОР
Темная ночь. Появляется одетая в траур Батима-ханум.
Б а т и м а – х а н у м:
О господи, нелепо создан мир!
Где все, что есть, меняется так скоро,
Где нас осиротил Абулхаир —
Надежда власти и моя опора!
Была беда – он выход находил,
А ныне, беззащитной, одинокой,
Кто мне прибавит мужества и сил?
Тот, кто меня до сей поры хранил,
Пал от руки жестокой.
Судьба мне ныне испытанье шлет,
Невесть куда меня она заводит.
Как дикий конь, мой вздыбился народ,
Где силы взять, чтоб удержать поводья?
Случилось хану замертво упасть,
И в жизни нашей все переменилось,
С могучих плеч мужских былая власть
На плечи женские переместилась.
Свалился тяжкий груз на плечи мне,
И все, что было, изменилось разом.
О господи, дай прозорливость мне
И от смятенья огради мой разум.
Пошли мне стойкость, разуменье дай,
И силу духа, и успеха в деле.
Но рвутся жилы, руки онемели.
Власть – ноша не для женщины!
Из темноты выходит закованный султан С а у р а н. За ним вооруженная стража.
С у л т а н С а у р а н:
Бопай!
(Батима-ханум вздрагивает, но не откликается.)
Дай слово, Батима-ханум, сказать.
Чтоб мне не умереть совсем безгласно.
Б а т и м а – х а н у м:
Кровь пролита, на слово уповать
Теперь уже и поздно и напрасно.
С у л т а н С а у р а н:
Я не спасенья жду, и суд свершится,
За дело рук ответит голова.
Б а т и м а – х а н у м:
Мне лучше слуха было бы лишиться,
Чем слышать эти гнусные слова.
С у л т а н С а у р а н:
Что ж, Батима, в твоей руке секира,
Всему, что скажешь, я внимать готов,
Но меч, пронзивший грудь Абулхаира,
Не разрубил ударом всех узлов.
Б а т и м а – х а н у м:
Мне мерзко слышать слово святотатца,
Ты крови не сотрешь, как ни стирай.
Но если все же хочешь оправдаться,
Суд будет завтра – счастье попытай.
Пусть суд решит, что истинно, что ложно.
С у л т а н С а у р а н:
Но я, Бопай, сказать тебе хочу
Такое слово, что сказать не можно
Ни судьям, ни толпе, ни палачу.
Когда б я мог судьбу предугадать,
Предвидеть, что тебе придется, может,
В какой-то день моим судьею стать..
Ну что ж, вершится все по воле божьей.
Б а т и м а – х а н у м:
Зачем теперь, когда из раны свежей
Еще течет дымящаяся кровь,
Вскрывать рубцы былые раны прежней
И то, что зажило, тревожить вновь?
С у л т а н С а у р а н:
Бывает рана старая, как знать,
Больнее свежей. Дай мне молвить слово,
Чтоб выслушать тебе, а мне сказать,
У нас не будет времени другого.
Я не хочу, чтоб ты весь век потом,
Когда меня казнят, сама б казнилась
И мучалась, и думала о том,
Что мне последнюю не оказала милость!
Б а т и м а – х а н у м:
Но Сауран, сам упустил ты час.
Счастливый час, который был у нас.
С у л т а н С а у р а н:
Хоть час и упустили мы, я жду,
Что не прогонишь ты меня сурово.
Коль не сейчас, когда скажу я слово?
Б а т и м а – х а н у м:
Все объяснишь почтенному суду.
С у л т а н С а у р а н:
Как между веток – не могу понять я —
Негаданная трещина прошла?
Как меж друзей в минуту их объятья
Вдруг зло и тихо проползла змея?
Не сам ли я к ногам Абулхаира
И славу бросил, и богатство мира?
Все то, чем наделен я был судьбой,
То, чем владел, ему я отдал даром.
Б а т и м а – х а н у м:
Но ты мечом своим, одним ударом
У должника все отнял и с лихвой.
С у л т а н С а у р а н:
Верь, Батима, не жизнь мне дорога.
Но на земле страшнее нет мученья,
Чем жить, убив недавнего врага,
И не утешиться, свершив отмщенье.
Забудь на миг все нынешнее злое
И памяти своей свободу дай.
Хоть на мгновенье воскреси былое.
Себя ты помнишь девушкой, Бопай?
ДЕВУШКА БОПАЙ
Дробный топот копыт. Звонкие голоса девушек, разгоряченных скачкой. В сопровождении двух подруг появляется Б а т и м а. Ей в ту пору восемнадцать лет.
Б а т и м а (оглядываясь):
Закинь поводья за луку седла
И не пускай пастись коней горячих.
П е р в а я д е в у ш к а:
Ты раньше времени, Бопай, пришла
Иль где-то здесь он затаился прячась?
Поищем?
Б а т и м а:
Нет, искать нам не годится,
Как не подходит и ему таиться.
П е р в а я д е в у ш к а:
Пришли мы раньше времени сюда.
Ай, Бопайжан, как нрав твой беспокоен.
Джигит твой нетерпенья хоть достоин?
В т о р а я д е в у ш к а:
И как еще достоин, вот беда.
Кость белая, он истинный султан.
Не потому ль зовется Сауран.
П е р в а я д е в у ш к а:
Какая невидаль – султан! Ну что ж.
Бопай достойна шаха и эмира.
Ну, а собой ваш Сауран хорош?
Отважен ли?
В т о р а я д е в у ш к а:
Обыщешь оба мира,
Красивей и отважней не найдешь.
П е р в а я д е в у ш к а:
Как счастлива ты, наша Батима,
Ты в должный час свободно и открыто
Себе по сердцу избрала сама
Достойного и знатного джигита.
Отец твой волю даст, проявит милость.
К желанию любимицы своей,
Что, словно роза, пышно распустилась
Средь тридцати джигитов-сыновей.
Скажи нам об избраннике своем.
Хорош он?
Б а т и м а:
Я уверена в одном:
Чем мой жених, ни доблестней, ни краше
Джигита не найдешь в народе нашем
Иль в племени каком-либо ином.
Недаром же, его завидя вдруг,
Бегу навстречу, радуясь и плача.
Все замирает предо мной вокруг.
П е р в а я д е в у ш к а:
Пускай тебе сопутствует удача!
В т о р а я д е в у ш к а:
Мне кажется, на том холме джигит!
Б а т и м а:
Да, это он – мой милый, без сомненья.
Вы видите, как быстро он летит,
Как у меня, нет у него терпенья.
Теперь хочу я, чтоб вы удалились.
О б е д е в у ш к и:
Считай, что мы сквозь землю провалились.
(Уходят.)
Б а т и м а (взволнованно):
Мой Сауран нетерпеливо мчится
(Бежит навстречу, но вдруг останавливается.)
Аллах великий, что со мной творится?
Без милого ни ночи нет, ни дня.
Честь воздают мне шесть родов Алима,
А пред любимым я незащитима.
Чем взял он, чем околдовал меня?
Ползет в разлуке время еле-еле,
Порой годами кажутся недели.
Где прежняя гордячка Батима?
Была строптивой, стала я покорной.
Дорогой Евы, вечною и торной,
Иду, себя не узнаю сама.
Где прежняя веселость, где беспечность?
Приближается топот копыт. Вбегает С а у р а н.
С у л т а н С а у р а н:
Я опоздал, вина моя тяжка,
Давно ль ты ждешь?
Б а т и м а:
Мне кажется, что вечность!
С у л т а н С а у р а н:
Но я скакал сюда издалека.
Лихое время, на коне горячем
Все рыщешь по степи, все ищешь путь.
Б а т и м а:
Гляди, покуда по степям ты скачешь,
Любимую свою не позабудь.
С у л т а н С а у р а н:
Нет, мне тебя вовеки не забыть,
Какие б нас не разлучили горы.
Но время трудное, все может быть,
Вокруг вражда и в племени раздоры.
Б а т и м а:
Владыки, знаю, не живут ни дня
Без распри и грызни, большой иль малой.
А ждать, пока утихнет их грызня,
Так старой девой и помрешь, пожалуй.
Но где же сваты, добрый мой султан?
Родитель ждет.
С у л т а н С а у р а н:
Послушай, Бопайжан,
Я говорил и повторю опять:
Чем ты, о лучшей спутнице на свете
Я не мечтал и не могу мечтать.
Но вновь судьба нам расставляет сети,
За ханство в Младшем жузе спор идет.
Есть пять потомков Жадиге, и каждый
Считает, что настал его черед.
И каждый власти жаждет.
Б а т и м а:
Кто ж верх возьмет, кто победит и как?
С у л т а н С а у р а н:
Не знаю, но опасней всех Барак!
Как в змее, в нем и хитрость и коварство.
Б а т и м а:
Ах, мой султан, я знаю и сама,
Что хитрость иногда сильней ума
И что коварством обретают царство.
С у л т а н С а у р а н:
Ты верно, понимаешь, Батима.
Мы, люди, часто верим в то, что ложно,
И по кривому следуем пути.
Коварством власть возможно обрести
Народ мой возвеличить невозможно.
Барак – не сокол, чей удел парить,
Он падалью, стервятник, праздник правит.
Казахов должен хан объединить.
Барак казахов всех друг с другом стравит.
Народ наш без достойного главы
Не будет в славе и не будет в силе,
Чтоб от Джунгарии и до Хивы
Враги пред нами головы склонили.
Б а т и м а:
А что б тебе всем распрям и обманам
Не положить конец, и, может быть,
Найдется белая кошма, чтоб ханом
Тебя на ней провозгласить.
С у л т а н С а у р а н:
О нет, каким бы ни был гордецом,
Я и помыслить не могу о том.
К тому ж я от жены родился младшей.
Б а т и м а (ласкаясь):
Родиться можно и от старой клячи,
Да вырасти крылатым скакуном.
К чему стремиться, то и достижимо.
Власть не отдай ни другу, ни врагу.
А я отца и шесть родов Алима
На сторону твою склонить могу.
С у л т а н С а у р а н:
Поверь, моя Бопай, моя орлица,
Не самый слабый, мог бы я решиться
И взять себе под руку край степей,
Но жажды власти нет в душе моей
И не о ней я думаю в гордыне.
К тому ж любая власть – весы, и ныне
Моей другая чаша тяжелей.
Мне мысль иная в голову пришла.
Есть человек один достойней прочих
Из рода Усеке...
Б а т и м а:
На ханство прочишь
Ты не Абулхаира?
С у л т а н С а у р а н:
Иншалла!
Б а т и м а:
Но ты бы Жадиге спросил вначале.
Они уступят власть свою едва ли.
Что объяснишь ты всем им пятерым?
С у л т а н С а у р а н:
Хоть и не просто все, но достижимо.
Есть сила за избранником моим:
Я и родитель твой, а вместе с ним
Могущественных шесть родов Алима.
Останется смириться остальным.
Б а т и м а:
В Абулхаире бы не обмануться!
Прозреешь да исправишь ли потом?
С у л т а н С а у р а н:
Я в нем уверен, как ни в ком ином.
И роды все вокруг него сомкнутся.
Он мудр и трезв, он истинный джигит.
Все силы только он объединит.
Чтоб стал казахский род непобедимым,
Абулхаир назначен нам судьбой!
Б а т и м а:
Его я как-то видела с тобой.
Он показался злым и нелюдимым..
С у л т а н С а у р а н:
Да нет, Бопай, он вовсе не такой.
А, впрочем, с этим делом решено.
Б а т и м а:
Но, милый мой...
С у л т а н С а у р а н:
Другого не дано.
Я в твой аул поеду самолично.
Б а т и м а:
Но разве ехать самому прилично,
Опередивши сватов, мой султан?
С у л т а н С а у р а н:
Что делать, ныне на свое несчастье
Я сватом и отправлюсь, Бопайжан,
Когда на это ты мне дашь согласье.
Б а т и м а:
Но я дала согласье и давно...
С у л т а н С а у р а н:
Бопай, нам вместе быть не суждено.
Б а т и м а:
Но мне, поверь, никто другой не нужен.
С у л т а н С а у р а н:
Абулхаир достойным будет мужем.
Б а т и м а:
Слаба моя девичья голова.
Не понимаю, как это возможно?
Ужели обещанья и слова,
Все, чем мы дорожили, было ложно?
С у л т а н С а у р а н:
Нет, Бопайжан, правдиво наше слово,
Что было, это не обман, не сон.
И сам я неизбежностью сражен,
И все же благо племени родного
Дороже счастья нашего былого
И будущего; нет пути иного,
Чтоб сел Абулхаир на ханский трон.
Б а т и м а:
О, Сауран, мне слышать это странно.
Как ни глупа, я вижу путь иной.
Я брошусь в ноги, и родитель мой
Посадит на престол любого хана
Во имя счастья дочери родной.
С у л т а н С а у р а н:
Бопай, я знаю: это все слова,
И отказаться мы должны от счастья.
Без брачных уз, без кровного родства,
Кто наделит Абулхаира властью?
Б а т и м а:
Ужель случилось все это со мной?
И тот, кто был звездою лучезарной,
Торгует мною, как купец базарный,
Для собственной корысти иль чужой!
С у л т а н С а у р а н:
Отец твой волю дочери любимой
Дал не затем по доброте своей,
Чтоб безрассудно пользоваться ей,
А чтоб скрепить все шесть родов Алима.
Сама ты знаешь: тридцать сыновей
Для власти тридцать золотых гвоздей,
Забитых, чтоб была неколебима.
Дочь любящая, будь отцу под стать.
Будь золотой веревкой, чтоб связать
Все узы ханской власти в час желанный.
И вряд ли выше будущего хана
Для твоего отца найдется зять.
Б а т и м а:
Куда ж теперь мне: в петлю или в воду?
Твои объятья жгли меня, джигит,
Но ты – торгаш, чье слово леденит.
Все отдала я, но тебе в угоду
Я все же не отдам свою свободу.
С у л т а н С а у р а н:
Бопай, кто о свободе говорит?
Едва родились мы, и в колыбели
На шею нам уже хомут надели.
За все мы платим дорогой ценой.
Когда-то племени земли родной
Случилось на три жуза разделиться,
А завтра мы разделимся на тридцать.
А стать нам надо силою одной.
Казахи, мы должны объединиться
И каждый должен чем-то поступиться
Во имя цели этой – не иной.
Б а т и м а:
И порешил ты поступиться мною!
Свободен ты, как хочешь поступай.
И если не твоей мне быть женою,
То все едино...
(Плачет.)
С у л т а н С а у р а н:
Замолчи, Бопай!
Я думал, что из ценного металла
Та создана, кого я так люблю.
А ты не отличаешься нимало
От тех, кому лишь слезы лить пристало.
Не плачь, молчи! Терпи, как я терплю.
Б а т и м а вытирает слезы, суровеет. Гаснет свет и сразу высветляется одна Б а т и м а. Она в траурных одеждах, как в первой картине.
Б а т и м а – х а н у м:
Терпи, и я, послушная, терпела,
Хоть знали и за тридевять земель,
Могла я быть такой, какой хотела.
Ужели это я всю жизнь терпела,
Я, до кого дотронуться не смела
И в холод зимний лютая метель?
Сказали мне «терпи», и я терпела,
Укладываясь – хоть и не хотела —
Как в муравейник, в брачную постель.
Того я не спасла, кого жалела,
Кого любила, с тем я быть не смела...
А время шло, вия свою кудель...
Снова затемнение. На этот раз высветляется с у л т а н С а у р а н. Он закован, как в первой картине.
С у л т а н С а у р а н:
«Терпи»,– сказал я женщине любимой,
Сказал, вонзил ей в сердце нож незримый.
Я думал: все оправдывает цель.
Той целью ослепленный и влекомый,
Кого любил, я отдал сам другому.
И все-таки от цели был далек.
Всем, что любил, пожертвовал. И что же?
На раненого волка стал похожим,
Что лапу перебитую отсек.
Как волк, в безлюдье я блуждал, бывало,
И рану, что болеть не преставала,
Зализывал, и зализать не мог!..
СМЕРТЬ ЖАНАРЫСА
Ханская ставка. Х а н А б у л х а и р и Б а т и м а – х а н у м.
Х а н А б у л х а и р:
Скажи мне слово, Батима-ханум!
Б а т и м а – х а н у м:
Я слушаю тебя, опора власти!
Х а н А б у л х а и р:
Нуждается сейчас мой слабый ум
В твоем совете и в твоем участье.
Б а т и м а – х а н у м:
Мой повелитель, с самых первых дней
Меня, делящую с тобою ложе,
Ты сделал тенью мудрости своей
И оттого я стала мудрой тоже.
Я не запомнила такого дня,
Когда б ты спрашивал о невозможном,
А при пустом ответе или ложном
Ты вразумлял и наставлял меня.
Х а н А б у л х а и р:
Да, если вьются ровно и согласно
От очага супругов два дымка, —
Лишь это из того, что здесь прекрасно,
Прекраснее всего наверняка.
Б а т и м а – х а н у м:
Сама я так же думала сначала,
Себя твоей советчицей считала,
И лишь совсем недавно поняла,
Что только слово мужа повторяла,
Не более чем эхом я была.
Все годы...
Х а н А б у л х а и р:
Мне казалось – ты смирилась.
Я думал, все, что было, позабылось.
Ужели до сих пор тебя гнетет
Твоя обида, боль былой печали?
Не спорю я – вначале был расчет.
Но разве мы с тобою прогадали?
Б а т и м а – х а н у м:
Я выросла на воле без забот,
Резвясь, как жеребенок годовалый,
Но все случилось к лучшему, пожалуй.
О чем жалеть, кто прошлое вернет?
Я стала не женою, богом данной,
И для того соединились мы,
Чтоб мой могучий род держал всем кланом
Один из четырех углов кошмы,
Где смертного провозглашают ханом.
Х а н А б у л х а и р:
Твой род – одной из четырех опор
Был мне всегда – и это каждый знает.
Но вот теперь – о том и разговор —
Твой род, что был опорой до сих пор,
Другие три опоры выбивает.
Б а т и м а – х а н у м:
Ах, сердце чуяло – грядет беда.
Ты говоришь о Жанарысе?
Х а н А б у л х а и р:
Да!
Б а т и м а – х а н у м:
Мой повелитель, братьями гордиться
Могу я всеми, у меня их тридцать,
Но Жанарыс – мой самый младший брат.
Он молод, всякое могло случиться.
Прости его, хоть он и виноват!
Х а н А б у л х а и р:
Молчи, ханум, не говори, не мучай.
Я сам легко простил бы, но навряд
Все байулинцы – этот род могучий,
Ответной крови не пролив, простят
Кровь воина, считавшегося лучшим.
Б а т и м а – х а н у м:
Мой повелитель, обыщи пути,
Уговори их, выкуп заплати.
Я знаю: ничего не пожалеет
За сына своего и наш отец.
Он кобылиц, верблюдов и овец
Отделит от того, чем сам владеет.
Х а н А б у л х а и р:
И я бы отдал все богатство мира,
Упрямым байулинцам за батыра,
Но не берут они, как ни молю.
Им нужен свойственник Абулхаира.
А распри я теперь не потерплю.
Б а т и м а – х а н у м:
Так что же делать?
Х а н А б у л х а и р:
Я им уступлю!
Б а т и м а – х а н у м:
Ужель властитель мой понять не может,
Какое он свершить замыслил зло?
Х а н А б у л х а и р:
Верь, Батима, и самому мне тоже
Принять решенье это тяжело.
Б а т и м а – х а н у м:
Ужели ты по воле чьей-то злобной
Ступить решился на кровавый путь?
Мы с Жанарысом единоутробны,
Нас матери одной вскормила грудь.
Спаси от смерти брата дорогого.
Я знаю: ханское, как выстрел, слово —
Коль пущено, потом не возвратишь.
Но при желании все разрешимо,
Ты злобных байулинцев умолишь.
Х а н А б у л х а и р:
Я пробовал, они неумолимы.
Б а т и м а – х а н у м:
Так стань жестоким с этими людьми.
Есть сила у тебя, ты их сломи!
Х а н А б у л х а и р:
Ах, Батима, будь время поспокойней,
Я по-другому стал бы говорить.
Но ропщет черный люд, грозят нам войны.
Три ханства я мечтал объединить,
А мне в своем вражды не погасить.
Так будь и ты тверда, меня достойна.
Б а т и м а – х а н у м:
Молю тебя последнею мольбою:
Мой повелитель, брата пожалей.
Скажи, и я пожертвую собою,
Достоинством своим, красой своей.
Перед тобою, пред твоей стопою
Тропу я подмету косой своей.
Х а н А б у л х а и р:
Твоя печаль понятна мне и свята,
Но говорю я: не пройдет и дня,
Сама ты байулинцам выдашь брата.
Б а т и м а – х а н у м:
Вот что ты уготовил для меня!
Ужель и память власть в тебе убила,
Пусть я нечистой в твой чертог пришла.
Но я – твоя любимая жена.
Тебе я сына-первенца вскормила.
Х а н А б у л х а и р:
Но забывать ты тоже не должна:
Любимых у владыки не бывает,
Они бывают у простых людей.
У нас бывают те, кто нам рождает
Наследников, не просто сыновей.
Жена моя, делить и ты повинна
Со мною бремя власти и труда.
Тебе, как с порванною пуповиной,
Проститься надо с прошлым навсегда.
Под грузом власти голову мы клоним,
И этот груз тяжел, таков закон:
Не мы с тобой сидим на ханском троне,
Мы только подпираем ханский трон.
Тех примирить я должен, кто враждуем
Спасти казахов от большого зла,
Упрямых байулинцев ублажу я,
Алимцы вдруг закусят удила.
А если выдашь брата своре злобной,
Поймут алимцы, сколь он виноват,
Избегнем крови мы междоусобной
И будет мирно все!
(Уходит.)
Б а т и м а – х а н у м:
Мой бедный брат!
Здесь во дворце, где мужняя жена я,
Здесь, во дворце – в могиле, где одна я,
Светил твой свет, как дальняя свеча.
Ужели над тобой сейчас должна я
Исполнить злое дело палача?
Входит Жанарыс.
Ж а н а р ы с:
Салам, моя сестра, моя звезда,
Сказали, до меня тебе нужда.
И прискакал я.
Б а т и м а – х а н у м:
Да, тебя ждала я.
Ж а н а р ы с:
Как без тебя пустынно в нашем крае.
И хоть я взрослым стал, но и сейчас
Жить без тебя не в силах и недели.
Б а т и м а – х а н у м:
Да, слишком рано мы осиротели,
Отцу, конечно, было не до нас.
Мы с малых лет без матери остались,
Но в трудный час с тобой мы утешались
Тем, что друг с другом были всякий раз.
Ж а н а р ы с:
Но что случилось, почему свой взгляд
Ты как-то прячешь от меня, печалясь?
Б а т и м а – х а н у м:
Ты лучше не пытай меня, мой брат.
У каждого из нас довольно боли.
Ж а н а р ы с:
Когда в моей бы это было воле,
Избавил бы тебя от всех обид.
Пусть шип тебе подошвы не уколет,
Пусть лучше сердце мне насквозь пронзит
Но в чем твоя беда, скажи вначале?
Тревожной думы от меня не скрой.
Б а т и м а – х а н у м:
Мой милый брат, беде моей едва ли
Поможем мы с тобой иль кто другой.
Твоя судьба – предмет моей печали!
Ж а н а р ы с:
Прости меня, тебя я огорчил.
Но байулинец род наш очернил.
Сначала он унизил наших предков,
Сказал, что я от ханских ем объедков.
Мимо ушей я это пропустил.
Но вот, когда тебя он оскорбил,
Я не сдержался, я погорячился.
За то, что над тобою он глумился,
Обидчика мечом своим пронзил.
Но мы за кровь богатством воздадим.
Б а т и м а – х а н у м:
Абулхаир уладить дело тщился,
Но байулинский род неумолим.
Ж а н а р ы с:
И что же хан?
Б а т и м а – х а н у м:
Хан уступил им.
Ж а н а р ы с:
Но, боже, как на это он решился!
Б а т и м а – х а н у м:
Он говорит, чтоб был покой и мир,
Готов он и своею головою
Пожертвовать, не только что тобою.
Ж а н а р ы с:
Я знал, что страшен хан Абулхаир.
Он совершает зло не без расчета,
Мол, равно всех карает он за грех.
На смерть меня отдаст и прослывет он
Среди казахов справедливей всех.
Б а т и м а – х а н у м:
Я волосы рвала, я заклинала,
Напоминала: ты мне всех родней.
Ж а н а р ы с:
Зачем, сестра? Вся жизнь моя, пожалуй,
Не стоит и одной слезы твоей.
Б а т и м а – х а н у м:
Указ владыки, с кем делю я ложе,
Будь проклят. Я хочу погибнуть тоже,
Когда мой брат на гибель обречен.
Ж а н а р ы с:
Нельзя, сестра, хоть я немного пожил.
Я виноват, я преступил закон.
И пусть я буду в жертву принесен.
В тяжелый час для родины не гоже
Вздувать раздоры родственных племен.
А так вражду я приглушу, быть может,
Спасаться негде, некуда бежать.
Что суждено, того не миновать.
Б а т и м а – х а н у м:
Что говоришь ты, брат мой, погоди.
Я не пущу тебя!
Ж а н а р ы с:
Не подходи!
Прощай, сестра, и знай, что я без страха
Умру от палача или в бою.
Не перед ханом, но перед аллахом
Склоняю ныне голову свою.
Б а т и м а – х а н у м (преграждая брату путь):
Не выходи, там разъярен народ,
Он гневом ослеплен, он разорвет...
Ж а н а р ы с (отстраняя сестру):
Прощай, сестра, мне нечего бояться,
Когда враги в наш отчий край стремятся,
Когда идут кровавые бои,
Пусть гибелью моею насладятся.
Спесивые сородичи мои!
(Уходит.)
