Текст книги "Кровавая королева"

Автор книги: Сьюзен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Глава 14

Холод и серое небо предвещали снег, когда я направилась к своему мужу, только что вернувшемуся с охоты. После отъезда короля я редко разговаривала с Макбетом, но сейчас я отыскала его в маленьком каменном птичнике – он усаживал на насест большого ястреба и разматывал путы на его ногах. Он протянул руку к конюшему, чтобы тот подал ему клобучок, но я опередила того. Макбет без малейшего удивления принял его из моих рук.

– Кею не нравится клобук, – заметила я. – Ему надо дать кусок мяса.

– Его хорошо покормили перед охотой, чтобы он не драл дичь. Он не мог успеть проголодаться. – Однако, когда он начал надевать на птицу клобук, ястреб замахал крыльями и свалился с насеста. Мы с Макбетом замерли, так как ничем не могли ему помочь. Когда птице надоело выражать свой протест, Макбет снова водрузил ее на место.

– Он темпераментный, как и все большие ястребы, и рассчитывает на лакомство, прежде чем на него наденут клобучок, – заметила я. – А иначе он будет сопротивляться.

– Мы все хотим награды за сотрудничество, – пробормотал Макбет.

Я забрала у него клобучок и, подойдя к Кею, начала с ним шептаться и поглаживать ему грудку, потом вытащила из кожаной сумки несколько ошметков мяса и покормила птицу. Так что, когда я накинула на него наглазники, ястреб отнесся к этому совершенно спокойно.

– Отец всегда позволял мне возиться со своими птицами. И в последнее время мне этого очень не хватало, – промолвила я, кладя руку на свой круто изогнутый живот.

– Так ты пришла сюда для того, чтобы посмотреть на птиц? Я знаю, что мое общество тебя не слишком интересует. – Он повесил свою перчатку на крюк рядом с другими. – Или ты хочешь что-нибудь мне сказать?

– Что случилось с твоей женой? – спросила я. – Конечно же, я пришла сюда по другой причине, но эта тайна мучает меня. Ты ее выгнал, чтобы жениться на вдове Морея? Может, мне следует знать об этом как твоей нынешней жене?

– Она умерла в апреле в родах, произведя на свет мертвого ребенка, – ответил он.

– Прости меня, – у меня перехватило дыхание. Душа моя переполнилась сочувствием, ибо я сама со страхом ожидала предстоящих родов. – Да благословит Господь ее душу. А кто она была?

– Ее звали Гудрун. Она была племянницей короля норвегов. – Он подошел к двери и взялся за кольцо. – Что-нибудь еще, госпожа Грюада?

– Да. Я хотела бы послать людей на юг в Файф.

– Попросить своего отца о помощи?

– К чему трудиться? Он с тобой на одной стороне, хоть ты и убил моего мужа.

– Во время войны происходят страшные вещи. Я бы на твоем месте не стал задумываться над этим во имя собственного благоденствия и благоденствия твоего ребенка. Пойдем? – Он открыл дверь, и сквозь нее ворвался леденящий ветер.

Хлопья снега окутали нас, когда мы вышли во двор, окрашенный ранними сумерками в серебристо-голубые тона. Я вздрогнула:

– И тем не менее, мне надо послать людей в Файф.

Он кивнул:

– С какой целью?

– Ангус и Конн Мак Фергюс должны отвезти своего брата домой – Брендан набрался достаточно сил, чтобы ехать верхом. А сюда они привезут моих родственниц – целительниц и повитух Биток и Маири. Скоро мне потребуются их помощь.

– В случае необходимости можно будет пригласить какую-нибудь местную повитуху. В долине живет травница, которая недавно помогала раненым…

– Я не могу довериться ни одному человеку в Морее.

– Потому что крепость кишит врагами?

– Потому что я могу доверить жизнь ребенка только своей родне.

– Неужто ты считаешь, что я причиню ему зло только по причине его родословной? – Он произнес это резко и раздраженно. – Госпожа, ты плохо меня знаешь.

Роды унесли у него жену и ребенка. Я не должна была забывать об этом.

– Дело не в тебе. Король и его приспешники могут рассматривать ребенка, внука Боде, как угрозу.

– Не сомневайся, под моей охраной вам обоим ничего не грозит. Ты можешь послать своих людей на юг, но нет никаких гарантий, что они быстро вернутся. – Он поднял голову, подставив лицо падавшим мягким хлопьям снега. – Горные перевалы, ведущие на юг, уже засыпаны снегом, да и у нас его скоро будет в избытке. Зимой выехать из Морея не так-то просто. Когда тебе потребуется помощь?

– Кормилица говорит, что у меня есть время до январских календ, то есть еще две недели, а потом уже надо будет считать дни.

– Ты уверена в этих сроках? Ну тогда ладно. Пусть твои люди отправляются с первыми лучами солнца. Если они не вернутся вовремя, ты воспользуешься услугами других повитух.

Я нахмурилась, так как твердо вознамерилась заполучить Биток и Маири.

– Все будет хорошо, – добавил Макбет. – Не волнуйся.

– Ты не провидец, – я метнула в него гневный взгляд.

– Верно, но предзнаменования благоприятны.

– Снег и отвратительная погода? – скептически заметила я.

– Чистый снежный покров занес все темное и грязное, возвестив о новых начинаниях. Говорят, что непогода уносит в небо все зло. – Мы достигли лестницы. – К тому же скоро Рождество, и души преисполняются радостью. – Он протянул руку, чтобы помочь мне подняться.

Я отвернулась и стала подниматься самостоятельно.

Через три дня я проснулась от схваток. Через некоторое время мышцы расслабились, а затем схватки повторились. Я осторожно поднялась, помочилась в керамический горшок и вышла из комнаты. Элла и Мэв спали в углу на тюфяках, и я не стала будить их. То и дело останавливаясь, когда мышцы живота у меня напрягались, я спустилась вниз на уровень зала. Я не была уверена, что мой срок пришел, а потому не хотела будить Мэв, которая сразу устроила бы переполох. Я наслаждалась затишьем перед бурей.

Схватки были сильными, но короткими и повторялись через неравномерные промежутки, поэтому мне показалось, что я смогу выйти во двор и немного прогуляться. Я кивнула стражникам, проходя мимо, и, когда один из них поинтересовался, все ли в порядке, я заверила его, что да.

На кухне кухарка уже пекла овсяные лепешки и нарезала овощи для супа, а две ее помощницы разрезали ощипанных куриц. От их вида мне почему-то стало плохо. Но я заставила себя съесть половину маслянистой лепешки и запила ее горячим овощным отваром, после чего в тусклом предутреннем свете двинулась обратно к крепости.

На лестнице на меня накатила особенно сильная боль, так что мне пришлось остановиться и схватиться за стену.

– Госпожа Грюада? – раздался из темноты мужской голос. Я обернулась и увидела Константина из Банхори. – Началось?

– Уже скоро. – Я почувствовала, как у меня внутри снова все напрягается. – Я надеялась, что мои повитухи успеют.

– Думаю, твой ребенок опередит их. – Он подхватил меня, и я ощутила благодарность за то, что рядом со мной в такой трудный момент оказался друг. Иногда ничто не может сравниться с дружеской поддержкой. – У моей жены семеро детей, – добавил он.

Я вздохнула:

– Ты хоть и мул<чина, а знаешь об этом больше, чем я.

– Конечно, это не мужское дело, но иногда и мужчин зовут на помощь. Женщины ведь практичные существа и могут к кому угодно обратиться за помощью. Мужская сила тоже может пригодиться. Я неоднократно исполнял роль кресла для рожениц.

– Да, я слышала об этой традиции. Так что, если возникнет необходимость, я пошлю за таном Банхори.

– И он откликнется на твою просьбу. А сейчас успокойся. – Мы вошли в крепость и двинулись к залу. Сидевший там Макбет обернулся, заслышав наши шаги.

– В чем дело? – осведомился он. – Грюада? – Он подошел ближе и окинул меня внимательным взглядом. – Сейчас я пошлю за местной повитухой.

– Не надо, – ответила я. – Оставь меня в покое. – Сильнейшая схватка скрутила все мои внутренности, и я прислонилась к стене. Вскоре она прошла, я выпрямилась и сделала шаг в сторону. – Мои женщины позаботятся обо мне.

Когда я поднялась в спальню, Элла и Мэв уже проснулись и тут же начали суетиться вокруг меня. Мне было страшно до смерти, но я старалась этого не показывать.

Весь день я промучилась без какого-либо видимого прогресса, хотя Мэв уверяла меня, что роды занимают мало времени. Я то ходила, то ложилась, то вцеплялась в прикроватные столбики, и женщин я своих то проклинала, то благодарила. На протяжении всего этого времени они были моими спасительницами – растирали мне спину и ноги, меняли мне сорочки и простыни, накрывали меня одеялами или остужали влажными тряпками, в зависимости от того, жарко мне было или холодно. Когда из меня вырвались околоплодные воды, и схватки стали еще сильнее, я решила, что скоро рожу. Мне было все равно, кто это будет, мальчик или девочка, я уже хотела увидеть своего ребенка.

По мере приближения ночи я начала слабеть, но все мои усилия ни к чему не приводили. К утру следующего дня мужество покинуло меня, а страх сделал меня мелочной и раздражительной.

Зато Мэв стала нежной и ласковой, позабыв о своей обычной строгости. Она обучила меня заговору, который мы начали произносить с ней вдвоем, – она хриплым голосом, а я – слабым и тихим:

 
Помоги мне разрешиться от бремени,
Поспособствуй мне, нежная Бригида,
Помоги, дорогая Бригада,
Вытолкнуть ребенка из себя.
 

Весь следующий день я провела на ногах, время от времени опираясь на своих помощниц и опускаясь на колени. Я почти не спала, ничего не ела и пила лишь воду или травяные настои, которые мне давала Мэв. Она требовала, чтобы мы послали за местной повитухой, но я отказывалась. От страха перед посторонними и из-за того, что мысли у меня путались, я чувствовала, что могу полагаться только на себя.

– Моя тетка приедет, – повторяла я, – они скоро будут здесь.

Элла то и дело подходила к окну по моей просьбе и даже поднималась на зубчатую стену, хотя Мэв считала это пустой тратой времени и предпочитала отправлять ее за сухой лавандой в кладовую. Она посыпала ароматной травой пол и втирала ее в мои ладони, чтобы облегчить боль.

Время от времени из-за двери раздавались мужские голоса – Макбета и его дяди, которые шептались с Мэв, когда она к ним выходила. Всякий раз, возвращаясь в комнату, она принималась упрашивать меня, чтобы я позволила им послать за помощью.

– Макбет очень волнуется, – говорила она. – Его первая жена…

– Молчи, – одновременно с Эллой воскликнула я.

Я по-прежнему отказывалась принимать помощь от посторонних. Мэв повторяла, что она кормилица, а не повитуха.

– Мое дело укачивать ребенка, мыть его, петь ему колыбельные, – говорила она. – А не помогать матери производить его на свет.

К концу второго дня я была окончательно измучена и раздражена, так что не могла выносить даже чужих прикосновений. Я стонала, меня била дрожь, и я с трудом сдерживалась, чтобы не закричать. Впрочем, Мэв это только вдохновляло, и она говорила, что это признаки того, что проход для младенца открывается. Но потом потуга проходила, и я оставалась в мареве боли и усталости.

Мэв делала все возможное, чтобы облегчить мои страдания. Она растирала меня мазями и поила горячим настоем земляничных листьев с ромашкой и базиликом. Она приказала Элле принести из кузни два металлических прута и положила один под кровать, а другой перед дверью, чтобы отогнать фей, которые могут попытаться выкрасть новорожденного. Она повесила красные нити в изголовье кровати, распустила мне волосы и развязала все узлы, включая ремешки на своем платье и платье Эллы. Кроме этого она поставила за дверь корзину, полную лепешек и сыра, опять-таки чтобы умилостивить фей и отвлечь их от новорожденного.

Она положила на блюдо тлеющий торф и принялась обносить его вокруг кровати слева направо по периметру комнаты, напевая какой-то мелодичный умиротворяющий заговор. Потом она послала Эллу разбросать угли по всему двору и приказать стражникам открыть все имеющиеся двери. Все должно было быть распечатано, чтобы помочь матери произвести на свет ребенка.

– Феи не получат этого ребенка, – прошептала Мэв, обращаясь к Элле.

Вскоре боль стала непереносимой, но ребенок так и не появлялся на свет. Мэв сидела рядом со мной и качала головой. Вид у нее тоже был измученный.

– Ты встретишься со своей матерью раньше, чем тебе бы этого хотелось, – резко заметила она, – потому что твое упрямство стало сейчас твоим врагом. Поверь мне и своему мужу. Мы не допустим, чтобы тебе причинили вред.

– Я должна быть сильной, – задыхаясь, ответила я, – мама сказала, чтобы я была сильной.

– Но она не просила тебя быть глупой, – рявкнула Мэв.

– Ру, твой ребенок неправильно повернулся, и Мэв не уверена, что нам удастся развернуть его обратно, чтобы он родился, – сказала Элла, гладя мои влажные волосы.

Я вздрогнула и покачала головой.

В дверь постучали, и Элла выскочила в коридор. Через мгновение она вернулась.

– Морей сам отправился за повитухой, – сообщила она Мэв.

– Значит, у него больше ума, чем у его жены, – ответила моя кормилица.

Я сжала зубы, но протестовать уже не могла, так как на меня снова начали накатывать волны потуг. Помоги мне, Бригида. У меня возникло ощущение, что я действительно умру.

А потом – я не знаю, когда это произошло, ибо я утратила чувство времени, – дверь распахнулась, и в комнату вошла женщина. Она была молода и красива. Когда она прикоснулась своей прохладной рукой к моему горячечному лбу, мне показалось, что это прикосновение ангела. Она сняла плащ, закатала рукава и начала задавать вопросы Мэв, которая с готовностью принялась на них отвечать. Женщина обтерла мое лицо и руки влажной тряпкой.

– Милая моя, как ты, наверное, страдаешь, – промолвила она. – Я – Катриона из Кинлосси. Дай я помогу тебе. – Взгляд ее серых глаз был спокоен, и я кивнула. Ее руки скользнули под одеяло, и легкие тонкие пальцы обхватили мой пульсирующий, напряженный живот.

Потом она обмакнула пальцы в масло, и они быстро и осторожно проникли внутрь меня. Она потянула, и я закричала, она сделала это еще раз, а потом приказала Мэв помочь мне встать на четвереньки; потом было снова масло и снова эти будоражащие прикосновения, сопровождающиеся перешептываниями женщин. Но я была готова на то, чтобы меня даже связали, как курицу, лишь бы эта Катриона вытащила из меня младенца и спасла нас.

Она попросила воды, а когда Мэв принесла ей глиняную тарелку, достала что-то из кармана. Я заметила блеск серебра и золота – это были монеты и кольца. Она опустила их в воду и начала размешивать, напевая себе под нос:

 
Милость под ней, милость над ней,
Милость вокруг, да не коснется ее зло…
 

Такое обращение к Бригиде, знак которой я носила на своем плече, подействовало на меня умиротворяюще. Я вцепилась в простыню, пока Катриона произносила свое заклинание, позвякивая монетами и кольцами. Потом она поднесла тарелку к моим губам.

– Пей, – сказала она, и я послушалась. Она обтерла мне лицо этой водой и отставила тарелку.

– А зачем нужны монеты? – спросила Элла.

– Чтобы укрепить ее дух и придать ей мужества, – ответила Катриона. – С помощью монет она выкупит ребенка у злых сил, которые не хотят его выпускать. А теперь надо подождать.

Не знаю, сколько это продолжалось, – я металась и стонала, как дух в изгнании. Повитуха снова осторожно потрогала мой живот. Я затряслась от напряжения, тужась изо всех сил.

– Хорошо, – сказала Катриона. – Пойду позову Макбета или Банхори, чтобы они поработали родильным креслом. Они оба ждут не дождутся. Ты слишком слаба, чтобы…

– Нет, только мои женщины и ты, – выдохнула я.

Следующая потуга была еще сильней, чем предыдущие. Когда она прошла, женщины подняли меня, так что я оказалась на корточках. Катриона принялась массировать мне живот, проталкивая ребенка дальше, и я взревела, как корова, но мне было уже все равно, я хотела лишь одного – чтобы она спасла меня и моего ребенка. Ребенок затрепыхался во мне, как огромная рыба, и я снова ощутила распирающую потугу. Женщины соединили руки, образовав для меня кресло, и я словно оказалась в самом центре вихря.

– Тужься, милая, тужься, – говорила Катриона, – а теперь дыши…

Я послушно выполняла все ее указания, напрягаясь изо всех сил, и уже через несколько мгновений дрожь прокатилась по моему телу, и при следующей потуге я вытолкнула своего ребенка в ожидавшие его руки.

– Сын, – со смехом промолвила Катриона. – И какой красавец! – Она перевернула его вниз головой, а потом протянула мне – слабо попискивающее крохотное существо. Мэв забрала его, чтобы запеленать, а Катриона заставила меня еще раз потужиться, чтобы освободиться от последа, а затем вместе с Эллой уложила меня в кровать на подушки.

Она же принесла мне уже запеленутого младенца. Его крохотное сморщенное личико показалось мне восхитительным, и я рассмеялась; теперь все еще испытываемая мною боль уже ничего не значила. Я смотрела на него сквозь жгучие слезы, чувствуя, как меня поглощает любовь.

Мэв открыла дверь и впустила Макбета. Вид у него был усталый, под глазами чернели круги. Катриона отошла в сторону. Он посмотрел на ребенка, и уголки его губ, как раз в том месте, где кожу прорезал шрам, начали расползаться в улыбке. Я никогда не видела, чтобы он так искренне и нежно улыбался, и это было поразительно. Когда я вспомнила его погибшую жену и ребенка, меня охватила такая нежность, что сердце мое чуть не разорвалось. Я откинула одеяло, чтобы он получше мог рассмотреть моего сына.

– Он не слишком похож на своего отца, – пробормотал Макбет, – в нем больше черт матери, и да будет он благословен за это.

– Тсс! – прошептала Мэв. – Не следует хвалить красивого ребенка, а то это может вызвать интерес у фей.

Я разглядывала сына и видела, насколько мы с ним похожи, – небеса словно сделали слепок с моего лица, придав ему хрупкость и изящество. Он действительно был красив, и теперь, кроме него, для меня ничего не существовало.

– Ты храбро сражалась, – промолвил Макбет, прикоснувшись к младенцу, а затем пригладил мои влажные волосы и вышел из комнаты.

Катриона дала мне укрепляющий настой тимьяна с медом, и я откинулась назад, глядя, как Элла освящает рождение с помощью зажженной свечи, – она трижды пронесла ее над кроватью, где я лежала со своим сыном. Руки и ноги у меня все еще дрожали, но сердце после долгих тревог и опасений переполняла радость. Мэв, вернувшись к своим обязанностям кормилицы, трижды обнесла ребенка вокруг комнаты, бормоча заклинание, которое должно было защитить его ото всех бед. Затем, невзирая на плач, от которого у меня разрывалось сердце, ока подняла его вверх и пронесла над тлеющими углями и чашей с водой, взывая к Бригиде и прося ее о том, чтобы она всегда и повсюду его защищала.

Развернув ребеночка, она брызнула ему водой на голову и грудь, и он, задохнувшись, начал бить ручками и ножками. И лишь после этого кормилица спела ему самую прекрасную, как считают гэлы, песню:

 
Одно мановение для тела, одно для речи,
Одно во здравие и еще одно – на удачу,
Мановение для отваги… И девять для благодати.
 

Несмотря на ее хриплый голос, мелодия звучала восхитительно, а когда к Мэв присоединились Катриона и Элла, мне показалось, что я слышу пение ангелов.

Глава 15

– Лулах – это имя для дойной коровы, – заявила Мэв.

– Да, это необычное имя для мальчика, – согласилась я, – но я встречала его в длинном списке отцовских предков. У Боде был предок Лулах, который прославился своим воинским искусством, поэтому имя кажется мне подходящим.

– Можешь назвать его Гиллекомганом, – пробормотал Макбет. Он смотрел на ребенка, которого я держала на руках, – в то утро я со своими служанками спустилась в зал. Он протянул руку, словно намереваясь прикоснуться к головке младенца, но почему-то передумал.

– Это норвежская традиция называть новорожденных по имени погибшего отца, – ответила я. – А мы не викинги. К тому же это имя будет будить во мне ненужные воспоминания. Он заслуживает того, чтобы носить редкое имя.

– Как у коровы? – не уступала Мэв.

– Скот – наше самое большое богатство, – сказала я. – А этот ребенок является моим достоянием. Он – единственное, что у меня есть, – прошептала я, поглаживая пальцем его подбородок. – Мой Лулах.

– Будучи моим племянником, он принадлежит к клану Лоарна по отцовской линии, – заметил Макбет. – Поэтому он должен носить родовое имя.

– Лулах Мак Гиллекомган, – ответила я. И Макбет кивнул.

Я прижала ребенка к себе и подумала, что когда-нибудь расскажу ему только самое лучшее о его отце – каким он был прекрасным воином и каким даром рассказчика обладал. В стране гэлов эти качества высоко ценятся, и таким образом он останется в памяти Лулаха достойным человеком.

Несмотря на приближение Рождества, особой радости в Элгине не ощущалось, хотя я со своим ближайшим окружением не могли нарадоваться на ребенка, а аромат можжевеловых ветвей и звук молитв скрашивали это время для остальных. Катриона все еще оставалась в Элгине, помогая мне с ребенком и дожидаясь, когда наступит более тихая погода, чтобы вернуться к себе на север в Кинлосси. Испытывая к ней огромную благодарность, я была рада ее обществу и восхищалась ее познаниями и врожденным самообладанием. Она вместе с Мэв помогала мне ухаживать за сыном, и она же подвигла меня на то, чтобы самостоятельно им заниматься, не поручая его заботам Мэв, хотя та и утверждала, что это занятие не пристало высокородным дамам. Но я не хотела никому отдавать своего сына, зная, что в моих руках он будет в безопасности.

Катриона тоже была вдовой и жила с двухлетним ребенком; ее муж, погибший год назад, был морейским таном и приходился родней как Гиллекомгану, так и Макбету. Один из ее братьев погиб вместе с моим первым мужем, поэтому нас связывали с ней общие переживания. Она была умна и наблюдательна, так что зачастую мы с ней беседовали часами, не замечая времени. Я многому научилась у нее и была рада, что она чувствует себя в Элгине как дома. Я предложила ей подыскать жилье поближе к Элгину, но она отказалась.

При жизни Гиллекомгана мы обходились в Элгине без барда, так как хозяин сам обладал талантом рассказчика, теперь же Макбет пригласил к нам своего барда, жителя Морея по имени Дермот Мак Конел, чтобы тот рассказывал нам легенды и играл на арфе. Должность шонахеда при дворе военачальника ценится очень высоко, так как порой они – как мужчины, так и женщины, – получают лучшее место за столом хозяина и участвуют в военных советах, где все прислушиваются к их мнению. Шонахеды у кельтов являются хранителями древней мудрости, сказаний и песен, которые составляют самую суть нашей культуры. Мне нравилось, как Дермот играет на арфе и рассказывает истории, но я все время вспоминала Гиллекомгана, а потому не разговаривала с бардом.

И я очень удивилась, когда вошедший в зал Макбет сообщил мне, что Дермот хочет поговорить с нами обоими, и лишь кивнула головой.

– Завтра крестины, – заметил Макбет, пока мы ждали прихода Дермота. – Интересно, подвергнет ли мать мальчика языческому обряду, которым отмечена сама, после того как он получит божественную защиту?

Вероятно, он успел заметить маленькую синюю спираль на моем плече в день рождения ребенка.

– Может, да, а может, и нет, – пробормотала я, похлопывая по спине спящего у меня на руках сына.

– Это давно запрещено церковью как проявление язычества. Странно, что ты носишь эту печать, хоть изображение и очень красиво.

Я отвела взгляд в сторону, так как не знала, что он на самом деле думает о кельтских обычаях.

– Этот знак я получила от своей матери. Она не видела противоречия между кельтскими обычаями и христианской верой, хотя Римская церковь и считает иначе. У нее был свободолюбивый дух, и она сама все решала.

– Как и ее дочь.

– Думаю, в какой-то мере мне удалось унаследовать жар ее души.

– В какой-то мере! – Он рассмеялся, и звук его смеха показался мне приятным. – Госпожа Грюада, в тебе этого жара больше чем достаточно. А что касается обычаев и знаков, – он кинул взгляд на дверь, у которой стоял один-единственный стражник, – именно по этому поводу бард и хотел поговорить с нами. Дермот Мак Конел ко всему прочему является фатахом – пророком, умеющим читать звезды. В день рождения твоего сына я попросил его посмотреть на небо и составить звездную карту.

– Он гадает по облакам и звездам? – моргнула я.

Макбет кивнул:

– Значит, ты знаешь, что это такое.

– Моя мать занималась этим. – Я не хотела говорить, насколько все это интересовало меня саму. По крайней мере пока. – Лишь после долгих лет обучения можно приобрести эзотерическое знание, необходимое для составления карты по звездам. Я потрясена, что Дермот умеет это делать. Так давай же выслушаем твоего кудесника.

– Это мой подарок твоему сыну на крестины, – Макбет склонился ко мне. – И мы никогда не станем рассказывать об этом священникам. – Он подмигнул, и я непроизвольно улыбнулась в ответ при мысли о нашей общей тайне. В этот момент я его почти любила.

– Дермот Мак Конел служил при дворе твоего отца. Тебе он тоже составлял звездную карту?

– Не он, это сделал другой странствующий бард, который гостил тогда у моего отца и по желанию истолковывал божественные предзнаменования.

– И что он предсказал тебе? Что ты станешь королем или что просто всю жизнь будешь мечтать об этом? – Слова сорвались у меня с языка непроизвольно.

Макбет передернул плечами, пропуская мимо ушей мою колкость:

– Я родился под знаком Ан Коран, под серпом в восьмой день августа.

– Этот знак сулит могущество, и люди, рожденные под ним, зачастую вызывают восхищение, – улыбнулась я. – Я тоже родилась под Ан Кораном в конце июля.

– Значит, все-таки у нас есть что-то общее.

– Значит, вы оба – дети солнца и урожая, – заметил вошедший бард.

Это был широкоплечий, плотно сбитый человек, который скорей походил на воина, чем на барда или астролога. Его каштановые волосы были взъерошены, зеленые глаза блестели, на губах блуждала хитрая улыбка, которая заставила меня улыбнуться ему в ответ.

– Приветствую тебя, Дермот Мак Конел, – сказала я.

– Госпожа Грюада и Морей, приветствую вас в этот прекрасный день. – Он слегка поклонился, все его движения были пронизаны благородством. – У меня готов рейт гриан – гороскоп для вашего новорожденного сына.

– Пожалуйста, говори. – Я выпрямилась, и Лулах зашевелился и начал похныкивать. Я передала его Элле, и та дала ему пососать свой мизинец.

Дермот поднял вверх руки с разведенными пальцами:

– Вечером в день рождения ребенка я сидел на холме и смотрел на небо – к счастью для сына Макбета, оно было чистым.

– Пасынка Макбета, – поправила я.

– Когда ко мне пришел посланец от Макбета и сообщил, что ребенок родился, я палочкой нарисовал на земле звездную карту, чтобы как следует рассмотреть сочетание звезд. И я увидел прекрасные предзнаменования.

– Он будет здравствовать? – нетерпеливо спросила я. Ибо обещание здоровья было поистине прекрасным предзнаменованием.

– Он достигнет зрелости, по крайней мере, так говорят звезды, – ответил Дермот. – Солнце, луна и звезды будут находиться в гармоничных сочетаниях в течение двадцати лет, как это было и при его появлении на свет. – Он снова поднял голову вверх, словно припоминая, что он видел в ту ночь. Такие люди никогда ничего не записывают, в отличие от монахов, привыкших к перу и чернилам, и полагаются, по древней традиции, лишь на собственную память.

– Он родился под Поканом – козлом, – продолжил Дермот, – накануне Рождества нашего Господа. Он вырастет упрямым и серьезным, но звезды расположились таким образом, что ему будет присуща душевная легкость. Он вырастет добрым и смелым человеком. Учи его как следует, Макбет, – добавил Дермот, – пусть впитывает в себя знания и учится владеть оружием, ибо ему суждено стать королем.

– Королем! – Я посмотрела на Макбета, который нахмурился и насторожился. Лулах расплакался, и Элла встала, намереваясь унести его, но я забрала сына, чтобы успокоить. Я хотела, чтобы мой сын присутствовал при этом, хоть он и не понимал ничего.

– Да, ибо на это указывает звездная карта, приготовленная небесами лишь для него. Прежде чем тучи закрыли его дальнейшее будущее, я успел разглядеть королевскую власть. Так что я не сомневаюсь, дорогая госпожа, что сейчас вы держите на своих руках короля.

– Расскажи мне еще, – сказала я. – Ты сказал двадцать спокойных лет. А потом?

– Это все, что мне известно. Позднее твой сын сам сможет попросить меня сказать остальное.

Я заметила быстрый взгляд, которым обменялся бард с Макбетом.

– Остальное? – переспросила я, поскольку мне в голову пришла одна мысль. – Что ты еще можешь предсказать по солнцу и звездам, Дермот Мак Конел? Кроме гороскопа, составляемого в момент рождения?

– Есть много разных гаданий по звездам и облакам, – ответил он.

– Я слышала, что некоторые гадатели могут предсказывать по облакам и звездам и другие события… например, благоприятные моменты для начала войны или коронации, – сказала я. – Ты когда-нибудь занимался этим?

– Да, иногда я делал это для отца Макбета и предсказал ему раннюю смерть. Я предупреждал его, но он не послушался меня в свой последний день. А потом моими советами неоднократно пользовался Макбет.

– Это ты рассчитал время, когда он должен вернуться в Морей?

– Нет, – поспешно ответил Макбет. – Ты заходишь слишком далеко, госпожа.

– Это ты предсказал, что при должном стечении обстоятельств мой муж станет когда-нибудь королем?

– Грюада, – прорычал Макбет. Я не спускала глаз с барда. Мне надо было знать, каковы их намерения и не является ли Дермот еще одним соглядатаем в моем доме.

– Такой человек, как Макбет, не нуждается в подобной помощи, госпожа Грюада, – ответил Дермот. – Когда он появился на свет, другой прорицатель составил ему карту расположения небесных светил. Ему, несомненно, суждено достичь самого высокого положениями звезды предсказали, что в один прекрасный день он станет королем, – он посмотрел на Макбета.

– Он уже и так король Морея, – заметила я.

– Да, и может стать самым могущественным военачальником Шотландии, но не верховным королем, – спокойно ответил Дермот. – И только сам он может решить, будет ли претендовать на этот высший сан. У него есть внутреннее чутье, и он знает, когда надо действовать, поэтому сам будет определять свое будущее. Макбет никогда не будет полагаться лишь на гороскопы, хотя другие малодушные честолюбцы не преминули бы ими воспользоваться. Однако он мудро учитывает их рекомендации, – добавил бард.

Я посмотрела на Макбета:

– Значит, ты держишь предсказания про запас?

– Просто я их учитываю, – ответил Макбет.

Ребенок на моих руках начал заливаться жалобным плачем, как это свойственно новорожденным. Я встала и повернулась лицом к мужчинам:

– Дермот Мак Конел, можешь ли ты поклясться, что никоим образом не способствовал свержению Морея?

– Можете верить мне, госпожа. – Он устремил на меня открытый честный взгляд. И я ему поверила.

– Очень хорошо. – Я помолчала. – Я и сама обладаю провидением, унаследованным от матери и бабки. Однажды у меня было видение, связанное с будущим Шотландии и ее королей. – И хотя я так и не разобралась в том, что мне привиделось накануне моего обручения в Абернете, сейчас я чувствовала, что это видение в большей мере относится к Макбету и всей Шотландии, нежели ко мне.