Текст книги "Огонь души (ЛП)"

Автор книги: Сьюзен Фанетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Она шла, куда он хотел, совершенно покорная ему. Когда они добрались до коридора, ведущего в ее комнату, он мягко толкнул ее в темный угол и чуть прижал, показывая языком своего тела, чего хочет.

Затем подошел к стражнику у ее двери и отпустил его. Как второй сын короля и герцог Оренширский, Леофрик не нуждался в одобрении таких приказов. Стражник почтительно кивнул и направился прочь, к дальнему коридору, который вел в комнаты стражи.

Когда Леофрик вернулся, женщина была именно там, где он ее оставил.

Он повел ее в комнату. На пороге она остановилась, слегка неуверенно, и оглянулась на пустое пространство сбоку от двери, где несколько мгновений назад стоял стражник.

– Больше никакой охраны, – сказал Леофрик, не надеясь, что она его поймет. Но ему нужны были эти слова. – Ты больше не пленница.

Она явно ничего не поняла, но ступила через порог.

Он вошел вместе с ней и закрыл за собой дверь. Никаких следов происшедшего утром уже не было. В комнате было тепло и уютно: зажжены факелы, горит небольшой камин, на столе стоит поднос с хлебом, сыром и кувшин. Эльфледа и Оди сегодня хорошо поработали. И Дунстан тоже.

Женщина повернулась и встала перед ним, опустив руки.

Бриджи стражника были слишком велики для нее; они топорщились на бедрах и коленях. Кожа от колен и ниже потемнела и покрылась пятнами соли от прилива, в котором она стояла. И сапоги тоже. Его туника порвалась и снова сползла с ее плеча, демонстрируя ее бледную кожу и шрамы.

Он не мог вот так просто оставить ее после этого странного, долгого дня, не попытавшись еще раз. Леофрик шагнул к ней – женщина отпрянула, ее взгляд снова стал настороженным, но он был рад видеть эту настороженность, даже если это означало, что она все еще чует в нем угрозу. По крайней мере, это была не покорность. По крайней мере, в ее глазах снова появилась жизнь.

Встав прямо перед ней, он похлопал себя по груди.

– Я – Леофрик. – Он похлопал ее по груди, поглаживая большим и указательным пальцами выпирающую ключицу. – А ты кто? Я так хочу знать твое имя.

Когда она не ответила, он обхватил ладонями ее лицо и поцеловал в лоб.

– Спи. Завтра мы попробуем еще раз, но у нас мало времени. Пожалуйста, помоги мне спасти тебя.

Он повернулся и вышел из комнаты.

Дверь была не заперта, и стражник ушел. Если она захочет сбежать, ей не придется никого убивать.

Он уже собирался повернуть за угол, когда услышал скрип тяжелой двери на железных петлях.

Леофрик живо обернулся. Женщина стояла в дверях, глядя в другую сторону коридора. Потом повернула голову и наткнулась на его взгляд.

Они уставились друг на друга.

Когда Леофрик шагнул к ней, она не отступила. Не сводя с нее глаз, он пошел назад, и она не отступила ни на шаг.

Он подошел к двери и остановился перед женщиной. А потом просто ждал. Она сделала этот шаг, каким бы он ни был, и он будет ждать, пока она сделает следующий.

Женщина внимательно изучала его глаза, прищурившись, как будто для того, чтобы лучше разглядеть. Он постарался думать о том, что чувствует к ней, о том, что намерен заботиться о ней, надеясь, что она прочтет это в его взгляде.

После долгого молчаливого раздумья женщина похлопала себя по груди и открыла рот.

Сердце Леофрика сбилось.

– Астрид. – Она снова похлопала себя по груди. – Астрид.

Леофрик ни за что на свете не смог бы остановить себя; его сердце и тело не дали разуму и шанса. Он снова обхватил лицо своей женщины ладонями и поцеловал в губы.

13

Астрид попыталась вспомнить хнефатафл, подумать об игре и о том, как Леиф заставлял ее поверить в победу, а затем вырывал ее у нее из рук. Леиф уступал ей, сдавал свои позиции, но потом заманивал в ловушку, заставляя поверить, что совершил ошибку, и она оказывалась уязвимой для нападения с самой неожиданной стороны – и все потому что позволяла себе поверить в победу, которой не было.

Она всегда играла так, бросалась без оглядки к тому, что было прямо перед ней.

Ее тело отзывалось на то, что было прямо перед ней сейчас – губы Леофрика на ее губах, его нежные и теплые руки на ее лице, его борода, касающаяся ее подбородка. Она нуждалась в этом; на физическом, инстинктивном уровне, она нуждалась в этой нежности. Ее сердце было полно боли о прошлом, которое она потеряла, душа – полна страха за будущее, но в этом настоящем его руки были сильными, а губы мягкими, и он был добрым с тех пор, как нашел ее у воды.

Он всегда был добрым.

Астрид не понимала. Она никогда этого не понимала.

Сегодня утром она убила одного из его людей, и теперь, ночью, она снова была в той же комнате, но без охраны. Что он задумал? Был ли это трюк, была ли это хитрость, подобная той, с помощью которой обманывал ее Леиф? Неужели ее заманят и сделают еще более уязвимой?

Может ли она быть более уязвимой, чем сейчас? Одна в этом мире, слабая, безоружная, отданная на милость врага, которого не понимала?

Нет, она не могла.

Но этот мужчина был добр и просил у нее только слов. Он забрал ее из черного места. Он мог бы вернуть ее туда, если бы захотел. Только он стоял между ней и этим ужасом.

Она умоляла убить ее, только бы не попасть обратно в черное место. Она не сможет пережить это снова. Впервые в жизни она попросила его об этом. У нее не было его слов, и у него не было ее слов, но она верила, что он понял.

Но он не сделал того, о чем она просила. Вместо этого он обнял ее, а потом привел обратно в эту комнату. Он убрал охрану и оставил в покое.

Казалось, ему нужны были только ее слова.

И это тоже. Он хотел и ее тело. Астрид чувствовала это желание в его руках, в прикосновении губ, и в плоти, прижимающейся к ней через бриджи.

Отстранившись, она увидела желание и в глазах цвета пасмурного вечернего неба, темно-синих с серыми прожилками. И она увидела что-то более глубокое в этих глазах, что-то слишком глубокое для слов.

Она хотела того, что видела в нем, даже того, чего не понимала.

Глядя на нее сверху вниз, он отпустил ее лицо и положил одну руку ей на грудь, обхватив большим и указательным пальцами ее шею.

– Астрид, – произнес он шелковистым, глубоким и нежным голосом.

Затем он поднял ее руку и положил себе на грудь, над сердцем. Обеими руками он прижал ее руку к своему тяжелому мягкому нагруднику.

Он хотел, чтобы она произнесла его имя.

Нет, больше – казалось, если она скажет это, то даст понять, что готова на все. Если она назовет его имя, это будет значить, что она готова дать ему то, что он хочет.

Но Астрид не знала, чего именно он хочет. Неужели только ее слов. Ее тела? Чего-то еще? Неужели все это было уловкой? Она ничего не понимала.

Но разве у нее был выбор? Ее народ бросил ее. Она была одна в этом месте, где ей предстояло умереть – возможно, скоро, а возможно, и нет. Если нет, и если ее не вернут в черное место, то ей придется идти своим путем.

Если то, что Леофрик отослал стражника, означало, что Астрид больше не пленница, значит ли это, что она больше не рабыня?

Она не сможет узнать. Нет, если только не научится его языку и не спросит.

У нее не было выбора. Мужчина, обнимавший ее сейчас, был всем, что у нее было. Пока она не поймет, что происходит, ей придется давать ему то, что он хочет.

В его глазах она не увидела угрозы, только желание, доброту, надежду и что-то более глубокое, чего она не понимала.

– Леофрик, – сказала Астрид, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно и ясно.

– Да, да! – он улыбнулся и поднес ее руку к губам, поцеловал ее пальцы, касаясь губами каждого из них. – Спасибо. Астрид.

Его губы двигались по ее коже, пока он говорил. Он сказал еще что-то, снова повторил слово «безопасность», но больше она ничего не поняла.

Он говорил те же самые слова и раньше; она узнала их звучание, если не смысл. Она надеялась, что он говорит ей, что она будет в безопасности.

Астрид ненавидела себя за то, что больше не может чувствовать себя в безопасности. Это была одна из многих вещей, которые она потеряла в том черном месте.

Она даст ему все, что он захочет, если он даст ей безопасность.

С этими мыслями она взяла его за руки и сделала шаг спиной вперед в комнату, ведя его за собой.

Остановившись посреди комнаты, Астрид отпустила его руки и начала снимать с себя одежду: сапоги стражника, его штаны и пояс, рубашку, которую дал ей Леофрик.

Когда она приподняла край рубашки, чтобы стянуть ее через голову, он положил руки ей на плечи и покачал головой. Он произнес слова, которых она не знала, затем погладил ее руки.

– Астрид, – пробормотал он.

Рубашка сползла с ее плеча, и Астрид увидела, как его взгляд упал на ее обнаженную кожу.

Он хотел ее. Он был добр, но он хотел ее.

Это было только ее тело. Инструмент, не более того. Не она сама; не то, что делало ее собой. Она могла отдать свое тело Леофрику и ничего не потерять.

Более того, она хотела его прикосновений. Это успокаивало. Когда он обнимал ее, она чувствовала себя защищенной.

В безопасности.

Высвободив руки из его хватки, она стянула рубашку через голову и отбросила ее прочь. Она стояла прямо и неподвижно, пока его взгляд скользил по ее изуродованному шрамами телу, потерявшему большую часть своих сильных мускулов. Но жар в его глазах не погас.

Он снова встретился с ней взглядом.

– Ты хочешь этого?

Астрид поняла эти слова. Она хотела того, что он мог дать ей, что он мог бы дать ей, если она была ему нужна. Если она даст ему то, что он хочет.

Она кивнула.

– Ты понимаешь?

Она снова кивнула. Она поняла достаточно: и эти слова, и то, что он хотел, и то, что ей было нужно.

Он отошел от нее, но только для того, чтобы закрыть дверь. Потом вернулся и провел кончиками пальцев по ее щеке.

– Астрид.

На этот раз без его подсказки она положила руку ему на грудь и сказала:

– Леофрик.

Его лицо озарилось широкой улыбкой, и он обнял ее за талию, одновременно наклоняясь, чтобы поцеловать. Это было похоже на присвоение, мужчины никогда раньше не вели себя с Астрид так. Это она всегда искала партнера, она была той, кто делал первый шаг, превращая флирт в близость.

Она закрыла глаза и попыталась остановить свои мысли, просто почувствовать силу рук, держащих ее, мягкость рта, жар языка, тепло дыхания. Леофрик был выше ее на несколько дюймов и гораздо шире в плечах. В этом не было ничего необычного; она всегда предпочитала высоких, сильных мужчин, а мужчины ее народа, насколько она смогла судить, были выше большинства мужчин этого места.

Необычным было то, что она чувствовала себя присвоенной мужчиной, с которым была. Леофрик наклонился вперед, держа ее в своих объятиях, и Астрид почувствовала, как он распускает ее волосы.

Ей это не нравилось, она не могла подчиниться, даже когда пыталась дать ему то, что он хотел. Ее сердце билось быстро и громко, она оторвалась от его губ и уперлась его в грудь, заставляя отпустить ее и отступить.

Смятение отразилось на его лице. Астрид почувствовала что-то странное и вдруг поняла, что дрожит.

Она была напугана. Она дрожала от страха. Боги, как же она презирала то, во что превратилась.

Нет. Она не поддастся страху. Она была Девой-защитницей. Она участвовала во многих битвах и убивала людей, которые были крупнее и сильнее ее. В близости она брала то, что предлагали мужчины, а не давала им то, что они требовали.

Собравшись с силами, она сделала несколько шагов к Леофрику, и, протянув руку, ухватила его за темные волосы. Они были такими мягкими в ее руках. Она резко дернула его, заставляя наклонить голову к себе, и поцеловала, сильно и жестко, как целовала Яана, Ульва и любого другого мужчину, которого хотела. Поцелуем, который говорил, что все, что случится, будет на ее условиях – и мужчина должен быть благодарен за то, что Астрид выбрала его, но не иначе.

Стон горячего удивления заполнил ее рот, и его руки снова обхватили ее, сжали ее ягодицы, прижимая ее сильнее. Астрид чувствовала возбуждение Леофрика, его твердую и толстую плоть в бриджах.

Не прерывая поцелуя, она отпустила его волосы и принялась за нагрудник, ища застежки. Ей не удавалось справиться с ними, и его руки отпустили ее и переместились между ними, снова перехватывая инициативу. Леофрик расстегнул застежки и стянул с себя нагрудник, затем потянул вверх тунику. Когда он поднял руку, чтобы стянуть тунику через голову, Астрид прикусила его нижнюю губу и втянула ее в рот.

Он застонал, как будто она причинила ему боль, но когда она отпустила его и он снял одежду, она увидела огонь в его глазах и ошеломленную улыбку на губах.

Он был… он был прекрасен, и на мгновение Астрид забыла обо всем остальном. Ее страх и отвращение к себе, ее душевная боль и тоска по дому, ее тревога за будущее, ее слабое тело и растерянный ум – все ушло. В одно прекрасное мгновение она видела только голый торс мужчины. Мощный. Гладкий, мускулистый. Покрытый боевыми шрамами. И этот мужчина хотел ее.

Она положила руку ему на грудь.

– Леофрик.

– Астрид, пожалуйста, – отозвался он и заключил ее в объятия.

Огонь, казалось, вспыхнул в месте, где ее обнаженная грудь коснулась его, и Астрид приподнялась на цыпочки, чтобы снова завладеть его губами. Чтобы заявить на него права. Леофрик снова застонал – звук почти боли или капитуляции, – и вспышка силы вновь зажглась в ее сердце.

Она не собиралась сдаваться. Она не собиралась отдаваться ему. Она не стояла на коленях у его ног и не умоляла. Она была с ним лицом к лицу и брала столько же, сколько отдавала.

Осознавая этот прилив силы, Астрид ухватилась за бриджи Леофрика и потянула их. Он помог ей, наклонившись так, чтобы она могла опустить их вниз по его бедрам и освободить его плоть.

Но когда ее рука обхватила его плоть, ее разум взбунтовался, и комната, в которой она находилась, исчезла.

Леофрик исчез.

Все вокруг нее, внутри нее стало черным и холодным.

Она затрясла головой, и Леофрик и теплая золотистая комната вернулись, но было поздно. Астрид отскочила назад, подальше от него, чувствуя, как глубокое отчаяние и агония черного места снова сводят ее с ума. Она обхватила себя руками и присела на корточки, пытаясь взять себя в руки.

Вот что ее погубит, ведь так? То, что эти мужчины делали с ней? Это? Ни плеть, ни огненная мазь, ни тонкая нить, жгущая ноги, ни ледяная вода, льющаяся на нее, ни крошки черствого хлеба, запихнутые в рот, не смогли. Ни кандалы. Ни темнота, безжалостная темнота.

Изнасилование было наименьшим из зол. Сколько бы раз это ни случалось, как бы жестоко это ни было, это было наименьшей болью. Не может быть, чтобы это сломало ее сейчас.

– Астрид? – она почувствовала, как Леофрик подошел ближе, увидела, как его тень скользнула по ней. Она покачала головой, но он не прикоснулся к ней.

Он сказал что-то, длинную цепочку слов, которых она не поняла, и снова отступил. Она услышала шорох кожи и стук сапог, упавших на пол. Он разделся и собирался взять то, что она собиралась ему дать. Даже сейчас, перед лицом ее страха, он собирался взять ее.

Значит, это была игра, ход, которого она не предвидела. Она была его собственностью, и он ничем не отличался от остальных.

– Астрид, – сказал он умоляющим тоном. Всего несколько мгновений назад она назвала бы его добрым.

Когда она не ответила, он повторил ее имя.

– Астрид.

Она подняла голову.

Леофрик стоял голый посреди комнаты. Он не был твердым; его плоть тяжело свисала из темного гнезда волос между мускулистыми бедрами. Когда она встретилась с ним взглядом, он улыбнулся, но не в предвкушении, а печально.

Затем он раскрыл руки. Она сделала то же самое на берегу, когда хотела, чтобы он проткнул ее копьем, когда умоляла его не брать ее обратно в черное место. Она раскрыла перед ним руки и стала совершенно беззащитной. Отдала свою жизнь в его руки.

Так же, как он делал для нее сейчас.

Она встала, но Леофрик не сдвинулся с места. Она подошла к нему, и он все стоял там, широко раскинув руки. Только его глаза двигались, следя за ней.

Встав перед ним, глядя ему прямо в глаза, Астрид сжала кулак и ударила его в живот.

Леофрик закашлялся и согнулся от удара, но руки его оставались широко раскинутыми, и восстановив дыхание, он снова выпрямился. Не сводя с нее глаз, он кивнул, и она все поняла.

Он предлагал себя. Он искупал свою вину.

Искупление – не путь ее народа. Ее народ искупал вину с помощью мести. Но смысл был не совсем чужд, и Астрид поняла

Она снова ударила его, и он снова выпрямился, когда смог, и стал ждать следующего удара.

Она ударила снова – и мысли покинули ее, и месть взяла верх. Не имело значения, что Леофрик предлагал себя по собственной воле. Не имело значения, что он спас ее из черного места и заботился о ней. Все, что имело значение, – это ненависть, ярость и боль, наполнявшие ее кровь огнем.

Она била его, царапалась, кусалась и лягалась, а он принимал каждый удар. Она трижды опрокидывала его на пол, и каждый раз Леофрик вставал и раскрывал объятья. Она била его до тех пор, пока ее руки не начали трястись от напряжения, а тело не покрылось потом.

И только тогда, устав и остановившись, она услышала, что плачет. Рыдает, громко и отчаянно.

Астрид закрыла рот руками и отшатнулась.

Она была Девой-защитницей. Она не плакала. Слезы были слабостью.

Леофрик опустил руки. Его тело было покрыто ярко-красными пятнами, переходящими в синяки. Из носа у него текла кровь, глаз распух. Он подошел к ней и протянул руки, намереваясь обнять – и она знала, что он хочет утешить ее.

– Нет! – закричала Астрид, упираясь в его грудь и отталкивая от себя. – Нет!

Она снова толкнула его. И снова, пока его ноги не коснулись кровати. И снова толкнула, и Леофрик упал обратно на матрас, и тогда Астрид запрыгнула на него, оседлала его, сжав руки в кулаки и снова и снова ударяя ими в его грудь.

Но он не сопротивлялся. Он снова раскинул руки и просто принял ее ярость и боль.

Она не могла перестать плакать, и слезы катились по ее кулакам и его груди, пока она била и била его, разъяренная своей слабостью.

Он отвердел под ней, его плоть прижалась к ее, и ее тело инстинктивно отшатнулось, что еще больше разозлило ее. Она не будет этого бояться. Она не станет. Это было ничто – ничто!

– Нет! Это ничего не значит! Ничего! – закричала Астрид, хватая его плоть и резко и жестко опускаясь на нее

Леофрик издал глухой рык удивления, но она не хотела слышать его голос. Она обхватила руками его горло, душа его, глубоко вдавливая большие пальцы в плоть, чувствуя, как замедляется его кровь и дыхание. А потом стала двигаться на нем так яростно, как только могла, загоняя его плоть вглубь себя снова, и снова, и снова.

Астрид говорила себе, что ищет боль, хочет найти ее, познать ее границы, овладеть ею – но не чувствовала боли, не в своем теле. Ее сердце и разум страдали, но тело не болело. То, что он делал – то, что она заставляла его делать – не причиняло боли. С каждым сильным толчком к ней возвращались ощущения того, как это должно быть на самом деле.

Лицо Леофрика стало темно-красным, а затем багровым, но он не сопротивлялся. Она поняла, как только первое чувство того, что могло бы стать удовольствием, замерцало внутри нее, что он действительно позволит ей убить его и не будет бороться.

Он подчинился ей. Он дал ей то, в чем она нуждалась. Он ничего не брал взамен.

Она отпустила его горло, и в то же мгновение, когда он сделал свой первый глубокий, отчаянный вдох, его накрыло освобождение. Бедра дернулись так сильно, что Астрид едва не слетела с кровати.

Слишком поздно осознав, что он изливает свое семя в нее, Астрид отскочила, и семя брызнуло Леофрику на живот и ноги. Она никогда не позволяла мужчине изливаться внутрь. Она не хотела иметь детей.

Она была Девой-защитницей и не хотела, чтобы что-то связало ее с этим новым миром.

Да, она была Девой-защитницей. Но кем стала теперь, Астрид не знала.

14

Леофрик лежал на кровати, раскинув руки и втягивая воздух горящим горлом. Его тело пульсировало.

Он не мог понять, что именно чувствовал.

То, что произошло в этой комнате, с этой женщиной, не было похоже ни на что, что он когда-либо испытывал в своей жизни. Он позволил ей избить себя, взобраться на него, почти убить – никогда прежде он не позволял женщине брать над собой контроль.

Да и кто бы мог его себе подчинить? Он был Его Королевским Высочеством, герцогом Оренширским, вторым сыном короля Меркурии, вторым в линии престолонаследия. Женщины преклоняли перед ним колени и давали ему то, что он хотел. Он никогда не был ни жесток, ни груб, не брал того, что не предлагалось добровольно, но и не отступал. Однако он понимал, что получить даже то, что предлагалось добровольно, он не смог бы, если не имел власти.

Но эта женщина не давала ему того, чего он хотел. До этой ночи.

Астрид. Леофрик наконец-то узнал ее имя, и это было прекрасно. Она произнесла его имя, прикоснулась к нему сама, будучи в ясном разуме. Она предложила ему себя.

Леофрик не был уверен, что полностью понимает ее мотивы, но думал, что она сдалась – и он этого не хотел. Она стояла там, предлагая ему себя, но он не хотел этого – не так, не потому что она сдалась. Он хотел, чтобы она захотела его, предложила себя по-настоящему, по своей воле.

А потом Астрид поцеловала его – дико, почти неистово, захватывая и кусая его губу, ее язык требовательно проник в его рот, – и Леофрик снова почувствовал в ней силу и волю. Почувствовал желание. Никогда еще женщина не вела себя с ним так. Когда она прикоснулась к его плоти, обхватила ее рукой, как будто она принадлежала ей, пламя его собственного желания вспыхнуло с адской силой.

А потом она отшатнулась. Прикрыла себя руками, спряталась. Даже в черных стенах она не пряталась.

Судорожное замешательство на мгновение затуманило его мысли, когда его тело и разум попытались прийти к согласию, а затем Леофрик осознал ужасную правду. Коснувшись его, Астрид вспомнила Черные Стены.

Он мог сделать только одно, чтобы показать ей, что с ним она в безопасности.

Хотя она была слабее, чем когда-то, она все еще была воином, и в своем гневе и ярости она помнила это. Он будет носить на себе следы ее воспоминаний. Он будет чувствовать каждый удар.

И все же Леофрик никогда в жизни не испытывал такого экстаза, как в тот момент, когда она вернула его к жизни. Отчаянное удовольствие все еще пело в его костях и заставляло дрожать руки и ноги.

Он никогда прежде не проливал свое семя в женщину. Он надеялся, что не сделал Астрид беременной; это повлекло бы за собой неприятности.

Тихий голос внутри него кашлянул и предположил, что, несмотря на все сложности, если она родит ему ребенка, он сможет защитить ее по-настоящему. Более того, он сможет дать ей спокойную жизнь. Если бы ему удалось убедить отца, он мог бы дать ей еще больше. Даже сделать ее благородной.

Если он сумеет убедить ее согласиться на крещение, то сможет уговорить и отца. Королевство нуждалось в наследнике. Если Эдрик не мог обеспечить его, то, возможно, Леофрик сможет.

Женился бы он на этой женщине? На язычнице, чье имя он только узнал? На женщине, которая отказывается даже носить приличествующую представительницам ее пола одежду?

Да, он бы это сделал.

Он думал, что это был бы союз, основанный на чувствах.

Леофрик нашел в себе силы поднять голову и подавил стон, когда боль в горле усилилась от этого движения. Астрид сидела в дальнем углу кровати, скрестив руки на животе, и смотрела на него.

Астрид. О, как он любил форму и звучание ее имени!

Сев, он острее ощутил всю боль, которую она причинила ему. Он не чувствовал себя пристыженным оттого, что его била женщина. Астрид была необычной женщиной, и это была необычная ночь.

То, что произошло между ними, было самым страстным переживанием в жизни Леофрика, но в то же время и очень жестоким, и она, как он знал, не испытала от этого никакого удовольствия. Так много в ее облике заставляло его сердце болеть, но сейчас, когда ее взгляд бы настороженным, а поза – закрытой, самой большой болью было то, что она не чувствовала того, что чувствовал он – освобождения, экстаза. Любви.

Он хотел забрать у этого воина, у этой женщины воспоминания, которые заставили ее в страхе отшатнуться от его прикосновений. Если бы только она позволила ему показать ей удовольствие. Не удовольствие от жестокости, а удовольствие от нежности.

Он потянулся к ней, но она напряглась.

– Nej, – прошептала она, качая головой. – Det är inget (прим. швед. – Нет. Это не значит ничего).

Она выкрикивала те же самые слова, кричала их, когда оседлала его. Они были единственными словами, которые она произносила. Он не понял ничего, кроме первого.

«Nej» – это «нет», – подумал Леофрик.

Опустил руку.

– Астрид, – его голос был хриплым, и слова словно продирались наружу, раня горло, но Леофрик сглотнул и продолжил. – Я хочу доставить тебе удовольствие. Я хочу унять твою боль, если смогу. Ты понимаешь?

Она покачала головой. Хотя она, казалось, понимала больше слов, чем он предполагал, между ними было еще слишком много того, чего не объяснить. Он хотел иметь возможность поговорить с ней. Она должна была научиться – потому что он не знал, как иначе сможет успокоить ее или завоевать ее доверие.

– Как я могу заставить тебя понять?

Он не ожидал, что она ответит, и Астрид не ответила: она изучала его, ее глаза скользили по его лицу, вернулись к его глазам. Потом она повернулась на кровати и свесила ноги, встала и пошла прочь. Леофрик сидел на своем месте и наблюдал за ней.

Она подошла к кувшину и налила в него воды. Пока она брала тряпку и мочила ее, он изучал ее спину – прямые плечи, стройные бедра, длинную, растрепанную светлую косу, спускающуюся вдоль позвоночника.

Красные шрамы пересекали ее алебастровую кожу.

Слова или нет, но как ему завоевать ее доверие? Он позволил ей избить себя, но эти побои были ничем по сравнению с тем, что она перенесла. Ничем.

Астрид отжала тряпку и вернулась к кровати. А потом снова села рядом с ним, ближе, чем раньше, и протянула ему ткань.

Ничего не понимая, Леофрик взял ее. Он склонил голову набок, надеясь, что она поняла его жест.

Астрид поняла. Она постучала себя по носу и кивнула в его сторону, потом произнесла на своем родном языке какую-то фразу и снова кивнула.

Леофрик приложил пальцы к носу и нащупал что-то липкое и мокрое; когда он отнял их, они оказались окровавленными. О. Он вытирал лицо тряпкой до тех пор, пока не убедился, что стер всю кровь. Оказывается, лицо тоже пострадало. Проводя тряпкой по щеке, Леофрик морщился. На следующий день глаз станет фиолетовым, если уже не стал.

Эта женщина хорошо знала, как бить.

Эта мысль вызвала у него улыбку – и чудо из чудес, она ответила на нее легкой улыбкой. Какое прекрасное зрелище! Астрид протянула руку и провела пальцами по его воспаленной щеке.

Прикосновение было нежным и собственническим, и это дало ему новый прилив надежды. Леофрик схватил ее за руку, и сердце его забилось так сильно, что едва не разорвало грудь. Он поднес руку Астрид к губам и поцеловал ее ладонь.

– Ты можешь простить меня?

– Прости, – произнесла она с очаровательно сильным акцентом и низким, но не неуверенным голосом. – Förlåt.

Это слово было достаточно похожим, чтобы Леофрик подумал, что она поняла его и сказала ему, как звучит прощение на ее родном языке.

Он прижал ее руку к своей груди.

– För-låt? – он попытался и был вознагражден еще одной скупой улыбкой.

– А ты можешь, Астрид? Простить?

Она долго смотрела на их соединенные руки.

– Jag förlåter dig. Bara dig (прим. швед. – я прощу тебя. Только тебя).

Она подняла на него взгляд, чтобы проверить, понимает ли он, но хотя Леофрик внимательно слушал, он не понял.

– Ты, – попробовала она на его языке. – Простить тебя.

В ее тоне, и в ее глазах, он увидел, что она имела в виду. Ее прощение было для него одного. Что это будет значить для ее жизни за пределами этой комнаты, он не знал, но сейчас, в эту ночь, Леофрик был достаточно рад, что она может простить хотя бы его.

Но когда он наклонился к ней, намереваясь поцеловать, она высвободила руку и отстранилась.

Возможно, он должен был позволить этому закончиться, но он не мог… После шокирующей жестокости их совокупления у них был этот момент понимания, и он хотел, чтобы его стало больше. Леофрик хотел, чтобы она познала его нежность. Он хотел подарить ее ей.

Поэтому он потянулся к ней, поймав ее руку прежде, чем она успела снова спрятать ее. Когда он потянул ее, несмотря на сопротивление, огонь вспыхнул в ее глазах, и она потянула сильнее. Он крепче сжал ее, не причиняя боли.

– Астрид. Позволь мне доставить тебе удовольствие. Ты понимаешь, что такое «удовольствие»?

Она покачала головой.

Вместо того чтобы прижать ее к себе, Леофрик отпустил ее руку, встал на колени и наклонился к ней. Настороженно сморщив лоб, Астрид смотрела, как он приближается. Когда он взял ее за подбородок и провел большим пальцем по линии шрама, пересекающего ее губы, она не отстранилась.

– Позволь мне показать тебе, – сказал он и приблизил свои губы к ее губам.

Она не сопротивлялась, но и не ответила на поцелуй. Леофрик медленно накрыл ее губы своими губами, пробуя ее на вкус едва заметным касанием языка. Через мгновение она отстранилась – не резко и не слишком далеко. Ровно настолько, чтобы между ними осталось расстояние для вдоха.

– Det är inget, – снова прошептала она.

Он жалел, что не понимает этих слов; Астрид повторяла их снова и снова с тех пор, как они оказались голыми в этой постели, и они казались важными. Но, хотя он и изо всех сил старался разобрать каждый слог, он не мог понять их значения.

– Ingenting (прим. швед. – ничего).

– Я не понимаю, Астрид.

Но Леофрик думал, что понимает, немного. Это было похоже на выражение сопротивления или нежелания – в ее позе и тоне, как ему показалось, он увидел именно это. Она говорила так, словно пыталась убедить себя в чем-то, во что сама не верила.

Она не отстранилась, и он снова поцеловал ее. Если она сражалась с чем-то, он хотел помочь ей в этой борьбе. На этот раз он целовал ее настойчивее, взяв ее голову в свои руки, разжимая языком ее губы.

Ее руки взметнулись вверх и обхватили его за плечи, и Леофрик подумал, что у него, наконец, получилось, но она оттолкнула его. Ее глаза вспыхнули огнем, и она произнесла несколько слов, слишком быстро, чтобы он мог разобрать что-либо, кроме их музыки.

Затем Астрид наклонилась и поцеловала его – жестко, требовательно, яростно, как целовала раньше, до того, как он полностью разделся. До того, как она отскочила от него и свернулась в клубок у его ног.

Хотя это было страстно и очень эротично, Леофрик не хотел, чтобы это жестокое совокупление повторилось. В этом было слишком много боли – для них обоих. Когда она попыталась толкнуть его, чтобы он снова лег на кровать, он схватил ее за руки.