Текст книги "Огонь души (ЛП)"
Автор книги: Сьюзен Фанетти
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
Она не поддалась боли.
Она сдалась нежности.
10
Леофрик провел рукой по влажным волосам женщины, снова ставшим светлыми после купания и заботы Эльфледы. Чисто вымытые и распущенные, они оказались длинными и слишком светлыми, чтобы их можно было назвать золотистыми. Волосы чуть заметно вились, даже после мытья.
Женщина перекатилась на бок и обвила руками руку, на которую он опирался, и у Леофрика не хватило духу отстраниться. В своем беспокойном сне она тихо всхлипывала при каждом тяжелом выдохе.
Она была в бреду с тех пор, как он вошел в ее камеру, переходя от бесчувствия и ленивой апатии к горячему, яростному безумию, снова и снова. Она говорила на своем языке; Леофрик жалел, что не понимает ее. Иногда это звучало так, будто она выкрикивала имена, словно умоляла друзей помочь ей. Здесь у нее не было друзей. Ее друзья уже были далеко.
Однажды она позвала «мама», и он это понял. Казалось, его сердце разорвется на части.
Его сердце не было спокойным с тех пор, как он вошел в ее камеру, с тех пор, как он уселся на пол, чтобы помочь ей напиться. Господи, как же ему было тяжело! Возможно, даже еще тяжелее, чем когда он увидел Дреду.
Они делали все это с ней – с женщиной, с воином, которая когда-то была могучей и сильной, а теперь почти ничего не весила. Когда он поднял ее, она казалась легче, чем Дреда.
Леофрик провел кончиками пальцев по ее полным, потрескавшимся губам. Старый шрам тянулся по ним от носа до подбородка – тонкая, прямая, бледная линия. Это был шрам воина. Так странно видеть его у женщины.
– Она слишком горячая, – пробормотал он. Теперь, когда она была чиста, ее раны казались еще более ужасными, а кожа – то немногое, что не было покрыто ранами, не гноилось и не было черным из-за синяков, – стала ярко-красной.
Эльфледа фыркнула. Лекарка вела себя с ним едва ли не грубо из-за того, что он настоял на том, чтобы лечь в ванну вместе с женщиной.
Но она так запаниковала, когда он попытался уложить ее в воду, и он не мог вынести ее страха. Поэтому он снял ботинки и забрался в ванну, полностью одетый, а ее обнаженное, израненное тело лежало на нем.
После мгновения безумного сопротивления она успокоилась и повернулась в его объятиях.
Его объятия.
Вот во что это превратилось: в объятия. Когда она начала плакать, он даже поцеловал ее в щеку и в голову, снова и снова, не задумываясь о том, что делает.
Эльфледа увидела и строго посмотрела на него.
– Ее раны ужасны, ваша светлость, – сказала она. – Она вся горит от лихорадки, потому что яд в ее ранах питается ею.
– Тогда сделай припарку.
– На все тело? – она покачала головой и отмела все его возражения до того, как он заговорил. – Это не поможет, ваша светлость. Заражение засело слишком глубоко.
Откинув мех – женщина застонала, лишившись тепла – Эльфледа обвела рукой ее тело.
– Видите этот цвет? Ее раны сочатся, видите? Простыни уже грязные. Мало что можно сделать.
Нет. Он не мог смириться с мыслью, что она умрет по их вине.
– Мало что можно сделать – это не значит, что нельзя сделать ничего. Чем ты можешь помочь?
Лекарка набросила на женщину мех и выпрямилась.
– Это причинит ей ужасную боль. Может быть, даже большую, чем она уже испытала.
Он посмотрел вниз, на женщину рядом с собой. Она была намного более спокойной сейчас, и все еще была раздета – они не могли одеть ее, потому что ее раны были слишком глубокими и их еще не обработали. Она все еще не поела – ее стошнило водой несколько раз, и пока она могла только пить маленькими глотками. Она казалась слепой или почти слепой – следствие нескольких недель без солнца, в темноте, изредка освещаемой факелами. Но сейчас она спала почти умиротворенно, ее тело было расслабленным, а лицо спокойным. Только неглубокое прерывистое дыхание говорило о том, что она страдает.
И ее руки, которые обвились вокруг его руки в поисках утешения.
– Так что ты можешь сделать? – повторил Леофрик. Он не позволит ей умереть. Если исцеление причинит ей боль, он будет здесь, чтобы предложить ей утешение.
– То, что гниет, должно быть вырезано, а то, что останется, должно быть перевязано. Клинок и пламя, ваша светлость. На каждой из этих ран. Представляете, какую боль она испытает? Лучше было бы помочь ей уйти с миром.
– Ты можешь дать ей снадобье?
– Она слишком больна, ваша светлость. Это может убить ее.
Альтернатива была не страшнее.
– То есть мы поможем ей уйти, так? И она будет спокойна, когда умрет.
Эльфледа вздохнула и кивнула.
– Я разыщу брата Томаса. Он ловко владеет целебным клинком.
– Нет. Никаких мужчин. Я не хочу, чтобы в этой комнате были другие мужчины.
Эта женщина слишком долго подвергалась насилию. Кроме самого Леофрика и стражника за дверью, за ней ухаживали только женщины.
– Брат Томас не стал бы… – Лекарка была явно шокирована даже самой мыслью о том, что ему это пришло в голову.
– Не имеет значения. Важно, что она будет бояться. Никаких мужчин, Эльфледа. Ты сделаешь для нее все, что должна.
Она посмотрела на него долгим многозначительным взглядом.
– Ваша светлость, если позволите…
– Говори.
– Разве эта женщина не враг вашего отца?
Он ответил на ее вопрос другим вопросом.
– Что ты думаешь о том, что мы с ней сделали, Эльфледа?
Она наклонила голову, впервые по-настоящему проявив уважение за эту ночь.
– Это не мое дело, ваша светлость.
– Ты много говоришь, не используя слова, женщина. А теперь используй их и ответь на мой вопрос. Что ты думаешь о том, что видишь перед собой?
– Я думаю… я думаю, что если раньше она не была врагом короля, то теперь будет им.
Леофрик был с ней согласен. Женщина искала у него утешения в бреду, но если к ней вернутся силы и рассудок – да, он не сомневался, что такого приема ему уже не видать. Возможно, она даже не вспомнит, что именно он забрал ее из Черных Стен.
Но это уже не имело значения. Он делал это не ради ее благодарности или дружбы. Он делал это, потому что так было правильно.
– Приготовь все необходимое, чтобы промыть ее раны. Приведи помощников, сколько нужно, главное, чтобы это были женщины. Дай ей снадобье, чтобы уснуть. Сделай это сейчас. И принеси мне сухую одежду.
Эльфледа кивнула.
– Да, ваша светлость.
Она вышла из комнаты, и Леофрик уселся рядом с женщиной, позволив ей держать его за руку.
– oOo~
Эльфледа дала женщине достаточно снадобья, чтобы она заснула, но не столько, чтобы она совсем не почувствовала боли.
Они положили ее на живот, и Эльфледа с помощницей широко раскинули ее руки и ноги на кровати. Женщина протестующе застонала, но сопротивляться она уже не могла. Леофрик сел на кровать и обнял ее за плечи.
Он не раз сражался в битвах, видел мужчин с оторванными руками и ногами и наблюдал своими глазами работу полевых лекарей, но даже ему стало плохо при виде того, что делали Эльфледа и ее девушка.
Острый, горячий клинок срезал воняющую и сочащуюся плоть. Десятки гниющих ран на спине, руках, ягодицах, ногах, ступнях. Затем на каждую рану на короткое время клали тонкий стержень, нагретый в огне и раскаленный докрасна. Воздух наполнялся запахом и шипением жареной плоти.
Женщина всхлипывала и вздрагивала с каждым прикосновением клинка, с каждым ожогом, отчаянно бормоча что-то на своем родном языке. Слезы стекали по ее носу и мочили простыни, на которых она лежала, и Леофрик сходил с ума от отчаяния. Он хотел знать слова, которые могли бы ее утешить. Он хотел, чтобы она выздоровела – не только ее тело, но и сердце.
Когда Эльфледа закончила с ее спиной, они перевернули ее, чтобы очистить раны на ее животе, груди, бедрах. Женщина испустила тонкий крик, когда стержень накрыл широкую рану на ее животе.
Леофрик соскользнул с кровати и опустился рядом на колени. Когда он пошевелился, ее рука крепче сжала его пальцы.
– Я здесь, я здесь, я здесь, – он снова и снова повторял слова, которые произносил сотни раз за эти часы. – Я не позволю тебе больше страдать. Я буду защищать тебя. Прости. Прости меня. Прости нас. О Господи, прости нас.
Он понял, что молится, и, склонив голову к ее рукам, все еще сжимающим его руки, стал молиться по-настоящему.
– oOo~
Несколько дней после того, как Эльфледа очистила раны, женщина провела в лихорадке. Ее мучила сильнейшая боль – и она была сильнее после очищения, чем до него, как и предупреждала лекарка – и время, когда она теряла сознание, было благом для нее и для всех остальных.
Леофрик сидел с ней почти каждый день, прерываясь только на трапезу с отцом и братом, умывание и нужду. Через несколько дней он едва держался на ногах, и тогда Эльфледа вытолкала его из комнаты, заметив, что, видимо, он хочет тоже заболеть.
Оставить ее было очень трудно. Хотя она еще не пришла в себя, у нее случались моменты ясного сознания, и она всегда искала его прикосновения. Ее глаза тоже искали его, и когда он наклонялся ближе или обнимал ее, она расслаблялась. Она хотела, чтобы его руки касались ее – держали ее, гладили по волосам – как будто само его прикосновение облегчало ее боль.
И она исцелялась. Каждый день она приходила в себя – ненадолго, чтобы выпить воды и съесть немного жидкой каши, и ее дыхание с каждым днем успокаивалось и становилось глубже. Каждый вдох был по-прежнему странным, грубым, но дышать ей становилось легче, и это помогало ей исцеляться.
Каждый день Эльфледа меняла свои многочисленные повязки, и поначалу сочившаяся кровь с каждым днем пропитывала их все меньше. Когда повязки перестали мокнуть, ее кожа начала остывать. Она выздоравливала.
Однажды утром, почти через две недели после того, как он вынес женщину из Черных Стен, Леофрик вошел в ее комнату и увидел, что она сидит в постели. По-прежнему замотанная бинтами, но с расчесанными светлыми волосами и чашкой в руке, она повернулась и посмотрела прямо на него ясными и спокойными голубыми глазами.
Ее лицо хорошо зажило. Большая часть синяков исчезла, а порезы превратились в тонкие красные линии. Ее красота сияла сквозь новые шрамы. Ее тело потребует больше времени, но он уже видел, что она наконец выздоровеет. И снова станет сильной.
Леофрик улыбнулся.
– Здравствуй! Хорошо выглядишь!
Она, конечно, не могла понять его, но слова эти прозвучали без особого намерения – он просто был рад видеть, что она поправляется. И она поймет его тон, надеялся он, и его улыбку.
Но ответной улыбки она ему не подарила. Он хотел бы увидеть, как она улыбается, но женщина только пристально смотрела на него, и Леофрик понял, что потребность прикасаться к нему, которую она испытывала в болезни, прошла.
Он больше не был ее спасителем. Теперь он снова был ее врагом.
Она поставила чашку на поднос, и служанка Эльфледы взяла ее и вынесла из комнаты, сделав реверанс на ходу. Он и женщина остались одни.
Возможно, еще не слишком поздно. Леофрик подошел к кровати и сел на край, как делал уже много раз за эти недели. Когда он потянулся к ее руке, она отдернула ее.
И все же что-то в этих голубых глазах говорило, что она помнит, как нуждалась в нем и как он был рядом. Как он поддерживал ее своей силой.
Рукой, которую она отвергла, он похлопал себя по груди.
– Меня зовут Леофрик, – затем он указал на нее и изобразил на лице вопросительное выражение. – Как тебя зовут?
Она молча смотрела.
Он снова похлопал себя по груди.
– Ле-оф-рик. Леофрик.
Он знал, что она не глупа, и знал, что она не глухая. Женщина явно поняла, о чем он спрашивает. Ни один языковой барьер не был настолько высоким, чтобы нельзя было обменяться именами.
Она была упрямой. Своенравной. И недоверчивой.
На столе стояла маленькая ваза с фруктами; девушка, которая всегда суетилась вокруг, должно быть, забыла ее, торопясь покинуть комнату. Он потянулся за яблоком.
– Яблоко. – Он протянул ей фрукт, но она не взяла. – Яблоко.
Леофрик вытащил из-за пояса маленький нож, и женщина тут отреагировала, напрягшись и отодвинувшись.
– Я не причиню тебе вреда. – Он отрезал кусок яблока и съел его, затем отрезал еще один и протянул ей на лезвии.
Она долго смотрела на нож. Леофрик держал его так же долго. Наконец женщина протянула руку и схватила кусочек яблока.
Пока она ела его, он видел восторг в ее глазах, ей нравился вкус, нравилась сладость. Ее лицо оставалось бесстрастным, но в глазах плясали огоньки удовольствия.
Она сказала какую-то длинную фразу. Он ничего не понял. Ее голос был хриплым и прерывистым от истощения и редкого использования в последние недели, но язык ему понравился.
– Мне очень жаль. Я не знаю твоих слов. – Он пожал плечами. – Я хочу, чтобы ты научила меня, и я научу тебя.
Она посмотрела на яблоко, и Леофрик отрезал ей еще кусочек. Протягивая его, он повторил:
– Я научу тебя. Яблоко.
Женщина съела кусочек яблока и легла, забравшись под одеяло и повернувшись к нему спиной.
Он наклонился и положил руку ей на голову, заметив, как она закрыла глаза, когда он коснулся ее. Но она не отодвинулась от прикосновения.
Сопротивляясь желанию поцеловать ее в щеку, он сказал:
– Отдыхай. Я навещу тебя чуть позже. Я рад, что ты набираешься сил.
Она не понимала его слов, но это не имело значения. Он надеялся, что она поймет его тон.
– oOo~
Понимала она его тон или нет, но для него она была как камень. Она не сказала ему своего имени и после того единственного потока слов в первый день вообще больше ничего не говорила. Она позволила Эльфледе и слугам ухаживать за ней, но принимала уход молча.
Она ела и пила. Она исцелялась. Она становилась сильнее. Но через несколько дней Леофрик уже оставлял ее с прислугой, заглядывая лишь раз или два в день. Он делал совсем не то, что ожидал от него отец. Он не завоевывал ее доверие и не учил ее их языку. Каждый день за вечерней трапезой отец и брат спрашивали о женщине, и каждый день он сообщал, что она все еще выздоравливает, но уже скоро он сможет работать с ней всерьез.
Его отец вернулся к своим делам. В их доме не было счастья, но пелена горя рассеялась. Леофрику казалось, что эта женщина тоже сыграла свою роль. Под ногами у них больше не творилось ужасное, а без этого мысли короля о мести ушли, сменившись более печальными, но более спокойными воспоминаниями о Дреде и королеве. И в них было достаточно места для света.
Но женщина продолжала сопротивляться ему, и очень скоро ему придется сказать отцу, что она бесполезна.
Когда она полностью исцелится, – сказал себе Леофрик, – когда она не будет нуждаться в уходе, тогда он поговорит с ней. Он заставит ее делать то, что нужно. Он найдет какой-нибудь способ сообщить ей, что ее единственный выбор – смерть.
Но он не хотел ее принуждать. Он хотел, чтобы она помнила, что он спас ее. Он не думал, что ему нужна ее благодарность, но теперь оказалось, что нужна. Она не испытывала к нему ни благодарности, ни уважения, и это причиняло боль.
Однажды, спустя почти месяц, Леофрик вернулся в замок из конюшни, куда ходил, чтобы взглянуть на недавно купленного жеребца. Он направился в комнату прислуги, чтобы заглянуть к женщине впервые за два дня, но Эльфледа встретила его в коридоре, уперев руки в бока. Вооруженный стражник, как всегда, стоял прямо за дверью.
– У нас проблема. – Ему не нужно было спрашивать – поза лекарки была полна отчаяния.
– Да, ваша светлость. Я сняла повязки. Она исцелилась. Все раны закрыты и хорошо зажили.
– И в чем проблема?
– Она не хочет одеваться! Повязки больше не закрывают ее, и она совсем голая, но не хочет одеваться! Я пыталась ее заставить, а она вырвала платье из моих рук и разорвала его пополам! Она и впрямь дикарка, ваша светлость, раз не стыдится своего тела!
– Я поговорю с ней.
– Нет! – Эльфледа тут же склонила голову, так же удивившись самой себе, как и он. – Прошу прощения, ваша светлость. Но она совершенно голая. Совсем. И не стыдится этого.
– Я видел ее тело, Эльфледа. Ты была со мной, когда я забрал ее из Черных Стен. Я держал ее в ванной. Я сидел рядом с ней, пока ты промывала ее раны.
– Но… ваша светлость…
Собрав все свое терпение, Леофрик тяжело вздохнул.
– Что?
– Она исцелилась. Она стала сильнее. Она больше не больная женщина.
Ему показалось, что он наконец все понял, и он рассердился.
– Ты думаешь, я возьму ее? После всего этого?
– Нет, ваша светлость. Пожалуйста… я… она может вас соблазнить.
Лекарка в самом деле думала, что эта женщина попытается его соблазнить? Теперь она почти не смотрела на него. Леофрик окончательно разозлился, но заставил себя рассмеяться.
– Покрытая шрамами дикарка? Эльфледа, ты унижаешь меня.
Она склонила голову.
– Простите, ваша светлость.
– Я прощаю. Ты хочешь, чтобы она что-нибудь надела? Я постараюсь убедить ее в этом.
– oOo~
Он принес ей аккуратно сложенное простое платье служанки и – пару простых кожаных туфель.
Женщина сидела на кровати, совершенно голая, как и предупреждала Эльфледа. Одна нога была согнута, и место между ее ног было на виду. Если не считать волос на голове, она почти везде была безволосой. Между ее бедер было только немного шелковистых волос.
Леофрик думал, что они шелковистые. Он часто представлял себе это. Но он был очень осторожен и никогда не прикасался к ней.
Когда он задержался у двери, которую только что закрыл, держа одежду, женщина встала.
Ее тело было покрыто ужасными шрамами, от головы до пят, но особенно от плеч до колен. Замысловатый рисунок на бедре был испещрен шрамами. Он знал, что самое худшее – это ее спина. Она была покрыта красными рубцами.
И она все еще была тощей. Ее плечи казались острыми углами. Ребра словно прорезали плоть. Он вполне мог бы повесить на ее бедра платье, которое держал в руках.
Но она стояла высокая, совершенно прямая, и яростный огонь в ее глазах обжигал.
Ее груди… даже покрытые шрамами, они были прекрасны. Мягкие, округлые, с едва заметными розовыми сосками.
Она и в самом деле соблазняла его.
Леофрик приблизился, и женщина замерла, и только дерзко вздернула подбородок, когда он подошел.
– Ты должна одеться. Эльфледа уверяет меня, что платье тебе подойдет. – Он подал ей платье, и она отбросила его, удар был достаточно сильным, чтобы платье упало на пол в нескольких футах от нее. Маленькие туфли улетели еще дальше.
Она произнесла целую тираду. Слова были полны презрения, но даже так ее язык был как музыка.
Оставив платье на полу, Леофрик улыбнулся и попытался снова.
– Жаль, что я ничего не понимаю. Жаль, что я не знаю твоего имени. Твое имя.
Как уже много раз бывало, он похлопал себя по груди.
– Леофрик. – Он указал на ее грудь и вопросительно поднял глаза.
Она скорчила гримасу чистого отвращения и вернулась на кровать, снова усевшись в эту явно не подобающую леди, явно соблазнительную позу.
Его пронзило острое ощущение, когда он представил, как ложится рядом с ней на кровать и касается рукой того места, которое она, казалось, предлагала ему.
Но он знал, что она ничего ему не предлагает. Она просто сидела и, может, даже не понимала, как это выглядит.
Эльфледа была абсолютно права, когда предупреждала его, чтобы он не заходил сюда. Он хотел ее. Он безумно хотел ее.
А она даже не назвала ему своего имени.
Чтобы хоть как-то отвлечься, Леофрик подобрал платье и принес его обратно.
– Ты должна одеться. Ты достаточно здорова, чтобы встать с постели, и ты не можешь… – чувствуя себя глупо, он обвел рукой ее обнаженное тело и покачал головой, затем протянул ей платье и кивнул.
Она уставилась на платье. Затем взяла его. Встряхнула его и положила ткань на кровать. Встала.
Удалось ли ему убедить ее?
Женщина подняла платье и поднесла его к своему телу. Леофрик с улыбкой кивнул, надеясь подбодрить ее.
Повернувшись к нему лицом, она улыбнулась – и он был прав. Это было очень красиво. Она потеряла два зуба во время своего пребывания в Черных Стенах, но спереди зубы остались целы. Они были прямые и белые.
А затем женщина схватила платье за вырез и дернула, разрывая его посередине. Отбросив испорченное платье, она произнесла на своем музыкальном языке еще одну вереницу слов, таких же пламенных и яростных, и хлопнула его ладонями по груди.
Она сделала это снова и сказала что-то еще. Потом опустила руки и похлопала его по бедрам, по ногам. Больше слов, которые он не понимал.
Леофрик не думал, что она пытается причинить ему боль. Она что-то ему говорила. Она снова хлопнула его по бедрам, кожа его бриджей скрипнула под ее ладонями.
Затем она хлопнула себя по бедрам. Снова его бедра, потом ее бедра. Ее грудь, потом его грудь.
Она хотела иметь такую же одежду, как у него. Бриджи. Туника.
Его отец пришел бы в ярость. Ее единственный шанс выжить – стать частью этого мира, а в этом мире женщины не носят бриджи. Они не владеют оружием и не сражаются в войнах. Женщины этого мира скромны и покорны. Они знают свое место. Она никогда не сможет выйти из этой комнаты в мужской одежде. Это означало бы конец всего и ее немедленную смерть.
Не имея возможности объяснить все это, он сказал все, что мог ей сказать.
– Нет. – И покачал головой.
Женщина совершенно очевидно это понимала. Она снова толкнула его, на этот раз намереваясь причинить боль, и Леофрик сделал несколько шагов назад, чтобы сохранить равновесие.
Затем она побежала к двери. Совершенно голая.
Далеко она не ушла бы; сразу за дверью стоял стражник, но Леофрик не хотел, чтобы он видел ее раздетой. Это неудержимое желание – держать ее подальше от посторонних глаз – вытеснило все остальные, и он прыгнул к ней, обхватив ее за талию.
Он двигался слишком быстро, с слишком большой силой, и они упали на пол.
Женщина оказалась под ним, сражаясь в диком исступлении, хотя ее дыхание тут же сбилось.
Но прошло всего лишь несколько недель с момента, как она вернулась из Черных Стен и начала исцеляться от последствий постоянных пыток и голода, и ее сил для борьбы было недостаточно. Леофрик схватил ее за руки, которые пытались ударить и оцарапать его, и прижал к земле.
К полу. Ее обнаженное тело извивалось под ним, и он ничего не мог поделать со своим телом.
Он увидел, что она почувствовала его твердую плоть через бриджи, плоть, которая прижималась к тому месту, где он так отчаянно хотел бы сейчас оказаться. Ее глаза сузились. Потемнели. А потом потускнели. Женщина обмякла. В этот момент он мог бы взять ее, если бы захотел. Она не стала бы сопротивляться ему.
Но в ее потемневших глазах он увидел не признание поражения, а боль предательства.
Если бы он сейчас взял ее, он бы убил те остатки доверия, которые она к нему еще хранила.
Леофрик заставил себя встать на колени, а затем и на ноги. Когда он встал, женщина перекатилась и поднялась на ноги. Не глядя на него и не говоря больше ни слова, она подошла к кровати и села на нее, натянув на себя мех.
– Прости меня, – сказал он, прежде чем выйти из комнаты.
В коридоре его ждала Эльфледа.
– Пусть она остается голой. Ей запрещено покидать комнату, но пока она там, пусть будет голой.
И он ушел прежде, чем лекарка успела ответить.
ЧАСТЬ 4. УВЕРЕННОСТЬ
Быть уверенным в себе значит сохранять независимость и иметь свою точку зрения.
11
Астрид стояла у окна и разглядывала окрестности. Люди были заняты своей работой – крестьяне и ремесленники завозили припасы во двор и выезжали обратно на пустых телегах; работницы несли корзины и ведра; конюхи и скотники и другие люди – много других людей – проходили мимо нее в странном искаженном обличье.
Окна в этой комнате были высокими и узкими, даже не по ширине ее плеч. Они были расположены не высоко от земли, как и окна в замках Эстландии, и были не такими высокими, как окна комнаты, в которой она раньше жила. Больше похоже на комнату для прислуги. Если бы Астрид смогла выпрыгнуть, то уж точно бы ничего себе не сломала бы.
Но эти окна были заполнены каким-то гладким, полупрозрачным материалом, похожим на рог, но более чистым и прохладным, как зеркало. Его было слишком много, и оно было слишком прозрачным, не похожим на знакомое ей стекло. Что-то вроде частей, которые соединялись и образовывали узор. Они открывались – женщина, которая ухаживала за ней, Эльфледа, несколько раз открывала их и впускала в комнату свежий воздух и звуки, – но Астрид так и не поняла, как.
В любом случае они слишком узкие, – подумала она. Ее тело стало меньше, чем раньше, но она все равно не была уверена, что сможет пролезть в окно и спрыгнуть на землю.
Окна не были хорошей идеей для побега.
Как и очаг – Астрид заглянула в трубу и обнаружила черную дыру. Да, сбежать было можно, но что бы она делала на крыше замка, почти голая и безоружная? Нет, это тоже было бесполезно.
Значит, дверь. Это был единственный выход. Они не запирали ее, но снаружи всегда стоял стражник. Она сосредоточилась и вскоре кое-что узнала. Три стражника: один большой, почти такой же высокий, как Леиф, и коренастый, охранял ее ночью; другой маленький, ниже ее ростом на целую голову, стоял у двери днем, и третий, ростом примерно с саму Астрид, стоял на страже по утрам.
Каждый раз, когда открывалась дверь, один из них оказывался рядом. Однажды Астрид сама открыла ее посреди ночи, и большой стражник бесшумно переступил порог, закрыв своим копьем проход. Он не произнес ни слова, просто смотрел на нее, его глаза задержались на ее обнаженном теле, прежде чем снова подняться к ее лицу. Он стоял так, пока Астрид не закрыла дверь. Она слышала, как он вернулся обратно на свой пост.
Когда приходили и уходили женщины, Астрид часто замечала, что стражники оборачиваются и разглядывают через открытую дверь ее обнаженное тело. Но только когда приходили женщины.
Если она сбежит, ей придется справиться с охранником. С большим мужчиной, дежурившим в темное время суток, ей ни за что не сладить, так что придется делать это днем, когда стоять на страже будет кто-то поменьше.
При условии, что у нее хватит сил. Но она этого не знала. У нее не было возможности проверить свои силы или навыки. Ни оружия, ни тренировок. Ничего, кроме этой комнаты.
Ее тело казалось совсем другим. Да, оно было меньше и к тому же слабее. Более того, Астрид чувствовала себя совсем другой. Ее руки и ноги, ее тело – все словно стало другим, словно кто-то заменил ее, пока она лежала на полу темной камеры.
Это была проблема куда более серьезная, чем мог решить ее все еще затуманенный и не совсем ясный разум.
Астрид тревожилась. Все было не так, как раньше. Она часто не понимала, что происходит, и все вокруг иногда казалось ей неправильным.
И к ней вернулся страх темноты. Она заставляла себя смотреть ему в лицо, терпеть его, лежать ночью в темноте и позволять созданиям тьмы расхаживать перед ее мысленным взором, но это было совсем не похоже на ту ночь в лесу, где ее ужас достиг своего предела, а затем исчез. Теперь же предела ему не было. Была только ее воля, отказывающаяся поддаваться страху. Но страх был здесь, и она презирала это.
Страх и слабость – вот что она знала теперь, и она презирала себя за это.
Дверь открылась, и Астрид отвернулась от окна. Вошла Эльфледа, неся сверток с одеждой и обувью. Каждые несколько дней она приносила одежду – и Астрид ее игнорировала.
Она не будет носить одежду их женщин. Тяжелые юбки, неудобные рукава, покрывало на волосах – нет уж. Пусть лучше она останется голой. Эти люди обращались со своими женщинами, как с рабынями, как с вьючными и племенными животными, и им придется убить ее, прежде чем она согласится на это. Или снова посадить ее в то темное место…
Дрожь, пробежавшая по телу, прервала эту мысль, и Астрид ударила себя кулаком в бедро. Ее сломали. Боги, так оно и было. После всего, что она пережила, им все же удалось сломать ее.
Потому что она наденет это проклятое платье и станет служить им, если они снова пригрозят посадить ее туда. Она могла бы противостоять смерти, но не этому. Только не сейчас.
Но пока они не начали ей угрожать, она будет стоять на своем. Они не давали ей мужскую одежду, поэтому она отказалась от одежды вообще.
Он не хотел давать ей мужскую одежду. Леофрик.
Если не считать туники, которую Астрид теперь носила, – он принес ее на следующий день после того, как сбил ее с ног и прижал к своей твердой плоти. Он принес ей тунику, и она согласилась ее надеть. Ей нужны были сапоги, бриджи и нагрудник. Или мягкая, тяжелая туника, как те, что носил Леофрик, сделанная из ткани более мягкой, чем шерсть, и более прочной, чем лен. Но она согласилась на белую льняную тунику.
Она заканчивалась на бедрах, а вырез был достаточно широк, чтобы позволять одежде спадать с плеч, когда Астрид двигалась, и это было совсем не то, чего она хотела. Она хотела быть одетой как настоящий воин. Но Леофрик, казалось, испытал облегчение, когда она согласилась надеть хотя бы мужскую рубашку.
И она почувствовала что-то странное в улыбке, которой он одарил ее, когда она натянула рубашку через голову. Она не осознала этого, но почти улыбнулась ему в ответ.
Это Леофрик делал ее слабой. Он спас ее от этого черного места. Он был с ней, пока ее кровь горела, а тело болело, и разум метался между реальностью и бредом. В те дни он был единственным человеком, который не пугал ее и не причинял боль.
Когда она видела его сейчас, – а он приходил каждый день, – какая-то часть ее снова пугалась темноты и уговаривала ее броситься в его объятия и снова почувствовать его руки.
Она никогда в жизни не бросалась в объятья мужчины.
Леофрик был нежным с ней – а Астрид уже забыла, что это такое. Он заставил ее чувствовать себя в безопасности, когда всем, что она помнила, были страх и боль. Она хотела снова почувствовать его нежность, хотела снова почувствовать себя в безопасности. Она хотела его.
Ей никогда не был нужен кто-то другой, чтобы успокоиться и перестать бояться, но теперь, казалось, только Леофрик мог подарить ей этот покой.
И она ненавидела его за это еще больше.
Эльфледа вошла в комнату, чтобы прибраться и забрать поднос с завтраком. Она ничего не сказала, потому что знала, что Астрид не станет ей отвечать. Она просто проверила ночной горшок, наполнился водой кувшин, взбила подушки, сменила один сверток одежды на другой, взяла поднос и вышла из комнаты.
Одинокая и безоружная, Астрид опустилась на стул и попыталась заставить свой затуманенный разум сосредоточиться на возможности побега.
– oOo~
Леофрик пришел после полуденной трапезы, и Астрид с отвращением отметила, как затрепетало ее сердце. Маленькое слабое существо, живущее у нее внутри, так сильно хотело подойти к нему.
Теперь она знала несколько слов из этого языка. Несколько. И эти несколько слов позволили ей кое-что понять. Теперь она знала, что Леофрик – сын короля.
Это означало, что он мог поместить ее в то черное место и забрать ее оттуда в любое время. Или оставить ее там на все то бесконечное время, что она там пробыла.
Это означало, что он убил ее друзей или приказал убить их, или был каким-то образом причастен к этому нападению.
