Текст книги "Огонь души (ЛП)"

Автор книги: Сьюзен Фанетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

То, что он сделал дальше, было рискованно, но Астрид, казалось, с большим подозрением относилась к его нежности, чем к его силе. Он крепко обнял ее, превозмогая внезапное напряжение в ее теле, и опрокинул на кровать, подмяв под себя.

Она отреагировала именно так, как он и ожидал – борьбой, напряженным выражением лица.

– Nej! – она зарычала и выплюнула еще одну цепочку яростных слов.

Устав от ударов, он схватил ее за запястья и не отпускал.

– Я не причиню тебе вреда, Астрид. Я хочу быть нежным. Ты в безопасности. – Она замолчала, услышав его последние слова, и он подумал, что она, по крайней мере, поняла это, поэтому повторил еще раз. – Безопасность.

В напряженном молчании Леофрик наклонился к ней и слегка коснулся губами уголка ее рта. Проложил дорожку из поцелуев по ее щеке к уху, где снова прошептал «ты в безопасности» и втянул в рот мягкую мочку ее уха.

Астрид осторожно вздохнула, и он почувствовал, как с ее тела спадает напряжение. Эта маленькая победа пронзила его тело, словно сквозь него прошла молния. Он поцеловал ее в шею, позволив своему языку почувствовать вкус ее кожи. Лизнул ее плечо, длинный шрам. Выемку у основания ее горла, глубокий след.

Ее грудь. Каждый раз, натыкаясь на шрам, он внимательно изучал его, пробуя на вкус его длину, проводя языком по гладкой выступающей плоти.

К тому времени, когда он добрался до ее груди, дыхание Астрид было глубоким и медленным, и Леофрик подумал, что если он отпустит ее руки, она не будет сопротивляться. Он поднял голову и увидел, что она настороженно смотрит на него.

– Успокойся, любовь моя.

Ее единственным ответом было спокойствие, которое пришло с очередным вздохом, и он воспринял это как разрешение продолжать.

Несмотря на пересекающие их шрамы – он подумал о трости и плети, разрывающих нежную плоть, и не позволил себе уклониться от этого образа – ее груди были прекрасны. Ни большие, ни маленькие, они были круглыми и полными, а их вершины были розовыми, настолько бледными, что ее кожа казалась опаловой. Вся ее кожа, за исключением шрамов, была светлой и нежной. Такой разительный контраст с ее воинственностью.

Ее соски были маленькими и острыми, и под его пристальным взглядом они сжались и напряглись. Это был первый явный признак ее возбуждения, первый настоящий отклик, который помог Леофрику убедить себя, что они делают все правильно.

Склонив голову, он коснулся этого сморщенного соска языком. Астрид резко втянула воздух, и еще раз, когда он взял ее сосок в рот. Леофрик провел языком по ее коже и отпустил ее руки, подхватив Астрид одной рукой за спину, а другой обхватив ее грудь.

Ее руки легли ему на голову; он почувствовал, как ее пальцы скользнули в его волосы, и улыбнулся, уткнувшись ей в грудь. Она была с ним. Она позволит ему доставить ей удовольствие.

Леофрик сосредоточился на ее груди, неторопливо, нежно лаская ее, наслаждаясь тем, как ее тело постепенно расслабляется в его руках. Астрид почти ничем не выдала своего удовольствия – только расслабилась, глубоко вздохнула и чуть сжала его волосы пальцами.

И все же Леофрик знал, понимал, что дает ей что-то важное. Каждый ее вдох был отрывистее предыдущего, он чувствовал, как бьется ее сердце, заставляя кровь бежать быстрее и быстрее. Ее соски приобрели более глубокий розовый оттенок, а кожа покраснела.

Его рука скользнула ниже по ее животу, к местечку между ног, но Леофрик удержался. Он хотел сначала попробовать ее губами. Он не знал, знала ли она такую ласку – немногие женщины, с которыми он спал, и даже простолюдинки, были шокированы, когда он пытался ласкать их так, – но он знал, что в Черных Стенах ее точно так не ласкали.

Отпустив ее грудь, он продолжил путешествие губами по выступающим ребрам, впалому животу, задерживаясь на каждом шраме, до которого добирался. Самый страшный из ее шрамов пересекал живот чуть ниже линии ребер. Гниль глубоко вошла в эту рану, и Эльфледа вырезала большой кусок плоти, а затем прижгла то, что осталось. Астрид закричала только раз – когда обрабатывали эту ужасную рану. Она была в бреду из-за боли и лихорадки, и этот тонкий, жалкий звук разбил сердце Леофрика.

У этого шрама Леофрик задержался. Под нежным прикосновением его губ и языка ее плоть подергивалась и дрожала.

– Теперь я буду оберегать тебя, клянусь, – прошептал он, прижавшись губами к коже.

Он оставил шрам и двинулся вниз, не чувствуя никакого сопротивления. Прижавшись губами к шелковистым золотистым кудряшкам, он опустил руки, раздвинув бедра Астрид и подхватив ее под ягодицы. Он легко провел языком по ее складкам, по жемчужине между ними, пробуя ее самый интимный вкус.

– О, – выдохнула Астрид и приподняла бедра, прижимаясь к его лицу.

Плоть Леофрика, твердая и пульсирующая с того момента, как она впервые откликнулась на его ласку, дернулась от этого звука, и он застонал и втянул ее жемчужину в рот.

Астрид не была шокирована или унижена такой лаской; она знала ее, и это означало, что он не был первым, кто пробовал ее таким образом и доставлял ей удовольствие. Это его не удивило; за эти месяцы она совершенно ясно дала понять, что ее люди относятся к своим телам иначе, чем его люди. Ни одна женщина – или мужчина, если уж на то пошло – в этом мире не была бы так равнодушна к собственной наготе, как Астрид.

Это его не удивило, но вызвало вспышку досады. Он хотел, чтобы она принадлежала ему, только ему. Он хотел быть единственным источником наслаждения, которое она познает. Но если он не может быть единственным для нее, он будет ее последним.

И самым лучшим.

Леофрик хотел, чтобы она поняла это. Ему хотелось, чтобы она закричала. Он хотел услышать ее крик наслаждения. Пусть эта женщина не показывает своей боли, но он заставит ее кричать от удовольствия.

Он скользнул руками под нее, положив бедра Астрид себе на плечи и обхватив ее грудь руками, пока его губы и язык погружались глубоко в ее самое нежное, самое уязвимое место. Сохраняя каждое прикосновение нежным, медленным и ясным, он нашел ритм, который пробудил ее желание, и вскоре ее тело начало извиваться под ним.

Его собственное желание было так велико, что он не мог больше оставаться неподвижным, его бедра задвигались, вжимаясь в мех и шкуры. Леофрику хотелось обнять ее, взять ее, наполнить ее знойное, влажное от желания тело собой, но он хотел, чтобы сначала Астрид получила удовольствие. Когда ее кулаки резко сжались в его волосах и стон огласил комнату, он чуть не упал. Ее бедра отчаянно прижимались к нему, и он ощутил вкус ее освобождения, когда оно омыло его язык.

Господи, как прекрасно это было! Доставить ей наслаждение. Познать его. Почувствовать его. Пробовать.

Изнывая от желания, Леофрик скользнул по ее телу своим, пока они не оказались лицом к лицу – и увидел в ее глазах потрясение. Не тем, что он сделал, а тем, что он дал ей. Ему не нужны были слова, чтобы понять это – все было написано на ее раскрасневшемся лице, в ее блестящих глазах, слышалось в ее тяжелом дыхании. В улыбке, которая расцвела на ее губах.

– Knulla mig. Knulla mig (прим. – шведск. «возьми меня»).

Что бы ни означали эти слова, голос, произнесший их, был хриплым и задыхающимся, и ее рука протиснулась между ними и схватила его. На сей раз она не испытывала страха при прикосновении. На ей раз, встретившись с ним взглядом, она прижала его плоть к своей и вздохнула.

Она хотела его.

Глядя в эти прекрасные голубые глаза, Леофрик двинулся вперед и наполнил ее собой.

Когда она оседлала его в их первый раз, он был слишком удивлен и смущен, чтобы почувствовать что-то большее, чем шок и искаженный, странный взрыв ощущений. Он вовсе не хотел этого, каким бы сильным ни был его экстаз. Он не хотел страха и ярости в ее глазах, он не хотел боли для них обоих. А потом она чуть не лишила его жизни. Нет, в тот раз он не чувствовал ничего из того, что хотел бы чувствовать.

Теперь же он наполнил ее – и почувствовал, как ее тело скользит по его телу, как скользит его плоть в ее бархатной влажности, почувствовал шелк ее кожи, покрытой шрамами, почувствовал, как она обхватила его, притягивая ближе. Он почувствовал, как она выгнулась в его руках, как прижались к его груди ее груди. Он почувствовал ее руки – господи, ее руки, скользящие по его спине, ее ногти, легко царапающие ее кожу.

Но он видел только ее глаза.

Они не отрывали друг от друга взгляда, двигаясь в унисон – и Леофрик видел ее душу, по крайней мере в тот миг, он видел ее целиком. Знал, чего она хочет, в чем нуждается. Кто она есть.

Он любил эту женщину.

Доставляя Астрид удовольствие, он и сам возбудился до предела, и теперь чувствовал, что теряет контроль. Но как только он начал сопротивляться своему финалу, ее глаза вспыхнули.

– Ja. Леофрик, – прошептала она, – ja.

При звуке своего имени – и чувства в нем – Леофрик резко дернулся, войдя так глубоко, как только мог, и Астрид снова освободилась, вонзая ногти в его спину.

Он толкнулся еще дважды, помогая ей получить удовольствие, но стоило ему отпустить себя самого, как Астрид ухватилась за его бедра и попыталась оттолкнуть его.

Она хотела, чтобы он пролился вне ее тела, не внутри него.

Но он решил, что хочет от нее ребенка. Это был лучший способ обеспечить ей место подле себя – теперь, когда он позволил этой идее укорениться в своем сознании, он хотел от нее ребенка. Он просто хотел этого. Он снова дернулся, хрипло застонав, когда его семя поднялось вверх.

– Nej! Snälla! (прим. – шведск. «Нет! Пожалуйста!»)

Теперь это была мольба. Леофрик больше не мог сдерживаться и вышел из нее. Он не станет, не будет ее заставлять. Опустив голову на грудь Астрид, он помог себе рукой, содрогаясь с каждым толчком семени.

Когда он снова смог думать ясно, то обнаружил, что глядит прямо в ее ясные голубые глаза.

Астрид качнула головой и заговорила на своем языке. Несколько предложений. Ни одно из этих слов, кроме nej, не имело для него смысла. Он предположил, что только что она рассказала ему о том, как неосмотрительно он чуть было не поступил.

Ему понадобится много слов ее языка, чтобы убедить ее в том, что его идея с ребенком хороша. А сейчас он сказал то, что, как он знал, она поймет – слово на ее языке, которому она научила его этой ночью.

– Förlåt?

Как и прежде, эта попытка вызвала у нее улыбку – и на этот раз прощение в ней было явным.

– Förlåt, – ответила она. Ее произношение было другим, гораздо более деликатным. – Gör det inte igen. Нет… опять.

– Нет, больше не стану, обещаю.

Она кивнула.

– Обе-щаю.

Леофрик видел, как она пробует слово на вкус.

Он был безмерно доволен, видя, что она пытается использовать язык, которому он должен был ее научить. В этой ночи было так много надежды, а ведь когда утром он вошел в эту комнату и обнаружил охранника на полу, то подумал, что для Астрид все кончено.

Факелы потухли, и огонь превратился в тлеющие угли. Холод поздней ночи, близкой к осенней, прокрался в комнату. Леофрик перекатился на спину и натянул мех, увлекая за собой Астрид. Когда он попытался потянуть ее за руку, чтобы она могла положить голову ему на грудь, она оттолкнула его и нахмурилась, глядя на него сверху вниз.

Хотела ли она, чтобы он ушел? Это была горькая мысль, но он уйдет, если она захочет. Однако в лице ее не было ничего такого. Оно было полным подозрения, как будто она пыталась понять, чего он хочет.

Неужели она никогда раньше так не спала? Нет, он обнимал ее, когда она была слишком больна, чтобы осознать это. Но разве она никогда этого не делала? Неужели она никогда не была достаточно близка с другим мужчиной, чтобы спать с ним?

Он похлопал себя по груди, показывая, что хотел сделать, и Астрид наконец поняла его и улеглась.

Леофрик заснул, ощущая, как она водит рукой по его груди и животу, прикосновением, похожим на шепот.

– oOo~

Он проснулся в бледном солнечном свете от скрипа открывающейся двери. Ночью Астрид откатилась от него и, кажется, крепко спала, повернувшись к нему спиной. Он оказался между ней и дверью, перекатился и приподнялся на локте, загораживая ее от того, кто нарушил их покой.

Но, казалось, только он смутился, когда в комнате появилась Эльфледа – ее глаза выражали неодобрение, губы были поджаты.

– Доброе утро, Эльфледа, – сказал Леофрик надменно.

– Ваша светлость, – ответила она с едва заметным реверансом. – Если я мешаю, я вернусь позже.

Он почувствовал, как Астрид зашевелилась и села позади него.

– Нет, – сказал он. – Входи и исполняй свой долг.

Леофрик почувствовал удовлетворение, когда Эльфледа посмотрела на него – она четко поняла, что господин сейчас напомнил ей о месте, которое она занимала.

Ему нужно быть осторожным с ней. У нее была власть среди слуг. Она была не только целительницей, но и присматривала за женщинами, служившими в замке, за кухонной обслугой и горничными, и если бы она хоть словом обмолвилась о том, что произошло в этой комнате, Леофрик и Астрид оказались бы в крайне затруднительном положении.

Особенно после вчерашнего.

Теперь они полагались на молчание слишком многих людей. Как только все узнают об убийстве охранника – Леофрик надеялся, что в их историю поверят, – о пленнице наверняка заговорят. У людей, знающих правду, не должно быть причин делиться ею.

Кровать зашевелилась; Астрид поднялась. Леофрик увидел, что Эльфледа посмотрела на нее – и взгляд этот был покровительственным, но не осуждающим. Интересно. Несмотря на упрямство Астрид и жалобы Эльфледы, целительница явно прониклась сочувствием к «бесстыдной дикарке».

Он наблюдал, как Астрид, совершенно голая, подошла к Эльфледе и положила руку на плечо целительницы. Эльфледа вздрогнула от неожиданности, но не отстранилась.

– Спа-сбо. Спасибо. Эльф-Эльфледа. Спасибо. – Астрид явно было трудно выговорить имя, но она справилась неплохо.

Удивление появилось на лице Эльфледы, и Леофрику показалось, что ее глаза наполнились слезами. Она кивнула и похлопала Астрид по руке.

– Не за что, милая. Думаю, теперь все будет хорошо.

Она бросила на Леофрика взгляд, который предупреждал, что если все не будет хорошо, она найдет способ заставить его пожалеть.

Он улыбнулся в ответ. Их секреты были в безопасности с Эльфледой – и, следовательно, они сами были в безопасности.

Затем целительница взяла сверток с одеждой – она была очень настойчива – и протянула его Астрид.

– Пожалуйста, милая. Ты должна одеться. Леди не годится выглядеть так.

Леофрик знал, что это слишком много слов, чтобы Астрид поняла их все, но поняла она достаточно. Они хотели заставить ее надеть платье, которое она ненавидела.

На этот раз она не отшвырнула одежду в приступе раздражения, а повернулась к Леофрику. Она похлопала себя по ногам и заговорила на своем языке. Потом тяжело вздохнула.

– Ты. Как ты.

Он хотел бы объяснить ей, что его народ – а теперь уже ее народ – относится к своим телам иначе, чем она. Тела должны быть прикрыты. Адам и Ева были изгнаны из сада; они познали свою наготу, и с тех пор обнаженное тело считалось грехом.

Особенно женское тело. Женщина в бриджах – нечто большее, чем просто скандал. Женщина в бриджах была бы оскорблением, оскорблением Бога. Ноги женщины не должен был видеть никто, кроме ее мужа и слуг.

Или ее любовника, но такие вещи не произносились вслух, а значит, не существовали. В этом мире так много приличий состояло в том, чтобы хранить секреты, а не веру. Леофрик уже не в первый раз думал об этом.

Однако это не отменяло фактов. Внешность имела значение.

– Мне очень жаль. Иначе никак.

Он встал; Эльфледа ахнула и отвернулась при виде его нагого тела. Похоже, беспечность Астрид подействовала и на него тоже. Леофрик схватил свои бриджи и натянул их. Астрид наблюдала за ним. Затем он подошел к ней и взял ее за руки.

– Если ты наденешь это, – он указал на сверток с одеждой, который Эльфледа все еще держала в руках, – мы можем выйти вон туда, – он указал на окна, ярко освещенные солнечным светом.

Астрид долго смотрела на окна. Затем снова повернулась к одежде и Эльфледе, которая улыбалась и кивала, как мать, подбадривающая своего ребенка.

Она повернулась к нему с вопросом в глазах. Он видел, что это платье означает что-то важное, что она откажется от чего-то важного, если согласится. Но другого выхода он не видел.…

В его голове промелькнул призрак идеи, но ему нужно было время, чтобы все обдумать, так что сейчас Леофрик просто сжал ее руки и сказал:

– Пожалуйста.

Астрид изучала его с минуту, прищурив глаза, а затем медленно выдохнула, кивнула и взяла сверток из рук Эльфледы. Ее плечи поникли, выражение несчастья на лице было таким глубоким.

– Я дам тебе одеться. Я должен добраться до своих покоев прежде, чем мой отец и брат позавтракают. Я вернусь, как только смогу, и мы сегодня же выйдем на улицу. Пойдем в лес, если хочешь.

Он бормотал слова, которые она не могла понять, но он хотел успокоить ее, и ему не хотелось уходить. Он хотел, чтобы она знала. Наконец он поцеловал ее в щеку и сказал:

– Скоро.

Астрид кивнула, как будто поняла, и он наконец оторвался от нее и оделся так быстро, как только мог.

Он должен был добраться до отца и брата и придать жизни истории об убитом стражнике и женщине-воине, которая начала сотрудничать с ними.

И еще ему нужно было навестить хранителя королевского гардероба.

ЧАСТЬ 5. ТРУДОЛЮБИЕ

Работать тяжело, но только с помощью тяжелого труда мы способны создать что-то великое.

15

Астрид казалась отвратительной одежда, которую носили женщины в замке. Она не понимала, как женщины могут работать, когда они закутаны в столько слоев ткани. Рукава были тяжелыми и закрывали руки, горловина нижнего платья завязывалась у горла, а слои юбок обвивались вокруг ног и делали ходьбу почти невозможной.

Она по-прежнему отказывалась покрывать голову. Женщины ее народа тоже прикрывали головы, но это был вопрос эффективности в битве. А эти головные уборы были тяжелыми, как крылья больших птиц, свисающие с плеч.

Ей не нужно было понимать много слов на этом уродливом языке, чтобы осознать: эти люди верят, что женщины – источник стыда, потому что у них есть грудь – и делают все возможное, чтобы скрыть ее.

Но не богатые дамы, которые наоборот, выставляли грудь напоказ. По-видимому, только простые женщины несли этот стыд: и за себя, и за богатых.

После того, как Астрид несколько дней промучилась в этих громоздких платьях, Эльфледа принесла ей одно из богатых платьев из тонкого шелка. Оно было еще хуже. Оно сжимало ее грудь и живот и сковывало руки. Если бы ей пришлось сражаться, то пришлось бы просто разорвать это платье и пойти в битву голой.

Так что она носила грубо пошитые платья простых оттенков коричневого и голубого, заплетала волосы в косы и укладывала их так, чтобы не привлекать к ним внимания. Леофрик сказал, что в таком виде ее можно показывать другим людям.

Не то чтобы она хотела, чтобы показывали кому-то из этих людей. Они все таращились на нее, когда она проходила мимо. И они шептались. В своих кожаных доспехах она вряд ли обратила бы на это внимание, но в этой странной, неудобной одежде, без топора или щита в руках, она все слышала и видела. Даже если понимала только отдельные слова.

Астрид знала, что значат этот шепот и эти взгляды.

Эти люди видели в ней прирученного зверя. И они видели в Леофрике того, кто приручил ее. Ее хозяина.

Возможно, он приручил ее – или черное место приручило, и Леофрик просто получил то, что осталось от нее после. Астрид больше не знала, кто она. Кем она была, откуда пришла – все это теперь было для нее потеряно. Этот мир прятал своих женщин и делал их беспомощными. Здесь не было Дев-защитниц, и она была здесь ничем.

В этом мире не было места для таких, как она, но ей больше некуда было идти.

Вот почему она оставалась в своей комнате, когда Леофрика не было рядом, хотя и больше не была под охраной. Ей некуда было идти, она ничего не понимала.

Каждый день, когда приходил Леофрик, чтобы увести ее из комнаты в свой мир, она, прямая и решительная, шла через замок, сад и, наконец, выходила в лес. Только тогда, когда они снова оставались одни, и она оказывалась в мире, который понимала, – деревья, земля и небо, которые, как она почти верила, могли быть ее домом, – Астрид смогла избавиться от ощущения потерянности.

В лесу, наедине с Леофриком, ей становилось чуть легче.

Она доверяла ему. Голос в ее голове говорил не верить, уверял, что здесь есть подвох, но Леофрик был единственным, кому она, как ей казалось, могла доверять. Даже без слов он, казалось, знал, что ей нужно, и даже без слов Астрид верила, что понимает его намерения.

Он отдал себя ей. Полностью, в ту первую ночь. А потом, когда его лицо и шея распухли, а тело побагровело от ударов, которые она на него обрушила, он обращался с ней как с возлюбленной. С тех пор он всегда обращался с ней как с возлюбленной, и не только в постели. Он прикасался к ней, как к возлюбленной, даже взял ее за руку, когда они шли по саду – и, судя по реакции людей вокруг, это был настоящий скандал.

У Астрид никогда прежде не было таких отношений, ни с одним мужчиной. Она никогда прежде не испытывала таких чувств.

Она велела себе быть осторожной, помнить, что именно король, отец Леофрика, посадил ее в черное место, а возможно, и сам Леофрик. Она попыталась заставить себя вспомнить глубокое отчаяние, которое испытала, невыносимую боль, которую перенесла, и напомнить себе, что нежные чувства к тому, кто вернул ее к свету, не означают любви.

И все же она думала, что чувствует любовь. Она чувствовала это в его прикосновениях, в его взгляде, в его голосе, и ее сердце отвечало тем же. Это была любовь – или безумие. Астрид никогда раньше не испытывала ни того, ни другого.

Но каждый раз, когда он входил в комнату и улыбался ей, ее разум успокаивался, а сердце и тело радовались. С каждым мгновением, проведенным с ним, она чувствовала себя спокойнее.

Астрид не знала, кто она такая, кем может стать и будет ли у нее вообще такая возможность, но она знала, что Леофрик важен для нее, и верила, что и она тоже важна для него.

Возможно, однажды окажется, что ей этого достаточно. Возможно, она сможет найти себя в его глазах.

Возможно, она сможет принять это место и эту одежду, и руки, в которых больше не будет оружия.

– oOo~

Когда Оди убирала утренний поднос, вошла Эльфледа с дневным платьем. С тех пор как Астрид согласилась носить эту одежду, старуха каждый день приносила что-нибудь новое, а каждую ночь давала Астрид еще и чистое и легкое спальное платье.

Астрид нравились эти женщины, старая и молодая. Они выполняли свою работу и ничего не спрашивали, и обращались с ней как с человеком, а не как с диковинным зверем.

Они были пока единственными людьми, кроме Леофрика, с кем она могла попытаться поговорить. Их манера говорить сильно отличалась от манеры Леофрика, более грубоватая и резкая, как разница в говоре Карлсы и Гетланда. Слова были те же самые, но звучали они иначе. Казалось, она учит не один язык, а сразу два.

Они всегда были вежливы, но как только Астрид начала учить язык, стали по-настоящему добры. Эльфледа обращалась с ней как мать – не ее мать, а с той нежной добротой, которая, казалось, была у других матерей. Оди, казалось, все еще немного боялась, но ее любопытство и доброта были сильны и превратили этот страх в благоговение. Оди, однако, было труднее всего понять, поэтому они все еще общались в основном жестами.

Как только Астрид приняла решение учиться языку, она поняла, что решение это правильное. А вот ношение одежды было уступкой, и это было похоже на слабость. Поэтому она не удержалась и скорчила гримасу при виде нового свертка одежды. Она знала, что это будет шерсть. В последние дни заметно похолодало. Еще больше ткани, чтобы ей стало совсем трудно ходить

Эльфледа, однако, широко улыбнулась, демонстрируя желтые зубы и дырку на месте передних двух.

– Сегодня у нас кое-что особенное, милая.

Астрид нахмурилась. Ей нравилось, когда ее называли «милая», но она не поняла больше ни слова.

– Особенное? – середина слова прозвучала совсем не так, как была произнесена Эльфледой.

– Да, особенное. Это значит, тебе понравится. Пойдем посмотрим. – Она подошла к кровати и положила сверток.

Одежда была завернута в кусок простого полотна, и это было необычно. Обычно это была просто аккуратная стопка сложенной ткани. Эльфледа начала разворачивать ткань, а Астрид подошла посмотреть.

Там была кожа. Наверху лежала кожа. Она протянула руку и провела по ней ладонью. Не дубленая, мягкая. Так что не доспехи. Но тем не менее кожа. Она подняла ее.

Бриджи. Боги, это были бриджи! Астрид хлопнула себя ладонью по рту, чтобы подавить звук, который сорвался с губ.

Там была еще кожа – нагрудник или что-то похожее. Украшенная узорами, мягкая, но все-таки кожа. Цвет соответствовал бриджам: глубокий, насыщенный коричневый, как опавшие листья.

Под этими великолепными предметами одежды была ткань, много ткани, яркого синего цвета. Она отличалась от постельного белья и шерсти, которые она носила, или шелка, который она тоже пробовала носить. Она положила на нее руку – это была шерсть, но такая мягкая. Как нагрудники Леофрика. То, что он называл дублетами.

Эльфледа подняла одежду и встряхнула. Платье. Обычно платье. Астрид была разочарована, но тут старуха ухватилась за юбку и приподняла кусок ткани.

Она была разделена надвое спереди.

Эльфледа положила платье на кровать, аккуратно расстелила и взяла бриджи из рук Астрид. Она положила их на платье, под разрезом, показывая, как их носить. Затем она сложила складки платья – и бриджи уже не было видно. Нагрудник тоже лег на платье спереди.

– Его светлость заказал его специально для тебя, милая.

Леофрик дал ей что-то, что она могла носить – и чувствовать себя, по крайней мере, хотя бы частично, той, кем она была. Он действительно знал ее – и не ожидал, что она откажется от себя. Он не думал, что она позволит приручить себя.

– Особенное, – пробормотала Астрид и провела руками по платью. – Особенное.

– Да, – улыбнулась Эльфледа. – Ну, давай одеваться.

– oOo~

В комнате стояло зеркало. Астрид никогда особенно не любила смотреть в зеркало, за исключением тех случаев, когда заплетала волосы в косы, но сейчас она не могла оторвать взгляда.

Она позволила Эльфледе заплести ей волосы, и та сделала что-то почти в стиле Астрид, но более элегантное. Косы были не так туго стянуты на голове и, казалось, сплетены в узор сзади. Она не очень хорошо это видела. Но она видела свою одежду.

Платье было мягкое, шерстяное, как облако, подчеркивающее голубизну ее глаз так четко, что казалось, из них исходит свет. Кожаный нагрудник поверх него – Эльфледа называла его корсетом – был тесным, но не неудобным, и он закрывал сзади ее шею. На коже был вырезан витиеватый узор из завитков. Само платье было простым. Его широкий вырез закрывал V-образный вырез корсета – совсем скромно, повторяла Эльфледа.

Это было слово, которое, казалось, имело отношение к женскому стыду, но ничто не могло испортить удовольствие Астрид от ее новой одежды.

Бриджи облегали ее, как кожа. Откуда Леофрик знал ее размеры? Его руки, как бы хороши они ни были, не могли бы дать такое точное представление. Если бы Астрид лучше знала язык, она бы спросила, имеет ли Эльфледа какое-то отношение к этому подарку.

Но она довольствовалась тем, что ходила по комнате в бриджах, и платье не мешало ей при ходьбе.

Было бы обидно надеть на ноги под бриджи эти дурацкие тонкие туфли, но у нее не было ботинок. Вся одежда, которая была на ней, когда ее схватили, наверняка была выброшена или сожжена.

Отогнав эту мысль, Астрид вздохнула и опустила взгляд на туфли

Но прежде чем она успела сесть и надеть туфли, дверь открылась, и мысли ее исчезли. Леофрик застыл на пороге – и, казалось, его мысли вдруг тоже его покинули.

Он стоял и смотрел на нее, разинув рот. Потом моргнул и вошел. Когда он закрыл дверь, Астрид увидела, что он держит в руке пару черных сапог. Они были очень похожи на его собственные, только меньше. Ее размер.

Возможно, она сумеет найти свой путь в этом месте, если Леофрик будет ее направлять. Возможно, ей удастся найти свое место здесь.

Она все-таки верила, что это любовь, а не безумие.

Улыбка осветила лицо Леофрика, когда он пересек комнату, направляясь к ней.

– Ты прекрасна. Очень красивая. – Он взял ее за подбородок и провел большим пальцем по губам. Это был его обычный жест. Прикосновение любовника.

Астрид знала слово «красивая» и улыбнулась.

– Спасибо, – и, вспомнив правильную фразу, она повторила: – благодарю.

Астрид похлопала себя по груди, ощущая приятное прикосновение кожи.

– Это я.

– Я знаю. И я думаю, что и меня здесь достаточно. Понимаешь?

Как и в Эстландии, изучение нового языка во многом заполняло пробелы между словами, которые она знала, контекстом разговора. Значит, Астрид думала, что понимает. Он нашел для нее способ чувствовать себя комфортно в его мире. Хотя бы с помощью одежды.

Она кивнула, и он протянул ей сапоги. Астрид тут же надела сапоги, и они оказались немного великоваты, но она не упомянула об этом.

Леофрик сел рядом с ней.

– Сегодня я хочу отвести тебя к отцу. Мы не можем больше откладывать.

Надев один сапог, а другой все еще держа в руке, она замерла и повернулась к нему. Неужели он только что сказал ей, что она сегодня встретится с королем?

– Одец? Корол?

Он прищурился, словно решая, понял ли ее слова.

– Да. Король, мой отец.

Астрид покачала головой. Король поместил ее в черное место и оставил там, как она теперь знала, на несколько недель. Она не встретит этого человека без топора в руке.

Ее рука сжалась в кулак, и Леофрик тут же положил на нее свою руку.

– Да, Астрид. Мы должны. Чтобы ты была в безопасности, ты должна показаться перед ним. Он должен видеть, что ты стараешься. Понимаешь?

Она поняла достаточно. И покачала головой.

Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.

– Мы должны показать ему, – он указал на нее. – Показать тебя.

Он провел рукой по ее одежде.

Неужели он нарядил ее, чтобы выставить напоказ, как товар? Астрид подняла юбку в сжатом кулаке.

– Это… он? Не я?

– Нет. Для тебя, – он повернулся к Эльфледе, словно ища помощи.

Астрид тоже посмотрела на старуху. Она не понимала, и ей не нравился холодный страх, который она снова почувствовала. Но Эльфледа только пожала плечами, как будто сожалела.

Леофрик снова повернулся к Астрид.

– Пожалуйста. Важно. Для тебя.

Важно для нее. Почему? Потому что король все еще держал ее жизнь в своих руках. Хотя она не могла вспомнить его лицо, она ненавидела этого человека больше всех, если не считать еще одного.

– Нет прости короля. Только ты. Для короля… – Астрид не знала слова, обозначающего месть на этом языке, поэтому дала ему свое. – Hämnd.