Текст книги "Сказка о спящей красавице (СИ)"

Автор книги: Светлана Зорина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Говорят, когда-то тут было одно из селений мехсов, – сказала Анда. – Никто не знает, куда они ушли. Я этих существ никогда не видела.

– По-моему, хороший город. Не разрушенный. Странно, что никто не захотел его занять.

– Может, боятся, что объявятся прежние хозяева. Мехсов считают весьма воинственным племенем. Здешние короли, к примеру, обосновались в замке великанов, но то великанье племя давно вымерло. Поговаривают, что после великанов там жили какие-то люди, которые потом куда-то ушли… Точно не знаю. Это странный мир. По-своему странный. Я тут третий раз, и у меня всегда такое чувство, что по этой земле прошло множество разных племён, которые растворились в вечности. И те, что тут живут сейчас, тоже уйдут неизвестно куда.

Словно подтверждая её слова, из-за ближайших кустов выглянул каменный идол – существо с длинной головой и короткими ногами. Проводил нас слепым взглядом круглых каменных глаз. Какое племя оставило тут это изваяние? Какому богу они молились?

– В Маатлане всё подвижно, изменчиво, но мой мир стабилен в своей изменчивости, а здесь… Здесь нет ощущения устоявшейся жизни. Перевалочный пункт, где странник отдыхает, а потом идёт дальше.

– Альды живут тут уже давно. Примерно пятьсот лет.

– И всё же не считают этот мир своим. Живут мечтой о возвращении на Хангар-Тану.

Пару раз мы проезжали мимо полей, на которых работали люди, и это напоминало кадры из старинных фильмов.

– Впрочем… Антема как-то сказала, что беженцы из миров, где живут в основном сельским хозяйством, чувствуют себе здесь, как в раю. Ей кажется, что они просто хотят тут остаться и жить, а не бороться за свои планеты, захваченные урмианами. Не все созданы для борьбы. Так что, кто знает… Может, эти земледельцы осядут тут, пустят корни, и этот мир перестанет быть перевалочным пунктом.

Я вообще плохо себе представляла, как королева этого идиллического мирка, собравшая вокруг себя племена и народы, многие из которых находятся почти что в состоянии варварства, собирается воевать с урмианами. Ведь они-то владеют высочайшими технологиями.

– Она и не надеется их в этом обогнать, – сказала Анда, когда я поделилась с ней своими мыслями о предстоящей войне. – Она ставит на другое.

– Насколько я поняла, на магию.

– Скорее, на союз науки и магии, – прикрыв глаза от солнца, Анда проводила взглядом пролетевший над лесом флайер. – Селен собрал неплохую команду. Они уже не первый год трудятся, экспериментируют с эльхангоном и многими другими материями – от грубых до тончайших, стараясь извлечь из всего этого излучение, более сильное, чем тот луч жизни, который используют урмиане. Но об этом ты лучше с ним самим поговори. С Селеном.

– Уже говорила. Если честно, наплевать мне на эту войну. Я в своей жизни немало повоевала, но мир что-то не стал лучше. Победить урмиан! О да, это важно. Урм затонул, а потом всплыл на Хангар-Тану. Разрушь его, утопи – он всё равно вылезет где-нибудь, как гнойный прыщ. Пусть это уже будет не прежний Урм, пусть это будет совсем другой Урм… И даже вовсе не Урм. Это всё равно было, есть и будет! Мне всё надоело, Анда. Я хочу спасти Дию и бежать с ней куда-нибудь подальше – от Урма, от всех этих войн… От всего. Бежать на какую-нибудь далёкую планету. Да хоть на астероид сто метров в диаметре. Чтобы мы были там вдвоём и от нас все отвязались…

– Осторожней! – ахнула Анда, когда машина едва не съехала в неглубокий овраг. Я еле успела свернуть. – Может, лучше я поведу, я уже научилась. Ты сегодня слишком взвинченная.

– Мы бы спокойно выехали из этой ямы, – сказала я, остановив вездеход. – Он только что по вертикали не ездит…

– Тише, – прислушалась Анда. – По-моему, свирель… Давай прогуляемся до той рощи.

Мы выбрались из машины и пошли на звуки свирели. Незатейливая мелодия прекрасно гармонировала с идиллическим пейзажем в стиле Пуссена: маленькие рощицы, пологие холмы, местами покрытые тёмно-зелёным кустарником, на горизонте – горы и руины чего-то, напоминающего античный храм.

Картина, которая открылась перед нами минут через пять, тоже вызывала ассоциации с полотнами мастеров эпохи классицизма или романтизма. В тени низких, раскидистых деревьев с серебристой листвой расположились четверо: Дион, фавн, кентавр и… Я не верила своим глазам. Между Дионом и фавном сидел Итан Кимбел. Я только сейчас подумала о том, что не видела его с того момента, как открылись врата на Пандиону. На пиру, утроенном в честь гостей, его не было – и неудивительно, учитывая, в каком состоянии мы вывели его из Саградиума. Возможно, сегодня он первый раз выбрался из дворца. Следовало отдать должное здешним лекарям – следов побоев на лице писателя почти не осталось, разве что совсем бледный синяк на скуле и маленькая, почти зажившая ссадина над бровью. Не знаю, прибегал ли Кимбел к омолаживающим процедурам, но выглядел он не на свои сорок пять, а примерно на тридцать. Возраст выдавали лишь глаза, смотрящие на мир с выражением хронической усталости, и небольшие залысины, которые ещё больше удлиняли его узкое лицо – бледное, с неправильными, слишком тонкими чертами и не то капризным, не то трагическим изломом бровей. Длинные светлые волосы подчёркивали его утончённость. Худой и стройный, одетый в подпоясанную синюю тунику, серые леггинсы и короткие полусапожки, Итан Кимбел походил на менестреля, явившегося сюда из далёкого Средневековья. В мире, где полно врат перехода, такое кажется чем-то вполне естественным. Остальные персонажи этой картины словно бы пришли из ещё более давних времён. Из античной Греции. Дион, совершенно обнаженный, с сияющими на солнце светлыми кудрями, сидя слева от «менестреля», самозабвенно играл на свирели. Справа от Итана расположился юный фавн, тоже обнажённый и золотой с ног до головы, потому что солнечные лучи позолотили не только его шевелюру, но и каждый волосок на его гибком, мускулистом теле. Фавн слушал музыку так внимательно, как будто старался запомнить мелодию… Нет, пожалуй, так, как учитель слушает игру ученика. Чёрный кентавр лежал чуть поодаль, в тени дерева. Та часть его тела, что была человеческой, потемнела от загара почти до шоколадного цвета. В длинных чёрных волосах сверкали серебряные пряди.

Кентавр заметил нас первый. Я даже ощутила лёгкий трепет, когда он обратил к нам свой тёмный лик, спокойный и мудрый. Немного жуткий – как лик божества, на изваяние которого неожиданно натыкаешься среди заросших лесом руин давно погибшей цивилизации. Это существо действительно явилось сюда из погибшего мира, где жили могущественные, как боги, цари и колдуны. Для большинства та реальность давно уже была мифом. Сказкой, которую можно почитать или рассказать детям, когда выдастся свободное время. Моё же личное время стало условным, как в сказке. Оно то растягивается, то сокращается, а порой сжимается в точку, где исчезает вместе с пространством, и потом из этой точки рождается новый мир. Новый миф. Новый этап моих странствий в поисках зачарованной принцессы. Я вроде бы нашла её, но нас по-прежнему разделяет непреодолимая преграда, сотканная из вечного света… Или вечной тьмы, то излучающей, то поглощающей свет. Той, что порождает и уничтожает целые миры. Сколько миров – реальных и мифических – мне суждено пройти, прежде чем рухнет эта преграда? Сколько ещё предстоит разгадать загадок, куда более трудных, чем загадка Эдипова сфинкса…

– Терри! – Дион заметил меня и перестал играть. – Познакомься с моими друзьями. Это Кимр…

Старый кентавр слегка склонил свою большую, красивую голову.

– А это Хайро. Он учит меня играть на свирели.

– Говорят, это единственное, что мы, фавны, умеем делать хорошо, – улыбнулось золотое божество.

– Ещё они хорошо умеют соблазнять юных дев и красивых мальчиков, – промолвил кентавр низким, чуть гортанным голосом. – Поэтому я стараюсь не оставлять его наедине с принцем Дионом.

– Ну, это ты зря, – фавн притворился обиженным. – Принц ещё слишком юн для любовных забав. А я не сошёл с ума сердить королеву и её мрачную подругу со шрамом.

– Кстати, твоя наставница велела нам вернуться до полудня, – кентавр взглянул на солнце и медленно поднялся на ноги. В холке он был не выше, чем обычная скаковая лошадь, но мощный человеческий торс с широкими плечами превращал его чуть ли не в великана.

– Встретимся завтра тут же, – сказал Дион, надевая свой голубой хитон, на котором он, оказывается, сидел. – Кажется, высох…

– Мы купались, – пояснил он нам с Андой. – А потом встретили Итана. Он знает столько интересных историй! Сначала мы слушали его истории, потом он попросил Хайро сыграть на свирели. А потом Хайро сказал, что я уже играю почти так же хорошо… Итан, ты завтра сюда придёшь? В то же время.

– Я-то когда угодно могу сюда прийти. А вот тебя мама отпустит?

– Что будет завтра, решим завтра, – рассудительно заметил Кимр и преклонил колено, чтобы Дион мог взобраться ему на спину, что мальчишка и проделал с ловкостью циркового акробата.

– Не оставляйте своего друга с этим плутом, – добавил кентавр. – Хайро своей свирелью на кого угодно чары наведёт, даже на такого великого сказителя. Да поэты и сами любят поддаваться чарам. Рад видеть тебя здесь, Анда.

И чёрный кентавр лёгкой рысцой побежал прочь, унося на спине златокудрого мальчика. Мудрый Хирон[17]17
  Хирон – в древнегреческой мифологии мудрый кентавр, воспитавший много героев.


[Закрыть], опекающий юного Ахилла[18]18
  Ахилл – один из величайших героев в преданиях древних греков, сын царя Пелея и богини Фетиды, участник Троянской войны.


[Закрыть].

– Пожалуй, мне тоже пора, – сказал фавн. – Не мне соблазнять великих сказителей и столь благородных дев. Наверняка, где-нибудь неподалёку скучает нимфа или ещё какая-нибудь юная особа из посёлка, которых тут так много. Здесь куда веселей, чем в Маатлане. До встречи!

Фавн скрылся среди серебристых деревьев, причём их листва осталась неподвижной, хотя роща была такой густой, что Хайро не мог не задеть ни одну ветку. Впрочем, что тут удивительного? У духов леса с лесом особые отношения.

– Он прав, этот мудрый кентавр, – усмехнулся писатель. – Некоторые люди охотно поддаются чарам и в итоге портят себе репутацию и вообще всю жизнь.

– И то, и другое можно исправить, – сказала я, понимая, что он имеет в виду.

– Ты так думаешь? Можно спасти репутацию продажного писателя? Кстати, не хотите присесть? Мне как-то неловко, что дамы беседуют со мной стоя. Анда, мне очень помогла мазь, которую ты прислала для меня из Маатлана. Ученик Селена оказался хорошим лекарем, но эта мазь… Это просто чудо. Тут все помнят, на что походила моя физиономия два дня назад.

– Рада, что мазь помогла, – улыбнулась Анда, усаживаясь на мягкую траву.

– Это не та, которой ты залечила мою рану? – спросила я, устроившись рядом с ней.

– Не совсем. Как ты догадался, кто я, сказитель Итан?

– Дион сообщил, что печальная темноволосая красавица отправилась на прогулку с Андой из Маатлана. Сказитель… Какое хорошее слово. Но мне оно не подходит. Продажный писатель – звучит нормально, но продажный сказитель…

– Вообще-то Дарт Мидон уже спас твою репутацию, Итан, – возразила я. – Джонни позаботился о том, чтобы добытая тобой информация распространилась по межпланетной сети. Благодаря ей многие мерзавцы, уверенные в своей безнаказанности, предстанут перед судом. Если доживут до него. Однако, быстро же они тебя выследили.

– Может, и не попался бы, если бы не выпендривался. А то взял псевдоним, прямо указывающий на автора «Хроник Дармидона».

– К сожалению, не читала. Но собираюсь.

– Не старайся быть любезной.

– Я и не стараюсь. Просто слышала об этой книге много хороших отзывов.

– А о других моих книгах?

– Хотелось бы, чтобы их не было, – с горечью произнёс писатель, не дожидаясь моего ответа. – Чтобы остались только «Хроники» да та моя ранняя повесть…

– «Беды прошлого и настоящего»? Читала. Мы её даже изучали в академии.

Кимбел ничего не сказал, но его угрюмое лицо немного прояснилось. Правда, тут же помрачнело вновь.

– Даже если благодаря моим материалам кое-кто предстанет перед Верховным судом за преступления против жителей вселенной, для меня это мало что изменит. Дурная слава прочнее.

– Да что ты такого сделал? – поинтересовалась Анда. – Несправедливо лишил кого-то жизни? Или из-за тебя погибло много невинных? Иные совершают роковые ошибки, из-за которых гибнут целые миры. Но даже в таких случаях не следует опускать руки, надо стараться хоть как-то исправить содеянное.

– Да не сделал он ничего ужасного, Анда, – сказала я. – Угодил в капкан, из которого еле выбрался. И нет у него на руках ничьей крови.

– Только это и утешает, – вздохнул Итан. – Я всего лишь продался за сладкую жизнь, как обо мне пишут некоторые…

– Да я просто хотел вырваться из ада, – заговорил он, немного помолчав. – И верил, что люди, которые меня из него вырвали, действительно создали разумное, справедливое общество, что суровость их законов оправдана. Ведь я-то жил в мире беззакония. Одни творили, что хотели, а других бросали в тюрьмы за ерунду. Других – это тех, кто жил в нищете, не имея денег не только на адвоката, но даже на продукты, на одежду… Знаете, что такое Стигма? Мир, где тебя могут избить или вообще прибить посреди улицы, а прохожие, увидев это, поскорее попрячутся в ближайшие подъезды. Вмешаешься – можешь только хуже сделать. И себе, и своим близким. А если окажется, что это развлекаются хозяева жизни, то их всё равно отмажут, и они потом с тобой счёты сведут. Моя знакомая покончила с собой, когда её изнасиловали подонки, у которых были покровители из местной мафии. Под ними вся полиция ходила. Я пытался правду найти, но мне дали понять, чтобы не нарывался. Самоубийство – оно, мол, и есть самоубийство. Человек сам принимает решение и делает то, что решил, и нечего тут виноватых искать. Если девушка впоследствии пожалела, что поехала с весёлой компанией и позволила кому-то лишнее, то об этом ей следовало раньше думать. Вообще-то были свидетели, которые видели, что Люси не сама поехала с той компанией, что её насильно в машину затащили, но я так и не уговорил никого из этих свидетелей пойти в полицию. Одни сказали, что не уверены, правильно ли истолковали увиденное, другие уговаривали меня смириться – мол, девушку всё равно не вернёшь, да ещё и себя погубишь, а третьи вообще избегали встречи со мной. А потом об этой истории узнал кое-кто из урмианского консульства. Через день твари, которые надругались над Люси, были найдены мёртвыми. Можете меня осуждать, но я до сих пор этому радуюсь.

– Даже в мыслях нет тебя осуждать, – заверила я писателя. – Эти сделали люди Стэрвет дан Говен?

– Да. Она предложила мне политическое убежище, взяв с меня подписку о верности Урму и неразглашении государственных тайн Урма, если таковые станут мне известны. Так я там и оказался. Сперва я был просто очарован урмианскими аристократами. Все как на подбор красавцы, образованные, с безупречными манерами… Энергичные, деловые, приятные в общении люди. Не бездельники вроде зажравшихся стигмианских чиновников и нуворишей. Мне нравилась эта страна. Порядок, чистота, благоустройство, магазины ломятся от товаров, бесплатная медицина, развлекательные центры… Преступность практически сведена к нулю. Жестокость законов немного смущала, но казалась мне оправданной. Это же лучше, чем тот бандитский беспредел, на который я насмотрелся с детства. Я не сразу понял, что в этом раю царит такой же беспредел власть имущих, просто всё настолько завуалировано, что не сразу увидишь. Тем более что первые пару лет я жил, почти не вылезая из своего особняка. Наслаждался роскошью и писал, писал… Телевизор-то почти не смотрел. В свободное от работы время смотрел ту видеопродукцию, которая на родине была мне недоступна. Там же такая цензура на всю информацию, включая культурную. Я знал о дуэлях из-за клеветы, но думал – что ж, в каждом обществе свои обычаи, может, немного и странные, но… Зачем же клеветать на достойных людей? Потом до меня стало доходить, что тут считается клеветой и чем всегда заканчиваются дуэли между деметами и аристеями. Заметил, сколько испуганных и настороженных людей на улицах этих чистых, благоустроенных городов. Да, гулять там можно днём и ночью. Безопасно. Почти… Тот, кто вздумает напасть на тебя, ограбить или ещё какой-нибудь вред причинить, будет пойман и понесёт суровое наказание. Но это если на тебя напал кто-то из деметов. Если тебя оскорбил аристей, то в лучшем случае он от тебя откупится, а в худшем – и таких больше – даже и этого не сделает. Каждый демет знает – лучше не связываться. И не дай бог, кто-нибудь из аристеев что-нибудь от тебя захочет, например, пригласит на вечеринку, чтобы ты оделся в сатира и участвовал в групповом сексе… Не дай бог, откажешься. И не вздумай спорить, если кому-то из аристеев понравился твой земельный участок, где много поколений твоей семьи разводили розы… У тебя всё равно это заберут. Если отдашь сам, что-нибудь заплатят. Кто-то из этих благородных господ может даже щедро заплатить, а кто-то не возместит и стоимость участка. Бери сколько дали и помалкивай. А вздумаешь отстаивать свои права, выяснится, что ты сам эту собственность нечестным путём приобрёл, да ещё и налоги не платишь, хотя на самом деле всегда платил их исправно. Постепенно я понял, под каким колпаком живут деметы. Любой их шаг под контролем, каждое слово, а попытка подать жалобу в Совет Федерации может закончиться весьма плачевно. Я понял, что Интернет в Урме контролируется ещё жёстче, чем в Стигмиане, тем более что Урм располагает куда более мощными технологиями для тотального контроля. Самое страшное, что многие деметы смирились со своей судьбой. Ведь им с детства забивают в голову установку, что они жалкие, бездарные, ни на что не годные, кроме самой примитивной работы. И всем своим благополучием обязаны аристеям, которые постоянно в трудах и заботах об отечестве. Мол, все свои силы и таланты принесли ему в жертву, рискуют собой, защищая страну от врага и добывая для неё богатства в разных уголках вселенной. Так что надо жить и радоваться, что живёшь благополучно, хотя никакой особой пользы государству не приносишь. Я уж не говорю о том, как поощряются деметы-доносчики. Кстати, в Урме всегда искусно создавалась видимость, что там, мол, все имеют равные возможности и одарённый человек всё равно продвинется. В школах и колледжах регулярно проводились тесты на определение уровня интеллекта, гибкости ума и… В общем они, якобы, выявляли всякие особенности мышления, дабы помочь человеку правильно сориентироваться при выборе будущей специальности. Считалось, что самым одарённым учащимся из деметов даётся возможность попасть в число иренов, так что в дальнейшем они могут даже аристеями стать. Ну или хотя бы занять хорошие должности. Такие, чтобы быть поближе к привилегированному классу. Я уже не помню, почему я заинтересовался этими тестами, но когда я раздобыл и решил проанализировать результаты тестирования за несколько лет, я был поражен.

– Мне эти тесты тоже показались странными, – сказала я, воспользовавшись тем, что Итан сделал небольшую паузу. – Правда, я видела результаты только одного человека…

– Да эти тесты попросту выбраковывают людей с нестандартным мышлением. Их записывают в группу С – самую низшую – и закрывают им доступ в вузы. Типа даже богатое государство не может себе позволить давать высшее образование людям с низким интеллектуальным потенциалом. Вроде как это пустая трата денег, ведь работа университетских преподавателей оплачивается очень высоко. Часть тестов была на знание основной школьной программы, а часть выявляла оригинальность мышления, способность к анализу, к критической оценке происходящего… В общем, всё то, что мешало сделать человека управляемым. Идеальный гражданин должен был обладать необходимой суммой знаний, чтобы занять определённую нишу в технически развитом обществе, но он не должен был слишком много думать, анализировать и хотеть что-то изменить. Так что зачастую именно самые одарённые-то как раз и не имели возможности получить высшее образование. Ну и особо продвинуться не могли. В Урме всегда была интеллектуальная элита, но эта категория граждан находилась под особым контролем, к тому же основную её часть составляли аристеи. Они-то и разрабатывали тесты для учащихся, стараясь не пустить в высокую науку и политику тех, кто мог сломать удобную им схему. Выбраковывать способных к инакомыслию надо со школы, причём делать это надо тонко, завуалированно.

«Понятно, почему Дия не попала в магистратуру, – подумала я. – Ведь в Деламарском университете как раз ввели тесты, предложенные одним из ведущих университетов Урма. Обмен опытом, так сказать…»

– Чем дольше я там жил, тем чаще до меня доносились совершенно жуткие истории, – продолжал писатель. – По сути, простые граждане Урма становились жертвами власть имущих едва ли реже, чем в Стигмиане, просто тут это всё так обставлялось, что не бросалось в глаза. Да многие и не хотели ничего видеть – себе дороже. Деметы то и дело попадали к аристеям в пожизненное, хотя и неофициальное рабство. А то и гибли. Я хотел покинуть Урм, но мне не позволили. Тогда я попытался хотя бы отстраниться от всего этого. Денег я уже заработал немало. Решил, что буду просто потихоньку жить и писать что-нибудь для себя, а заодно искать способ оттуда сбежать. Так я написал «Хроники Дармидона». Они имели успех не только в Урме, но леди Стэрвет выразила неудовольствие. Сказала, что с идейной точки зрения книга слаба. Это означало, что я должен восхвалять Урм, как делал это в двух своих предыдущих книгах. Я отговорился творческим кризисом, потом вообще разыграл психическое расстройство. И очень об этом пожалел. Психиатры в Урме неплохие. Поняли, что симулирую. Меня почти год продержали в заведении для душевнобольных, которое почище тюрьмы строгого режима. В итоге я и впрямь заболел. А когда более или менее поправился, работать не мог. Действительно не мог. А публика ждала от меня новых книг. По всей Федерации пошли разговоры, что урмиане насильно удерживают меня в Молоссе. Мне пригрозили совершенно жуткими пытками, если я не выступлю по телевидению, не расскажу всем, как хорошо мне живётся в Урме, и не пообещаю, что скоро закончу новую книгу. Для того, чтобы моя новая книга увидела свет, Стэрвет наняла целую толпу литературных рабов. Её люди прошарили все мои компьютеры и нашли почти все наброски к будущим книгам, которые я сделал до болезни. Там были даже целые хорошо прописанные фрагменты. Кусочки романов, так и оставшихся нереализованными замыслами. Нанятые Стэрвет писаки собрали их все и использовали, стряпая книги, которые потом выходили под моим именем. Моё имя должно было оставаться брендом. Итан Кимбел продолжает творить, прославляя свою новую родину, давшую ему всё.

– Диана… Моя подруга… Она читала больше твоих книг, чем я. Так она сказала, что находила в них вполне себе неплохие, живые фрагменты. Но они тонули в потоках идейного словоблудия, воспевания урмианской аристократии и прочей дребедени.

– Так оно и есть. Дорогие соавторы лишь испоганили все мои замыслы. Не скажу, что все они были бездарями, но творить по указке – это зарывать свой талант в землю. Последние мои… так называемые мои, книги, наверное, вообще не собрали бы никакой аудитории, если бы не Хиро Кимора. Она спасла ситуацию, заполонив романы Итана Кимбела слэшем. На такое всегда клюют, особенно в мирах, где закон или традиции осуждают однополую любовь. Хиро сама была эмигранткой из такого мира – с планеты Дагмара. Церковь там почище методистской. Эта милая девочка происходила из очень строгой семьи. Среди её далёких предков по отцу были японцы, и она унаследовала этот этнический тип. Вернее, черты лица. В противоположность классическим японцам она была очень светлой блондинкой, почти альбиноской. Маленькая, худенькая, бледненькая… Словно героиня аниме, которую автор забыл раскрасить. Надо сказать, однополые отношения привлекали её только в литературе, в кино и видеоиграх. А в жизни… По-моему, она была совершенно асексуальна и… Иногда она вообще казалась мне бесполым существом, и её болезненный, именно какой-то болезненный, интерес к гомосексуальной теме… Отчасти это был эффект запретного плода, если учесть, в каком мире она росла, а отчасти это восполняло для неё недостаток чувств, каких-то ощущений… Я не знаю. По-моему, тут что-то такое было. А поскольку из-за ханжеского воспитания она выросла страшно застенчивой, у неё получался не слэш, а что-то вокруг да около него с садомазохистским подтекстом. Однажды я сказал ей… Мои соавторы постоянно приходили ко мне за советом, а Хиро меня искренне уважала, почитала как мэтра. Так вот я сказал: «Детка, если тебе очень хочется чего-то, не бойся выпить чашу до дна. Ты уже давно не на Дагмаре, ты совершеннолетняя. Не бойся ничего. Нравится какая-то тема – напиши так, как тебе бы хотелось. Оторвись по полной и получи от этого кайф». Прилежная ученица последовала совету мэтра…

Итан хлопнул себя по колену и чуть было не рассмеялся, на мгновение напомнив мне сломанную заводную куклу, которая так и не смогла выполнить одну из функций, заложенных в неё мастером. Похоже, смеяться он попросту разучился.

– Милая девочка всё же решилась оторваться по полной и в нашем последнем романе «Легенды тёмной долины» изобразила такую парочку геев… Сплошные плётки, цепи, мордобой вперемежку с трахом через каждые десять страниц. Любви там не было, да она и не знала, что это, и в итоге опять выплеснула на читателя ворох болезненных фантазий, только теперь уже со сценами откровенного секса и насилия. В основном насилия. Что может знать о сексе бесполое существо, даже если им занимается? У неё был бойфренд или что-то вроде. Тоже писатель, но со мной никогда не сотрудничал, и слава Богу. Довольно неприятный тип, самовлюблённый и заносчивый. Издаётся под псевдонимом Тим Хренофф. Полное имя – Тимоти Хренов. Его предки, вроде, из России, одного из крупнейших государств Терры-I. Уж не знаю, что у них были за отношения и на какой стадии. По-моему, при всех своих недостатках Хиро заслуживала кого-нибудь получше. Милая девочка. Мало того что самая способная из всех моих так называемых соавторов, так ещё и добрая. Я столкнулся с ней, когда переодетый спускался к подземному гаражу, чтобы сбежать из дома во время своего дня рождения. На окраине города меня ждал флайер. Я очень долго планировал этот побег, и организовать его было трудно. Всё могло сорваться из-за одного неверного шага, а ведь, как ни планируй, вечно что-нибудь пойдёт не так. Я совсем не ожидал встретить кого-то в этой части дома. И наткнулся на Хиро. И она меня узнала. Более того, она поняла, что я затеял, – я видел это по её глазам. Но она быстро опустила их и сделала вид, что не узнала меня. Всю дорогу до окраины города я ждал погони. Если бы она донесла, меня бы быстро перехватили. А её бы за это озолотили. Но она меня не выдала. Хорошая девочка. Не знаю, что с ней стало во время катастрофы. Наверное, я попытаюсь её найти, если вернусь в наш мир. Но это вряд ли. Пока хоть кто-то из этих тварей на свободе, я не буду чувствовать себя там в безопасности.

– Всё меняется, – сказала я. – Сейчас ты среди друзей. И не так уж ты беззащитен, если нашёл способ бежать оттуда.

– Наверное, будь я смелее, я бы попытался сбежать раньше, но… Я боялся. Вокруг меня даже женщины были… Не то чтобы агенты, но всех моих любовниц обязывали за мной следить. А потом в меня вцепилась эта дура Олимпия… Знаешь такую писательницу – Олимпию Хавник?

– Эта та, которая заумно пишет? Я пыталась что-то почитать, но бросила, едва начав. У меня не очень-то взыскательный вкус. Я просто люблю интересные книги.

– Взыскательный вкус… – Итан опять чуть не засмеялся. Возможно, когда-нибудь он снова научится это делать. Хорошо уже, что он с нами разговорился и выплеснул сейчас то, что не один год держал в себе. Он явно давно уже столько не говорил. Такое впечатление, что он сам себе удивлялся, но остановиться не мог. Вот и славно. Пусть выговорится. Мы с Андой никуда не спешим, а ему это очень важно.

– Девяносто девять процентов так называемой элитной литературы, рассчитанной на так называемый изысканный вкус, – белиберда, подаваемая читателю с таким апломбом, что он зачастую начинает верить, будто это что-то стоящее. И читать, и писать надо только то, что тебе интересно. Жизнь и так коротка. Олимпия Хавник бездарна во всём – и как писатель, и как любовница… Знаю, некрасиво так о бывшей и вообще о женщине, но ведь я её даже бывшей считать не могу. Бывшей может быть только та, кого ты сам выбрал, а потом по той или иной причине потерял. Эту я не выбирал, её ко мне приставили, и поверьте, нет ничего, за что её можно было бы уважать. Я прикинулся, что безмерно счастлив рядом с ней, и она вообразила, будто я наконец-то нашёл в её лице любовь всей своей жизни. Самовлюблённые дураки всегда попадаются в свои собственные сети. Она была так уверена в своём контроле надо мной, что выболтала мне то, что не должна была. Именно благодаря ей я и добрался до компромата на участников стигмианского эксперимента. По правде говоря, когда я ознакомился с этой информацией, я был в таком шоке, что едва снова не заболел. Мне не давала покоя мысль, что когда-то я боготворил людей, практически погубивших мою родину. Именно тогда я и решил, что лучше умереть, чем жить в этой клетке. Подготовка побега у меня, наверное, полжизни отняла. Я знал, что меня ждёт, если они хотя бы заподозрят… Я видел, на что они способны. Бездушные твари, которых заводят кровь, изуверства или… какие-нибудь гадости. Знали бы те, кто меня сейчас клеймит, что я пережил. И ведь что интересно… Кто больше всех обвинял меня в продажности? Моя давняя знакомая Нора Кривентари.

– Это же стигмианская писательница? Я её не читала…

– Да, это достаточно известная писательница. Неплохо раскрученная у нас на родине. Она-то больше всех и клевала меня за продажность. Несколько раз читал её статейки в Интернете, пока жил в Урме. А сама… Сколько её помню, её любимая поза – «Не интересуют меня все эти политические свары. На самом деле борьба тех, кто у власти, и оппозиции – не более чем драка за свои шкурные интересы. Они все хороши, обе стороны». Как удобно – всех замазать чёрной краской. И не надо выбирать какую-то сторону, ведь за свой выбор, возможно, придётся отвечать. Главное – найти красивое оправдание своей трусости, конформизма. Как будто она не видела, как людей, которые пытались протестовать против режима, хватали только за то, что вышли на мирный митинг. У неё под окнами таких избивали дубинками и волоком тащили в полицейские фургоны. Потом этих людей на долгие годы бросали в тюрьмы. Будь таких смельчаков побольше, Стигмиана давно бы уже стала другой. Я, конечно, и сам не герой, сам сроду всего боялся, но ей ли обвинять меня в продажности, если она сама перед хозяевами выслуживается. Так любит критиковать в своих книгах гнилой либеральный строй, так называемую псевдодемократию. То есть ту, что в Гринлэндсе и других государствах Федерации с либерально-демократическим строем, где люди живут намного лучше, чем в Стигмиане. Где они, несмотря на псевдодемократию, живут без страха и чувствуют себя защищёнными. Сколько она возмущалась по поводу их семейного права! Ты же знаешь, что в большинстве миров Федерации даже совершенно посторонние люди могут подать в суд на того, кого заподозрили в домашнем насилии. Например, заметили соседи, что муж третирует жену или родители ребёнка…