Текст книги "Сказка о спящей красавице (СИ)"

Автор книги: Светлана Зорина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– А я, кажется, знаю, – оживилась вдруг Ламия. – Во всяком случае, можно попробовать. Это очень древняя магия. Я этим не занималась, но… Видите этот кулон у неё на шее? Астерий сделал ей его, поместив маленького золотого скарабея в эльхангон. Это обычный эльхангон, не подземный, но энергия тану нам сейчас и не нужна. Думаю, этот камень сможет сыграть в обряде ту роль, какую когда-то играла священная смола, рецепта изготовления которой я не знаю. Почему-то я уверена, что этот камень в данном случае сгодится. Фигурка скарабея расплавилась, когда та злобная тварь сожгла её вместе с находящейся в ней оболочкой Дианы, но Астерий вернул скарабею форму и сделал этот амулет сильнее, заключив его в эльхангон. Когда-то я общалась с египетскими мудрецами. Они говорили, что скарабей – символ возрождения, а также символ сердца, поэтому фигурку скарабея вставляли мумии в грудь после того, как оттуда извлекали смертное, подверженное тлению сердце. Скарабей – божество утреннего солнца, а оно сейчас как раз утреннее… Да, я знаю, это всё основано на вере людей, живших очень давно, но Терри, это был очень мудрый народ…

– Я знаю! Я давно уже поняла, как много значит вера. И что легенды порой оказываются ценней и правдивей научных трактатов. Что нужно сделать?

– Ты согласилась бы отдать ей своё сердце?

– А ты сомневаешься?

– Нет, но я должна была спросить. Это часть обряда…

«А он безопасен?» – осторожно поинтересовался Саннид.

– Нет, – призналась Ламия. – Но Терри очень сильная, и я надеюсь, она справится. Она выживет.

«Как бы я ни привязался к этой золотоволосой принцессе, мне бы даже ради неё не хотелось губить другого хорошего человека…»

– Никто не погибнет, Саннид, – твёрдо сказала я. – Ламия, что нужно делать?

– Учти, это будет больно.

– Учла. Не будем терять время.

– Ложись рядом с ней, – велела Ламия. – Так, чтобы вы обе были на солнце. И обнажи левую грудь.

Она сняла кулон с Дианы и положила его мне на грудь. Эльхангон, засверкав в солнечном луче, сразу стал горячим. Ламия заговорила на языке, который я бы не поняла, если бы на мне не было чудо-серёжки:

– О скарабей, оживи в лучах нового, только что родившегося солнца и проникни в сердце этой женщины, полное любви. Соединись с ним, стань на время единым целым с этим сердцем, чтобы потом отдать часть его силы той, кого она любит…

Она ещё что-то говорила, долго и монотонно, но я уже едва вникала в её слова, борясь с нестерпимой болью, пронзившей мою грудь раскалённым металлом. Казалось, золотой скарабей ожил и вонзил свои лапки сперва в мою плоть, потом в моё сердце и вот-вот вырвет его. Что ж, пусть заберёт его. Пусть я не выживу. Жаль, если я больше её не увижу, но она должна жить. Она ещё так юна. Возможно, она ещё кого-нибудь полюбит… Нет, всё во мне протестовало против этого! Она моя, моя… Но она должна жить и быть счастлива, даже если ценой этому станет моя жизнь…

– Я не смогу быть счастлива без тебя, Терри…

Боль утихла. Я открыла глаза и увидела Диану, которая смотрела на меня, лёжа рядом со мной и приподнявшись на локте. Она была очень бледна и словно светилась изнутри. Казалось, её плоть соткана из света, но не яркого, как лучи полуденного солнца, а скорей напоминающего лунный, но только не холодный, а излучающий тепло. И всё вокруг плавало в туманном золотистом свете. Не было ни Ламии, ни Саннида, только я и Дия на полу маленького храма, плывущего среди облаков, чуть подсвеченных лучами не то луны, не то солнца, не то множества звёзд – далёких и близких. Наверное, это и есть тот свет, что называют неземным.

– Как ты можешь такое говорить? – тихо спросила она. Так тихо, словно отвыкла от звучания своего голоса и осторожно пробовала его на слух.

Я села и обняла её, борясь с желанием крепко прижать её к себе. Я боялась, что это хрупкое тело сейчас растает в моих руках.

– Я ничего не говорила…

– Но я услышала тебя. Я наконец-то тебя слышу и вижу, Терри! Я так по тебе скучала. Я так боялась, что больше никогда тебя не увижу. После того страшного дня, когда они напали на тебя здесь… Ведь это было здесь? Или мне так кажется?

Она огляделась, я тоже. Привычные очертания гробницы угадывались в золотистой дымке. Мы были всё в том же погребальном храме, но не совсем там, где я отключилась, умирая от боли. Теперь мы действительно были в храме, что находится на границе между миром живых и миром мёртвых, на границе бытия и небытия. И нам было так хорошо, что не хотелось никуда отсюда уходить.

Неожиданно свет превратился в струи воды, которые омывали храм со всех сторон. Иногда этот сверкающий поток заливал пол и уносился прочь, не оставив ни капли влаги.

– Терри, что это? Наверное, это и есть река времени… Я помню, как меня несло по течению. Это была вода и не совсем вода. Я плыла среди звёзд и мечтала показать тебе всю ту красоту, что я видела… Мы ведь больше не расстанемся, Терри?

– Никогда, – прошептала я, уткнувшись в её золотистые волосы. – Но мы не можем оставаться здесь.

За аркой входа сгущался туман. Вскоре он уже походил на грозовое небо, подсвеченное далёкой молнией, потом эти сполохи стали сильнее. Они приближались и постепенно разгорались, превращаясь в нестерпимо-светлый огонь, пожирающий облака. Через минуту он уже сиял так ярко, что обжигал нас и слепил нам глаза. Ещё немного – и он ворвётся сюда, словно грозная львица Сехмет, сжигающая всё своими лучами…

– Мы можем укрыться там, – Дия показала на украшенную изображением двойного льва дверь, между створками которой виднелась полоска спокойного, тёплого света.

– Нет, любовь моя, та дверь для мёртвых. Мы должны идти в другую сторону, к тому свету. Я знаю, он причиняет боль, но боль – это то, что чувствуют только живые.

– Я пойду туда, куда и ты. Терри… Единственное, чего я боюсь, так это снова тебя потерять. Куда бы мы не пошли, мы пойдём вместе.

И тут мы поняли, что нам даже не надо никуда идти. Он сам к нам шёл – божественный лев, и золотые лучи, обрамляющие его прекрасный лик, сияли так ярко, что вскоре мы перестали видеть этот лик, на который смертным нельзя смотреть в упор – во всяком случае, пока они живы. Теперь мы видели только солнечный свет, заливший помещение храма, и, сжимая друг друга в объятиях, чувствовали в груди сильную боль. Мы обе её чувствовали одинаково, я это знала.

– Хвала всем богам, они вернулись! – раздался где-то рядом голос Ламии. – И, конечно же, теперь их не оторвёшь друг от друга. Осторожней, красавицы, вы ещё очень слабы…

Похоже, она была права, потому что мы снова отключились – от этой боли, от слабости и от счастья, переполнявшего нас и отнимавшего у нас остатки сил. А очнулись уже на Пандионе, во дворце, в моих апартаментах, напоминающих музейный зал. На огромной кровати, на которой когда-то спали великаны, а потом люди других, неизвестных нам племён, прошедших по этой земле и унесённых куда-то рекой времени…

Антема хотела выделить дочери отдельную комнату – дескать, не годится, что принцесса не имеет собственных апартаментов, но мы с Дией не хотели расставаться ни на минуту, а тут ещё встала проблема, как разместить беженцев из Сан-Виргина, поэтому королеву без труда убедили, что обитателям замка следует потесниться. Большую часть беженцев разместили в посёлках, построенных обосновавшимися на Пандионе племенами, но среди граждан Сан-Виргина преобладали люди, и хотя никто из них не выражал недовольства, было видно – кое-кого из них явно напрягала перспектива жить среди бета-гуманоидов, не говоря уже о представителях других рас, о которых они знали разве что по учебникам экзобиологии. Во дворце заселили даже те помещения, где шёл ремонт. Разумеется, сейчас все ремонтные работы были приостановлены, а некоторые залы превратились в лазарет.

Битва в Сан-Виргине стала началом войны, через несколько дней охватившей многие миры. Те, которые урмиане сделали своими колониями. Теперь, когда саху-манойи сотрудничали с даркмейстерами, все были уверены в победе. На Пандионе каждый день открывались врата, войска уходили и возвращались – иногда с потерями, но никогда с поражением. Ведь теперь у Армии Освобождения, как называли объединённую армию под предводительством королевы Антемы, было поистине страшное оружие – подземный эльхангон. Шиннау говорил, что никто не владеет им лучше Дии, но среди родившихся на Пандионе потомков альти-лурду оказались те, кому этот магический камень подчинялся почти так же, как ей. Ведь сейчас в племени альдов было много полукровок, и земная кровь, смешавшись с огненной, наделяла этих людей особой силой.

– Ну, тоннель между мирами они бы не сумели разрушить, – заявила Ламия во время одного из визитов. Они с Саннидом тоже поселились в замке и регулярно нас навещали. – Даже все вместе. Такое могла сделать только принцесса Дия. Ведь она не просто дитя двух миров, она дитя прошлого и настоящего, результат смешения древней и новой крови.

«Сейчас достаточно того, что умеют эти воины, – недовольно возразил Саннид. – Достаточно того, что они могут при помощи луча эльхангона превращать одну материю в другую. Они уже столько вражеской техники вывели из строя. А остальное захватили. Теперь у нас целый звёздный флот. Управлять этими кораблями-драконами оказалось не так уж и сложно. Селен и его люди быстро разобрались. Урмиане бегут из тех миров, где появляются наши войска. А главное… Когда эти фелициане-урмиане лишились чудодейственного луча, они потеряли процентов восемьдесят своего войска. Едва источник этого света исчез, как зомби начали выходить из строя. Ну а починить их уже возможности нет. В общем, всё складывается как нельзя лучше. А нашим девочкам не до войны. Им надо выздороветь…»

– Да я и не говорю, что им воевать надо. Теперь уж без них управятся.

По-моему, Саннида потому так раздражали разговоры о войне в нашем присутствии, что он боялся, как бы нас с Дией не потянуло на подвиги. Силы наши восстанавливались медленно. Особенно мои. Как объяснили Селен и Саннид, я отдала Дии столько, сколько было необходимо для восстановления целостности всех её оболочек, а это оказалось немало. Она очень ослабла во время своего долгого сна. Магия, которую использовала Ламия, могла взять у меня только то, что я была готова отдать, а я была готова отдать свою жизнь.

– Этим едва и не кончилось, – сказал Селен, когда Дианы не было в комнате. – Зато теперь все её тела целы – и плотное, и все остальные. Летать по-прежнему она уже не сможет, поскольку оболочка, регулирующая пространственно-временные связи, у неё теперь другая. А той, что у неё была раньше, она бы всё равно лишилась. Бывшая подруга лишь ускорила события, и всё в итоге обернулось к лучшему. Подвижность тонких оболочек Дианы представляла для неё нешуточную угрозу, а причина этой подвижности… Диана не принадлежала никакому времени и никакому пространству. Она не должна была появиться на свет. Она появилась благодаря тебе, из-за твоего вмешательства в прошлое. Она родилась вопреки воле богов, поэтому вечность поглотила бы её, не дав ей достигнуть зрелости. Владыки судьбы позволили ей ненадолго ощутить себя госпожой всех миров и времён, настоящей богиней, чтобы потом бесконечная тьма растворила её в себе, словно свет звезды, взорвавшейся и погибшей вскоре после рождения. Ты вызвала её к жизни, а недавно, отдав ей часть себя, ты дейстительно подарила ей жизнь, укрепив её связь с этим миром. Она твоё создание, Терри. Твоё дитя.

– Ну вот… Сейчас ты скажешь, что происходящее между нами – инцест, – я отшучивалась, пытаясь побороть волнение, в которое меня привели слова мага. – У Дианы есть родители, и без них…

– Само собой, но теперь вы с ней едва ли не ближе, чем кровные родственники, потому что её тонкие тела стали сродни твоим… Да, есть и такое родство, просто люди о нём как правило не думают, а большинство даже не знают. Я уж не говорю о родстве ваших душ. Не будь они так связаны, ты не смогла бы её исцелить. Возможно, это тот самый случай, когда говорят – одна душа на двоих. Так издавна говорят об альдах и их лурдах. Недаром, потеряв лурда, альд словно теряет часть себя и уже не способен быть счастливым по-настоящему. Кстати… Представь себе, древнее пророчество всё-таки сбылось. Принцессу Дию спас божественный лев. Твоё имя, Терри. Твоё полное имя. Теодора – «божественный дар», а фамилия Лайен… Ты же знаешь, как она переводится. Лев. Фамилия твоего предка из ордена Избранников Великого Грифона – Лион. Поскольку в дальнейшем среди твоих родичей оказалось много англоязычных потомков землян, она стала произноситься по-английски – Лайан. То есть что-то среднее между Лайан, Лайон и Лайен. Потом в интерлэнге закрепилось произношение, при котором последняя гласная звучит как [е], а потом под воздействием произношения изменилось и написание этой фамилии, в ней появилась буква, обозначающая звук [e]. Создавшие легенду не знали ни французского, ни английского, ни интерлэнга, но мир полон смыслов и таинственных связей, которые очень трудно объяснить.

– Ничего бы не получилось, если б не Ламия.

– Да, человеческая жизнь никогда не была для неё ценностью. На такой риск могла пойти только такая, как она. Ты ведь чудом выжила, Терри. Ты действительно должна была встретиться с этим жутким древним существом, привыкшими играть людскими жизнями, иначе вряд ли удалось бы спасти Диану.

– Куда делся скарабей?

– Не знаю. Санниду и Ламии было не до поисков кулона – они спешили переправить вас сюда. А потом гробница исчезла. То есть теперь трудно найти её в той временной точке, где эой сделал её доступной для тебя. Более сильная магия убила прежнюю. Ну а в святилище на площади Арсланбада даже статуи нет. Саннид до сих пор с ужасом вспоминает, как вы с Дией исчезли. Но вы вернулись, вы воссоединились, и лучше не вспоминать о плохом.

– Мы-то воссоединились, а… Маленький Дион так и остался без лурда. Надеюсь, он не будет всю жизнь тосковать, как его мать, потерявшая половину своей души.

– Диона любят все звери и даже многие гибриды. Он особенный ребёнок. А его мать… – Селен загадочно улыбнулся. – Думаю, она тоже не будет тосковать. Саннид обещал об этом позаботиться. Он из тех, кто способен видеть больше, чем мы все. И он узнал её. Увидел в Антеме ту, ради кого когда-то давным-давно покинул свой родной мир. Ну, то есть Антема и та девушка – не одно лицо…

– А одна душа? – спросила я, вспомнив, как Саннид смотрел на Антему, увидев её первый раз. – А она его узнала? Ой, она же его вообще не знала. Я уже подзабыла то, что Астерий рассказывал о приключениях Дианы в прошлом Хангар-Тану. Во всяком случае то, что не касалось непосредственно её.

– Она его не знала, но сейчас знает, и это явно хорошо на ней сказывается… Нет, он не заменит ей её лурда. Он ведь по сути вовсе и не лурд, но эти двое так часто и с таким удовольствием беседуют… В общем, маной Саннид, рождённый второй раз из яйца дракона и получивший облик льва, помог исцелить не только принцессу, но и её мать.

– Вот только боюсь, что информация, которая обрушилась на нашу принцессу, не особенно способствует её выздоровлению.

– Не волнуйся, Терри, – успокоил меня маг. – Худшее для неё уже позади. Все предпочли бы, чтобы она узнавала новости постепенно, но раз уж так получилось…

То, что, Диана увидела здесь мать, а потом ещё брата и сестру, о которых даже не подозревала, было для неё хоть и приятным, но всё же стрессом. А встреча с Дорименой просто повергла её в шок. Антема распорядилась пока не говорить Диане об урмианке, а той велела не показываться во дворце. Доримена и не показывалась, но Дия увидела её в окно. Ума не приложу, зачем она, еле держась на ногах от слабости, потащилась к окну в конце коридора. Оно выходило в сад, где Антема в этот момент разговаривала с урмианкой и несколькими военачальниками, которые пришли доложить королеве об итогах очередной военной операции.

– Что здесь делает эта тварь? – спросила Дия, вернувшись в наши покои.

У неё было лицо человека, которому нанесли смертельную рану. Ещё бы – ведь она же сразу поняла, что Доримена дан Линкс тут своя.

Дия два дня не желала общаться с матерью и замыкалась в себе, когда я пыталась объяснить ей ситуацию с Дорименой. Впрочем, я не особенно и пыталась. Я знала, что Диане просто нужно время. Слишком много на неё свалилось, чтобы она могла сразу правильно оценить реальность, сильно изменившуюся с тех пор, как она оказалась из неё выброшенной.

На третий день утром, проснувшись, я не застала её в комнате. Примерно через час я нашла её в саду. Услышала, как она с кем-то разговаривает в полуразрушенной каменной беседке. Сначала я решила, что с матерью, но вскоре, к своему удивлению, узнала голос Доримены дан Линкс. Моим первым порывом было туда пойти, но я сдержалась. Доримена больше не представляла для неё угрозы. А самое противное, что, если бы представляла, то в своём нынешнем состоянии я бы с ней не справилась. Эта проклятая слабость просто выводила меня из себя. Правду говорят, что хуже всего болезни переносят люди, не привыкшие болеть.

– Ты нашла меня, чтобы блеснуть передо мной своим благородством?

– Нет, я говорю совершенно серьёзно. Когда всё утрясётся и мы вернёмся на Ариану, ты имеешь полное право подать на меня в суд за похищение, насильственное удержание…

– Я не сделаю этого хотя бы ради того, чтобы не встречаться с тобой в суде. Чтобы вообще с тобой не встречаться.

– Истец может не присутствовать на судебных заседаниях, если ответчик не возражает. Я не буду возражать…

– Послушай, зачем тебе это надо? Сейчас ты так извращаешься? Что ж, это куда более изысканно, чем то дешёвое садо-мазо, в котором ты когда-то нуждалась.

– Диана, за триста лет многое может измениться. Я понимаю, для тебя это было всё равно что вчера. Я понимаю, что ты не можешь меня не ненавидеть…

– Ненавидеть? Да ты мне просто противна. И была противна всегда. Я не хочу с тобой судиться, но, возможно, захочет Марк Лестер, которого ты распорядилась убить. Представляешь, он выжил. Но, наверное, ему ничего не доказать.

– Я не приказывала его убить. Хотя знала, что многие наши в этом заинтересованы, и не мешала им. Диана, я сделала много плохого, и вряд ли то, что я делаю сейчас, исправит всё, но я рада исправить то, что можно.

– Да, тут все говорят, что ты изменилась. Даже пострадала из-за того, что меня спасла…

– Пыталась спасти. Они сами отказались от идеи разрезать саркофаг, когда поняли, что им это невыгодно.

С минуту они молчали.

– Если ты стала такая честная, то… Скажи – ты и Терри не приказывала убить? Там, в гробнице… Ты у нас никого не хотела убивать – ни её, ни того историка. Во всём виноваты другие.

– Я действительно не приказывала убить Лестера.

– А Терри? Если ты и впрямь не та, что прежде, ответь честно.

На этот раз молчание длилось дольше.

– Да, я сказала своим людям убить её, – промолвила наконец Доримена. – Я это признаю. Она тоже имеет право подать на меня в суд.

– Сомневаюсь, что она это сделает. А знаешь, вот за неё я бы тебя засадила! Говорят, после этого нападения она была на волосок от смерти.

– Ну так подай на меня в суд. По законам Федерации истцом может быть не только потерпевший…

– Тебе что, для полного счастья не хватает кое-каких ощущений? В тюрьме, например, посидеть.

– Я была в тюрьме. Гораздо худшей, чем тюрьмы Арианы.

– Ладно, – похоже, Диана встала, собираясь уходить. – В тюрьме ты посидела. Терри выжила. Уверена, что судиться с тобой она не захочет. Я тоже не собираюсь тебе мстить. Я просто хочу, чтобы тебя не было в моей жизни. Меня лишь волнует то, что ты рядом с моими близкими – матерью, братом и сестрой…

– Диана, как ты можешь! Дион и Гелла… Они для меня… Это дети, которых у меня никогда не было и не будет. Я люблю их, а они меня.

– Да, я заметила, – усмехнулась Дия. – Гелла мне уже все уши про тебя прожужжала. Маму ты тоже умудрилась очаровать. Считай, что из всего нашего семейства у тебя только со мной этот номер не прошёл. Мне надо возвращаться, а то Терри будет беспокоиться.

– Я провожу тебя…

– Не стоит.

Затаившись в кустах, я подождала, когда Дия отойдёт подальше, и собралась тоже идти к замку. Доберусь я до него, разумеется, позже, чем она. Скажу, что тоже гуляла в саду. В роще плодовых деревьев. Это в другой стороне, и она не заподозрит, что я могла быть где-то здесь и услышать этот разговор. Я уже было пошла прочь, но передумала. Сама толком не понимая, зачем я это делаю, я направилась к беседке.

Доримена сидела на резной каменной скамье, безучастно глядя прямо перед собой.

– И сколько ты слышала? – спросила она, когда я, войдя в беседку, села на такую же разрисованную сетью трещин скамью. Та её часть, что всегда была в тени, покрылась мхом. Пахло сыростью и камнем. И землёй, упорно рождающей новую жизнь повсюду, включая руины давно погибших миров. Женщина в белом хитоне, со шрамом на идеальном, как у античной статуи, лице, так органично вписывалась в пейзаж с полуразрушенной старинной беседкой, как будто сама принадлежала той эпохе, давно канувшей в небытие. Ничто в этом мире не проходит бесследно. Просто не все руины видны обычным зрением.

Что-то шершавое и прохладное коснулось моей ноги и скрылось среди высокой травы. Я не успела разглядеть, змея это или ящерица.

– Сонга, – без выражения произнесла Доримена. Лицо у неё было бледное, осунувшееся. – Она не ядовитая. Ядовитых тварей тут почти нет. Просто рай.

– Никто не мешает тебе остаться тут навсегда. Или непременно хочешь вернуться на Ариану?

– Не знаю… Пока всё равно идёт война. Если честно, мне даже не хочется, чтобы она закончилась. Сейчас всё как-то… определённей. Я делаю что-то конкретное. Ведь я единственная, кто знает, где находятся все базы моих бывших соратников. То есть, может, с тех пор, как я оказалась на другой стороне, у них появились новые, но вряд ли. На большинстве из них я бывала, так что благодаря ментальной… или не знаю, какой там связи… В общем, Ламия получает от меня картинку и открывает врата для целого войска. Она становится сильнее с каждым днём.

– Так вот почему ты такая зелёная. Нельзя долго быть в контакте с Ламией. Она очень изменилась за последние миллионы лет, а ещё больше за последние несколько дней, но природа её осталась вампирской. И чем больше она использует свою силу, тем больше забирает у тех, с кем… сотрудничает.

– Да, знаю, Селен говорил. Он предложил перенести очередную операцию на послезавтра. Она должна была быть сегодня. Сказал, что всем надо отдохнуть, особенно мне. Это будет самая важная и опасная вылазка – на Тор. Там я не была, так что это место могу показать только на карте, которую мы нашли во дворце магистры. Когда-то я сама занимала это кресло и знаю резиденцию как свои пять пальцев. Дать Ламии картинку я не смогу, зато знаю, с какой стороны лучше эту базу атаковать. Со стороны пояса астероидов. Кораблям-драконам этот космический мусор как слону дробина.

– Доримена, почему ты оказалась на другой стороне?

– Из нас многие изменились, Теодора Лайен. Последние десятилетия мои дорогие соотечественники продолжали успешно пускать пыль в глаза эмигрантам из малоразвитых миров и, разумеется, держали их в подчинении, но… Я-то знаю, что от былого могущества Урма не осталось ничего. Те, кто тогда, во время катастрофы, не бежал с нами, живут прежними идеалами, но их мало. Большая часть аристеев оказалась здесь и прожила очень долго, но от этого… сообщества уже тоже мало что осталось. Те, кто мечтают о бессмертии и добиваются его любой ценой, зачастую потом не знают, что с ним делать. Знала бы ты, сколько наших извели себя разной якобы бодрящей отравой, которую глотали, чтобы избавиться от скуки. Многие сгинули в космосе задолго до того, как для нас открылась наша родная галактика. Садились на корабли и летели в неизвестность. Одни хотели вернуться на родину, другие говорили, что ищут другие миры, а на самом деле искали смерти, хотя, возможно, сами того не осознавали.

– Но вы создали для себя на Хангар-Тану вполне комфортный мирок.

– Да, мирок… Точно сказано. Нет, сперва он всех устраивал. Особенно когда создавался. С этой планетой пришлось долго воевать, и, как видишь, она всё же победила. Был, конечно, период благополучия, но он-то и стал началом трагедии. У меня, правда, всё началось раньше. У меня началось…

Доримена усмехнулась и так долго молчала, что я уж перестала надеяться на продолжение.

– У меня это началось с Леонардо. И потому что я скучала по ней. Я всё смотрела на картину «Мадонна в гроте»… Мы взяли с собой массу видеоматериалов. Ты ведь наверняка тоже заметила, что Диана похожа на ангела с этой картины. Я имею в виду ранний вариант, который до сих пор хранится в Лувре, а не копию, написанную потом совместно с учениками. То есть Диана, конечно, красивее, но они похожи. Не столько даже чисто внешне, сколько… Не знаю, я всё равно не смогу объяснить.

Я бы тоже не смогла, хотя всегда видела это сходство.

– Я постоянно смотрела на эту картину и в конце концов поняла, что схожу с ума, – продолжала Доримена. – А когда она появилась, приплыла на драконе… Я не удивилась только потому, что была уже наполовину безумна. Даркмейстеры долго изучали этот саркофаг, потом придумали легенду…. Мне так хотелось быть к ней ближе, что я сделала всё, чтобы дослужиться до звания магистры. Я всегда считалась лучшей из лучших, но получить этот титул было непросто. Тем не менее, какое-то время я носила серебряную маску магистры Ордена. Только Эрика знала, что на самом деле я на грани безумия. Я была зациклена на Диане. Не хочу тебе всё пересказывать. В частности то, как маленькая, умненькая Эрика втёрлась в доверие почти ко всем членам Ордена и в конце концов сумела занять моё место. Она никогда не была талантлива, но тот ум, что сродни хитрости, обычно позволяет людям добиться большего, чем талант. Не скажу, что я сильно огорчилась. Я всё равно входила в элиту и имела доступ к любой информации. Я даже радовалась, что теперь у меня больше времени на изучение истории, в частности истории докосмической культуры. Началось с Леонардо, а потом пошло дальше… Наверное, только это и спасло меня от полного безумия. И от той тоски, которая заставляет садиться на корабль и мчаться в бесконечную тьму в поисках того, что всё равно не найти. В Урме система образования была основана главным образом на овладении новейшими технологиями. То есть информация о культуре никогда не была под запретом, но… Я кое-что поняла. Правящая элита и сознательно, а чаще даже неосознанно выбирает из культурного наследия то, что ей выгодно. Не столько для того, чтобы запудрить мозги подчинённой части населения, сколько стараясь запудрить мозги самим себе. Людям важно выглядеть хорошо в своих собственных глазах и считать, что они живут правильно. Что поступают не так, как им выгодно, а именно правильно. Так и рождались многочисленные теории о превосходстве одной расы над другой, к примеру. Я не хочу сказать, что сделала открытие. Есть множество людей, которые поняли все эти вещи за свою обычную, короткую человеческую жизнь, а то и за первую её половину. Но вот мне понадобилось гораздо больше времени. А кто-то из нас так ничего и не понял. Возможно, потому что считали, будто взяли от жизни всё, что хотели. Убедили себя, будто всего добились. К тому же… Думаю, такое позднее прозрение можно объяснить тем, в чём мы, аристеи, никогда не хотели признаваться. Нашей неполноценностью. Ты знаешь, кто давал нам сверхсилу, нечувствительность к боли, способность быстро регенерировать?

– Знаю. Манойи. Они же саху.

– Да. А взамен забирали у нас часть тонкого тела, дающего человеку фантазию, способность видеть сны, тонко чувствовать… То, что обогащает сферу эмоций. По сути они выпрашивали у нас часть души, и мы отдавали. Наверное, потому я так долго и шла к пониманию совершенно простых вещей.

– И всё же ты пришла к их пониманию. В отличие от большинства.

– Это всё благодаря ей. Благодаря Диане я начала ощущать боль – более сильную, чем физическая. Это и спасло меня от превращения в живого мертвеца, куда худшего, чем фелиданы. Они-то хоть не творили зла по своей воле. Кстати, что до физической боли, то амфа не совсем защищает от неё. Эрика оказалась достаточно изобретательна, когда бросила меня в застенки Саградиума. Иногда она навещала меня там и издевалась надо мной, называя меня слабачкой. Припоминала, как я в своё время смеялась над ней, а теперь вот сижу в клетке, как жалкий пёс, продолжая мечтать о косточке, которую так и не получила. Говорила мне: «Находясь у власти, во главе Ордена, ты так же доказала свою несостоятельность, как и в истории с Дианой. Ты не смогла заполучить её в полном смысле этого слова, хотя она была у тебя в руках. Столько усилий ради пустых разговоров и хождения вокруг да около! Заниматься виртуальным сексом, когда рядом, за стеной, объект твоих желаний! Да ты полное ничтожество, Дора! Ты уже тогда это доказала!»

Доримена усмехнулась, смахнув с подола большого чёрного жука.

– Она не понимала, да так и не поняла, что Диана была для меня гораздо больше, чем просто объект желаний. Я долго сама себе в этом не признавалась, но это было так.

– А сейчас?

– Тебя это беспокоит?

– Нет. Я в ней не сомневаюсь.

– Значит, и правда нет причин для беспокойства. Не потому что я перестала её любить. Просто теперь это другое… Совсем необязательно ненавидеть того, кто так и не стал твоим. В мире так много хорошего, если научишься не только смотреть, но и видеть.

– Как у тебя с Антемой?

– Тут тоже явно ничего не будет. Ничего большего. Она себе этого не позволит. Хорошо, что появился этот странный лев. Он помогает ей справиться со всем этим… Сейчас много чего происходит, а я не из тех, от кого можно ждать психологической поддержки. Я сама-то…

Она замолчала, провожая взглядом геленит, скользящий среди вершин деревьев, словно огромная шаровая молния.

– Говорят, в Сан-Виргине ты искала Эрику. Магистру Эригону. Она вернулась?

– Ходили такие слухи, но её никто не видел. На Ариане её тоже нет. Мы были там. Эригона и её войска покинули планету. На Ариане и во многих других мирах теперь заняты уборкой трупов. Утилизацией вышедших из строя фелиданов. Они же на самом деле мертвы, и без источника, который поддерживал в них подобие жизни, превращаются просто в мертвецов. Какое-то время эту псевдожизнь в них поддерживал Голос – запись молитв, которые читала Эрика, наложенная на специальные звуковые эффекты, созданные даркмейстерами. Голос определённым образом действовал на фелиданов – они все были на это настроены, но без луча это действие оказалось ещё менее эффективным, чем все думали. Никто не знает, где сейчас Эрика, её приспешники и её элитное войско, лучшие рыцари Ордена. Возможно, на Торе. Скоро выясним.