Текст книги "Королевская прогулка"

Автор книги: Светлана Крушина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

– Где ты научилась так хорошо говорить на наи? – поинтересовался Грэм, проигнорировав пустяковый вопрос, который был задан явно для затравки.

– У нашей семьи есть хорошие друзья в Наи, – ответила девушка. – Мы часто бываем… то есть бывали у них в гостях, пока не началась война. Так что, у меня была хорошая возможность попрактиковаться. А вот ты где научился так правильно разговаривать? У тебя слишком гладкая речь. Ты учился в школе?

Грэму не хотелось рассказывать, кто именно и где учил его правильной речи, поэтому он ответил туманно:

– Пока были живы родители, я учился в храмовой школе, – это была полуправда, но все же лучше, чем полная ложь. – Потом, конечно, пришлось оставить учебу.

– В храмовой школе? – повторила Корделия с большим сомнением. – Наверное, это была очень хорошая храмовая школа…

– Да, неплохая.

– А сколько тебе было лет, когда ты потерял родителей?

– Мать умерла, когда мне было восемь, а отец погиб, когда мне исполнилось шестнадцать, – ответил Грэм, несколько удивленный тем, что тактичная Корделия задает подобные вопросы. Наверное, Ванда здорово насела на нее с поручением выпытать все как можно подробнее.

– Значит, когда ты остался без родителей, ты был уже взрослым. Какое будущее тебе готовили?

– К чему меня готовили – неважно, – буркнул Грэм. – Сложилось все равно так, что я стал бродягой.

– Твои родители не оставили тебе никакого состояния?

– У меня нет ни гроша, если тебя это интересует. Корделия, а с чего, собственно, такое любопытство?

Девушка заметно смутилась, но, пересилила себя и посмотрела ему в глаза:

– Мы уже давно путешествуем вместе, а о тебе почти ничего не знаем. Вот я и решила исправить это упущение.

Значит, Ванда ничего не рассказала подруге, не поведала о его принадлежности к братству Фекса. Что ж, и на том спасибо.

– Но ведь и я о вас ничего не знаю, – напомнил он. – Кроме того, что рассказала Ванда.

– А она рассказала достаточно, чтобы ты не терялся в догадках, – подхватила Корделия. – Так что, ты знаешь о нас больше, чем мы о тебе. Тебе известно, куда и зачем мы идем, а ты даже не объяснил, как и зачем оказался в Медее. Согласись, разумный человек просто так не полезет на территорию, охваченную пожаром войны. Для этого нужны веские причины, тем более, если человек этот не принимает ни одну из сторон. Но если тебе не хочется отвечать на мои вопросы, скажи, я не буду настаивать, – все-таки дала отступную Корделия. – В конце концов, причины могут быть очень личными, и тогда мы не имеем права требовать…

Грэм пожал плечами.

– Спрашивай, мне не жалко. Если мне твои вопросы не понравятся, я просто не стану отвечать.

Корделия ненадолго задумалась.

– Ты говоришь, что ты бродяга. Где ты побывал в своих странствиях?

– Много где. Всю западную часть материка исходил вдоль и поперек, – отозвался Грэм, и это была чистая правда. Далеко на восток он не забирался, но и западный край – немалый. К тому же, маршруты Грэма не ограничивались дорогами западных королевств. Заносило его и в Самистр (хотя и не по своей воле оба раза), и в островную Истрию. Но об этом он пока решил не говорить.

– Всю-всю? И в Касот тоже бывал?

– Бывал. Правда, не долго. И довольно давно, еще до войны.

– Ну и как там тебе показалось? Я никогда не бывала там, даже раньше. Мы и до войны не доверяли касотцам.

– Люди как люди… Язык у них, правда, трудный, но это с непривычки. А так… как и везде.

– Но ведь касотский император – колдун, и у него так много магиков!

– Магиков, и впрямь, хватает. В Касот не жгут на кострах всех, у кого есть хоть какие-то способности к магии, а обучают их. И магики там не бесправные пленники, как, например, у вас, заточенные в башнях и лишенные всего, своих семей и домов, а состоятельные, уважаемые люди.

– Но ведь магия – это так опасно, – сказала Корделия убежденно. – Любой магик, даже обученный, легко может причинить вред и себе, и другим, причем зачастую даже неосознанно! Магией можно только убивать и разрушать, никто и никогда не использовал ее для созидания. Магик – тот же убийца, только вооруженный не кинжалам, а силами, природа которых неизвестна, но корни их, несомненно, в хаосе. Поэтому мы и держим магиков изолированно, в башнях, стены которых препятствуют проникновению магии наружу, чтобы они не смогли навредить. А насчет костров… Это жестокая мера, и к ней стараются прибегать как можно реже, если не остается другого выхода. Чаще у нас просто запирают магика. А поступай мы иначе, воцарился бы хаос.

– Касот битком набит магиками, однако никаким хаосом там и не пахнет. Наоборот, все довольны, император правит твердой рукой и держит всю прорву магиков в узде, не говоря уже о других людях.

– Это потому лишь, что касотский император – сам колдун! – Корделия вдруг раскраснелась, словно эта тема задевала ее за живое. – Он знает, что такое магия, и умеет управлять ей, а следовательно, и людьми, владеющими ей. Никто другой не смог бы. И это единственная причина, почему королевство, в котором такое количество свободных магиков, не погрязло в междоусобных войнах.

– Так может, вам стоит поучиться у касотцев? Может, вместо того, чтобы уничтожать потенциально полезных королевству людей, лучше обучать их и пытаться контролировать? Это будет гораздо полезнее и эффективнее.

Неожиданно из шатра высунула нос Ванда. Вид у нее был абсолютно не сонный, и Грэм невольно усмехнулся: конечно же, она не спала, а подслушивала. Вот хитрюга! А теперь, когда разговор свернул в сторону, ей не интересную, она решила вмешаться.

– А может, вам стоит поучиться не совать нос не в свое дело? – сердито вопросила Ванда. – Вот у кого мо… наш король не спрашивал совета, так это у тебя. Уверена, он и сам знает, что делать с магиками. Кстати, и ваш король тоже не спешит уподобиться Бардену и продолжает исправно жечь магиков. Как ты это объяснишь?

– Я это объясню тем, что наш король, – как и ваш, впрочем, – не счел нужным спросить у меня совета, – убийственно серьезным тоном поведал Грэм. – А зря. Впрочем, что говорить об этом. Не имеет смысла призывать кого бы то ни было брать пример с тех, кто в настоящее время считается врагом. Это пустая трата времени.

– Вот именно, – кивнула Ванда, выбираясь из шатра. – И вообще, Грэм, тебе не кажется, что ты слишком самоуверен?

– Не кажется. Меня спросили, я высказал свое мнение.

– Ага. Ну ладно. Корделия, не хочешь сходить к реке? – Ванда поменяла тему по-детски непосредственно. – Я бы с удовольствием искупалась. Кажется, я уже сто лет не принимала ванну. Сегодня не очень холодно, так что…

– Куда? – вскинулся Грэм. – Что это ты вздумала? Никуда вы не пойдете вдвоем!

– Мы же недалеко будем, до реки – два шага!

– Допустим, не два, а побольше, – решительно возразил Грэм, которому идея Ванды совсем не понравилась. – Никуда вы не пойдете. Понимаю ваше желание искупаться, но я вас не отпущу. Придется потерпеть.

Ванда очень не любила, когда ей перечили. Она открыла рот, чтобы гневно сказать что-то не совсем лицеприятное, но, видимо, быстро сообразила, что в какой-то мере Грэм прав. Кроме того, они с Корделией все-таки зависели от него до возвращения остальных парней. Поэтому она быстренько взяла себя в руки, спустила пар и заговорила медовым голоском, заглядывая в глаза Грэму едва ли не просительно:

– Ну пожалуйста, мы будем очень-очень осторожными! Мы не будем шуметь, мы будем тихими, как мышки, нас никто не услышит! И никто не увидит: мы найдем укромное-укромное местечко…

– И мне тоже придется искать вас целый день. Нет.

Ванда нахмурилась, терпения ее хватало ненадолго. В поисках поддержки она повернулась к подруге, но лицо Корделии было безмятежно. В споры она не впутывалась никогда. Судя по всему, не собиралась и сейчас, тем более, по такому неважному вопросу.

– Упрямец! – в сердцах сказала Ванда. Ни кротости во взгляде, ни медовости в голосе уже не осталось.

– Я просто забочусь о вашей безопасности, раз уж больше некому. Одни вы никуда не пойдете, – повторил Грэм.

Ванда фыркнула.

– Может, ты пойдешь с нами, раз так?

– Почему бы и нет? – вдруг оживилась Корделия. – В самом деле, пусть идет с нами, раз одних нас отпускать не хочет…

– Чего? – Ванда не поверила своим ушам. – Хочешь, чтобы он сидел на бережку и пялился на нас?

– Я отвернусь, – пообещал Грэм, стараясь сохранять серьезное выражение лица. Ему стало смешно.

– Ха! Так я и поверила! – закипая, возмутилась Ванда.

Она хотела добавить что-то еще, но ее мягким жестом остановила подруга. Она серьезно взглянула на Грэма и спросила:

– Нет, правда, такой вариант тебя устроит? Ты будешь неподалеку, и сможешь помочь, если понадобится. Согласен?

Грэм пробурчал что-то утвердительное. Это был лучший вариант. Если вынудить Ванду совсем отказаться от ее затеи, несколько дней от нее не будет покоя.

Конечно, повернувшись к девушкам спиной, трудновато присматривать за ними, но он хотя бы будет слышать их. Что касается соблазна подсмотреть, Грэм был уверен, что справится. Уж чего-чего, а сдерживать низменные желания он умел. Правда, гарантировать, что такового желания не появится вовсе, он не мог. Если Корделия оставляла его равнодушным, то Ванда с каждым часом волновала все больше, и знать, что у тебя за спиной она плещется совсем раздетая (или полураздетая), что стоит обернуться, и увидишь нечто такое, что не всякий смертный видел в своей жизни… Нет, желание посмотреть определенно возникнет, но Грэм был убежден, что не обернется.

– Обещаешь, что не будешь подсматривать? – продолжала Корделия.

– Обещаю.

– И ты веришь ему? – снова влезла притихшая было Ванда. – Сказать-то можно все, что угодно!

– Верю, – просто сказала Корделия, и Грэм почувствовал к ней что-то вроде благодарности. Ванда мученически вздохнула.

– Ну, давай попробуем, – сказала она, – раз ты такая доверчивая…

* * *

Возможно, это было тонкое издевательство, придуманное девчонками заранее. Возможно, импровизация, оказавшаяся на редкость удачной. Грэм не слишком долго ломал над этим голову, сидя на берегу реки, потому что занимали его совершенно другие мысли, от которых он пытался избавиться всеми силами. Тщетно.

Купание заняло довольно много времени. Девушки вошли во вкус и не реагировали на оклики и предложения свернуть веселье и вернуться в лагерь. Точнее, реагировали, но дальше фраз: "Да-да, сейчас, мы уже одеваемся", – дело не шло. Через полминуты они уже забывали о том, что собирались одеваться, и продолжали развлекаться. Самое обидное, перейти к активным действиям Грэм не мог: пришлось бы обернуться, а этого он сделать не смел. Дело было не только в обещании. И подумать было страшно: он обернется, а там… При одной мысли о том, какая картина предстанет его глазам, он начинал краснеть. Так он и сидел, не смея пошевелиться, прислушиваясь к веселому плеску за спиной и воображая себе картины одна другой красочнее, при этом его бросало то в жар, то в холод. Нечего сказать, хорошую забаву придумали девушки.

Но наконец они, то ли замерзнув, то ли сжалившись над своим стражем, выбрались на берег и принялись одеваться. Грэм вздохнул с облегчением. Через десяток минут ему милостиво разрешили обернуться, и взору его предстали обе девушки, мокрые, веселые, раскрасневшиеся и одетые весьма небрежно. Правда, Корделия была одета гораздо тщательнее своей подруги, которая даже не позаботилась как следует затянуть шнурки рубашки, из-за чего Грэму пришлось прилагать немалые усилия, чтобы не пялиться все время на ее декольте. Он почти не сомневался, что небрежная откровенность Ванды – тщательно продуманный стратегический ход. Проклиная в душе весь женский пол, Грэм помалкивал и делал вид, что ничего его в туалете девушки не интересует.

Он надеялся, что это издевательство – первое и последнее. Во всяком случае, с него хватило. Он предпочел бы длительную злобную пикировку с Ивом этому идиотскому сидению на берегу и последующим сценам. Но он зря надеялся. Девушкам было скучно, и они донимали Грэма мелкими пакостями, шутками и подковырками остаток этого дня и весь следующий. Грэм старался сохранять безразличное выражение лица и никак не реагировать на своеобразные шуточки, полагая, что девушки уймутся. Не тут-то было. Девушки удвоили и утроили свои, словно задавшись целью вывести его из себя. Верховодила, конечно, Ванда. Скоро Грэм уже мечтал о скорейшем возвращении Оге и Ива. Оставаться с девушками наедине ему больше не хотелось. Он боялся, что скоро потеряет терпение, и даже не исключал возможности рукоприкладства в случае, если его доведут окончательно.

Но миновал день, затем второй, а парни не возвращались. Ив говорил про два-три дня, прошло всего два, но Грэм начал волноваться. Три дня – это край. Возможно, ребята влипли в неприятную историю.

Девушки тоже явственно начали нервничать к исходу второго дня, и даже перестали шутить. Они пока помалкивали, но Грэм ясно видел в их глазах тревогу.

К вечеру третьего дня Ив и Оге не вернулись. Тревога, повисшая над лагерем, стала почти физически ощутимой, но никто не заговаривал о том, что беспокоило больше всего, словно заключив молчаливое соглашение подождать до утра.

Спать никто не ложился, несмотря на позднее время. Собрались у костра; особой нужды в огне не было, за последние два-три дня значительно потеплело, и хищники, судя по всему, разбежались кто куда при виде касотского войска, но костер все-таки развели. Если Оге и Ив будут возвращаться ночью или под утро, он послужит им прекрасным ориентиром.

Сидели молча, говорить никому не хотелось. Мрачная Ванда подвинулась вплотную к огню и сидела с таким видом, словно присутствовала на собственных похоронах. Грэм смотрел на нее и думал, что делать дальше. Для начала следовало разузнать, что стряслось с парнями. Для этого кто-нибудь должен был поехать к мосту, а по дороге расспрашивать всех встречных, хотя бы и касотцев. Грэм мог сделать это относительно безопасно, уж в нем никто не заподозрил бы медейца. Но ехать ему пришлось бы одному; если Корделия бегло говорила на Наи и могла сойти за соплеменницу Грэма, то медейское происхождение Ванды только что не было написано у нее на лбу. Если только она будет помалкивать, тогда еще может что-нибудь выгореть. Но – слишком опасно. Слишком.

Оставлять девушек одних Грэму тоже очень не хотелось, но это было меньше зло, и к утру он решился. Ждать дальше не имело смысла, промедление могло ухудшить ситуацию. Когда начало светать, он посвятил в свои планы девушек. Корделия выслушала его спокойно, зато Ванда приняла план в штыки. Она желала поехать вместе с Грэмом, утверждая, что так будет гораздо лучше.

– Да в вас в два счета узнают медейцев! – пустил в ход свой главный козырь Грэм.

– Ничего подобного! Корделия отлично говорит на наи, а я могу и помолчать! – Ванда как будто читала его мысли. – В крайнем случае, буду изображать немую.

– Все равно – нет, – отрезал он.

– А если на нас тут наткнутся касотцы? – сердито спросила Ванда. – Что тогда?

– Вряд ли вас найдут, если не будете шуметь. Ванда, пойми, у нас нет другого выхода. Остаться и ждать здесь для вас лучше, чем ехать со мной. Меньше вероятность вляпаться.

– Замечательно. А если вдруг и ты попадешься? Что тогда? А?

– Тогда вы развернетесь и потихоньку поедете домой. Ясно? И без всякой самодеятельности.

– То есть как это – поедем домой? А как же Дэмьен?

Грэм вздохнул.

– Сомневаюсь, что вы сумеете вдвоем добраться до него и чем-то помочь. Скорее всего, просто попадетесь сами и разделите его участь. Разве это лучше? Подумай, Ванда. Подумай хотя бы о своей матери. Тогда она лишится сразу и сына, и дочери.

Ванда закусила губу и нахмурилась. Видимо, благоразумие боролось в ней с желанием героически броситься на помощь друзьям и брату. Молчала она довольно долго, под спокойным взглядом подруги, которая, судя по всему, все для себя уже решила, готова была принять любой вариант и следовать за большинством. Потом Ванда решительно покачала головой.

– Нет. Это безумие. Нам нельзя разделяться. Мы уже отпустили Оге и Ива, и вот что получилось. Если уедешь еще и ты, только боги знают, что может произойти.

Это все, конечно, было справедливо. Но тогда оставалось только сидеть и ждать. Грэма это не устраивало. Ну никак.

Самым правильным сейчас было бы взять девчонок подмышку и отнести к папе с мамой. Но вот именно этого Грэм не мог сделать, не зная всех обстоятельств. Поэтому он прекратил свои неспешные сборы и уселся прямо там, где стоял. Девушки удивленно уставились на него.

– Что это значит? – поинтересовалась Ванда, уперев руки в боки.

– Это значит, что я с места не двинусь, пока вы не расскажите мне все до конца, ничего не утаивая, – спокойно пояснил Грэм.

– С чего это вдруг?

– С того, что только зная все подробности вашей прелюбопытнейшей истории, я смогу решить, как нам действовать дальше.

– И все равно я не вижу связи. Что ты собираешься делать? Ты уже передумал искать Оге и Ива?

– Больше всего мне сейчас хочется отвести вас к мамам, – честно признался Грэм. – Только вот не знаю, куда.

– Ах вот оно что, – прищурилась Ванда. – К мамам, значит, отвести… А наши желания тебя не интересуют?

– Меня интересует ваша безопасность.

– Да что тебе наша безопасность? Ты кто нам – сват, брат?!

– Ты сама попросила меня быть твоим телохранителем, – напомнил Грэм.

Ванда фыркнула так выразительно, что стало ясно: это для нее не довод. Телохранитель – всего лишь слуга, а она не обязана слушать слуг. Это отчетливо читалось у нее на лице.

Грэм мог бы еще раз сказать, что любит ее, а потому боится за нее… но именно этого он обещал больше не говорить. В душе он уже проклинал тот момент, когда, возжелав человеческого общества, решил посмотреть, кто развел костер, дымящий в безжизненной долине. Если бы он проехал мимо, поостерегшись связываться неизвестно с кем, не пришлось бы сейчас принимать решений. А если бы и пришлось, то решения эти не касались бы никого, кроме него самого. Грэм терпеть не мог взваливать на себя ответственность за кого-либо, особенно, когда этот кто-то воспринимал заботу о его безопасности в штыки. Вот как Ванда, например. Совершенно идиотская ситуация: ты, движимый чувством долга, делаешь то, что оно (то есть чувство долга) тебе предписывает, хотя в глубине души хочется послать все подальше, а получается, что это совершенно никому не нужно. Те, кого ты пытаешься облагодетельствовать, смотрят на тебя круглыми глазами и искренне недоумевают, что за блажь на тебя нашла и какое тебе вообще до них дело. Хотелось плюнуть на все, помахать ручкой и двинуться по своим делам… но беда была в том, что у Грэма иногда чувство долга затмевало все остальные чувства и желания. Увы.

– Я с места не двинусь, пока не узнаю вашу историю полностью, – решительно сказал Грэм. – Не хотите рассказывать – пожалуйста. Я могу сидеть тут, пока не явятся касотцы и не унесут меня на руках. Мне все равно… А вот вам советую подумать.

– Ну и сиди! – не унималась Ванда. – Подумаешь, напугал! Поедем без тебя!

– Интересно, куда.

– Да уж куда-нибудь!

Корделия, спокойная как обычно, тронула разбушевавшуюся подругу за руку, и, когда Ванда обратила на нее гневный взор, молча покачала головой. Один этот жест произвел действие, которое не произвели все слова Грэма: Ванда успокоилась. Причем сразу.

– Ну ладно, – сказала она уже совершенно другим тоном. – Хочешь, так сиди тут пока. А я немного подумаю.

И она удалилась в шатер, задернув полог. Грэм остался сидеть с твердым намерением дождаться полного рассказа, пусть даже касотцы нагрянут раньше, чем Ванда решит что-либо. Лично его касотцы не волновали. Вряд ли они станут связываться с нейтралом… каковой, правда, находится в обществе медейских девушек.

– Ты правда хочешь все знать? – тихо спросила Корделия, устремив свои спокойные серые глаза на Грэма. Выражение у нее на лице было загадочное, как и всегда. Не человек, а дух.

– Да, хочу.

– Я с ней поговорю.

Разговор длился около часа. За это время Грэм успел перебрать мысленно все возможные варианты действий, но так и не придумал ничего путного. Все, что приходило в голову, было плохо, и более или менее приемлемого решения он найти не смог. Выходило, что нужно бросать или Ванду с Корделией, или Ива с Оге.

Когда из шатра показалась Корделия, Грэм пребывал в полной растерянности, что случалось с ним нечасто. Корделия молча села напротив на поваленном дереве. Еще несколько минут они молчали.

– Ванда попросила объяснит тебе все, – проговорила Корделия.

– А почему не она сама?

– Она… не хочет.

Грэм хмыкнул.

– Видишь ли, Грэм, – тихо сказала Корделия, устремив на него прозрачный загадочный взгляд, – отец Ванды – Тео Тир. Король Медеи. Таким образом, как ты понимаешь, сама Ванда – медейская принцесса. Помимо этого, у нее есть еще множество титулов, но перечисление их займет много времени, да и ни к чему тебе знать их…

Вот это было уже не смешно. Грэму понадобилось минут пять, чтобы переварить новость. Да, у него имелись смутные подозрения, сомнения, но… какие-то несерьезные. Всерьез о принадлежности Ванды к августейшей династии он даже и не думал никогда.

– Что-то ты погрустнел, – заметила Корделия таким же ровным тоном после порядком затянувшейся паузы. – Эта новость тебя огорчила?

Грэм мотнул головой, не отрицая, впрочем, очевидное, а просто предлагая девушке продолжать. Но Корделия жеста не поняла, продолжала смотреть молчаливо и серьезно, и с каким-то даже сочувствием.

– Значит, Ванда – принцесса, – сказал он тогда, удивившись мельком, как хрипло звучит его голос. Почему-то пересохло горло, словно был он в пустыне, много часов под палящим солнцем. – Просто прекрасно. Как в сказке. А остальные? Ты, например?

– Мой отец – дюк Вирдик, – спокойно ответила Корделия. – Он – вассал короля Тео; наши владения находятся недалеко от столицы. Наш род один из самых древних в Медее. Слышал когда-нибудь?

Имя было знакомое. Впрочем, Грэм никогда не интересовался дворянскими фамилиями ни западной части материка, ни какой-либо другой. Он знал только, что медейский дюк – почти то же самое, что наинский князь. До короля не хватает самую малость. Мельком он подумал, что его отец в свое время вполне мог водить дружбу с этим самым дюком Вирдиком, а они с Корделией могли не раз и не два видеть друг друга на приемах лет восемь-девять назад. Впрочем, нет, не могли. Тогда она была совсем еще ребенком.

Голос Корделии вернул его к мыслям более насущным.

– Мы дружим с Вандой с детства, – продолжила она. – Моя мать – придворная дама, и часто брала меня с собой, и так я познакомилась с Вандой и с ее братом. Позже, когда мы выросли, мы с Дэмьеном полюбили друг друга, – она поведала об этом совершенно спокойно, без показной стеснительности, обычно свойственной молодым девушкам, когда разговор заходит на окололюбовные темы. – Нам едва ли позволят пожениться, но мы… мы продолжаем надеяться. Впрочем, я отвлеклась, – нечеловечески спокойным тоном заметила Корделия. – Ив – лучший друг Дэмьена, так же как его отец – королевский сенешаль – лучший друг и советник Тео. Они даже схожи по характеру, только Дэмьен… он более сдержанный.

– А Оге тоже какой-нибудь дюк? – поинтересовался Грэм не без сарказма. Надо же, в какое высокородное общество его занесло. Он даже в страшных снах не мог вообразить себе, что окажется в компании золотой молодежи Медеи.

– Оге – тан, – ответила Корделия, словно не заметив насмешки. – Не более и не менее.

– Ну да, мелочи, – кивнул Грэм. Впрочем, тан – это действительно были мелочи по сравнению с тем, что он узнал. Надо же, какой набор – принцесса, дюкесса, сын сенешаля (кстати, а сенешаль-то кто?), ну, и на закуску – тан. Очень мило. И все идут выручать парня, который является не более и не менее, чем наследным принцем. Ужас.

– Ты в самом деле не ожидал ничего такого?

Грэм пожал плечами… и вдруг насторожился, услышав кое-что, что ему сильно не понравилось. Он вскочил на ноги, схватился за меч и жестом велел Корделии исчезнуть. К лагерю кто-то приближался. Верхом. Шансы на то, что неведомые странники проедут мимо, были мизерны – кто бы то ни был, он ехал прямо на медейский лагерь. Решив не дожидаться гостей, Грэм, оглянувшись на Корделию, которая вовсе не собиралась исчезать, пошел им навстречу. Если это касотцы, лучше им не видеть девушек.

Но когда он, выглянув из зарослей орешника, увидел всадников, от сердца у него отлегло. И вместе с тем ему захотелось предать эту пару мучительной смерти за все те беспокойства, что они причинили.

Потому что всадники были ни кто иные, как Оге и Ив – уставшие, пропыленные, но живые и, кажется, совершенно здоровые.

Грэм выругался на наи и вышел им навстречу.

* * *

Когда улеглась первая бурная и вполне естественная радость, Грэм приступил к головомойке. Ему было плевать, кто перед ним – тан, дюк или сам король Тео. Он дал выход накопившейся злости и обрушился на медейцев с яростью, поразившей его самого.

Для начала он наорал на парней за то, что они оставили девчонок одних, не дождавшись его возвращения. Как только додумались? Ведь девушкам предстояло провести ночь одним, и только Безымянный знает, что могло случиться! Потом огреб персонально Ив. Как это он, такой расчетливый и недоверчивый, оставил свою принцессу (при этих словах Ив вспыхнул и бросил недоуменный взгляд на Ванду, однако же промолчал) на подозрительного проходимца, которого сам не раз и не два называл головорезом и которому приписывал все мыслимые и немыслимые преступления? Почему он не подумал, что может, вернувшись, обнаружить расчлененные тела убитых и изнасилованных девушек? О чем он, Безымянный его побери, вообще думал? Ив выслушал гневную отповедь на удивление спокойно, лишь мрачно сверкая глазами из-под насупленных бровей. Грэм ожидал, что в ответ услышит много интересных слов, но не услышал ничего. И удивился. То ли Иву и впрямь нечего было сказать, и он признавал свою вину, то ли он готовился к более серьезной словесной перепалке и не хотел бросаться в бой прямо сейчас. Зато Оге смотрел такими жалобными глазами, ну точь-в-точь побитая собака, что на секунду Грэмом овладело искушение смиловаться над медейцами и закончить свою обвинительную речь. Но приступ человеколюбия быстро прошел; стоило только бросить взгляд на хмурого, злого Ива, который, несмотря на молчание, выглядел не слишком-то виноватым. Грэмом овладел прежний гнев, и он продолжил метать молнии.

Он удивлялся сам на себя. Злился он редко, а когда это все-таки случалось, то выражалось в том, что он становился еще более холодным, замкнутым и резким, чем всегда. Таких приступов огненной ярости, как сейчас, с ним не случалось уже очень давно, наверное, лет шесть, с тех пор как он решил, что пора научиться держать себя в руках. Выглядел он во время этих приступов, надо думать, страшно. Об этом ясно свидетельствовали испуганные глаза девушек и крайне изумленные – Оге. Грэму было плевать.

Продолжать в том же духе он мог очень долго, если бы его не остановил Оге, буквально взмолившийся о пощаде. Девчонки не смели и рта раскрыть, так они были ошарашены неожиданным гневом, пусть даже и не них он был обращен, а Ив замкнулся в угрюмом молчании. Чем все могло закончиться, только боги знают, так что Оге, рискнувший сунуться под руку кипящему Грэму, просто спас ситуацию.

Грэм, остывающий так же быстро, как и заводящийся, одарил напоследок обоих парней совсем нелестными и в чем-то даже неприличными эпитетами (девчонки их не поняли, а вот Ив понял и побледнел) и замолк. Теперь он хотел собраться с мыслями. Вопросов накопилось множество, но сначала нужно было как-то рассортировать их по степеням важности.

Пока он остывал, инициативу перехватила Ванда, которая довольно агрессивно поинтересовалась у Ива, где же их носило столько времени. Все же молодец девчонка, даром что принцесса. Как быстро взяла себя в руки!..

– Где вы были? Мы уже не знали, что и думать! Где вы гуляли три дня, а? Ну что вы так смотрите на меня? Отвечайте!

Вид у Ванды был донельзя свирепый, глаза метали молнии. Грэм невольно залюбовался ей, забыв обо всем на свете. К делам насущным его вернул голос Оге, который хотел было отмолчаться, понадеявшись на Ива, но видя, что тот молчит, словно немой, принялся оправдываться сам. Молчание Ива внушало подозрения, у Грэма даже мелькнула шальная мысль: не вырезали ли ему касотцы язык?

– Ну что с нами могло случиться, Ванда? – оправдывался Оге, поглядывая на своего товарища. – Мы просто немного поплутали…

– Ах, поплутали! – еще больше разозлилась Ванда. – А с самого начала нельзя было об этом подумать?!

– О чем? – совсем скуксился Оге.

– О том, как обратно будете возвращаться! Болваны!

– Ванда, – тихо, мрачно и как-то угрожающе сказал вдруг Ив, давая возможность убедиться всем, что язык у него все-таки на месте. – Успокойся, пожалуйста. Следи все-таки за тем, что говоришь. Не хотелось бы продолжать разговор в подобном тоне.

Ох и зря он это сказал! Ванда резко повернулась к нему, с такой злостью на лице, что Грэму даже стало неуютно. Не хотел бы он, чтобы она так посмотрела на него. Ив, впрочем, ничуть не смутился и не отвел взгляда, даже когда девушка заговорила с ним, отнюдь не вежливо и почти срываясь на крик:

– А ты-то уж помолчал бы! Тебя я вообще не желаю слушать, ясно? Знал бы Дэмьен, кому он доверяет! Знал бы отец!

Ив выслушал ее спокойно и голову не склонил. В душе у него, однако, едва ли царило такое же ледяное, мрачное спокойствие, которое было написано на лице. Зато Оге явно было нехорошо и неуютно. Правда, вид его вызывал скорее не сочувствие, а смех, до того забавно он выглядел с жалобной физиономией, словно обиженный, испуганный маленький ребенок.

– Обоих вас слушать не желаю! – продолжала бушевать раскрасневшаяся от гнева Ванда. – И видеть вас не желаю! И говорить с вами не желаю! Убирайтесь куда хотите! Чтоб я вас не видела! Не смейте показываться мне на глаза! Катитесь отсюда! Мы без вас обойдемся, это безопаснее будет, а вы – уматывайте домой!

Словарный запас у нее оказался несколько неожиданным для принцессы.

Поскольку уматывать домой никто не собирался, так же как не собирался исчезать с глаз ее долой, Ванда решила уйти сама. В шатер. При этом дернула полог с такой силой, что чуть было не сорвала его.

– Ох, – перевел дух Оге. – Ничего себе…

– Получили? – поинтересовался Грэм все еще зло, но уже гораздо спокойнее. – Маловато, я бы сказал, получили. Не по заслугам.

– Маловато? Ничего себе! У меня до сих пор в ушах звенит. Теперь она будет до вечера дуться. Раньше завтрашнего утра к ней лучше не подходить, точно.

– Что, неужели такая отходчивая? – усмехнулся Грэм. – Добрая у вас принцесса… Я бы на ее месте…