Текст книги "Крепостная Эльза (СИ)"

Автор книги: Светлана Машкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 5

К нам, не торопясь, приближались два всадника. На головах шляпы с высокими тульями и неширокими полями, из-под длинных камзолов видны короткие штаны, подвязанные лентами ниже колена. Какая-то странная здесь мода – нечто среднее между камзолом и курткой, рубашки с высокими торчащими вверх воротничками, высокие сапоги украшены пряжками и блестящими цепочками. Серебро, что ли?

На вид мужчинам было не больше тридцати. Один – чернявый и худой, второй розовощёкий, как девушка. Гладко выбритые лица, дорогая одежда с украшениями и гордая посадка явно говорили о том, что к нам приближается местная знать.

Всё-таки этот мир – не наш вообще. Как будто история развития свернула и пошла совсем по другому пути. Я не увлекалась историей, но точно знаю, что в наши прошлые века не было ни таких странных имён, ни такой незнакомой одежды. Водяных воронок, которые переносят в другой мир, тоже не было! Или они были, но назад никто не вернулся? Потому и нет никакой информации об аномалии, что её некому сообщить.

– Кланяйся ниже, – Палиша дёрнула меня за руку. – На землю смотри, глаза держи долу!

Мы замерли у обочины, как два перепуганных суслика. Палиша в одной руке держала корзинку с сизихой, второй крепко сжимала мою ладонь.

Сейчас уже было слышно, как мужчины, не обращая на нас ни малейшего внимания, разговаривают о чём-то своём.

– Оценили, баронет, как она красиво работает? – спросил чернявый румяного. – Это мы ещё на лису не ходили! Непременно осенью приезжайте, доставлю вам такое удовольствие.

Румяный чинно опустил голову, изображая поклон:

– Благодарю за приглашение, лорд Вольтан. Да уж, от такого лестного предложения не отказываются. А пока, может, на белочку сходим?

– Нет, друг мой, ближайшие два месяца, а может, и чуть дольше, я её никуда не возьму. Сами понимаете – сейчас, как никогда, её стоит поберечь.

Палиша потянула меня за руку, и мы синхронно опустились в низком поклоне. Я хотела было сразу разогнуться, но сестра сжала мои пальцы.

Что, так и стоять теперь? И как долго? Пока они не проедут?

Всадники и не думали проезжать мимо. Конь одного из них недовольно всхрапнул и остановился. Второй, судя по звуку, тоже – в моём положении я видела только пыль на дороге и мелкие камушки.

– Эй, девки, что у вас за ягода? – спросил, судя по голосу, чернявый Вольтан. – Покажите!

Палиша опять дёрнула меня за руку вниз. Мне так и стоять, что ли? Ладно, посмотрим, что будет дальше.

Палиша разогнулась и протянула румяному корзинку:

– Сизиха, барин, в лесу набрали.

– Ааа, – разочарованно протянул румяный. – Чего спряталась, как бабка укуталась? Косая или рябая? Сними платок! А ты, вторая, разогнись, что я, на спину твою смотреть должен?

Я медленно выпрямилась и чуть приподняла голову, чтобы наблюдать за происходящим.

Палиша сняла платок, ещё раз низко поклонилась.

– Значит, вторая – рябая, – засмеялся румяный баронет, нагнулся и гибким концом хлыста подцепил мой платок.

Придурок! Хорошо, что Палиша второпях завязала его кое-как, лишь бы с головы не упал! Был бы нормальный узел – плотная жёсткая ткань поранила бы мне горло.

Платок слетел с моей головы, чернявый неожиданно присвистнул, а румяный баронет довольно хмыкнул и окинул меня таким взглядом, что очень захотелось забыть все правила и заехать кулаком в его откормленную морду.

– Чьих будешь? – спросил он меня.

Ага, а я знаю? Мой растерянный взгляд баронет, вероятно, принял то ли за кокетство, то ли за полную потерю речи от счастья, что на меня обратили внимание.

– Маники мы дочери, ваше светлость, – тихо сказала Палиша.

– Из этой деревни? – баронет кивнул в сторону домой.

– Да, – кивнула девушка.

– Хорошо, – сказал баронет и, кажется, потерял к нам всякий интерес.

Он повернулся к чернявому Вольтану:

– Поехали, лорд Вольтан, а то на обед опоздаем. Баронесса расстроится, если перестоит её знаменитая шарлотка.

– Подожди, – ответил лорд и кивнул на меня. – Продай девку!

Что? Что он сказал? Я растерянно посмотрела на Палишу, но она была явно ошарашена не меньше меня. Здесь что, можно продавать людей? То есть – в этом мире существует крепостное право и мы, судя по всему, принадлежит этому румяному хомяку? Нет! Только не это!

– Я бы с радостью, торговаться бы не стал с вами, лорд! Но людишки-то не мне принадлежат, а отцу. Он, знаете ли, продавать не любит.

– Не мужика же молодого хочу купить, всего лишь девку, – заметил Вольтан. – У барона девок мало? Так я могу обменять.

Теперь я уже специально смотрела вниз, чтобы никто из этих двоих не увидел моего взгляда. Они разговаривали так, словно не о людях говорили, а о мешках с картошкой! Давай меняться? Ты мне один сорт, а я тебе другой.

В груди запекло, словно я проглотила горящие угли. Ноги задрожали, пальцы сами собой сжимались в кулаки. Спокойно, главное спокойно! Меня ещё не продали и не обменяли, возможно, старый барон в самом деле обладает хоть каким-то человеколюбием и понимает, что продавать людей по меньшей мере подло. Румяный баронет, как я поняла, сам к таким сделкам доступа не имеет – уже хорошо. А то прямо тут, на дороге, продал бы меня лорду Вольтану.

Глава 6

– В Страшное время погибло много людей, – начал баронет, но лорд Вольтан его перебил.

– Бросьте, баронет! Семнадцать лет прошло, уже выросло новое поколение!

– Я с вами совершенно согласен, но отец считает, что численность населения всё равно не достигла той прежней цифры. Болезни, несчастные случаи, бабы в родах часто мрут, да мало ли чего. Рекруты, опять же. Хоть и старается папенька самых завалящих отдавать, да ведь вы закон знаете?

– Между прочим – хороший закон, – заметил лорд. – Если бы не он, в aрмию бы всех негодных отдавали. Так что пусть хоть каждого третьего aрмейский капитан выберет.

Они разговаривал так, словно нас тут не было. Нет, словно мы с Палишей – две неживые вещи, к которым они уже потеряли интерес.

Всадники тронулись, неторопливо обсуждая положение вещей в местной aрмии и глупость крестьянских парней, которые не хотят служить и не понимают своего счастья.

Когда господа отъехали довольно далеко, я спросила Палишу:

– Мы что – крепостные?

– А какие же ещё? – удивилась Палиша. – Мы же крестьянки с тобой, Эська, мы же не можем ничейными быть. Известное дело – в крепости мы у своего барина.

– Вся семья? – уточнила я.

– Вся деревня, – грустно улыбнулась Палиша. – Говорю же тебе, глупыха белобрысая – крестьяне мы.

– А те, кто не крестьяне? Они тоже кому-то принадлежат?

Палиша, как умела, постаралась объяснить мне особенности местного социума.

На верхней ступени стояли король и королева (Вот ещё отличие от нашего мира! Не царь и царица, а короли), ниже – благородное сословие, ещё ниже что-то типа наших мещан – свободные, но в массе своей небогатые. Среди них – мастеровые, торговцы и прочие городские люди. На самой последней ступени социальной лестницы находились крепостные крестьяне.

Мы как раз вошли в село, когда Палиша закончила свой рассказ. Тощий, как велосипед, вислоухий пёс поднял голову от обочины, на которой лежал, окинул нас пустым взглядом и лениво гавкнул.

– Ниже нас – только собаки, – сказала я.

Как же я ошибалась!

Дома нас встретили трое босых мальчишек в полотняных мятых рубашках, но совсем без штанов. Двое постарше играли в камушки возле крыльца, третий, самый маленький, увлечённо сосал какую-то деревяху.

– Кушать когда будем? – спросил нас тот, что постарше. – Матушка с утра только хлебушка дала.

– Это мы с тобой виноватые, что дети не кормлены, – шепнула мне Палиша. – меси тесто, сейчас лепёх напечём, взвару сделаем.

– А где наша мать? – так же тихо спросила я.

– В поле, где же ещё? – удивилась Палиша. – На нас с тобой дети да огород. Ну ещё, конечно, куры, и по дому чтобы всё было сделано. Сегодня баню положено топить. Готовь кашу и лепёшки, я пока воду натаскаю.

– Полоть же ещё, – напомнила я.

– Куда в такую жару? Вот чуть солнышко присядет – тогда и начнём. Прополем, польём – всё сделаем, чтобы матушка не ругалась.

Палиша кивнула в сторону огорода.

Ничего себе огород! Мы его до осени полоть будем! Я узнала картошку – удивительно, но в этом мире она уже есть, репу, ботву морковки и разлапистые листья огурцов.

– Эська, я кушать хочу, – малыш потянул меня за подол и с надеждой посмотрел в глаза. – Ты дашь?

– Конечно, мой маленький, – я погладила ребёнка по лохматой голове и поспешила в дом.

Раз уж я попаданка – крестьянка, надо как-то осваивать местный быт. Правда, больше всего хотелось рыдать в голос и бить кулаками в стену, но я старалась сдерживать эмоции.

Да, я попала в ужасный мир, на самый низ социальной лестницы. Но ведь не утонула же! Уже плюс.

Я мало что понимаю в крестьянском труде, но для местного примитивного быта моих знаний вполне достаточно.

Я опять молода и, кажется, даже красива. Во всяком случае, фигура и волосы точно хороши, ещё бы лицо увидеть.

Покрутила головой и заметила на стене, напротив окна, блестящую отполированную пластину. Кажется, она выполняет роль зеркала!

Сняла пластину со стены, протёрла рукавом и подошла к окну.

Из средневекового зеркала на меня смотрела молодая, нет, скорее юная, очень красивая девушка. Волосы цвета спелой пшеницы, брови – на несколько тонов темнее косы – вразлёт. Пухлые губы, румяные щёки и большие глаза непонятно цвета. То ли синие, то ли серые – с пластиной не разберёшь. Но то, что я редкостная красавица, было заметно сразу.

Значит, вот почему присвистнул Вольтан, и чему обрадовался румяный баронет – один оценил красоту деревенской девки, второй понимал, что девка-то, что бы там не говорил папенька, принадлежит ему.

В дом заглянула Палиша:

– Опять у зерцала крутишься? – сердито спросила она. – Сколько раз матушка тебе говорила – не собой любуйся, а делом занимайся.

– Это она велела мне всегда носить платок? – спросила я.

– Да. Красота, ясное дело, девку радует, да только беды от неё может быть много, столько, что в подоле не унесёшь, – явно повторила Палиша материнские слова.

Кстати, она тоже была довольно миловидной, но рядом со мной выглядела, как воробей рядом с жар-птицей.

А ведь матушка права – на красивую и бесправную девку может запросто претендовать кто угодно. Купить, например, и делать с ней, что хочешь. Бррр, ужас какой!

Глава 7

Палиша ушла носить воду, а я занялась готовкой. Деревенский быт оказался простой и очень скромный. Я проверила наличие продуктов и с грустью убедилась, что ничего мясного нет. Совсем. Была мука, несколько видов круп, небольшое лукошко с яйцами, кувшин масла (конопляного или льняного, но точно не подсолнечного), корзина с прошлогодней вялой картошкой и малюсенькая плошка с мёдом.

Мёд я, конечно, не тронула – и так понятно, что это дорогой деликатес.

Зато нашла соду и несколько кислых мелких яблок.

Тесто на оладьи получилось нежным и пышным. От гашёной кислым яблочным соком соды оно весело поднималось на сковороде, а вполне приличное растительное масло не давало ему подгореть.

Первой партией я накормила мальчишек. Потом позвала Палишу.

– Ох ты, какие вкусные, – поразилась та. – Никогда таких нежных не ела! А я переживала, как бы ты опять муку зря не перевела. Думаю – самой надо было делать, а то попадёт от матушки обеим. Тебе – за то, что продукты попортила, мне – за то, что не уследила.

– Ну пусть бы матушка сама пекла, – усмехнулась я.

– А мы с тобой на что? – рассердилась Палиша. – Выйдешь замуж и учи свою свекровь, как ей печь и чего ей делать. Быстро вожжами-то по спине получишь.

– Не сердись, – примирительно сказала я. – Пошли полоть, ещё воду на полив таскать надо.

Палиша опять посмотрела на меня удивлённо, как тогда в лесу. Но ничего не сказала. Молча затянула потуже платок и подхватила тяпку.

Работали мы долго. Я устала, вспотела, спина, казалось, теперь никогда не разогнётся, а ноги дрожали, словно я пробежала марафон.

Время от времени мы садились в тени отдохнуть, попить воды, вытянуть уставшие ноги.

После расслабления работать было ещё тяжелее, и я предложила:

– Давай больше не садиться. Ты поливать начинай, а я пока дополю.

Палиша, уставшая не меньше меня, кивнула.

Уже смеркалось, когда мы, наконец, закончили с огородом. Дряхлая калитка скрипнула и во двор вошла, тяжело передвигая ноги, худая замученная женщина.

– Матушка! – обрадовалась Палиша. – Как раз баня готова, сейчас покушаете – и в мыльню.

Женщина устало улыбнулась, кивнула. Потом окинула хозяйским взглядом огород и недоверчиво покачала головой:

– Голубоньки мои, никак всё до конца выпололи? И полить успели? Вот же умницы-дочки, жаль, батюшка ваш не дожил до этого дня, – вздохнула она.

И не наделал ещё детей, которые превратили бы тебя, дорогая, в окончательную старуху. В доме нет ни куска мяса, вместо кроватей – лавки с соломенными матрацами, мёд – только для малыша, на случай простуды.

Вся семья ютится в одной комнате, разделённой занавесками на закутки. Кухня, гостиная, прихожка – всё тут, в этом деревянном домике с забитыми мхом щелями.

Куда, спрашивается, было ещё детей производить?

Впрочем, кто спрашивал матушку? Рожала, как положено «справной бабе», каждый раз рискуя не выкарабкаться после родов и оставить тех, кого уже произвела на свет, сиротами.

Как там зовут их бога? Сильнейший? Сильнейший! Я не хочу так жить! Пожалуйста, отправь меня обратно, в мой мир! Можешь даже новую квартиру за это забрать, да что там – всё забери. Я сильная, я выживу. Сниму комнату, найду работу и начну жизнь с начала, только не оставляй меня в этом кошмаре, крепостной девкой, которой даже красоте не стоит радоваться.

Потому, что и красота моя мне не принадлежит.

Матушка погладила нас по головам, как маленьких, и присела на крыльцо. Её тут же облепили мальчишки.

– Вы, девки, если поели, то идите в баню, – сказала матушка. – Я последней пойду, отдохну немного.

Мы с Палишей взяли чистое бельё, кусок ткани и пошли в баню. Я не рассчитывала увидеть что-то действительно комфортное. Но даже простая деревенская баня меня сегодня радовала. Можно будет полежать на полке, похлопать друг друга вениками, да просто насладиться расслабляющим отдыхом и горячим паром. После сегодняшнего дня баня хоть немного успокоит мои ноющие мышцы и расшатанные нервы. Пусть не хамам и не сауна, пусть без массажиста и ароматных масел, но всё равно это отдых.

О том, что отдых довольно специфический, я узнала сразу, как только Палиша открыла грубо сколоченную деревянную дверь.

– Это баня? – ахнула я.

– Чего, не похоже? – усмехнулась девушка. – Заходи, давай, а то всё тепло выпустишь. Чего сгорбилась, как старая Зента?

– Кто такая старая Зента?

– Забыла? Травница наша. Может живот вылечить, если у кого прихватит, или кровь остановить. Роды принять тоже её зовут. Она добрая, только с памятью плохо, многого не помнит.

– Как же она лечит?

– Про лекарство всё помнит, а вот годы многие – ничего. Как-то мы с подружками, детьми ещё, расспрашивали её про Страшное время, так сказала, что и времени такого не знает, и что было тогда – не помнит, всё, мол, в голове стёрлось. Ты заходишь или нет?

Предбанник – малюсенький закуток, был сколочен из каких-то палок и обломков дерева. Мы торопливо скинули одежду и пошли в саму баню.

Впечатляющее зрелище. Пол застелен соломой, одна-единственная скамья – большими листьями лопуха. Чёрные стены, чёрный потолок – всё блестело от многолетней сажи.

Я слышала про бани, которые топятся «по-чёрному», но видеть не доводилось. Вот, значит, как мылись люди в давние времена. Топили каменку, нагревали камни, потом кидали их в бадью с водой. У нас с Палишей длинные косы, как мы их промоем? Тут воды в три раза больше надо только на одну голову!

Я ошиблась. Повторяя за сестрой, намылила волосы каким-то выделяющим пену растением, потом немного сполоснула и намылила ещё раз. Удивительно, но волосы быстро стали чистыми и совсем не мыльными.

– Надо было веник наломать, – вздохнула я.

Нет, не нужен тут веник – тесно, лечь некуда и перепачкаешься вся.

– Зачем? Пол я завтра вымету и баню просушу, – ответила Палиша.

Здесь не знают берёзовых веников? Впрочем, здесь много чего не знают, просто я никак не могу привыкнуть к тому, что что не только время – сама страна для меня чужая и незнакомая.

– Давай, Палиша, я тебе спину потру, – предложила я.

Та повернулась и уставилась, не мигая.

Глава 8

Мне стало не по себе. Я что-то не то сказала? Может быть, здесь нельзя дотрагиваться друг до друга в бане, или неприлично предлагать свою помощь? Кто её знает, эту местную мораль и правила поведения в общественных помывочных. Возможно, я сказала что-то неприличное или обидное, или намекнула, что сама Палиша нормально вымыться не сможет, и ей без меня не обойтись.

– Что не так?

– Эська, глупыха белобрысая, чего случилось-то? Или Водяник тебя так перепугал, что до сих пор в себя прийти не можешь? Или это ты – не ты вовсе? – грозно спросила сестра. – Всю-то жизню ты меня обижаешь, уродиной обзываешь, красотой своей кичишься. Если бы маменька тебя не защищала – давно бы я волосья твои сивые повыдёргивала, общипала бы, как куру на праздничную похлёбку! А сегодня ты вся добрая, ласковая, ещё и работала – не ныла. Да ты ли это, сестра моя единородная?

Ой! Кажется, я на грани провала, надо немедленно что-то делать.

– Понимаешь, Палиша, я ведь сегодня в самом деле чуть не померла, – начала я, внимательно наблюдая за её реакцией.

Рассказала, как тянуло меня в глубину, как разрывало лёгкие. Потом «призналась», что виновата перед сестрой и близкими за свой несносный характер, попросила прощение и, к концу нашей задушевной беседы, даже покаялась во всех прошлых, уж не стала упоминать каких, потому что не знаю, грехах.

Много ли надо юной деревенской простушке? Палиша меня простила, напоследок мы ещё немного поплакали вместе и пошли, наконец, в дом.

Удивительно, но спала я в свою первую ночь, как убитая. Проснулась утром от того, что кто-то тихонько скрябся в дверь.

– Тётка Маника, тётка Маника, открой! Это я, старостина внучка! – торопливо повторял девчоночий голосок.

Ой, они тут ещё и на ночь закрываются? Надо же, я бы не удивилась, если понятия замков в деревне не было – чего, собственно, охранять-то?

Матушка Маника проснулась, кряхтя и прижимая ладонь к пояснице, села на лавке. Мальчики крепко спали, Палиша, положив под щёку ладошку, сладко посапывала, пришлось мне встать и открывать дверь.

В избу просочилась девчонка лет десяти, с блестящими от возбуждения глазками.

– Давеча вы у нас бельё стирали, и видели, как я на капусту упала. Но не сказали, а бабка потом решила, что сама полегла капуста. Спасибо вам, а то бы было мне наказание, чтобы не играла тама, где не велено. Теперь я вам раньше всех новость расскажу, только вы пообещайте, что не выдадите меня деду.

– Обещаю, – мгновенно собралась Маника. – Давай-ка, девонька, курочек наших посмотришь. Красивые у нас курочки.

Ого! Уводит, значит, от лишних ушей? Маника с девочкой пошли на задний двор, я, стараясь не спалиться, прокралась за ними. Интересно же, какую секретную новость принесла девчонка!

– Девку вашу молодой баронет чужому господину отдаёт. Вчера вечером, стемнело уже, пришёл из замка слуга баронский. Сказал деду, мол, ты староста, ты и позаботься о том, чтобы девку в замок доставили. И, мол, чтобы не чудила и не выла белугой – господа этого сильно не любят.

– За что же он продаёт мою доченьку? – всхлипнула Маника и тяжело опустилась на скамью. – Чем она провинилась?

Мне стало жалко чужую, в принципе, женщину. Только не понимаю, какую дочку хотят продать? Неужели Палишу? Меня-то вряд ли кто возьмёт, по уверениям сестры, характер в меня препротивный, я лентяйка и ябеда, периодически отлыниваю от работы, из всех достоинств только красота, но толку от неё никакого.

Я вышла из своего укрытия, присела на лавку и обняла матушку.

Та прижалась ко мне, не сдерживая больше рыданий.

– Ой, горе, какое горе, – тихо причитала Малиша. – Ой, Палишенька моя, горлиночка! Продают сердечко моё!

– Не Палишу, Эську, – тихо заметила девчонка. – Не продают её, меняют.

– Меня? На что? – поразилась я.

– На щеночка. У того господина собачка охотничья, уж очень они её ценят. Собачка скоро щенков родит, вот баронет и хочет такого щенка заполучить. Только я слышала, как слуга батюшке рассказывал, что продавать щеночка наотрез хозяин отказался. Только и согласился, что на Эську выменять.

Теперь впору заголосить было мне. Не столько от страха, сколько от шока и потрясения. Меня обменивают на блохастую псину?

Наверное, матушка Маника ожидала от меня как минимум истерику, потому что быстро обхватила за плечи и закрыла ладонью рот.

– Тихо, тихо моё сердечко. Не плачь. Тебя-то мы, дай нам помощи Сильнейший, сможем уберечь.

Как, интересно? Спрячет и скажет, что я заблудилась в лесу? Не вариант. Сообщит о моём вздорном характере? На конюшне у нового хозяина быстро исправят этот маленький недостаток. Или где здесь наказывают провинившихся холопов? Что можно сделать, чтобы отмазать меня от обмена? И где гарантия, что мне это поможет? Баронет уже обратил на меня пристальное внимание.

Смотрел, боров жирный, с явным мужским интересом. Где гарантия, что оставаясь дома, я очень быстро не попаду в его руки? Или здесь есть хоть какие-то понятия о порядочности? Боюсь, меня ждёт разочарование.

– Матушка, зачем я тому господину?

Маника погладила меня по голове:

– Ой, доча, не мне бы этакий срам говорить, да не тебе бы слушать. Но скажу, чтобы знала ты, чего избежать надобно. Богатые-то баре, они разные бывают. Есть, как наш барон – жалостливый, справедливый, за зря не наказывает и людей редко продаёт, разве уж совсем завалящих. А есть такие, что покупают молодых девок и делают с ними непотребное. Что – не буду тебе говорить, большая уже, сама понимаешь. Зовутся те девки гаремками. Говорят, держат их только пока красота свежа, а уж куда потом – не ведаю. Может, в поле на работы, или продают куда. Избавь тебя Сильнейший от такой участи, моё сердечко. Вставай, торопиться нам надо.

– Куда?

Я послушно встала и оправила платье.

– Надевай невестины одёжи и иди к Священному кругу. Силия я сама приведу. Что смотришь? Знаю, что не по обычаю, да разве есть у нас с тобой время обычаи соблюдать?

Собралась матушка быстро. Достала из сундука новое платье-хламиду, повязала голову платком и даже надела на шею деревянные раскрашенные бусы. Мне, кивнув на второй сундук, поменьше, велела поторопиться. На улицу она не вышла – оглядываясь по сторонам и явно старясь не привлекать внимание, матушка Маника пошла огородами.