Текст книги "Однажды и навсегда (СИ)"
Автор книги: Светлана Головьева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Глава 13
МАККЕНЗИ
– Знаешь, когда ты вот так жуёшь свою губу, мне хочется затащить тебя в постель, – мурлыча, произносит Джек, отвлекая меня от журнала. Поднимаю голову и встречаюсь с его озорным взглядом. Сейчас девять часов воскресного утра. Мы сидим на кухонном островке и завтракаем. Джек приготовил чудесный омлет с сыром и сэндвичи на любой вкус. Конечно, в любой другой паре приготовление еды лежит на девушке, но только не у нас. Я люблю наблюдать, как мой мужчина готовит, нежели делать это самой. Тем более, когда он приносит завтрак в постель. А такое за прошедшую неделю происходило множество раз. Всё свободное время мы проводим в моей квартире. После работы я спешу домой, чтобы скорей увидеть эту знакомую ухмылку. Чтобы окунуться в тёплые объятия. И конечно я чувствую себя в сто раз счастливее, когда вижу отражение своих чувств на лице Джека. Любить человека – это одно. А вот видеть, что тебя любят в ответ – это уже чувствуется иначе, словно за спиной вырастают крылья. Чувствуешь себя полноценным и совершенным.
– Я вовсе не против вернуться в кровать, – игриво отвечаю я, отпивая свой кофе и не отводя взгляда от Джека. Он качает головой, весело улыбаясь, и откидывается на стуле. На нём лишь тонкие спортивные штаны и я могу беспрепятственно глазеть на его подтянутое тело. Не думаю, что такое зрелище может когда-нибудь надоесть. Каждое утро, когда я просыпаюсь и вижу его рядом, то раз за разом задаюсь вопросом: какого хрена мы с ним так долго тянули с этой проклятой дружбой?
– Детка, ты играешь с огнём.
– И мне это нравится, – отвечаю я, и мой взгляд падает на его руку, которую обхватывает китайский дракон. – Знаешь, я тут думала, может быть мне тоже сделать татуировку.
– Что? – Джек наклоняется вперёд, складывая руки перед собой на столе. Чёрные глаза пристально смотрят на меня, пытаясь понять, шучу я или нет. – Ты же это не всерьёз?
– Почему? Для человека вроде тебя ты слишком недовольно воспринимаешь моё предложение, – откладываю журнал в сторону и смотрю на Джека. Он нервно взъерошивает волосы и вздыхает.
– Твоё тело слишком идеально, чтобы расписывать его, – говорит он с нежностью, протягивая свою руку к моей и переплетая наши пальцы.
– Но пирсинг тебя не смутил.
– Его можно убрать, а татуировка с тобой навсегда. Я хочу любоваться твоей чистой, гладкой кожей, – Джек нежно поглаживает мою ладонь, посылая по моему телу приятные волны. В последнее время я чувствую себя сплошной эрогенной зоной. Каждое прикосновение Джека к моему телу получает свой отклик.
– А мне нравятся твои татуировки, я могу рассматривать их ночи напролёт, – тихо говорю я, соблазнительно глядя на его мускулистые руки, покрытые причудливыми росписями. Джек поднимается со своего места и подходит ко мне, не выпуская мою руку из своей, он поднимает меня на ноги. Даже с моим приличным ростом мне приходится слегка наклонять голову назад, чтобы встретиться с его лицом. Он нежно проводит по моему лицу, заправляя прядь волос мне за ухо. Наклоняется вперёд, соприкасаясь лбами, и закрывает глаза. Кажется, что он хочет что-то сказать, но молчит. И мне нравится эта тишина вокруг нас. Будто бы мы с ним находимся в своём уединённом мирке. Его грудь размеренно вздымается, когда он просто прижимается к моим губам. Он вздыхает и целует меня плавно и нежно. Я кладу свои руки на его плечи, осторожно отвечая на поцелуй. Он не такой как все наши предыдущие поцелуи. Он какой-то невинный, наши губы движутся в некоем синхронном танце, еле касаясь друг друга. И в этом поцелуе столько чувств, что сердце радостно трепещет в груди.
– Я хочу, чтобы ты всегда могла иметь возможность разглядывать мои татуировки, – шепчет он, улыбаясь, когда поцелуй заканчивается. – Я хочу, чтобы мы жили вместе.
– Но мы итак живём вместе, – отвечаю я, глупо улыбаясь. От того, как он это сказал, моё сердце пропускает удар или два. Он предлагает съехаться? Господи, неужели этот мужчина и правда мой?
– Это не совсем то, – Джек с нежностью смотрит на меня, руками спускаясь по моим плечам, – Давай вернёмся в мой дом. Я хочу, чтобы ты стала хозяйкой нашего очага. Хочу, чтобы у нас была собственная спальня. Чтобы мы могли устраивать пикники на заднем дворе. Хочу, чтобы аромат твоих духов витал в коридорах дома. Это будет только наш мир и наши правила.
– Джек…
– Ты можешь подумать, я не заставляю тебя решать сейчас. Я просто выразил своё желание, – Джек улыбается как-то неловко и отходит от меня, но я быстро хватаю его за руку, и он поворачивается ко мне. Его чёрные глаза полны любви, но за этой любовью я вижу страх. Он привык, что им пренебрегают, привык к тому, что его бросают. Но я так не поступлю. Мне прекрасно известно, что для Джека это серьёзный шаг. Для него всё сейчас в новинку, он словно ступает по тонкому льду. Но в этом путешествии я буду с ним рядом.
– Я согласна, Джек. Я готова переехать хоть в картонную коробку, лишь бы с тобой, – говорю я, и его лицо озаряется улыбкой. Он подхватывает меня на руки и кружит до тех пор, пока мне не становится плохо. Только когда я умоляю его отпустить меня, то он опускает меня. Когда я оказываюсь на прочном полу, приходится обхватить Джека за шею, чтобы не упасть. Он нежно целует моё лицо, лёгкими касаниями, от чего становится щекотно, и я смеюсь. Нас прерывает звонок его телефона. После чего он нехотя отпускает меня и идёт в прихожую. А я бесстыже наблюдаю за его задницей, за тем как шевелятся мускулы на его спине, отчего некоторые татуировки буквально оживают. Джек достаёт телефон из кожаной куртки и хмуро смотрит на экран. Устало потирает лоб и наконец, отвечает, делая это с явной неохотой.
– Привет, папа, – произносит он, обречённо взглянув на меня, после чего удаляется на балкон.
Я остаюсь на кухне, наблюдая за тем, как, Джек нервно расхаживает по балкону. Он закрыл за собой дверь, и я не слышу, о чём он говорит. Но по недовольному лицу смею предположить, что ничего хорошего этот разговор не сулит. Когда дело касается родителей Джека, ни о чём хорошем вообще не может быть и речи. Мне невыносимо видеть, как мгновенно меняется настроение Джека. Он снова превращается в обычного угрюмого и недовольного мужчину. Я всегда была в хороших отношениях со своими родителями. В любой сложной ситуации они меня поддерживали. Я чувствовала их заботу и любовь. И поэтому мне сложно понять, как родители могут не любить собственного ребёнка.
Когда Джек возвращается, то выглядит злым и недовольным. Он тяжело дышит и даже не смотрит в мою сторону. Размашистыми шагами он проходится по гостиной, а потом кидает телефон в стену с болезненным рёвом. С громким треском аппарат разваливается на части, падая на пол. Осторожно я подхожу к Джеку, который сгорбившись, сидится на диван, выглядя при этом, как раненный зверь. Опускаюсь перед ним на пол и заглядываю в его лицо, пытаясь прочитать в нём ответы. От того каким поверженным он выглядит, моё сердце болезненно сжимается.
– Они возвращаются, – тихо произносит он, и сначала кажется, что мне послышалось, но потом он повторяет уже громче, – они возвращаются.
– Кто? – спрашиваю я, сплетая наши ладони вместе.
– Мои родители, спустя столько лет решили вернуться назад. У них какие-то проблемы с бизнесом и они бегут сюда, поджав хвост. И, конечно же, они собираются жить в своём доме. Они же не могли придумать другое время для возвращения. А лучше бы никогда не возвращались, – с каждым словом голос Джека становится всё громче. – Они бросили меня, Кенз. Они оставили меня одного, разбираться со всем самостоятельно. Их не волновало, что со мной. Они думали, что посылая мне деньги, раз в месяц делают свою родительскую работу. Но я не потратил ни цента из их подачек. Пошли он к чёрту со своими деньгами. Они мне не нужны. Мне не нужны родители. Я справился и без них. Но теперь они снова заявляются в мою жизнь.
– Может им нужно дать шанс? – осторожно спрашиваю я, и Джек смотрит на меня с таким выражением лица, словно я сказала несусветную глупость.
– Какой на хрен шанс? Они не дали мне шанса. Они решили, что я никчёмный, поставили на мне крест и свалили в долбанную Италию заниматься виноградниками. Я не собираюсь давать им шанс. Они могут забрать свой дом, но я не хочу строить из себя хорошенького сыночка. Им стоит принять меня таким, каков я есть. Я даже видеть их не хочу. Меня вполне устраивало, когда они были на другом континенте и звонили раз в месяц. Телефонный разговор я переживу, но на большее меня не хватит.
Джек встаёт и не глядя на меня уходит в спальню. Я остаюсь на полу в полном недоумении. Не знаю, что нужно сказать, что сделать, чтобы облегчить его боль. Очевидно, что всё даже хуже, чем я думала.
Через пять минут Джек выходит из спальни полностью одетый. Его лоб как всегда нахмурен, а лицо отстранённое. Мыслями он явно далеко отсюда. Я поднимаюсь с пола и подхожу к нему. Он смотрит на меня невидящим взглядом и быстро целует в щёку.
– Куда ты? – спрашиваю я, наблюдая за тем, как он надевает свои ботинки.
– Проедусь, мне нужно немного проветриться, – бормочет он и снова целует меня, но я не чувствую ничего, кроме обеспокоенности.
– Ты уверен, что хочешь ехать в таком состоянии? Я имею в виду, это не совсем безопасно.
– Не переживай, – он улыбается, но получается фальшиво и неестественно. А после Джек выходит за дверь и она с тихим щелчком закрывается за ним. Я стою на месте, как вкопанная. Нельзя его так отпускать. Он обязательно что-нибудь натворит. Чёрт! Срываюсь с места и босиком выбегаю в коридор. Быстро спускаюсь по ступенькам, надеясь, что он ещё не уехал. На мне только тонкий свитер, еле прикрывающий попу, поэтому стоит мне оказаться на улице взгляды прохожих устремляются на меня. Ветер холодит ноги, но я не обращаю внимания. Я оглядываюсь в поисках Джека, но вижу только, как он удаляется на своём мотоцикле, вливаясь в дорожный поток. Обречённо вздыхаю и возвращаюсь обратно. Теперь он сам по себе, я уже ничего не смогу сделать, чтобы помочь ему справиться с этим. Человек должен хотеть, чтобы ему помогли. А Джек явно этого не хочет. Мне остаётся лишь надеяться на то, что с ним всё будет в порядке, и он вернётся ко мне.
ДЖЕК
Я люблю скорость. Люблю чувствовать урчание двигателя во всём теле, пока несусь по улицам города. Ощущать ветер на своём лице, конечно, это не безопасно и обычно я всегда надеваю шлем. Но не сегодня. Сегодня моё тело кипит внутри, сводя меня с ума. Это утро началось просто прекрасно, как и любое другое в компании Кензи. Каждый день я всё больше влюбляюсь в неё, хотя кажется, что больше уже некуда. Хоть я и знаю её много лет, но она постоянно находит, чем меня удивить. Теперь я знаю, что по утрам она читает модные журналы, а на прикроватной тумбочке всегда лежит книга, которую она читает перед сном. И всегда это что-то из английской классики. Она любит есть шоколадную пасту прямо из банки, и делает это без помощи ложки. Однажды, я застал её за этим занятием и всё моё тело буквально взбунтовалось. А кто вообще может устоять перед тем, как девушка слизывает шоколад с пальца. Кензи делала это, не задумываясь, что я увижу. И это зрелище было самым сексуальным, что я видел. Эта девушка крепко привязала меня к себе, и я ни разу не подумал сопротивляться.
И вот теперь мои родители просто обязаны приехать и внести хаос в мою привычную жизнь. Я уже с трудом могу вспомнить те счастливые моменты, что у нас когда-то были. Они любили меня, пока я был хорошим сыном, пока не ввязывался в драки и не прогуливал уроки. Смутно, но я помню это. А потом всё само собой скатилось в никуда. Я оказался не таким правильным и эталонным сыном, о котором они могли бы рассказывать своим друзьям в загородном клубе. Но разве у меня был шанс? Я не хотел лгать им и скрывать свою бунтарскую сущность за строгими костюмами и фальшивыми улыбками. Я был сорванцом, но я не ввязывался в драки просто так. Я никогда не начинал их первым, но если это нужно было, то я мог постоять за себя, за друзей или просто незнакомого мне ботаника. Да, не буду отрицать, мне нравилось драться, но я не был таким уж хулиганом. Да если и был, неужели родители не должны любить своих детей такими какие они есть? Вроде презумпции невиновности. Но мои родители решили, что я какой-то бракованный и ремонту не подлежу. И всё же отец время от времени продолжает тыкать меня носом в то, что я никчёмный. Его бесит, что я занимаюсь татуировками, вместо того чтобы заняться чем-то более существенным. Возможно, лишь назло ему я продолжаю зависать у Джен и не решаюсь открыть своё дело. Мне доставляет дикое удовольствие, когда я рассказываю отцу о своей работе. Мама же старается играть роль заботливого родителя и делает это на твёрдую пятёрку. Многие глядя на неё скажут, что она безумно меня любит. Но под этой маской я чувствую, что она не очень довольна мной. Мои родители оба выпускники самых лучших университетов. Это что-то вроде семейной традиции и я единственный её нарушил.
Съезжаю к пристани, где в ряд выстроились дорогие яхты и корабли. Солнечные лучи отражаются от спокойного океана, ослепляя меня. Проезжаю туда, где меньше всего народа и останавливаю мотоцикл. Ставлю его на подножку и иду к бетонному ограждению. Сажусь на него и перекидываю ноги. Если немного наклониться, то можно достать рукой до океана. Погода сегодня выдалась достаточно тёплая для конца апреля. Ветра практически нет, отчего поверхность океана напоминает огромное зеркало, лишь местами идёт рябь, заставляя двигаться пришвартованные яхты. Над водой летают чайки, звонко перекрикиваясь. Где-то позади, прогуливаются туристы, фотографируя всё, что им попадается. Но сейчас я не обращаю внимания ни на что. Есть только я и океан такой спокойный и безмятежный, что встречается не так часто. Полная противоположность моему внутреннему состоянию. Мы с ним во многом похожи. Я большую часть времени такой же импульсивный, хмурый, недовольный. Внутри меня всегда бушует шторм, но с приходом Кензи что-то изменилось. Кажется, что только она может совладать с моей непостоянной сущностью.
Беру небольшой камешек, лежащий рядом, и закидываю его в тёмные воды океана. От него мигом расходятся круги, пока постепенно не исчезают. Потом я бросаю ещё один и ещё. Я словно освобождаюсь, скидывая с себя этот эмоциональный груз. С каждым кругом на воде я становлюсь спокойней. Мне уже не хочется начистить чью-то морду.
– Терапия блинчиками? – слышу я насмешливый мужской голос. Поворачиваю голову к своему гостю и вижу, как ко мне подходит Кэм. На нём синяя рубашка-поло, руки спрятаны в карманы чёрных джинсов, а на ногах потрёпанные кеды. Кажется, что нам всё ещё семнадцать. Что всех этих лет не было, что всё это дерьмо не случалось с нами обоими. Но всё это далеко не так. Мы уже давно не дети. А этот взрослый мир оказался не таким увлекательным, как мы думали.
– Что ты тут делаешь? Я думал ты сейчас на каком-нибудь тренинге для молодых папаш, учишься надевать подгузники и пеленать пластиковых кукол.
– Откуда ты так много знаешь об этих тренингах? – усмехаясь, спрашивает друг, устраиваясь рядом со мной.
– Иногда я смотрю телевизор, чувак, – отвечаю я серьёзным видом, а после мы оба смеёмся.
– А если серьёзно, то мне позвонила Кензи, она беспокоилась, – произносит Кэм, тревожно глядя на меня. – Ты в порядке? Она сказала, что звонили твои родители.
– Они возвращаются. Я не вникал в суть, кажется, что-то произошло с их винодельным бизнесом. После того, как он сказал, что возвращается назад, я отключился от разговора. Я не хочу их видеть, не хочу снова притворяться тем, кем я не являюсь. А они определённо захотят устроить какой-нибудь праздник по возвращению. Созовут весь город, чтобы показать какая мы дружная семья.
– Это хреново! Сочувствую, брат. Но может они изменились? Дай им второй шанс.
– Вы сегодня все как сговорились! – кричу я и вижу, как несколько прохожих оборачиваются в мою сторону. Бросаю в них грозный взгляд, и они испуганно спешат дальше.
– Я как никто другой знаю о проблемах с родителями. Я своих уже потерял. Но может твоих ещё можно вернуть, – говорит Кэм спокойно. И я понимаю, что веду себя, как ребёнок. У Кэма тоже были сложные отношения с отцом. И ему доставалось больше чем мне. Меня просто не замечали, а его отец следил за каждым шагом, дрессируя как собачку. Но Кэм никогда не жаловался. Все думали, что у него идеальная семья, кроме самых близких друзей.
– Не думаю, что это возможно, да я и не хочу, – отвечаю я, закидывая очередной камешек в воду.
– Это твоё право, – Кэм тяжело вздыхает и обращает свой взгляд на океан. Какое-то время мы просто сидим в тишине, наслаждаясь тёплым солнцем и красивым океаном. Это хорошее молчание. Мужчины не очень любят болтать по душам. Мы справляемся со своими проблемами иначе. Нам не нужны психотерапевты. Оставьте это женщинам.
– Так значит вы с Кензи теперь вместе? – осторожно интересуется Кэмерон. Видимо, Кензи рассказала о нас Джилл, а та в свою очередь поделилась со своим мужем. Девушки совершенно не умеют хранить секреты.
– Да, – просто отвечаю я, не вдаваясь в подробности.
– Это здорово, – Кэм качает головой в знак одобрения, словно он отец Кензи и я пришёл к нему за благословением. – Вам давно пора было это сделать. Когда она позвонила, то была очень обеспокоена. Она, кажется и правда влюблена в такого придурка как ты.
– Иди ты к чёрту! – пихаю друга в плечо, на что он весело хохочет.
– А если честно, то я очень рад за вас. Правда. Ты заслужил её. Надеюсь скоро оторваться на вашей свадьбе.
– Мы не заглядывали так далеко.
– Джек, вы знакомы почти двадцать лет. Ты хочешь прожить ещё двадцать лет, решая жениться на ней или нет? По тебе итак видно, что ты влип по уши. Так зачем тянуть?
Так ли это? Конечно, он прав, я влюблён в неё и очень сильно. Но свадьба?! Готовы ли мы связать себя узами брака? Не знаю. Я определённо хочу видеть её с собой рядом сегодня, завтра и всегда. Но я должен всё сделать правильно. Должен позаботиться о том, чтобы нам было, где жить. Чтобы она ни в чём не нуждалась. Поэтому я не хочу спешить со свадьбой. Это сейчас не самое главное.
– Я не хочу спешить и наделать глупостей, – отвечаю я Кэмерону, отчего он недовольно качает головой, снова устремляя взгляд на океан.
– Не тяни с этим долго, в один день ты решишься, но может быть уже поздно.
И эти слова ещё долго эхом отражаются в моей голове. Пора принимать решительные меры. Как бы это прискорбно не звучало, но отец прав, мне нужно заняться стоящим делом. А для этого придётся оставить Джен. И наконец, сделать то, о чём я не раз думал. Я открою свой ресторан. И тогда мой папаша не будет смотреть на меня с пренебрежением. А я смогу показать Кензи свои истинные намерения. Мне почти двадцать семь, пора прекращать быть мальчишкой и превращаться в мужчину.
МАККЕНЗИ
Весь день я не нахожу себе места. Я хожу из угла в угол, переживая за Джека. Надеюсь, Кэмерон его нашёл. Мужчинам проще говорить друг с другом. Может он разговорит Джека. Боль нельзя держать в себе, её стоит выплеснуть, иначе нервный срыв обеспечен. Так как сегодня выходной, то магазин закрыт. Пару дней назад я представила новую коллекцию, которую приняли очень хорошо. Теперь я хочу нанять нескольких помощниц, поэтому мою почту доверху заполнили резюме потенциальных работников. Чтобы их разобрать потребуется целый день, и я бы могла заняться этим сегодня. Но сев за компьютер, и открыв первое резюме, я не смогла прочитать и строчки. Мои мысли далеко отсюда и ощущение такое, словно я читаю китайские рукописи. Бросив эту глупую затею, решаю заняться созданием новых эскизов, но и эта идея проваливается. Выкидываю смятые листы с негодными эскизами в мусорное ведро и иду к холодильнику. Я из тех девушек, что заедают стресс. Конечно потом мне приходится лишние часы проводить в тренажерном зале, но это того стоит. Достаю из морозилки ведёрко с малиновым мороженным и устраиваюсь на диване перед телевизором. Беру пульт и начинаю переключать каналы. Попадаю на какой-то сериал и устав нажимать на кнопки решаю прекратить поиски чего-то годного. Через полчаса я уже втягиваюсь в происходящее на экране, забывая обо всём. И с грустью замечаю, что ведёрко мороженного опустело. Делаю себе пометку, никогда не есть перед телевизором. Горло начинает саднить, и я понимаю, что немного переборщила с холодным. Завтра меня наверняка одолеет ангина. Укутываюсь в тёплый плед, который я предусмотрительно всегда оставляю на диване. Я часто замерзаю дома, поэтому у меня целый арсенал вязаных носков, тёплых пижам и свитеров. Укладываюсь на диване, погружаясь в сериал, который и не думает заканчиваться. Вскоре за окном темнеет, а мои глаза закрываются. Я засыпаю и всю ночь отгоняю от себя страшные кошмары.
ДЖЕК
Мы с Кэмероном решаем зайти в бар у пристани. Типичное заведение с бильярдом, телевизорами показывающими футбол и пьяными лицами в клубах сигаретного дыма. Мы садимся в дальнем углу, напротив телевизора и заказываем по пиву. Тут шумно, слышны мужские голоса и грубый смех. То и дело кто-то ударяет по шарам, радуясь удачной партии. Между столами снуют официантки, разнося огромные кружки с пивом и закуски. Мы смотрим футбол, время от времени обсуждая всякие глупости. Кэм больше не упоминает моих предков, и я рад этому. Я рад снова оказаться там, где я раньше был частым гостем. И понимаю, что как бы мужчина не любил свою женщину, иногда ему всё же нужно время для себя. Когда мы выпиваем наше пиво, я иду к барной стойке за новой порцией. Пока я жду своё пиво, сзади ко мне подходит девушка. Сначала я чувствую приторно-сладкий аромат её духов, а потом уже вижу, как она садится на высокий стул рядом со мной. Она игриво улыбается и проводит своей маленькой ручкой с длинными наманикюренными ногтями по моей руке, обводя татуировки.
– Привет, красавчик, – произносит она, соблазнительным тоном, откидывая длинные светлые волосы за спину. Она не красавица и понимает это, поэтому пользуется своим оружием, большой грудью. На ней топ, который она наверняка надела с помощью масла. Он так туго её обтягивает, что я даже боюсь, как бы она не упала в обморок от недостатка кислорода.
– Привет, – отвечаю я безразлично, отворачиваясь от неё.
– Не желаешь повеселиться? – произносит она, наклоняясь ко мне, отчего её грудь касается моего плеча.
– Не заинтересован, – отвечаю я резко, и она обиженно поджимает губки.
– Ты многое теряешь, – самодовольно отвечает она и уходит. Бывают же такие девушки, которые совершенно не знают себе цену. Которые вешаются на каждого, готовые раздвинуть свои ноги первому встречному. Раньше я без зазрения совести пользовался такими одноразовыми куклами. Для меня они были не более чем бесплатный секс, без чувств и последствий. Мне совершенно неважно было, как их зовут или какой сок они любят больше всего. Я забывал их лица, сразу же, как выставлял из своей кровати. Они даже не обижались, если я называл их другим именем. Они получали то, что хотели и знали, что большего не получат. Но стоило мне попробовать Кензи на вкус, как мир вокруг изменился. Теперь я не понимаю, как мог заниматься сексом ради самого секса. Теперь каждое занятие сексом превращается в игру, спектакль, во что-то совершенное и прекрасное. Это не обычный трах, это занятие любовью. И можете назвать меня глупым романтиком. Но рядом с Маккензи я хочу быть таким, она делает меня мягче и лучше.
– Вижу, дамы к тебе так и липнут, – насмешливо произносит Кэмерон, когда я возвращаюсь к нашему столику.
– Это тело хотят все, чувак. Но теперь оно доступно, только одной даме, – отвечаю я, на что друг снисходительно улыбается.
– Не думал, что этот день настанет. Но раз всё так серьёзно. То за моногамию, – Кэмерон поднимает кружку с пивом, и мы чокаемся.
Около одиннадцати вечера мы покидаем бар. Кэм уезжает на такси домой. А я сажусь на мотоцикл и еду к Кензи. Она не звонила и не писала весь день, но я понимаю, что оставил её не в лучшем настроении. И то, что она позвонила Кэмерону, лишний раз доказывает, как она за меня переживает. Поэтому я просто обязан вернуться поблагодарить её. А ещё извиниться за то, что повёл себя как ребёнок. Она хотела помочь, а я её оттолкнул, решив уехать. Но я просто не мог оставаться в четырёх стенах. Мне нужно было дышать свежим воздухом, иначе бы я задохнулся и взорвался. Новость о родителях буквально выбила почву у меня из-под ног. У меня была своя выстроенная жизнь, и теперь они решили вернуться, тем самым разрушив всё, что я построил до основания. Но сейчас я думаю, что смогу справиться с этим. У меня есть Кензи, я не одинок.
Подъезжаю к нашему дому и оставляю мотоцикл на парковке. Захожу в дом, проходя по просторному фойе, и поднимаюсь по лестнице. У кого-то громко играет музыка, слышен смех и разговоры. Здесь почти всегда шумно. Все соседи студенты, так что вечеринки неизбежны. Но благодаря толстым стенам, музыки практически не слышно. Когда я поднимаюсь на наш этаж, то стучу в квартиру Кензи. За дверью тихо, но кажется слышно какое-то бормотание. Возможно, она смотрит телевизор. Стучу снова, но ответа нет. Тогда я достаю из кармана ключ, который она дала мне пару дней назад и открываю дверь. В квартире темно, лишь от телевизора исходит свечение. Закрываю за собой дверь и снимаю ботинки. Наверно, Кензи уснула перед телевизором. И когда я вхожу в гостиную, то вижу, что она правда спит. Закутавшись в плед, словно гусеница и поджав под себя ноги. Подхожу к ней и целую её в лоб. Но понимаю, что она слишком горячая и это точно ненормально. Опускаюсь перед ней на корточки и легонько трясу её.
– Кензи, проснись, – говорю я тихо, гладя её по волосам.
Она шевелится, плотней закутываясь в плед, но глаза не открывает.
– Кензи, проснись, пожалуйста, – шепчу я, снова целуя её горячий лоб.
– Джек, – хрипло произносит она, – мне холодно.
– Детка, кажется, ты заболела. Где у тебя аптечка? Нужно смерить температуру.
– На кухне в шкафу над раковиной, – тихо отвечает она, открыв наконец свои сонные глаза. – Ты в порядке?
– Это я тебя должен спрашивать, глупенькая, – говорю я, улыбаясь ей.
– Я волновалась за тебя.
– Всё хорошо, детка. Сейчас мы тебя вылечим, и всё будет просто чудесно.
Кензи слабо улыбается и закрывает глаза, а я иду на поиски аптечки. Там где и сказала Маккензи, я нахожу заветный ящик и достаю градусник, за ним сразу же беру какой-то сироп. На этикетке написано, что оно в два счёта спасает от жара. Вот и проверим. Наливаю воды в стакан и возвращаюсь со всем этим арсеналом обратно в гостиную.
– Вот, я всё нашёл, – ставлю лекарства на кофейный столик и сажусь на диван, – иди ко мне.
Кензи недовольно ворчит, но я её не слушаю и помогаю лечь на меня. Приобнимаю её левой рукой, прижимая к себе её раскалённое дрожащее тело. Даже сквозь плед чувствуется её жар. Устанавливаю градусник и в полной тишине мы ждём результата. Осторожно я глажу её по спине, пока она справляется с ознобом. Наконец раздаётся звуковой сигнал, и я забираю у Кензи градусник.
– Плохо, да? – слышу я тихий голос девушки.
– Жить будешь, – отвечаю я, стараясь сделать голос более спокойным. Температура близка к сорока градусам и меня это не очень то радует. Я даю Кензи выпить жаропонижающее и противовирусное, заставив запить это всё целым стаканом воды. А после плотней прижимаю её к себе, желая, чтобы ей скорей стало лучше. Я совершенно не привык видеть её такой слабой. Моя Маккензи Джонс всегда была бойцом. Мне почему-то казалось, что она никогда не болеет. Но оказалось, что это только видимость и все мы имеем свои слабости.
– Теперь ты тоже заразишься, иди к себе, а я справлюсь, – тихо говорит Кензи, и я не сразу понимаю, что она сказала. А когда смысл её слов доходит до меня, то злюсь на неё. Как она могла подумать, что я брошу её одну в таком состоянии. Да я лучше слягу с температурой рядом с ней, чем покину её.
– Меня это не волнует, бактериям я не по зубам. А если я и заболею, то надеюсь, ты не оставишь меня умирать.
Кензи смеётся на мою шутку и внезапно закашливается. Когда приступ кашля проходит, она устраивается поудобней и говорит:
– Я рада, что ты в порядке и что сейчас ты тут.
– Я всегда буду рядом, – шепчу я, целуя девушку в макушку.
Она затихает, пока я глажу её по спине. Вскоре Кензи прекращает дрожать, озноб проходит. И жар спадает, теперь она уже не красная и не горячая. На лбу блестят капельки пота, и я принимаю это за хороший знак. Она поправится, всё будет хорошо. Но сказать честно, она меня очень напугала. Мне совсем не хочется видеть её слабой. Не хочется, чтобы ей было больно. Если бы я мог, то забрал бы себе её боль. Хорошо, что я приехал вовремя и смог ей помочь. А ведь я мог просто уйти к себе, решив, что она уже спит. Но всё вышло именно так, как должно. Мы всегда стоим перед выбором, куда пойти, что сказать, как поступить и из того что мы выбираем, состоит наша жизнь.
