Текст книги "Саваоф"

Автор книги: Светлана Чехонадская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

В начале нашей совместной жизни я попыталась указать ему на это, но встретила отпор: «У меня есть шанс, которого нет у тебя! – сказал мой муж. – В вашей корпорации, несмотря на все ее гигантские обороты, потолок служащих известен. А у нас всякое может случиться». Я его любила и не стала напоминать о высоте моего потолка: говорят, мужчин это до сих пор обижает. За десять лет шанс так и не появился, но меня это мало волнует. Я получаю очень хорошие деньги. Нам хватает.

– Ты посмотри, что придумали! – воскликнул Алехан, разворошив бумаги. – По-моему, это гениально! Нет, ну какие головы у людей, я просто удивляюсь!

Обычно его удивляет то, что не удивляет меня, и наоборот, но совместная жизнь учит лицемерию.

– У кого головы? – спросила я, отрываясь от журнала.

– У разработчиков «Саваофа». Думаю, это внесет свежую струю. Ребята озолотятся! Как пить дать, озолотятся.

– На нем уже столькие пытались озолотиться! – Я засмеялась. – А озолотился один полоумный Дирк, да и то не факт.

Алехан тоже засмеялся. Я рассказывала ему историю «Саваофа». Сам он ненавидит читать.

– Да ты посмотри! – Он протянул мне один из листов.

– Бумага! – удивленно произнесла я. – Настоящая бумага! Дай угадаю! Из археологических раскопок?

Это оказалась анкета.

– «Ваш вес на день заполнения», – прочитала я. – Что это, Алехан?

– Ты читай, читай!

– Ба! Неужели они включились в программу «Похудей» и обещают снижение веса тем, кто будет смотреть их фильмы?

– Да ты не иронизируй! Ты читай дальше!

– Я не иронизирую. С экономической точки зрения это было бы выгоднее всего. Уж тут бы они не прогорели. Похудание – беспроигрышный вариант. На нем просто невозможно не получить прибыли. Невозможно!

– Да что ты заладила со своим похуданием?

– Вот пишут «ваш вес на день заполнения»... Так, дальше: «ваш рост на день заполнения». Говорю же – похудание.

Я взглянула на Алехана. Сосредоточенное и даже злобное выражение его лица поразило меня.

– Да тут много вопросов! – сказала я. – Видишь номер: сто двадцать семь? Все эти листы являются анкетой? Зачем она?

– Посмотри другой лист. Слово «вес» ты, видимо, не можешь воспринимать адекватно!

Я взяла другой лист.

– Здесь все о друзьях. В скобках написано: в сумме не больше шести. Смотри, Алехан, здесь тоже про их вес! – Я не выдержала и прыснула.

Он сердито вырвал бумагу у меня из рук.

– Если тебе неинтересно, я не настаиваю.

– Нет, теперь интересно. Ты так обижаешься! С чего бы это? Давай-давай.

Поколебавшись, он вручил мне отобранный лист.

– Говоришь, новая идея хозяев «Саваофа»?.. Нет, слушай, настоящая бумага! Как это стильно!.. Алехан, я, кажется, рассказывала тебе, что программа словно заговоренная. В ней не хватает стержня. С одной стороны, человечеству очень интересно знать, что было бы, если. А с другой стороны, все время чего-то не хватает. Нет, я думаю, однажды это недостающее звено будет найдено.

– Ты будешь читать? – не выдержал Алехан.

Я снова удивилась: обычно он любит порассуждать о слабых местах «Саваофа».

– Итак, анкета. Слушай... – Я подняла глаза. – Они хотят знать все мои физические параметры.

Он молчал и глядел мне в глаза с еле сдерживаемой улыбкой ликования.

– Мои, – повторила я. – Мои? Ты хочешь сказать, что теперь эти ребята предлагают ввести в свои игры меня?

– Что-то вроде того, – многозначительно согласился Алехан.

– Ты с ума сошел?

– Почему это?

– Ввести меня, скажем, в эту древнюю комедию о мужчине, по пьянке угодившем в другой город? На место главной героини? Я ничего не понимаю.

– Ты действительно ничего не понимаешь. Тебя не будут никуда вводить. Тебя оставят в твоей жизни. Со мной и четырьмя твоими друзьями. Шесть – это в сумме, вместе с нами.

– Ну-ка, повтори еще раз, но теперь медленно. После работы я плохо соображаю. Знаешь, сегодня у нас произошла очень забавная история...

– Это будет не старый фильм, – перебил меня Алехан. – Это будет один из наших дней. Только один из наших дней. Именно его будет обрабатывать программа «Саваоф». А мы будем смотреть, что было бы, если.

– И какой день ты собираешься препарировать? – все еще весело спросила я. – Мы должны к нему как-то готовиться?

– Нет, чтобы эксперимент оставался чистым, готовиться нельзя! – с улыбкой возразил он. – Мы должны быть естественными. Точнее, должны были быть естественными.

– Что значит «должны были»? – уже серьезно спросила я. – Почему это в прошедшем времени?

– А потому что день уже выбран, – сказал мой муж. – Было снято три, и компьютер выберет один из них. Наиболее богатый вариантами, по его мнению. Но там и гадать нечего! Наиболее богат вариантами тот самый день.

– Какой тот самый?

– Ну, не придуривайся. Ты ведь у меня умница! Ничего подобного последней ссоре в жизни нашей компании давно не было! – сказал муж и поцеловал меня в щеку.

– Алехан, – сказала я, помолчав немного. – Ты что, тайком записал какие-то наши дни?

– Да, – признался он.

– Каким образом?

– У них есть аппаратура. Пока все не очень отлажено, и мне предложили остановиться на простейшем варианте: небольшой кусок дня в этой комнате. Ну, желательно, чтобы было побольше людей. Но не больше шести. Больше они пока не могут. Если ты волнуешься о том, что мне это дорого стоило...

– Я волнуюсь о другом.

– Нет, я хочу поставить все точки над «i»! – Он покраснел немного. – Мне это не стоило вообще ничего! По крайней мере, ничего сверх моих «карманных» денег. – Он выделил эти слова злобной интонацией. – Я участвую в эксперименте, если хочешь.

– «Если хочешь» надо было спрашивать заранее. Вот так – прийти и спросить: а хочешь ли ты, дорогая?

– Не драматизируй! Во-первых, знание привело бы к искусственности. Во-вторых...

– А твоя, как ты выражаешься, искусственность не испугала разработчиков?

– Один «искусственный» лучше, чем двое, не так ли? Потом мне были даны инструкции, как вести себя. И позволь мне договорить! – Он повысил голос. – Ничего особенного не произошло. Записывался кусок дня. Один незначительный кусок! Давай считать, что для домашнего архива! Господи, если бы я бегал перед тобой с нашей камерой и задавал вопросы неестественным голосом, а потом достал чип, записал все на диск и положил его в стопку других, которые никто и никогда не смотрит, – это бы тебя не раздражало!

– Нет, не раздражало бы, – твердо сказала я. – И не твое дело, почему. Это мое право – раздражаться или нет. Запись на домашнюю камеру меня не раздражает! А то, в чем ты сейчас признался, раздражает. Я не согласна!

– Послушай...

– Не согласна!

– Из принципа?

– Да хоть из вредности! Это мое право!

– Пусть так!

Он наклонился над столиком и быстро провел по нему рукой. Бумаги вздыбились, как льдины, самый крайний из полученных айсбергов тяжело заскользил и рухнул на пол, расслаиваясь при падении. Алехан вышел из комнаты, хлопнув дверью. Занавеска на окне рванулась за ним, но сразу же успокоилась.

Я подняла лежавшие на полу бумаги. «Вес, опять вес, предметы, которые находятся в комнате случайно, предметы, которые находятся не на своих местах, обычная температура, которую вы выставляете, напитки, которые вы обычно употребляете после 16 часов (если это коктейли, назовите точное соотношение ингредиентов), ваш режим питания, примерный состав продуктов (завтрак, обед, ужин, если есть промежуточные приемы пищи, назовите их), назовите точно, какую одежду вы надевали все семь дней до съемок (заполняйте так: день недели, температура воздуха, рабочие мероприятия (если есть), досуговые мероприятия (если есть) и тип одежды...»

– Алехан! – позвала я, усаживаясь с бумагами на диван. – Говоришь, съемка для семейного архива?

Он не отзывался.

– Все семь дней ты записывал, в чем я ушла на работу! И, кстати, расспрашивал меня о «рабочих мероприятиях», я теперь это припоминаю. Они снимали, как я моюсь в душе? А как мы занимаемся любовью?

– Мы уже очень давно не занимаемся любовью, – сказал он, появляясь в дверях.

– И, мне кажется, зря. Тебе нужно развлечение в жизни. Можешь завести любовницу. Я разрешаю.

– Женщины-боссы отвратительны. – Он сел напротив меня. – Что значит: ты разрешаешь? Разрешай на работе, а не в моей жизни.

– Ну, так и ты уважай мою свободу.

– Я ее уважаю. Я пришел с этими анкетами, которые давным-давно заполнил и сдал, именно чтобы подготовить тебя, чтобы все объяснить.

Он всегда был таким. Если старые журналы не врут, все мужчины раньше были такими. И слава богу, что времена изменились. Это, наверное, ужасно – иметь рядом с собой подобных существ, принимающих решения за себя и других, уверенных в своем праве на решения. Да, я живу с таким существом, но он хотя бы один. Я могу отдохнуть на работе...

– Все подготовлено, но без твоего согласия запущено не будет, – сказал Алехан. – Ты ничего не знала, потому что так интереснее. Если хочешь, это мой подарок. По-моему, классный.

– И в чем он заключается? – спросила я, постукивая стопкой анкет о журнальный столик, чтобы не выпячивались отдельные листы. Трогать бумагу мне как всегда было очень приятно.

– Тот день, когда мы поругались с Марианной, будет обработан, и вначале мы посмотрим версию «Саваофа»: как развивались отношения в каждой из пар после этого разговора, потом изменим что-нибудь в нашем споре и снова посмотрим. И так далее. Пока не надоест.

– Как же он будет давать версии за другие пары? Он должен все знать о них.

– Как и за нас – чисто произвольно. Ну, я написал, конечно, все, что сам знал: профессия, увлечения, всякие мелочи. Нужно будет их еще поспрашивать, а также снять их квартиры – для достоверности. Впрочем, разработчики на этом не настаивают. Но так еще смешнее, ты не находишь?

– Это несерьезно.

– В том-то и дело, что несерьезно! Это как компьютерная игра. Ты же не веришь, что взрываешь города, когда играешь на компьютере?

– Я на нем не играю.

– А кто сказал, что старые журналы – это более здоровое увлечение? Оки так же портят глаза и дают столь же неверный образ мира. Журналы, фильмы, игры – все они стоят друг друга. Просто у одних репутация лучше, чем у других.

– Ты уверен, что это будет интересно?

– Нет. Но это будет либо жалкое зрелище, либо смешное. Одно из двух. Если жалкое, я даже обрадуюсь. «Саваоф» мне надоел. Но хотя бы удивим всех: и Антона, и Елену, и Марианну, и Микиса. Они ни разу не видели, как он работает. Представляешь их морды? – Он засмеялся, довольный.

– Они тоже будут смотреть?

– Да уж не удержатся.

– А они знают?

– Нет, что ты. Вначале мы должны решить это сами. Хотим или нет.

В этот момент я вдруг поняла, что хочу.

«К собственной жизни у людей повышенный интерес, – так я думала, – и многое в ней хотелось бы переиграть. Первый герой старого «Саваофа» – тот самый бедняга, который повесился: он ведь повесился потому, что полез в драку и в итоге получил по морде значительно сильнее, чем в предыдущие разы. А почему он полез в драку? Потому что не позавтракал и был раздражен больше, чем обычно. То есть он погиб потому, что не позавтракал. Думаешь, это невозможно? – спросила я себя. – Это недостаточная причина? Увы, если бы так! Твой собственный отец не погиб бы, если бы это было недостаточной причиной!»

Я вдруг впервые сопоставила судьбу своего отца с судьбой того вымышленного персонажа. Их ничто не связывало, кроме одного: отец тоже не позавтракал. Он не любил есть по утрам, он ушел к себе на предприятие, где, присев на корточки, проверял напряжение в сети. Напряжение оказалось слишком высоким, прибор замкнуло, в лицо моему отцу вылетела искра, и он на секунду потерял равновесие. Так вот: если бы он позавтракал, то по законам физики упал бы назад. Но он не позавтракал и упал вперед: лицом на тысячу двести вольт. Это была быстрая смерть, и она наступила потому, что его желудок был пустым. Так сказали моей матери, и мне кажется, я тоже это слышала, поскольку в тот момент была у нее в животе и готовилась выйти наружу.

– Объясни еще раз, как это будет, – сказала я, не глядя на Алехана. Мне стало стыдно, что мои глаза наполнились слезами. Я не хотела, чтобы он это видел.

– Обработать весь день они пока не могут – не хватает мощности. Будет обработана только наша ссора в этой комнате. Очень удачно, что было ровно шесть человек. Всех заменят цифровыми двойниками. Вначале действие будет точно таким, как и в реальности. Затем «Саваоф» предложит свой вариант развития событий для каждого из участников. Если те четверо позволят, мы снимем их машины, квартиры, и тогда их отношения будут развиваться в обычных интерьерах, если нет, то «Саваоф» поведет их в кафе, или в парк, или в бассейн, да куда угодно. Все равно будет правдоподобно. И потом там главное – психология. Разговоры между людьми после ссоры. Вот что интересно. Будет ли версия «Саваофа» похожа на то, что произошло на самом деле?.. Как ты думаешь: они согласятся?

...Они согласились.

– Придурки долбаные! – сказала Марианна в трубке. – Меня решили впутать? Я вам что – подопытный кролик?

– Ты против? – уточнил Алехан.

– Ну, не то чтобы... А что от меня требуется?

– Вы куда пошли после ссоры?

– Ссора! – Она захихикала. – Вы не знаете, как мы ссоримся! Это была разминка! Уверена, что ваш «Люцифер» не владеет даже сотой долей тех слов, которые мы используем, когда ругаемся. Я-таки ударила его сковородкой, представляете?

– Дома?

– Нет, в машине, – съязвила она. – Моя машина полна сковородок... Конечно, дома! Мы зашли в квартиру и я, не разуваясь, направилась на кухню. Когда он снимал второй ботинок, сковородка стукнула его по загривку. К сожалению, сковородки такие легкие. Говорят, раньше их делали из чугуна...

– Как же он тебя не убил после этого? – спросил Алехан смеясь.

– Он?! Меня?! Да он меня боится до смерти! Ему какой-то друг, профессор, сказал, что, судя по глазам, я шизофреничка, вот он и старается не связываться. Но покричали мы знатно, конечно... С тех пор он дома не живет. Он у нее.

Она – это молодая любовница Микиса. Приятная девочка, студентка, и тоже, между прочим, якутка. «Голос крови недооценивают» – говорит в таких случаях мудрый Антон. Марианне, конечно, наплевать, она часто закатывает свои скандалы для того, чтобы Микис ушел из дома. Они прожили вместе уже три года, и никакой любви давно нет – а быть одинокой Марианне намного выгоднее: с одиноких женщин не берут налога за отсутствие детей, кроме того, для них есть специальные квоты на рабочие места. Эту льготу, скорее всего, отменят, но не в этом году и не через пять лет – наше лобби в правительствах самое сильное. Так что Марианна копит силы для развода: он ей экономически интересен, не говоря уж о том, что, освободившись, она сможет начать новую охоту на самца – все-таки работать ей не хочется, хотя она никогда и не пробовала.

Микис хорошо стартовал в жизни. Он родился в богатой семье с большими связями. Его пропихнули в прекрасную школу, специализирующуюся на экономике, потом отправили учиться в Европу, потом устроили в Контрольное управление банков – организацию, следящую за чистотой финансовых операций. Зарплата там небольшая, но, накопив связи, можно двигаться дальше: в те самые банки, которые он контролирует. Там наплодили множество неплохих постов, предназначенных как раз для людей с такими связями. Это незаконно, но все так делают.

Марианна вышла замуж за Микиса в тот период, когда лимит «порядочности» – то есть срок, который честные чиновники отрабатывают за свои маленькие зарплаты на благо государства, – был им исчерпан. Даже образовался некий запас, и про Микиса уже говорили: «Как долго он работает „за так”! Наверное, не в банк метит, а в политику! Только там нужны излишки в репутации „порядочного”». Марианна купилась на эти разговоры. Она решила, что Микис хочет сразу стать заместителем управляющего или почетным консультантом, или планирует баллотироваться в Думу.

– Первые несколько лет денег будет немного, – сказала она мне светским и немного жертвенным тоном, каким всегда говорят жены политиков. – Но большую карьеру сразу и не сделаешь. У нас есть, конечно, сбережения...

– А его родители будут помогать? – спросила я, завидуя ее блестящим перспективам. Я не считала, что Марианна достойна хорошего мужа, уж больно она была скандальной.

– У них, якутов, так не принято. Наследство, правда, расписано, и, судя по всему, оно будет огромным – одной земли на севере гектаров сто – но только после смерти отца и матери. А они, знаешь... – она замялась, весело глядя на меня. – Ну, такие бодрые! Такие молодые! Его мать еще в двадцать лет вставила себе в рожу какой-то каркас и теперь не стареет. Потом у этих якутов ни целлюлита нет, ни мешков под глазами! Везучие. Ну и они постоянно делают разные уколы, ходят на процедуры...

– Эти процедуры, говорят, плохо влияют на сердце, – мечтательно сказала я, и мы начали хохотать. Тогда мы могли себе позволить подобные шутки: например, на тему того, что можно заменить ампулы молодости на вытяжку с геном старения – тем самым, что за один год превращает маленького ребенка в дряхлого старика. Такой ген есть, мы знали, но не знали, есть ли вытяжки, его содержащие. Скорее всего, нет, но это только потому, что ученым лень ими заниматься. По-моему, сейчас возможно все. Хватает и знаний, и средств – не хватает только времени. Вот единственный ограничитель, поставленный Богом.

Так вот: мы весело мечтали о наследстве Микиса, и шутки наши были абсолютно пустыми и беззаботными. Но Марианна была полна и настоящих мечтаний – они рассыпались уже через год. «А почему ты решила, что это моя хитрая тактика? – изумленно спросил ее Микис. – Разве я давал какой-нибудь повод?» Его изумление можно понять. Он не давал никакого повода. И строго говоря, Марианна все поняла бы, если бы просто хотя бы раз поговорила с мужем по душам. Спросила его о взглядах на жизнь, поинтересовалась планами – но нет, она была из тех жен, кому это совершенно не надо. Она считала, что жена крупного политика (или, в худшем случае, почетного консультанта банка) не должна лезть в дела мужа, не должна путаться под ногами. Она и меня часто учила уму-разуму:

– Зачем тебе его проблемы? – говорила она. – Не загружай себя. Ты ему мешаешь!

– Разве? – отвечала я. – Мне кажется, он, наоборот, хочет поделиться, посоветоваться. Ему легче после разговоров со мной.

– Может и легче. Но мужчине не должно быть легче! Ему должно быть труднее! Только трудности – трудности и одиночество – превращают мужчину в политика. Я имею в виду политика в общем смысле, то есть банкира-политика, директора-политика, политика-политика. В стратега! Молчаливого, ответственного и угрюмого. Не смейся! Что ты развеселилась? Ведь ты ведешь себя, как мамочка. Ты воспитываешь нытика и болтуна.

Здесь подразумевалось, что мой муж и есть – нытик и болтун, живущий за мой счет.

Бедная Марианна! Весь год она готовила себя к роли жены политика-политика. Стратега! Она даже научилась с особым высокомерным смирением сносить финансовые тяготы их тогдашней жизни. Ну, тяготы были относительные, Микис эти тяготы вообще не считал таковыми – он-то, как ни странно, был очень неприхотлив, даром что воспитывался в полном изобилии. Он не придавал никакого значения внешнему блеску и думал, что жена разделяет его убеждения, тем более что она родилась в бедной семье и, в представлении Микиса, была лучше приспособлена к демократичности, которую он проповедовал. Он как будто и не подозревал, что весь этот первый год их совместной жизни Марианна «жертвовала» собой, своей страстью к нарядам, украшениям, машинам – жертвовала во имя счастливого будущего.

– Какой банк? – продолжал удивляться Микис. – Это незаконно.

– Но так все делают. Уходят по болезни. Или через подставных лиц... – промямлила Марианна, проговариваясь о неплохой осведомленности, накопленной за год мечтаний. – Меня можно устроить.

Микис засмеялся.

– Ты соображаешь в банковском деле? Ты ведь даже школу не окончила!

– Окончу. И университет, если надо, окончу.

– С отличием? – продолжал смеяться Микис.

– С отличием стоит на двести тысяч дороже. – Марианна впервые посерьезнела, и ее милое щебетание жены будущего сенатора приобрело некие металлические нотки. – А денег у нас совсем мало. Так что придется покупать с восьмерками.

– Покупать! – все еще смеясь, Микис нагнулся, чтобы поцеловать ее. – С восьмерками! Нет, любимая, только с десятками! И не университета, а академии. Да, Академии наук. Чего мелочиться?

Так Марианна узнала, что ее муж романтик. И их совместная жизнь превратилась в ад. Правда, я не считала, что она во что-то там превратилась: жизнь, в которой эти двое ни разу не поговорили по душам, и так, согласно моим представлениям, была адом – но эти представления слишком устаревшие. Они были устаревшими даже во времена старых журналов: и пятьдесят, и сто лет назад – может, они всегда были устаревшими?..

В общем, Марианна согласилась поучаствовать в эксперименте, предложенном моим мужем. Она послушно ответила на вопросы, разрешила снять свою машину снаружи и внутри, пустила Алехана к себе домой, хотя обычно стеснялась бедной обстановки.

– Какой же ты дурак! – страстно говорила она, ходя за ним из коридора на кухню, из кухни в комнату. – Ну ладно, я могла бы быть твоей женой! Это еще как-то понятно. Я не умею и не хочу работать, и мне теперь надо искать богатого покровителя, а пока я его найду, мне пригодился бы и такой завалящий, как ты. Но твоя жена – она-то зачем с тобой живет, а? Может, у нее СПИД?

– Ты идиотка? – рассеянно отвечал Алехан, читая инструкцию. – Отойди, я и так запутался.

– Твоя жена бы не запуталась! Она, как и мой Микис, лихо сечет во всех этих программах. И такая же размазня, как и он! Давно бы уже чего-нибудь провернула у себя в корпорации. Вот как ребята, о которых мы говорили перед тем, как поссориться.

– И, как они, села бы на сорок лет?

– Они не знали пароли, а она их знает.

– Какие пароли?

– Ты не помнишь? Она говорила, что знает пароли, которые подтверждают сделку. Или срабатывают как сигнализация.

– Слушай, я тебя умоляю, помолчи хотя бы минуту! Я не могу разобраться.

– Алехан, какой же ты тупой!

...Антон с Еленой объявились в тот же вечер. Они сами приехали к нам, и я, вешая Еленино манто, слушая ее ласковые жалобы на плохую погоду, подумала, что может и правда: разработчики многострадального «Саваофа» наткнулись-таки на золотую жилу. Если даже Елена заинтересовалась!

– Ну, рассказывайте! – потребовал Антон, наклоняясь над стойкой с аппаратурой и рассматривая ее теперь уже очень внимательно.

– Да вам Марианна все рассказала! – Алехан сиял. Ему ужасно понравился интерес, проявленный к эксперименту.

– Марианна – дура. Я не верю ни одному ее слову. Кстати, довожу до вашего сведения, что Микис напрягся.

– Он напряженный с рождения.

– Ты не понял. Он напрягся по поводу твоего предложения. И даже отругал Марианну, что она позволила снимать в квартире.

– Он сказал, что чует здесь подвох, – пояснила Елена, крутя бриллиантовое кольцо на пальце.

– Новое? – спросила я.

– Десять карат, – похвасталась она. – Антон купил.

– В честь чего?

– В честь хорошей погоды, – сказал Антон.

– Так погода плохая.

– Значит, в честь плохой!

– Какой подвох? – спросил Алехан. – Я что-то не понял.

– Микис – мальчик ответственный! – ехидно сказала Елена. – Если он говорит «подвох», значит подвох.

– Да они все такие в своих контрольных управлениях, – отмахнулась я. – Они везде и всегда чуют подвох.

– Это верно. Сволочная работа!

Одним словом, они тоже согласились не только посмотреть версию «Саваофа», но и пустить Алехана к себе в особняк, чтобы он поснимал там интерьеры.

– Но мы сначала поехали в ресторан! – заметила Елена. – Не домой. А ресторан закрытый, клубный. Вам ведь нужно его снять, не так ли?

– А можно?

– Я попробую, – сказал Антон. – Хотя и чую здесь подвох. Я стал похож на Микиса!

– Не дай Господь! – воскликнула Елена, и все мы улыбнулись друг другу.

Первый просмотр состоялся ровно через две недели после ссоры. Алехан не ошибся: компьютер «Дирк Энтертейнмент Фаундейшн» отобрал тот самый день, когда мы все поругались у нас дома. Я была не очень согласна с его выбором. Тот день был нетипичен для нашей компании. Можно сказать, что мы впервые так странно и неприятно проявили себя.

Я никогда раньше не рассказывала о своей работе и уж тем более не открывала секретов, связанных с ней, поскольку тайны моей корпорации стоят огромных денег.

Марианна никогда публично не нападала на мужа по поводу их финансовых неурядиц – на людях она старается играть роль обеспеченной женщины, это ее тылы на случай развода. Она мечтает остаться «в обществе» и после расставания с Микисом, и потому ее оскорбления в адрес влиятельного Антона, имеющего богатых друзей, больше всего навредили ей самой, так как выставили Марианну истеричкой. Какой богатый захочет иметь подругу-истеричку, к тому же упрекающую любовника за недостаток денег? Богатые любят, чтобы все было по любви, точнее чтобы все было безупречно сработано под любовь.

Нетипичной была Елена, так как она оставила без ответа Марианнины намеки насчет любовников. Дело в том, что Марианна солгала. Рога у Антона есть (об этом знаю только я и больше никто в нашей компании – и больше никто об этом никогда не узнает, уж будьте уверены), так вот, рога у Антона есть, но любовник Елены не нуждается в том, чтобы, как выразилась Марианна, его «двигали по службе». Он работает совсем в другом месте и занимает большой пост, не зависящий от воли Антона. А Елена повела себя так, словно испугалась этого разговора. Это было странное поведение. Антон не верит в измены жены, он считает нормальной зависть окружающих к ее красоте, ее шикарности, он обвешивает ее мехами, бриллиантами, антикварными колье и при этом допускает, что люди могут злословить – ну вот как я не обращаю внимания на разговоры вокруг своего брака. Но, конечно, прямые обвинения, которые позволила себе Марианна, это небывалый случай для Антона с Еленой, и реакция должна была быть другой.

Антон проявил себя нетипично не только в этой сцене. Он мудрый человек – не интеллектуал, а жизненно, инстинктивно умный – и никогда не подстрекает людей к развитию скандала. До ссоры я бы не могла его представить в роли человека, провоцирующего Марианну, которая и без того была на грани срыва.

Ну а Микис – тот вообще оказался вне конкуренции! Он даже комара осторожно стряхивает, чтобы не убивать. И вдруг ударил жену!

Нетипичен был и мой муж. Но это отдельный разговор.

– Мне кажется, разработчики ошиблись, – сказала я ему, когда мы уже лежали в кровати. – И в их ошибке я вижу главный изъян, неистребимое противоречие «Саваофа». Компьютер никогда не сможет определить, какие наши поступки закономерны, а какие – случайны.

– А зачем ему это определять?

– Но ведь их влияние на нашу жизнь разное. У случайных – одно, у закономерных – другое.

– Ты имеешь в виду: у случайных – маленькое, а у закономерных – большое? – глухо спросил Алехан и повернулся со спины на бок. В темноте я не видела его лица, но чувствовала, что он смотрит на меня.

– Да, пожалуй, именно это я и имею в виду.

– Но так ли это? – произнес Алехан совсем тихо.

– Какой странный вопрос!

– Да почему же? Разве мы вообще можем знать, чтоопределяет наши поступки?

– В общих чертах можем.

– И что же определяет твои поступки?

– Многое. Но вполне предсказуемое. Характер, убеждения, прочитанное, увиденное, пережитое – все это складируется, прессуется и становится почвой, на которой растут мои поступки.

– Ты, как обычно, сказала красиво, но не сказала ничего. Что значит – почвой? Что означает это слово? Как смешивается характер с прочитанным, а пережитое с темпераментом? Если оно все-таки смешивается – а оно смешивается! – то что получается в итоге? Салат из абрикоса с Гегелем? Или вообще новый продукт? И главное – из какого зерна растут растения на этой почве? Все загадка!

– Но и в этом хаосе угадывается логика. Было бы странно утверждать, что ее нет – ее даже можно почувствовать. Она видна невооруженным глазом.

– Она видна, но она меняется уже оттого, что на нее смотрят. Само наблюдение искривляет ее, заставляет двигаться в другую сторону. Как в квантовой физике...

– Знаешь, – сказала я, помолчав немного. – Это действительно забавно. Мы можем сравнить, что было на самом деле и что предложит «Саваоф». Я думаю, он будет нелепым и разоблачит сам себя. Так уже бывало в его истории.

Просмотр состоялся на следующий день после этого ночного разговора.

Они пришли, немного смущаясь – Елена в невероятном новом пальто, Антон в парадном костюме.

– Опять из ресторана? – громко спросила Марианна. – Вы их рисуете, деньги?

Микис дернул ее за рукав.

– Не порви! Это мое лучшее платье! – обернулась она к нему. – Вот, кстати, работаешь в контрольном органе, который должен отслеживать законность банковских операций. Не хочешь заняться банком Антона? Что-то он слишком жирует. Может, налоги недоплачивает?

– Да пусть отслеживает! Пожалуйста! – сказал Антон, но видно было, что он недоволен.

– Микис – въедливый! – предупредила Марианна. – Если что заметит, то не отцепится!

– Ничего! Отцепим! – отмахнулся Антон. – Ну, все условия созданы? – Он вошел в комнату, потирая руки. – Где поп-корн? Где места для поцелуев?

– В последнем ряду, – сказал Алехан, показывая на спальню.

– Я уже два года не смотрела телевизор! – призналась Елена, усаживаясь в самое удобное кресло (я всегда завидовала тому, как легко она забирает все лучшее). – Мне даже кажется странным, что это может развлекать: маленькие человечки, маленькие домики, крохотные горы.

– Вчера в новостях крохотная лавина снесла миниатюрный городок в Мексике, – сказал Микис, перебирая бутылки. – Погибли три тысячи человечков, правда, совсем малюсеньких...

Антон громко засмеялся и тоже подошел к бару.

– В каком смысле? – спросила Елена.

– Все-таки ты милая! – сказал Алехан.

– Вы пока посидите, а я разморожу торт. – Я торжественно оглядела их всех. – А что? Будем со всеми удобствами.

– Хочу поп-корн! – раскапризничался Антон. – Я не ел поп-корна десять лет!

– И мороженого! Мы требуем мороженого, которое не тает! Которое дают в кинотеатрах!

– Какая гадость! Оно так мерзко превращается в желе! Оно сделано из полиэстера!

– Нет-нет. Почему из полиэстера? Из целлюлозы! Ха-ха-ха!

– Друзья, это натуральный поливинилхлорин!

– Да успокойтесь! – сказала я. – Я не собираюсь давать вам никакого мороженого. Речь шла о торте. Господи, когда людей много, разговор похож на танцора тарантеллы. Бедный «Саваоф»! Как он с нами справится?

– А как выглядит танцор тарантеллы?

– Я знаю! Это милый молодой человек в спортивном костюме! Ха-ха-ха!