Текст книги "Последний фей"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц)
В нескольких метрах от пристани он ощутил, как каменный пол неожиданно сменился деревянным, в ту же секунду нога его запнулась обо что-то жесткое и предательски-низкое…
Нос прогулочной плоскодонки и нос мага прибыли на темные воды подземного озера одновременно.
Разогнавшаяся по мокрым камням лодка с оглушительным плеском врезалась в воду, и если бы оглушенный чародей к тому моменту успел сообразить, что случилось и в какую сторону подниматься вверх, команда утопающих в тот же момент пополнилась бы еще одним человеком.
Может быть, его слегка контуженное о банку премудрие и готов был безмятежно полежать на дне лодки еще пару минут, но с волшебной палочкой, впавшей в истерику по поводу безопасности своего подопечного, такие трюки не проходили.
Стрелой взмыла она ввысь, выдергивая оглушенного студента из состояния покоя непосредственно в вертикальное положение, и подобно стрелке компаса закрутилась по сторонам, выискивая крестника.
Но долго стараться ей не пришлось, потому что из воды выметнулась сильная рука и судорожно ухватилась за розовые доски правого борта.
– Осторожно, перевернешь! – окончательно пришел в себя от порции ледяной водички, доставленной прямо в лицо, и возопил чародей.
Быстро сунув палочку за голенище сапога, он упал на колени, перегнулся через бортик и ухватил подмышки закованную в золотые латы неподвижную фигуру.
Голова в рогатом шлеме звучно бумкнулась о край.
– Подтолкни! – сердито рявкнул он спасителю.
– Тяжелый он… не затащишь… Ты держи… а я лучше вас… к пристани толкать стану…– хрипя и отплевываясь, просипел Лесли.
– Так это… не ты?.. – едва не выпустил из рук утопающего волшебник.
– Я… это… Слепой ты, что ли… – раздраженно выдохнул водяной пылью лесоруб. – Ну, давай, держи его… а то сил больше нету…
Через пять минут под взорами потрясенных девушек Агафон и Лесли со скрежетом и звоном вытащили из воды на узкий причал неподвижного шевалье.
– Надо срочно сделать ему искусственное дыхание! – заявила Изабелла.
– Как? – захлопала глазами Грета.
– Ты давишь ему на грудь…
– Кувалдой? – уточнила дочка бондаря.
– Да снимите же вы кто-нибудь с него это железо!!!
Лесли послушно потянулся к пряжкам ремней.
Агафон – к волшебной палочке.
И оказался первым.
Несколько ключевых слов и взмахов, розовые искры, разлетевшиеся во все стороны и прилипшие крошечными лампочками к потолку – и доспехи с де Шене пропали так же неожиданно, как и появились.
– ОЙ!.. – дружно сказали девушки и молниеносно отвернулись, пряча вспыхнувшие румянцем лица в ладонях.
– Кабуча… – сказал школяр.
Еще несколько взмахов – и одежда вернулась.
И вернулась она, судя по всему, из далекого детства: узкая голубая рубашечка до пупа, вышитая веселыми толстенькими рыцарями, коротенькие штанишки с бантами…
– Может, еще раз попробуешь? – предложил, едва сдерживая нервный гогот, дровосек.
Студиозус помялся, почесал в затылке палочкой и решился на третью попытку.
Пять минут сверхчеловеческих усилий чародея и с десяток экспериментов – один неудачнее другого – в конце концов принесли Люсьену красную рубаху с короткими рукавами, такие же штаны в желтую полоску и пару зеленых крокодиловых сапог.
– От добра добра не ищут, – строго вымолвил Агафон, предваряя дальнейшие вопросы и пожелания, и перевел оценивающий взгляд на истекающего озерной водицей крестника.
– Давай я тебя заодно подсушу, – предложил он Лесу.
Тот зябко поёжился – то ли от подземной прохлады, то ли от возможных последствий.
– А давай лучше не надо?
– Ну, как хочешь… – обиженно сложил подковкой губы маг и решительно засунул орудие фейского труда в карман. – Потом не проси.
– Обещаю! – радостно поклялся дровосек.
– Ну, как? Всё? Глаза открывать можно? – донесся из тени в углу голос присевшей и устало задремавшей там принцессы.
– Н-ну, я бы, на его месте, конечно, не хотел, чтобы меня в таком виде кто-то увидел… – с сомнением протянул Лесли.
– Ну, так можно или нет? – сверкнули нетерпеливым огоньком между разведенными потихоньку пальцами очи Изабеллы.
Несостоявшийся утопленник, словно по сигналу, глухо застонал, разлепил глаза, обвел мутным взглядом окружавшие его фигуры, увидел одну – воплощение водяного на земле – и на лице его отразилось неподдельное изумление.
– П-почему… ты...
– Потом объясню… – набычился лесоруб и демонстративно сжал кулак. – Один на один.
– Д-договорились… – дрогнули в улыбке губы шевалье, он попытался встать, упал на колени, сложился пополам, и его вырвало водой.
После этого он почувствовал себя лучше и смог, наконец, подняться, удивленно и недоверчиво оглядывая свой разноцветный наряд.
– Откуда это… – начал было он, но договорить не дал звонкий крик Греты, стремительно приближающийся вместе с топотом ее ног.
– Я нашла!!! Нашла, нашла, нашла!!!
– Что нашла? – выдохнули все как один.
– Его нашла!!!
И из темноты в сопровождении зеленого мотылька, радостная и запыхавшаяся, выскочила дочка бондаря.
– Да кого?!
– Там, сзади, когда мы бежали мимо, я еще подумала, что мне показалось, а мне и не показалось вовсе! Я еще на ходу голову повернула, и думаю: это тень такая, или не тень? Какая-то тень странная! Я еще подумала, что не бывает таких теней, что это неправильная тень, потому что она такой неправильной, то есть, правильной формы, то есть, для тени неправильной, в смысле, не для неправильной тени, что такое неправильная тень, тени неправильные вообще не бывают, тень она или есть, или ее нет, это как совесть, ну, так вот, а для тени у нее…
– ГРЕТА!!!
– Ну, если вам не интересно, как я его нашла…
– Кого – его?! Кого?! – воздел руци горе Агафон.
– А разве я не сказала?.. – смущенно примолкла девушка.
– Нет, ты не сказала, – выдавила последнюю каплю вежливости и терпения из без того не богатых запасов принцесса.
– А-а… – растерянно протянула Грета, но тут же встрепенулась. – Конечно, выход! Я же нашла выход отсюда, вон там он, там в тени дверь была, только она сгнила вся, и под рукой у меня рассыпалась! А за ней – ход короткий, ну, метров тридцать, не больше, потом лесенка наверх – прямо в кусты – а за кустами луну видно!
За густыми, спутанными и растрепанными, как пряди прически Изабеллы, ветвями оккупировавшего пригорок кустарника и впрямь виднелись кусочки ночи. Когда ленивый ветерок нехотя вспоминал о своих обязанностях и равнодушно обдувал забывшийся тяжелым сном лес, закрывающие небо мелкие листочки вздрагивали, взволнованно перешептываясь, и открывали взорам истомившихся по натуральному освещению людей утопающую в толстых грязных тучах луну.
При первых же потоках свежего воздуха, потянувшихся в затхлую вонь подземного хода, зеленый мотылек Агафона пришел в неописуемый восторг и проворно дезертировал, бесстыже оставив маленький отряд почти на ощупь добираться последние несколько метров до зарослей, смутно маячивших в едва подсвеченном проеме.
Когда лицо дровосека уткнулось в стену из прохладной жесткой листвы, подпираемой снаружи гибкими веточками, он понял, что свобода близка как никогда. Лес нетерпеливо просунул руку между ветвей и попробовал отклонить густо переплетенные корявые стволики. Когда те, едва подавшись, упруго вернулись в исходное положение, с видом эксперта перед лицом особо сложного случая дровосек прицокнул языком:
– Н-да… Заросло – как у тещи в огороде…
– Выломаем! – самонадеянно, но опрометчиво проговорил шевалье, водя по плотной зеленой преграде руками в поисках точки приложения силы.
Специалист по зеленым насаждениям не был так поспешен.
– А-а… К-кре… э-э-э… чародей, – пометавшись между именем и должностью фея, остановился на нейтральном Лесли. – Топор бы нужен хороший.
– Два, – быстро отказался от рукопашной с природой и поправил его Люсьен.
– У меня вам тут чего, топорный магазин? – кисло зыркнул на лесоруба и рыцаря Агафон, поиграл с идеей избавления от кустов магическим способом, скоро пришел к выводу, что топоры – в любом количестве – практичнее и безопаснее для всех[52], и выудил из кармана волшебную палочку.
– Два топора для крестника Лесли! – пробормотал он под нос волшебные слова, и не успел подопечный отскочить, как под ноги – или, если быть совсем точным, наноги ему упал заказ.
Хорошо, что топоры были тупые.
Хотя веса это их отнюдь не лишало.
Высказав всё, что думает, про некоторых знакомых колдунов, не будем тыкать топором, прихрамывающий на обе ноги парень поднял наугад один подарок крестного и взвесил в руке.
– Нормально, сойдет… – хмуро выдавил он и сделал шаг в сторону зеленого противника.
Оставшийся топор достался Люсьену.
Вернее, все – включая шевалье и его премудрие думали, что достался – вплоть до того момента, как пальцы де Шене сомкнулись на топорище.
После этого топор просто исчез.
– Э-э-э…
– А-а-а?..
– Кхм…
Новый взмах палочки, новый топор, новая отдавленная нога – уже самого Агафона, новая попытка шевалье взять орудие лесорубского труда в руки…
– Это такая волшебная шутка, да?
Даже в почти полной тьме было видно, как рыцарь оскорбленно насупился.
– Это такой волшебник, – с отвращением скривился и выговорил студиозус в необъяснимом порыве самокритики. – Ладно, Люся. Не в топорах счастье. Давайте отойдем и предоставим поле боя профессионалу.
– Но мне нужен топор! – не унимался Люсьен. – И, кстати, меч тоже – мой остался на дне озера! И кинжал!
– А мне нужен замок на берегу моря и рябчики, фаршированные ананасами, на завтрак каждый день, – брюзгливо огрызнулся школяр.
– И что? – не поняла принцесса.
– А имею я койко-место в общей комнате и перловку с камбалой по утрам, вот что. Ваше высочество. Так что отнесись к вопросу философски, приятель, – сделал еще одну попытку исправить мировоззрение шевалье волшебник, ухватил того за рукав и оттянул от сосредоточенно взявшегося за привычную работу Лесли.
– Но мне не понятно, почему у него… его… высочества… топор не пропадает? – упрямо не желал ни философствовать, ни относиться юный рыцарь, хоть и отступил, дабы не словить впотьмах обухом по лбу.
– Много знаешь – вечно спишь, – сурово пресек исподволь уходящую не в ту сторону дискуссию Агафон, отвернулся, и с видом важным и таинственным скрестил руки на груди, что должно было дать понять собеседникам, что великий маг настроился размышлять о макрокосме.
Но и компаньоны его – тоже.
– Вот ведь как странно мир устроен… – задумчиво протянула принцесса под стук тупого топора о неподатливое дерево, изредка перемежающийся хрустом доламываемых руками веток и приглушенными профессиональными терминами из стиснутых уст суженого. – Когда ты колдуешь, на тебе вместо куртки появляется балахон очень элегантного покроя и приятного цвета. И крылышки смешные…
Агафон побагровел.
– …А я всегда была уверена, что волшебники страдают врожденным отсутствием вкуса, – не обращая внимания на реакцию чародея, если бы даже различила ее в темноте, продолжала меланхолично королевская дочь. – Постоянно носить черное могут только те, у кого ни на что иное фантазии не хватает. А ведь волшебник, лишенный воображения – всё равно, что птица без клюва!
– Без крыльев, вы хотели сказать, ваше высочество, – поправил де Шене.
– Я хотела сказать «без клюва», и сказала «без клюва», шевалье, и не надо, пожалуйста, думать, что ты здесь самый умный, – холодно проговорила Изабелла, а на лице ее крупным шрифтом было дописано окончание фразы: «потому что самая умная здесь – это я».
Де Шене прикусил губу и склонил голову – то ли выражая почтение, то ли скрывая его отсутствие.
– А сказала я так, – не моргнув и глазом, продолжила принцесса, – потому что птицы без крыльев бывают, а…
– Ой, птичка смешная!.. – удивленно ткнула пальцем в освободившийся меж тем от зелени клочок неба Грета.
– Где? – недовольная тем, что ее прервали, но снедаемая любопытством более, чем раздражением, повернулась и задрала голову принцесса, пытаясь разглядеть обещанную смешную птичку сквозь изрядно поредевшие под натиском Лесли кусты.
– Вон там, на фоне луны только что видела! – возбужденно сообщила дочка бондаря.
– Летучая мышь, наверное, – оторвавшись на пару секунд от работы, снисходительно предположил дровосек. – Или филин.
– Сам ты – филин, – сообщила ему Грета и показала, пока никто не видит, язык. – Мышь маленькая. Филин – он такой…
Дочка бондаря растопырила руки, втянула голову в плечи, надула щеки, вытянула губы и вытаращила глаза, любезно изображая филина для тех, кто на природе ночью в первый раз.
Принцесса приложила руку к сердцу и навалилась на стену, чтобы не упасть.
– А эта птичка… – исподтишка любуясь произведенным эффектом, продолжила Грета экскурс в орнитологию, – вот такая…
– Только не надо ее изображать, ведьма. Я девушка слабонервная. Как выяснилось. Я сама разгляжу, если она появится, – сухо предупредила Изабелла и снова уставилась в набрякшее невидимыми тучами небо.
– Вот эту ты имела в виду? – ткнул пальцем его премудрие в зависший на несколько мгновений на фоне луны – совсем близко от них на этот раз – черный силуэт.
С которого на ошеломленно открывшую рот принцессу глянули два круглых желтых ока.
Предположение Лесли о филине или даже о летучей мыши было бы подтверждено в эту же секунду и навечно, если бы не крылья загадочной птички.
Вернее, полное их отсутствие.
Там, где у мыши находились бы перепонки, у странного летающего существа были только обтянутые черной кожей кости рук, заканчивающиеся предлинными и претощими крючковатыми пальцами. Тело летуна больше всего напоминало огромное черное меховое яблоко с воткнутыми в него сучками.
Существо моргнуло янтарными плошками-глазищами размером с абрикосы, пискнуло пронзительно – словно гвоздем по стеклу чиркнули, метнулось в открытый лесорубом проход и в мгновение ока исчезло во мраке за спинами людей, обдав их воздушной волной со слабым гнилостным запахом.
– Ч-что… эт…то?.. – слабо шепнула принцесса, оседая по стене.
– Я ж-же… г-говорю… н-не ф-филин… – победно прозаикалась в ответ дочка бондаря.
– Что это было, маг? – нервно нахмурился шевалье.
– Это… – Агафон порылся в анналах памяти и быстро извлек подходящую статью из прошлогоднего курса монстрологии. – Это грабастики. Эндемики Веселого леса.
– От слова «гроб»? – замогильным голосом уточнил Лесли, выставив перед собой топор и настороженно пожирая глазами плотный мрак подземного хода.
– Нет, что ты, – сделал вид, что весело улыбнулся чародей. – От слова «заграбастать». Или «грабить». Мнения монстрологов по поводу энтомологии ономастики этого топонима расходятся.
Уловив из всей речи только «мнения расходятся», дровосек сурово буркнул «Чего еще от них ждать» и с утроенной яростью накинулся на недобитый кустарник – только ветки полетели.
– Никогда таких не видел… – впечатленный мимолетным явлением, покачал головой де Шене и двинулся вперед – оттаскивать с пути нарубленную Лесли растительность.
– А они больше нигде и не живут, – поспешил успокоить его и дам – но большей частью себя – Агафон. – Их привлекают так называемые «места силы», мощные магические поля. Ведут ночной образ жизни. Вьют гнезда в дуплах высоких деревьев[53]. Линяют в ноябре и апреле. Питаются магией…
– Это радует… – пробормотала принцесса.
– …а также листьями, травой, цветами там всякими... тоже…
– Как кролики, что ли? – уточнила Грета.
– Н-ну, да. Кролики. Только воздушные, – с облегчением подхватил идею студиозус, скудные познания которого в области летающей фауны Веселого леса закончились еще четыре предложения назад. – В общем, опасаться тут совсем нечего. Летают – и пусть себе. Ерунда. Мухи. Только в шерсти. Отмахнуться и забыть. И вообще, не волнуйтесь. В этой части леса нет ничего страшнее сих безобидных зверюшек. Факт, доказанный науч... Фу!.. какая вонь…
Его премудрие раздраженно прервал популяризацию своих представлений о летучей фауне Веселого леса, полученных в прошлом году во время ночной заготовки шпаргалок к утреннему экзамену и помахал перед сморщенным, как прошлогодняя морковка, носом рукой.
При первом же движении пальцы его ударились о нечто теплое и пушистое, примостившееся в районе плеча.
Рука чародея замерла. Рот приоткрылся – кричать, или уже поздно?.. Глаза выкатились из орбит и попытались заглянуть за ухо…
– Действительно, запахло очень скверно, – брезгливо изрекла ее высочество, недовольно – и бесплодно – озирая чернильную тьму в поисках неожиданно зафонтанировавшего источника смрада…
И тут над плечом Агафона вспыхнули желтым огнем две абрикосины.
При первых же нотах душераздирающего вокала двух женских голосов и одного мужского дровосек подскочил, выронил топор, метнулся в недорубленный кустарник, не прорвался, отброшенный спружинившими ветками качнулся назад, спотыкнулся о шевалье, повалился, увлекая за собой соперника…
Агафон шарахнулся вправо, влево, вопя, что было сил, на ходу вырвал из кармана волшебную палочку и яростно ткнул в то место, где только что сидела проклятая тварь…
И где теперь каким-то чудом – или злым колдовством не иначе как самого Гавара – оказался лоб принцессы.
Заглядывать ей под косу, чтобы проверить, верно ли старинные стихи описывают сказочную деву – красоту ненаглядную, он так и не решился, да и попробовал бы он только… ибо ярче горящей во лбу звезды пылали только глаза Изабеллы – нездешним человекоубийственным огнем.
– Да как!!!.. Ты!!!.. Посмел!!!..
Его премудрие тихо заскулил, схватился за голову и попытался вжаться в стену.
Грабастик, сделавший свое черное дело и оставивший на прощанье три длинные царапины на левой щеке от своих когтей и еще пять коротких – от ногтей принцессиных, благополучно пропал. Но богатейшая подборка эпитетов в адрес всех идиотских колдунов и их не менее дурацких палочек уносились в освещаемую золотистым светом тьму еще минут пять – пока злополучная звезда не вспыхнула радужными искрами, доведя принцессу до истерики[54], и не погасла совсем.
А еще через пять минут последняя поросль, отделяющая их от воли и ночи, была вырублена под самый корешок, и со смешанными чувствами едва успокоившиеся люди сделали первые шаги наружу, полной грудью вдыхая напоенный терпким предчувствием грядущего дождя ночной воздух.
Тоскливый пронзительный вой, внезапно зародившийся где-то слева и словно прожигающий насквозь длинными ледяными иглами ужаса душу, приветствовал их возвращение на поверхность.
Агафон нервно вздрогнул, споткнулся об обрубок и повалился вперед, в последний миг ухватившись за руку Леса.
Над головой его тут же свистнул топор и посыпались сбитые листья и мелкие прутики.
– Ты чего?!.. – возмущенно воскликнул маг.
– П-под ноги с-смотреть надо!.. – старательно делая вид, что не пытался только что убить неведомое чудище, прыгнувшее ему на спину, сконфуженно рявкнул через плечо дровосек.
Его премудрие ответить не решился из опасения откусить себе язык тихо выстукивающими чечетку зубами.
– К-кто это?.. – пискнула за его спиной дочка бондаря.
– К-то-то большой и голодный, – довольно точно определил студиозус.
– Я… так и подумала… отчего-то… – сипло прошептала Грета.
– А чем он… п-питается?.. – поинтересовалась Изабелла.
– Листьями, травой и цветами? – невинно предположил замыкающий процессию Люсьен.
Молчание самых различных оттенков было ему ответом.
Поверженные ветви мягко пружинили под ногами, скалясь тут и там куцыми культяпками стволиков и распространяя острый аромат свежесрубленного дерева и мятых листьев. Густая зелень, нависавшая над их головами подобием низкого свода, шелестела и колыхалась сердитыми волнами под прикосновением отводящих ее в стороны рук. Осторожно ступая и придерживая мстительно норовящие хлестнуть по глазам ветки, люди молча пробирались к выходу из живого тоннеля, и дыхание их сбивалось и рвалось, не попадая в такт бешено молотившимся сердцам.
Пройдя еще несколько метров по вырубленному Лесом в кустарнике коридору, спасатели неожиданно выступили на открытое пространство и тихо ахнули.
Перед ними, затопленная призрачно-матовым лунным светом, простиралась вытянутая веретеном долина, окруженная со всех сторон непроницаемой стеной враждебного леса. А в самом конце ее, облитая холодным сиянием ночного светила как глазурью, пугающая и давящая, возвышалась темная громада замка.
Уже с первого беглого взгляда начинало мерещиться, будто обиталище колдуна подминало, угнетая и душа своим присутствием и поросшее островами жесткой травы пустое пространство долины, и настороженно затаившийся лес, и даже подобострастно освещавшую его луну. При виде него даже самый отважный и решительно настроенный доселе человек начинал сомневаться в правильности своих планов, здравости намерений и полноценности умственных способностей, заведших его сюда.
Заунывный же долгий вой, сопровождавший неотступно их первые шаги по равнине, рассеивал остатки сомнений, со скоростью распространяющегося звука переводя их в уверенность.
Это были владения Гавара, ни на мгновение не забывал стоящий будто на раскаленных углях Агафон. Никто иной тут не ожидался и не приветствовался, а остаться мог исключительно в роли корма для того длинного списка чудовищ, что прилагался к старому школьному учебнику, и неизменно служил пищей не для одного ночного кошмара многих поколений второкурсников.
Подумать только: замок Гавара! И я туда иду! Сам! Добровольно! Своими ногами! Иду! К замку! Гавара!..
Я с ума сошел.
Точно.
Железно.
Сошел.
Спрыгнул.
Спятил.
Съехал.
Грохнулся вверх тормашками головой о мостовую.
Что я тут делаю?
Чародей, упрямо и отчаянно отказываясь верить себе и окружающей его действительности, напоминающей, скорее, один из тех кошмаров, сделал несколько шагов вперед, неуклюже споткнулся о собственную ногу, ругнулся нервно и остановился, словно заводной солдатик, исчерпавший ресурс своей пружинки.
Что. Я. Тут. Делаю?!
Что мы все тут делаем?..
Они что, все идиоты, и не понимают, куда попали и куда идут?! Они думают, это всё шутки с игрушками? Неужели они ничего не чувствуют – ведь этот замок, не говоря уже про хозяина, сожрет их, перемелет, разотрет и выкинет, и даже не заметит?!..
Хотя, чего с них взять, если даже я до сих пор не верю, что это возможно, что это реально, что это происходит со мной, что Гавар…
Каждый ребенок в Шантони знал легенду о Веселом лесе. Раньше – лет сто, или даже сто двадцать назад – название леса описывало его с точностью: зеленый, солнечный, воздушный, напоенный пьянящим ягодно-грибным духом, самый обширный лес северо-запада королевства служил домом не только для его крылатых и четвероногих обитателей, но и Лесному маркизу. Так прозвали Жермена дю Буа, его владельца и полновластного хозяина.
Полновластного – пока в один далеко не прекрасный день крестьяне окрестных деревень не обнаружили над таким дружелюбным и милым лесом кружащую тучу из странных черных тварей. Тремя днями позже девочка, пошедшая за ягодами, наткнулась на опушке на умирающего старика с мутным безумным взглядом. Только по одежде – вернее, ее остаткам на плечах бедняги, изодранных страшными когтями неведомых зверей – сельчане сумели догадаться, что истекающий кровью сумасшедший и есть маркиз Жермен. Трех сыновей, двух дочерей его, жену и прислугу так никто и никогда больше не видел.
Да и не до них сельчанам было, если признаться. С того дня, как угасший от ран телесных и душевных дю Буа сошел в землю, в его лесных владениях начались события странные и пугающие: незнакомые завывания и рык, жуткие следы, исчезновение людей, ночные набеги неведомых тварей на дома и амбары…
Старосты запросили помощи короля, но отряд пикинеров, вошедший в лес, обратно не вышел. Такая же судьба постигла и два десятка отважных рыцарей и егерей.
После этого процесс массового исхода жителей деревень, обескровленных атаками чудовищ, стал необратимым: за две недели опустело пять из шести деревень, прилегавших к Веселому некогда лесу…
И тогда появился Гавар.
На дороге жителей последней деревни, собравших в телеги и тачки пожитки, какие можно было унести на себе или верной коняге и вышедших в путь в никуда, встал человек.
Кто-то говорил, что ему было лет пятьдесят, не больше. Кто-то спорил, что двадцать. Некоторые утверждали, что это был глубокий старик. Иные – что мужчина в расцвете сил. Но все, кто обсуждал произошедшее потом, сходились на одном: человек, преградивший им путь, вышел из леса. И рядом с ним, как друзья, как добрые соседи, шли четыре зеленых монстра с оружием и в одежде.
Окинув беженцев холодным взглядом, колдун заявил, что с этого дня бояться добрым жителям Бобровой Учи нечего, что они могут оставаться, где жили, и даже заходить как раньше на окраины леса, собирая грибы, ягоды и травы, и даже рубить деревья на дрова – но при условии, что ни соваться вглубь, ни охотиться они не будут. Нарушителя ждет смерть. Послушных – спокойная мирная жизнь. За доброту свою и защиту он, Гавар, теперь каждую неделю будет требовать дань – продуктами и припасами, самого лучшего качества. Которую добрые селяне будут оставлять на окраине деревни каждое воскресенье, если и впрямь хотят, чтобы жизнь их текла спокойно и мирно. Список необходимого к следующему разу они будут находить в том же месте…
С тех пор прошел век, а, может, и век с четвертью.
Колдун не обманул: хоть холодящие кровь звуки и впредь долетали из Веселого леса, и пугающие следы то и дело появлялись у деревни, иногда вместе с теми, кто их оставляет, крестьян никто не трогал. Чего нельзя было сказать о пришлых искателях славы, репутации или возмездия – волшебниках, рыцарях, воинах, авантюристах и просто безумцах…
На этом страшная сказка Бобровой Учи заканчивалась, и начиналась иная.
На третьем рыцаре селяне опомнились, вдумались, чтопропускают, и дружно взялись за дело: четвертый искатель приключений уже заплатил за право войти в их лес, выдал чаевые проводнику – естественно, авансом, и выложил денежки за то, чтобы имя его было увековечено на стеле Отваги.
Посмертно, если возникнет необходимость.
С уведомлением родственников.
За отдельную плату.
«Нет такой стелы? Так будет!» – отвергли его робкие возражения крестьяне, и слово сдержали: за две недели посреди деревни воздвиглась стела, выложилась плитами площадь, установилась ограда, скамейки и лавочки с сувенирами: глиняными фигурками монстров, шляпами, платками и рубахами с их изображениями и портретами Гавара и тех, кто решился бросить ему вызов, а заодно и шкурами подохших или убитых храбрецами чудовищ.
Для самых разумных из пришлецов оборотистые крестьяне проводили экскурсию по безопасной опушке с показом следов, прослушиванием жутчайших рыков и завываний[55] и запечатленем выписанным специально из Монплезира художником на фоне заранее нарисованного монстра по выбору.
После того, как об открывшемся аттракционе узнала широкая шантоньская публика, зеваки, жадные до острых ощущений, повалили в Бобровую Учу толпами – вытаптывать окраины леса, заказывать свои портреты с чудищами и покупать для спален коврики из шкур и кож семируков, змееконей, грабастиков и прочей живности, давно и надежно сменившей привычных и милых медведей, змей и лисиц. А поскольку желающих приобрести такую безделицу очень скоро стало гораздо больше, чем вожделенных кожных покровов, то в ход пошла и традиционная фауна – подстриженная, подкрашенная, утыканная шипами, перьями, оклеенная пластинами и награжденная когтями из коровьих рогов и прочими элементами чудовищного тюнинга. А поскольку человеческая фантазия скромную труженицу-природу всегда опережала, то и количество видов монстров, обитающих в Веселом лесу, стало увеличиваться с каждым новым шорником.
Больше видов – больше туристов, охотников и прочих исследователей.
Больше пришлых – больше потребность в сувенирах.
Больше потребность…
А уж когда еще кому-то пришла в голову мысль изображать в лицах и костюмах самые драматические сцены из истории овладения лесом монстрами и колдуном…
Конечно, время от времени правящая династия страны вспоминала про отбившийся от ее цепких рук лес, посылала экспедицию-другую на усмирение и устранение… и больше ее не видела.
На том пыл возмездия короля охладевал – до следующего года.
Но годы шли, сменяя друг друга, менялись крестьяне и короли, и лишь один Гавар оставался неизменным, как небо, как вода, как камни…
Как Веселый лес.
Через тридцать лет после пришествия чудовищ сельчане искренне не понимали, как они когда-то могли зарабатывать себе на жизнь гроши тяжким трудом дровосеков или хлеборобов, а между королями Шантони и Гаваром был достигнут негласный уговор: короли правят Шантонью, колдун правит лесом, и в дела друг друга обе стороны не лезут.
И вдруг – да еще как! – всё переменилось…
Зачем?
Отчего?
Почему?..
Ответов, увы, было гораздо меньше, чем вопросов, чтобы не сказать, что их не было совсем.
– Н-нам туда, – решил, наконец, прервать затянувшееся молчание и высказать очевидное де Шене.
– Ч-чего?.. – еле слышно выдавила Грета, словно ветерок в листве прошуршал, и шевалье смущенно понял, что и его сообщение прозвучало немногим громче.
Все перевели вопросительные взоры на чародея.
– Нам… туда?.. – тихо-претихо шепнула растерявшая годовые запасы спеси принцесса.
Понимая, что больше всего ему сейчас хочется сказать «Нет, обратно, и чем скорее, тем лучше, и ну ее к снытям болотным, эту тетку», чародей сглотнул пересохшим горлом, откашлялся – словно наждаком по кирпичу пошаркали, и целенаправленно не глядя на затаившийся, словно в засаде, замок, угрюмо проговорил:
– Если хотите успеть до утра – то да.
Ни вопросов, ни обсуждений в кои-то веки не последовало, и весь отряд, кучно и безмолвно, двинулся вперед: Лесли в авангарде с топором наперевес, Люсьен рядом, глаза шныряют по земле в поисках хоть чего-нибудь, подходящего на роль оружия, дамы, позабыв на время классовую и прочую рознь, сгрудились подле Агафона, истерично зыркающего по сторонам, палочка наготове.
– Хорошо еще, что место ровное… – для ободрения соратников ли, себя ли [56] пробормотал дровосек.
– Из замка лучше видно… – внесла свою долю бодрости в настроение команды Грета.
– На таком расстоянии оттуда человека не разглядеть, – то ли спросил, то ли сообщил свое мнение чародей и, захваченный новой мыслью, снова замедлил шаг до минимума.
Одновременно, как по команде, свое вИдение проблемы попытался высказать и давешний источник унылого зычного воя – и, как почудилось магу, гораздо ближе, чем раньше.
– Если мы вообще доберемся до самого Гавара… – непроизвольно вырвалась у школяра мысль, последние несколько минут большой зеленой мухой зудевшая в его окованном страхом мозгу.
– Я чувствую, как на меня из темноты кто-то так и смотрит, так и смотрит, будто взглядом пожирает… – неуютно поежилась дочка бондаря, жалобно оглянулась по сторонам, и в скудном свете провалившейся в тучи луны ее лицо показалось белесым, как саван.
