Текст книги "Последний фей"

Автор книги: Светлана Багдерина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

– Готов, говорю!.. – неохотно возвысил голос его премудрие, а потише добавил с отвращением: – …как гусь в каше…

– Замечательно! – постановили непререкаемым хором феи.

Сеньора Вапороне, почти оправившаяся от вчерашнего потрясения, выступила вперед и несколькими плавными взмахами волшебной палочки начертила радужными лучами на мостовой вокруг юного чародея окружность, снабдив ее семью метровыми каплеобразными лепестками.

– Цветочек… – уныло прокомментировал Агафон.

– Септограмма, – сухо уточнила моложавая фея рядом с деканом, становясь в вершину одного из лепестков. – Основа ритуала посвящения в феи-крестные, если ты помнишь.

Еще шесть профессоров последовали ее примеру, палочки наголо.

– Да, конечно помню!.. – не особо убедительно соврал школяр, настороженно покосился на окружившие его превосходящие силы преподавателей, и нервно передернул плечами. – Я… пошутил…

Мадам Фейримом, оставшаяся за пределами цветика-семицветика, распахнула зажатый ранее подмышкой сиреневый футляр длиной сантиметров сорок, и ошалелому, растерянно мечущемуся взгляду студента предстало во всей красе орудие его будущего труда.

Агафон закрыл глаза и тихо застонал.

Если бы целый факультет юных феечек получил в свое распоряжение десять коробок пайеток, блесток, бисера, бусин, ведерко розовой краски и задание украсить одну волшебную палочку, вряд ли результаты их усилий могли бы посоперничать с артефактом, достающимся Агафону в наследство от покойной мадам Дюшале.

– А у вас нет чего-нибудь такого же, только без блестяшек и цвета хаки? – безнадежно поднял он на декана глаза.

Мадам Фейримом осуждающе поджала губки, но не сказала ничего, лишь кивнула сухо головой профессорам начинать.

Школяр обреченно втянул голову в плечи, вздохнул, и покорился судьбе.

Ритуал, несмотря на дурные предчувствия чародея, занял относительно немного времени и не потребовал от него ни подтверждения полученных[11] знаний, ни долгих повторений помпезных клятв[12], ни хоть сколько-нибудь искренних заверений в бескорыстной готовности положить жизнь на алтарь служения счастью и процветанию подопечных.

И когда студиозус уже начинал подумывать, что с таким же эффектом все могло свестись к собеседованию в кабинете декана тет-на-тет, все семь участвующих фей неожиданно закрыли глаза и затянули высокими голосами нечто мелодичное и без слов.

Слегка ошалелые от непонятности и нелогичности церемонии очи Агафона встретились с загадочно прищуренным взглядом мадам Фейримом. Она подмигнула и едва заметно и – как показалось школяру – вопросительно – кивнула головой.

«Я что, должен угадать мелодию?!..» – панически взметнулась первая и единственная мысль в убаюканном скучноватой монотонностью церемонии мозгу студента. – «Но я не знаю!.. Я не слышал!.. Мы не проходили!.. Нам не задавали!..»

И вдруг, дойдя до самой высокой ноты, вокализ оборвался, а феи, как по команде, открыли глаза и наставили на него палочки.

«Не узнал… сейчас прикончат…» – тоскливо сжалось сердце чародея.

Он дернулся было бежать, но покачнулся и чуть не повалился на четвереньки: ноги намертво приросли к переливающемуся всеми цветами радуги булыжнику.

«Я пересдам осенью!.. Чесслово!.. » – хотел выкрикнуть он, но не успел.

Крестные резко вскинули свои палочки вверх, и над головой ошарашенного студента вспыхнул переливчатыми золотыми искрами высокий свод. А из сиреневого футляра, удерживаемого деканом последние пятнадцать минут на вытянутых руках, показалась палочка мадам Дюшале.

Немного повисев над нежно-кремовым бархатным ложем, покоившим его на протяжении четырех лет, бывшее еще минуту назад бесхозным орудие труда не одного поколения крестных фей медленно поднялось в воздух. Неторопливо, подобно акуле, разглядывающей задремавшую камбалу, принялось оно кружить вокруг нежно позванивающего невидимыми серебряными колокольчиками купола.

– Смотрите!..

– Не может быть!..

– Она принимает его!.. – прокатился волной быстрый шепоток за пределами септограммы.

– Невероятно…

– Палочка Норны принимает это ходячее недоразумение?..

– Старейшая палочка факультета…

– Мельникова…

– Бред…

– Если бы сейчас выяснилось, что палочки, как люди, могут выживать из ума, я бы не удивилась!..

– Я думала, что всё закончится фарсом…

– Пшиком…

– Скорее, бзиком…

– У меня – точно… еще неделя в его обществе – и я бы за себя не отвечала… уже никогда…

– Аналогично, коллега…

– Значит, сегодня мы его отправляем – и всё?..

– И всё!..

– Даже не верится…

– Да… бывает еще в жизни счастье…

– Ох, и надерусь я сегодня вечером!..

– Фи…

– Бесстыдница…

– Эгоистка…

– Единоличница…

– Ну, хорошо, давайте надеремся все вместе!

– Давайте!

– Девочки, после ужина встречаемся в «Дрянной козе», я закажу на вечер стол, три бутылки безалкогольного шантоньского и семьдесят пирожных!..

– Куда столько?!..

– Ну, хорошо, хорошо… Две бутылки…

– Ты была права, Бриджит… – пробормотала на ухо мадам Фейримом сеньора Вапороне. – Она действительно принимает его…

– Что и требовалось доказать, – с неописуемой гаммой чувств, ни одно из которых не было торжеством, вздохнула декан.

– Не отчаивайся, дорогая, в конце концов, у нас же не факультет боевой магии, и ошибки не фатальны…

– Если бы я не знала, что ты так пытаешься меня успокоить, Жюли, я бы уволила тебя сейчас же и без выходного пособия, – не переставая ласково улыбаться в сторону Агафона, сквозь зубы ответила фея подруге.

– Что сделано, то сделано, Бриджит… – потерянно развела руками председатель экзаменационной комиссии. – И давай лучше будем надеяться, что сей достойный[13] молодой человек вынес с наших занятий не только искристый порошок для пуганья первокурсников.

– Так это он?!..

– Не отвлекайся, дорогая… – прошипела фея и ткнула острым локтем декана в плотный шелковый бок. – Вот оно, начинается…

И точно: палочка, словно, наконец, определившись с решением, вдруг устремилась прямо в руки оцепеневшему Агафону.

Ей пришлось несколько раз постучать рукояткой по костяшкам сведенных будто судорогой пальцев чародея, прежде чем тот догадался разжать их, и наборная полированная рукоятка плавно вложила себя в его потную ладонь с четырьмя багровыми полумесяцами – следами впившихся ногтей.

Едва пальцы его сомкнулись на символе новой профессии, как серебряный купол исчез, а семицветик под ногами взорвался многокрасочным фейерверком из искр, цветов и конфетти, щедро осыпая нелепо застывшую в его середине растерянную фигуру.

Феи вокруг одобрительно закивали.

– От всего сердца мы поздравляем нашу новую… нашего нового… коллега… – спотыкаясь и запинаясь едва ли не на каждом слове, глава факультета стала произносить традиционную приветственную речь. – Добро пожаловать, фея… Агафон… в нашу теплую и дружную семью крестных фей... Желаю тебе успехов и удачи на твоем нелегком поприще…

– Вернее, не столько тебе, сколько тем, кто окажется на твоем пути, – вполголоса договорила за подругу записная оптимистка – сеньора Вапороне.

– …и да не оставит тебя упорство, терпение и мудрость.

– С-спасибо… – отчаянно подыскивая нужные слова как на экзамене, выдавил студент, до последней секунды надеявшийся в глубине души, что палочка признает его кандидатурой абсолютно неподходящей[14]. – Я… оправдаю… попробую…

– Попробуй только не оправдай, – ласково улыбнулась ему декан.

Школяр нервно сглотнул.

– А теперь, дорогие мои коллеги, – повернулась старушка к неохотно притихшим профессорам, – наша новая… новый… Агафон… принимает поздравления и пожелания от всех.

Феи переглянулись, хихикнули, и стали одна за другой подходить к потерянно озирающемуся студиозусу и касаться его правого плеча своими палочками.

– Поздравляю, поздравляю!

– Как это чудесно!

– Как я рада, что палочка Норны выбрала тебя!

– В истории нашего факультета никогда такого еще не было!

– И, надеюсь, не будет…

– Конечно, теперь тебе придется не отступать от имиджа…

– Соблюдать соответствующую цветовую гамму одеяния…

– Подбирать к ней по стилю аксессуары…

– Следить за осанкой…

– А при чем тут моя осанка?

– Агафон, голубчик, на сутулой спине крылья смотрятся очень невыигрышно.

– ЧТО-О-О-О?!?!?!..

– Крылья, мальчик мой, крылья, – сладким голоском пропела рыжеватая фея средних лет, сотворила из пролетавшей мимо бабочки зеркало размером с блюдо и услужливо направила его на новоявленного фея.

Из отполированной серебряной поверхности на потрясенного студента глянула осунувшаяся испуганная физиономия смутно знакомой личности неопределенного пола, одетой в розовую со стразами и кружевами мантию и островерхий колпак ей в тон.

За спиной сомнительного типа из зазеркалья трепетали небольшие полупрозрачные крылья, похожие на стрекозиные.

– К-кабуча… – выдавили синхронно чародей и его визави в зеркале, и так же дружно побелели. – Это кто?.. Я?..

Не дожидаясь, пока чудо в зеркале что-то предпримет, Агафон выронил палочку, изогнулся, как акробат, и панически зашлепал себя ладонью между лопатками.

Ничего.

Вторая попытка, третья, другой рукой еще два раза…

Ничего?..

– Крылья и парадное одеяние появляются только тогда, когда у феи в руках палочка, и она… или он… готов к волшебству, – укоризненно промолвил у него под ухом голос сеньоры Вапороне. – «Введение в основы мастерства крестных фей», глава первая.

– Кхм… я помню… естественно… – поспешно засунул подобранную палочку в снова ставший темно-зеленым карман и смущенно прикусил губу Агафон.

– Ну конечно, конечно, – дружелюбно улыбнулась ему пожилая фея в салатовом костюме. – От волнения еще и не то забыть можно! Вот я, помню, когда в первый раз ощутила за спиной крылья, от восторга порхала не хуже мотылька по всему двору полдня! Даже обед пропустила!

– Даже представить себе не могу, как ты, наверное, счастлив! – умильно вздохнула старушка в сиреневом парике, увитом фиалками.

– Ты счастлив? – заботливо заглянула ему в лицо сеньора Вапороне.

– Практически порхаю, – загробным голосом отозвался студент.

– Я так и думала! – просияла сиреневая бабушка.

– И, кстати, об обеде, – сурово вступила в круг поздравляющих мадам Фейримом. – Если в этакой суматохе еще хоть кто-нибудь помнит, то до обеда у нас по плану педсовет и проверка годовых контрольных первокурсниц. Поэтому, уважаемые коллеги, прошу поторопиться.

Феи захихикали и снова окружили ничего не понимающего школяра. Кто-то сунул ему в руку мешок с пожитками, а в карман – какие-то скомканные бумажки. Кто-то растроганно чмокнул в щечку, похлопал по руке, потрепал по макушке… И не успел он вымолвить ни слова, как феи, будто по сигналу, наставили на него палочки, и розово-желтый кокон из бабочек и цветов плотно окутал оторопело разинувшего рот студиозуса.

Через несколько секунд, когда многоцветное наваждение рассеялось, и пятачок, на котором стоял Агафон, оказался пустым.

– Не забудь: если Лесли не женится на принцессе, в Школу можешь не возвращаться! – произнесла несколько запоздалую напутственную речь мадам Фейримом, обращаясь к тому месту, где только что стоял новый фей, вздохнула, пожала плечами и, подав знак взмахом руки возбужденно гомонящим феям следовать за ней, с чувством выполненного долга направилась на кафедру.

Тресь, хрусь, хруп, хряп, шмяк, хлоп!..

– Кабуча!!!..

Агафон споткнулся о какие-то палки, покачнулся, взмахнул руками, теряя равновесие, ухватился за тонкие ломкие ветки, и растянулся плашмя на земле, круша и выдирая остатки куста, не в добрый час оказавшегося на месте его приземления.

– …какой идиот насадил тут… – продолжил он с гневным апломбом, вскакивая и воровато оглядываясь, не стал ли кто свидетелем его конфуза…

И осекся.

– Это что, лес?..

– …Не забудь: если Лесли не женится на принцессе, в Школу можешь не возвращаться!.. – призрачным эхом прозвучал у него над головой до боли знакомый голос, и его премудрие сморщился как моченое яблоко, живо представляя строгую, вечно недовольную[15] физиономию мадам Фейримом.

– Да помню я, помню… не склероз, чай… – пробурчал он и задрал голову туда, откуда донесся трубный глас. – Только сейчас-то вы меня куда выбросили? И, самое главное, зачем? Принцессы-то ведь в лесу не водятся, это даже я знаю! Или это еще один экзамен? По ориентированию? Так я же не на юного следопыта учился, а на фею! Нет этого в программе!..

Но ответов ни на один из вопросов и обвинений из-под шумно вздыхающих под верховым ветерком густых крон не последовало. А через пару секунд и ощущение присутствия декана растаяло и пропало, как утреннее облачко на жаре, и студиозус немного расслабился.

Повторный придирчивый осмотр пейзажа подтвердил самые худшие его опасения: лес был самый настоящий, если даже и насаженный каким-нибудь идиотом много лет назад, с вековыми деревьями, кустарником и буреломом, и ничуть не напоминал привычную, как старые тапочки, лесопарковую зону, окружавшую ВыШиМыШи полукругом с запада.

– Это что, они меня отправили… вот так… без предупреждения и обеда… ко всем лешим?.. – пробормотал студент, растерянно озираясь и отряхивая ладонями моментально обросший паутиной, сухими веточками, травинками, прошлогодними листьями и свежими муравьями форменный школьный балахон. – И где я теперь ихнюю принцессу искать стану? Не говоря уже про крестничка?..

И до его сознания дошло, что всё это время в лесу, оказывается, раздавался топор дровосека.

Радостно встрепенувшись, Агафон снова азартно закрутил головой, на сей раз стараясь определить направление звука.

Справа?..

Слева?..

Впереди?..

Звук метался между обступившими его бесчисленными деревьями подобно белке на антидепрессантах, и определить его источник не было никакой возможности.

Студент раздраженно фыркнул, повернул голову так, эдак, повернулся сам…

Сзади?..

Сзади и слева?..

Нет, справа…

Или впереди?..

Или всё-таки сзади?

Дурацкие деревяшки… И почему их обязательно тут должно быть столько много?! Лесорубов на вас нет!..

Звонкий стук топора о неподатливый ствол на полминуты пресекся, напугав его премудрие, но скоро возобновился с удвоенной частотой и силой, словно невидимый дровосек поплевал на ладони, утер пот со лба, крякнул, и с новой силой взялся за работу.

Впереди и чуть вправо!

Точно!

Есть контакт!..

И студиозус, выдернув из колючих останков раздавленного куста мешок с припасами, энергично зашагал в направлении звука, фальшиво, но бравурно высвистывая подобие марша в такт мерным ударам топора.

Последние заросли ежевики, преграждавшие ему путь – густые и низкорослые – он преодолел в два прыжка[16].

– К-кабуча… – сквозь стиснутые зубы выругался школяр, торопливо поднимаясь с коленок, и тут сконфуженный взгляд его встретился с округлившимися от изумления голубыми глазами огромного молодого лесоруба.

– Т-ты кто? – по-телячьи хлопая короткими белесыми ресницами, потрясенно выдавил тот.

– А ты? – перехватывая инициативу, перешел в контрнаступление студент.

– Я – Лесли… Сын Жака... Лесоруба… Тоже лесоруб, – немного подумав, добавил к короткому, но исчерпывающему представлению парень, словно сей факт мог подвергаться сомнению.

– А я – Агафон. Сын Ефима-мельника. Твоя фея-крестная.

– Чего?!.. – прыснул в топор Лесли.

– Чего слышал… – скрестил руки на груди и обиженно насупился чародей. – И не вижу тут ничего смешного.

– Правда? – не переставая глупо[17] ухмыляться, воззрился на него дровосек.

– Естественно! – величественно усмехнулся студент, всем своим видом изображая воплощение мудрости и добра на Белом Свете, как учили его в Школе.

Вообще-то, он ожидал на свои слова какой угодно реакции.

Но вряд ли такой.

Молодой лесоруб нахмурился, аккуратно опустил наземь топор и озабоченно повернулся к визитеру.

– Это бывает, – с сочувствием покивал он. – Вот с моим дядюшкой это происходит сплошь да рядом – таким уж он уродился. Но я тебе могу объяснить. Вот смотри. Я рублю этот дуб. В самой чаще леса. Один. И вдруг из кустов вываливается незнакомый парень в ободранном балахоне и поцарапанной физиономией и заявляет – угадай, что?.. Что он моя крестная фея! Ну?..

– Чего – ну? – настороженно склонил голову приготовившийся следить за более продолжительным повествованием Агафон.

– Ну – в смысле, теперь видишь? – терпеливо вопросил Лесли.

– Чего вижу? – на всякий случай скосил глаза по сторонам озадаченный школяр.

– Смешное, – любезно подсказал дровосек.

– При чем тут это! – подскочил студиозус.

– А при чем тут что? – в свою очередь недоуменно поинтересовался собеседник.

– При чем тут дуб, при чем тут лес, при чем тут балахон, и при чем тут кусты!!! – взорвался Агафон, сжал кулаки и грозно двинулся на опешившего от такой бури эмоций парня. – Я тебе, остолопу, человеческим языком говорю, что я – фея!

– Тихо, тихо, успокойся, не волнуйся, фея – так фея… – примирительно вскинул щитом ладони лесоруб, сделал шаг навстречу школяру и вдруг неожиданно ловко ухватил его за шкирку, размахнулся и запустил обратно в ежевичные заросли, из которых он только что вылез. – Вот и лети отсюда, раз фея! Придурок… укусит еще…

– Ай!!!..

Чиркнув грудью по примятому кустарнику, студиозус проехал на животе по траве за ним, взрывая носом перепрелую прошлогоднюю листву, и в конце тормозного пути уперся головой в сухостоину.

– К-кабуча...

Слегка оглушенный, он сел, ругая твердолобого лесоруба последними волшебными словами, отер с пылающей возмущением и обидой физиономии грязь рукавом, досадливо закусил губу и призадумался.

Конечно, можно было поразить тупоголового наглеца молнией.

Если получится.

Если не получится – то хоть чем-нибудь.[18]

Но, в таком случае, вероятность сотрудничества опекаемого объекта в матримониальном – и каком бы то ни было еще направлении – резко сводилась к нолю.

Н-да… Этого бестолкового губителя деревьев голыми руками не возьмешь… До чего еще в шантоньской глубинке косный народ встречается, оказывается… Деревенщина… Темнота некультурная… Профан… Невежа… Бестолочь… Будто феи ни разу в жизни не видел…

Ну, вот что с таким делать прикажете?

Разве что прибегнуть совсем уж к крайним мерам…

Лесли обошел могутный, в три обхвата ствол дуба, прищурился задумчиво, прикидывая, с какой стороны вести на упрямого лесного великана новую атаку, чтобы упал он потом в нужном направлении… и выронил топор.

Перед глазами воздух неожиданно замерцал, вскипел сияющими серебряными пылинками, зазвенел десятком ложечек, истово размешивающих в надтреснутых стаканах с чаем рафинад, и прямо перед носом его – в трех сантиметрах, если быть совсем точным – из искорок и звона соткалась крылатая фигура, вся в розовом, и с волшебной палочкой на взводе.

– Фея… – ахнул дровосек, отступил на шаг, чтобы рассмотреть летучее чудо получше, споткнулся о корень и хлопнулся на траву.

– Я же говорю – «фея», а ты – «придурок, придурок»… – почти умиротворенный, проговорил Агафон, перестал работать крыльями и опустился на землю.

– Ты?! Опять?!.. – ошалело вытаращил очи лесоруб. – А где… матушка Дюшале?..

– Я за нее, – хмуро сообщил студент, с намеком поигрывая палочкой. – Обстоятельства изменились, и твое будущее было торжественно передано в мои руки советом крестных фей-матерей Высшей Школы Магии Шантони.

– Самозванец?.. – без особого убеждения, скорее, цепляясь за последнюю надежду, предположил дровосек.

– А с тем, кто встанет поперек моего пути, – многозначительно прищурил серые очи школяр, – будет так!..

Он лихорадочно поискал глазами подходящий предмет для демонстрации силы, остановился на важно шествующем по коре неуступчивого дуба усатом жуке, по счастливой – или несчастной случайности – коллеге Лесли, и сурово ткнул в него палочкой.

Раздался тихий, но резкий хлопок, сопровождающийся тучей серебряных искр. А когда они рассеялись, по коре, так же невозмутимо, как и раньше, полз большой неуклюжий жук.

Розового цвета, с кружевными надкрыльями с люрексом, и со стразами на усах.

Студент беззвучно охнул, до боли закусил губу, внутренне сжался, ожидая издевки или насмешки со стороны такого же неуступчивого и догадливого, как и его дуб, подопечного…

Но Лесли был ошеломлен, чтобы не сказать, испуган: похоже, судьба жука-дровосека впечатлила его не на шутку.

– Так ты… в-вы… еще и маг?.. – косясь одним глазом на разряженного не хуже городской модницы рогача, нервно поинтересовался он.

– Ну, наконец-то понял… – его премудрие торопливо сделал вид, что эксперимент с насекомым прошел так, как было задумано, и с демонстративным облегчением шумно выдохнул. – Естественно, маг. Известный всему просвещенному миру как Агафон…никус… Великолеп… то есть, Великий. Не слышал о таком? Ну, куда уж тебе… Но для тебя, малыш, я – просто «крестный».

– Значит, вы теперь моя… фея… крестная… мать?..

– Крестный отец, скорее, – снисходительно усмехнулся Агафоникус.

– И-извините… за… э-э-э… что я вас… я подумал… решил… я н-никогда раньше не видел… то есть, не думал…

– Это вот больше на правду похоже, – сухо хмыкнул Великолепно-Великий и милостиво кивнул. – Извиняю. Можешь встать.

– С-спасибо.

Лесли неуклюже поднялся, опасливо не сводя глаз с надменной розовой фигуры со спутанными волосами цвета соломы, украшенными листьями и сухими веточками. Торопливо и смущенно, словно находился в присутствии самой королевы, он принялся отряхивать от пыли свой нехитрый наряд: кожаные штаны, зеленую тунику и коричневую домотканую рубаху.

– И… что вы хотите… со мной делать… господин фей… крестный?

– Конечно, устроить счастье всей твоей жизни, – снисходительно усмехнулся Агафон, вертя в пальцах блистающую стразами под июньским солнцем палочку.

– Как?

– Ты жениться хочешь?

– Родители говорят, что мне еще рано – надо денег скопить, дом свой построить, хозяйством обзавестись, корову купить…

– Чепуха! Дом! Хозяйство! Кур и поросят, скажи еще! – презрительно фыркнул студент. – Ты в жены себе молочницу взять захотел, что ли?

– Н-ну, можно и молочницу – она девушка тихая, работящая… Или сестру шорника… ну, или у бондаря дочку…

– У свинопаса бабушку! – пренебрежительно скривился чародей. – Никаких шорниковых дочек и молочниковых внучек нам на дух не надо, запомни это, Лесли, дитя моё!

– Можно просто «Лес»… крестный… – робко пробасил лесоруб.

– Хорошо, – отмахнулся Агафон, недовольный прерыванием. – О чем это я?.. Ах, да. О том, что такому парню как ты нужна дочь короля – не меньше!

– Д-да?..

– Да!

– Но… я ее не знаю… А Марта мне нравится… вроде… И Люси тоже… И…

– Не знаешь – узнаешь, – деловито сообщил студиозус, увлеченный демонстрацией планов громадья потрясенному подопечному. – Ты на себя в зеркало когда-нибудь смотрел? Видел, какой ты… э-э-э… добрый молодец[19]? Глаза голубые, прическа блондинистая, поперек себя шире, ростом чуть не со свой дуб!.. Правда, умом не вышел, но в будущем короле ум – не главное, на это министры есть и советники. Зато характер у тебя золотой – ты скромный, не избалованный, работящий… Страной будешь править день и ночь, без перерывов на обед: ей только развлекаться на балах останется.

– А если я не захочу…

– А кто тебя спрашивает?!

– А разве фея-крестная… фей-крестный… не должен…

– Нет, – сухо прищурился школяр. – Фей-крестный никому ничего не должен. А должен у нас здесь ты один. И тебе лучше запомнить, что именно. Ты должен, во-первых, жениться на принцессе, а во-вторых, слушаться меня беспрекословно и не задавать дурацких вопросов. Вопросы есть?

– Дурацкие?

– Да.

– Есть. Нет. Есть. А если из меня не выйдет король?

– Ха! – громко сообщил Агафон. – Все так говорят! Но подумай, Лесли, дорогой… и скажи мне откровенно… Разве тебе никогда не приходило в голову, что ты – не такой, как все? Что ты – особенный? Что заслуживаешь чего-то большего, нежели горбатиться всю жизнь в лесу? Что если бы тебе дали развернуться, и не с топором перед елкой, то ты бы тогда всем показал, какой ты есть на самом деле, какова твоя внутренняя сущность?

– Н-нет?..

– А ты подумай, юный друг мой, подумай! Чувствуешь в душе своей силу таинственную, что на волю просится? Ну?.. Ну?.. Слушай себя!

Юноша честно сосредоточился на нервно заерзавшей под его непривычно-пристальным внутренним взглядом сущности и, помолчав напряженно с полминуты, неуверенно пожал плечами:

– Н-ну… я не знаю… – и тут же под плотоядным взглядом крестного спешно поправился: – Может, и вправду я такой… не такой…

– Ты – не просто «не такой»! Ты – необыкновенный! Ты – выдающийся! Ты – исключительный! Ты второго такого, как ты, встречал?

– Н-нет…

– Ну вот! Я же тебе говорю! Ты – уникум!

– Но… я не знаю никакую Уню!..

– Ха-ха-ха! Шутить изволит ваше будущее высочество! – в полусерьезном полупоклоне согнулся разошедшийся фей. – Вот видишь! Свежо! Оригинально! Нестандартно! Мне бы так посмотреть на привычные слова и в голову не пришло! И это есть неоспоримый признак недюжинной, незаурядной, феноменальной – только не спрашивай меня, что это такое – личности!

Лесоруб потрясенно молчал и моргал.

– Это… всё я?.. – наконец, смог выговорить он.

– Ты, – убежденно кивнул Агафон. – Ну, теперь-то чуешь свою неповторимость? Свою удивительную судьбу? Свое предназначение заткнуть за пояс всех, кто от убогого умишка говорит, что ты – самый заурядный лесоповалец?

– Лесоруб…

– Какая разница! Ерунда! Рубить лес может каждый! Жениться на принцессе – только избранный! Такой, как ты!

– Я?..

– Ты! – уверенно ткнул в могучую грудь пальцем чародей. – Ну, теперь понял, кто ты есть на самом деле?

– Уне кум?

– Правильно! И поэтому для раскрытия своего богатейшего внутреннего потенциала должен жениться только на принцессе!

– А если я ей не понравлюсь?..

– Кто ее спрашивать будет!

– А… если она – мне?

– Ты что, дурак? Что, ну, скажи мне, что в принцессе может не понравиться?! Власть? Поклонение подданных? Роскошь? Комфорт? Развлечения? Богатство? Тебе что, деньги не нужны?

– Н-нужны[20]… Но как же любовь?..

– Стерпится – слюбится.

– Моя мама то же самое говорит иногда…

– Ну, вот и замечательно! Мать дурному не научит, – удовлетворенно, будто полководец армии, победившей на первой минуте боя нокаутом, кивнул чародей. – Еще вопросы имеются?

– Н-нет…

– Тогда собирайся, и пошли.

– Куда?

– Жениться, – самодовольно хмыкнул его премудрие.

– Но как?..

– Очень просто. Классика, – усмехнулся Агафон. – «Основы фейского дела. Том первый». Дожидаемся бала. Ты едешь туда. В карете из тыквы, запряженной мышами. Танцуешь лучше всех. В двенадцать часов разворачиваешься и убегаешь, теряя при этом на ступеньках дворца хрустальную туфельку…

– Но… я не ношу туфельки… – неуверенно проговорил парень, украдкой глянув на свои ноги сорок восьмого размера.

– Тогда сапог.

– Хрустальный?

Агафон спешно вызвал в памяти нужную страницу учебника, припомнил диаграмму-иллюстрацию, и уверенно кивнул.

– Да.

Лесли чудом умудрился вовремя превратить ржание в тактичный кашель.

– И... я не умею танцевать…

– Не умеешь?.. Как – не умеешь? Что, серьезно?..

– Д-да… – виновато развел руками Лес.

– Ну, ты валенок… – обиженно припечатал его уничижительным взглядом маг. – Темнота некультурная!

Ну почему, почему этому убийце деревьев обязательно надо всё усложнять!..

Неумение танцевать – нелепая вроде мелочь – в его положении становилась громадным непреодолимым препятствием, потому что танцевать он не умел тоже, равно как и обучать танцам других посредством магии.

Особенно своей.

– Но ведь что-то ты умеешь делать? Лучше других, желательно? – взял себя в руки и с остатками надежды воззрился на открытое честное лицо Лесли школяр.

– Валить деревья, – уверенно ответил парень.

Крестный фей задумался.

Единственное применение умения своего подопечного, которое приходило ему на ум, исключалось решительно: вряд ли принцесса загорится желанием выйти замуж за того, кто подрубил в ее дворце все колонны…

– Тогда… тогда…

Студиозус рассеянно попытался затолкнуть не нужную пока палочку в карман, но та не шла, словно упиралась во что-то.

– Что за… – его премудрие раздраженно сунул туда пальцы в поисках помехи, и с удивлением ощутил, что они уперлись во что-то помято-бумажное.

Шпаргалки?

Были бы сейчас весьма ко времени… если в тему…

Но, торопливо расправив на стволе дуба измятый листок размером с две ладони Лесли, он изумленно прочитал:

– «Программа… королевского турнира… посвященного выдаче замуж дочери короля Шантони Луи Второго… несравненной Изабеллы Пышноволосой… Проводится впервые… в столице Шантони Монплезире… Победитель получает всё… Предварительная запись благородных рыцарей заканчивается за полчаса до начала турнира… Мероприятие состоится третьего июня… в десять часов утра… на главной площади перед дворцом… в любую погоду… Приходите, будет интересно!..».

Это же сунула кто-то из фей перед самой его отправкой сюда!..

Вот спасибо-то!

– Какое сегодня число? – хищно впился загоревшимся взором в растерянную физиономию Леса Агафон.

– В-второе… – отступил на шаг тот.

– До Монплезира отсюда далеко?

– Если выехать до обеда… через Гуляки, не через Черешневый Мост… и в Верхних Ясенях переночевать… – наморщил лоб и принялся водить по воздуху указательным пальцем, словно прочерчивая для наглядности весь маршрут, – и оттуда выехать в шесть… то утром часов в восемь-девять будем там.

– Ну, так чего же ты стоишь?! Бегом!!! Мы должны успеть!!!

– А разве… – дернулся было по команде бежать, но тут же остановился Лес.

– Что? – насторожился Агафон.

– А разве ваше волшебство не может переместить нас прямо туда?

Волшебник закашлялся.

– Может. Естественно, может. Что за нелепый вопрос! Но…

– Но что? – доверчиво уставился на крестного покровителя Лесли.

– Но… мне надо… по дороге… еще кое-что обдумать… – скроил высокомерную и таинственную мину тот.

«И попробуй только спросить, почему это «кое-что» нельзя обдумывать, сидя на постоялом дворе в Монплезире», – договорил его красноречивый взгляд.

Лесоруб намек понял и язык прикусил.

– …Как сломалась?! Что значит – сломалась?! Какого лешего сломалась?!

На Агафона было больно смотреть.

Кругами, словно кот вокруг клетки с хомячком, ходил он безостановочно вокруг телеги с неестественно оттопыренным колесом, кособоко застрявшей посреди двора дровосекова дома, и заглядывал ей под днище то так, то эдак, словно стоило ему как следует разглядеть место поломки, и предательски развалившийся воз починился бы сам собой.

Выпряженный и забытый мерин скромно пристроился у любимой цветочной клумбы матери Лесли, но время от времени переставал жевать и опасливо косился на мечущегося туда-сюда незнакомого человека в развевающемся черном балахоне.

Молодой дровосек, каждый раз любезно уворачиваясь с пути возбужденного фея, растерянно разводил руками.

– Так это… ось ведь сломалась… крестный… Что я-то сделаю?..

– Это ты специально!!! – взъярился на него школяр.

– Нет, что вы!.. – парень испуганно шарахнулся от яростно подавшегося к нему чародея. – Я не знаю, отчего она сломалась! Телега почти новая, года не прошло, как купили!..