Текст книги "Последний фей"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)
– Да при чем тут Узамбар! Он назвался по цвету их с конем доспехов! – снисходительно хмыкнул Агафон.
Лесли покосился на одеяния Сивого.
– Нет, по цвету не надо, – решительно уперся лесоруб.
– А как тогда быть?.. – задумалась даже Грета.
– А давай мы тебе, Лес, фамилию придумаем? – посетила магическую голову идея другая. – Думаешь, король всех своих рыцарей наперечет знает?
– Думаю, знает… – не вызвала оптимизма идея.
– Это важных! А всякую мелочь, у кого одна деревня и две собаки? – не отступал студиозус.
– А за неважного не отдаст…
– Но ты же турнир выиграешь!
Лесли задумался.
– Нет, всё равно опасно так врать… У них список есть, говорят… где вся знать записана… большая и маленькая… Посмотрят – нет такого… И поди, докажи, что я есть!..
– Если тебя нет, – язвительно добавила Грета.
– Докажи, раздокажи… – раздраженно фыркнул чародей, заложил руки за спину, прошелся по полянке, маневрируя подобно слаломисту вокруг людей и коня…
И вдруг остановился.
– Всё! Знаю, что делать, – с заговорщицким видом выдохнул он и самодовольно прищурился в ожидании града вопросов.
– Что делать? – не заставил себя ждать лесоруб.
– Что?.. – заинтригованно вытянула шею даже Грета.
Поняв, что град кончился, а на мерина рассчитывать не приходится, чародей философски пожал плечами, решив довольствоваться малым, обвел победным взором девушку, лесоруба и даже коня, приосанился и важно проговорил:
– Будешь ты у нас, дитя моё, царевичем. Принцем, на ваш манер.
– Он-то?! Принцем?! – едва не подскочила от возмущения Грета. – Да из него принц, как…
– Цыц! – гаркнул маг и поспешно напомнил: – В лягуши захотела?
– Так бы сразу и сказал… – нахмурилась и обиженно замолчала дочка бондаря. – А то «цыц, цыц»…
– Да если у них рыцари наперечет, то принцы-то… – засомневался Лес.
– А ты будешь принцем иностранным! – торжествующе ухмыльнулся маг.
– Каки-им?..
– Про царство Костей когда-нибудь слышал?
– Н-нет… Смешное название такое… А оно на самом деле существует?
Его премудрие оскорбленно хмыкнул.
– Извините, не знал… – гулко смутился Лес. – Наверное, это очень хорошее царство?}
– Не суть важно, – отмахнулся волшебник, чуть поморщившись, как от зубной боли, и деловито продолжил: – Так вот. Слушай меня внимательно, то бишь, внимай, крестник. С сегодняшнего дня будешь внуком царя Костея. Агафоном… Непобедимым, к примеру.
– А кто это?
– Кто-кто… Ты!
– А если раскроется?..
– Не раскроется – это я тебе как крестный фей говорю!
– Тогда… – дровосек помялся с ноги на ногу, почесал железной пятерней в стальном затылке, и решительно кивнул. – Тогда я согласен. Наверное, это очень здорово – быть настоящим принцем… Принц Агафон… Почти твой тезка получаюсь!
Волшебник закашлялся.
– Почти. Тезка.
– А что… – по голосу было слышно, как Лесли под шлемом улыбнулся. – Моё высочество Агафон Непобедимый из царства Костей… просит руки и сердца дочери вашего величества… Хорошо звучит! Мне нравится.
Грета скривилась, надула щеки и издала губами неприличный звук, но, памятуя предостережение волшебника, язык за зубами удержала.
– Вот и молодца… – косовато усмехнулся студиозус[24] и продолжил: – Так что, заварганим тебе сейчас оружие – и вперед, к славе и счастью на веки веков. Время идет, принцесса заждалась!
– Меня?
– Тебя, кого же еще! А теперь стой смирно и по порядку диктуй, чего тебе и сколько надо.
– Меч полуторный… одна штука… – принялся дотошно загибать железные пальцы новоиспеченный внук царя Костея.
На регистрацию желающих породниться с королем новоявленный принц Костейский и его крестный фей – он же по совместительству оруженосец – успели за три минуты до окончания.
Поразительно промолчавшая всю оставшуюся дорогу Грета покинула маленький отряд почти сразу после въезда в Монплезир: Горшечная улица, где располагалась лавка заказчика ее отца, начиналась метрах в ста от городских ворот. Едва завидев указатель Посудной слободы – покрытую патиной, пылью и следами пребывания вездесущих голубей[25] медную крынку размером с бочонок, девушка угрюмо бросила через плечо нечто нечленораздельное, хлестнула кобылу так, что та припустила вскачь не хуже любого рыцарского коня, и скрылась за поворотом.
Агафон проводил ее долгим сочувственным и даже чуть грустным взглядом – но без тени раскаяния.
Если вопрос стоял, выйти замуж незнакомой дочке бондаря за его подопечного, или вылететь из ВыШиМыШи одному очень хорошо известному студенту, его премудрие однозначно выбирал второй вариант.
В конце концов, разных лесорубов, гончаров и прочих землепашцев у Греты была еще полная деревня, даже если не считать соседние.
Других крестников – и другого шанса остаться в Школе[26] – у него не было.
Лесли ее отбытия не заметил.
Завороженный суетой, толчеей и слегка хмельным шармом самого главного города страны, который уже сегодня вечером может стать его собственностью, вчерашний дровосек взирал на окружающие его улицы, памятники, дома и людей с новым, удивительным для него самого чувством, описания которому он подобрать смог бы едва ли. Самое близкое, что могло прийти ему на ум – это сравнение Монплезира с породистой коровой-рекордсменкой, на которую денег не хватало и у всей деревни вместе взятой, и которую однажды утром он обнаружил бы у себя во дворе с дарственной запиской на рогах.
Иными словами, из деревенского ротозея – молчаливого обожателя чудесного в своей недосягаемости города – он медленно, но верно, с каждым шагом одетого в голубую броню мерина, превращался в хозяина.
Главную площадь столицы – перед королевским дворцом, естественно – они нашли без труда.
Хоть Лес за свои немногочисленные прошлые визиты на ярмарки и праздники ни разу на ней не побывал – но однажды спросив дорогу, заблудиться было невозможно: лавочники, крестьяне, ремесленники, уличные торговцы, дворяне, военные, матросы, нищие, бродячие артисты, целители, мастеровые, купцы, кабатчики и прочие сословия славного города Монплезира с семьями и без влеклись, вышагивали, бежали, фланировали и тащились лишь в этом направлении. Тот, кто захотел бы продвигаться в противоположную сторону, немедленно почувствовал бы себя лососем на нересте, неожиданно встретившем на своем пути вверх по реке водопад.
Человеческий поток, закованный в голубоватые каменные стены домов, тек в направлении площади Пиона плавно, но непрерывно. Казалось, перестань Сивый перебрать копытами – толпа вынесла бы его ко дворцу сама. Рыцарские турниры такого масштаба каждый день – и даже каждый год – в стране не случаются. Рассказы и воспоминания о нем, были уверены добрые[27] жители Монплезира, можно будет еще долгие годы передавать детям и внукам вместо наследства.
Лесли восседал в золоченом седле подобно памятнику самому себе – могучий, блестящий, гордый, упиваясь восхищенными, оценивающими и даже завистливыми взглядами. Такого в его жизни не случалось еще никогда: как бы ловко и быстро не свалил он даже самое толстое дерево, максимум, на что мог рассчитывать молодой дровосек – скупое отцовское «молодца». Рыцарю же, для того, чтобы стать центром всеобщего внимания, обожания и поклонения, не приходилось делать вообще ничего – лишь сидеть в седле не падая и сверкать доспехами[28].
Жизнь благородного отпрыска начинала ему нравиться, а в голову – украдкой заползать мысли о том, как тогда должно, наверное, замечательно быть королем…
Растолкав гордым не менее владельца Сивым толпу конкурентов и их группы поддержки, Лесли предстал перед широким столом регистраторов, установленным под белым по алому шелку лозунгом «Привет участникам турнира!», и громко потребовал немедленно внести его в список.
Три седовласых[29] старичка-герольда в пурпурных одеждах с золотыми королевскими пионами на груди недовольно отвлеклись от беседы с красным, как спелая клубника долговязым парнем в странного вида доспехах и сердито уставились на вновьприбывшего.
– В очередь, молодой человек, – сухо и равнодушно, как рассматриваемый им пергамент, прошелестел голос самого сурового из них.
– Я вам не молодой человек! – приосанившись на недовольно всхрапнувшем мерине подобно божеству турнирных побед, с благородным негодованием воскликнул Лесли.
– Извините, но девушки к состязаниям не допускаются, – отстраненно сообщил другой старичок.
– И я… я вам не девушка!
– И нечеловеческие расы с явно выраженными половыми признаками или без оных – тоже, – заглянув в отдельно лежащий лист гербовой вощеной бумаги – очевидно, правила – процитировал третий герольд, и вернулся к разговору с долговязым.
– Итак, ты утверждаешь, что являешься пятым по счету отпрыском шевалье Бриана де Шене из Нижних Болотищ, – меланхолично заглядывая в раскрытый перед ним толстенный замшелый том, вопросил третий герольд.
– Седьмым, – стыдливо опустив глаза, ответил претендент. – Пятый и шестой отпрыски – мои сестры.
– Имена?
– Мари Анна и Мари Николь.
– Еще дети женского пола в семье имеются?
– Старшая сестра. Мари Жанна.
– Ух-ху… – удовлетворенно кивнул старик, уже не консультируясь с книгой, и перевел взгляд на коллегу слева.
– А во владениях твоей семьи, кроме вышеназванной деревни, какие еще географические объекты и населенные пункты находятся?.. – близоруко прищурился тот сперва на юношу, потом на другой фолиант, распростерший перед ним свои желтоватые пергаментные крылья.
При этом вопросе спелая клубника превратилась в радикально переспелую.
– Кроме этой деревни и полей вокруг нее… у моей семьи… нет других владений.
– Которые будут в полном объеме унаследованы старшим сыном?
– Да… полностью…
– Ух-ху… – довольным филином ухнул и второй старичок и склонил голову, выглядывая дальнего соседа справа.
– Седьмой сын шевалье де Шене… двадцати одного года от роду… не был… не был… не жил… не участвовал… не состоял… не привлекался… не увлекался… не завлекался… не отвлекался… не навлекался… не вовлекался, – подвел итоги собеседования первый герольд. – Хоть вышеозначенный дворянин и является четвертым и последним наследником своего отца… не получающим во владение ничего, кроме доброго имени… но документированно доказал свое благородное происхождение… и посему к участию в королевском турнире допускается. Запишите, мастер Сен-Поль. Свидетельство можете забрать, шевалье.
Третий старичок важно кивнул, обмакнул орлиное перо в стоявшую перед ним чернильницу в виде головы рычащего льва[30], и мелким аккуратным почерком вывел в конце длинного списка: «Шевалье Люсьен де Шене».
Мрачно косясь на вольных и невольных свидетелей его допроса, молодой де Шене сгреб с зеленой, вышитой пионами парчовой скатерти потемневший от времени свиток с гербовой печатью, словно забирал нечто порочащее его, а не подтверждающее его происхождение. Не дожидаясь помощи от замешкавшегося оруженосца – пожилого мужичка, годящемуся ему, скорее, в дядьки, одним сердитым широким шагом поднялся он на подставку для посадки на лошадь. Отмахнувшись от запоздалого внимания слуги, сгорающий от публичного унижения юноша яростно воткнул ногу в старомодном тупоносом сабатоне в широкое стремя, и следующим ловким движением оказался уже в седле.
– Пошли, – скупо мотнул он головой пристыженно разводящему мозолистыми крестьянскими руками оруженосцу и ударил жеребца пятками по бокам.
– Всё? – глянул на башенные часы глава комиссии, с облегчением захлопнул том с родословными Шантоньской аристократии и любовно защелкнул его позолоченные застежки. – Время выш…
– Нет, не всё! Я еще! Я раньше крайнего срока прибыл! – гневно сжал в стальных кулаках поводья Лесли. – Надо было сразу меня принимать! Вы должны меня записать в участники!
– Ах, да… – скорбно покривился председатель, обреченно вздохнул и потянулся открыть столь поспешно отправленную на покой книгу.
– Извольте спешиться, юноша, когда разговариваете со старейшинами гильдии герольдов Шантони, – сурово зыркнул из-под нависших белых бровей старик слева.
– А вы… извольте называть меня, как положено моему титулу! – сердито уперся Лес.
– Вот сейчас мы и установим, как положено вас называть согласно титулу… – с едва заметной ехидцей усмехнулся герольд справа. – Из какой провинции будете, благородный рыцарь? И, кстати, предъявите ваше свидетельство о благородстве.
– Настоящее благородство в свидетельствах и свидетелях не нуждается! – сурово выскочил на первый план из-за бронированной коленки крестника Агафон, готовый рвать, метать и потрясать.
– И сами вы тут… из провинции! – напыщенно выкатил грудь под доспехами дровосек, показательно проигнорировав вторую просьбу комиссии, равно как и первую. – А я из самой что ни на есть столицы!
– Из Монплезира? – пробежало облачко удивления по высохшей физиономии председателя, с младых ногтей изучившего местную знать в лицо и по именам.
– Из Постола! – горделиво вскинул белокурую голову Лесли. – Царство Костей! И прихожусь я царю Костею, его правителю, внуком!
– Царь Костей?..
– Царство Костей?..
– А где это?..
Тонкая рука герольдмейстера неуверенно повисла над только что захлопнутым фолиантом, метнулась к другому, переползла к третьему, остановилась над четвертым… и плавно опустилась на затканную пионами скатерть, признавая поражение.
Генеалогического дерева правящей династии страны с таким жутковатым названием у них не было, и быть не могло.
Оставалось полагаться на интуицию и опыт.
Но что могли подсказать и та, и другой в отношении отпрыска королевской фамилии державы столь далекой и варварской, что даже наименование ее не каждый знал?..
– И как… ваше высочество… изволят называть себя? – на время перехватил инициативу и с легким наклоном головы вопросил второй старик.
– Агафон Непобедимый, – надменно проговорил лесоруб, постукивая пальцами по пристроенному на луке седла умопомрачительному шлему, неприязненно поблескивающему золотыми очочками.
– Если в ваших книжках ничего нет про наше царство – запишите. Родословную нового правителя Шантони надо знать! – назидательно проговорил чародей и вздернул нос не хуже крестника.
Герольды переглянулись, пожали плечами, посовещались несколько минут, и со вздохом решили прибегнуть к системе оценок, настоящего ученого недостойной, но от этого не менее эффективной.
«По одежке встречают…».
Итак, доспехи.
Начищенные, новые, фасон модный, работа тонкая.
Бард.
Покрой замысловатый, эмаль дорогая, хрустальные вставки стоят не меньше самого коня.
Конь.
Огромный, хозяину послушный, но глаз злой: гладить не подходи – пальцы откусит по самые плечи.
Оружие.
На все случаи жизни. В иной лавке бывает меньше.
Оруженосец.
Сложения не богатырского, одет просто, но такой же высокомерный грубиян, как и его хозяин. Сразу видно: подбирался тщательно.
Герб…
Ну, если можно банальный череп на фоне тазовых костей назвать не пособием по анатомии, а гербом… то имеется.
Выводы?..
Старички снова обменялись вопросительными взглядами.
– Я думаю, внука царя страны Костей Костея можно занести в реестр претендентов на руку принцессы Изабеллы, – осторожно проговорил старший герольд. – Запишите, мастер Сен-Поль.
– Ваш номер – шестнадцать.
– Соперников в первом поединке вам принесет жеребьевка.
– Удачи, ваше высочество.
– Удача понадобится им, – снисходительно бросил Лесли, потянул повод, разворачивая Сивого, и тот степенным шагом направился к перегороженной городской стражей широкой улице, впадающей в площадь – месту дислокации претендентов и их оруженосцев.
Там заботливые организаторы турнира уже разбили шатры для отдыха участников и развернули палатки с пивом, бутербродами и выпечкой по завышенным в десять раз ценам: Луи Второй считал, что если уж столько аристократии собралось в одном месте, то польза от них должна быть не только эстетической.
Королевская казна пирожками не пахнет.
Не успели претенденты на руку, сердце и всю остальную Изабеллу Пышноволосую разойтись по разноцветным шатрам, присесть и вытянуть усталые ноги, как на площади звонко и радостно грянули фанфары.
– Кабуча… – кинулся к выходу Агафон, оставив почти беспомощного, одетого в стали и сплавы крестника сидеть на невысоком мягком диванчике. – Уже начинают!..
– Почему нам никто не сказал?! – возмущенно вскочил без посторонней помощи новоиспеченный царевич и, громыхая доспехами, словно жестяная лавка на выезде, стрелой вылетел наружу.
Серебряные трубы издали последний мажорный аккорд и смолкли, и у высокой дощатой трибуны остановилась огромная белая, словно первый снег, карета, запряженная восьмеркой лошадей. За ней – еще три похожих, но поменьше.
Лакеи проворно спрыгнули с запяток и тренированными ловкими движениями раскатали по булыжнику принесенные с собой красные, шитые золотом ковровые дорожки. Поджидавший тут же рядом камердинер распахнул дверь первого экипажа, откинул складную позолоченную лестницу, и на пунцовую шерсть дорогого ковра ступил сначала король, за ним – его сестра, а последней…
Лесли упоенно ахнул.
– Какая она красивая!..
Его премудрие задумчиво прищурился.
– Ага, ничего, хорошенькая… была… наверное… Лет двадцать назад.
– Что?!..
– А что? – округлил глаза чародей. – Мне ж на ней не жениться… я правду могу сказать.
– Да ты чего, совсем с ума сошел?! – испуганно вскинулся Лесли. – Принцесса Изабелла… само совершенство?!..
– А-а, ты про принцессу? – с облегчением понял маг. – А я ее не разглядел. Эти… оттерли…
Он неласково кивнул на соперников своего крестного и их оруженосцев. Цветочки и ягодки шантоньской знати выстроились плотной шеренгой у украшенного цветами и лентами барьерчика, и теперь наперебой раскланивались и расшаркивались вслед быстро удаляющейся спине Изабеллы.
– Н-ну, я, вообще-то, тоже… не очень… – смущенно признался Лес. – Только шляпу и край платья увидел… Но и этого достаточно, чтобы понять… что она это… гена… чистой красоты…
– Гена – чистый крокодил… – рассеянно пробормотал Агафон, и придирчивым взглядом покупателя в мясной лавке уставился на высыпавших приветствовать монаршью семью высокородных и не слишком рыцарей.
Кто же достанется его подопечному?
И есть ли хоть какая-нибудь разница, если любой из них с детства в совершенстве изучил то, чем деревенскому простаку-лесорубу придется сейчас заняться впервые?
А ведь, говорят, вроде, что кроме людей сражаться на турнирах обучают еще и коней…
С запоздалым – хронически и фатально – беспокойством Агафон оглянулся на привязанного к шесту у их шатра Сивого и вздохнул.
Как бы то ни было, вся надежда теперь была только на него.
На студента третьего курса Агафона Мельникова.
Жеребьевка была проведена сразу после торжественного рассаживания по местам короля с сестрой, чадом и свитой. Всё было чинно и благопристойно: король добродушно улыбался, сестра приветливо махала рукой, чадо капризно кривило губы, свита играла короля.
Лесли был в восторге.
Едва отгремели приветственные выкрики и аплодисменты, и высокородная публика расселась согласно ранжиру, прыткости или заранее купленным билетам, как на середину площади, проворными трудами рабочих уже превращенную в ристалище, вышли три старых герольда. В руках одного из них была перевернутая шляпа, полная маленьких пергаментных свитков. По сигналу трубачей второй старичок стал доставать их попарно и передавать третьему. Третий зачитывал имена громким дребезжащим голосом – словно в надтреснутом стакане размером с бочку чай помешивали.
Когда – в числе последних – герольд выкликнул имя Лесли, внука царя Костея, публика сначала озадаченно притихла, потом оживилась, закрутила головами, жадно зашарила глазами по выстроившимся в шеренгу рыцарям в поисках невиданного дикаря из варварской страны.
Даже сами участники принялись искоса оглядывать свои ряды в поисках диковинного чужеземца, которого, без сомнения, можно было легко опознать по зеленой коже, или синим волосам, или доспехам, сплетенным из травы, прутьев и перьев…
Заинтересованно подняла голову и из-за раскрытого веера как бы невзначай поглядела на зашевелившуюся когорту претендентов даже принцесса.
Ожидали ли все они найти замотанного в шкуры косматого вандала с каменным мечом, или нечто еще более экзотическое и ужасное – осталось неизвестным, потому что бесстрастные фанфаристы получили от герольдмейстера условный знак[31], приложили трубы к губам и выдули задорный сигнал к началу поединков.
Агафон облегченно перевел дыхание, и только тогда понял, что последние несколько секунд все мышцы его были сведены от крайнего напряжения, будто кто-то перед самым его горлом всё это время держал раскаленный, остро отточенный отравленный кинжал.
«Точно с этим лесогубом психом скоро станешь…» – передернуло студента. – «Вот прорвемся через турнир, отгуляю на свадьбе – и обратно в школу: на рыбалку буду каждый день ходить, с утра до вечера, и провались оно всё синим пламенем, как говорит Шарлемань Семнадцатый…»
Лесорубу в противники в одной восьмой финала достался грузный герцог с труднопроизносимой фамилией, перемежающейся многочисленными «де» и «дю» – верным доказательством того, что длиной родословной он мог смело померяться с самим королем.
Окинув друг друга изучающими взглядами, будущие противники позволили оруженосцам развести себя по разным сторонам отданной в их распоряжение улицы, сделали вид, что соперника не существует на этом свете, и с интересом – сначала поддельным, а потом и настоящим – принялись наблюдать за ходом отборочных схваток.
Лесли дрогнул и побледнел через пять минут, когда после третьего захода граф какой-то там под точным ударом оппонента грохнулся на мостовую, словно выброшенная раздраженным хозяином кукла.
– Боже милостивый… – даже не оглянувшись, чтобы посмотреть, не слышит ли его кто кроме крестного, сухим шепотом охнул лесоруб. – Боже мой… У меня ведь так никогда не получится…
– А, по-моему, для такого номера тренировок нужен самый минимум, – отстраненно заметил бледный и нервный не менее крестника Агафон. – Главное – посмешнее дрыгнуть ногами…
– Я не про это, фей! – таким же шепотом взорвался белый как полотно Лес. – Я про того, победителя! Ты видел, как он ловко прицелился – а сам в это время словно отклонился!..
– Ну, видел… – хмуро признал студиозус. – Ну, и что?
– Да как это что?! – отчаянно вытаращил глаза дровосек. – Ведь этому же учиться, наверное, надо! Тренироваться!..
– Кому надо – пусть тот и тренируется, – с несравненно большей уверенностью, чем чувствовал хоть когда-нибудь, не говоря уже про настоящий момент, важно изрек в ответ Агафон.
– А я?..
– А ты во всем положись на меня. Дитя… ё-моё. Крестный я тебе, или кошкин хвост? С трех раз угадаешь? Ты, самое главное, не волнуйся. Я всё устрою.
Подумать только – еще полминуты назад Агафон думал, что больше побледнеть человеку не под силу.
Герцог и дровосек встречались в последней паре из восьми.
Презрительно глянув на замешкавшегося у посадочной подставки конкурента, его сиятельство демонстративно занял исходную позицию у ближнего конца ристалища и, не теряя времени даром, принялся активно строить глазки принцессе.
Та свернула веер и уперла скучающий взор в небо.
Сердце Агафона при виде диспозиционной несправедливости, чтобы не сказать, вызывающего нахальства, граничащего с нахальным вызовом, радостно пропустило такт.
– Послушай, дядя, – вразвалочку подошел он к противнику и похлопал по барду коня, словно пытаясь привлечь внимание. – Как насчет жребия, кто где стоит?
На высокомерной физиономии герцога было написано, что прожужжи у него под ухом насекомое, он проявил бы несравненно больше интереса.
Но зато как из-под земли рядом с его премудрием вырос плечистый развязный парень в табарде с герцогским гербом.
– Жеребец моего господина сегодня с такими, как ты, не разговаривает, – нагло ухмыльнулся ему в лицо оруженосец. – Так что, топай отсюда, варвар. И приготовься собирать по кусочкам своего принца!
– Всегда готов, – ядовито усмехнулся студент, подхватил с мостовой парочку запасных копий для крестника, и с чувством выполненного долга потрусил за бодро удаляющимся Сивым.
Когда исходная позиция была занята и его подопечным, трубачи дружно грянули короткий сигнал из шести задорных нот, и так же дружно кинулись с середины площади под защиту трибуны.
Поединщики пришпорили скакунов.
Вернее, скакуна пришпорил герцог, а лесоруб – добросовестного, миролюбивого и исполнительного, хоть иногда и своенравного тяжеловоза.
Конечно, Сивый дураком не был, и острый намек на начало движения понял. Но, поскольку прыть в жизни тягловой коняги – добродетель, стоЯщая в последнем десятке, то и в неизвестный путь мерин, в отличие от своего коллеги, отправился не спеша, вдумчиво и с оглядкой.
За стартовой линией Агафон в состоянии, близком к истерике, наблюдал за ходом схватки.
Насмешливый свист и хохот болельщиков при виде выступившего в бой прогулочным шагом коня и отчаянно колотящего его по бокам хозяина резанул по сердцу студента как ножом по диплому. Сжавшись в комок оголенных нервов, он отчаянно бормотал под нос ключевое слово наложенного заклинания саморазрушения барда, экспериментируя с произношением, интонациями, громкостью и вспомогательными словами[32]. И с каждой пролетающей, как разъяренный жеребец, секундой понимание того, что этот момент не наступит никогда, всё ширилось и росло…
Когда до встречи противников оставались считанные мгновения, студент с тихим стоном закрыл глаза и обнял буйну голову руками.
А вот это конец.
Заклинание не ожило.
Лесли проиграл.
Рассчитывать было больше не на что, и не на кого…
Но и тут почти великий маг сегодня просчитался.
Увидев летящую ему навстречу на всех парах другую лошадь, да к тому же несущую на своей спине какого-то блестящего железного маньяка с опасно выставленной вперед острой палкой, Сивый среагировал так, как и должно было на его месте любое здравомыслящее животное.
Моментально припомнив, что в списке его достоинств прыть всё же имеется, он неожиданно для всех проворно шарахнулся в сторону за секунду до того, как копье конкурента выбило бы его всадника из седла. Острие оружия герцога легко скользнуло по щиту Лесли, и тучный рыцарь, внезапно оказавшийся в положении человека, ломящегося с разбегу в открытую дверь, потеряв равновесие и копье, повис на разделительном барьере подобно тряпичной кукле.
Конь-огонь налегке проследовал дальше.
Публика взревела – одобряя ли победу иностранца, возмущаясь ли ей, или просто оттого, что когда вокруг все орут, как оглашенные, удержаться невозможно.
Агафон вздрогнул, будто от удара трехтомником «Реестра элементарных заклинаний», и тоскливо приоткрыл один глаз, нащупывая на мостовой распростертое хромированное тело крестника…
Которое в это время, сидя на довольно остановившемся мерине радостно размахивало копьем и щитом, словно дикарь в ритуальном танце, посылая воздушные поцелуи покатывающейся со смеху принцессе.
– Кабуча… – изумленно прошептал маг, недоверчиво оглядывая снова и снова абсолютно целые конские доспехи опозоренного противника[33].
Но только услышав объявление герольдмейстера, что этот поединок и впрямь выиграл Агафон Непобедимый из царства Костей, сумел он расслабиться и поверить в произошедшее.
«С меня морковка», – пообещал он мысленно Сивому, подхватил неиспользованные копья, и счастливой рысью кинулся через площадь к своему шатру.
Не забыв по дороге показать язык стаскивающему хозяина с забора подрастерявшему гонор оруженосцу.
– Ты с ума сошел!!!..
Не успел полог шатра опуститься за их спинами, как заговорщики с возмущенным видом уставились друг на друга и хором выдали то, что крутилось на языке последние несколько минут.
– Ты не должен был так медленно ехать! Тебя могли дисквалифицировать!
– Он и так меня чуть не диско… олифицировал… насквозь… если бы Сивый в сторону не отскочил! Где была твоя магия, фей?!
– В кармане была моя магия, в кармане! – сердитым шепотом огрызнулся Агафон. – Как ты себе представляешь меня посреди этого рассадника… то есть, оплота рыцарства… в розовом балахоне и с крыльями?!
Лесли сбавил обороты и чуть задумался.
– Наверное, никак… – неохотно признал он, и тут же простодушная физиономия его приобрела выражение потерянное и жалобное:
– Но что теперь делать? Ты же меня в это втянул – ты и должен теперь выкручиваться!
– Вот я и выкручиваюсь… – без особого убеждения подтвердил чародей.
– Кто у меня следующий на очереди? – беспокойно вытянул шею и подался к выходу дровосек.
– В смысле, ты у кого? – мрачно хмыкнул студент. – Слушать надо было… Какой-то де Рюгин. То ли маркиз, то ли виконт… пень их тут разберет.
– И что делать?..
В полумраке их штаб-квартиры лицо юноши выглядело теперь почти по-детски потерянным и испуганным.
– Что-что… Думать! – ворчливо буркнул маг, потянулся в рукав за шпаргалкой, замер, махнул рукой – нет там такого, что могло бы помочь одолеть соперника в честном бою[34], и двинулся к выходу.
– Ты тут сиди, отдыхай, а я пойду, покручусь там – может, что-нибудь придумается…
– Что значит – «может»!? – возмущенно воскликнул Лес, но студиозус, кинув через плечо нечто раздраженно-неразборчивое, уже выныривал наружу.
Маленький лагерь графа де Рюгина располагался не так далеко от их бивуака – даже по меркам хоть и широкой, но улицы.
Сделав несколько шагов вдоль лотка с бутербродами из рябчиков с ананасами, его премудрие оказался у палатки соперника.
Ни графа, ни его кислолицего чернявого оруженосца поблизости видно не было. Боевой конь уписывал овес из торбы, подвешенной к черной, как чернила, морде и бдительно изучал фиолетовым оком пришельца.
«Если бы у меня было больше времени для того трюка с бардом…» – в вихре сожалений пришло в голову школяра.
Дожидаться продолжения мысли и развития событий он не стал: проворным движением скользнул он между составленных в пирамиду копий и морды переставшего жевать и неприязненно закосившего на него коня, протянул руку к украшенной графскими гербами сиреневой попоне, нащупывая под тканью пластины доспеха…
– Ты чего тут делаешь?
Резкий, подозрительный голос хлестнул по ушам будто бичом.
– Я…
Агафон обернулся, грызомый целой сворой дурных предчувствий – и ни одно из них не растворилось: из графского шатра с видом стражника, узревшего вора, выходил кислолицый.
– Я… это… подержаться хотел… чтобы не упасть…
– Ты что, пьяный? – презрительно покривился оруженосец.
– Сам ты пьяный! – искренне возмутился маг и снова лихорадочно зашарил мозговыми извилинами по захламленному пыльному лабиринту, называемому некоторыми воображением. – Я… это… ну… на одной ноге стоял.
– И чего? – поджал ногу и демонстративно не упал чернявый.
– А ты глаза закрой, ишь ты, хитрый какой! – обиженно прищурился студент.
– Зачем?
Вопреки рекомендации глаза оруженосца не только не закрылись, но и увеличились на два размера.
