Текст книги "Последний фей"
Автор книги: Светлана Багдерина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
– Каждому по ломтю! – одарил товарища хмурым взглядом Грррк, уже забросивший за спину Люсьена.
– Нести как? – бугень постучал костяшками пальцев себя по лбу. – Маг колдовать, бугень в семирук превращать!
– По башка дать – не колдовать, – принял единственно верное решение Гдддр и, прежде чем Гавар мог предложить что-нибудь иное, а сам виновник обсуждения – воспротивиться, размахнулся и въехал кулаком студенту в ухо.
Мир Агафона расцветился на долю секунды радужными искрами и погас.
Пришел в себя школяр от того, что совсем рядом кто-то тихо-тихо плакал.
Он моргнул осторожно, не открывая глаз. Скривился от моментально включившейся головной боли, точно кто-то вредный подстерегал его с дубиной над макушкой, поджидая, когда он очнется. Прислушался к звукам и иным ощущениям…
Ритмичный звук шагов гулко отдавался от голых стен. Иногда на темном фоне век вспыхивало, проплывало мимо и пропадало светлое пятно – не иначе, факелы или светильники. Что-то мощное и неподатливое, вроде удава, пережало его посредине туловища, придавив руки к телу. Ехал он ногами вперед на чем-то вроде толстого забора: ступни его болтались с противоположной стороны от головы, периодически стукаясь о что-то податливое. Его покачивало и тошнило. В висках играл народный ансамбль молотобойцев. Хотелось забыться снова…
Но рядом кто-то плакал.
Агафон собрал в кулак остатки мужества, с усилием разлепил точно сросшиеся веки…
И увидел женское лицо.
– Агафон!.. – почти беззвучно прошевелило оно губами, и чародей с облегчением понял, что плач прекратился.
В следующую секунду он вспомнил всё: заплыв, Гавара, его сортировку, ожидающую их судьбу, и…
– Гре…та… – расплылся он в нелепой улыбке. – Я… фей…
– Я – дочка бондаря… – прошептала она, и вид у нее был такой, будто от очередного приступа рыданий ее отделяли считанные мгновения[106].
В отличие от мага, руки у нее свисали с той же стороны, что и голова, и поэтому время от времени[107] она могла краем обрысканного мокрого рукава утирать глаза и смахивать волосы с лица.
– Нас съедят! – уловил школяр новое движение губ в игре черно-оранжевых теней. – Сделай что-нибудь!..
Ах, да… сделать…
Он шевельнул плечами, пытаясь ослабить хватку несущего его бугня и вытянуть руку, но в ответ тот лишь прорычал что-то и стиснул студента так, что кости захрустели, и попытка вывернуться закончилась телодвижениями, больше похожими на предсмертные судороги.
– Кабуча... – только и смог хрипло выдохнуть он.
Грета сочувственно поморщилась.
– Мне бы только руки освободить… – простонал сквозь зубы школяр.
– Маг болтать – башка стена бить! – рыкнул в спину студента бугень и угрожающе качнулся в строну разукрашенных потеками камней.
Его премудрие, не желая превращения своей головы в обстенубитное орудие, захлопнул рот и отчаянно выкатил глаза.
– Отпусти! Отпусти меня… нас… немедленно, ты, крокодил зеленый! – гневно выкрикнула крестьянка и исступленно замолотила кулаками по широкой, как деревенские ворота, спине, но зеленый крокодил лишь гыгыкнул что-то невнятное кулинарной направленности.
– Не вышло… – обреченно помотал головой студент.
Грета упрямо сжала губы, лихорадочно заоглядывалась, закрутила головой, заворочалась под новый взрыв веселья бугня, и вдруг замерла, увидев нечто, взору Агафона недоступное. И тут же левая рука ее, точно подкрадывающаяся кошка, мягко скользнула в сторону и пропала из виду за боком людоеда. Единственное, что видел маг еще несколько секунд – затылок и растрепанные мокрые волосы девушки под съехавшим чепцом. Обжигающее любопытство пополам с желанием поторопить так и свербели на языке чародея, но он молчал, замерев как мешок, опасаясь случайным движением потревожить их монстра и привлечь его внимание к операции Греты.
Что бы она ни делала.
Наконец, бродившая где-то рука крестьянки медленно подтянулась к подбородку и застыла. Добычи видно не было.
– Ну?.. – на грани слышимости выдохнул чародей, встречаясь глазами с плавно повернувшей голову Гретой. – Ну?..
– Не выходит… – злые слезы навернулись на глаза девушки, и она снова смахнула их рукавом – резко и сердито, точно личного врага.
– А что ты хочешь?..
Но дочка бондаря не дослушала и не ответила, снова повернулась и извернулась так, что студент испугался за ее позвоночник, и потянулась, потянулась, потянулась…
– Человек-женщина возиться – Хвввр бросить на пол! – свирепо рявкнул их бугень, дернул плечом так, что руки, ноги и голова крестьянки взметнулись, словно у тряпичной куклы, а зубы клацнули, едва не отхватывая язык.
Она взвизгнула испуганно и, что было сил, ухватилась за куртку людоеда, точно он и вправду мог ее уронить. Агафон попытался ударить монстра коленками в грудь, тут же в качестве возмездия был шмякнут головой о стену, и застонал – не столько от боли, сколько от бессильной ярости.
– Болит? – сочувственно округлила глаза Грета, встретившись с ним взглядом.
– Н…н…нормаль…но…
– А у меня получилось!
Рука девушки поднялась, прикрывавший ее почти до кончиков пальцев рукав спал, и глаза Агафона вспыхнули сначала надеждой, и тут же – разочарованием: то, что он сперва принял за кинжал, оказалось всего-навсего обломком зуба юй.
– У меня отобрал… из кармана торчало… – прошевелила бледными трясущимися губами дочка бондаря.
Лицо чародея вытянулось.
– Нож не достать никак… я старалась… – едва не плача, шепнула она.
Маг только вздохнул, признавая еще одно поражение.
Не исключено, что последнее в своей жизни.
– Да когда эта лезница кончаться! – брюзгливо прошипел их бугень, поправляя на плечах тяжелую ношу.
– Еще два гармошка – и этаж, – повернул голову, чтобы ответить, шедший первым.
– А там другие… – зажмурился тоскливо школяр.
– Я попробую…
Грета, сама сознавая всю нелепость своего оружия и попытки, подняла жалобно брови, будто извиняясь, извернулась, не теряя времени, замахнулась, метя в шею…
Неловкий удар, не достигнув цели, скользнул по расшитой браслетами куртке, но зацепился и поднырнул под один, заканчивая путь. Чародей, вспомнив, как отскакивали от таких одежек стальные клинки, взвыл от досады, рванулся отчаянно снова...
И тут бугень покачнулся. Лапы его, стискивающие продукты к обеду, неожиданно разжались, колени подкосились, и студиозус вместе с крестьянкой и тяжелой тушей людоеда рухнули на ступеньки и покатились вниз в куче тел и конечностей.
На шум, едва не смахнув головой рыцаря факел со стены, обернулся первый монстр и захохотал над неуклюжим соплеменником, хлопая себя свободной рукой по ляжке.
– Хвввр мало есть, ноги не держать!
Но, вместо того, чтобы вскочить и по-дружески врезать шутнику в лоб, Хвввр завозился беспомощно, придавливая оглушенных людей, и зарычал.
– Хвввр вставать! – обеспокоенно развернулся Грррк, сбежал к концу пролета, склонился над тихо подвывающим соплеменником…
И тут Люсьен решил, что пришло его время.
Бросив всю тяжесть своего тела на чуть ослабевшую хватку бугня, он вывернулся, в падении выбивая из-под него ноги, и к куче-мале на площадке в полтора квадратных метра присоединились еще два тела, одно из которых отчаянно пыталось придушить другое.
Грете удалось выкарабкаться вверх по лестнице, и теперь она пыталась улучить момент, чтобы вытащить и студента: с одной здоровой рукой все его потуги выбраться из свалки заканчивались лишь новым комплектом кровоподтеков и ссадин.
Схватившаяся в рукопашной пара и просто беспорядочно катающийся бугень то впечатывали поднимающегося чародея в стену, то налетали друг на друга, и тогда из глотки уроненного ими монстра вырывалось странное утробное завывание.
– К-кабуча… – простонал Агафон, сбитый в очередной раз дерущимися при попытке привстать, и тут же беспорядочно мечущийся, как вытащенная из воды акула, Хвввр огрел сапогом по больной руке. – Кабу…
Все четверо покатились вниз, пересчитывая ступеньки.
– Агафон!.. – метнулась за ними Грета. – Люсьен! Держись!..
Наступило ли от сокрушительной боли просветление в мозгу, или какая-то реакция среди нейтронов и ганглиев пришла к логическому завершению, но маг увидел вдруг единственно возможное решение.
С третьей или четвертой попытки оказался он на краю площадки, извернулся и, отталкиваясь от неистово колошматящих друг друга поединщиков, покатился вниз – уже сам. Один. Молясь всем богам, богиням и добрым и не очень духам, чтобы ниже была еще одна лестничная площадка, а не лаборатория Гавара.
Падение его прервала стена.
Взвыв сквозь стиснутые зубы, Агафон вскочил на ноги, хоть и не был на сто процентов уверен, где они теперь у него, и где тут пол, вырвал из-за пазухи палочку, взмахнул крыльями, выбросил руку вперед и выкрикнул короткое заклинание, само собой пришедшее на ум.
Струя зеленых звездочек обогнула Люсьена и ударила молотящего его людоеда точно в лоб. Немедленно последовавшая за ней вторая безошибочно отыскала извивающегося рядом другого монстра. Свалка окуталась на несколько мгновений облаком цвета весенней травы, а когда оно рассеялось, то люди ахнули: Люсьен лежал, вцепившись мертвой хваткой в горло придавившего его огромного плюшевого крокодила. Второй такой же валялся на брюхе рядом, разинув бархатную розовую пасть с зубами из простеганной фланели.
– Агафон!!!.. – взвизгнула в восторге Грета и, больше не сдерживая эмоций, бросилась на шею рыцарю, рыдая и смеясь. – Агафон!.. Люсьен!..
Отшвырнув ногой игрушку, метнулась она, перескакивая через три ступеньки, вниз, к бессильно сползшему по стене, но улыбающемуся блаженно, как городской дурачок, студенту.
– Агафон, Агафон, ты живой, ты смог, у тебя получилось!..
– Ага… – только и смог проговорить чародей, тряхнул пересчитавшей не один десяток ступеней головой и, держась за склизкие от вечной сырости камни, стал подниматься туда, где ждал их уже шевалье.
В руках у него был обломок клыка юй.
– Что это? – недоуменно сведя брови над переносицей, вертел он в руках длинный острый конус величиной с большой кинжал.
– Это мой зуб! – просияла крестьянка, и пальцы ее радостно сомкнулись на теплой матовой поверхности сувенира.
– Твой?! – ошеломленно уставился ей в рот рыцарь.
– Да, мой! Он от рыбы отломился, а я его сберегла!
Шевалье с облегчением выдохнул.
– Где ты его нашел?
– В спине второго, – немногословно пояснил де Шене, с усилием шевеля разбитыми губами. – Почти полностью вошел. Сантиметра два наружу торчало.
– Это Грета ему… удружила… – припомнил маг. – Сквозь куртку прошел как сквозь бумагу…
– А вот не надо было его у меня отбирать! – словно защищаясь, уставила руки в бока крестьянка. – Он у меня его отнял и в карман сунул, а мне его жалко было, зуб-то, потому что я решила, что это мой талисман будет на всю жизнь, а тут он его просто так вот взял, как будто это его вещь, а не моя, и как будто я ему разрешила, и как будто он ему нужен, хотя не нужен ведь он ему нисколечко был, зачем он ему, он ведь даже не блестит, это они ведь все блестящее любят и тянут, как сороки, вот у меня однажды сорока с подоконника прямо на глазах чайную ложку бабушкину серебряную из стакана вытащила, так я потом… – взахлеб тарахтела Грета, но в кои-то веки мужчины не возражали.
– Хорошие у тебя зубки… – с трудом улыбнулся шевалье.
– А ведь талисманом он твоим так и оказался! – осенило Агафона.
– Ой, чего это я… – смутилась вдруг дочка бондаря и сконфужено прикрыла щеки руками. – Надо ведь как-то Леса освобождать… и Изабеллу… ее высочество, то есть… и герцогиню… и с Гаваром что-то делать…
– С Гаваром… Гаваром… – наморщил лоб вдруг студент. – Гавар, Гавар…
– Это колдун, который тебя похитить хотел, – сочувственно глядя на большущую шишку на лбу студента, мягко подсказала дочка бондаря. – Помнишь?
– А… – оторвался от своих странных мыслей школяр и вернулся к реальности. – Конечно. Да. Гавар. Гавар… К-кабуча! Где-то это я уже слышал!
– Так это… Грета тебе правильно говорит… – заволновался уже и Люсьен, бережно приобнял мага за плечи, заглянул в лицо и медленно заговорил: – Гавар. Такой маг. Злой и антипатичный. Хозяин людоедов. Не ест людей сам, наверное, только потому, что у него на них аллергия. Мы сейчас находимся у него…
– Да помню я, помню, вы чего? – несколько вымученно хохотнул Агафон. – Просто… Сейчас, когда он сказал, что Гавар – это его школьная кличка, я не могу избавиться от мысли, что я это слово уже слышал… или читал… там, где его не касалось… где про что-то другое говорилось…
– Это очень важно? – забеспокоилась Грета.
Его премудрие задумался и растерянно пожал плечами, сдаваясь.
– Наверное, нет.
– Ну, так что будем делать? – нахмурился Люсьен, и эйфория от нежданного спасения рассеялась, как зеленое облако Агафона.
– Драться, конечно, – угрюмо хмыкнул студент и вдруг ухмыльнулся. – Вы заметили? Я теперь настоящий фей. Так что, мы еще посмотрим, кто кого, Гавар он там, или не Гавар.
– Да, кстати… твоя палочка… – спохватилась Грета.
– Ты же говорил… она же, вроде, после того, как вы… то есть, как Лесли от тебя?..
– Не знаю, что там случилось, – отмахнулся от теорий как от надоедливых мух чародей, – может, она рассыхалась и в воде помокла… но сейчас я снова чувствую связь с Лесом. Хоть и не такую, как раньше… Не знаю даже, как объяснить. Раньше она… ну, как нитка была, что ли… дешевая… а теперь – как канат. Дурацкое сравнение, да?.. Сам знаю. Но, самое главное, что палочка меня слушается. Ну, почти…
– Почти? – осторожно округлил глаза рыцарь.
– Почти, – чуть стушевался школяр. – И это хорошо. Потому что я их в настоящих крокодилов сгоряча превратить хотел… Понравилось, как Грета обозвала…
– Забота и дальновидность всегда были твоими сильными сторонами, – косовато улыбнулся Люсьен.
– Обращайтесь, если что, – ответил ему похожей улыбкой волшебник.
И тут физиономия его застыла.
По лестнице, осторожно ступая, кто-то поднимался легкими шагами.
Де Шене услышал тоже. Не теряя ни секунды, он подхватил с пола меч, приложил палец к губам, тенью скользнул к углу, замахнулся…
– Валенки! – удивленно воскликнула крестьянка секундой раньше, чем острый клинок обрушился на незваного прохожего, и бросилась навстречу. – Это же мои валенки идут!
Розовое чудо в рыбьих калошах радостно зашлепало по полу, подпрыгнуло и приземлилось в объятьях дочки бондаря, колошматя ее по рукам и лицу хвостами и плавниками от переизбытка чувств.
– Ну, нашего полку прибыло! – улыбнулся Люсьен, опуская оружие и осторожно выглядывая за угол, чтобы удостовериться, не следует ли за первой вторая партия нежданных визитеров. – Теперь Гавар держись.
– А что мы делать будем? – снова помрачнела Грета и, точно чуя изменившееся настроение хозяйки, приутихли и валенки.
– Для начала мы будем думать… – вздохнул Агафон.
Изабелла и тетушка сидели на короткой скамье, прижавшись друг к другу, как две птички на ветке в морозную ночь. Под ногами у них, как остров спасения посреди штормящего океана обломков камня, металла, дерева, битого стекла и керамики, расстилался небольшой зеленый ковер. На нем, всё еще без памяти и всё еще под надзором угрюмых бугней распластался Лесли. Перед живописной группой, безмолвием и неподвижностью своей напоминающую, скорее, скульптурную, стоял Гавар.
Спина его была обращена к притихшей публике, голова склонена, в руках, поднятых на уровень глаз – замысловатый прибор из выгнутых серебряных планок, медных обручей и золотых полусфер с делениями и мистическими знаками. Сквозь просвет между двумя самыми маленькими планками колдун рассматривал черепа на бортике сенота, каждый по очереди, долго и тщательно. Наконец, когда принцесса утвердилась во мнении, что осмотр пошел если не по третьему кругу, то по второму – точно, маг опустил устройство на сохранившийся под защитным колпаком столик и повернулся к другому выжившему под бомбардировкой табуретками счастливцу.
Взгляд его наткнулся на женщин.
Легкое облачко недоумения пробежало по его лицу, но уже через мгновение он вспомнил, кто это, и что им надо, вернее, что ему от них надо, и голова его еле заметно качнулась – то ли в тени поклона, то ли в раздумье.
– Надеюсь, мои приготовления не слишком вас утомили? – проговорил он бесстрастно, не поднимая глаз.
– Это был риторический вопрос или экзистенциальный? – автоматически повторила любимую фразу Агафона ее высочество, прочитала на высокомерной физиономии мага ответ, вспыхнула и стиснула зубы: отольются еще мышке кошкины слезки, как говорил Шарлемань Семнадцатый…
– Разрешите поинтересоваться, ваше премудрие… – нервно откашливаясь, торопливо заговорила герцогиня, чтобы скрыть неловкость ситуации. – Что вы сейчас собираетесь делать?
– Довести начатое до конца, – отстраненно отозвался он. – Сейчас я вызову деда этого олуха, получу Камень Силы, и стану самым завидным женихом Шантони и всего Забугорья.
До слуха женщин донесся непонятный звук, точно пустые жестянки встряхивали в мешке.
Они не сразу поняли, что это смех.
– Но… ваше премудрие… разве и так… не завидный жених?.. – почти успешно скрывая отвращение, дрожащим голосом проговорила де Туазо.
– Наша маленькая принцесса отчего-то пока так не думает, – жестокий взгляд черных, как две капли гудрона, глаз резанул сжавшуюся девушку точно ножом.
– Она… это было… ваше предложение… несколько неожиданно… – вступилась тетушка Жаклин за племянницу. – Изабелла… не успела осознать… привыкнуть к мысли…
– Ей стоит привыкать побыстрее, если хочет стать моей женой, а не блюдом в их меню, – кивнул он на бугней, и те радостно оживились.
Угадав мысль племянницы, готовую сорваться с языка: «Лучше их обедом, чем твоей женой», герцогиня стиснула до боли ей руку и поспешно заговорила снова, громко и почти уверенно, чтобы заглушить слова племянницы, доведись им все-таки выскользнуть на свободу:
– Она привыкнет, привыкнет, ваше премудрие, не беспокойтесь, она чрезвычайно послушная девочка и покорная дочь своего отца!
– И это радует, – без тени улыбки кивнул колдун. – Не хотелось бы начинать правление страной с устранения низверженного монарха.
– Мой отец способен постоять за себя! – не удержалась и подскочила, как пружиной подброшенная, Изабелла.
Сонно взиравшие на происходящее еще секунду назад бугни молниеносно схватили ее за плечи и рывком усадили обратно на скамейку.
Если бы взгляды могли убивать, род дю Буа прервался бы в это же мгновение.
– Не сомневаюсь, – так же ровно и бесстрастно, точно ни принцесса, ни его гвардия не двигались с места, проговорил Гавар – то ли отвечая на предыдущее высказывание ее высочества, то ли подтверждая понимание ее эмоций.
– Ваше премудрие, не могли бы вы сказать своим… чудовищам… чтобы они держали свои кривые лапы подальше от моей племянницы? – заалели гневно щеки герцогини.
– Мог бы, – согласно кивнул колдун и продолжил как ни в чем не бывало: – Луи Второй был бы в состоянии постоять за себя и за свое королевство, как его отец, дед и прадед… если бы не вчерашнее утро. Когда, обозревая в сеноте подготовку к турниру, я к восторгу своему увидел среди участников внука Костея.
Изабелла представила подпрыгивающего на одной ножке и улюлюкающего от счастья Гавара, и невольно прыснула.
Одарив ее подозрительным взором, хозяин замка тем не менее продолжил:
– И сейчас, после небольшого сбоя, план мой – заполучить царевича Агафона и обменять его на Камень Силы царя Костея – близится к завершению.
– Зачем вам Камень Силы? – спросила тетушка Жаклин.
– Зачем?.. – прерванный на полуслове, Гавар тупо захлопал глазами, переводя недоумевающий взгляд с одной женщины на другую и, наконец, вспомнил. – Зачем самому выдающемуся магу Белого Света Камень Силы? Это был ритори… Кхм. Ах, да. Я же вам не рассказал самого главного… Будьте же снисходительны, всё дела и дела…
В несколько широких шагов, хрустя колючим мусором и поднимая тучи пыли, обошел он ковер, встал справа от скамьи и протянул руку, указывая в почти непроницаемую тень, где, черное на черном, смутно зияли провалы арок. И не успели зрители вопросить, что же там такого есть интересного, как комок ярчайшего желтого света вылетел из раскрытой ладони Гавара, устремился во мрак, завис в метре от пола и стены и вдруг вспыхнул ярче сотни свечей.
Взорам испуганно отпрянувших женщин открылась арка – не такая, как ее соседки, но необычно широкая, высотой в два человеческих роста. По краям ее, закрепленные на медных полках, в полуметре друг за другом располагались шары из темно-синей стали величиной с человеческую голову. Соединяла их странная веревка, сплетенная из перьев, трав, золотых цепочек, пергамента, хвостов каких-то животных и иных самых непригодных для этой цели, казалось бы, предметов, происхождение которых людям знать даже не хотелось.
Яркий, почти ослепительный свет волшебного светильника заставлял отпрянуть и попрятаться по углам тени в соседних арках, но не в этой: вся тьма, господствовавшая в лаборатории, похоже, нашла себе убежище именно там, и так просто сдавать его не собиралась. А свет…
Они питалась светом, исторгая в ответ из своих затаившихся, как хищник в засаде, глубин всепроникающие волны угрюмого ужаса.
– Что… это… – прошептала, невольно прижавшись к тетушке, принцесса.
– Врата, – торжественно сообщил колдун. – Те самые. В Захххд.
Бугни за их спинами радостно зашептались, то и дело перемежая речь не произносимым человеческим языком названием своей родины. Гавар же, не обращая на возникшее оживление внимания, невозмутимо продолжал:
– Запертый… или заживо похороненный, если вам угодно, здесь, я долго искал подходящий для своего плана мщения мир. Очень долго. Дольше, чем живут надежды. Дольше, чем живут иные люди. И когда мне начинало уже казаться, что все усилия мои бессмысленны, наткнулся на этот. Добрый и гостеприимный. Как мои заботливые родители. Его обитатели стали моими слугами, моей охраной, гарантией невмешательства в мои дела. Они с удовольствием заселили Веселый лес, и даже озеро, что у нас под ногами. Я стал для них богом. Я собрал огромную армию. Они были готовы выполнять мои приказы, угадывать мои пожелания, умирать за меня, убивать за меня, и будьте уверены, дражайшие дамы, я непременно дал бы им повод… если бы не одно «но». Маленькое, но большое. Артефакт, созданный мной для того, чтобы открыть портал в первый раз, по неопытности моей и горячности был разрушен во время закрытия. А так как уникальные компоненты, необходимые для его воссоздания, отсутствуют теперь на Белом Свете, то я вынужден ограничивать себя открытием Врат на очень короткое время, и могу принимать из Захххда очень ограниченное число живых существ – и только в обмен на кого-то, посылаемого туда…
За их спинами раздался хруст раздавливаемого о битую штукатурку стекла, Гавар молниеносно обернулся, разящее заклинание наготове – и криво хмыкнул.
Розовые валенки потерянно бродили между обломков мебели и волшебной механики, то останавливаясь, то пускаясь в бесцельный извилистый путь опять.
– Ваши зверюшки… – проговорил колдун, встречаясь холодным взором с горящими ненавистью глазами принцессы. – Хотите, я их испепелю? Рассею? Превращу во что-нибудь более пристойное?
У Изабеллы хватило выдержки промолчать, но взгляд ее говорил красноречивее слов, кто в этом замке, по ее мнению, был первым кандидатом на испепеление, рассеивание, превращение во что-нибудь менее непристойное, или как минимум – на отправку в Захххд с билетом в один конец.
– Моя будущая жена уже может начать стараться быть полюбезнее, – неприязненно сузил глаза и скривился Гавар. – Как это пристало супруге величайшего мага Белого Света.
Под их ногами завозился со стоном Лесли, и Изабелла, демонстративно не обращая внимания на колдуна, склонилась над ним, прикасаясь к его лбу и шепча – то ли слова ободрения, то ли пересказывая краткое упущенные события и ожидающую гостей участь.
– Так значит… – торопливо заговорила герцогиня, стремясь спасти ситуацию[108], – с тех пор вы никогда не открывали свои… ворота?..
– Иногда мне становится жаль, ваше сиятельство, что дочь Луи – не вы, – растянулись тонкие губы Гавара в сомнительном комплименте. – И, спеша удовлетворить ваше любопытство, отвечу. Да, открывал.
– Но без артефакта…
– Я собрал систему малых артефактов, способных на короткое время заменять отсутствующий… пока… настроил их на Захххд – найти даже нужный, пусть и прекрасно известный тебе мир среди мириадов прочих практически невозможно даже такому магу как я… и каждый раз после использования приходится снова чинить их и заряжать своей силой… Но ради вас, мои дорогие гостьи, я готов продемонстрировать вам всю прелесть мира, из которого придет наше спасение.
– От чего?
Колдун улыбнулся с обаянием мороженой рыбы.
– Было бы что спасать, а от чего – найдется всегда.
Не углубляясь более в дискуссии, он повернулся, пробормотал какое-то слово, вскинул руки над головой – и между пальцами, подобно перепонкам, проскочили зеленые молнии.
– Благодарю, не надо, мы вам верим… – нервно зазаикалась, прижимая ладони к побелевшим щекам, тетушка Жаклин, но хозяин замка ее не слышал, или не хотел слышать.
Торжествующая ухмылка пробежала по его физиономии, и в первый раз за все их знакомство женщины увидели в его взгляде нечто близкое к настоящей теплоте.
Повинуясь воле создателя, связанные причудливой веревкой шары затеплились синим, точно пробуждаясь ото сна. В глубине их что-то замигало лениво, заворочалось, колыша сапфировое сияние, будто огонек внутри был живой, а сами шары – не из стали, а из прозрачного стекла. Черный провал портала вздохнул мраком и заходил волнами.
Маг читал заклинание медленно и ровно, четко проговаривая намертво врезавшиеся в память слова, возможно, им же и изобретенные, и тьма в гигантской арке так же неспешно светлела, приобретая прозрачность. И вот уже смутные контуры черно-оранжевых то ли скал, то ли деревьев стали проступать на месте непроглядной еще минуты назад темноты. Розово-серое низкое небо повисло над странным пейзажем, а на его фоне метались как вспугнутые птицы бескрылые грязно-зеленые существа.
Довольно улыбаясь и не переставая выплетать, словно кружево, заклятье, Гавар шагнул вперед, все еще не опуская рук, и картинка в портале прояснилась больше, став ярче и объемней. Еще шаг – и словно пелена спала с арки Врат, и буйство неистовых красок не знающего полутонов мира резануло по привыкшим к сумраку глазам, точно ножом. То, что они принимали за деревья и скалы, приняло очертания массивных портиков и колоннад под открытым небом, украшенных статуями, подозрительно похожими на хозяина замка, а поодаль, точно еще десяток статуй, только не оранжевых, а зеленых, замер почетный караул…
И вдруг мутная завеса упала снова.
Колдун, не прекращая речитатива, обернулся недоуменно – и увидел, как сеть артефактов дрожит, словно кто-то – или что-то пытается ее разорвать.
Настороженным взглядом молниеносно пробежал он по ее длине и замер, едва не заместив произносимые слова заклинания лексикой иной категории: шар, расположенный в полутора метрах от пола, подпрыгивал и метался, точно старался соскочить со своей подставки.
Ошеломленный маг двинулся к своевольному артефакту, и тот, будто почуяв гнев хозяина, замер, но зато теперь веревка, ведущая к шару повыше, задергалась, пытаясь порваться надвое. Колдун опешил, зыркнул непонимающе кругом – и нахмурился. У стенки под выделывающими фортели артефактами, скромно переминаясь с ноги на ногу, стояли розовые валенки.
Не замолкая ни на секунду – ибо последствия неожиданного разрушения заклинания высшего порядка не оставили бы от замка камня на камне, Гавар подошел к увлеченно топчущейся на обломках его лаборатории обуви, занес ногу и яростно опустил ее на носок правой калоши.
Которая, к его и зрителей изумлению, дернулась вместе с валенком и тихо сказала «ой».
Причем «ой» прозвучал на высоте человеческого роста.
Роста человека по имени Агафон, как выяснилось уже через долю секунды.
Глаза хозяина замка вспыхнули яростью, и в то же мгновение локоть его метнулся к лицу студента. Тот отпрянул, и удар вместо виска пришелся в скулу. Школяр охнул, потерял равновесие, повалился, не выпуская веревку, которую пытался перерезать трофейным кинжалом при помощи полутора доступных ему рук[109] последнюю пару минут, повис на ней всей тяжестью…
И тут же откуда-то сверху с сухим треском медленно посыпались искры, а на краю своей полки застыл перед падением самый верхний, блистающий грозовой синевой шар.
Колдун и сердце его сбились с ритма, знакомые, ставшие частью крови и плоти стройные звучные слова внезапно спутались, смешались в бесформенную кучу, вылетели из головы, он рванулся, чтобы перехватить готовый рухнуть артефакт – и мир вокруг них покачнулся.
Заклинание высшего порядка не получило продолжения, нити флуктуации силы затрепетали, брошенные без завершения узора, и реальность дрогнула перед лицом первичной магии, оказавшейся вдруг без узды.
Глаза колдуна расширились в ужасе, встретились с такими же вытаращенными очами студента…
И в ту же долю секунды в забубенной головушке вечного второгодника вспыхнуло ярким светом одно-единственное слово, способное спасти их.
Скорее всего.
– Гавар!!!!!!!! – выкрикнул исступленно Агафон. – ГАВАР!!!..
Его злополучное премудрие недаром мучил мозги и мучился сам, вспоминая, где он слышал слово «Гавар» не применительно к одному из самых могучих волшебников современности.
Три года назад, моя пол в библиотеке в качестве наказания за прожженные на уроке пиромагии учебники всей группы, он впервые в жизни попал в закрытую от студентов секцию. Взгляд его, боязливый, но любопытный, случайно остановился на самом толстом фолианте с потемневшим от времени золоченым корешком.
Если бы этот том нужнобыло прочесть, школяр отыскал бы сотню причин, чтобы не делать этого. Но украденные знания интересней втройне и, отставив швабру, первокурсник Мельников втихомолку вытащил с полки зажатый между коллегами гримуар.
Те несколько строчек, что он успел прочитать, прежде чем бдительный библиотекарь ухватил его за ухо и отконвоировал к декану, касались именно этого слова.
Вернее, заклинания.
Заклинания-джокера, как именовалось оно в регистре.
«…Если вербальное заклинание высшего, первого или второго порядка было произнесено более чем на пять шестых, но менее чем на восемь девятых, то другой человек, нежели его накладывающий, может обратить таковое заклинание в иное, завершенное, путем произнесения универсального шифровального/дешифровального ключа «гавар». Следует, однако, признать чрезвычайную его вредоносность по той необъяснимой причине, что чувство юмора у накладывающего вербальное заклинание и чувство юмора у произносящего так называемый «джокер», как правило, отличаются. Иногда с летальным исходом. Каковое же заклинание заступит на место смещенного, известно не бывает, ибо все попытки проследить закономерность заканчивались…»