Текст книги "Возмездие"

Автор книги: Стюарт Вудс

Усевшись на диван лицом к озеру, Хауэлл достал патроны. Не надо колебаться, не надо думать… одно движение за другим, без пауз. Он зарядил оба дула. Неужели понадобится две пули? Нет-нет, думать не следует, нужно только действовать. Хауэлл повернул ружье, уперся прикладом в пол и вложил дуло в рот. И сразу почувствовал стальной и маслянистый привкус. Он не мог дотянуться до курка, но не вынимал дула изо рта, считая, что лучшего места не найти. Скинув ботинок, Хауэлл торопливо снял носок и попытался нащупать курок большим пальцем ноги. Он пытался дважды, но оба раза безрезультатно. В ногах ощущалась страшная слабость, всякий раз, когда он отрывал ногу от пола, она начинала неудержимо дрожать.

Тогда Хауэлл подошел к столу и взял карандаш. Хороший карандаш, этакий добрый старый товарищ еще со школьных времен… Не думай о школе, о детстве… Он зажал карандаш пальцами ног, снова сунул дуло в рот, подсунул карандаш под спусковой крючок и нажал на курок. Карандаш выскользнул: Хауэлл не сумел удержать его пальцами. Сверкнувшая молния осветила все вокруг, стволы ружья блеснули и напомнили два лакричных корня, которые как бы росли из его рта. Наконец Хауэлл снова примостил карандаш куда надо, придержал его, поднял вторую ногу и изо всех сил нажал на курок обеими ногами.

Хауэлл считал, что он больше ничего не услышит, но раздался такой оглушительный грохот, какого ему не доводилось слышать за всю его жизнь. Он выронил ружье, упал с дивана и растянулся на полу, а грохот все не смолкал. Окна и большая стеклянная дверь страшно затряслись. Гром… гремел жуткий гром, а он, Хауэлл, был все еще жив! Почему ружье не выстрелило?

Хауэлл, шатаясь, встал. Он хотел обойти диван и поднять ружье, но вдруг остановился. Стало удивительно тихо. Тьма была кромешная, но Хауэлл все равно почувствовал, что в комнате кто-то есть.

Он замер, затаил дыхание и прислушался. До него донеслось чье-то дыхание… чье-то чужое дыхание! Он постарался выдохнуть как можно медленней. Открыл рот и сделал новый вздох. «Я знаю, тут кто-то есть…»

Это был невольный крик, потому что на мгновение комнату осветила слепящая белая молния, которая запечатлела в его мозгу отчетливую картинку и тут же погасла, а Хауэлл, на миг ослепнув, в ужасе съежился. Крепко зажмурившись, он явственно видел перед собой комнату, коврик на полу, мебель и стоявшую спиной к нему девочку лет одиннадцати-двенадцати, крестьянскую девочку с двумя «хвостиками» на голове, одетую в комбинезон и голубую майку; она стояла у окна почти напротив Хауэлла, футах в восьми-десяти, и, не обращая на него внимания, смотрела на озеро.

Хауэлл открыл глаза, но увидел лишь черноту. Он снова закрыл их, и тут же раздался второй оглушительный раскат грома, до такой степени сотрясший окна и большую дверь, что Хауэлл испугался, как бы стекла не разбились. Снова открыв глаза, он услышал еще более продолжительный грохот, а затем, так же внезапно, как сверкнула молния, зажегся свет, и Хауэлл, вскрикнув, подскочил на месте. Девочка исчезла! Одна створка стеклянной двери была распахнута и ходила туда-сюда, так что в домик заливал дождь. Хауэлл подбежал к двери и моментально промок. Прикоснувшись к стеклу, он посмотрел на озеро… вернее, туда, где должно было находиться озеро. Но увидел только стену дождя, отвесную стену. Ветра не было, а такого сильного ливня Хауэлл в своей жизни еще не видел.

«Детям нельзя стоять под таким дождем», – подумал Хауэлл и кинулся к двери, чтобы посмотреть, где девочка, но ливень был таким жутким, что он испугался и не стал открывать дверь. Отступив на несколько шагов, Хауэлл встал посреди комнаты и, задрав голову, посмотрел на потолок. Только бы крыша не обвалилась! Ливень бушевал еще минуты три, и Хауэлл стоял, словно пригвожденный к полу. Потом шум начал понемногу стихать, и еще через полминуты это уже была обычная гроза.

Хауэлл открыл дверь и вышел на причал, не обращая внимания на дождь, который по сравнению с тем страшным ливнем казался совсем несильным. Короткие вспышки молнии освещали причал, озеро и лес. Девочки Хауэлл не видел. Оставалось только надеяться, что с ней ничего плохого не случилось. Ему было стыдно, что он не нашел в себе силы пойти за ней вслед.

Хауэлл вернулся в домик, взял полотенце, до сих пор лежавшее в нераспакованной коробке с постельным бельем, и вытер лицо и волосы. Потом осторожно заглянул во все углы спальни и кухни: ему хотелось убедиться, что он действительно один. В домике везде горел свет, даже те лампы, которые он явно не зажигал прежде, чем уснуть на диване. Хауэлл взял бутылку бурбона и принялся пить прямо из горлышка. Сердце бешено колотилось, и он так тяжело дышал, что в какой-то момент чуть не захлебнулся. Тяжело плюхнувшись на диван, Хауэлл подождал, пока спиртное начнет действовать, и по всему телу разольется тепло. Он понемногу приходил в себя, но оцепенение еще не прошло: Хауэлл никак не мог объяснить появление девочки, и у него сейчас не было желания разбираться, на самом деле он ее видел или ему показалось.

Потом Джон вспомнил, чем он занимался, когда раздался гром. Он встал и обошел вокруг дивана. Ружье исчезло. Коробка с патронами тоже. Неужели их взяла девочка? Может, она наблюдала всю эту сцену и хотела остановить его? Хауэллу стало стыдно, что кто-то увидел его в такую минуту… Но почему ружье не выстрелило? Он помнил, что оба спусковых крючка поддались под его весом, когда он положил пальцы ног на карандаш и нажал на него. Карандаш валялся на полу, он был переломан пополам. Значит, ему удалось нажать на курки!

И все-таки у Хауэлла не возникло чувства, что его обманули: он не хотел получить ружье обратно. Что-то помогло ему спастись в критический, безумный момент, и он был этому рад. Хауэлл взял из коробки одеяло и подушку и прошелся по домику, выключая свет. Он зашел в спальню, снял мокрую одежду и без сил рухнул на постель. В последний миг перед тем, как заснуть, Хауэлл подумал, что совсем недавно он коснулся дна, но ему удалось всплыть на поверхность…

Глава 4

Стук в дверь вверг Хауэлла в панику: он не понимал, где находится, а когда понял, усомнился в реальности событий прошедшей ночи. Они показались странно далекими… он бы даже подумал, что это ему приснилось, если бы он не помнил все до мельчайшей подробности. В конце концов отупленное сознание Хауэлла сосредоточилось на шуме у входной двери. Он, чертыхаясь, натянул банный халат и, дрожа от холода и сырости – домишко был ветхий и протекал – пошел к выходу. Дождь до сих пор не прекратился. Хауэлл рывком открыл дверь.

На крыльце стоял юноша, с его лица и волос стекала вода. Хауэлл сразу понял, что юноша умственно отсталый. Глаза его были дискоординированы, и когда он обратился к Хауэллу, то казалось, будто он смотрит куда-то за озеро.

– Вам дрова нужны?

При этом паренек, как ни странно, был красив. В правильных, точеных чертах было что-то почти аристократическое. Только глаза да отвисшая челюсть указывали на отклонение от нормы.

– Вам дрова нужны? – повторил юноша, на сей раз слегка улыбаясь и демонстрируя великолепные зубы. – Мама сказала, вам нужны дрова.

Хауэлл посмотрел через его плечо и увидел старенький грузовичок с кузовом, накрытым брезентом. Наконец-то до Хауэлла дошло, что происходит: парень торгует дровами! Ну, да… Бенни Поуп сказал, что раньше воскресенья он не выберется, а сегодня только вторник…

– Да, конечно, – после затянувшейся паузы сумел выдавить из себя Хауэлл и указал на навес рядом с крыльцом. – Сгрузи вон туда.

– Сделаем, сэр, – откликнулся паренек и, подбежав к грузовичку, стянул брезент, под которым оказались аккуратно сложенные дрова. Юноша брал по четыре-пять поленьев и относил их под навес. Хауэлл сообразил, что он не спросил о цене… может, придется переплатить… но с другой стороны, он ведь сжег за ночь все дрова! Когда грузовик опустел, а под навесом выросла большая поленница, паренек отнес туда же джутовый мешок с щепками для растопки, помахал Хауэллу рукой и направился к кабине.

Хауэлл закричал ему вслед:

– Сколько я вам должен?

– Ничего! – раздалось в ответ.

Паренек сел в кабину на место пассажира, и Хауэлл понял, что за рулем сидит кто-то другой.

Хауэлл был настолько удивлен, что даже не поблагодарил. Грузовик развернулся и поехал вверх по холму по направлению к перекрестку. За рулем сидела женщина, но стекло слишком запотело, и Хауэлл не смог ее разглядеть. Невзирая на дождь, он кинулся под навес, взял мешок со щепками и охапку дров и, осторожно ступая, поднялся по ступенькам. Он уже растопил камин и допивал первую чашку кофе, когда ему вдруг вспомнились слова паренька: «Мама сказала, вам нужны дрова». Черт побери, кто такие этот паренек, женщина за рулем и, главное, мама? Откуда она узнала, что ему нужны дрова? Наверное, это друзья Денхема Уайта… они, должно быть, увидели пустой навес и решили проявить дружелюбие.

«Ладно, ничего страшного, – успокоил себя Хауэлл, греясь у жаркого пламени. – Надо позвонить Денхему и узнать, кто эти люди, чтобы поблагодарить их».

Потом – он все еще продолжал греть руки у камина – его вдруг поразила одна мысль… Несколько минут назад, когда паренек разбудил его и он пошел открывать дверь, голова с похмелья жутко болела: ведь прошлой ночью он явно перебрал лишнего. А сейчас, как ни странно, Хауэлл чувствовал себя отлично: ни головной боли, ни тошноты… Зазвонил телефон.

«Только бы не Элизабет!» – мысленно взмолился Хауэлл, снимая трубку.

Но это оказался Денхем Уайт.

– Как дела, приятель?

– Великолепно! Место чудесное, Денхем! А ты так его описывал, словно это какая-то дыра.

– Да, наверное. Тебе придется позаботиться о дровах. По ночам может быть холодно.

– Забавно, что ты вспомнил про дрова, – Хауэлл рассказал Денхему про паренька. – Это твои друзья? Кто они?

– Понятия не имею. Мне там никто ничего не давал. Я с местными почти не общался. Странно. Вообще-то там умеют выколотить деньжонки из отдыхающих, уж поверь мне.

Хауэлл знал, как может себя вести Денхем с людьми, которых он считает ниже себя по положению в обществе. Так что он действительно мог не знать, кто его соседи.

– Ты уже видел старика Сазерленда? – поинтересовался Денхем.

– Да, сразу же по приезде. Он изрядная скотина, скажу я тебе. Почему-то сразу меня невзлюбил.

Денхем рассмеялся.

– Такой уж у него характер. Теперь послушай, Джон. Мне еще предстоит жить с ним по соседству, так что, если можешь, ты с ним не ссорься, ладно? Просто держись от старика подальше – вот и все.

– Да я тут ни с кем не сближаюсь. Ты видел Элизабет?

– Мы вчера с ней ужинали. У нее все в порядке. Сейчас в самом разгаре подготовка рождественского каталога. Так что она еще несколько недель будет очень занята.

– Слушай, Денхем, сегодня ночью произошло что-то странное…

– Правда?

– Да. Я… э-э… проснулся во время грозы и обнаружил в гостиной девочку.

– Везет же некоторым.

– Нет, слушай… Это была маленькая девочка, ребенок. Лет одиннадцати-двенадцати…

И Хауэлл рассказал Денхему все, что смог вспомнить. Только про ружье не упомянул.

Денхем немного помолчал, потом наконец спросил:

– Джон, сколько ты выпил за вечер?

– Ну, – пробормотал, смутившись, Хауэлл, – я пообедал с вином, а потом добавил немного виски.

– Судя по тому, что рассказываешь, ты выпил изрядно. Почему тебе не завязать… на то время, пока ты там живешь? Работа без ночных кошмаров и похмелья, наверное, пойдет быстрее.

– Ладно, Денхем. Не нужно мне читать лекций. – Хауэлл больше не нашелся, что сказать.

– Береги себя, дружок, и побольше работай. Лартон Питс привык за свои деньги получать качественный товар.

Повесив трубку, Хауэлл снова принялся гадать, кто же такая «мама», пока не сообразил, что прислать дрова мог шериф Бо Скалли. Бо единственный, кроме Бенни Поупа, знал, что в домике нет дров. А этот Бо Скалли – неплохой парень. Надо будет поставить ему бутылку… Может, Скалли надоумит его и насчет девочки?

Дождь лил четыре дня подряд. Хауэлл метался по комнате, словно кот в клетке. Он поздно вставал, питался консервами или готовил что-нибудь на скорую руку из замороженных полуфабрикатов, прочитал все, что привез с собой, много пил и поздно ложился. И все время видел один и тот же сон… Утром сон забывался, но, кажется, девочки в нем не было.

Хауэлл распаковал хваленый компьютер Питса и забавлялся с ним. Следовать инструкциям Хауэлл не умел, но, потыкав пару дней наугад разные кнопки, он кое в чем разобрался и двинулся вперед. Читая руководство и заучивая все новые и новые команды, Хауэлл постепенно стал чувствовать, что машина его вроде бы обучает. На четвертый день все было готово. Компьютер стоял в ожидании, как раньше – пишущая машинка. Длинная бумажная лента была заправлена в принтер, пачка дискет лежала наготове, дожидаясь результатов работы. Дюжина катушек с магнитофонными записями примостилась возле магнитофона. Хауэлл вставил первую катушку и нажал кнопку. Голос Лартона Питса зазвучал так отчетливо, словно Питс сидел здесь, за письменным столом.

– Глава первая, – громко провозгласил Питс. – Как я обрел Бога.

Хауэлл выключил магнитофон и закрыл лицо руками.

– О черт! – прошептал он.

Впервые в жизни Хауэлл не мог убедить себя, что он делает нечто стоящее, впервые работал только ради денег. Это ему не нравилось. Он не понимал, как он выполнит заказ Питса. И его охватила прежняя тоска, которая нападала на Хауэлла, когда он ощущал свою ненужность, опустошенность. Она всегда окутывала его тяжелым, каким-то вонючим покрывалом, стоило Хауэллу неожиданно столкнуться с тем, что он и его работа могут оказаться никому не нужны. Тоска сгибала его плечи и заставляла пальцы впиваться в ручки кресла, она вынуждала Хауэлла подолгу сидеть неподвижно, вызывала отвращение к еде и пожирала всю энергию.

Несколько минут он сидел, не шевелясь, а затем вдруг ощутил тепло. Подняв глаза, Хауэлл увидел, что на письменном столе пляшут солнечные зайчики. Дождь прекратился, и меж рваных облаков проглянуло голубое небо. Тоска чуть отступила. Хауэлл отошел от стола и подошел к пианоле. Он повернул ручку; инструмент молчал. Хауэлл взял несколько аккордов блюза, болезненно морщась, потому что инструмент страшно фальшивил. Внезапно раздался громкий стук в дверь, от неожиданности Хауэлл даже подпрыгнул.

Он вскочил на ноги. После того, как паренек привез ему дрова, больше никто не появлялся, даже почту не приносили. Хауэлл был рад увидеть кого угодно. Он подошел к двери и открыл ее. На крыльце стоял человек с собакой. Оба промокли. Мужчина снял шляпу, обнажив совершенно белые волосы, кожа его была ярко-розовой. Хауэлл понял, что за темными очками скрываются розовые глаза: перед ним стоял альбинос.

– Доброе утро! – поздоровался гость.

В его облике было что-то удивительно знакомое, однако Хауэлл не знал ни одного альбиноса. В собаке тоже была какая-то странность. Она спокойно сидела рядом с хозяином и тяжело дышала, закрыв глаза.

– Я по поводу пианино, – сказал альбинос. Он глядел в сторону озера. Казалось, ему не хотелось смотреть на Хауэлла.

– Пианино?

– Разве его не надо настроить? – спросил гость, по-прежнему глядя в сторону.

Хауэлл заметил у его ног кожаный саквояж.

– Вы настройщик?

– Так точно.

Мужчина выжидательно замер.

Хауэлл внимательно его разглядывал. Вообще-то он хотел спросить у кого-нибудь в городе, где найти настройщика, но пока не спросил. Или все-таки спросил? Неужели он во второй половине дня так напивался, что ничего не помнит?

– О, входите, – пробормотал Хауэлл, придя в себя.

Альбинос взял саквояж и вошел в дом, слегка споткнувшись о порог. Собака встала и пошла за ним, приотстав на несколько футов. Она уткнулась головой в диван, отступила, повернула направо, натолкнулась на маленький столик, подошла к камину, обнюхала его и улеглась перед огнем. Потом перевернулась на спину, задрав вверх все четыре лапы, протяжно зевнула и, похоже, моментально заснула. Хауэлл смотрел на собаку во все глаза. Она оказалась слепой.

– Она ничего тут не испортила? – поинтересовался альбинос.

– Нет, – ответил Хауэлл, поправляя столик.

– Рили быстро запомнит, где что стоит. А где пианино?

– Вот, – указал Хауэлл.

Мужчина не двинулся с места.

Хауэлл внезапно сообразил, что он тоже слепой.

– О, извините! Оно прямо перед вами.

Хауэлл взял слепого под руку, провел по комнате и положил его ладонь на пианино.

Альбинос снял плащ, положил шляпу на верх пианино, сел и громко сыграл обеими руками гамму.

– Ого! Насколько мне кажется, я явился вовремя, не так ли?

Хауэлл рассмеялся.

– Верно. Проигрывающий механизм тоже не работает. Можно его как-нибудь исправить?

Настройщик открыл дверцу, за которой находился механизм, и покопался внутри.

– Посмотрите за инструментом, – попросил он.

Хауэлл заглянул за пианолу и увидел электрический провод. Он просунул руку в щель и подключил его. И в тот же миг призрак Джорджа Гершвина начал, дико фальшивя, наяривать «Оркестр, играй!» Альбинос выключил пианолу.

– Торопились починить, да? Спешка обойдется в двести долларов.

И он рассмеялся.

– Я все оставляю на ваше усмотрение, – сказал Хауэлл.

– Хорошо.

Хауэлл вышел на причал. Впервые за эти дни распогодилось. Деревья отяжелели от затяжного дождя. Когда проглядывало солнце, озеро вспыхивало яркой лазурью. Солнечные лучи согревали лицо Хауэлла. Постепенно, по мере того, как настройщик подтягивал струны, дребезжащие звуки, доносившиеся из окна, сменялись стройными, приятными. Прозвучал случайно взятый аккорд. Хауэлл почувствовал, что с улучшением погоды его настроение тоже улучшается. Казалось, его самого настраивали, точно пианино. Он уже много недель, а может, и месяцев, не чувствовал себя настолько хорошо.

Настраивая пианино, альбинос наигрывал небольшие отрывки – буквально несколько аккордов – мелодии, которую Хауэлл никак не мог уловить. Впрочем, его это и не занимало: он был слишком утомлен. Обрывки мелодии чередовались с другими наигрышами, аккордами и октавами. Через сорок пять минут Хауэлл, задремавший на солнышке, проснулся от стука укладываемых инструментов и щелчка саквояжного замка. Затем альбинос неожиданно взял несколько аккордов и запел высоким, чистым голосом:

 
Возьму тебя с собою, Кэтлин
За океан, большой и бурный;
Ты там забыла свое сердце,
Когда назвал своей невестой.
Со щек твоих ушли все розы,
Я видел, как они увяли;
Твой голос тих стал и печален,
И взор твой затемнили слезы.
Возьму тебя в тот край далекий,
Где сердце болью не пронзится.
Едва поля зазеленеют,
Тебя в твой дом я отвезу.
 

Когда песня кончилась, Хауэлл заметил, что по лицу его текут слезы: настолько он был растроган ее красотой и печалью.

– Пианино настроено, – сообщил альбинос.

Хауэлл поднялся со стула и пошел в гостиную. Собака по кличке Рили по-прежнему лежала на спине и тихо посапывала.

– Вы очень хорошо поете и играете, – сказал Хауэлл.

– О, Господь каждому дает свой талант. Мне достался музыкальный. Я играю на гитаре, аккордеоне, мандалине и немного на скрипке. Вам стоит сходить как-нибудь в субботу на танцы в общественный центр. Хотите опробовать инструмент?

Хауэлл сел за пианино и сыграл несколько тактов из «Роскошной жизни».

– Вы любите Дюка Эллингтона? – спросил он.

– О, конечно, – ответил альбинос. – Хотя это мелодия Билли Стрейхорна. Эллингтона и Стрейхорна порой бывает трудно различить. Иногда их мелодии очень перекликаются.

– Вы правы. Скажите, я вас вызывал, да? Видите ли, в последнее время меня подводит память…

Альбинос рассмеялся.

– О нет, не вызывали. Меня послала мама. Она сказала, что пианино вам необходимо.

Теперь Хауэлл понял, почему внешность альбиноса показалась ему знакомой.

– Это ваш брат привез дрова?

Альбинос кивнул.

– Это Брайан. Он немножко… – и покрутил пальцем у виска. – Но он добрый парень. Ему было приятно отвезти вам дрова.

– Он не взял плату. Я хотел…

– О нет, мама не позволит.

– Но тогда я хочу заплатить хотя бы за настройку. Вы же этим зарабатываете на жизнь, да?

– Да, этим и еще игрой на танцах. Ладно… Обычно я беру двадцать долларов.

Хауэлл вложил деньги в руку слепого.

– Извините, я не совсем понимаю, кто такая «мама».

– Моя мать, – альбинос протянул Хауэллу руку. – Я Дермот Келли.

Хауэлл обменялся с ним рукопожатием.

– Рад с вами познакомиться. Дермот. А я Джон Хауэлл. Но как ваша мама узнала про дрова и про пианино? Бо Скалли рассказал обо мне, да?

Дермот Келли взял саквояж и направился к двери. Похоже, провожатый был ему не нужен.

– Мама и Бо Скалли не особенно общаются, – сказал он. – Просто мама знает то, чего не знают другие. В последнее время она, правда, болеет, но иногда еще бывает «ого-го».

Хауэлл прошел с Дермотом к двери.

– Боюсь, я не очень вас понял, но я признателен ей за то, что она послала Брайана и вас. Поблагодарите ее от меня.

– А вы сами скажите ей спасибо, – ответил Дермот. – Она ведь все равно хочет с вами встретиться. Мама говорит, что она давно ждала вас.

По коже Хауэлла побежали мурашки.

– М-м… конечно, я забегу повидать ее, если она будет хорошо себя чувствовать… Вы же говорили, она болеет?

– Да, но когда вы придете, ей станет лучше. Мы живем на холме, вверх от перекрестка, – он показал направление. – Вы там увидите почтовый ящик. Заходите в любое время.

– Спасибо, зайду. Еще раз благодарю за настройку.

– Не стоит благодарности. Рили!

Собака, не переставая сонно посапывать, немедленно поднялась с пола и подбежала к Дермоту, аккуратно огибая мебель. Они вдвоем спустились с крыльца, прошли по короткой тропинке и направились в горку, к шоссе. Дермот шел медленно, но уверенно.

Хауэлл наблюдал за ними. Прежде чем скрыться за деревьями, Дермот Келли помахал ему рукой, словно знал, что Хауэлл смотрит ему вслед. Когда они скрылись из виду, он вернулся в дом, не переставая удивляться странной парочке.

– Надо же! Слепой ведет слепого! – сказал он сам себе вслух.