Текст книги "Триумф Цезаря"

Автор книги: Стивен Сейлор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Затем шла группа трубачей, трубя древний призыв к оружию, словно приближался враждебный враг. И действительно, за трубачами приближался враг – пленные вожди покорённых галлов. Этих пленников было великое множество; галлы были разделены на десятки племён, и Цезарь покорил их всех. Эти некогда гордые воины были одеты в лохмотья. Они ковыляли вперёд, опустив головы, прикованные друг к другу цепями.

Толпа смеялась, издевалась и забрасывала их гнилыми фруктами.

Во главе их шёл Верцингеторикс. Он был таким же, каким я видел его в Туллиане: почти голым и покрытым грязью, но под ярким солнцем его вид казался ещё более ужасающим. Глаза у него были впалыми. Губы сухими и потрескавшимися. Волосы и борода спутались, как птичье гнездо. Ногти на руках были похожи на когти, настолько длинные, что начали загибаться. Его обувь разваливалась на ходу; куски кожи тянулись от лодыжек, и каждый шаг оставлял кровавый след на мостовой.

Растерянный и измученный, он внезапно остановился. Солдат, расхаживавший рядом с пленными, словно пастушья собака, подбежал и ударил его плетью.

Толпа взревела.

«Сопротивляйся, Галл!» – крикнул кто-то.

«Покажи нам, из чего ты сделан!»

«Король галлов? Король трусов!»

Верцингеторикс покачнулся вперёд и чуть не упал. Один из вождей протянул руку, чтобы поддержать его. Солдат ударил его по лицу, отчего тот отшатнулся назад. Зрители закричали, захлопали в ладоши и запрыгали от восторга.

Наказанные заключённые ускорили шаг. Через мгновение они исчезли из виду. Бетесда коснулась моей руки и сочувственно посмотрела на меня. Я понял, что так крепко вцепился в край полки, что костяшки пальцев побелели.

Итак, Верцингеториксу пришёл конец. Для него день закончился там же, где и начался, в Туллиане, где его опустят в яму и задушат. Вскоре после этого и других вождей постигла та же участь.

Не будет никакого спасения в последнюю минуту. Не будет даже финального шоу.

неповиновения, гордости или гнева, лишь покорность и молчание. Он был сломлен до такой степени, что всё ещё мог дышать и ходить. Палачи Цезаря были невероятно искусны в получении от жертвы именно того, чего хотели, и Верцингеторикс не стал исключением.

Затем появились музыканты и труппа жеманных мимов, которые издевались над только что прошедшими вождями. Напряжение, возникшее в толпе при виде врагов, сменилось взрывами хохота. Мим, игравший Верцингеторикса, узнаваемый по нелепо увеличенной версии знаменитого крылатого шлема воина, который почти поглотил его голову,

столкнулись с мимом, изображавшим Цезаря, судя по его сверкающим доспехам и красному плащу. Их шутовской поединок на мечах, сопровождавшийся множеством шутовских трюков, вызвал взрывы смеха у детей и закончился тем, что мим Цезаря, казалось, вонзил свой меч в зад мима Верцингеторикса. Тот сначала издал пронзительный крик, затем склонил голову набок и начал вращать бёдрами, словно наслаждаясь проникновением.

Публике это понравилось.

За ними следовали танцоры, музыканты и хор певцов. Люди хлопали в ладоши и подпевали маршевым песням, которые они выучили у своих бабушек и дедушек. «Вперёд, римские солдаты, за Юпитера сражайтесь! Путь Рима – вперёд, дело Рима – правое…»

Затем шла военная добыча. Специально изготовленные повозки, украшенные гирляндами, загружались захваченными вражескими доспехами. Великолепно изготовленные нагрудники, шлемы и щиты были выставлены напоказ, как и самое впечатляющее оружие противника, включая сверкающие мечи с искусно украшенными навершиями, грозные топоры и копья с железными наконечниками, высеченные из цельного дуба и украшенные странными рунами.

Самый большой фургон был предназначен для доспехов и оружия Верцингеторикса. Толпа аплодировала, увидев его знаменитый бронзовый шлем с массивными перьевыми крыльями по бокам. Также были выставлены его личные вещи, включая перстень-печатку для скрепления документов, его личную чашу из серебра и рога, меховой плащ из медведя, которого он сам убил, и даже пара его сапог, сшитых из тонкой кожи и украшенных замысловатыми кельтскими узорами.

Мимо проезжали всё новые повозки, везущие захваченную добычу со всех уголков Галлии. Изящно выставленные напоказ, толпа могла рассмотреть каждый предмет, медленно проезжая мимо. Здесь были серебряные кубки, кувшины и вазы, богато расшитые ткани, тканые изделия с узорами, которых раньше не было в Риме, великолепные меховые одежды, искусно выкованные бронзовые лампы, медные браслеты, гривны и нарукавные повязки из золота, а также застёжки, булавки и броши, украшенные драгоценными камнями поразительных размеров и цветов. Здесь же стояли бронзовые и каменные статуи, грубые по греческим и римским меркам, изображавшие странных богов, не сумевших защитить галлов.

Проезжали всё новые повозки, набитые сундуками, доверху полными золотых, серебряных монет и слитков. При виде такой наживы люди ахнули от восторга, а их глаза заблестели от жадности. Прошёл слух, что Цезарь намерен раздать значительную часть захваченных галльских богатств жителям Рима. Каждый гражданин мог рассчитывать получить не менее трёхсот сестерциев. Разграбление Галлии пошло бы нам всем на пользу.

Какими бы впечатляющими ни были эти экспозиции слитков, драгоценностей и металлических изделий, человеческая добыча Галлии намного превосходила другие награбленные богатства.

Цезарь отправился на войну, взяв в долг, но, продавая людей, он феноменально разбогател. Порабощение им населения приняло огромные масштабы; в своих мемуарах он хвастался продажей более пятидесяти тысяч только племени адуатучи. В честь этого достижения была представлена небольшая выборка самых впечатляющих пленников Цезаря. Сотни, с руками, связанными за спиной, и скованными кандалами на лодыжках, чтобы делать маленькие шаги, проходили мимо, шаркая, с поникшими от стыда головами, гигантские воины с длинными рыжими усами и обнаженные юноши с развевающимися локонами. Выглядя еще более жалкими, кажущаяся бесконечной череда прекрасных девушек, укрытых прозрачными вуалями, выделывала трюки и кружилась на потеху толпе. Этих рабынь собирались продать на специальном аукционе на следующий день. Их демонстрация на триумфе была предварительным показом для заинтересованных покупателей.

Те, кто не мог позволить себе столь изысканные товары, могли, по крайней мере, с изумлением смотреть на них и гордиться тем, что Цезарь превратил в рабов столь выдающиеся образцы человечества.

Удовлетворив похотливый интерес толпы к смерти, жадности и похоти —

Сначала демонстрировались обреченные и униженные вожди, затем великолепная военная добыча, затем ассортимент плоти, доступной для покупки благодаря Цезарю, – шествие продолжилось образовательной составляющей.

Толпе показали ряд расписных плакатов, сделанных из ткани, натянутой на деревянные рамы. Некоторые из этих плакатов, укреплённых на шестах, были достаточно малы, чтобы их мог поднять один человек, но другие были довольно большими, и для их переноски требовалось несколько человек. На плакатах были названы названия каждого побеждённого племени и захваченного города; к ним прилагались макеты самых известных городов и крепостей галлов, изготовленные из дерева и слоновой кости. На других плакатах были изображены примечательные особенности галльского ландшафта – реки и горы, леса и заливы. На других плакатах были изображены яркие сцены войны, в центре которых обычно находился Цезарь, восседающий на своём белом коне и облачённый в красный плащ.

Ораторы пересказывали яркие эпизоды из мемуаров Цезаря, восхваляя его изобретательность и храбрость римских легионов. Мимо проезжали большие макеты осадных башен, а также настоящие тараны, катапульты, баллисты и другие орудия завоеваний с табличками, указывающими на сражения, в которых они использовались. В походе против галлов Цезарь и его инженеры…

значительно продвинули вперед военную науку; многочисленные сражения и осады позволили им усовершенствовать новые методы нанесения ущерба и смерти, и здесь были артефакты неостановимой военной машины, которая сокрушила не только галлов, но и всех соперников Цезаря.

Затем, шествуя гуськом, шли личные телохранители Цезаря. По мере того, как мимо проходило множество вооружённых ликторов, число которых казалось бесконечным, толпа постепенно стихала и затихала.

Давным-давно Ромул окружил себя ликторами, каждый из которых нёс топор для защиты царской особы и связку розг, чтобы бичевать любого, кто осмелится бросить ему вызов. Когда монархия уступила место республике, сенат назначил ликторов консулам и другим магистратам для их защиты во время их полномочий. Несмотря на их неизменно мрачные лица и грозное оружие, в самом виде отряда ликторов не было ничего пугающего; их можно было видеть каждый день пересекающими Форум. Думаю, в тот день толпу тревожило огромное количество ликторов.

Никогда я не видел столько ликторов одновременно. Даже древние цари не обзаводились столь многочисленной гвардией. Даже самый рассеянный гражданин, видя такое количество ликторов, осознавал беспрецедентный статус, который Цезарь себе присвоил.

Отрезвленная парадом ликторов, толпа разразилась оглушительным рёвом при появлении Цезаря. Сначала я увидел четырёх белоснежных коней, гордо вскинувших головы и пышные гривы, а затем впервые увидел золотую церемониальную колесницу. Цезарь был одет в традиционный костюм: тунику, расшитую пальмовыми листьями, поверх которой была накинута расшитая золотом тога. Венок из лавровых листьев покрывал его редеющие волосы. В правой руке он держал лавровую ветвь, а в левой – скипетр. За ним стоял раб, держа над головой Цезаря золотой венец, украшенный драгоценными камнями.

Пока я смотрел, раб наклонился вперед и прошептал на ухо Цезарю.

Без сомнения, он повторял древнюю формулу: «Помни, ты смертен!»

Напоминание было призвано не смирить победоносного полководца, а отвратить так называемый дурной глаз – вред, который мог быть причинён взглядом завистника. Другие талисманы, прикреплённые к колеснице, служили той же цели: звенящий колокольчик, бич и, наконец, фаллический амулет, называемый фасцинумом, который весталки прятали под колесницей. Чем выше поднимался человек, тем большая защита от дурного глаза ему требовалась.

Позади Цезаря я увидел войска, следующие за ним, передовые – верхом, а за ними, несущие военные знамена и копья, украшенные лавровыми листьями, великое множество легионеров, служивших в Галлии.

Когда Цезарь проходил мимо нас, я услышал треск, такой резкий и громкий, что Мопс и Андрокл заткнули уши. Церемониальная колесница резко остановилась. Цезаря резко бросило вперёд. Раб, державший корону, упал на него. Белые кони зацокали копытами.

копытами по мостовой, мотали головами и ржали.

Сердце колотилось в груди. Я почувствовал, как по позвоночнику пробежали ледяные струйки. Что происходит?

Ближайшие ликторы развернулись и побежали обратно к колеснице. Некоторые из конных офицеров резко осадили коней, но другие с тревогой бросились вперёд, чтобы посмотреть, что происходит. Цезарь был скрыт толпой телохранителей и офицеров, окруживших его. Среди зрителей воцарилось замешательство.

Я почувствовал, как меня тянет вниз. В конце концов, Кэлпурния права, подумал я. был заговор на жизнь Цезаря – и теперь он разыгрывается прямо на моих глазах...

Вокруг колесницы продолжался шум. В толпе раздавались ропот и крики паники.

Наконец от группы отделился конный офицер. Он поднял руку и обратился к толпе.

«Будьте спокойны! Не о чем беспокоиться. Цезарь невредим. Сломалась ось колесницы, вот и всё. Торжество продолжится, как только появится другая колесница». Офицер поехал к другой части толпы.

«И это все», – говорит мужчина? – пробормотал кто-то в толпе подо мной.

«Это точно дурное предзнаменование!»

Толпа вокруг Цезаря поредела. Он стоял возле застрявшей колесницы. Теперь я видел, что повозка развалилась, а колёса перекошены. Чувствуя, что все взгляды устремлены на него, Цезарь изо всех сил старался сохранять безразличное выражение лица, но всё же выглядел немного потрясённым. Он нервно постукивал ногой. Должно быть, трудно сохранять достоинство, когда тебя чуть не сбросили с колесницы.

Ожидание затянулось. Чтобы скоротать время, бездельничающие солдаты спели маршевую песню, а затем выкрикнули «Ура Цезарю». По мере того, как ожидание продолжалось, и атмосфера становилась более расслабленной, некоторые из самых буйных солдат затянули грубую песнь в адрес своего командира:

Запри свои деньги,

Римские банкиры!

Он забрал все это,

Провести в Галлии!

Заприте своих женщин,

дрожащие галлы!

Вот идет Цезарь,

Такой смелый, такой лысый!

Заприте свои юридические книги,

Сенаторы, консулы!

Да здравствует диктатор!

Короную тебя позже!

Было ещё много стихов, некоторые из которых были довольно непристойными. Толпа ответила взрывами хохота. Римские солдаты славятся тем, что высмеивают своих командиров, а командиры славятся тем, что терпеливо это стерпят. Цезарь криво улыбнулся.

По мере того как настроение становилось все более расслабленным, песнопения становились все более непристойными, включая одну о юношеской интимной связи Цезаря с царем Вифинии Никомедом:

Всех галлов Цезарь покорил,

Но Никомед победил его.

В Галлии Цезарь нашел свою славу,

В Цезаре Нико нашел придурка!

Толпа рассмеялась ещё громче. Лицо Цезаря стало таким красным, словно он вымазал его киноварью, как у торжествующих полководцев прошлого. Он ступил на сломанную колесницу, повернулся к солдатам и поднял руки, всё ещё сжимая лавровую ветвь и скипетр. Люди перестали скандировать, хотя продолжали хихикать и ухмыляться, пока Цезарь обращался к ним.

«Солдаты Рима, я должен выразить протест! Эти песни, конечно, забавны, и ваша храбрость заслужила вам право позволить себе немного легкомыслия в этот день, даже за счёт Цезаря. Но эти стихи о царе Вифинии несправедливы и необоснованны…»

«Но это правда!» – крикнул кто-то из дальних рядов, вызвав взрыв смеха.

« И это неправда!» – настаивал Цезарь. «Верно, неправда. Клянусь честью римлянина…»

«Клянусь яйцами Нумы!» – крикнул кто-то.

«Нет, клянись посохом Никомеда!» – крикнул кто-то другой.

Смех был оглушительным. Лицо Цезаря покраснело ещё сильнее. Понимал ли он, как нелепо выглядит в этот момент: пятидесятидвухлетний мужчина, блистательный в лавровом венке и тоге, восседающий на сломанной колеснице и тщетно пытающийся убедить своих солдат, что тридцать лет назад он не был чужим любовником?

Солдаты ему не поверили. Да и я, кстати, тоже. Во время одной из наших бесед в Александрии Цезарь с тоской говорил о своих юношеских отношениях с пожилым царём, несмотря на то, что враги не раз поддразнивали его по этому поводу. Его смущал не столько сам роман, сколько предположение, что Цезарь играл роль принимающего – неподобающую для римского мужчины позицию, от которого всегда требуется доминировать и проникать. Каковы бы ни были истинные подробности близости Цезаря с царём, эта история обрела собственную жизнь. Чем больше Цезарь отрицал её, тем сильнее она его преследовала.

Наконец, его спасло от дальнейших насмешек прибытие новой колесницы. Когда он вылез из сломанной кареты, я увидел,

на его лице отразилось облегчение.

Новая колесница представляла собой идентичную церемониальную модель, той же характерной круглой формы, но не столь роскошно позолоченную. Группа жрецов и весталок прибыла, чтобы передать талисманы, отвращающие сглаз.

Среди них я увидел дядю Кальпурнии Гнея, который тихонько напевал и звенел колокольчиком, прикрепляя его к новой колеснице. Выражение торжественной радости исчезло с его лица, сменившись суровым хмурым выражением; возможно, он был раздражен тем, что ему пришлось исполнять этот священный долг во второй раз.

Тем временем другой жрец прикрепил бич к колеснице, несколько раз взмахнув им в воздухе. Затем, под надзором Девы Максимы, молодой Камилл подполз под сломанную повозку и снял фасцинум. Прежде чем его поместили под новую колесницу, некоторые из толпы мельком увидели фаллический амулет, который обычно никто не видит, и возликовали от благоговения.

Сломанную повозку убрали с дороги. Белых коней запрягли в новую колесницу. Шествие возобновилось. Цезарь скрылся из виду, и вслед за ним прошла толпа солдат. Все были в приподнятом настроении, смеялись и улыбались.

Казалось, поломка оси была простой случайностью. Результат оказался не только безобидным, но и забавным, поскольку этот сбой позволил промелькнуть искрам откровенности среди организованной пышности и церемонии. Песнопения были спонтанными, и бурная реакция Цезаря на них, безусловно, не была отрепетирована.

Но я продолжал думать о том, что сказал человек подо мной о сломанной оси: «Дурное предзнаменование, определенно!»

Впереди было еще много дней празднования и еще много возможностей для действий у врагов Цезаря.

Х

В конце долгой процессии Цезарь покинул колесницу и пешком поднялся на Капитолийский холм. Извилистая тропа, видная тем из нас, кто остался внизу, на Форуме, была окружена по обе стороны сорока слонами в ярких регалиях.

Перед храмом Юпитера он ждал известия о казни Верцингеторикса и других пленников в Туллиане. Когда прибыл глашатай, принесший эту новость, раздались радостные возгласы, и началось жертвоприношение белых быков Юпитеру. Богу были принесены в жертву различные военные трофеи. Сам Цезарь снял лавровый венок и возложил его на колени статуи Юпитера внутри храма.

Была официально открыта новая бронзовая статуя Цезаря напротив храма. Она изображала его в победоносной позе, стоящим на карте мира. Надпись содержала длинный список его титулов и достоинств.

– «Покоритель Галлии, Судья фараонов, Победитель Нила» и т. д. – заканчивалось заявлением: «Потомок Венеры, полубог».

Последовал публичный пир. Весь Форум превратился в открытую столовую для римлян: они приносили еду со своими тарелками или ели с шампуров, стоя, прислонившись к стенам или сидя на ступенях храма.

С наступлением темноты Цезарь спустился с Капитолия. Его путь освещали слоны, стоявшие по обе стороны тропы и высоко поднявшие бронзовые факелы на хоботах. С Форума, внизу, вид этих слонов и их пылающих светильников, а также Цезаря в расшитой золотом тоге, пробирающегося между ними, был подобен странному сну, совершенно неожиданному, устрашающему, незабываемому. Этот финальный аккорд галльского триумфа вызвал крики восторга, восторженные аплодисменты и вздохи изумления.

В тот вечер, когда я наконец вернулся домой, у двери меня ждал посланник.

Я позволил мужчине следовать за мной в кабинет, где открыл и прочитал восковую табличку, которую он мне передал. Она была без подписи, но, очевидно, от Кальпурнии: « Египет – следующий день, послезавтра. Ты должен спросить царицу. Как…»

Удастся ли вам добиться у неё аудиенции – решать вам, но поторопитесь! Что касается сестра королевы, я организовал для тебя встречу с ней, как я это сделал с галлом.

Нет необходимости отвечать сейчас на это сообщение, но мне хотелось бы знать, что вы Откройте для себя завтрашний день. Сотрите эти слова с воска после того, как прочтёте их.

Я разгладил воск ребром ладони и вернул пустую табличку посланнику. Он вручил мне небольшой деревянный диск с печатью перстня Кальпурнии, отпечатанной на зелёном воске – тот самый пропуск, который дал мне доступ в Туллианум, – и сообщил, когда и где я смогу навестить пленённую египетскую принцессу Арсиною на следующий день.

Перед сном я целый час просматривал записи Иеронима о Клеопатре и её менее удачливой сестре. И вот мои мысли в тот день начинались и заканчивались Иеронимом, несмотря на то, что в остальное время главенствовал Цезарь.

Приехавшая с визитом царица Египта разместилась в одной из вилл Цезаря за городом, на склоне Яникульского холма над Тибром. Утро было таким жарким, что я нанял носилки на Бычьем форуме, чтобы перенести меня через мост и вниз по речной дороге; мне не хотелось предстать перед живой богиней, покрасневшей и покрытой потом. Носильщики отказались нести Рупу, а Рупа не хотел, чтобы её несли, поэтому он шёл рядом с носилками, напрягая мышцы, выпячивая челюсть и оглядываясь по сторонам, пытаясь, как мне кажется, выглядеть телохранителем, но больше напоминая (по крайней мере, мне) любопытного мальчишку-переростка.

Была ли вероятность, как, по-видимому, полагала Кальпурния, что Клеопатра была замешана в убийстве Иеронима и, следовательно, в каком-то заговоре против Цезаря?

Мне казалось более вероятным, что Кальпурния путала свою неприязнь к царице с реальной причиной для подозрений. И всё же Клеопатра была среди тех, кого посетил Иероним. К тому же, обычные предубеждения против убийства другого человека, которые сдерживают большинство людей, в большинстве случаев, не могли быть применимы к Клеопатре. Что значили смерть или убийство для женщины, считавшей себя будущей правительницей загробной жизни? Для Клеопатры убийство простого смертного, такого как Иероним, не имело никакого значения. Даже убийство полубога – например, Цезаря, поскольку он утверждал, что является потомком Венеры, – можно было бы рассматривать спокойно, если бы его смерть служила интересам воплощения Исиды на земле.

В любом случае, я был далеко не уверен, что Клеопатра устроит мне аудиенцию. Несмотря на красивые слова её соболезнования, мои отношения с царицей в Александрии нельзя назвать дружескими.

Но, как и прежде, Клеопатра преподнесла мне сюрприз. После того, как я назвал своё имя стражнику у ворот, вскоре появился раб, чтобы сопроводить меня к царице. Рупе было приказано остаться.

позади.

Раб не вошёл в дом, а провёл меня через террасные сады. Розы цвели, наполняя тёплый воздух ароматом. Среди цветов и кустарников красовались изысканные статуи. Мы застали королеву завтракающей в тени инжира, сидящей на каменной скамье с потрясающим видом на сверкающую реку и городской пейзаж.

Клеопатра носила платье без рукавов из тонкого плиссированного льна, подходящее для жаркой погоды. Покрой платья был простым, но даже самые простые наряды очень богатых особ выдавали изысканность работы внимательным взглядом. Её мягкие кожаные туфли также были неброскими, но очень искусно сделаны. Её украшения состояли из браслетов, ожерелья и серёг, выполненных из кованого серебра с оправами из дымчатых топазов и чёрного халцедона. Её тёмные волосы были собраны в пучок, так что первым, что я увидел, был профиль молодой женщины, изображённый на её монетах, с очень выдающимся носом и подбородком.

Её двухлетний сын сидел на траве неподалёку, одетый в пурпурную тунику, в окружении воркующих нянек. Аполлодор, давний телохранитель царицы, прислонился к стволу фигового дерева. Именно он доставил её Цезарю, завёрнутую в ковёр. Красивый, длинноногий сицилиец внимательно посмотрел на меня, прищурившись, и кивнул в знак узнавания.

Королева отставила в сторону неглубокое блюдо, наполненное очищенным миндалем и финиками.

«Гордиан-прозванный-Искателем! Я и не думал, что увижу тебя снова».

Я низко поклонился, но не пал ниц. В конце концов, мы были на римской земле. «Надеюсь, сюрприз окажется приятным, Ваше Величество».

В ответ она лишь слегка улыбнулась, а затем сунула в рот финик.

Для такого старичка, как я, царица всё ещё казалась почти девочкой – ей было двадцать три года, по моим прикидкам, – но с тех пор, как я впервые увидел её, поднимающейся с ковра, чтобы предстать перед Цезарем, она заметно повзрослела. Она и раньше была пышнотелой; материнство сделало её ещё пышнее. Её невероятная самоуверенность уже не казалась столь преждевременной; это качество казалось заслуженным, а не просто врождённым. Клеопатра теперь была полноправной царицей, пережившей кровавую гражданскую войну, правительницей древнейшего царства на земле и живой наследницей Александра Македонского, поскольку её дальний предок Птолемей был полководцем и преемником Александра. Кроме того, она родила сына полубога, если мальчик Цезарион действительно был ребёнком Цезаря.

Мне пришло в голову, что триумфатора-полководца традиционно сопровождают сыновья в этот радостный день: взрослые сыновья едут позади него, а пелёнок несут в колеснице. Однако Цезарион не сопровождал Цезаря во время Галльского триумфа. Но возможно ли, что египетский ребёнок…

принял бы участие в египетском триумфе Цезаря?

«В конце концов, ты нашел свою жену», – сказала Клеопатра, имея в виду окончание моего пребывания в Египте.

«Да, Ваше Величество, я это сделал. Мы оба уже вернулись в Рим».

«Значит, она не утонула в Ниле, как вы опасались?»

«Похоже, нет».

Клеопатра рассмеялась. «Ты иронизируешь, Гордиан? Или, может быть, в тебе есть что-то от мистика? Твой ответ допускает возможность, что она утонула , но всё же продолжает ходить. А почему бы и нет? Нил – божество. Он забирает жизнь, но также и дарует её. Возможно, Нил забрал и твою жену, и твою жизнь, Гордиан, прозванный Искателем, а затем вернул их тебе».

По правде говоря, я так и не понял, что произошло в тот день, когда я нашёл Бетесду после долгой разлуки. Я вошёл в воду, ища её, или, если не нашёл, ища забвения. Я вошёл в Нил, и Нил вошёл в меня через мой открытый рот. Вода почернела. Затем из темноты появилась женщина и поцеловала меня. А потом я лежал на песчаном берегу реки рядом с Бетесдой под пурпурным небом, расцвеченным аквамариновыми и алыми полосами…

Я вздрогнул от этого воспоминания, но тут же попытался отогнать его. Нил был далеко. Река под нами была Тибром, а это был Рим.

Лёгкий ветерок шевелил фиговое дерево. Солнечные блики играли на царице. Её серебряные украшения сверкали. Вспышки света отражались от безделушек из топазов и халцедонов. «Вы получили моё соболезнование по поводу вашего друга Иеронима?»

«Да, Ваше Величество».

«Вы поэтому пришли?»

Она облегчила мне задачу. Мне достаточно было лишь кивнуть. Не было нужды объяснять, что я пришёл шпионить за женой человека, который стал отцом её ребёнка.

«Я удивлен, что мой друг Иеронимус смог познакомиться с Вашим Величеством, не говоря уже о том, чтобы заслужить Ваши соболезнования в связи с его смертью».

«Но почему бы и нет? У нас с твоим другом Иеронимом было больше общего, чем ты можешь себе представить. Он был изгоем; таким же был и я в те жалкие месяцы, когда мой брат правил троном и вынудил меня бежать в пустыню и скрываться среди погонщиков верблюдов и кочевников. Иероним также прекрасно говорил по-гречески и был очень начитан – качества, которые нелегко найти в этом городе, несмотря на римскую

претендуют на звание хранителей греческой культуры. Честно говоря, когда этот напыщенный дурак Цицерон попытался процитировать мне Эсхила, я рассмеялся во весь голос. У него такой грубый акцент!

«Неудивительно, что Цицерон тебя ненавидит», – подумал я.

«У вашего друга также было замечательное чувство юмора», – сказала она.

«Иероним смешил меня так же, как это делал Цезарь».

«Цезарь больше не смешит тебя?»

Она нахмурилась и проигнорировала вопрос. «Да, мне было жаль узнать о кончине Иеронима. Его ведь убили, не так ли?»

«Это верно. Но эта информация не была внесена в реестр смертей».

Она фыркнула. «Я не полагаюсь на общедоступные записи, Гордиан-называемый-Искатель. И ты тоже. Что ты узнал о смерти своего друга?»

«Убийца остался неизвестен».

«Но ненадолго, я уверен. Ты такой умный малый. Ты пришёл просить моей помощи? Или, может быть, считаешь, что я виноват? Клянусь Гором, нет преступления слишком большого или слишком малого, но какой-нибудь римлянин обвинит меня в этом».

«Вообще-то, есть вопрос, на который вы могли бы мне помочь ответить, Ваше Величество».

"Просить."

Накануне мне пришла в голову мысль, что явный интерес Иеронима к календарям мог быть подогрет дядей Кальпурнии, Гнеем, который был жрецом. Но поскольку Иероним навещал Клеопатру, а её ученики помогали Цезарю с новым календарём, мне также пришла в голову мысль, что кто-то из придворных царицы мог обучать Иеронима астрономии.

Я принёс его записи с собой. Я вытащил их из сумки и хотел передать Клеопатре, но тут вмешался Аполлодор. Он шагнул вперёд и выхватил у меня обрывки пергамента. Он понюхал их и методично провёл по ним руками, спереди и сзади, словно проверяя на яд.

Токсины, способные убить при контакте с кожей, существуют по крайней мере со времён Медеи. Убедившись в безвредности записок, он передал их царице, которая с любопытством их прочла.

«Мне было интересно, узнает ли Ваше Величество эти вещи».

«Нет. Я никогда раньше их не видел. Но эти вычисления явно связаны с движением Луны и звёзд, а также с исчислением дней. Это от Иеронима?»

«Они были среди его личных бумаг, Ваше Величество».

Она вернула мне документы. «Какой он был умница!»

«Я хотел бы узнать, Ваше Величество, не посоветовался ли Иероним с вашими учёными по поводу нового календаря, который Цезарь планирует ввести».

«Ни в коем случае!»

«Вы кажетесь очень уверенным».

«По просьбе Цезаря я приказал всем, кто участвует в разработке нового календаря, ни с кем не разговаривать. Цезарь очень настаивает на том, чтобы подробности не были известны общественности до его официального заявления».

«Тогда Иеронимус, должно быть, сделал эти расчеты, следуя указаниям кого-то другого».

«Да. Он, конечно, не имел точных сведений о моём новом календаре».

« Ваш календарь? Я думал, что обновлённый календарь – детище Цезаря».

Она подняла бровь и кивнула. «Так и есть. Конечно, мои учёные провели необходимые расчёты, но, если ему угодно, пусть Цезарь приписывает себе заслугу за календарь. Цезарь должен приписывать себе заслугу за все свои творения». Она посмотрела на маленького мальчика на траве.

Я проследил за её взглядом. «Какой красивый мальчик!» – сказал я, хотя мне этот ребёнок ничем не отличался от других.

«Он похож на своего отца, – сказала Клеопатра. – Все так говорят».

У ребёнка были более густые волосы, чем у Цезаря, но, возможно, я заметил сходство в форме скул и подбородка. «У него глаза матери»,

Я сказал. И затем, набравшись смелости, спросил: «Он будет участвовать в завтрашнем триумфе?»

Она долго смотрела на меня, прежде чем ответить. «Это деликатный вопрос. Вся тема египетского триумфа… деликатная».

Роль, которую должны играть я и наш сын, обсуждалась довольно подробно». Она, несомненно, имела в виду, что обсуждала её сама и Цезарь, несмотря на её тщательно продуманную пассивную формулировку. Эти обсуждения были не из приятных, судя по тому, как Аполлодор закатил глаза, не заметив, что я за ним наблюдаю.

«В конце концов, как мне объяснили, римский триумф – это чисто местный праздник», – сказала она. «Римский триумф связан исключительно с военными завоеваниями и не имеет никакого отношения к дипломатии... или династии».