Текст книги "Светящийся"

Автор книги: Стивен Кинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

31. Лифт

Джек очнулся от неглубокого и беспокойного сна, в котором его преследовали по снежному полю какие-то огромные, неопределенной формы животные. Убегая от них, он провалился в темноту, заполнение какофонией механических звуков: звоном и лязгом, дребезжанием, железным скрежетом.

Рядом с ним резко села в постели Венди, и он понял, что не спит, а слышат звуки наяву.

– Что это такое? – Ее холодная рука сжала ему запястье. Он с трудом удержался, чтобы не отбросить ее. Откуда, черт побери, ему знать, что это такое. Фосфоресцирующие стрелки часов показывали без пяти двенадцать.

Снова послышался скрежет, негромкий, на одной ноге, затем последовал лязг. Резкий удар – появилось жужжание.

– Это работает лифт.

Денни тоже проснулся и сел в постели.

– Папа, папа! – Голос у него был сонный и испуганный.

– Мы здесь, док, перебирайся к нам, – позвал сына Джек. – Мама тоже не спит.

Прошелестели простыни, когда Денни забрался в постель между родителями.

– Это лифт, – прошептал он.

– Верно, – подтвердил Джек, – всего-навсего лифт.

– Что ты хочешь сказать этим «всего-навсего»? – в голосе Венди слышались истерические нотки. – Это глухой-то ночью? Он что, сам по себе ходит вверх-вниз?

Клик-клак – теперь наверху. Лязг открывшейся и закрывшейся двери, снова гудение мотора.

Денни принялся хныкать.

Джек нерешительно объявил: «Вероятно, короткое замыкание, пойду проверю».

– Не смей бросать нас одних!

– Не говори глупости, – сказал он, натягивая халат. – Это моя работа.

Венди тоже выбралась из постели, прихватив с собой Денни.

– Мы пойдем с тобой.

– Венди!..

– Что случилось? – спросил Денни хмуро. – Что случилось, папа?

Не отвечая, отец отвернулся, чтобы не выказать тревоги. На пороге он завязал пояс халата и ступил в темный холл.

Денни опередил мать, она догнала его у двери, и они вместе вышли из комнаты.

Джек не позаботился о том, чтобы осветить коридор. Венди пыталась нащупать выключатель, но рука шарила по голой стене. И на этот раз Денни первым отыскал выключатель и зажег плафоны под потолком, осветив коридор, ведущий к лестнице и шахте лифта.

Джек неподвижно стоял у закрытой двери лифта. В выцветшем банном халате, в стоптанных тапочках, с растрепанными волосами, он показался Венди нелепым Гамлетом XX века – жалкая фигура, растерявшаяся перед лицом грядущей трагедии, не способная изменить ход событий.

Боже, перестань выдумывать всякую чушь!

Рука Денни крепко сжала ее ладонь. Он пристально глянул на мать, лицо у него было напряженным и обеспокоенным. Она осознала, что ему ясно течение ее мыслей. Трудно догадаться, как глубоко проник он в них, но она покраснела, словно он в чем-то ее уличил.

– Пойдем, – сказала она сыну, и они подошли к Джеку.

Здесь гудение и позвякивание слышались громче, ужасая их отсутствием какого-либо логического объяснения. Джек уставился на дверь с лихорадочным напряжением. Через круглое окошко в двери Венди могла видеть подрагивающий трос. Лифт со скрежетом остановился внизу, где находился главный холл. Послышался лязг открывающейся двери, и

вечеринка?

почему ей пришла в голову вечеринка? Слово возникло в уме без всякого повода. Тишина в отеле была пронзительной, если не считать странного шума и голосов, доносившихся снизу, из шахты лифта.

??? Какая тут может быть вечеринка???

На миг ее памятью завладел образ одной из ее собственных вечеринок – из тех, которые дороги и сохраняются в памяти всю жизнь, но о которых предпочитают умалчивать. Огни… может быть, тысячи разноцветных огоньков… хлопанье пробок, вылетающих из бутылок с шампанским… оркестр Глена Миллера… Господи, откуда она может помнить Глена Миллера, если тот погиб в войну задолго до ее рождения?

Она глянула на Денни – он склонил голову набок, словно прислушиваясь к тому, чего она не могла услышать.

БУМ!

Внизу снова хлопнула дверь. Воющий гул мотора и кабина пошла вверх. Венди сперва увидела через окно лифта колесо с тросом на крыше кабины, затем мелькнуло круглое отверстие в медной дверце самой кабины, и на миг она увидела ее внутренность, освещенную желтым светом. Кабина была пуста, но

во время вечеринки там должна была быть толпа гостей, они должны были набиваться в кабину до полной нагрузки лифта, который, правда, тогда был новым, и все гости были в масках.

??? Каких масках???

Кабина лифта остановилась наверху, на четвертом этаже. Венди глянула на сына. Глаза у него были широко распахнуты, губы сжаты.

Дверь кабины с лязгом распахнулась, она лязгнула потому, что настало время, пришел срок, наступило время прощания.

Спокойной ночи… спокойной ночи, друзья… Да, было очень мило… Нет, я не могу ждать времени, когда нужно снимать маски… Рано ложиться, рано вставать – таков мой девиз… Ах, это была Шейла… монашка? Подумать только, Шейла в костюме монашки, очень остроумно… Ну, прощайте… спокойной вам ночи…

БУМ!

Дверь лязгнула, мотор загудел, кабина пошла вниз.

– Джек, – прошептала она, – что это? Что стряслось с лифтом?

– Короткое замыкание, – сказал он, отворачивая от них одеревеневшее лицо. – Я же говорил, короткое замыкание.

– Но я слышу голоса. Они звучат в моей голове! – воскликнула Венди. – Я чувствую, что схожу с ума.

– Какие еще голоса?! – Он глянул на нее с холодным недоумением.

Она повернулась к Денни: «А ты?..»

Денни медленно кивнул:

– Да, и музыка из далеких времен. У меня в голове.

Кабина снова остановилась внизу. Опустевший отель смолк.

Слышалось лишь поскрипывание да вой ветра, беснующегося в ночной мгле.

– Должно быть, вы оба чокнулись, – сказал Джек, чтобы только не молчать. – Я ни черта не слышу. Кроме того, что лифт икает. Если вам что-то чудится на здоровье, только от меня ничего не требуйте.

Лифт опять пошел вверх.

Джек шагнул вправо, туда, где на стене висел ящик со стеклянной дверцей, и ударил голым кулаком по стеклу. Стекло хрустнуло и ввалилось внутрь. На костяшках пальцев Джека выступила кровь. Он просунул руку в ящик и вытащил ключ с длинным гладким стержнем.

– Не надо, Джек!

– Это моя обязанность. Не мешай, Венди.

Она попыталась схватить его за руку, но он оттолкнул ее. Ноги у нее запутались в полах халата, она повалилась на ковер. Денни резко вскрикнул, упал на колени возле матери, Джек повернулся к лифту и вставил ключ в отверстие.

Кабина лифта медленно ползла вверх. В окошечке показался пол. В этот же миг Джек повернул ключ. Раздался резкий скрежещущий звук. Кабина мгновенно остановилась. Мотор в подвале ревел еще громче, потом сработал прерыватель цепи, и «Оверлук» погрузился в неземную тишину. Ночной ветер завыл особенно устрашающе. Джек тупо уставился на медную дверцу кабины. Под скважиной замка виднелись пятнышки крови, оставленные его разбитыми костяшками пальцев.

На мгновение он обернулся к Венди и Денни. Жена сидела на полу, мальчик обнимал ее за шею. Они оба смотрели на него настороженно, словно на незнакомца, которого видят впервые, возможно, опасного незнакомца. Он открыл рот, еще не зная, что сказать.

– Это… Венди, это моя работа…

Она четко ответила:

– К чертям такую работу.

Джек повернулся к лифту, просунул пальцы в дверную щель и немного расширил ее. Теперь, поднажав изо всех сил, он смог открыть дверь.

Кабина остановилась на полпути, ее дно было на уровне груди Джека.

Теплый свет лился на пол кабины, контрастируя с темнотой шахты. Джек глядел в кабину, как ему показалось, очень долго.

– Она пустая, – произнес он наконец. – Короткое замыкание, как я и говорил.

Он зацепил пальцами створку двери и хотел уже задвинуть ее, как вдруг почувствовал у себя на плече руки Венди с неожиданной силой она отбросила его от лифта.

– Венди! удивленно воскликнул он, но она уже зацепилась за дно кабины и подтянулась на руках, чтобы заглянуть внутрь. Затем конвульсивным усилием поднялась до уровня пола кабины. Ее ноги болтались над черным провалом шахты. Одна из тапочек свалилась с ноги и исчезла в ее глубине.

– Мамочка! – испуганно закричал Денни, но она уже заглянула в кабину – ее щеки раскраснелись, а лоб был белым и блестящим, как мрамор.

– А это что такое, Джек? Это тоже короткое замыкание? – Она выбросила из кабины пригоршню конфетти, в коридоре запорхали бумажные кружочки, красные, белые, розовые, желтые.

– И это тоже? – В коридор вывалился длинный зеленый вымпел, выцветший от времени.

– И это? – Она швырнула на пол коридора маскарадную маску «кошачий глаз», усыпанную серебристыми блестками.

– Все это, по-твоему, Джек, всего лишь короткое замыкание?! – прокричала она ему в лицо.

Джек медленно отступил от нее, непроизвольно мотая головой. Лежа на сине-черных джунглях ковра, усыпанная конфетти, «кошачья морда» тупо уставилась незрячими глазами в потолок.

32. В бальной комнате

Сегодня первое декабря.

Денни оказался в большом зале, в восточном крыле отеля. Он стоял на твердой подушке кресла, глядя на часы под стеклянным колпаком. Они находились на высокой каминной полке с двумя слониками по бокам. Денни ожидал, что слоники вот-вот зашевелятся и попытаются ткнуть его бивнями. Но они не шевелились, значит, были безопасными. После случая с лифтом он делил все предметы в отеле на две категории. Лифт, подвал, детская площадка, комната 217, президентские апартаменты были «опасными» местами; их квартира, главный холл на первом этаже и парадное крыльцо – «безопасными». Вероятно, и бальный зал тоже. (Слоники уж во всяком случае.) Насчет других мест он не был уверен, поэтому избегал их.

Он глядел на часы под стеклянным куполом. Все колесики, зубчики, винтики были хорошо видны. Стальная хромированная полоса огибала механизм часов. Стрелки показывали четверть двенадцатого, и хотя Денни не знал латинских цифр, ему было ясно, в какое время остановились часы. Они стояли на бархатной подкладке, внутри колпака виднелся заводной серебряный ключик. Как догадывался Денни, часы были в числе тех предметов, которые ему не полагалось трогать. Внезапно в его душе проснулось возмущение несправедливостью, допущенной по отношению к нему.

Не обращай внимания на запрет, ничего, потрогай нас, поиграй с нами.

Денни протянул руки, взялся за стеклянный колпак и снял его. Потрогал подушечками пальцев колесики и зубчики часов. Потом взял серебряный ключик, вставил его в скважину посреди циферблата – с легким, едва слышным звоном тот вошел в отверстие, как к себе домой.

Денни крутил ключик, пока тот не перестал вращаться, потом вытащил его. Часы пошли, затикали, колесики закрутились. Большой маятник пришел в движение, покачиваясь взад-вперед по полукругу. Тронулись с места стрелки. Если держать голову неподвижно и широко раскрыть глаза, можно увидеть, как минутная стрелка стремится на встречу с часовой стрелкой, ровно к XII.

Маска красной смерти правит бал.

Он нахмурился и тряхнул головой, прогоняя мысль – она не имела к нему никакого отношения и ничего ему не говорила. Денни протянул руку и указательным пальцем подтолкнул минутную стрелку к часовой. Ему было интересно узнать, что может случиться. Наверняка эти часы без кукушки, но стальная дорожка для чего-то же тут нужна.

Раздался негромкий звон колокольцев, и часы принялись наигрывать штраусовский вальс «Голубой Дунай». Из-за циферблата показались две фигуры справа балетный танцор, слева танцовщица в пышной юбочке. Они подняли над головой руки в виде обруча, медленно передвигаясь по кругу, встретились у цифры VI, сделали пируэт и вернулись тем же путем, каким появились. Музыка сразу же прекратилась. Часы стали отбивать время серебряными колокольчиками.

Полночь! Полуночная пора!

Ура маскам!

Денни так резко обернулся, что едва не свалился со стула. Огромный бальный ковер, с богатой красной и золотой вышивкой, был на своем месте. Вокруг него лежали вверх ножками столики на двоих. Зал был пуст.

Но это только так казалось. Потому что в отеле «Оверлук» события шли своим чередом, хотя время здесь стояло на месте. Это была одна бесконечная ночь августа 1945 года, когда тут праздновали окончание войны и шумел бал-маскарад, звенел смех, рекой лилось шампанское и лифт развозил гостей по номерам. Это было мутное утро двадцатилетней давности, когда подосланные убийцы вогнали три заряда из дробовика в тела трех мужчин, которые с тех пор лежат в агонии на полу. Это было все еще то время, когда мертвая женщина лежала в ванне, ожидая посетителей.

В отеле «Оверлук» все предметы одушевлены, словно их завели серебряным ключиком. Часы тикали, часы шли. А тем ключиком был он сам, подумал Денни печально. Тони предупреждал его, но он не пытался изменить ход событий.

Но мне ведь всего пять годиков!

выкрикнул он тем, кто, по его предположению, был в зале

Разве вы не знаете, что мне только пять лет!

Ответа не последовало.

Денни неохотно повернулся к часам. Остановил стрелки в надежде, что что-то случится: он сможет позвать Тони, появится егерь из заповедника или прибудет спасательная команда, – в фильмах всегда спасают людей, попавших в беду. Им даже не нужно звать на подмогу.

Ну, пожалуйста!

Нет ответа. Даже если Тони появится, то кошмар будет длиться? Что же последует дальше – гулкий, раздраженный и хриплый голос, черный ковер с клубком змей? Ьтремс?

А что еще?

О, пожалуйста, Тони, пожалуйста!

С судорожным вздохом он опять взглянул на часы: колесико повернулось и сцепилось зубчиками с другими колесиками. Балансир покачивался взад-вперед в гипнотическом ритме. И если держать голову неподвижно, можно увидеть, как минутная стрелка неумолимо движется от цифры XII к цифре V. Если держать голову абсолютно неподвижно, то можно увидеть…

Циферблат исчез. На его месте появилась круглая черная дыра, ведущая в вечность. Она стала расти – исчезли часы, исчезла комната позади часов. Денни покачнулся и полетел в темноту, которая все время пряталась за циферблатом.

Мальчик соскользнул с кресла и лежал на полу в неестественной позе, запрокинув голову, уставившись безжизненными глазами в высокий потолок бального зала.

Все ниже, ниже и ниже до

…коридора, где он когда-то упал на четвереньки, затем вскочил на ноги и завернул не за тот угол, стремясь добраться до лестницы. Он завернул не за тот угол И СЕЙЧАС —

…увидел, что находится в тупиковом отрезке коридора, ведущем к президентским апартаментам. А гулкий топот ног становился все ближе, роуковая клюшка свистела в воздухе и ударялась в стену, прорезая шелковые обои и вздымая фонтанчики штукатурной пыли.

Черт бы тебя побрал, подойди сюда и прими!

Но в коридоре находилась еще одна фигура, прислонившаяся плечом к стене, похожая на привидение.

Нет, это не привидение, а кто-то в белом.

Я тебя отыщу, проклятый выродок!

Денни съежился. Звук шагов приближался со стороны главного холла. Скоро обладатель голоса появится из-за угла.

Иди сюда, иди сюда, маленький засранец!

Фигура в белом выпрямилась; вынула сигарету изо рта и сплюнула табачную крошку с полной нижней губы. Это был Хэллоранн – в своем поварском наряде, а не в том синем костюме, в котором Денни видел его в день отъезда.

– Если случится беда, – сказал Хэллоранн, – позови меня. Дай тот самый сигнал, которым ты оглушил меня минутой назад. Я услышу тебя, даже если буду во Флориде. А когда услышу, то брошусь к тебе со всех ног. Я прибегу к тебе, прибегу…

Тогда приходи сейчас. Приходи СЕЙЧАС!

О, Дик, ты так мне нужен, ты нужен нам всем!

со всех ног. Извини, но я должен бежать. Извини, док, старый дружище. Все было очень забавно, но мне нужно торопиться. Я должен бежать.

Нет!

Но Хэллоранн равнодушно повернулся, опять сунул сигарету в рот и исчез в стене.

Оставив его в одиночестве.

И в этот момент преследователь вывернулся из-за угла, громадный во мраке коридора, дико и ярко горели его красные глаза.

Вот ты где! Наконец-то я нашел тебя, сукин сын! Я проучу тебя…

Фигура монстра качнулась к нему, поднимая вверх роуковую клюшку. Денни с криком отшатнулся и вдруг провалился в стену. Он падал в какую-то дыру вверх тормашками, падал в дыру, в кроличью нору, где был мир невиданных чудес.

Внизу под ним падал Тони.

Я не могу приходить к тебе, Денни. Они не пускают меня. Не разрешают приближаться к тебе… позови Дика… позови Дика!

– Тони! – вскричал он.

Но Тони исчез, и внезапно Денни оказался в темной комнате. Правда, не совсем темной. В комнату пробивался откуда-то отблеск света. То была родительская спальня. Он видел отцовский стол. Но в комнате царил страшный беспорядок. Мамин проигрыватель валялся на полу. По ковру были рассыпаны пластинки. Матрас был наполовину стянут с постели на пол. Картины сорваны со стен. Его раскладушка лежала на боку, рядом валялись осколки игрушечного «фольксвагена».

Свет, проникавший в комнату, исходил из полуоткрытой двери в ванную комнату. Из ванны свисала безжизненная рука, по ее пальцам на пол стекала кровь. В зеркале на дверце шкафа то загоралось, то гасло слово «ЬТРЕМС».

Внезапно перед зеркалом материализовались огромные часы. На их циферблате не было стрелок, имелась лишь только дата, начертанная красными буквами: 2 декабря. И тогда он увидел в стекле часов смутное отражение слова «ЬТРЕМС». Он увидел, что оно означает – «СМЕРТЬ»!

Денни Торранс испустил вопль. Дата исчезла с циферблата, исчез и циферблат, превратившись в черную, круглую дыру, которая росла в размерах и вскоре проглотила все вокруг. Денни провалился в нее и стал падать, падать, падать…

* * *

Он оказался на полу бального зала.

ЬТРЕМС

СМЕРТЬ

ЬТРЕМС

СМЕРТЬ

МАСКА КРАСНОЙ СМЕРТИ ПРАВИТ БАЛ

Снимите маски, снимите маски.

И за каждой маской крылось до сих пор не увиденное Денни лицо монстра, преследовавшего его. Сквозь прорези виднелись только красные глаза, пустые и безумные глаза убийцы.

О, как боялся Денни, что это лицо появится при свете, когда наступит время снимать маски.

ДИК!

выкрикнул он изо всех сил. Казалось, крик потряс его самого.

!!! О, ДИК, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИДИ, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИДИ!!!

Часы, которые он завел серебряным ключиком, продолжали отмерять над его головой секунды, минуты, часы.

Часть V
Дело жизни и смерти

33. Флорида

Третий сын миссис Хэллоранн, Дик, в белом поварском наряде, с сигаретой «Лаки Страйк», подогнал «кадиллак» к черному входу оптового овощного супермаркета. Фрэнк Мастертон, совладелец фирмы, погрузил в багажник машины короб с салатом-латуком.

Хэллоранн нажал на кнопку, поднимающую окно со стороны пассажира, и проревел:

– Ты заломил чертовски дорого за эти авокадо, жадина!

Мастертон оглянулся через плечо, широко улыбнулся, обнажив три золотых зуба, и огрызнулся:

– Ты найдешь место, где они станут еще дороже, приятель.

– Много ты знаешь, братец.

– Я знаю больше того, чему ты когда-нибудь учился.

– Только послушайте, что болтает этот нахальный негр!

– Убирайся отсюда, не го я швырну в тебя этим латуком.

– Швыряйся, а я подберу его бесплатно.

Мастертон сделал вид, что готов швырнуть пригоршню латука. Хэллоранн пригнулся, поднял стекло и тронулся с места. У него было отличное настроение. Последние полчаса или около того он ощущал запах апельсинов, но воспринял его как нечто естественное – ведь все это время он находился на фруктово-овощной базе.

Дело было первого декабря. Санта-Клаус заключил в свои холодные объятия большую часть страны, но здесь, на юге, мужчины ходили в майках с короткими рукавами, а женщины были одеты в легкие летние платья или шорты. Ма крыше здания Первого Флоридского Банка термометр показывал 79 по Фаренгейту. Будь благословенна Флорида, подумал Хэллоранн, даже с ее москитами и всем прочим.

В грузовом отсеке лимузина лежали две дюжины авокадо, ящик с огурцами, по одному ящику апельсинов и грейпфрутов, три пакета с бермудским луком – сладчайшим из всех его видов, и одна большая тыква.

Когда показалась зеленая стрелка на светофоре у Вермонт-стрит, он свернул на шоссе 219 и выжимал до сорока миль в час, пока тянулись пригородные заправочные станции, забегаловки Макдональдса и прочее. Сегодня у него был мелкий заказ, он мог бы послать в супермаркет своего помощника Бедеккера, но нельзя было упустить шанс повидаться со старым приятелем Фрэнком Мастертоном. Нельзя упускать такую возможность, потому что они оба уже немолоды. Последнее время Хэллоранн часто думал об этом. Да, уже немолоды – подгребают к шестидесяти (по правде говоря, даже перешагнули этот рубеж) и пора бы подумать о вечном покое. Всю эту неделю такая мысль вертелась у него в голове, но не омрачала настроения. Смерть неотделима от жизни. Нужно смотреть на вещи трезво, если хочешь остаться цельной личностью. Но… если перспективу собственной смерти можно понять умом, то вот примириться с ней трудно.

Он не смог бы объяснить, почему эта мысль застряла у него в голове, но она была одной из причин, заставивших его отправиться самому за мелким заказом. Он намеревался посетить адвокатскую контору, расположенную над супермаркетом Фрэнка. Хозяин этой конторы был молодой черный парень по имени Макайвер. Войдя к нему, Хэллоранн заявил, что ему нужно составить завещание. Не может ли Макайвер помочь ему в этом деле? Макайвер спросил, к какому сроку подготовить документ. К завтрашнему дню, сказал Хэллоранн и рассмеялся. Какие-нибудь затруднения? – последовал вопрос Макайвера. Никаких, заверил Хэллоранн, у меня есть вот этот кадиллак, счет в банке – девять тысяч долларов – и полный гардероб одежды. Все это я отказываю сестре. Макайвер улыбнулся – что, если она умрет раньше? Неважно, ответил Хэллоранн, я составлю другое завещание. Документ был составлен и подписан за каких-то три часа и теперь лежал в нагрудном кармане рубашки в конверте с надписью староанглийскими буквами: «Завещание».

Черт его знает, почему взбрела ему в голову в этот теплый солнечный день идея совершить то, что он откладывал годами, но желание было сильнее его, и он подчинился импульсу.

Машина выехала за пределы города. Он выжал из мотора скорость за шестьдесят миль, разрешенных правилами, и держался левой полосы, обгоняя попутный транспорт. По опыту он знал, что его «кадиллак» легко выжмет все девяносто и даже сто двадцать, но его лихаческие деньки остались позади, теперь его пугала мысль о скорости – вероятно, стареет.

Бог мой, запах апельсинов становится все сильнее. Неужели перевернулся ящик?

В ветровое стекло бились жуки. Он настроил приемник на майамскую волну и поймал тихий, заунывный голос Эла Грина:

«Мы прекрасно провели с тобой время.

Но пришла пора расстаться».

Он приспустил окно, выбросил окурок, потом опустил стекло донизу, чтобы выветрить запах апельсинов. Постукивая пальцем по баранке, Дик вполголоса подпевал Элу Грину. Внезапно запах апельсинов усилился настолько, что он понял на него что-то находит. В зеркале заднего обзора он увидел свои удивленные глаза, и вдруг на него обрушился удар, заглушивший все остальное: дорогу, музыку, самосознание как уникального человеческого существа. Это походило на то, как если бы кто-то приставил к его голове психический пистолет и выстрелил в висок.

О, ДИК, ПРИДИ, ПОЖАЛУЙСТА, ПОЖАЛУЙСТА, ПРИДИ!

«Кадиллак» в это время поравнялся с фургоном, за рулем которого сидел рабочий в спецовке. Шофер увидел, что лимузин вильнул на его проезжую полосу. Он дал резкий сигнал. Лимузин продолжал прижиматься к фургону, и рабочий в спецовке увидел, что большой негр за рулем лимузина сидит, закатив глаза. Позже он рассказал жене, что курчавые волосы негра стояли дыбом, словно ему сделали новомодную прическу. Шоферу показалось, что негра хватил удар.

Рабочий нажал на тормоз, благо сзади было свободное пространство. Багажник «кадиллака» мелькнул у бампера фургона. Выпучив от страха глаза, рабочий увидел, что задние ракетовидные стоп-сигналы лимузина подрезали ему дорогу в нескольких дюймах от капота его машины. Рабочий вильнул влево, все время отчаянно нажимая на кнопку сигнала, и обогнул пьяный лимузин. Высунувшись из дверцы, он предложил водителю лимузина совершить сексуальный акт с самим собой, пожелал всем лицам негритянской крови очутиться на своей африканской родине и сообщил, что видел его маму в нью-орлеанском борделе.

Затем он обогнал лимузин и вдруг понял, что обмочился.

В голове Хэллоранна продолжала крутиться мысль,

Приди, Дик, пожалуйста, приди. Дик, пожалуйста!

но постепенно она стала замирать, как затухает радиоволна за пределами досягаемости радиостанции. И тут Хэллоранн увидел, что машина скользит по травянистой обочине дороги со скоростью более пятидесяти миль. Он вернул машину на дорогу, заметив, как заднее колесо при повороте зависло над кюветом.

Возле дороги стоял киоск с прохладительными напитками. Хэллоранн просигналил и свернул к нему, чувствуя, как сердце болезненно сжимается в груди. Он остановил машину на стоянке, вытащил платок и вытер потное лицо.

Боже милостивый!

– Чем могу быть полезной? – голос заставил его вздрогнуть, но это был голос проворной официантки, стоявшей у открытого окошка машины с блокнотиком в руке.

– Да, детка, принеси шипучки. Добавь две щепотки ванилина, хорошо?

– Слушаюсь, сэр. – Она отошла, соблазнительно покачивая бедрами, обтянутыми красным форменным платьем.

Хэллоранн откинулся на сиденье, закрыв глаза. У него не оставалось сил. Последние он выложил на заказ официантке, осталась только тупая, ноющая головная боль, словно его мозги вывернули наизнанку, выжали и повесили сушиться, как в тот раз, когда он попросил малыша Денни пустить на него свечение там, в ульмановском раю.

На этот раз сигнал прозвучал еще мощнее. Тогда малыш только поиграл с ним. Сейчас сигнал звучал у него в голове панически громко.

Хэллоранн глянул на свои руки. Они были покрыты гусиной кожей, как от мороза. Он велел мальчику позвать его, если тот будет нуждаться в помощи, вот он и зовет. И как он мог оставить малыша в отеле, с его-то свечением. Неудивительно, что с ним приключилась беда, возможно, смертельная беда.

Внезапно Хэллоранн повернул ключ зажигания, включил заднюю передачу и вырулил на шоссе. У входа в киоск под аркой показалась официантка, держа в руках поднос с напитком.

– Куда вы, на пожар, что ли? – крикнула она ему вслед.

* * *

Управляющего рестораном звали Квимс. Когда Хэллоранн вошел в его кабинет, тот болтал по телефону со своим букмекером. Он хочет поставить на упряжку из четырех лошадок – по шесть сотен на нос. Не на двойку и не на тройку, а именно на квадригу.-

Черт возьми, имеет же он право на такую фантазию! Кстати, как идут ставки? По пятьсот семьдесят с хвостиком? Когда Квимс повесил трубку, у него был расстроенный вид. И глядя на него, Хэллоранн понял, почему человек, зарабатывающий пять тысяч в год, может ходить в лоснящемся костюме. Судя по его красным глазам, этот человек вчера вечером не отрывал взгляда от донышка бутылок с бурбоном.

– Есть проблемы, Дик?

– Да, мистер Квимс. Мне нужно три дня отпуска.

Квимс вытащил из кармана пачку «Кента», тряхнув ее, выбил одну сигарету и сунул ее фильтром в рот.

– Бог мой, – сказал он. – Что у тебя стряслось?

– Мне нужны три дня, – повторил Хэллоранн. – Мой мальчик…

Квимс бросил взгляд на левую руку Хэллоранна, на которой не было кольца.

– Я в разводе с 1964-го года, – объяснил Хэллоранн терпеливо.

– Дик, ты же знаешь положение дел у нас в конце недели. Все места заказаны, даже дешевые. Возьми мои часы, бумажник, пенсию, даже жену в придачу, если не боишься острых костяшек, но только не проси отпуска. Что с мальчиком, приболел?

– Да, сэр, – Хэллоранн представил себе картину, как он стоит, комкая в руках матерчатую шляпу и закатывая под лоб белки глаз – так, как бывало когда-то с его далекими предками-рабами. – Его пристрелили.

– Пристрелили? – эхом повторил Квимс и кинул «Кент» в пепельницу с эмблемой Административной школы, которую он окончил.

– Да, сэр, – мрачно изрек Хэллоранн.

– На охоте? – осведомился Квимс.

– Нет, сэр, – сказал Хэллоранн, понижая голос до хриплого шепота. – Яна жила с этим шофером грузовика. Белым. Он выстрелил в сына. Сейчас тот лежит в госпитале. В Колорадо. При смерти.

– Откуда, черт побери, тебе это стало известно? Я-то считал, что ты в городе покупаешь овощи.

Хэллоранн вытащил из кармана конверт с завещанием и помахал им перед налитыми кровью глазами управляющего, потом быстро сунул его назад в карман и сказал:

– Яна прислала письмо. Оно лежало в почтовом ящике, когда я вернулся из города.

– Боже, боже мой! – простонал Квимс с озабоченным лицом. Оно выражало сочувствие в той мере, на какое белый человек, лишенный расовых предрассудков, способен, когда речь идет о черномазом и его сыне.

– О’кей, можешь отправляться, – решил Квимс. – На три дня Бедеккер заменит тебя. Ему поможет поваренок.

Упоминание о поваренке заставило Хэллоранна внутренне улыбнуться, хотя он по-прежнему сохранял на лице хмурое выражение – он сомневался, чтобы поваренок мог с первой попытки попасть струей в писсуар.

– Я отказываюсь от платы за текущую неделю, – сказал Хэллоранн, – поскольку понимаю, в какое затруднительное положение вы поставлены, мистер Квимс, сэр.

Квимс поднялся из-за стола с таким видом, словно у него в горле застряла кость.

– Поговорим об этом позже, иди – собирайся.

Они обменялись рукопожатием через стол.

Хэллоранн спустился на первый этаж и там дал волю смеху. Он все еще ухмылялся и вытирал платком слезы, когда плотный, удушающий запах апельсинов ударил ему в нос, а затем последовал удар по мозгам, заставивший его прислониться к стене.

!!! Пожалуйста, приди, Дик, приди быстрее!!!

Когда Дик немного оправился, он поднялся по наружной лестнице к себе в квартиру и наклонился за ключом, лежавшим под дверным ковриком. Из кармашка выпал конверт. Зловеще мелькнуло слово «Завещание». Что это? Предчувствие близкой смерти?

Смерть – на какой-то миг перед его глазами промелькнули картины жизни третьего сына миссис Хэллоранн, но не в исторической последовательности, а в моменты его взлетов и падений. Мартин Лютер Кинг, их лидер, сообщил незадолго до того, как пуля уложила его в могилу мученика, что он «взошел на гору». Дик не мог бы сказать о себе то же самое. Никакой горы, но он достиг солнечного плато после долгих лет борьбы. У него много добрых друзей, нет нужды искать работу с его рекомендациями классного повара. Он примирился со своей черной кожей – и не сетовал на судьбу, ему уже шестьдесят лет, а он еще крепок и не чурается девочек, из тех, которые не отказывают, если их просят.

Стоит ли рисковать жизнью ради трех белых, кого он едва знает?!

Нет, тут он врет. Они крепко подружились с мальчиком, как только могут подружиться люди, съев вместе пуд соли. Он знает мальчика, а тот знает его, потому что у них в головах светят прожекторы, которыми наделила их природа.

(Нет, у тебя только фонарик, а вот у него настоящий прожектор).