Текст книги "Братья. Джон Фостер Даллес, Аллен Даллес и их тайная мировая война (ЛП)"

Автор книги: Stephen Kinzer

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

"У нас нет оружия, но мы обратимся к любым дружественным странам, которые захотят нам помочь", – сказал он. "Если потребуется, мы обратимся к дьяволу".

Через неделю Лумумба отправился в Нью-Йорк, чтобы представить свою позицию в Организации Объединенных Наций. Его прибытие вызвало бурю внимания. В аэропорту Айдлуайлд его встретил салют из девятнадцати пушек. Генеральный секретарь Даг Хаммаршельд тепло приветствовал его и после первой же встречи заявил, что он "очень оптимистичен, очень доволен".

Лумумба провел несколько пресс-конференций, как в Нью-Йорке, так и в Вашингтоне, где он остановился в следующий раз. На одной из них репортер спросил, как он представляет себе свое личное будущее. Он ответил задумчиво.

"Если я завтра умру, – сказал он, – это будет из-за того, что иностранец вооружил конголезца".

За закрытыми дверями визит Лумумбы в Вашингтон прошел неудачно. Он чувствовал себя в осаде – злой, подозрительный, подавленный темпом событий. Он никак не мог понять комплекс опасений американцев и усвоить лексику, с помощью которой он мог бы их успокоить. Он обратился к госсекретарю Гертеру с просьбой о предоставлении технических средств, займа, небольшого самолета, чтобы он мог свободно перемещаться по своей стране, и, прежде всего, о помощи в вытеснении бельгийских войск из Конго. Гертер бесхитростно ответил, что все эти вопросы относятся к компетенции Организации Объединенных Наций.

Заместитель Хертера, Дуглас Диллон, позже свидетельствовал, что официальные лица, встречавшиеся с Лумумбой, пришли к выводу, что он "просто не является разумным существом... человеком, с которым невозможно иметь дело". Рассекреченные стенограммы свидетельствуют о том, что реальной проблемой могли быть взгляды Лумумбы, особенно его упорный отказ исключить возможность обращения за военной помощью к Советскому Союзу. Новичок на мировой арене, не знавший истин "холодной войны", он так и не понял, как пугались и злились США, когда правительство начинало заигрывать с Москвой. Когда он заявил, что готов пригласить советскую военную мощь в самый богатый африканский регион, он, возможно, полагал, что лишь ищет пути восстановления единства своей страны.

Однако по американским меркам Лумумба выглядел опасно вызывающе. Эйзенхауэр отказался встречаться с ним. Вашингтон опасался, что он готовится вручить Советам историческую победу.

"На нас напали, потому что мы больше не будем преклоняться!" заявил Лумумба, вернувшись в Леопольдвиль. "На нас нападают, потому что члены конголезского правительства – честные люди.... Они пытались купить меня за миллионы. Я отказался".

Ларри Девлин, глава представительства ЦРУ в Леопольдвиле, предупреждал, что Лумумба служит "русскому медведю", и почувствовал себя оправданным фиаско в Вашингтоне. Девлин был классически ориентированным на действия офицером, проникнутым духом холодной войны и жаждущим проведения тайных операций. Он пришел в агентство так же, как и большинство офицеров его поколения. Когда он учился в Гарварде, один из его профессоров пригласил его и еще трех других студентов на благородную вербовочную сессию, которую проводил Макджордж Банди, член Совета по международным отношениям и будущий советник президента Кеннеди по национальной безопасности. Банди описал миссию ЦРУ как "противодействие амбициям Москвы, стремящейся к мировому господству, не прибегая к открытым военным действиям". Девлину только это и нужно было услышать. Он служил на нескольких постах в Европе, а в 1960 г., став полевым командиром Аллена в Конго, считал свою миссию неотложной защитой свободы. Спустя полвека он был менее уверен в этом.

"Оглядываясь назад, я думаю, что действия и заявления Лумумбы вполне могли быть следствием его ограниченного образования и полного отсутствия опыта общения с искушенными лидерами и правительствами", – писал Девлин в своих мемуарах. "Лумумба вел себя не так, как любой другой государственный лидер, с которым были знакомы американские официальные лица. Он производил впечатление непредсказуемого вольного стрелка.... При полной поддержке штаб-квартиры станция начала работу над планом отстранения Лумумбы от власти".

Внутри Конго государственное управление было разрушено, полицейские силы испарились, а безработица стремительно росла. Лумумба оказался не готов или не в состоянии навести порядок среди непокорных солдат, отчасти потому, что считал их общественным движением и не желал приказывать им вновь подчиниться бельгийским офицерам. Один из взводов избил экипаж канадских и американских летчиков, доставлявших груз продовольствия из ООН. Сепаратисты сохранили контроль над Катангой, а вторая провинция, Касаи, центр бельгийских алмазодобывающих интересов, также отделилась. Анархия витала в воздухе.

Эйзенхауэр решил вызвать американского посла в Конго Клэр Тимберлейк для личного доклада. 1 августа Тимберлейк выступил перед Советом национальной безопасности. После его выступления Совет принял решение о том, что США должны быть готовы "в любой момент предпринять соответствующие военные действия, чтобы предотвратить или разгромить советскую военную интервенцию в Конго". В тот же день советское руководство объявило, что готовит "решительные меры для отпора агрессорам... которые на самом деле действуют при поддержке колониальных держав НАТО".

Около трехсот иностранных журналистов съехались в Леопольдвиль для освещения "конголезской катастрофы". Они собирали пресс-конференции Лумумбы и сделали его, по словам одного из них, "самым обсуждаемым человеком в мире". Time заказал портрет для обложки журнала от 22 августа. На нем Лумумба выглядел напряженным и целеустремленным на фоне бушующего леса, символизирующего неспокойное Конго.

Статьи о Лумумбе, большинство из которых сопровождались фотографиями, появлялись в каждом номере Time с момента обретения независимости, т.е. в течение лета 1960 г. журнал уделял больше внимания, чем любой другой истории. Он стал центром напряженных дебатов в США по вопросам расы, деколонизации и прав развивающихся стран. Перспектива попасть на обложку "Тайм" расстроила посла Тимберлейка, который с отвращением относился к человеку, которого он называл "Лумумбавичем". Тимберлейк прибыл с визитом в Бельгию, когда журнал готовился к печати, и поделился своим разочарованием с Уильямом Берденом, американским послом в Брюсселе.

"Журнал Time планирует сделать статью о Лумумбе с его фотографией на первой странице журнала", – негодует Тимберлейк. "Знаменитости на родине сделают его еще более сложным в обращении. Он и так первоклассная головная боль".

"Тогда почему бы вам не замять эту историю или, по крайней мере, не изменить ее?" Burden asked.

"Я до посинения пытался убедить сотрудника "Тайм" в Леопольдвиле. Но он сказал, что ничего не поделаешь, потому что материал уже отправлен в Нью-Йорк".

Берден принадлежал к той небольшой клике аристократов, которые определяли американскую внешнюю политику на протяжении первых двух третей ХХ века. Он родился в богатстве, учился в Гарварде, женился на внучке Корнелиуса Вандербильта, входил в Совет по международным отношениям, был помощником министра ВВС и даже занимал пост президента Музея современного искусства, сменив на этом посту своего друга Нельсона Рокфеллера. За несколько недель до визита Тимберлейка он отправил в Вашингтон яркие телеграммы с предупреждением о том, что Лумумба "угрожает нашим жизненно важным интересам в Конго и в Африке в целом" и что "поэтому главной целью наших политических и дипломатических действий должно быть уничтожение правительства Лумумбы".

Выслушав жалобу Тимберлейка, Берден снял трубку и через несколько минут вызвал на связь Генри Люса из Нью-Йорка. Он объяснил Люсу, чего требуют интересы Соединенных Штатов: Лумумба не должен появляться на обложке журнала Time. Люс ответил, что обложка не может быть изменена, так как журнал готовится к печати. Берден продолжал настаивать.

"Да ладно, Генри, – сказал он. "У вас, должно быть, есть в запасе другие истории прикрытия".

Они проговорили еще несколько минут. Как только Люс положил трубку, он распорядился, чтобы на готовящейся обложке вместо портрета Лумумбы был портрет Дага Хаммаршельда. Не было времени даже поменять фон. Хаммаршельд появился перед поваленными бурей деревьями, нарисованными первоначально для Лумумбы.

Ни Фостер, ни Аллен не знали и не интересовались Африкой. До 1957 г. в Госдепартаменте не было бюро по делам Африки. Аллен действовал еще медленнее, управляя Африкой как филиалом своего ближневосточного отдела, пока, наконец, не создал в середине 1959 г. отдел Африки. До приезда Ларри Девлина в июле 1960 г. он не имел прямых подчиненных в Конго.

Девлин и горстка других сотрудников ЦРУ, которых Аллен спешно направил в Конго, представляли собой лучшие и худшие образцы ЦРУ: мастера своего дела, но не знающие страны, которая их окружала. Они были кукловодами власти. Все, что Аллен и его люди знали или хотели знать о Конго, было связано с холодной войной. В их глазах Лумумба был новейшим воплощением глобальной угрозы, которой они поклялись противостоять.

"Никто из нас не имел реального представления о том, за что он выступал, – вспоминал один из них. "Он был просто неуравновешенным бывшим почтовым служащим с большой политической харизмой, который склонялся к коммунистическому блоку. В терминах холодной войны он представлял другую сторону. Тот факт, что он был прежде всего африканским националистом, использовавшим соперничество между Востоком и Западом для продвижения своего дела, бельгийцы преуменьшали, сильно опасаясь его".

Сначала Девлин поставил перед собой задачу "выяснить, кто на самом деле является движущей силой, что заставляет их действовать и что они планируют делать". Затем он и его люди вербовали информаторов и провокаторов в политических партиях, профсоюзах, молодежных группах, парламенте и кабинете министров. Один из сотрудников вспоминал, что "вербовал агентов и управлял ими в условиях массовых беспорядков, которые заставили бы других спасаться бегством". Станция организовывала шумные демонстрации протеста, арендовала конспиративные квартиры, устанавливала подслушивающие устройства и предоставляла "антилумумбовские сюжеты" дружественным или подкупленным журналистам. Политики, поддерживавшие Лумумбу, стали покидать его. Появились анонимные листовки с предупреждениями о том, что Лумумба "дьявол" и скоро "продаст ваших жен русским". Дестабилизационная машина Аллена заработала.

В середине лета Хаммаршельд вылетел в Конго, чтобы попытаться выступить посредником между Лумумбой и сепаратистами. Ему это не удалось. Лумумба хотел, чтобы войска ООН вошли в сепаратистские провинции и вернули их под власть центрального правительства. Однако это потребовало бы от ООН действий против интересов Бельгии и Запада, что было нереально. Лумумба был в ярости. Он считал, что одержал победу, когда Совет Безопасности приказал бельгийским войскам покинуть Конго и заменил их пятнадцатитысячным контингентом ООН, но вскоре пришел к выводу, что силы ООН – это просто еще одна форма западной оккупации. Видя повсюду врагов, он ввел в стране чрезвычайное положение.

18 августа Девлин направил Аллену срочное предупреждение.

"Посольство и станция считают, что Конго переживает классическую попытку коммунистов захватить власть", – писал он. "Антизападные силы быстро усиливают власть в Конго, и поэтому может остаться мало времени для принятия мер, чтобы избежать повторения Кубы".

Позже в то утро – согласно журналу Белого дома, это было время с 11:10 до 11:23 – президент Эйзенхауэр провел "встречу без протокола" с Алленом, Ричардом Бисселлом и еще шестью высокопоставленными сотрудниками органов национальной безопасности. Аллен не мог не представить телеграмму Девлина. Спустя годы следователи Конгресса назвали этот день днем, когда Эйзенхауэр "иносказательно" отдал приказ об убийстве Лумумбы.

Став первым американским президентом, отдавшим такой приказ – насколько известно, Эйзенхауэр провел короткую встречу с отбывающим послом Эквадора, пообедал, а затем отправился в Burning Tree Country Club в штате Мэриленд на восемнадцать лунок для гольфа. Аллен передал приказ Девлину.

"Я был уполномочен тратить до 100 тыс. долл. по собственному усмотрению на любую операцию, которая представлялась мне целесообразной", – вспоминал впоследствии Девлин. "Насколько мне известно, ни одному начальнику станции не предоставлялась такая свобода действий.... Если требовались дополнительные доказательства того, что Вашингтон поддерживает наше собственное заключение о замене Лумумбы, то это было именно так".

При подготовке заговора против иностранного лидера Аллен обычно действовал совместно с Государственным департаментом. Его отношения с Фостером означали, что ЦРУ и Госдепартамент функционировали как единое ведомство, без обычных трений и споров, которые в противном случае могли бы их разделить. Такая близость не могла пережить смерть одного из партнеров. Гертер понимал, что Эйзенхауэр желал ухода Лумумбы, и был готов сделать все возможное, чтобы помочь ему. Тем не менее он был полон решимости вновь утвердить интересы и позиции Госдепартамента как отличные от интересов и позиций ЦРУ. Это была радикальная перемена.

"Как только они узнали об этом, заместители помощников секретарей и сотрудники дипломатической службы начали маневрировать, добиваясь большей независимости между двумя ведомствами, считая, что они могут позволить себе более твердо придерживаться позиций, которые они считали подходящими для своих собственных ведомств", – вспоминал позднее Бисселл. "В результате возникли тонкие разногласия, связанные с ощущением того, что предполагаемой тесной связи на самом верху больше не существует".

В конце августа в Леопольдвиле посол Тимберлейк нанес сдержанный визит президенту Касавубу. Тимберлейк, по одним данным, "высказал мнение, что Лумумба – опасный человек, и намекнул, что ему не следует оставаться на посту премьер-министра". Касавубу, как обычно, оставался бесстрастным. Однако он понимал, чего от него хотят Соединенные Штаты, и Тимберлейк дал понять, что готов к сотрудничеству.

Лумумба и Касавубу были соперниками, которых столкнула политика. Некоторое время они неловко сотрудничали, но когда внешние силы решили нанести удар по Лумумбе, они нашли в Касавубу готового партнера. Он был одним из многих активов, которые они использовали в те суматошные летние дни.

"В посольстве и на станции царила оживленная атмосфера, – вспоминает Девлин.

Прежде чем отправиться на подавление восстаний в Катанге и Касаи, Лумумба провел в Леопольдвиле массовые митинги в поддержку, собравшие десятки тысяч человек. Затем он начал реквизировать у Air Congo транспортные самолеты для своего наступления. Напряжение еще более возросло, когда в Леопольдвиле появились десять небольших самолетов из Советского Союза. Каждый из них мог взять на борт двадцать солдат.

Советские руководители уделяли Африке южнее Сахары так же мало внимания, как и их американские коллеги, и так же мало знали о ней. Первым их начинанием в Африке была помощь бывшей французской колонии Гвинеи, которая лишилась поддержки Франции после отказа присоединиться к франкофонному сообществу, ориентированному на Париж. В 1957 году Хрущев привез в школы Советского Союза тысячу африканских студентов. Затем он объявил о создании Университета дружбы народов, предназначенного для обучения студентов из Африки и других стран третьего мира. В том же году Лумумба вышел на мировую арену. В считанные недели он стал самым известным африканцем в мире и ярким символом сопротивления западной власти. Естественно, Советский Союз обратил на него внимание.

Некоторые из друзей Лумумбы, в частности, откровенно нейтральный президент Ганы Нкрума, предупреждали его, что ни в коем случае нельзя приглашать неафриканцев для вмешательства в дела Конго. Лумумба колебался недолго, а затем, столкнувшись с восстанием сепаратистов, решился на роковой шаг – попросил советские самолеты. Вместе с самолетами прибыли пилоты, экипажи и советники. Некоторые из них, по возможно преувеличенным данным западной прессы, распространяли среди конголезских войск брошюры и произносили речи о марксизме. В журнале Time появилась тревожная статья под заголовком "Красные сорняки растут на новой почве".

Вечером 5 сентября президент Касавубу приехал на главную станцию Леопольдвиля "Радио Лео" и передал руководителю станции кассету с экстренным сообщением для нации. Затем он благоразумно уехал. Через двадцать минут урок английского языка был прерван, и прозвучала запись Касавубу. Он объявил, что увольняет Лумумбу и назначает нового премьер-министра.

Лумумба немедленно созвал свой кабинет и единогласно принял решение об отставке Касавубу. Затем он провозгласил это решение в яркой речи на радио "Лео", обвинив "бельгийских и французских империалистов" в разжигании кризиса. На следующий день солдаты ООН закрыли радио "Лео", лишив Лумумбу национального голоса. Затем они закрыли все аэропорты в Конго, что сделало невозможным его турне по стране и мобилизацию поддержки.

8 сентября в Вашингтоне состоялось заседание Специальной группы, на котором обсуждались эти драматические события. Гордон Грей, советник Эйзенхауэра по национальной безопасности, прибыл, чтобы передать "мнение высшего руководства Вашингтона, что энергичные действия не будут лишними". Аллен заверил его, что пока посол Тимберлейк пытается организовать отстранение Лумумбы от власти путем парламентского голосования или другими квазизаконными способами, сотрудники ЦРУ действительно предпринимают "энергичные действия".

Президент Касавубу назначил мягкотелого солдата и профессионального машиниста Джозефа Мобуту командующим формирующейся конголезской армией – этот пост он занимал и при Лумумбе. Девлин немедленно начал передавать ему денежные суммы, затем посетил его и договорился о сделке. Мобуту согласился возглавить переворот и захватить власть. В обмен на это Девлин пообещал, что США быстро признают его правительство.

"Переворот произойдет в течение недели", – пообещал Мобуту. "Но мне потребуется пять тысяч долларов, чтобы обеспечить моих старших офицеров".

Таким образом, сделка была заключена. 14 сентября Мобуту нанес удар. В своем обращении по вновь открытому радио "Лео" он заявил, что принял решение "нейтрализовать" Лумумбу и Касавубу, закрыть парламент и назначить Коллегию комиссаров для управления страной. Он приказал закрыть советское посольство и дал гражданам коммунистических стран сорок восемь часов на выезд. Когда парламент попытался собраться вопреки его приказу, он послал солдат блокировать вход.

Девлин ликовал, но не мог сразу же добиться американского признания нового режима. Во-первых, сказал он Мобуту, необходимо найти способ "узаконить незаконное", предпочтительно "де-нейтрализовать" президента Касавубу и восстановить его в должности титульного лидера Конго. Во-вторых, Мобуту должен изменить название своего совета управляющих, поскольку слово "комиссар" звучит "слишком по-русски, слишком по-коммунистически".

Мобуту некоторое время сопротивлялся, но вскоре "денейтрализовал" Касавубу, восстановил его в должности церемониального президента и объявил, что новый руководящий совет Конго будет переименован в Коллегию комиссаров. И ее президент, и вице-президент состояли на службе в ЦРУ.

Тем самым Соединенные Штаты признали правительство Мобуту. Лидеры многих других стран завыли в знак протеста. Премьер-министр Индии Джавахарлал Неру потребовал возобновить работу конголезского парламента и провести голосование по вопросу о руководстве Лумумбы. Мировые державы – в данном случае США, Бельгия и другие европейцы, имеющие интересы в Африке и действующие через Организацию Объединенных Наций, – не имели причин прислушиваться к этому.

Несмотря на то, что Лумумба был свергнут, Аллен продолжал испытывать беспокойство. "Талант и динамизм Лумумбы, похоже, являются решающим фактором в восстановлении его позиций каждый раз, когда они кажутся наполовину утраченными", – сообщил один из его помощников по телеграфу на станцию в Конго. "Другими словами, каждый раз, когда у Лумумбы появляется возможность сказать последнее слово, он может переломить события в свою пользу".

Этим проникновенным посланием Аллен сообщил своим людям в Конго, что их работа еще не закончена.

В течение недели после переворота Лумумбу дважды арестовывали, но оба раза он выходил на свободу. После этого он скрылся в своей официальной резиденции – элегантном трехэтажном особняке, где когда-то жили бельгийские генерал-губернаторы. Командиры Объединенных Наций поняли опасность и выставили поблизости охрану в голубых касках. Вскоре появились солдаты, верные Мобуту. Не сумев захватить добычу, они расположились неподалеку. Лумумба оказался окружен внутренним кольцом солдат, защищавших его, и вторым, внешним кольцом, жаждавшим схватить или убить его.

Как ни странно, телефон Лумумбы не был отключен, и он провел много часов, общаясь со своими сторонниками. Он планировал, что будет делать, когда вернется на свой пост. В какой-то момент он обратился к ООН с просьбой одолжить ему самолет, чтобы он мог прилететь в Нью-Йорк и представить свою позицию на Генеральной Ассамблее, но Хаммаршельд и Джеймс Уодсворт, новый американский посол в ООН, сделали все возможное, чтобы самолет не был предоставлен. В качестве еще более ясного знака американских намерений Аллен направил на свою станцию в Конго грубую телеграмму.

"Мы желаем оказать всяческую поддержку в устранении Лумумбы от любой возможности вернуться на правительственный пост", – писал он.

Лумумба оставался в своей резиденции. По сообщению Time, он "бродил по балкону", чтобы выпустить пар. Возможно, его изоляция спасла ему жизнь, поскольку именно в этот период сотрудники ЦРУ пытались найти способ отравить его. Они не смогли проникнуть сквозь два кольца охраны и скопление друзей, окружавших намеченную жертву.

Аллен предложил офицерам своего участка в Леопольдвиле подумать над тем, как убить Лумумбу. Не имея возможности сделать это с помощью яда, они обсуждали другие варианты. В какой-то момент они задумались о том, чтобы выманить Лумумбу из укрытия и использовать для его поимки "группу коммандос". Позже они предложили нанять снайпера, оснащенного "мощной винтовкой иностранного производства с оптическим прицелом и глушителем".

"Охота здесь хороша, когда светло", – услужливо писал один из офицеров в телеграмме в Вашингтон.

Эти идеи пришлись по душе Аллену. По его указанию Ричард Бисселл направил двух тайных оперативников в Конго с приказом полностью сосредоточиться на подготовке плана убийства. "Бисселл вызвал меня и сказал, что хочет, чтобы я отправился в Бельгийское Конго, бывшее Бельгийское Конго, и устранил Лумумбу", – рассказывал впоследствии один из оперативников. "Я сказал ему, что я абсолютно не буду участвовать в убийстве Лумумбы.... Что я хотел сделать, так это вытащить его, обмануть, если удастся, а затем передать его ... законным властям, и пусть он предстанет перед судом.... И я не против смертной казни".

Именно в этот момент, когда Лумумба находился в задумчивом заключении, а ЦРУ замышляло его убийство, в Конго прибыл Луи Армстронг. Вместо того чтобы играть для аудитории, в которую входил Лумумба, он играл для аудитории, в которую входили Девлин и посол Тимберлейк.

Музыка отвлекла Леопольдвиль лишь на короткое время. Через несколько дней после отъезда Армстронга президент Касавубу отправился в Нью-Йорк с важнейшей дипломатической миссией. Он обратился в ООН с просьбой лишить конголезского посла полномочий и аккредитовать нового, лояльного режиму Мобуту. Несколько африканских и азиатских стран выступили против. Против был и советский блок. В итоге они уступили силе друзей Мобуту: Бельгии – его главного спонсора, США, которые платили ему и видели в нем стратегический оплот, и Франции, которая всегда стремилась не допустить распространения национализма в Африке.

22 ноября Генеральная Ассамблея проголосовала за признание режима Мобуту и аккредитацию его посла. Вскоре после этого изгнанный Лумумбой посол Томас Канза позвонил Лумумбе в его окруженную резиденцию в Леопольдвиле. Канза – первый конголезец, получивший университетское образование, известный своей мудростью, – умолял Лумумбу набраться терпения.

"Подождите, даже на неопределенный срок, разрешения конголезского кризиса", – призвал он.

"Нет", – ответил Лумумба. "Вам будет трудно понять, что один из нас должен умереть, чтобы спасти дело нашей родины".

Лумумба отверг советы не только своего друга, но и африканского лидера, которым он больше всего восхищался, президента Ганы Нкрумы, советовавшего ему оставаться "хладнокровным как огурец" и ждать развития ситуации. Он также отверг возможность бегства. Сторонники предлагали ему попросить дипломатического убежища в посольстве Ганы или Гвинеи. Когда его жена уехала в Швейцарию, его итальянский врач предложил ему уехать вместе с ней. Он не поддался искушению. Мученичество превратилось в некую смесь предчувствия и желания.

Через пять дней после дипломатического триумфа в Нью-Йорке президент Касавубу устроил в Леопольдвиле торжественный прием по этому поводу. Гости пребывали в праздничном настроении. Однако в то время как они поднимали тост за свой успех, их заклятый враг, который, как они считали, находился в безопасном заточении, организовал контрзаговор. Коллегия комиссаров узнала об этом на следующее утро из короткой, но поразительной записки.

"Большой кролик сбежал", – говорится в сообщении.

* * *

Аллену нравилось общаться с богатыми людьми, и в последние годы своей работы он иногда уезжал на выходные в поместье Чарльза Райтмана, нефтяника и коллекционера произведений искусства, украшавшего свои стены картинами Ренуара и Вермеера, в Палм-Бич. Среди соседей, которых он регулярно навещал, был отставной посол Джозеф П. Кеннеди. Часто в доме бывали и другие члены клана Кеннеди, в том числе сенатор Джон Ф. Кеннеди. Во время одного из визитов молодая жена сенатора Жаклин Кеннеди преподнесла ему подарок.

"Вот книга, которая должна быть у вас, господин директор", – сказала она.

Это был роман Яна Флеминга "Из России с любовью" о британском секретном агенте Джеймсе Бонде, чей кодовый номер 007 дает ему право убивать на службе государству. Сенатор Кеннеди уже был убежденным поклонником Бонда – впоследствии он назвал "Из России с любовью" одной из своих любимых книг, – и Аллен тоже быстро стал его поклонником. Он покупал каждую книгу серии, как только она выходила, и часто посылал Кеннеди записки со своим анализом. Ян Флеминг, который сам был бывшим офицером разведки, узнал о его интересе.

"По мере того как росло наше знакомство, Флеминг снисходительно включал в свои книги упоминания о ЦРУ и его сотрудниках", – писал позднее Аллен. "Иногда сотрудники ЦРУ даже присоединялись к Джеймсу Бонду в его подвигах – разумеется, в подчиненной роли, но в конце концов, с большой by-line.... Я был бы рад нанять несколько Джеймсов Бондов".

Аллен находил Бонда бесконечно интригующим. Он даже попросил техников ЦРУ попробовать воспроизвести некоторые приспособления, которыми пользовался Бонд во время своих подвигов. Большинство из них, например, устройство самонаведения, которое Бонд подкладывал в машины врагов, чьи передвижения он хотел отследить, оказалось неработоспособным. Аллен признавал, что эпатажный Бонд "очень мало похож" на настоящего шпиона, но в какой-то степени и он, и Кеннеди путали реальность с романами о Бонде. Триумфы Бонда укрепляли их веру в тайные действия. Это был тот случай, когда жизнь подражает искусству, как, например, когда гангстеры смотрят фильмы о гангстерах, чтобы узнать, как им следует себя вести.

"Даллесу нравился Бонд, потому что сериал был нескрываемым торжеством шпионского бизнеса", – пишет историк разведки Кристофер Моран. 007" проецировал образ западных спецслужб как благородной группы решительных и мужественных патриотов, сражающихся с врагом в лице Советского Союза, который обладал своего рода бесцеремонной, неизбирательной воинственностью".

Под романами о Бонде скрывается соблазнительное предположение. В каждом из них шпионский начальник посылает бесстрашного агента в далекую страну, и тот втайне от всех приступает к уничтожению великой угрозы цивилизации. Такова была шпионская профессия, как ее представлял себе Аллен: временами жестокая, но необходимая для мира во всем мире, и всегда с благополучным концом. Ни Бонд, ни его начальство никогда не задумываются о долгосрочных последствиях своих действий, да их и не бывает.

Один из наиболее значимых реальных офицеров Аллена, Фрэнк Виснер, предложил радикально иное изложение жизни шпиона.

Виснер был одним из "старичков" ОСС, которые составили ядро раннего ЦРУ. В качестве заместителя директора по планам он занимал самую ответственную должность в агентстве. Список мест, где он помогал руководить тайными операциями, – мечта адепта разведки: Албания, Берлин, Китай, Гватемала, Венгрия, Индонезия, Иран, Корея, Польша, Румыния. После Венгрии он уже никогда не был прежним.

В течение многих лет Виснер неустанно работал над планами освобождения "пленных народов" Восточной Европы. Когда в 1956 г. его венгерские оперативники начали восстание, он направил Аллену поток телеграмм с просьбой о помощи. Он даже составил "ультиматум" Советскому Союзу, который должен был выполнить Эйзенхауэр. Никто не обратил на это внимания. Советы жестоко подавили венгерское сопротивление. Виснер, не без оснований, винил себя. Он чувствовал себя преданным Алленом и всеми в Вашингтоне, которые, как он с острой болью осознавал, никогда не предполагали, что их призывы к "освобождению" Восточной Европы будут восприняты всерьез. Это мучило его.

Другие неудачи, особенно неудача в Индонезии, после которой Аллен снял его с должности заместителя директора по планам и назначил его преемником Ричарда Бисселла, еще больше подтолкнули Виснера к сумасшествию. После того как ему был поставлен диагноз "психотическая мания" и он перенес шестимесячную госпитализацию, включавшую лечение электрошоком, Аллен предоставил ему новую работу в качестве начальника лондонской станции. Оказалось, что он не выздоровел, и его пришлось отозвать. Дома он обрушил свой гнев на Аллена, который, по его мнению, цинично посылал на смерть партизан-антикоммунистов.

"Фрэнк Виснер пришел ко мне домой, сел на террасе, выпил мой ликер и сказал, что мой брат – ничтожество!" – вспоминала Элеонора после их встречи. вспоминала Элеонора после одной из их встреч.