355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Стефани Леманн » Искусство Раздевания » Текст книги (страница 5)
Искусство Раздевания
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 19:47

Текст книги "Искусство Раздевания"


Автор книги: Стефани Леманн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Глава двенадцатая

– Ты все еще намерена стать шеф-поваром? – Жан-Поль смотрел на меня в упор.

– Да, – я тоже взглянула ему прямо в глаза.

– Тогда разбери для начала доставленный на сегодня запас продуктов.

Пока все остальные упражнялись в украшении тортов, я таскала в кладовую тяжеленные мешки с мукой и сахаром.

Во время перерыва на обед я осталась в зале, чтобы поупражняться с кондитерским мешком. Выдавливала узоры из крема на столе для разделки мяса и старалась, чтобы буквы получались как можно лучше. Жан-Поль рассказывал нам, как, работая по договору, по тысяче раз в день писал «С днем рождения!» И теперь может написать это даже с закрытыми глазами.

– Твои буквы – просто дерьмо! – подошел ко мне Жан-Поль.

Я молча продолжала выводить слова. Делала вид, что этим меня не проймешь, но в душе готова была умереть.

Когда на свет появилось двадцатое «С днем рождения!», ко мне подошел Ральф.

– Привет, моя прелесть!

– Жан-Поль меня ненавидит.

– Вовсе нет.

– Тогда почему он именно меня ставит на тяжелую работу?

– Ты хорошо с ней справляешься. Мне бы мускулы, как у тебя.

– Не смешно!

– Да я серьезно! Прекрасно смотрится! – кивнул он на мою работу на столе.

Так оно и было. А где же Жан-Поль, которому следовало бы увидеть это? Нигде.

– Мне придется уйти. Он никогда не переведет меня в мастер-класс. Вся эта учеба – пустая трата денег. Он только надо мной и смеется, разве не так? Почему он так злится на меня?

– Может, потому что любовь зла?

– Я скажу тебе, почему. – И, подняв вверх свой мешочек с кремом, я вывела: «Потому что он – козел».

– Отлично получилось, – одобрил Ральф. – Выглядит вполне профессионально.

– Выглядит как дерьмо! – неожиданно загремел у меня над головой голос с сильным французским акцентом.

Я застыла на месте.

– Ах, черт! – воскликнул Ральф. – У меня чуть сердце не разорвалось!

Я обернулась, это был Том.

– Прости, – смутился он.

– Смешно, – сказала я, стараясь сохранить спокойствие, и вновь отметила, что присутствие Тома заставляет мою кровь бежать быстрее, будто кто-то резко давит на педаль газа. Я снова повернулась к столу и закончила слово «рождения». Но руки дрожали и хвостик у буквы «д» стал похож на свернувшееся лассо.

– Я не думал, что мой французский акцент настолько хорош, – заметил Том.

– Достаточно хорош, – подмигнул мне Ральф и ушел.

«Не оставляй меня наедине с ним! О чем нам говорить?» – запаниковала я.

Том оперся о край стола, разглядывая дело моих рук. Пальцы, сжимающие кондитерский мешок, вспотели. Это было безнадежно. Я положила мешок на стол и широко развела руки, распрямляя усталую спину.

– Ты ведь местная, да? – спросил он.

– Урожденная и взращенная.

– Круто.

– А ты из Огайо?

– Айова.

– Точно. Извини. Стало быть, переживаешь большой культурный шок.

– Да, и довольно сильный. Еще и потому, что практически никого здесь не знаю.

– Это, конечно, тяжело.

– Да уж. Я легок на подъем. Езжу домой в Квинс, возвращаюсь сюда рано утром. В субботу болтался по городу, но это скучно, когда ты один.

«Он что-то хочет предложить?» Я смотрела в его яркие голубые глаза, на легкую улыбку, скрывающуюся в уголках губ, такую милую. Он как будто по-новому раскрылся передо мной. «Бедный мальчик… один в большом городе. И ждет моей помощи!»

– Хочешь, я покажу тебе город?

– Это будет здорово!

– О'кей! А… в какое время… когда ты хочешь этим заняться?

Он пожал плечами:

– Сегодня?

– О'кей.

– Блеск! Ну… – кивнул он, – увидимся позже!

Том ушел с таким видом, словно самомнение резко возросло. Он что, нервничает из-за меня? Неужели это возможно?

Может, мне и не стоит пока уходить из школы?

Когда мы шли по Шестой авеню, я вдруг заметила, что мы одеты совершенно одинаково: в синие джинсы и белые майки. Хотя на мне были мои любимые темно-красные кроссовки «Пума» с золотыми шнурками, а на нем черные грубые ботинки. Я нахожу очень сексуальным, когда двое одеваются одинаково, но не уверена, что он думает так же, поэтому предпочла не обращать на это внимания.

Стоял чудесный солнечный денек, и мне хотелось, чтобы он почувствовал, каким прекрасным может быть этот город, даже если мне самой он уже осточертел, поэтому я повела его на север от Централ Парка. Когда мы проходили мимо отеля «Плаза», я призналась ему в своем тайном желании.

– Я бы хотела остановиться в номере с окнами в парк и заказать туда ужин, а потом небольшую закуску в полночь, а потом еще и завтрак…

– Да ведь вокруг так много отличных ресторанов!

– Люблю, когда мне подают еду на подносах. Обожаю маленькие солонки и перечницы и эти хромированные крышки, которыми накрывают блюда, чтобы они не остыли, и специально сервированный кофе на одну персону.

– И специальный колпачок на сливочник, чтобы сливки не расплескались, пока они везут тележку…

– Ты смеешься над моей мечтой!

– Я бы ни за что не остался в номере. На улицах можно увидеть так много интересного.

– Я уже насмотрелась на улицы. И мечтаю о прекрасной, уютной комнате.

– Со слугами, готовыми прибежать по первому звонку?

– Точно! Так хочется, чтобы с тобой немного поносились.

Мы прошли мимо выстроившихся в ряд карет для туристов, запряженных лошадьми. Том глубоко вдохнул.

– Отличный запах!

– Конский навоз?

– Ага.

– Тебе нравится? – поморщилась я.

– Он напоминает мне о доме.

– Ты шутишь! – засмеялась я.

– Хотел бы. Я вырос в маленьком городке с одной главной улицей – магазин, закусочная, бензоколонка и обувной магазин со ставнями на окнах.

– Звучит просто великолепно.

– Просто скучно. Не успеешь глазом моргнуть, как уже все видел. Вот почему этот город так меня восхищает.

– Мне трудно увидеть все это твоими глазами. Иногда хочется побыть туристкой в своем городе, – сказала я, разглядывая пожилую пару, садящуюся в одну из карет.

– Хочешь покататься?

– Это слишком дорого. Лучше пойдем пешком.

Мы пошли по дорожке вокруг озера.

– А где ты живешь в Квинсе?

– Астория. Ты бывала там?

Астория была довольно отдаленным жилым районом Квинса преимущественно с греческим населением и всеми видами свежего сыра Фета, какие только можно себе вообразить. Я была в Квинсе всего лишь два раза в жизни. Первый раз в стрип-клубе, где работала Коко. Тому не стоит знать об этом. Поэтому я рассказала о втором посещении.

– Много лет назад, я ездила туда к подруге моей матери.

Она умирала от СПИДа, но я решила не упоминать и об этом. Коко тащила меня всю дорогу, а я не хотела ехать. Воспоминания остались самые «яркие»: подруга матери лежит на кровати, как труп.

– Я помню, как ела там невероятно вкусную пахлаву с тонкими прослойками из сладкого крема.

«Еще я помню, как у меня страшно болел живот, набитый до отказа. Мы купили пахлаву на обратном пути и съели ее на остановке, пока ждали своей электрички, как будто стремились немедленно удостовериться, что жизнь еще может быть сладкой».

– Да крем там, что надо. Слоеное тесто. Задница отваливается, пока раскатаешь все слои.

– Поэтому она такая вкусная…

– Значит, ты жила здесь всю жизнь? – спросил Том.

– Да.

– Это круто. Когда-нибудь я буду тоже жить на Манхеттене.

– Значит, планируешь остаться здесь, когда закончишь школу?

– Да, это место как раз для меня.

Неужели он не хочет увезти меня из плохого большого города, вернуться назад в Айову (или это было Огайо?) на главную улицу, где мы сможем открыть кафе-кондитерскую?

Интересно, насколько плохо у него с деньгами?

Астория – не лучшее место. Но, может, у него есть родственники, готовые поддержать и профинансировать его мечту о собственном ресторане? Или наследство вот-вот обрушится ему на голову? Никогда не знаешь, что ждет тебя в жизни.

– Честно говоря, – сказал он, – я подыскиваю себе работу. Если услышишь о чем-нибудь…

– Но ты же пока в школе?

– Я нетерпелив. Хочу обучиться всему и сразу.

– А тебе хватит сил работать и учиться одновременно?

«И когда же мы будем общаться?» – мысленно добавила я.

– Да, учеба у нас просто убийственная, мои родители уже выложили все, что имели…

Мне показалось неосмотрительным говорить, чтобы он не работал, поскольку я как раз планирую свою жизнь с его участием. Вместо этого я предложила посидеть на лавочке перед Овечьим лугом. Газон был полон полуодетыми людьми, ловящими последние лучи осеннего солнца. Многоэтажки на Пятьдесят девятой улице виднелись из-за деревьев Централ Парка. Прекрасный вид, если забыть, что квартира Джека находится на шестнадцатом этаже одного из этих зданий. Я несколько раз смотрела с его балкона именно на это место.

– Веришь, что когда-то здесь паслись овцы? – вдруг спросила я, как последняя идиотка. – И было это не так давно. Всего сто лет и все совершенно изменилось. Здесь есть прекрасный музей Исторического общества Нью-Йорка. Я должна тебе его показать. Там есть совершенно очаровательные фотографии Нижнего Ист-Сайда девятнадцатого столетия.

«Он, наверно, думает, что я зануда, если собираюсь сводить его в музей? Он – настоящий Здоровый Американский Мужчина. Хочет веселиться, таскаться по клубам, заниматься сексом с незнакомками, ведь так?» Я взглянула на него. Мы сидели довольно близко друг от друга.

– Знаешь, куда бы я действительно хотел сходить? – спросил он.

– Куда?

– В магазин «Бовери», который поставляет оборудование и инвентарь в рестораны.

– О боже! – Я просунула руку ему под локоть и тут же отдернула, потому что он посмотрел на нее. – Я обожаю магазины, которые снабжают рестораны! Я в восторге от этих вешичек из нержавеющей стали!

– Все эти блестящие новые приспособления…

– Хочешь, съездим в этот уик-энд?

– С удовольствием.

– Так и сделаем.

– Здорово!

Мы откинулись на спинку скамейки, позволив солнцу светить прямо в лицо. Стало тихо. Наши руки слегка соприкасались, и, возможно, это было не случайно. Я не шевелилась, чтобы наш контакт не нарушился. Он положит руку мне на плечо? Как сладко и мучительно сидеть и чувствовать тепло его руки, размышляя о том, означает ли эта близость хоть что-нибудь. Или я всего лишь его подружка по кулинарной школе? Годная лишь для того, чтобы строить глазки сотейникам и подставкам для салфеток.

Он кивнул на свежий порез возле моего указательного пальца на левой руке, виновником которого был мягкий помидор, заставивший мой нож соскользнуть.

– Ничего страшного.

– Надо наклеить пластырь, чтобы не получить инфекцию.

– Он у меня был, но отвалился.

– У меня, кажется, есть с собой…

Он вынул свой бумажник и порылся в нем.

– Да нет, все хорошо, правда. У меня дома есть пластырь.

– А где ты живешь?

– Кварталах в десяти отсюда.

– Правда? – Он вытащил пластырь, немного помятый, но все еще пригодный и попросил:

– Могу я взглянуть?

– На мою квартиру?

– Да. Я еще не был в чужих квартирах с тех пор, как переехал сюда.

Отлично! Значит, он не был у Тары.

– Да, хорошо… – «А если Коко дома?» – пронеслось в голове. – Но у нас такой бардак!

– Это неважно.

Он снял прозрачную пленку с пластыря. Я протянула палец. Он обернул его пластырем и осторожно, но твердо прижал к моей коже. У меня по телу пробежала волна.

– А чем занимаются твои родители? – спросил он.

– Мой отец – юрист. Мать – танцовщица. А твои?

– Мой папа – водопроводчик.

– Правда? – «Коко говорит, что секс – это то же, что и сантехника, и непонятно, почему все придают ему такое большое значение?» – А твоя мама?

– Моя мама никогда не работала. Можешь называть ее хранительницей очага.

– Звучит очень мило. Она пекла тебе сладости? И запрещала делать пирсинг и татуировки? И ругала за то, что возвращался после комендантского часа? И проверяла твои оценки в дневнике?

– Да, и непрестанно беспокоилась, что меня собьет машина или я утону в озере, или не смогу адаптироваться. Просто у нее в жизни совсем не было радости – она постоянно беспокоилась за своих детей, готовила еду и содержала дом в чистоте.

– Я всегда мечтала о такой мамочке.

Я ждала, что он станет возражать мне, но у него на лице появилось мечтательное выражение.

– Она действительно чудесная. Готовила еду на всю семью, а у меня еще три брата – завтрак, обед и ужин каждый день, а должен тебе заметить, мы очень хорошие едоки. Именно у нее я научился многим кулинарным приемам.

– А у меня такой была бабушка.

– Да?

– Мы обычно пекли что-нибудь вместе по вечерам в субботу.

В общем-то, я не очень хотела углубляться в эту тему. Я выросла на руках у бабушки, потому что Коко постоянно была в разъездах. Но эти субботние вечера остались счастливым воспоминанием. Мы приносили выпечку в гостиную, набрасывались на еду, пока все не остыло, и смотрели «Факты из жизни, Т. Джей Хукер, комический стриптиз»… Именно бабушка научила меня просеивать муку, разбивать яйца одной рукой, растапливать шоколад. Она открыла мне запах ванили, самый потрясающий запах в мире.

– Ты была единственным ребенком?

– Ага. А ты старший или младший?

– Младший.

Мне понравилось, что он младший.

– А старшие тебя колотили?

– Моя мама всегда стояла на страже.

– Спорим, она участвовала в конкурсах, которые устраивают женские журналы? И собирала бонусы за пачки печенья, чтобы вы могли получить что-то бесплатно, и скрепляла купоны на скидки. Я всегда так делала. Эти маленькие буковки на купонах, казалось, так и кричали: «Вырежи меня! Вырежи меня!»

– У нее была папка в ящике буфета на кухне, куда она их собирала.

– С нарисованной коровой?

– Хм, кажется, там был котенок.

– Мои купоны всегда заканчивали свои дни на помойке. Маленький продуктовый магазин на углу нашей улицы их не принимал. Рядом была еще «Империя вкуса», но проходы там такие узкие, а ряды такие длинные, что домой ты всегда приходил в плохом настроении. Я помню, как первый раз попала в продуктовый загородный гипермаркет. У подруги моей матери была машина, и она привезла нас в «Пэтмарк» в Джерси-Сити, чтобы мы запаслись продуктами. Я была в восторге. Перед отъездом уселась за кухонный стол и начала лихорадочно вырезать всевозможные купоны и запихивать их в свой кошелек. Когда на стоянке мы вышли из машины, я чувствовала себя первооткрывателем земли обетованной.

– Широкие проходы. Хороший выбор продуктов. Высокие цены.

– Все было отлично. Но самым замечательным оказался сюрприз.

– И что это было?

Я схватила его за руку, более твердую, чем у Айена. У него действительно были мускулы.

– Двойные купоны.

Том засмеялся:

– Какая ты смешная! – И бросил взгляд на мою руку.

Может, он всего лишь хотел, чтобы я его не трогала? Я убрала руку. Он серьезно посмотрел на меня.

– Жизнь в пригороде не стоит двойных купонов, – сказал он. – Люди в городе гораздо интереснее. Это все равно что найти своей матери партнера для танцев. Я даже не могу себе представить…

Это было попадание в десятку.

– А где она выступала?

– О… в разных местах.

– Она наверняка мечтала, – сказал он. – Хотела заниматься искусством. У нее были занятия помимо тебя. И готов поспорить, она прекрасно о себе заботилась. Моя же мама думала, что все люди любят муку тонкого помола, а она ее никогда не пробовала. Спорим, твоя мать все еще прекрасно выглядит?

– Да. – «Он определенно подбирается все ближе и ближе». – Она здорово выглядит.

Солнце садилось и становилось прохладно. Мы вышли из парка на Пятьдесят девятую улицу. Я не спросила, как он представляет себе мою квартиру. Сделала вид, будто мы об этом не говорили, и вела его к станции метро. Подойдя к ней, мы остановились на верхних ступеньках ведущей на станцию лестницы.

– Ну, вот ты и здесь!

– Bo r я и здесь.

– Спасибо за пластырь.

– Не за что.

– Пока.

Я смотрела ему вслед. А на углу, там, где было светлее, прижала пластырь к своим губам, вдыхая его запах. Я не люблю пластырь, у меня возникает ощущение, будто кожа под ним задыхается. Но этот кусочек я готова была оставить.

Глава тринадцатая

Когда придумывали слоган: «Возьми свою дочь с собой на работу», вряд ли имели в виду матерей, которые работают в стриптиз-клубах. Я никогда не забуду тот первый раз, когда пришла с Коко в клуб «Платинум». Мне было семь лет, но это осталось одним из самых ярких воспоминаний детства.

Клуб «Платинум» был модным тусовочным местом для элитной публики, которая жила в Квинсе или искала там развлечений. Иногда Коко оставалась с нами и спала на кушетке, но у нее была квартира, которую она снимала с другой танцовщицей неподалеку от клуба, чтобы ей не приходилось на такси перебираться через мост на Пятьдесят девятой улице среди ночи, добираясь до дома. А бабушка помогала мне делать уроки и укладывала спать. Но однажды ей пришлось уехать на какой-то съезд учителей. А у женщины, которая оставалась со мной, возникли срочные дела, так что Коко пришлось взять меня на работу.

Мне так хотелось увидеть, где она работает и чем занимается. Я знала, что танцует и снимает одежду перед мужчинами, позволяя им рассматривать свою грудь. Я так привыкла видеть ее голую грудь дома, что мне это не казалось чем-то особенным. Поэтому я была спокойна в отличие от Коко, которую не радовала необходимость взять меня с собой.

Мы вышли из метро и зашагали мимо убогих домов, контор и складов. Я думала, что же заставляет людей искать удовольствия в таком отвратительном месте? Здание, на котором серебряными буквами по черному фону было написано «Платинум», выглядело, как большая черная коробка. Никаких окон. Просто уродство.

Но внутри оно оказалось совершенно удивительным, сказочным – просто мечта. Кругом зеркала. Стены выкрашены серебряной краской. Золотые ковры. Хозяин этого заведения явно очень богат! И все были так милы со мной. Женщина за кассой с длинными красными ногтями спросила маму:

– Это твоя дочка? Какая хорошенькая! Женщина, продававшая сигары и сигареты, оперлась на стеклянный прилавок, сделанный в виде подковы. Ее металлические браслеты звякали о поверхность стола, а сигары выглядели, словно бабушкины краски, аккуратно расставленные в ящичках, если не считать того, что все они были коричневые. Эта женщина ничего не сказала, только улыбнулась. Было что-то странное в ее светлых волосах цвета меда, свободно спадающих на плечи, и я не могла отвести от нее глаз.

К сожалению, мать постоянно подгоняла меня, и я едва успевала смотреть по сторонам, чтобы все увидеть и запомнить. Мы прошли мимо женщины-азиатки, сидевшей в нише перед створкой двери, словно разделяющей ее тело пополам. «Что это она делает?»

– Привет, дорогая, – сказала азиатка и улыбнулась. «Что здесь смешного?» Ее чрезмерно полные губы были темно-красного цвета. А на щеках остались шрамы от прыщей.

– Пойдем, – торопила меня Коко. – Мне надо переодеться.

Я взглянула налево сквозь открытую дверь, а мама тянула меня за руку дальше. Там было что-то похожее на ресторан с белыми скатертями и золотыми занавесками. Справа светилась неоновая вывеска с причудливыми белыми буквами «Комната отдыха». Надпись манила и, казалось, за ней скрывается что-то исключительное, необычное, и это не просто вывеска. Возле нее стояли двое мужчин в черных смокингах. Они не улыбались. Мы прошли мимо них через двойные двери в зрительный зал. Я тут же споткнулась на ступеньке лестницы, которая вела вниз, обозначенная по краям маленькими светящимися лампочками.

Здесь было еще темнее. В центре зала размещалась квадратная сцена. Женщина с очень загорелой кожей и длинными светлыми волосами танцевала под песню Майкла Джексона. На ней было белоснежное маленькое платье с меховым воротником, едва доходившее до бедер. Белоснежные чулки, заканчивавшиеся вверху двумя большими кольцами. Серебряные туфли на шпильках. Такие наряды валялись у моей мамы по всему дому. Мой взгляд привлекла неоновая табличка с надписью «Гостиная с шампанским». Рядом был изображен покачивающийся неоновый бокал. В зале было пусто, зато у бара на высоких табуретах сидели, закинув ногу на ногу под высокими круглыми столиками, несколько красивых женщин в длинных вечерних платьях. Они серьезно и мрачно курили. Перед стойкой бара на мягкой, как подушка, кушетке, сидели ровным рядком другие красивые женщины. Они тоже скучали в своих вечерних платьях. Прекрасные. Ожидающие.

В зале появились несколько мужчин в черных смокингах.

– Кто это? – спросила я маму.

– Вышибалы. Хватают и бьют.

– Кого?

– Тех, кто плохо себя ведет.

«Я буду хорошо себя вести».

Чуть позже появились четверо гостей-муж-чин. Они сидели в удобных кожаных креслах возле низких столиков с блестящим верхом, пили и смотрели на танцующую женщину. Мне было не понятно, почему мужчины сидят отдельно от женщин и почему женщин здесь намного больше, чем мужчин.

Зал казался громадным, он словно уходил в бесконечность, может из-за того, что был пустым. Вокруг сцены располагались ряды кресел, уходившие в глубь зала, и мне не верилось, что кто-то захочет сидеть так далеко от сцены. Вокруг танцующей женщины было пусто, и я жалела, что никто не смотрит ее выступление.

– Почему здесь так пусто? «Может, плохо идут дела? Может, мама потеряет свою работу?»

– Еще рано, – сказала она. – Пошли.

Я оглянулась на танцовщицу. Она успела снять свое мини-платье и осталась в трусиках-стрингах, выставив напоказ грудь. Она у нее не такая большая, как у моей мамы. У меня-то вообще ничего не было, даже намека на то, что когда-нибудь на этом ровном месте появится бюст. У этой женщины груди были очень загорелыми, с бледными розовыми сосками. Не такие, как у моей мамочки, которая была светлокожей, зато соски имела темные.

Позади сцены, в гримерной, еще с десяток танцовщиц готовились к выступлению.

– Посмотрите на эту малышку! – умилилась одна из женщин. – Какая хорошенькая!

– Она просто твоя копия! – добавила другая.

– Приучается прямо с детства, – сказала еще одна, и все захохотали.

Меня это просто взбесило. Они что, смеются надо мной? Лучше бы я осталась дома перед телевизором. В глазах рябило от ярких нарядов, кругом сияли зеркала и стоял невообразимый шум от их болтовни. Всюду валялась косметика. Карандаши для подводки, помада, баночки с гелями и маленькие пластиковые чемоданчики, которые громко защелкивались, коробки с розовыми ватными шариками и белые хлопковые тампоны, кисточки и щеточки, тюбики – как будто все это вынесло на берег после шторма.

Женщины были в разной степени одеты – от трусиков до длинных вечерних платьев – и мне казалось, что здесь может произойти все, что угодно, что в этом месте живет веселье. Доносящаяся со сцены музыка оглушала, но не могла перекрыть громкой болтовни танцовщиц.

Мамочка усадила меня в угол и начала раздеваться. Я видела ее голой миллионы раз. Она любила бродить по квартире без одежды. Но обнаженные тела других женщин были для меня тайной. Я восхищалась тем, как сильно они отличаются друг от друга. И мои глаза перебегали с одной на другую, стараясь заметить все эти отличия. Словом, я глазела по сторонам. И это, казалось, никого не беспокоило. Никто из них не сказал мне: «Прекрати пялиться!»

Было очень приятно смотреть на то, что обычно прячут от глаз. Прямые ноги, упитанные бедра, большие груди, маленькие. Светлые и темные соски. Длинные и короткие торсы. Икры и бедра, гладкие и блестящие от прозрачных чулок. Стринги всевозможных цветов, охватывающие бедра, как тугие резиновые повязки. Крошечные кусочки ткани, едва прикрывающие маленький треугольник в низу живота. Стринги врезались в кожу и исчезали между ягодицами. Неужели им это не мешало? Возможно, но не больше, чем туфли. Они громко жаловались и облегченно вздыхали, снимая туфли, разминали пальцы ног, потирали ступни. Одна негритянка, одна азиатка, много блондинок. Сначала я не могла различить их. У многих был иностранный акцент. Но все они были очень милы со мной.

Все это походило на игру, словно они возвращались в гримерную, чтобы показать мне очередное раздетое тело. Потом следующее и следующее. Словно кто-то наугад выдергивал их одну задругой. Смотри! Смотри! Мир полон прекрасных женских тел, немного разных, но в конце-то концов, очень похожих.

Моя мамочка вытащила из своей сумки длинное облегающее розовое платье на бретельках, отливающее золотом. Оно было довольно узкое, но она легко скользнула в него, подтянув верх до самой шеи. А на мне было мое любимое платье – синее с белыми маргаритками поперек лифа и короткими рукавами. Сегодня оно показалось мне слишком простеньким.

Когда подошла мамина очередь выходить на сцену и танцевать, она велела мне остаться в гримерной. Коко зачесала волосы наверх и выглядела просто прекрасно. Намного красивее финалистки роскошного шоу «Мисс Америка»!

– Я хочу пойти с тобой!

– Нельзя!

– Но я хочу посмотреть!

– Сидеть, – велела она мне, как будто я была какой-то дрессированной собачкой. – Оставайся на месте.

Она вышла через переднюю дверь. А я забилась в угол и слушала болтовню других женщин.

– Меня тошнит от его дыхания. Что за сопляк!

– Но он хотя бы хочет тебя. Мне здесь ловить нечего!

Мама вернулась, чтобы поправить макияж. И я снова спросила ее:

– Можно мне выйти отсюда?

Я заметила, как блондинка с длинными вьющимися волосами обменялась взглядами с моей мамочкой. Она смеялась надо мной?

– Нет.

– Почему нет?

– Просто нет.

– Но я хочу увидеть танцы! – «И к тому же эти женщины все время курят, и у меня от спертого воздуха болит голова».

– Нет, и не спорь со мной. Ложись лучше спать. Уже поздно.

На маленькой раскладушке сидели три женщины и курили. Они потеснились, чтобы освободить для меня место.

– Я не хочу спать.

– Устраивайся.

Мамочка опять ушла на сцену. Одна из блондинок поманила меня рукой.

– Иди сюда, дорогуша, устраивайся поудобней.

Она похлопала рукой рядом с собой. Я села и продолжала наблюдать за тем, как женщины приходят и уходят, поправляют косметику, ругаются и смеются над мужиками, судачат о завсегдатае, который только что появился.

– Он спрашивал о тебе, Энжел.

Энжел была единственная негритянка.

– Он хочет, чтобы ты надела свое красное платье.

– Он обожает это чертово платье.

Энжел втирала детское масло, намазала им ноги и грудь перед тем, как надеть платье.

Я поняла, что женщины в вечерних платьях должны были составлять компанию мужчинам, которые еще только начали приходить.

– Он заплатил мне всего пятьдесят баксов. Я убила на него целый час, выслушивая жалобы на жену. Целый час! Мать вашу. И этот козел дал мне только пятьдесят баксов! Не удивительно, что жена не хочет заниматься с ним сексом!

«Разве мужчины платят своим женам, чтобы заниматься с ними сексом? Тогда кто-то должен сказать ему, чтобы платил ей больше».

Всякий раз, когда дверь гримерной приоткрывалась, я старалась подсмотреть, что делалось в зале. «Чье это голое тело? У колен того мужчины? Но он был одет. И даже не трогал ее. Тогда что же она там делает? Разве это можно делать на публике? Это моя мамочка? Нет! Она не стала бы делать это. Только другие, наверно, должны этим заниматься». Меня огорчало, что я никак не могла как следует рассмотреть, происходящее в зале. Но людей там становилось все больше. И чем сильнее увеличивалась толпа, тем меньше женщин болталось в гримерной. Теперь веселье царило за стеной, а я скучала на задворках. Но я и думать не смела о том, чтобы выйти отсюда. В какой-то момент голова моя отяжелела. Я прилегла на раскладушку. Но все еще старалась не закрывать глаза, боясь пропустить что-то интересное, а танцовщицы все так же приходили и уходили. Поправляли косметику, курили. И я не заметила, как уснула.

Мамочка привезла меня домой среди ночи, и утром я проснулась в собственной кровати. Но образы и звуки вчерашнего дня жили в моей памяти. Украшения на пупках плоских животов. Соски, похожие на глаза быка. Покачивающийся бокал шампанского на неоновой вывеске. Пустые сиденья, постепенно заполнявшиеся.

Я пошла к Коко. В те дни, когда мама не оставалась в Квинсе, она спала в гостиной на раскладном диване. Она любила спать долго, и я это хорошо знала. Мне надо было вести себя тихо, а если я хотела посмотреть телевизор, то делала это в бабушкиной спальне, поедая хлопья прямо на ее кровати. Коко обычно вставала в час или два, а иногда и в три часа дня. Но в это утро я не могла ждать.

– Мам!

– Я сплю.

– Ма-ам!

– Ну что там, ради бога?

– Ты возьмешь меня на работу сегодня вечером?

– Дай мне поспать!

– Скажи мне.

Она не ответила.

– Когда вернется бабушка?

Мне не понравилось, как некоторые женщины смеялись надо мной. Мне не понравилось, что никто из них не собирался мне ничего объяснять. Мне это не понравилось!

Глаза Коко были закрыты.

– Мам!

– Посмотрим, – бросила она.

Я не поняла, что именно она имела в виду.

– Что посмотрим?

– Джинджер! – рассердилась она. – Убирайся!

И накрыла голову подушкой. Я вышла из гостиной и знала точно – если она еще раз возьмет меня с собой, я узнаю, чем она занимается в комнате, расположенной в дальнем конце зала.

Но больше она не брала меня с собой. И я расслабилась. Потому что на самом деле ничего не хотела знать.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю