Текст книги "Проклятье настоящей любви (ЛП)"

Автор книги: Стефани Гарбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

"Как ты думаешь, значит, Аврора наложила на Джекса оба проклятия – проклятие лучника и проклятие, сделавшее его поцелуй смертельным?"

"Я не думаю, что она могла допустить этого", – сказала Лала. "Аврора забрала сердце Джекса. Думаю, это подпадает под правило "Если я не могу получить его, то никто другой не сможет".

Глава 39. Эванджелин

Казалось, что за одну ночь выросло еще больше праздничных бантов. Маленькие веселые треугольные флажки из самых разных тканей и цветов покрывали всю оживленную деревню Мерривуд – персиковые в полоску, мятно-зеленые, голубые в крапинку, розовые на закате, фиолетовые в горошек – все они радостно развевались на легком ветерке.

Ярко-желтое солнце палило вниз, не заслоняясь облаками, хотя в воздухе чувствовалась сырость, от которой эванджелин казалось, что даже без облаков может пойти дождь. Она представила, как небо раскалывается, словно разрезанное ножом.

Незаметно она поправила парик, взятый в логове Авроры, – коричневый, выпавший из одной из книг. Эванджелин надеялась, что он поможет ей слиться с толпой и не попасться на глаза стражникам, пока они с Лалой будут искать Аврору.

План состоял в том, чтобы найти бывшую принцессу среди посетителей фестиваля, а затем проследить за ней, надеясь, что она приведет их к тому месту, где на самом деле хранится сердце Джекса.

Вчера Аврора упомянула о своем интересе ко всем стендам Мерривудского фестиваля, угощениям и красивым вещам.

Вспоминая об этом, Эванджелин вспомнила, какой счастливой казалась Аврора, как на ней была цветочная корона и жизнерадостная улыбка. Оглядываясь назад, Эванджелин подумала, не была ли эта радость вызвана тем, что она наконец-то завладела сердцем Джекса.

Эванджелин обследовала толпу в поисках Авроры, глядя мимо торговцев пилами и молотками, ягодами и пивом, а также бесконечными безделушками. Вокруг них хихикали и визжали дети, бегая с крутящимися бумажными вертушками.

Счастье витало в воздухе, как пыльца. Оно было повсюду, касалось всего, кроме эванджелин. Она ощущала лишь стеснение в груди и чувство, что время сжимается.

Прошел уже день с тех пор, как Аврора забрала сердце Джекса.

Что, если Эванджелин опоздала? Вдруг Аврора не видит ее потому, что она ушла куда-то с Джеком, и его сердце уже изменилось? Что если…

"Ты видишь где-нибудь злую принцессу?" – спросила Лала.

Эванджелин покачала головой. Она видела людей, которые торговались, болтали, помогали восстанавливать город. Но она не видела девушку с фиолетовыми волосами.

"Яблоки, запеченные в драконе, покупайте яблоки, запеченные в драконе!" – кричал продавец, катя за собой красную тележку. Судя по всему, она была тщательно раскрашена. Слова "Яблоки, запеченные с драконом" были написаны сложным извилистым шрифтом, а вокруг них красовались маленькие яблочки и контуры очаровательных драконов.

Он притормозил тележку и остановился перед Лалой.

"Спасибо, нам это неинтересно", – сказала Лала.

"Но кто-то уже купил кое-что для юной мисс". Продавец, молодой человек с приветливым, открытым лицом, улыбнулся. но улыбка была немного не та, немного неправильная, как ухмылка, которую ребенок мог бы добавить к картине мастера.

Пальцы продавца дрожали, когда он протягивал Эванджелин небольшой свиток, перевязанный хрустящей белой ленточкой. "Меня попросили передать вам это в первую очередь".

Она нервно развернула свиток.

Не ищи меня.

Не было ни имени, ни инициалов, но Эванджелин сразу же поняла, от кого это. Джекс.

Она снова повернулась к жаровне с яблоками. Если Джекс просил ее не искать его, значит, он думал о ней. Надежда еще оставалась.

"Когда тебе это подарили?" – спросила она.

Но молодой человек не ответил. Он даже не посмотрел на нее. Продавец, казалось, находился в каком-то трансе: он насыпал мешок сахара на верхушку своей драгоценной тележки с яблоками, а затем повернулся к своим маленьким драконам. Их было три. Один был коричневый, другой – зеленый, третий – персиковый.

"Пора", – тихо сказал юноша.

Дракончики заскулили.

"Просто делайте, что я говорю", – пробормотал он, по-прежнему не обращая внимания на Эванджелин.

Должно быть, он находится под влиянием Джекса, поняла Эванджелин. Она и раньше видела, как Джекс управляет другими людьми, но раньше он всегда защищал ее.

У нее возникло ужасное предчувствие, что сейчас это не так: продавец смахнул слезу с глаз в тот самый момент, когда драконы выдохнули искры огня, воспламенив сахар. Через несколько секунд вся тележка полыхала, охваченная бело-оранжевым пламенем. Продавец стоял рядом с ней неподвижно, словно пригвожденный к месту.

"Нужно принести воды!" обратилась Эванджелин к Лале, повернувшись к колодцу в центре площади.

"Нет!" Лала схватила ее за руку. "Нам нужно идти". Она потащила Эванджелин прочь от торговца и площади, как раз в тот момент, когда королевские стражники увидели горящую повозку, а посетители фестиваля стали спешить к ней с ведрами воды.

Молодой человек теперь плакал. Плакали маленькие драконы.

Огонь был уже потушен. Но повозка была уничтожена, от нее остались лишь тлеющие куски пепельного дерева.

"Не могу поверить, что Джекс мог так поступить", – пробормотала Эванджелин, когда Лала поманила ее подальше от толпы. "Это кажется неоправданно жестоким".

"Джекс и есть неоправданно жестокий", – сказала Лала.

"Раньше он постоянно делал подобные вещи. Ты не знаешь этого Джекса, потому что он всегда был с тобой другим".

Голос Лалы смягчился, и, хотя она не сказала этого вслух, эванджелин почувствовала, что Лала думает, что той версии Джекса больше нет.

"Как ты думаешь, Аврора уже изменила его сердце или дала ему другое?"

Лала закусила губу, но не ответила, что показалось Эванджелин утвердительным ответом.

Солнце сильно било в лицо Эванджелин, когда они с Лалой дошли до окраины деревни.

Это было то самое время суток, когда не было теней. Все вокруг было ярким и светлым. Такую девушку, как Аврора, было легко заметить в толпе, где большинство людей носили домотканую одежду и волосы.

"Я ее не вижу", – сказала Эванджелин. Часть ее беспокоилась, что она опоздала. Аврора уже изменила сердце Джекса или подарила ему другое. Но Эванджелин не могла отказаться от него, и она знала, что если он все еще ее Джекс, то он не откажется от нее, если Эванджелин потеряет свое сердце.

"Кажется, я нашла ее". Лала указала в сторону от деревни на тропинку из бледно-розовых лепестков цветов, ведущую в Мерривудский лес. Затем она закатила глаза. "Когда Аврора была моложе, она хотела, чтобы люди думали, что она оставляет за собой след из цветов, куда бы она ни пошла, поэтому она часто носила с собой корзинки с лепестками и бросала их, когда шла. Думаю, если мы пойдем по этому следу, то найдем сердце Джекса".

Тропинка из розовых лепестков цветов усеивала камни, траву и даже нескольких спящих драконов, ведя лалу и Эванджелин по извилистой тропинке, ведущей в тень Мерривудского леса. Следование за лепестками напомнило Эванджелин историю, которую она не могла вспомнить, но была уверена, что она закончилась не очень хорошо.

Эванджелин хотелось надеяться, что ее история будет другой. Она верила, что у каждой истории может быть бесконечный конец, и изо всех сил старалась сохранить эту веру в каждом вздохе и каждом шаге.

Пока, наконец, дорожка из лепестков не закончилась.

Она остановилась у подножия дерева. Там сидела лиса. Она была рыжевато-бурой и белой, с великолепным кустистым хвостом. Но хвост не двигался, и лиса тоже: она лежала у подножия дерева, а золотая стрела пронзила ей сердце.

"О нет!" Эванджелин опустилась на колени и проверила, не бьется ли сердце лисы. Но все, что она нашла, – это записку, прикрепленную к стреле.

Маленький лисенок, для моей Лисички.

Больше предупреждать не буду.

Джекс

"Сейчас я его немного ненавижу", – сказала Эванджелин.

"По крайней мере, это не человек", – сказала ЛаЛа.

"Но скоро это случится. Вот о чем на самом деле говорит эта записка".

Сначала он уничтожил повозку. Потом он убил эту лису.

Следующим будет человек.

"Значит ли это, что ты хочешь сдаться?" – спросила Лала.

"Нет. Я собираюсь его спасти".

"Теперь его уже не спасти", – прозвучал голос с дерева.

Через секунду дерево скрипнуло, открылась потайная дверь, и в нее просунулась Аврора Доблесть.

Ее фиолетовые волосы были растрепаны, лицо бледно, на виске образовался большой синяк. "Если вы пришли за сердцем Джекса, то вы его не найдете. Вы уже опоздали".

Глава 40. Эванджелин

Переливающиеся юбки Авроры Доблесть расходились вокруг нее идеальным кругом, когда она в изящном беспорядке опускалась на землю. Пряди фиолетовых волос спадали на лоб, на котором не было и следа от тонкой тревожной линии. Выражение ее лица казалось почти безмятежным. Аврора напоминала Эванджелин страдалицу, терпеливо ожидающую прихода своего принца.

Но когда Эванджелин присмотрелась внимательнее, оказалось, что выражение лица авроры скорее притворное, чем отражающее ее чувства.

Ее красивые глаза ожесточились, а в музыкальном голосе зазвучали горькие нотки: "Что ты наделала? Почему Джекс влюбился в тебя?"

"Ну, она не такая яростная стерва, как ты", – сказала Лала.

Аврора вздрогнула. Еще один кусок ее фанеры треснул, а рот сжался в уродливую хмурую гримасу.

"Где Джекс?" потребовала Эванджелин. "И что ты сделала с его сердцем?"

Аврора засмеялась. "Ты думаешь, это из-за меня он так поступил?" Она подняла хвост мертвого лисенка и небрежно поводила им туда-сюда, пока бедный лисенок лежал с пустыми глазами. "Как бы я ни ценила символизм, я не имею к этому никакого отношения".

"Я тебе не верю. Я знаю, что ты прокляла его", – сказала Эванджелин. "Я нашла твою старую книгу заклинаний. Из-за тебя он убил первую девушку, которую полюбил, ту, что превратилась в лису".

"Да, но это не из-за меня". Аврора отбросила хвост мертвой лисы. "Джекс сделал это сам, ради тебя". В ее голосе прозвучало что-то похожее на ревность, словно она желала мучений Джексу так же, как желала его любви.

"Это ты забрала его сердце", – сказала Эванджелин.

"Я не забирала его! Он отдал его мне добровольно. Но у меня его больше нет".

"Как это у тебя его нет?" – скептически спросила Лала.

Аврора откинула голову к дереву в очередной драматической позе. "Ко мне приходил Джекс. Он потребовал сердце. Когда я не дала ему его, он вырубил меня". Она показала на растущий синяк на виске. "Когда я очнулась, джекса уже не было. И сердца тоже".

"Это не имеет смысла", – сказала Эванджелин. "Если Джекс забрал свое сердце раньше, то зачем ему все это?" Она показала рукой на мертвого лиса.

Аврора рассмеялась. "Ты думаешь, Джекс забрал свое сердце, потому что хотел его вернуть?" Она снова засмеялась, уже веселее и сильнее.

"Я думаю, нам надо уходить отсюда", – пробормотала Лала.

"Надо", – сказала Аврора, все еще смеясь. "Как только Джекс закончит уничтожать свое сердце, он вернется и убьет не только дикую лису".

Аврора снова начала играть с хвостом лисы. Она вертела им туда-сюда, туда-сюда, и кровь все быстрее и быстрее приливала к ушам Эванджелин.

Лала, возможно, что-то сказала, но Эванджелин не расслышала ее слов, повторявшихся в ее голове: Как только Джекс закончит разрушать свое сердце.

Ей хотелось верить, что Аврора просто ужасно себя ведет.

Что она хочет ее помучить. Ей хотелось сказать, что Джекс не станет уничтожать свое сердце, но она также никогда не думала, что Джекс станет торговать своим сердцем.

Эванджелин любила Джекса за его решительность, целеустремленность, неуклонное стремление к тому, чего он больше всего хотел. Но она не хотела верить в то, что сейчас ему хочется ничего не чувствовать. Что он может так пренебрегать своим сердцем. Что он может полностью отказаться от любви, от всего на свете.

Эванджелин хотелось кричать и проклинать. А еще ей хотелось упасть на колени и заплакать.

Джекс был принцем сердец – он почти всю жизнь искал любовь. И вот теперь она здесь, а он сдается?

"Куда он делся?" – спросила она Аврору. "И как мне его остановить?"

"А вот и нет". Аврора вздохнула и устало склонила голову набок, как будто именно она испытывала наибольшее неудобство от всего этого. "Я же говорила, что ты опоздала".

"Тогда просто скажи мне, куда он делся!"

Аврора закатила глаза. "Он же не рассказал мне о своих планах, прежде чем ударить меня по голове".

"Я знаю, куда он ушел", – пробормотала ЛаЛа. "Есть только один способ уничтожить второе сердце человека".

"Как?" спросила Эванджелин.

Лала сглотнула и виновато посмотрела на нее. "Мне очень жаль, Эванджелин".

"Почему ты сожалеешь?"

"Потому что если бы не я, Джексу некуда было бы идти.

Сердце, которое человек использует для чувств, – мощная штука, и его может уничтожить только огонь. Но не обычным огнем".

"Откуда ты это знаешь?" – спросила Эванджелин.

ЛаЛа продолжала смотреть с болью. "После того как Дейн был заперт в арке, я хотела уничтожить свое сердце".

"Ты хотела уничтожить свое сердце из-за Дэйна?" Аврора хмыкнула.

Лала бросила на нее взгляд. На секунду Эванджелин увидела, что она пересматривает идею пыток.

"Ты сможешь причинить ей боль после того, как расскажешь мне, как, по-твоему, Джекс собирается уничтожить свое сердце", – сказала Эванджелин.

"Единственный способ уничтожить второе сердце – это огонь королевского дерева феникса".

"Ты посадила дерево феникса? Ты что, идиотка?" Аврора вскочила на ноги, и внезапно она выглядела по-настоящему испуганной. Ее щеки налились гневом. Должно быть, она не верила, что Джексу действительно удастся разрушить его сердце; она просто подшучивала над Эванджелин, дразня ее ради забавы.

"Где ты посадила дерево?" – спросила Аврора.

"Как будто я тебе скажу", – ответила Лала.

Аврора повернулась к Эванджелин. "Ты знаешь, где оно находится?"

Эванджелин казалось, что знает, но она не собиралась говорить Авроре. Она увидела это дерево в первую же ночь на Великолепном Севере.

Это было накануне Нескончаемой ночи; Аполлон разлегся на ветвях дерева феникса, позируя для портрета. Хотя на самом деле она обратила внимание на это дерево раньше, чем на принца.

Миф о дереве феникса ей рассказывала мать, а также ее бывшая воспитательница мадам Восс. Листья дерева феникса более тысячи лет медленно превращались в золото, но если человек срывал один из них до того, как все листья менялись, то все дерево вспыхивало.

Должно быть, именно это и планировал сделать Джекс.

Сорвать золотой листок, превратить дерево в огонь, а затем бросить в пламя свое сердце. И она не сомневалась, что он так и сделает. Если только она не остановит его.

"Я не хочу, чтобы Джекс действительно уничтожил свое сердце", – сказала Аврора. "Если ты скажешь мне, где ты посадил дерево, я смогу показать Эванджелин, как туда попасть с помощью арки".

"Мне не нужна твоя помощь", – сказала Эванджелин. "И я бы не доверилась ей". К счастью, она также надеялась, что она ей не понадобится. Она была почти уверена, что знает, где Лала посадила дерево феникса, – нужно было только добраться туда раньше Джекса.

"Лала, где тут ближайшая арка?" – спросила она.

Если Лала скажет ей, где находится арка, Эванджелин была уверена, что сможет уговорить арку привести ее на поляну с деревом. Ее кровь открывала любые двери, а арки, в частности, всегда откликались на ее просьбы.

"Я пойду с тобой", – сказала ЛаЛа.

"Спасибо", – сказала Эванджелин. "Но я думаю, что на этот раз мне нужно идти одной. Если я хочу спасти Джекса, то не с помощью силы".

"Тогда как ты собираешься его спасать?" – спросила Аврора.

"С помощью любви."

Аврора снова засмеялась. Звук его становился все противнее.

Щеки Эванджелин разгорелись, но она отказалась смущаться. "Любовь – это не то, над чем стоит смеяться".

"Именно сегодня. Понимаешь, Эванджелин, даже если ты спасешь сердце Джекса, этого будет недостаточно, чтобы спасти себя. Если ты хоть раз поцелуешь его, ты умрешь. И неважно, что твоя любовь – самая настоящая, какую только видел мир".

Эванджелин напомнила себе, что Аврора – лгунья; еще несколько минут назад вся эта сцена была шарадой. Но сейчас она не выглядела так, словно разыгрывала спектакль. Аврора выглядела тревожно торжествующей.

"Когда я поняла, что Джекс никогда не убьёт девочку-лисицу, я наложила на него другое заклинание", – сказала Аврора. "Но сюжетное проклятие исказило истину. Не настоящая любовь Джекса будет неуязвима для его поцелуя и заставит его сердце биться снова. Только девушка, которая никогда не полюбит Джекса, сможет пережить его поцелуй.

Может быть, твоя любовь сможет спасти его сердце, но если ты решишь поцеловать его, то станешь еще одной лисой, которую убил Джекс".

Глава 41. Эванджелин

Найти арку было легко.

Казалось, это заняло всего несколько минут.

Эванджелин прикинула, что путь от Авроры до скрытой арки на краю Проклятого леса не может быть таким быстрым.

Скорее всего, у них с Лалой ушло на поиски около часа. Но время, казалось, пролетело незаметно. Кровь Эванджелин все еще билась с невероятной скоростью. Даже стоя на месте, она ощущала острую нехватку воздуха.

Выйдя на поляну, она почувствовала одно облегчение:

Джекса там еще не было.

Здесь были только Эванджелин, дерево феникса и медленно заходящее солнце.

Когда она впервые оказалась на этой поляне, здесь играли на арфах и лютнях оживленные музыканты, придворные были одеты во все свои наряды, пиршественный стол был уставлен яствами, а в воздухе витали обещания исполнения желаний.

Сегодня же, приближаясь к мерцающему дереву, эванджелин слышала лишь нервный шелест листвы. Она слышала, как листья дрожали и бились друг о друга, как будто чувствовали, что их время почти истекло.

Когда она была здесь в последний раз, все неизменные листья были красными, оранжевыми и бронзовыми, но сегодня они были зелеными, как изумруды, и росистыми.

Она видела, как прожилки на дрожащем листе быстро превращаются из зеленых в золотые. Затем она увидела, как золото стало распространяться по всей поверхности листа, как будто оно могло опередить то, чего оно боялось. И все же, если другие листья тоже не изменятся, трансформации этого листа будет недостаточно, чтобы защитить его от того, что вскоре сделает Джекс.

Эванджелин сделала глубокий успокаивающий вдох – и для себя, и для испуганного дерева.

Ей тоже было страшно. Она чувствовала, что не должна была этого делать. Ей казалось, что ее вера в любовь должна быть непоколебимой.

Но Эванджелин сильно вздрагивала.

Каждый легкий вздох ветерка заставлял ее напрягать плечи.

Самое тихое шевеление листьев заставляло ее задыхаться.

В ту ночь, когда она открыла арку Доблести, было ощущение чего-то неизбежного. Она знала, что открытие арки – это именно то, для чего она была рождена. Она чувствовала, что все события в ее жизни вели ее к этому моменту.

Теперь она жила в моменты после неизбежного, и это тоже чувствовалось. Вместо того чтобы быть высеченным в камне, этот момент казался ей хрупким гобеленом, который может распутаться от одного рывка нити или от одного движения листа.

Поляна наполнилась предвкушением, оно вспыхивало на ее коже, как искры от спички, и заставляло ее чувствовать, что все может случиться. Ей всегда нравилось это чувство, но сейчас оно заставляло ее нервничать, как тот маленький листочек, который только что превратился из зеленого в золотой.

Эванджелин тоже изменилась с тех пор, как впервые вышла на эту поляну в свою первую ночь на Великолепном Севере, когда поверила, что брак с принцем может исполнить все ее мечты. Оглядываясь назад, можно сказать, что ее мечты казались несбыточными, и она чувствовала себя такой смелой, что верила в них. но теперь она поняла, что это были не ее мечты, не совсем. Это были мечты, позаимствованные из сказок, мечты, за которые она цеплялась, потому что еще не могла представить себе свои собственные.

В ту первую ночь на Севере она и мечтать не могла о будущем с Джексом. Может быть, он и привлекал ее, но он не был тем, кого она должна была хотеть.

Джекс не был безопасен. Он не обещал счастливого будущего. Наоборот, он гарантировал обратное. Он не верил, что у героев бывает счастливый конец. любовь к Джексу с самого начала казалась обреченной. Но Эванджелин поняла, что любовь – это не просто чувство. и не обязательно выбирать безопасный вариант, ведь любовь сильнее страха.

Она была высшей формой надежды. Она сильнее проклятий.

И все же…

Она боялась, что ее любви может оказаться недостаточно.

Последние слова Авроры все еще преследовали ее.

Неважно, если твоя любовь – самая настоящая любовь, которую когда-либо видел мир. проклятие истории исказило правду. Не истинная любовь Джекса будет неуязвима для его поцелуя. Только девушка, которая никогда не полюбит Джекса, сможет пережить его поцелуй.

Эванджелин не любила думать о Джексе с другими девушками. Ей не нравилось представлять, как он ухаживает за ними, целует их или убивает. Когда она только познакомилась с Джексом, ей показалось, что он тоже не думает о них. Небрежный, неуважительный вариант Джекса, с которым она познакомилась в его церкви, не казался ей способным заботиться о ком-либо.

Но теперь, когда она представляла себе Джекса в первый день знакомства, она не думала об их первом ужасном разговоре. Она видела, как он сидел на заднем дворе церкви, грубо разрывая на себе одежду и склонив голову, словно в трауре или во время покаяния.

Он был разбит. Но не в том смысле, как думают многие люди, когда один человек разбил ему сердце. Сердце Джекса разбивали снова и снова, пока оно не перестало быть способным надеяться, заботиться и любить.

В рассказах всегда звучало так, будто девушки, с которыми Джекс целовался раньше, на самом деле не любили его. Они были просто девушками, которых он примерял, а потом выбрасывал, как неподходящую одежду.

Но теперь Эванджелин задавалась вопросом, не был ли Джекс вначале таким черствым в своих поцелуях, может быть, некоторые девушки были ему небезразличны до того, как он их поцеловал. А потом она задумалась, действительно ли некоторые девушки любили его. Были ли среди них те, кто, как и она, верил, что их любви хватит, чтобы спасти его, снять проклятие. Но этого не произошло.

Неудивительно, что Джекс считал ее чувства недостаточными. Возможно, так оно и было. Но это не значит, что его нельзя спасти. возможно, его спасет не только ее любовь. Может быть, это должна быть и его любовь.

Эванджелин смотрела на только что изменившийся золотой лист и наблюдала, как он покачивается на фоне другого зеленого листа, словно умоляя его тоже измениться. Ведь если все дерево не станет золотым, оно сгорит в огне. Так же, как и они с Джеком, если только она одна верила в силу любви.

В воздухе раздался треск, который заставил Эванджелин вспомнить о маленьких искорках. Затем она почувствовала покалывание на запястье в виде шрама от разбитого сердца.

Пришел Джекс.

Она повернулась. И тут же почувствовала себя почти как в первый раз, когда увидела его на этой поляне.

В ту ночь он был таким резким, таким холодным, что туман еще прилипал к его сапогам.

Она вспомнила, как в ту ночь уговаривала себя не оборачиваться. Не смотреть. И когда она посмотрела на него, то постаралась заглянуть всего на секунду.

Но это было невозможно. Джекс был луной, а она – приливом, управляемым его невозможной силой. И это не изменилось.

Сердце или не сердце, она по-прежнему хотела, чтобы Джекс принадлежал ей.

Но этот Джекс был не ее.

Что-то было в его бледных руках, банка, которую он бросал, как будто это было одно из его яблок. только это было не яблоко. Это было его сердце.

У Эванджелин сердце оборвалось при виде того, как он так небрежно бросает свое сердце, словно это не что-то невыразимо дорогое и прекрасное, а какой-то фрукт, который можно выбросить.

Сердце было похоже на солнечные лучи, растаявшие на горизонте. Кувшин был полон множества цветов, в основном золотого, но на нем вспыхивали искры радужного света, отчего золото словно билось.

При этом Джекс выглядел совершенно невозмутимым. "Тебя здесь быть не должно".

"И тебе не следует!" крикнула Эванджелин.

Она не собиралась кричать. В ее планы не входило кричать на него, в ее планы входило наконец-то сказать ему, как сильно она его любит. Но, увидев, как он так безрассудно и небрежно обращается со своим сердцем, она закричала: "Что ты делаешь?".

"Думаю, ты уже знаешь ответ, любимая. Просто тебе это не очень нравится". Джекс подбросил банку в воздух.

Эванджелин не стала думать – она просто прыгнула вперед, вытянув руки, и потянулась к сердцу. ее пальцы коснулись банки, но Джекс поймал ее первым.

Он положил руку на основание ее горла. Его хватка была достаточно сильной, чтобы удержать ее на расстоянии, не дать ей схватить сердце в банке. При этом он не причинял ей боли.

На его пальцах не было синяков от его хватки.

Либо он старался быть осторожным из-за защитной манжеты на ее запястье. Либо… он не хотел причинить ей боль, потому что близость сердца вызывала у него какие-то чувства.

Огонек внутри банки запульсировал сильнее, словно пытаясь вырваться на свободу. А Джекс уже не выглядел совершенно невозмутимым. Его голубые глаза были почти дикими в своей яркости, как будто он пытался побороть вновь нахлынувшие чувства.

"Ты должна уйти", – процедил он.

"Почему? Потому что ты собираешься сжечь свое сердце, а когда ты это сделаешь, ты думаешь, что причинишь мне боль?

Ты уже причиняешь мне боль, Джекс".

Она потянулась – не к банке, а к нему.

Под ее пальцами его челюсть казалась каменной, твердой и непримиримой. Он сжал ее еще крепче и отбросил ее руку.

"Если я попытаюсь причинить тебе вред, меня остановит наручник", – грубо сказал он.

"Я не говорю о физическом воздействии."

Мое сердце, оно болит.

Так и случилось. Никогда еще Эванджелин не чувствовала себя так близко и так далеко от кого-то одновременно. Его холодная, жесткая рука все еще лежала на ее горле, его глаза были устремлены на нее. Но взгляд его говорил о том, что это последний раз, когда он прикасается к ней, последний раз.

Для них это было все.

Он не собирался сдаваться. Он уже сдался.

"Как мне объяснить тебе, – прорычал он, – мы с тобой вместе ничем хорошим не закончим. Мы просто кончим".

"Как ты можешь это знать, если ты даже не пробовал?"

"Попробовать?" Джекс рассмеялся, и звук был ужасен. "Это не то, что ты пытаешься сделать, Эванджелин".

Смех замер на его губах, и огонь в его глазах погас. На секунду Джекс стал похож не на Судьбу и не на человека, а на призрака, на оболочку, которую слишком много раз опустошали и бросали в волны. И снова Эванджелин подумала о том, что его сердце разбивали снова и снова, так много раз, что оно не могло надеяться, оно могло только бояться.

"Это то, что дает один шанс быть правым или неправым, и если ты ошибаешься, то больше нет попыток. Нет ничего".

Тишина заполнила пространство между ними. Даже лист на дереве не смел шелохнуться.

Потом так тихо, что она почти не услышала, Джекс сказал:

"Ты была там, ты видела, что сделал со мной сделалось, когда я попытался тебя поцеловать".

Что-то похожее на стыд наполнило его глаза, и Эванджелин не знала, как это возможно, но он выглядел еще более хрупким, чем прежде. Как будто достаточно одного прикосновения, чтобы сломать его, как будто неверное слово может разбить его на тысячу осколков.

"Это самое близкое, что у нас есть", – сказал Джекс.

Он погладил ее по горлу, и она поняла, что через секунду он отпустит ее. Он отпустит ее, сорвет листок и подожжет свое сердце.

Эванджелин боялась пошевелиться, боялась заговорить, боясь сказать что-то не то. ее руки дрожали, а в груди было пусто, словно там образовалась дыра, и надежда вытекала из нее, исчезая в том же месте, которое украло всю его надежду.

Но она знала, куда это место ведет, и отказывалась туда идти.

"Я люблю тебя, Джекс".

Он закрыл глаза, когда она произнесла слово "люблю".

Она надеялась еще сильнее. Она хотела попросить его посмотреть на нее, но все, что имело значение, – это то, что он не отпускал ее.

"Раньше я сомневалась, существует ли судьба", – сказала она мягко. "Я боялась, что это означает, что у меня нет выбора.

Потом я втайне надеялась, что судьба существует, что нам с тобой суждено, что по какой-то чудесной случайности я стала твоей настоящей любовью. Но теперь мне все равно, существует ли судьба, потому что мне не нужно, чтобы она решала за меня. Мне не нужно, чтобы она делала этот выбор.

Я приняла решение, Джекс. Это ты. Это всегда будешь ты, до скончания веков. И я буду бороться с судьбой или любым другим, кто попытается разлучить нас, включая тебя. Ты – мой выбор. Ты – моя любовь. Ты – мой. И ты не станешь моим концом, Джекс".

"Я думаю, что уже стал". Он открыл глаза, и из них потекли красные слезы. "Отпусти меня, Эванджелин".

"Скажи мне, что ты не станешь поджигать свое сердце, и я отпущу тебя".

"Не проси меня об этом".

"Тогда не проси меня отпустить тебя!"

Его глаза налились слезами, но рука крепко держалась за банку. "Я сломлен. Мне нравится ломать вещи. Иногда я хочу сломать тебя".

"Тогда сломай меня, Джекс".

Его пальцы напряглись на ее шее. "Хоть раз я хочу поступить правильно. Я не могу этого сделать. Я не могу смотреть, как ты снова умираешь".

Это слово снова царапнуло ее, как шип. "Что значит "снова"?

"Ты умерла, Эванджелин". Джекс притянул ее ближе, и она почувствовала, как вздымается и опускается его грудь: "Я держал тебя на руках, когда это случилось".

"Джекс… Я не понимаю, о чем ты говоришь. Я никогда не умирала".

"Нет, умирала. В ту ночь, когда ты открыла арку. В первый раз, когда ты это сделала, я не пошел с тобой". Он замолчал на мгновение, и она услышала, как он подумал: "Я не могу сказать "прощай".

"Там были только ты и Хаос", – прошептал он. "Как только он снял шлем, он убил тебя. Я пытался остановить его, пытался спасти тебя, но…"

Джекс открыл и закрыл рот, словно с трудом выговаривая слова. "Я не смог. Когда я пришел, он уже укусил тебя – и взял слишком много крови. Ты умерла, как только оказалась у меня на руках. Единственное, что я мог сделать, это использовать камни, чтобы повернуть время вспять. Меня предупредили, что это будет дорого стоить. но я думал, что это будет стоить мне. Я не думал, что это отнимет у меня тебя".

Я сожалею, подумал он.

"Тебе не нужно извиняться, Джекс".

"Это моя вина", – прорычал он.

"Нет, не твоя. Я потеряла свои воспоминания не потому, что ты повернул время вспять. Я потеряла их, потому что Аполлон забрал их у меня".

На секунду Джекс принял убийственный вид. Затем так же быстро он отмахнулся от ее слов. "Это неважно. Важно то, что ты умерла. И если ты умрешь снова, я не смогу тебя вернуть".