Текст книги "Тени прошлого - тени будущего (СИ)"

Автор книги: Стас Северский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

“тени” или светлей…

– Не уверен, что этого обойти нельзя… Нор сам по себе не стоит того, чтоб его отчетную

память и мысленный фон с полной нагрузкой смотрели. Свет, считай, притушен… Для того, чтоб

Айнер мог корректировку общих сведений провести, – будет достаточно. А внесет Айнер в данные

поправку – станет достаточно темно, чтоб крысы до убежища беспрепятственно добрались. Стоил

бы только Нор этой перестройки данных… Просто… Достал он уже всех, до кого достал…

– Хорн, Скар не позволит Нору много времени у более серьезных дел отнять, но… Он только и

ждет обвинений, которыми Тишинский подпишет Чжану Луну смертный приговор. Ты посмотри

вокруг – люди по большей части бегут не от нас, они бегут к нему… Чжан Лун набирает силу,

разрушая нашу армию и собирая свое войско. Штольт еще контролирует его, но Тишинскому уже

даны распоряжения…

– Думаешь, здесь дело серьезно?

– Конечно. Нору надежды почти не дано. Единственное, что способно его спасти – обретение

Штольтом неколебимого контроля над генералом Луном… Тишинский отведет от него взгляд,

отводя от него и взгляды “теней”. И я надеюсь, что Штольт сильнее проснувшегося “дракона”…

– Сорг, мы не сильнее “драконов”… Мы только думали, что победили их… Все, кто с ними

воевал, всегда только думали, что победили их, когда они просто засыпали, ожидая возвращения

сокрушительных сил…

– Заснет или будет повержен – сейчас это не столь важно… Он не будет отнимать силы у нас.

Его сон даст покой и “теням”, и… Нет, Нор не успокоится… Отпустят его “тени” сейчас – заберут

потом… и уже не вернут… И следующий разбор у него уже с высшим прокурором будет… уже

очень далеко от нас…

– Далеко от нас офицеры S12 и “защитники”… Нет, не верховному суду его участь терзать

предназначено – дело до того не дойдет…

– Нор не дойдет.

– Это точно. Верховный суд… Не нужно это никому… Нор никому не нужен. Весь его былой

героизм уже стерт из памяти системы… Только здесь его подвиги еще кто-то помнит… но уже с

готовностью забыть… Пошлет Нор еще рез системные власти – ему без рассмотрений обвинением

лоб пробьют.

– И он это хорошо понимает… Нет, Хорн, Нору больше трибуналом не грозить. Он знает, что

кто б его не судил, ему один приговор вынесут. Армейские офицеры будут разбор вести или

офицеры службы системной безопасности, общими силами или порознь – ему одно осталось…

– С этим тебе видней…

– Уверен, что он кончит выжженными мозгами – и скорее без посторонней помощи…

– Да он с этого и начал…

– Начал с того, что стал забывать, кто он. А сейчас… Близок конец его борьбы с “чудовищем”,

рвущим все оковы без разбору. С его страхом потерять волю – передать ее офицерам не частично на

хранение, – а целиком и без возврата.

– Верно, Сорг. С потерей сил он долго не простоит. Скоро Нор будет брать в расчет лишь его

упертое решение ускорить ход войны – не нашей общей, так его личной.

162

– Его мысли уже почти подчинены его “звериной” воле – он выходит из подчинения системы.

Не сможет Нор разум подключить, не удержит эту цепную волю, спустит, не обрубит цепь –

уволочит его этот “зверь” к черту… Этот “зверь ” уже почти не дает Нору вспомнить о рассудке.

Нор верит ему – он убежден, что правы его доводы. И верит ему он слепо, не так, как мы, – разуму

и офицерам.

– С этим верно… Но, Сорг, никто еще не знает точно, какой конец будет положен войне…

– Это одному Снегову известно.

– Тогда, может, Нор не так далек от правды…

– Сотрут Ивартэн, не сотрут – Нору к этому руки не приложить. Эту задачу решить способен

только холодный ум – человек, “защитник” – не важно. Такой стихийной “звериной” силе с ним не

совладать. Не эти силы разделили Совет AVRG, и не им убеждать верховных командующих

изменить расчеты.

– А знаешь, прав ты, пожалуй. Снег под прессом льдом станет…

– Уверен, что так и будет. Снегов смотрит далеко вперед и решает единожды – он строит

точный расчет и стоит на нем, как ледник на промерзших скалах. С ним “защитники”. Думаю, если

он не убедит высший генералитет четкими данными, просто пресечет споры его неоспоримой

властью, – и будет это очень скоро.

– Хорошо сказал, Сорг. Действительно, ведь “недоверие” – чушь это. Тот, кто посмел бы сорвать

с него погоны, не посмеет забрать с ними и его ответственность.

– Согласен… Но Хорн… Что бы мы об этом ни думали – не наше это дело. И если мы

перестанем понимать это, – будем воевать не с нашим общим врагом – друг с другом. Тогда, кто бы

из нас ни победил, – нас победит враг.

– Лихой размах – нет, не дойдет до этого. К плану действий, утвержденному Центром,

злоумышленнику пути нет. “Защитники” без труда блокируют и устранят такие помехи. Грубой

силой уберут, если иначе никак… Наш высший генералитет и Центральное управление DIS никому

такого с рук не спустит…

– Точно, Хорн, не тот случай, чтоб его с рук спустить, чтоб без жестких мер обойтись… Но тут

не допустить его… трудно. С этим не должно быть допущено ни одной ошибки, контроль нужен

очень строгий… А обеспечить его сейчас крайне сложно… Хантэрхайм стоит на краю – он ставит

на край и нас… А кого-то, скорее, уже сбрасывает с него… Может обстановку накалили, чтоб

холодом обдать – закалить, как стальной клинок… Тогда прочней системе не быть. А может быть,

сбоит что-то, и от температурных стычек трещины пойдут… Но что бы ни было – под огнем

почернеет лед, и огонь подо льдом шипеть будет серым дымом…

– Да, верно все. Готов уже к этому.

Посмотрел на Лесовского – он вроде понимает, о чем речь… Мне тоже ясно, что “черный лед” и

“серый дым” – это каратели DIS и армейские штурмовики… Но уяснить, почему здесь вещи

своими именами не называют, хоть и приметил эту особенность, никак не могу… Запрет на это

негласный, похоже… Тогда и спрашивать об этом ничего не стоит… Сорг заметил, как моя рука

легла на крепежи портупеи, где я обычно бич носил, – привычное движение, когда что-то не ясно…

– Хорн, к этому больше Герф с Владом готовы… Мы видели их бичи, сделанные в Штраубе.

Это оружие служит тому, чтобы править зверьми с тех территорий. Здесь таких чудовищ нет и не

было. Но взяв сегодня этот бич, я смог определить их силу – пусть приблизительно, только по

оружию, применяемому против них. И я понял, что такой противник не каждому по зубам.

– “Зверь” всем нам по плечу.

– Если это не изувеченное человеком чудовище…

– Это ты о чем, Сорг?..

– О том, что нам предстоит столкновение с тем, что мы не понимаем… Ни тебе, ни мне никогда

не доводилось видеть настоящих чудовищ за пределами виртуальных полей.

– Что одно поле, что другое – не велика разница… Сжечь их – и к черту…

– Нет, мы боролись не с ними – с их киберпроекцией… Но и с такими зверьми какую-то

определенную тактику борьбы применить трудно. Нам сложно прогнозировать их поступки – мы

плохо их знаем. Знаем, что ранить их проще, чем убить. Знаем, что их тяжело ранить, но убить их,

163

раненных, – еще тяжелей. Знаем, что если они обладают обычной тупой силой, разум способен их

подчинить. Но с их безумием, искажающим исходные программы и расчеты, нашему разуму без

специальной подготовки совладать будет непросто… А если они знают людей, если близки к

человеку – к нему и его сознанию… если их сознание покорежено человеком…

– Сорг, сворачивай-ка ты эту тему…

– Нет, Хорн. Нам еще предстоит бой…

– Никакой это не бой…

– Хорн, зверей собирают в стаи лидеры… Только лидер может и не быть зверем… Тогда он

соберет не стаю – свору, которой будет управлять с точным расчетом.

– Довольно, Сорг… Не будет такого. Тишинский никому не даст “зверей” объединить. А

Штольт не допустит того, чтоб Чжан Лун объединил свои “своры”, – разобьет его армию на “стаи”

и разгонит по ветру.

– Мы почти ничего не знаем… но что-то – видим. Мы – бойцы А2 – мы должны действовать

эффективно при столкновении, хоть черт знает с чем, как одни, так и группой, как с командиром,

так и без него. Мы должны составить прогноз действий, продумать бой, чтобы провести его без

задержек на ориентацию. Над боем с “управляемой сворой” работать будут офицеры, но

непосредственно борьбу с каждым отдельным “чудовищем” вести будем мы.

– Как с Нором…

– Нет, Хорн… Говорил же, не видели мы еще настоящих чудовищ… Нор еще не такой. Он еще

ведет две войны на двух фронтах.

– И обе скоро проиграет.

– Если его хищный страх перед властной над ним чужой волей победит окончательно, он не

исполнит воинский долг. “Зверь” не позволит ему сделать это как человеку, офицер не позволит –

как “зверю”. Оборвет дикий “зверь” системную цепь – Нор погибнет, не достигши человеческой

цели… Погибнет как “зверь”, убитый охотником… Но “хищник” еще не победил – Нор сражение с

ним еще не окончил.

– Но Нор боится этого “зверя” – Нор устрашен им, этим неуправляемым страхом, до онемения

мыслей… Сорг, он не сможет побороть один страх, не поборов другой, страх перед ним.

– Верно. Страх перед чужой властью над его волей – призовет “зверя”. Страх перед “зверем” –

позволит “зверю” взять власть над его волей. Но пусть Нору у судьбы бесстрашие не отвоевать – он

еще не окончил бой. Разум еще дает ему силы для этой борьбы – пусть и последние силы…

Хорн с пониманием кивнул. Мы с Лесовским переглянулись…

– Да вы о чем вообще?.. Нор и нас, и командиров к черту послал…

Сорг обратил к нам скорбное истощенное лицо – он уже подозвал кучу крыс, и они столпились

вокруг него, – жутковато от этого как-то… И это – сверхлюди, воины великих северных армий…

По спине забегал когтистый холодок… будто и правда по мне крысы пробежали…

– Нет, Герф. Это мы… Мы не отпустили его. Нор уже один, без нас, – это мы еще с ним. А

командиры с контролем не постарались… Объект не подключен, техники нет, патрули DIS

разбросаны – наши офицеры не должны спать. Не наладили систему – вот и получили…

– Что получили?.. Сорг, не должно быть такого.

– Так есть. Здесь, Герф, дисциплина строга, только и контроль над ней жесткий нужен.

– А мы на что? Не одни офицеры нас в руках держать обязаны.

– Хантэрхайм ничего не позволит держать тому, кто стал слабее него. Тех, кого он вырывает из

собственных рук, офицеры за горло берут. Так у нас здесь с дисциплиной дело обстоит – не

изнутри, так извне.

– Но одностороннюю дисциплину долго не продержать.

– Герф, на это порядок есть… Такие здесь у нас правила – берешь под ответ, то с захватом, если

не на жизнь, так на смерть.

– Тогда выходит, что долго здесь офицеры эту руку на горле не сжимают…

– Держат руку на пульсе столько, сколько сил есть. А сжать – им не трудно. Но не делают они

этого – не останавливают пульс без нужды.

164

– Без нужды… Это им видней. Только по мне, Сорг, Айнер Нору еще до этого кислород

перекрыть должен был… По мне, его ментальную линию вообще блокировать нужно было. Что бы

здесь ни происходило, высшее командование достойно нашей веры, нашего молчания. Один

Снегов еще может сдержать этот хаос – никто больше. Один он способен не пускать его за границы

ледяных пустынь и быть здесь – посреди них, с нами. И он видит нашу силу в плену у наших

страхов. И перспективы перед ним развернуты не только с врагом воевать, но и с нами – из-за того,

что кто-то ждать не может, из засады на огонь бежит. То, что камень у него на душе, – наш позор.

– Нет у него никакой души. Разве что камень замерзший…

– Нет так нет. Пусть он одним разумом смотрит – видит он, что такие, как Нор, пустоте сдались

из-за того, что враг пленных не берет.

– Это ему без разницы должно быть. Разум машины видит, что есть, делает, что нужно, – и

ничего больше. Но уверен, что если бы здесь таких, как ты, Герф, больше было, – не было бы у нас

никаких зачисток. Только про Хантэрхайм молчи – не знаешь ты еще ни его, ни тех, кто ему

служит. Не бросит Нор оружие – он будет сражаться с врагом, не сдаваясь никому и ничему, до

конца…

– Сорг, но его главный враг – это он сам и есть…

– Близко к правде ты подошел… Так подумай, что его собственным врагом делает.

– То, что эту войну у него сил терпеть больше нет. Оттого, что он ни жизни, ни смерти не

терпит, если те ему хоть как-то неподотчетны. И оттого, что собственной воле он еще верит не

полностью, а чужой – еще не до конца не верит.

– Продолжи…

– Отчаянье это. Не может он стыковать то, что должно стыковано быть, – швы у него разошлись

от разрухи этой. Он один, без поддержки, на многое способен. Но он из тех, кому не даром это

дано. Ему такой контроль надо всем нужен, что оспорить руки не подымешь. А кто и какими

средствами его обеспечит – ему, по мне, разницы большой нет. И если этого не сделает кто-то

другой – сделает он. Но единственно не ясно, что пошло не так, – где и кем этот порядок нарушен

был…

Сорг словно смерил долгим мрачным взглядом мои мысли и будто нашел в них подтверждение

чему-то, поставленному не как вопрос, скорей, как перепроверенный ответ какой-то задачи… Я не

понял и прервал сигнал, замолчал…

– Не знаешь.

– Нет. Тут и мы, и офицеры повинны.

– Здесь есть и другое. Это Хантэрхайм. Он отбирает наши силы у этой войны, открывает нам

другие фронты. Ты еще не знаешь… После поймешь… Ты не такой, как Нор, хоть и сменишь его.

И не быть тебе таким, как он. Сколько бы ты с Хантэрхаймом не спорил – ты с ним бой не

откроешь. Но знай сейчас, что Нор не бросит оружие – если не человеком, то “зверем”, с нашим

врагом воевать будет до последнего вздоха. Только если он с Хантэрхаймом войну проиграет, будет

им как человек убит, то и “зверю” Хантэрхайм дыханье перекроет офицерской удавкой.

Я надеюсь, что мой озноб можно спутать с тем, что от холода бывает. Только меня что-то другое

колотит нещадно… Сорг просто разрывает мои, склеенные усталостью, мозги сигналами

передачи… Хантэрхайм… Он теперь передо мной не простой грудой плит и перекрытий облик

явит… Лесовский настойчиво упер взгляд в пол – пора и мне его примеру последовать… Только

тишину пульсом не заглушить. Хорн Соргу отмашку дал на продолжение, но Сорг его и не заметил

вовсе. Тогда Хорн метнул фонарь в крысу, зашипевшую на него из темноты, и снова озарил нас

чуждой унынию улыбкой.

– Раньше Нор другим был…

Сорг с того, как замер, и теперь недвижим, только скрепы на его брови вслед за задержанным

выдохом вдруг сверкнули…

– Нет, Хорн, просто он был сильнее.

– Точно, был… А теперь… Он стал другим. И Герфрид… Сорг, ты ему здесь сказал, что не

станет он таким, как Нор… Будто ты знаешь, что с ним через сутки станет… Это он сейчас не

такой, как Нор. А как только силу утратит…

165

– Не бывать этому. Хорн, в корне мы не изменились – никто из нас. Только измотались в боях и

открыли те наши стороны, которые скрывали – и от нас самих, и от других. Этим мы открыли

фронт Хантэрхайму. А Герф ничего не таит – нечему у него силы отобрать, кроме нашей войны…

не воевать ему с Хантэрхаймом.

– Хантэрхайм никого так просто не примет.

– Но он так просто никого и не прогонит. Он нас нашими бичами бьет. И эти бичи он из наших

рук берет. Ему наши тайны – оружие против него. Стоит ему увидеть, что мы что-то от чужих глаз

стараемся скрыть, – он увидит это как наше оружие… он сочтет нас – чужими. А увидит он

обязательно – он видит все, что мы пытаемся скрыть.

– Понятное дело… Никто не может таить что-то вечно – еще и здесь, еще и при войне… Что бы

мы с этим ни делали, Хантэрхайм ищет то, что мы от него прячем, и отбирает то, что мы ему не

отдаем. И он откроет наши тайны, заберет у нас силы. Это произойдет – обязательно и со всеми.

Ведь тайны есть у всех – знают они об этом или нет. Того, что у кого-то нет ничего скрытого, –

просто не может быть, Сорг. Я скрыл страх перед болью, Нор – страх перед страхом, ты – перед

жизнью… перед смертью. Нет, верней, ты скрыл жизнь – так, что ее и истой смерти не найти до

тобой указанного срока…

– Да, мы все скрыли то, что может одночасьем ослабить наш дух, сделать наши жилы ломкими,

как у мороженной падали, – и большой ценой. Платим времени нашей силой за нашу неуязвимость.

Но кто-то из нас ведет с этим бой и еще может победить – сразить то, что пришлось скрыть.

– Сдать Хантэрхайму это “оружие”…

– Нет, Хорнкйенг, то наше “оружие”, которое может быть обращено против него и которое он

может обратить против нас – должно быть уничтожено. Оно опасно под чьей-то одной властью – и

под его, и под нашей. У нас есть “зло”, которого быть не должно – оно губит нас самих или то, что

вокруг нас, нашими руками или чужими. И если мы не сразим его сами – его сразит что-то, что

сильнее нас… вместе с нами и тем, что мы отстаиваем. Это “зло” – наши страхи.

Я честно пытаюсь понять хоть что-то, но не въезжаю…

– Сорг, так выходит, ты воюешь со страхом перед жизнью… и перед смертью…

– Страх жизни, страх смерти – это почти одно и то же… почти. Мы боимся жизни потому, что

боимся идущей следом смерти. Боимся приблизить и отяготить эту смерть ошибками,

допущенными в жизни…

– Сорг… Значит, ты… Ты убиваешь в себе жизнь, чтобы не умереть?..

– Именно. Только мертвец не способен допустить ошибку, которая убьет его.

– Я думал, ты привык к смерти… Я имею в виду, не к этой видимости – к настоящей смерти…

При штурме ты так просто шел под огонь…

– Так и есть. Мне страшно другое… Я боюсь только одного – через неправую жизнь подойти к

неправой смерти. Мне страшно то, что не весь этот путь под моей властью и что-то властно надо

мной – что что-то способно вынудить меня отступить в сторону от моей цели. Я должен быть убит

в схватке с тем, с чем сражаюсь, но не казнен тем, чему служу.

– Убит врагом, но не казнен другом как враг…

– Точно… Я служу системе и порядку, и ничто не заставит меня перейти через убеждения. Но

постоянные бои и пустые ледники все время ставят мне барьеры – будто стремятся сбить с прямого

пути, преграждая его непреодолимыми вершинами и пропастями. А страх не преодолеть их с

честью не дает мне с честью преодолеть их, отнимая нужные для этого силы. От него цепенеет мой

разум. Этот страх и есть мой сильнейший противник – мой враг, с которым я борюсь.

– Это прямо, как с Нором…

– Его враг подступает к нему с чужой властью, как и мой, но он другой, и подходит он с другой

стороны. “Зверь” рвет его изнутри, и Нор напуган им – этим страхом, этим “зверем”. А я боюсь

того, что гнетет извне, – и только этого.

– Значит, ты боишься только жить и умереть как-то не так, как нужно… И ты избегаешь этого,

отключая жизнь… не давая никому и ничему принудить тебя допустить ошибку…

– Это нужно для преодоления – для борьбы с этим… Я близок к победе, я еще способен обрести

силы для последнего боя. Но теперь моим врагом в этой борьбе стал недостаток времени…

166

– Что это значит?

– Муки могут скрепить волю и придать тем сил, но могут и отобрать их. Но, так или иначе, со

временем муки отнимут большую их часть. И не важно – отчаянье это сделает или безразличие…

Пройти разделительную линию меж ними – перешагнуть всего одну ступень. Теперь время мой

враг. И оно отнимает мои силы. Мне все тяжелее быть в этом подобии смерти… А стоит мне

отступить от него – я не исполню мой долг и буду брошен системой в пустоту как никчемный

покойник. Ничего этого не произойдет, если я смогу преодолеть страх перед всем этим, – только

страх перед пустотой способен предать меня пустоте. Но сейчас я могу только перекрыть ему путь

ко мне этим подобием смерти… которое отнимает мои силы день ото дня, переходя в обычную

смерть…

– Да, нелегко тебе…

– Теперь мне нужно сделать выбор – определить что-то одно, что я буду держать под контролем

со всей моей уходящей мощью. Теперь для преодоления я буду вынужден подключать это подобие

смерти после боя и отключать в бою…

– Но только это подобие смерти дает тебе неуязвимость перед тем страхом… А тот страх… он

сделает тебя уязвимым в бою…

– Все верно, Герф… Но это даст мне силы, и я еще смогу сокрушить его. А сокрушив его, я

получу силы исполнить мой последний долг…

– Но это… Это значит – убить себя…

– Это значит – погибнуть в бою… вместе с врагом. Это значит – исполнить долг.

– Нет, Сорг. Ты просто убьешь себя вместе с врагом. И ничего этим не достигнешь.

– Я исполню долг и обрету покой. Мой разум погубит мой страх… пусть, и вместе со мной…

– Но никто не знает точно, сколько боев еще впереди, – разве что машины и высшие офицеры.

– Тот, кто ведет такую войну, – знает. Знает, когда ее оборвет его офицер, если не его бой.

– Сорг, это как-то не правильно.

– Все правильно, Герф. Просто, мне пришлось разделить время – продлить один его конец,

который идет до и после боя, и укоротить другой, который идет при бое…

– Выходит, ты теперь существуешь как бы в разделенном времени и пространстве… Но ведь и

то, и другое – одно целое… Нет, такого быть не может…

– Такое бывает у тех “мертвецов”, которые еще живы.

– Сорг, “призраки” порождены программной ошибкой – поломкой нейросистемы.

– Если так, то не долго им быть участниками штурмовых операций – и вообще не долго им

быть.

– Значит, ты гибнешь… с принятым тобой четким решением…

– Нас всех губит бесцельность – чужими руками или нашими… Но я не буду ждать чужой руки.

Я обрубил темные крылья этой пустоты, закрывающие мои глаза, – посмотрел ей в лицо. И я не

намерен смотреть ей в лицо дольше, чем наши офицеры, чем наши машины, из опасений, что

обознался. Я уже четко вижу ее впереди и уже всмотрелся в ее глаза… Передо мной еще стоит

цель… но я уже вижу эту, заступившую мне дорогу, бесцельность…

– Это просто ненависть ко всем и ко всему, что препятствует тебе…

– Нет, не ненависть… Ни к чему тащить такой груз – подбирать его за всеми, кто перейдет тебе

дорогу и бросит его тебе под ноги. Эти помехи имеют право коротко остановить наши мысли,

чтобы мы могли перешагнуть их и идти дальше. От одного только осмысления нам не следует

отходить. Зло требует не больше сил, чем мысли… Только ему нужны тупые силы: не управляемые

тобой – управляющие. Нет, этого мне не нужно… Стоит дойти до грани равнодушной смерти, и

больше нет нужды поднимать мутные пылевые завесы, осевшие на дне разума…

Хорн еще удерживает эту его улыбку, но она уже притухает за ознобом от продирающей до

костей сухой стужи.

– Ну ты и нагнал морозу, Сорг… Правду Айнер говорит – хуже, чем страх перед смертью,

только страх перед мучительной смертью. Он прав, нет ничего страшнее… И это выжигает нервы

нам всем – без исключений. Уверен, что и ты, Герф, чего-то боишься и что-то скрываешь…

– Вроде нет у меня ничего особенного…

167

– Ты просто еще не знаешь, что боишься… и не знаешь, чего боишься… Ты что-то прячешь,

Герф…

По позвоночнику пробежал еще более настойчивый, еще более цепкий холодок… Я понимаю,

что это все Хорн с Соргом нагнали, но… Это слово “страх” – они будто кодом мне его в голову

вбили… И я поймал себя на мысли, что начинаю бояться его… и еще… Гоню от себя видение

сияющих ледяных пустынь… Это Хантэрхайм. Он еще далеко, но приближается – с угрозами,

прямо, как враг. Нет, этот мерзлый город не станет моим врагом и не сделает со мной то, что сделал

с ними всеми… Я буду ему верным защитником, и он… Черт… Я начинаю думать о нем, как о чем-

то разумном… Но это всего лишь город, пусть и невыносимо жестокий, – у него нет воли, воля есть

у меня.

Хорн с Соргом так и не свели с меня испытующих взглядов – будто они поспорили, и я должен

решить их спор. Но я не знаю, что им ответить, – мою голову штурмует белое сияние Хантэрхайма

и его черные “тени”, обыскивающие этот свет, как самую скрытную темноту. Я и не помышлял, что

Влад меня выручит, – он вроде блуждал где-то мыслями, но вдруг поднял синие глаза, наставив их

на Хорна, как наведенные лучи…

– Нет, не прячет он ничего – ему просто нечего.

– Бесстрашие – следствие тупости. Не страшны человеку его страхи – не воевать ему с ними и

не победить. Не страшны ему его боли – не терпеть ему их и не преодолеть.

– Хорошо вам Айнер мозги промыл…

– Параноики заразны. Учти это, Лесовский…

– Учту… Только с этим он прав, если то бесстрашие не от головы идет. А с Герфом это не от

тупости…

– Лесовский, чтоб так дух закалить, нужно преодолеть и ледники, и пламени и штандарты

славы, поднятые на твоем пути, что лишь Хантэрхайм на нас обрушить может.

Лесовский снова опустил глаза в пол… Мы уже придвинулись друг к другу вплотную, и крыс

никто гнать и не думает… Но они нас еще, как чужих, стороной обходят…

– Не скажи, Хорн… Не с конвейера Герф таким сошел…

– Выходит, ему умом впору с машиной тягаться…

– Нередко он соображает туго. Порой кажется, что ему в голову один только устав загрузили.

Но это не так. Привык он просто по правилам решать – прямо и без отклонений. Но хоть в его

нейропрограмме этот порядок стабильной установкой прописан – он не только по нему правоту

видит. И тут ему тугой на разгон разум, считай, на руку. Дойдет до него, что не так что-то, – не

будет он горячку пороть, обдумает все спокойно, без спешки. И делать что-то будет только тогда,

когда разберется точно, что не так и как должно быть. От этого и действует он в

непредусмотренных уставом ситуациях верно – и по порядку, и по чести. Еще гордый он – не дает

ему это не по правоте думать и делать. Поэтому и тайн у него нет. Поэтому и сил ему достает:

искать – со страхом потерять и терять – с надеждой найти. А поддержку он от прямых мыслей и

простой честности берет. У кого-то много размышлений на подключение к такому аккумулятору

уходит… и дел кто-то для этого совершить до черта должен… А Герф…

– Устроен он так, что ему не надо этого.

– Что правда, то правда – да не только. Не сделали еще нейропрограммисты ни одного такого

бойца, которого ничто не могло бы ни сломить, ни перегнуть. А Герф такой – его трудом это

достигнуто, его стараниями. Увидишь еще, что он способен сделать со всей этой разрухой…

– Когда его время перегонит.

– Когда попробует перегнать.

Фиксирую боковым зрением устремленные на меня проницательные взгляды старых солдат,

прошедших и идущих через чертову бездну, но смотрю только Владу в глаза… хоть он их и

опускает. Я знаю, как бы он в пол взгляд ни упирал, хоть краем глаза, он меня видит… Почаще бы

он так думал… Мне теперь осталось только под землю провалиться. Я уже готов начать рыть

подкоп… Еще что-нибудь такое Влад открытым сигналом передаст, и мне ничего не останется –

придется присмотреть прорехи этих глухих стен, через которые к нам крысы пробрались… Влад с

168

этим точно лишку дал… Мне и без этого уже приперло свалить из этой мрачной, поджидающей нас

в углах, темени, смотрящей мне в затылок крысиными глазами…

Сорг резко поднялся, сбросив с себя сонных крыс – будто скинул шубу… или полинял

клочьями, которые разлетелись от него с визгом и скрежетом, достойным дрожи…

– Выходит, не сыскать Айнеру лучшего бойца Нору на замену…

Хорн еще резче поднял руку – будто обрубил Соргу сигнал… И это движение окончательно

разбудило всех дремлющих зверушек… Уже не понятно – дрогнул это свет, вздернув тени, или это

просто крысы лезут на стены… вернее, в стены. Они, похоже, уходят, покидают нас. Кажется, мы

нарушили наш хрупкий мир и покой…

– Сорг, кончай нас морозить – и без этого холодно… А ты, Лесовский… Ты, видно, Герфу друг

хороший… Но неужто и ты ничего не прячешь?..

– Прячу то, что не понимаю, но до времени – пока не разберусь.

– Хорошо сказал – и правду, и нет.

– Хорн, я не таю того, что прячу мысли. Доверие, с которым открыты слабые стороны

обозначает, что их на деле нет.

– Как-то не думал… А так и есть. Ясно теперь… Ты, Лесовский, с разрухой воюешь… Хаос по

пунктам разбираешь, чтобы порядок – систему – построить…

– Когда что-то знаешь, можешь что-то сделать. Главное – понять, что сделать необходимо, и

чего делать не следует совсем… А ты, Хорн?.. Ты знаешь страх в лицо?.. Смотришь ему в глаза?..

– Редко. Столкновение с ним каждый раз – бой, и каждый раз – как первый. Кого-то что-то

может заставить побороть его одним ударом, кто-то с ним по жизни воюет – либо без продвижений,

либо с гонкой вооружений, но не ко мне это… Разбить его, разложить его обломки по прочным

контейнерам, запечатать их наглухо и сложить где-нибудь подальше, запомнив, где сложил, чтобы

больше к ним и близко не подходить – это да…

– И что ты так надежно запираешь?..

– То, с чем по собственной воле драться не намерен – и то, чему другое применение не нашел.

Мой страх. Тут нет моей победы – мы с ним так как-то существуем поодаль… Держу его под

присмотром голодным и усмиренным…

– Значит это не то, что обладает большой мощью…

– Этого не скажу, Лесовский… Я боюсь найти настоящего друга, потому что знаю, как это –

потерять его.

Сорг перевел на него замерший взгляд покойника…

– Знаешь, как “защитник” – как машина. У тебя не было друга. Твои друзья все и никто.

– Это одно и то же. По мне лучше так… Когда погибает друг – ты стоишь один, среди

соратников, среди врагов – ты один, не с ними…

– Ты прав… Сложно понимать, что теряешь друга, но постигнуть, что уже потерял, – еще

трудней. Редкий случай обрубает дружбу одним махом – верных товарищей разом убивает. И

враждой настоящую дружбу разъединить не просто…

– Сорг, не быть между тобой и Нором вражде. Но если ты не поймешь, что ваши дороги

разошлись… Он выстудит тебе душу до мертвого безразличия машины. А ты выжжешь его –

звериной яростью.

– Не такой у нашей дружбы конец – не равнодушие, не ненависть. Нор скоро забудет про страх

– он перешагнет его пределы, но не борясь с ним, а подчиняясь ему. Его отчаянье положит конец

этому сраженью – Нор прервет его, прекратит о нем думать. Сейчас такой боец еще нужен и

Айнеру, и капитану. Но скоро им будет его не сдержать. Он уже опасен.

– Не держи его больше и ты, Сорг.

– Не могу. Мы схватились насмерть где-то на границе и держим друг друга. Отпущу – он мне

руки скрутит, за собой утащит – и мы пропали.

Окончательно загруженный Сорг замолчал, склонил на острые колени голову. Не понятно –

спит он или умер. Хорн, чтобы не спать, устроил крысам прогон по рукам… так они энергии

больше жгут. С крысами действительно теплей. Теперь и мы с Лесовским не против

подобравшихся к нам клочков меха. Но я уже так заледенел, что немеют руки… Я ужасно хочу

169

есть… У меня появились нехорошие мысли, что эти искристые крысиные шкурки сойдут не только

как обогреватели… Открыл Лесовскому линию…

– Влад, знаешь, я думал, здесь воюют сверхлюди…

– Так и есть, только они все в бреду…

– Беспросветно как-то…

– С фонарем ничего еще…

– Да я не про карцер… вообще.

– А чего ты ждал от этой морозилки на пути всех войск?

– Как думаешь, что нам с тобой сделают?

– Ничего не сделают. Айнер строгим выговором врежет, и только… На отделении и так уже три

жестких штрафных – больше и недопустимо. Мы на взвод не одни такие… Дальше так пойдет –

командир штрафную роту получит. У них тут так не положено, но бывает. У Борга уже есть такие –