Текст книги "Изыди (СИ)"

Автор книги: Станислав Стефановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Предпочитаю абсент, с ледяной водой он отлично успокаивает, – ответил я, всё ещё ошарашенный видом Рекстина.

– Окей. Абсент так абсент. – Рекс вынул из бара зелёную бутылку и налил полстакана. – Может, просто льда?

– Давай просто льда.

– После армии пришлось помотаться в поисках подходящего места. Другая страна, другое время. Я как будто оказался за границей. Всюду – отказ. Полная задница. Работы нет, денег тоже. Кое-как удалось получить место швейцара в ресторане. Пообещали, что возьмут играть по вечерам. Но сначала швейцаром. Облачили в ливрею... Противно вспомнить. Ничего, отстоял полгода, поунижался. Потом в ресторанном оркестре от передоза ударник ласты склеил. Тогда и вспомнили про меня. Играл я неплохо, но тут-то мне и приготовили капкан. В оркестре дурью баловались, почти каждый вечер или пьяные играли, или обкуренные. Ну я и... Сначала – травка, потом покрепче – гашиш, опиаты разные. Ещё немного, и до герыча бы дошло. Не знаю, что остановило. – Рекс рассказывал медленно, обстоятельно. Так, как будто давно готовился излить душу.

"Ну и голос", – в очередной раз подумал я про себя.

Голос Рекса – хрипловато-низкий, с мягким кошачьим урчанием, – звучал тихо. Девицы сидели в дальнем углу и не слышали нас. Они потягивали виски с кока-колой и смотрели видео. Изредка до меня доносились характерные узнаваемые звуки: слабые женские стоны, частые мужские вздыхивания.

Я вышел на улицу, щурясь от яркого дневного света и шатаясь от свежего воздуха. Я подумаю над предложением Рекса.

Верховный Суд отменил приговор Бориса, направив бумагу прокурору, которому дали указание выяснить роль, с одной стороны, шахтёров при получении субсидий, с другой – тех должностных лиц, что отвечали за проверку документов и выдачу денег. Сами, без указаний, прокуроры ничего не выясняют. Если верить Кафке, привратники – это именно они. Выяснять значит превышать полномочия. Никаких прав давать надежду у них нет. Иначе что тогда останется судьям?

По поводу изнасилования Верховный Суд решил прокурора не отягощать – у прокуроров и без того работы много: строго следить за входом в преисподнюю Закона. Судьи рассуждали ступенчато: факт первый – измена жене с любовницей, факт второй – месть жены изменнику мужу. Ни то, ни другое преступлением не является. А единственный довод обвинения – секс без презерватива – судьями был оценен парадоксально. Парадоксально справедливо. Но на то они и верховные судьи, что они таки приняли во внимание доводы защиты: горячее желание обвиняемого иметь детей ещё, а именно, дочку. Слава Богу, до страны победившего феминизма нам пока далеко. Однако шагаем быстро.

Судья-докладчик пробубнил скороговоркой, что осуждённый Калашников освобождается из-под стражи немедленно под подписку о невыезде.

– Вам понятно решение? Вопросы? – обратился судья к частично оправданному.

Вопрос был. У меня. Насчёт освобождения. Я посчитал, что слово "немедленно" в вердикте ключевое.

– Сегодня уже никак, – уклончиво ответил председательствующий, – у нас рассылка документов только по средам, то есть завтра. И потом, у вас в городе рабочий день уже закончился. СИЗО закрыто.

Я покоробился и набрался смелости вступить в пререкания:

– Ваша честь, может, тогда так и указать в документе: освободить, когда будет очередная рассылка документов?

Судьи посмотрели на наглеца, потом на экран телевизора, в котором продолжал маячить Борька с невыключенным микрофоном, и заторопились к выходу.

Дело сделано! Последнее, что увидел я, выходя из зала, это благодарный взгляд Бориса. Он смотрел на меня взглядом преданной собаки, готовой броситься под поезд ради хозяина.

Теперь – к Рексу для снятия напряжения и – на самолёт. Мой рейс был рано утром. Домой прилечу уже на следующие сутки. Сразу из аэропорта поеду в СИЗО выпускать оттуда Борьку. Приятная процедура, ради повторения которой готов простить вершителям правосудия их "сегодня уже никак".

Рекс ждал меня. Перед тем как поехать, я позвонил ему, и он снова сказал стоять возле известной мне станции метро. И снова чёрный "Линкольн" лихо подкатил к самым носкам моих штиблет, а, забрав меня, так же крутанул колесами, высекая искры из асфальта.

Знакомый бункер показался теперь симпатичным домиком, и лестница ещё любезнее приглашала заглянуть на огонёк, на стаканчик абсента.

– Ну как, освободил своего друга? – спросил Рекс. Он выглядел гораздо веселее, чем когда я увидел его сутки назад.

– Пока нет. Освобожу, как только прилечу.

– Когда самолёт?

– Завтра утром.

– Значит, у тебя уйма времени? Развлечься не хочешь?

Я вопросительно посмотрел на Рекса.

– Для начала выпей, а потом... Ну, короче, мои девчонки – они славные... Они такие ласковые. Кстати, ты их уже видел.

– Надеюсь, не малолетки?

– Боже упаси. Им по двадцать, – заверил Рекс.

– Тогда ладно, а то выглядят не старше шестнадцати.

Девчонки были кстати. Может быть, впервые в жизни мне не придётся драться за них, испытывать угрызения совести из-за их возраста, слушать нравоучения собственного мозга и иметь проблемы с законом.

Я налил себе виски, охладив его льдом. Виски со льдом расслабляет не хуже абсента. Немного помогут и подружки Рекса.

Пока я готовил себе коктейль, одна из них успела привести себя в нужный вид. У неё была маленькая грудь, которая стояла торчком, дразня остренькими сосками. Она подошла ко мне и стала стаскивать с меня рубашку. Её руки скользили по моему телу, как руки гадалки колдуют над разложенными картами. Как карты открывались внимательному взору, так и я обнажался, освобождаясь от одежды, пока не остался стоять в одних часах. Девчонка уже плотно прижалась ко мне, когда подошла вторая, с пухлыми, явно накаченными губами.

– Светик, а почему он у тебя ещё одетый? – улыбнувшись, спросила вошедшая подружка. – А вот сейчас мы его совсем... – и сняла с меня часы. Она нажала на плечи Светику, опустив её на колени и прижав лицо подружки мне в пах. – Светочка, сделай, как я тебя учила, но сначала выпей. – И поднесла ей стакан. – Если хочешь, я помогу тебе.

Мой дружок тут же отозвался, как щенок, радостно тычась то в одно, то в другое лицевое лоно, выбрав, в конце концов, пухлое.

– Ларюсик, я же первая, – возмутилась Светик.

– Да н-н, угу-м, – отозвалась Ларюсик. Она уже работала вовсю. Я вытащил своего друга изо рта Ларюсик и предложил Светику. А, чёрт возьми! С виски так классно обжигает! Если и есть на свете что-нибудь идеальное, так это удовольствие, и ничего больше. И можно совершенствоваться сколько угодно. Режиссёр сам себе и своему удовольствию. Вот только что является его источником?

Я уже был готов к концу, как чья-то рука протянула мне стакан с виски. Я выпил и фонтанировал одновременно, и мои ноги автоматически подкосились. Я устало опустился на пол, где приготовили пару подушек для удобства, а девчонки легли рядом, прижавшись ко мне с двух сторон. Они наглаживали меня, ближе и ближе подбираясь к моему усталому другу. После виски и секса боец из него был не очень, но девушки старались. Оставив Ларису со мной, Света встала и подошла к кофеварке. Пока она готовила кофе, Лариса всё теснее вжималась в меня всем телом. Её грудь, такая нежная и мягкая, елозила по моей, и у меня снова появились силы. Груди Ларисы не совпадали по горизонтали: левая была чуть ниже, подтверждая теорию несимметричности, означающую, как утверждают специалисты, норму. Я слишком отвлёкся на признаки этой теории, и Лариса вернула моё внимание поцелуем. Всегда мечтал об этом: лёжа на спине, чувствовать лёгкие прикосновения женских рук, губ и болтающихся грудей, от которых по всему телу – от лица до ступней – проходит нервная, но приятная вибрация. Вот оно – идеальное, ставшее доступным! Мечта об идеальном как вечный стимул в достижении эталона у меня в руках. И что это за красный глазок, который так внимательно наблюдает за мной откуда-то сверху?

Светик подала мне кофе, накапав перед этим туда какой-то жидкости из бутылки с яркой этикеткой. Я приподнялся на локте и осторожно пригубил. Вкус напитка показался приятным, чуть обжигающим, и – о, боги! – из чашки исходил знакомый запах из детства: запах дома. Я приблизил чашку ещё ближе: да, тот самый! Я нашёл его, этот неуловимый источник своего удовольствия, которое подходит только мне. Какой запах! Я сойду с ума, если не выйду отсюда прежде.

Но всё продолжалось. Моё сознание затуманилось, я снова лежал на спине, а сверху на меня медленно опускалась одна из подружек. Это оказалась Лариса, она насадила себя на мой стержень, ставший на боевой взвод, когда я подкрепился из чашки. Девушка ритмично двигалась вниз и вверх, увеличивая амплитуду. Она была ловка и ни разу не выскочила за пределы соединения. Вторая предложила для поцелуев свой разрез-бутон, сев мне на лицо, чуть к нему прислонившись, и, танцуя, приподнималась на коленях в такт моим касаниям. Я целовал девушку туда, где предложено, стараясь попадать в такт, а другая так же в такт танцевала на мне. Я фонтанировал второй раз, потом третий, четвёртый. Сколько раз получилось у Ларисы? Что-то такое содержалось в том напитке! Или силы придал его запах?

Я поднялся в боевом настрое, получив подкрепление. Светины груди были так призывны! Я поставил её на колени, чтобы свободнее войти. Локти девушки уперты в подушки, цель передо мной прямо по курсу – не промахнуться. Сейчас я с силой введу свой ставший колом предмет любви. Теперь он является источником удовольствия, но не для меня. Мой источник передо мной. Он ждёт меня. Ха-ха, вот он! И я резок! Я не церемонюсь. В этом вся фишка. Именно в том, чтобы не церемониться, чтобы агрессивно и грубо начать и так же сделать своё дело. Подружка в моём полном распоряжении. Лариса помогает и мне, и Светику, лаская обоих. К чему детская мечта, далёкая и невыполнимая? К чёрту её, к чёрту всё остальное! Мне не решить проблемы с бедностью, и с лётчиками тоже не решить. Финиш. Я успел прийти к нему до того, как Лариса попыталась подставить свой рот. Мои руки продолжают ласкать острые соски, а начинающий терять твёрдость член всё ещё сжимается интимными мышцами моей партнерши. Внутри неё хорошо и спокойно. Я хотел бы, чтобы она всегда была со мной. Идеальный источник удовольствий, придуманный природой, который нельзя улучшить. Какая мечта, какой дом? К чёрту! Ничего идеального нет. Изыди, всё недоступное и идеальное!

Именно в тот момент я предал свою детскую мечту об идеальном доме. Я заменил её, этот источник тепла и уюта, на другой, почти такой же, но не для всего меня, а только одной моей части, заменил на удовольствие телесное, больше мистическое, но понятное и достижимое. Надо лишь принять окончательное решение и выбрать один из вариантов. Как это сделал Рекс...

– Что вы, Костя, что вы? – вскрикнула девушка, испугавшись ярости, с какой я её сжимал, и с перепугу перешла на вы, напомнив мне первое вхождение в контакт с женским телом далёкой одноклассницы Гали. Света отстранилась, повернувшись лицом, и спросила так, как будто только что была не в моих руках, а в чужих:

– С вами всё в порядке?

Я очнулся на короткое время, но тут же снова погрузился в туман. Какие девочки! Что за напиток! Рекс не обманул меня. Я в полном тумане, всё плывет: девушки (их перед глазами уже не две, а больше), бутылка с красивой этикеткой, стаканы с виски, чашки, и улыбающийся Рекс что-то мурчит своим изменившимся голосом. Или это не он? И что так светит в глаза? Откуда софиты с трёх сторон? Почему мне так жарко? От горячих прикосновений или от излучения софитовых ламп? Я никак не могу это понять. Помню только, что утром должен улететь ― надо освободить Борьку. Но что за напиток подсунули мне эти чертовки?

– На, покури. – Рекс протянул зажжённую сигарету.

– Я не курю, – с трудом произнёс я три слова с долгими паузами между ними.

– Я тоже, но ты курни. Для свежести восприятия.

После пары затяжек я понял, чем меня угостил Рекс. Хороший гашиш! Меня зацепило ещё сильнее, я поплыл совершенно и уже не мог поднять голову. Голые Лариса и Света суетились рядом, задевая меня своими совершенными и гладкими телами уже небрежно, уже как будто невзначай, без всякого желания возбудить мужчину. Это были лёгкие прикосновения, хотя и не без ласки, но ленивые, с полным пониманием, что из меня выжаты все соки.

Я развалился на подушках, голый и обессиленный. Девушки улыбались, наводя на меня красный глазок. Это ведь камера? Зачем она здесь, и что за съёмка? Нет, лучше спать. Утром вылет. Надо обязательно выспаться. Меня ждёт Боря.

Проснулся, как это ни странно, со свежей головой. Ясность была полная, и полное ощущение, что выспался. Я вспомнил, как одна из девчонок наливала мне что-то в кружку с кофе. Вспомнил вкус и запах напитка, которым меня угощали. Особенно запах. Откуда я его знаю? Оглядевшись вокруг и поискав глазами одежду, дотянулся до неё расслабленной рукой. Ясность в голове сочеталась с удивительной расслабленностью во всём теле. Вставать не хотелось. Но надо. "Боинг" уже под парами. С трудом оделся. Девчонки в углу что-то просматривали. Я подошёл к ним. На мониторе был я, но какой-то заторможенный, как в замедленной съёмке. Там же на экране, рядом со мной, Ларюсик и Светик: они шустры и энергично ласкают меня.

– А можно поставить на ускоренный просмотр? – спросил я.

– А это и есть ускоренный, – улыбаясь, ответила Света. – Классно получилось, не правда ли? Как вам кино?

– Это что?

– Я же говорю – кино.

Эге! Выходит, я поучаствовал в съёмках порнофильма. Когда-то Рекс хотел стать оперным певцом, а стал порнорежиссёром. В чём счастье, Рекс? А я – стал актёром? Мало мне было участия в судебных спектаклях, в которых давно нет зрителей! Зато теперь зрители обеспечены. А и ладно, всё равно скоро... Но сначала – Борька.

– Девочки, вы проводите меня в аэропорт? Составьте мне последний эскорт.

– С удовольствием, – быстро ответила за обеих Света, – когда вылет?

– Через три часа. Пожалуй, уже пора.

В аэропорту, когда я проходил контроль, Света смотрела на меня влюблёнными глазами. Конечно, втюрилась, я готов заключить пари. Острые груди озорно просвечивали сквозь белоснежную блузку и пытались проткнуть ткань, а я, глядя на них, вспоминал её источник удовольствия, снова и снова. Девушка смотрела так, словно хотела запомнить меня таким, какой я сейчас здесь, в аэропорту, а не там – в бункере и на экране монитора. Лариса уже уехала, а Света продолжала стоять и махать мне рукой. Я предлагаю второе пари: уверен, что один из жестов девушки, едва уловимый, означал воздушный поцелуй. Может, остаться? Ещё не поздно взять Свету в свою мечту. О, чёрт... Я же вчера отказался от мечты! Теперь осталось только выполнить указания профессора Чугункина. На случай если выберу первый вариант, понадобится заместительная терапия, и поэтому Чугунтий снабдил набором нужных препаратов. Через полгода я приеду к нему.

Родной город встретил мелким дождиком. Я вышел из аэровокзала на стоянку такси, оставив позади парящего медведя с распростёртыми лапами-крыльями54. Он смешно задирал нос. Но так он провожает улетающих. А где пикирующий мишка для прибывающих? Вверху, на фасаде аэровокзала, рядом с названием города, что виднеется сразу при выходе из самолета, ему будет место в самый раз.

В квартире было сыро и холодно. Улетая, я не закрыл балкон. Полежу немного и поеду в СИЗО. Документ об освобождении Бориса лежал в портфеле. Я принял душ, согрелся. Смолол и сварил кофе. Девушка-москвичка не выходила из головы. Света... Светик... Какое простое имя. Означает "светлая". Если не остался, то зачем дал ей номер телефона? В Москву мне только через полгода, но её я больше не увижу. В памяти Светы я останусь тем, вчерашним, каким улетал навсегда в другую жизнь.

Неожиданно зазвонил мобильник. Я не угадал – это была не Света. На экране высветилось знакомое имя "Калаш". Кстати, у Борьки я обозначен как "Крюк".

– Привет! Как долетел? Давно дома? – спросил приятель.

– Ты же знаешь, когда прибывает этот рейс. Мог бы и встретить. Стоп, а ты как это...?

– Да, старик, меня выпустили ещё вчера утром. Спасибо тебе за "немедленно".

– Ты где, Боря? Давай встретимся в кафе. В "Старой башне".

– Извини, но я всё знаю.

– Тем более надо поговорить.

– Ладно, я найду пятнадцать минут.

Я поморщился, но всё понял:

– Буду там через час.

– Я тоже.

Я мог подойти даже раньше, но этот час мне был нужен, чтобы приготовить себя и рассказать всю историю с самого начала. Что будет потом, я знал.

Через час мы сидели с Борей в кафе, где я заказал две чашки кофе. После кофе, который я сварил себе дома, одна из них оказалась лишней. Много лет назад мы так же сидели с Борисом в этом кафе, и он рассказывал свою балканскую историю, обжигая руки горячей кружкой. Сейчас горячо было мне.

– Ты спал с Нелли, – произнёс он.

– Это было давно, ты же это знал.

– Ты спал с моей женой.

Я замолчал, уставившись в чашку. Кофе остыл, помутнел и никакого запаха уже не источал, а кружка всё равно оставалась горячей. Надо было что-то сказать. Надо говорить – не молчать. Что говорят в таких случаях? Оправдываются? Обвиняют? А, может, попробовать включить адвоката? Я ведь был раньше, я ведь был до. Как будто предательство ради женщины благороднее всех остальных предательств на свете – ради куска хлеба, денег, власти, ради своих детей или новой родины.

"И говорил Иуда:

– Мария, зачем ты любишь Иисуса? Разве он моложе, стройнее и красивее всех нас?

– Иисус сжалился надо мной, он сделал меня равной ему. Ужели я могу переступить черту, Иуда?

– Ты не можешь переступить черты сей, потому что не любишь меня? Разве я не моложе и красивее его? Я ли не достоин любви твоей?"

Нет, не поможет мне никакой адвокат, какие бы доводы в свою защиту я ни приводил, а особенно мой внутренний. Мой внутренний адвокат слишком заинтересован и необъективен, тем более ранее он уже защищал сидящего напротив, а сейчас с ним у него существенные разногласия.

– Кто тебе рассказал? – спросил я.

– Глеб. Он приходил в следственный изолятор. Мы с ним долго говорили, но пересказывать не буду. Нет смысла.

– Как Нелли?

Это был глупый вопрос. Как будто это интересно. Как будто она дорога мне. Но теперь без разницы. Причём, уже давно.

– Ты зачем это спросил? Тебе ведь уже всё равно, – упрекнул Борис, словно прочитав мои мысли.

И я вынужденно согласился:

– Да, ты прав.

Вдруг осенила догадка:

– Она ушла к нему?

– На следующий день после того, как меня взяли под стражу.

"Вот, значит, как. Это меняет дело", – подумал я.

– Но это ничего не меняет, – отрезал Калаш, будто снова подслушав мои мысли. – Если бы ты рассказал раньше, всё было бы иначе. Всё было бы по-другому. Твой брат сказал, что ты сволочь. Он не подаст тебе руки после всего.

– А ты?

– Я? – Борис подумал и сказал, что всё останется, как прежде, что он забудет. Всё равно Нелли с ним уже нет. Хотя ему некоторое время придётся не общаться со мной, чтобы забыть.

Я понял, что в её уходе он винит меня. Он мне не простил. Он не забудет. Однако, финиш.

"А Глеб? Это по его совету Нелли написала заявление об изнасиловании", – пронзила меня ещё одна догадка. И я сказал об этой главной интриге Борьке. Я отчаянно цеплялся за ускользающую дружбу.

– А тебе что от этого? У них, оказывается, любо-о-овь, – последнее слово приятель произнес протяжно. – Пусть любят себе. Про рыбалки теперь можно забыть, а за освобождение спасибо. А жену я себе найду. Или стану буддистом, как Эдичка. Ты не волнуйся – я не буду требовать от тебя отчёта по наследству, я знаю, сколько ты заплатил Глебу. От кого? От Виталия. Лука купил себе двухсотый, а Виталий организовал служебную проверку. Сам понимаешь, подполковник не может быть круче полковника, как и адъютант – круче генерала, – криво усмехнулся Борис.

Итак, Глеб бросил свою жену, которая, как мы знали, посещала секту. Разбираться в этом он не хотел. Дважды в неделю его жена уходила из дома по вечерам, "Аллилуйя" стало её песнью любви. В эти дни Луконин не находил себе места. Мы давно поняли, что он влип, а Калаш ещё и подливал масла. Он подшучивал над ним: за что, мол, его наказала жизнь? Наверное, есть какой-нибудь грешок. "Есть, есть", – пресекал шутки Глеб. Я делал Борису намеки, но намёков тот не понимал. Дошутился.

Это случилось как раз после того, как мы с Глебом доставили Калаша домой пьяным и сдали на руки Нелли. Уходя, Лука сказал:

– Это же она!

– И что? Не вздумай сказать. А лучше забудь.

А потом он обратился ко мне с просьбой:

– Был у психолога. Говорит, есть только одно средство отвадить мою жену от сектантов.

– Какое?

– Психолог сказал, что её надо заставить пережить какой-нибудь стресс.

– Поколотить что ли? – предположил я.

– Если бы всё было так просто, я б давно это сделал.

– Что тогда?

– Ты не подумай ничего. Просто ты по этой части дока.

– А если без тумана?

– Ну, короче... тебе моя жена нравится? Ну, в смысле как женщина. Она ещё очень даже ничего.

– Что-то я не пойму, ты к чему клонишь? – Кажется, я стал догадываться.

– Психолог говорит, что изнасилование для женщины всегда очень сильный стресс. Она давно уже живёт, как во сне. Её надо вывести из этого состояния. Сектантов вводят в транс чуть ли не во время первого посещения. Потом делай с такими что хочешь. Изнасилование – лучшее средство. Самое эффективное.

– Э-э-э, старик, по-моему, ты не по адресу. Я тебе что – психотерапевт-практик?

– Ну, ты это... помнишь, как ты... – Глеб решил намекнуть на ту давнюю историю.

– Говори, говори. Как я – что? По-моему, это ты спец и именно по этой части.

– Да нет...Ты же тогда смог вывести Нелли из стресса. Она даже влюбилась в тебя. – Признав мои заслуги, Глеб не смог сдержать ревность. – Короче, если моя жена в тебя влюбится, у неё есть шанс выйти из секты.

– Ну ты даёшь! Я подумаю.

Я прочитал кое-что в Интернете на заданную тему. В одной заметке, в частности, говорилось: "В городе У. психотерапевт изнасиловал шестнадцатилетнюю клиентку на приёме. Она пришла к нему снять стресс". Ага, снял! Нет, это не то. У себя на приёме за консультации я предпочитаю брать деньги. А вот, кажется, мой случай: "Заказчиком изнасилования молодой женщины в городе П. выступила собственная мать. Дочь бросила ребёнка, а сама увлеклась модным эзотерическим учением". Далее сообщалось, что отчаявшаяся женщина по совету психолога обратилась к друзьям своего сына, чтобы они помогли ей наставить дочь на путь истинный. Что стало с заказчицей, не сообщалось. Да уж что-то стало, раз информация об этом просочилась в Интернет.

Само собой, я отказался. Глеб хотел убить двух зайцев: избавиться от жены и сбросить груз застарелого прошлого, сделав насильником и меня. Но он говорил, что у них с Нелли всё произошло по согласию. А, может быть, это не так, и он хочет восполнить неполученное? Курс судебной медицины в университете был очень короткий, мне не хватит его для безукоризненного выполнения экшена55.

Я пребывал в некоторой растерянности от решения Бориса. Он не простил мне Нелли, а Глебу, которому та ещё и узаконила изнасилование, простил. Красиво выкрутился, как тогда в строю за моей спиной. Было, было насилие – то самое, которое теперь и мне, и Луке известно как "с использованием беспомощного состояния", а именно так пытался это квалифицировать розовощёкий следователь из военной прокуратуры. В самом начале было настоящее насилие, но если Нелли захотела ещё раз увидеть ночного визитёра, значит, всё закончилось удовольствием для обоих. И тогда это уже не "износ", а бутафория. Только за эту бутафорию я мог тянуть срок совсем не по-бутафорски. И караул был бы уже не на плацу, а на вышках. Каждый из нашей троицы вышел из ситуации по-своему: я выкрутился с помощью розовощёкого, индульгенцию Борьке, сполна им оплаченную, вручил Верховный Суд, и только Глеб получил "помиловку" из первых рук.

Кто-кто, а он-то как раз и заслуживал кары по-настоящему, пусть и не юридической. Но был оправдан без всякого суда той, которая очень даже могла изменить его жизнь. Изменила. Любовь оправдывает и прощает всё. Нелли ушла к Луконину вместе с сыном. Мечта Бориса перешла к другому. Я теперь вспомнил ещё кое-что. Заняться его женой Глеб предложил мне именно после того, как увидел Нелли в квартире у Калаша.

Снова окружающий мир, как в зеркале, отразился всего лишь гримасой, постеснявшись показать своё истинное лицо. Теперь понятно, почему прокурор просил в суде назначить Борьке десятку. Я попросил Луку "сделать" прокурора, и Глеб "сделал" его, только в другую сторону. Но я не буду говорить Борьке о своей догадке – это вряд ли поможет вернуть друга. А вот то, что я получу несколько дополнительных чёрных шаров за мелкое ябедничество, это наверняка. И пусть я останусь не реабилитированным, лишнего мне всё равно не надо. Хватит того, что моя мечта прошла мимо, блеснув высоченной крышей, а я не достал до конька. Через полгода я уеду, а Лука поможет с документами, поэтому я ничего не скажу ему про Нелли и прокурора.

Все шесть месяцев я добросовестно выполнял указания Чугунтия и каждый день принимал прописанные им лекарства. Я уже выбрал из двух вариантов, и теперь надо было сменить облик. Я накупил одежды, которая поможет мне стать другим. Я изменил походку. Я почти другой. Я избегаю знакомых, родных, друзей. Я приостановил членство в адвокатской палате. Я продал свой "Харлей". Пожалуй, только он один вызвал у меня сожаление о принятом решении. Мотоцикл неплохо вписывался в мою мечту – дом с высоким крыльцом, а возле крыльца, вальяжно откинувшись назад и чуть-чуть набок, стоит мой железный блестящий красавец. Своим тяжёлым видом он как будто опровергает и скорость, и прыть, заложенные в нём от рождения. Но это только видимость ― на самом деле байк, как старый лев, готов в любую минуту издать громогласный рык и тут же помчаться вместе со всеми, бегущими неизвестно куда, чтобы на правах сильного ворваться в гущу рычащих и урчащих, прорезая себе проход в новую жизнь. Я бы с удовольствием стал байком, заменив коленные чашечки и локтевые суставы на подшипники и втулки, нашпиговав их лучшим машинным маслом, а вместо крови закачал бы в себя прозрачную вонючую жидкость с самым высоким октановым числом, если бы это помогло домчаться до моей мечты. Но ведь я должен достигнуть её сам, без помощи заграничного друга, не так ли?

Полгода пролетели незаметно. Луконин сделал мне паспорт. Причём, дважды: второй после утери первого. Лука так велел. Он сказал, что после получения первого документа я должен заявить о его утере, чтобы легализовать. А потом я второй раз поменял имя и фамилию. На все манипуляции ушло как раз полгода, и теперь осталось сделать самую малость – операцию. После чего я заменю документы в последний раз. Так сказал Лука, но это я уже сделаю без него. Когда я показывал паспорт на регистрации в аэропорту, моё лицо внимательно изучала менеджер на стойке, долго сличая его с фото в документе. Эхе-хе! Рано пока сравнивать, рано!

В Москве Чугунтий посмотрел на меня и решил, что лекарственно-заместительная терапия сделала своё дело.

– Отдышись, – сказал он, – полежи у нас дней пять, чтобы обвыкнуть. И – за дело. Мы с Ильёй сделаем всё как надо. Деньги оплатишь после операции.

Мне выделили одиночную палату, небольшую, в которой еле-еле поместились кровать, стул и стол с графином, но ноутбуку на нём место нашлось. Никакого шкафа в палате не было, всю одежду забрали.

– А больше ничего и не надо, – успокоил Чугунтий, видя, как я сник при виде больничной клетки, – зато санузел и душ раздельные. Успокоительная терапия продолжается. Отдыхай.

Итак, у меня есть пять дней. Пять дней, чтобы ещё раз подумать. Или чтобы стать другим. Мне надо "умереть" за эти пять дней, умереть для всего окружающего мира, а потом воскреснуть под волшебными скальпелями бывших сослуживцев уже совершенно другим, не тратя усилий на вживание в новую жизнь.

Чугунтий сказал, что окончательное решение не за ним, а за комиссией, в состав которой обязательно должен входить профессор, а профессор тут один – он сам.

Я читаю книги, сижу в Сети, ищу сюжеты на заданную тему. Сюжетов полно: есть – в самую точку, есть и клюквы. Вот один из них: "Супруги Бабильтон, Боб и Барбара, прожив 54 года в законном браке, по взаимному согласию решили поменять пол. Пролежав в клинике полгода и попринимав гормоны, Боб и Барбара успешно перенесли тяжёлые операции и поменяли имена. Супруг, который был Бобом, теперь стал Барбарой, а Барбара стала Бобом. Их дети, друзья, а также соседи, прожившие с ними на одной улице много лет, заявили, что не заметили перемены, и продолжают общаться с Бабильтонами так, как если бы они не делали никаких операций". Что ж, порезвились старички! Всё душе веселее.

Или еще забавнее. Супруги Калейн из Флориды так устали от своих первичных половых признаков, что решили поменяться местами и легли под нож. Но и про детей не забыли. Двое подростков 11 и 13 лет, как и родители, в одночасье повернули свою жизнь на 180 градусов – дочка стала сыном, а сын дочкой. Подумаешь, легкая промышленность давно уже наладила выпуск двухсторонних пальто. Закон сохранения энергии в действии – что в одном месте убыло, то в другом прибыло. Вот и пойми потом – в чем счастье? Американское хюгге?

Сверкнул скайп: это KOT V SAPOGAH приглашает к разговору. Добро. Почему бы не поболтать перед крутым поворотом в жизни?

Мы обменялись приветами. Оказывается, мы оба в Москве. Витька приехал на разведку и уже два месяца выясняет, сможет ли он тут открыть ювелирную мастерскую. Привёз с собой свою Америку. Объясняет, что там бизнес – это основа основ. Без бизнеса ты никто. Так говорит Витька и уже подумывает о рынке сбыта. Он не знает, что ювелирный рынок в России давно захвачен и поделен, вклиниться в него ему вряд ли удастся. Приятель привёз с собой немного Америки с её свободой бизнеса, но такой свободы здесь никогда не было. Он этого не знает, потому как уехал ещё тогда, когда свободным было всё, кроме предпринимательства и инакомыслия. Сейчас инакомыслия хоть ложкой ешь, а про свободу бизнеса надо спросить у налоговиков и многочисленных надзорных служб. Из-под их тотального надзора-призора уплывают миллионы, а они накинут удавку за копейку. Но только не на свои шеи. Хотя вряд ли я смогу ему объяснить. Лучше всего это сделает его одноклассник – народный философ Борька Калашников. Боря расскажет ему про зароившихся пчел, про суды и прокуратуру, про шахтёров и даст совет, который будет стоить дёшево, почти даром – бутылка дорогого спиртного. Но настоящая цена совета будет дороже всех алмазов с бриллиантами.