Текст книги "Дольчино"

Автор книги: Станислав Жидков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Прерванная проповедь

Когда стрелки шумной толпой подошли к церкви, там шла вечерняя служба. По случаю прибытия новых отрядов с большой воскресной проповедью выступал приор бенедиктинцев отец Фаустино.

Взобравшись на скрытую за кафедрой подставку для ног, низкорослый приор с румяным лицом и резко обозначившимся под сутаной брюшком вдохновенно обращался со словом божьим к воинственной аудитории.

– … Славится, славится, братья мои, в вышине предвечный искупитель. И ангелы поют ныне для земли песнь небесную. Утешительна и радостна эта песнь ангелов. Ибо что может быть для нас вожделеннее благоволения божия? – Священник молитвенно простёр над головой пухлые руки и, сделав глубокую паузу, окинул паству взглядом опытного оратора.

Просторная зала была до отказа заполнена крестоносцами. Ближе всех к алтарю на длинных, грубо сколоченных скамьях сидели кондотьеры со своими приближёнными. Здесь же находились рыцари, имеющие собственные знамёна, и капитаны отрядов. За ними располагались участвующие в походе городские синдики, мелкопоместные дворяне, рыцари со значками и другие, менее знатные воины. В проходах между рядами и в дальних концах залы толпились слуги, оруженосцы и рядовые наёмники.

Одно из самых удобных мест в боковом приделе алтаря занимал барон Альбрехт фон Кагель. Коротко подстриженная борода, франтовато закрученные усы и изящный покрой плаща, закреплённого на плече крупной золотой застёжкой, выделяли тирольца среди соотечественников. Барон довольно громко болтал с соседом. Сидевшие в первых рядах рыцари недовольно косились в его сторону.

Заметив, что не все с должным вниманием вслушиваются в мессу, отец Фаустино пустил в ход своё красноречие.

– Вспомните! Вспомните, чада, была ночь, когда слава господня, осияв вифлиемских пастухов, озарила землю, для спасения которой сошёл с небес бог. Так небо соединилось с землёй и для земли открылась вечность.

Бедный и богатый, эллин и иудей, мужчина и женщина – все, как дети одного отца, склонились перед крестом. И чтобы мы могли выйти из духовной тьмы и поступать, как сыны света, была дана вера в господа…

Поведав вкратце о причине, побудившей бога спуститься на землю, приор приложил к глазам платок и с возрастающим пафосом продолжал:

– Но велика власть дьявола! Расколола злая воля стадо Христово. И снова ликует сатанинское племя, получая на острые зубы обильную пищу. Хуже моровой язвы косит людей лютая болезнь ереси. Сам Люцифер вершит гнусное дело! Сладкими словами и лживыми посулами подбивает он чернь и доверчивых селян к мятежу против братьев своих и святой матери церкви. По всей земле сеет смуту и раздор адов оборотень, принявший имя Дольчино. Меч вечного проклятья занесён над родом человеческим! И уже готова разверзнуться геенна огненная!

Последние слова священник произнёс торжественным, почти зловещим тоном. В притихшем зале стал слышен каждый шорох. На лицах воинов появилось выражение суеверного ужаса. Понаслаждавшись с минуту произведённым эффектом, отец Фаустино ободряюще вскинул голову.

– И всё же пусть не отчаиваются верные сыны церкви. Нет болезни, которую не мог бы исцелить господь! Рано возликовал проклятый Дит![33]33
  Дит – одно из прозвищ сатаны.


[Закрыть] С божьей помощью мы расстроим козни дьявола и истребим еретическую заразу!

В дальнем конце храма послышались голоса. В проходе появилась атлетическая фигура Амброджо Саломоне. Бесцеремонно расталкивая толпу, он прокладывал себе путь могучими плечами. Добравшись до алтаря, капитан окинул взглядом передние ряды и повернул всклокоченную бороду к приору.

– Прости, святой отец, мне надо потолковать с одним из рыцарей.

– Право, ты мог бы выбрать более удобное время, – возмущённо возразил проповедник.

Предводитель стрелков, не слушая бенедиктинца, подступил к барону Альбрехту фон Кагелю.

– Ты отрубил руку стрелку и взял под стражу моих воинов, – сказал он. – Немедленно освободи этих людей!

– Я приказал заключить под стражу воров. Если мне не вернут похищенное, их повесят, – высокомерно ответил германский рыцарь.

– Захваченные вами молодые христианки не были еретичками, – насупил брови капитан. – К тому же они убежали из лагеря.

– В таком случае, правосудие свершится. – Альбрехт фон Кагель спокойно повернулся к соседу, давая понять, что разговор исчерпан.

– Видит бог, не хотел я ссоры, – произнёс предводитель стрелков. – Раз нельзя покончить миром, пусть честный бой решит спор! – С этими словами Амброджо сорвал с руки боевую перчатку и бросил её к ногам рыцаря.

Негодующий гул пронёсся по рядам. Делая публичный вызов барону, капитан поступил против правил. Присутствующие в храме феодалы вскочили на ноги, усмотрев в этом попрание дворянских привилегий. Побледневший вначале тиролец отшвырнул перчатку ногой:

– Sakrament![34]34
  Проклятье! (нем.)


[Закрыть] Я не дерусь со свиньями и мужиками! Если ты сейчас же не уберёшься, я прикажу слугам повесить тебя заодно с другими ворами!

Барон сделал знак, и несколько его телохранителей с мечами в руках приблизились к капитану.

– Но, но, осторожней! – отступая к ризнице, поднял палицу Амброджо Саломоне.

Неизвестно, чем кончилась бы стычка, но тут в дело вмешался Коккарелло.

– Опустите оружие, безбожники! Вы забыли, где находитесь! – Верчельский кондотьер шагнул к спорщикам. – А ты, Амброджо, как всегда, пьян. Не можешь обойтись без скандала! Немедленно оставь храм! Сдашь отряд более достойному командиру.

– Вот вы что! Так-то платите за оказанные услуги!

Злобно взглянув на толпившихся вокруг рыцарей, главарь стрелков вскинул на плечо палицу и покинул церковь.

На паперти его тотчас окружили стрелки:

– Ну, капитан, удалось добиться помилования?

– Что сказал барон?

– Освободят наших?

– Чёрт их скоро освободит! Я больше не капитан, – угрюмо ответил Амброджо Саломоне. – Теперь вами будет распоряжаться один из этих мозгляков. Меня же прогнали. Даже слушать не стали. – Воин в сердцах сплюнул и, обернувшись к храму, погрозил кулаком.

– Как, нам хотят навязать другого начальника? – возмущённо закричали солдаты. – Разве мы не сами выбираем капитанов? Не бывать этому! Мы все уйдём с тобой! Пусть сеньоры одни воюют с еретиками! – Стрелки дружно подняли вверх оружие.

Не ожидавший подобной солидарности, Амброджо изумлённо смотрел на солдат. В их грубых, жестоких лицах он вдруг увидел такое, о чём никогда не подозревал.

– Что я слышу, дьяволы? – Голос капитана дрогнул. – Неужели вы готовы отказаться от добычи и уйти со мной?

– Уйдём все до единого! – Воины ещё теснее обступили предводителя.

– Тогда нечего терять время! – сказал Амброджо. – Пока бараны слушают ослиные проповеди, надо убраться подальше из этого хлева. Собирайте пожитки, и чтоб через пять минут все были готовы.

Капитан и солдаты двинулись к монастырским воротам.

– Постойте! А как же наши?

Громкий возглас заставил толпу остановиться. Все обернулись к бородатому стрелку в кольчуге, всё ещё державшему окровавленный обрубок.

– В самом деле, – растерянно произнёс молодой арбалетчик, – нельзя же оставлять их на погибель!

– Модесто прав!.. Мы не можем уйти, не выручив своих! – послышалось со всех сторон.

– Не оставаться же тут, – возражали другие. – Раз барон не стал слушать капитана, надеяться не на что.

– А если отбить их, пока сеньоры в церкви, – смело предложил один из солдат.

Несколько стрелков поддержали этот план.

– Отбить-то отобьёшь, да далеко ли уйдёшь, – запротестовали остальные. – Конница всё равно догонит.

– К тому же они заперты у конюшен, – заметил кто-то. – Там вокруг одних тирольцев сотни две да рядом стоят швейцарские наёмники.

Это известие окончательно смутило солдат. В молчании повернулись они к предводителю.

– Эх, черти, заварили кашу, сам дьявол не подскажет, с какого конца расхлёбывать. – Амброджо Саломоне наморщил лоб и зорко посмотрел вокруг. – Вот что, молодцы, есть один лишь способ спасти этих дураков: надо, пока не поздно, столковаться с тряпичниками.

Идея капитана пришлась по вкусу.

– Ей-богу, ловко придумано! – зашумела толпа. – Мы разом покончим с бароном и освободим наших.

– Заодно возьмём в плен рыцарей. За них можно будет получить хороший выкуп.

– Жаль только, придётся делить его с патаренами.

– Зато не придётся штурмовать Гаттинару – рисковать шкурой ради мужицкого тряпья.

Приунывшие было стрелки повеселели.

– Что, братцы, разве я не говорил – у нашего капитана золотая башка! – ликовал молодой арбалетчик. – Вот будет славная охота: вместо тощего подсоска затравим красного зверя!

– Кстати и бенедиктинцев потрясём.

– То-то пойдёт потеха, когда доберёмся до их погребов. – Солдаты радостно потирали руки.

– Ну, цыц, орлы! Рановато раскудахтались! – рявкнул Амброджо, заставив всех умолкнуть. – Прежде чем болтать о мясе, надо свалить оленя. Прикусите-ка язык, и марш к стоянке. В полночь я вернусь. Ты, Модесто, останешься за меня, да смотри, чтоб эти индюки не спугнули дичь.

Стрелки повиновались и, притихнув, последовали за воином в кольчуге.

Капитан, взяв с собой двух солдат, направился в противоположную сторону.

Ночной бой

Вечерние тени окутали горы. Лёгкий ветер пригнал от реки туман, покрыв сероватой пеленой окрестные поля. Неясный свет нарождающегося месяца освещал вершину холма. Под шалашами и навесами на охапках мха и сухих листьях, не снимая лат, спали воины. У костра бодрствовали часовые.

– Ты говоришь, Паоло, что встретил в Гаттинаре башмачника Сильвано? – опираясь на секиру, произнёс могучий человек в поблёскивающих под рваным плащом стальных доспехах.

– Я сам провожал его к Дольчино.

– Какие же вести привёз Сильвано?

– Он приехал предупредить. Отряды савойского принца уже в Казале. Через пару дней штурмовые повозки будут здесь.

– А что слышно от наших в Алессандрии? Скоро ли там поднимутся?

– Им сейчас приходится туго: кто-то предал общину. По всему Монферрато идут аресты.

Лонгино Каттанео опустил голову.

– Плохо дело, ждать подмоги неоткуда.

– Разве бог поможет, – вздохнул один из братьев.

Снизу, со стороны монастыря, донеслось трёхкратное уханье выпи. Услышав сигнал, сидевшие у костра вскочили на ноги.

– Спуститесь за насыпь! – поднимая секиру, приказал старейшина.

Несколько человек, схватив оружие, скрылись в темноте. Через минуту они вернулись, ведя перед собой трёх незнакомцев.

– Что за чёрт! – воскликнул Лонгино Каттанео, всматриваясь в идущего впереди. – Кажется, тот самый главарь стрелков, доставивший нам столько хлопот своей палицей.

– У тебя крепкая память, приятель, – подходя к костру, дружелюбно улыбнулся Амброджо Саломоне. – Только ведь и я не забыл твоей секиры. Не будь на моей шкуре этого доброго панциря, не уйти бы мне живым из последней схватки.

– Значит, я не ошибся, ты предводитель подлых наёмников, что помогают верчельским сеньорам.

– Но, но, выбирай выражения, – миролюбиво возразил капитан. – Неизвестно ещё, много ли им будет пользы от нашей помощи.

– Что ты хочешь сказать? – удивлённо спросил апостольский старейшина.

– Хочу сказать, не следует раньше времени ругать союзников.

– Ты собираешься стать нашим союзником? – Лонгино Каттанео пристально посмотрел на пленника.

Не моргнув глазом, капитан стрелков разгладил рукой бороду и спокойно сказал:

– Я пришёл, чтобы провести вас в монастырь и вместе с моими людьми напасть на этих баранов.

– Но чем ты можешь доказать, что не предашь нас?

– Разве то, что я здесь, не доказательство? – невозмутимо ответил Амброджо. – Или полагаешь, я сдался в плен, испугавшись твоих молодцов? – Капитан презрительно окинул взглядом конвоиров. – Спроси лучше моих стрелков, почему им вздумалось быть вашими союзниками.

В сбивчивых выражениях два других пленника поведали о случившемся. Выслушав их, братья отошли от костра и стали совещаться.

– Похоже, они говорят правду, – пробормотал Лонгино Каттанео. – Надо рискнуть, в нашем положении выбирать не приходится.

– Грех упускать такую возможность! – подхватил Паоло. – Да и что мы теряем? Даже если они решили выманить нас отсюда, всё равно лучше начать бой сейчас, чем ждать, пока подойдут савойцы.

Последний довод окончательно склонил старейшину.

– Хорошо, капитан, мы принимаем предложение. Но помни: если ты обманул нас, второй раз от моей секиры не уйдёшь.

– Отлично! – обрадовался предводитель стрелков. – Ещё одно маленькое условие, и дело можно считать улаженным.

– Какое ещё условие?

– Не волнуйся, я требую безделицу. Думаю, ты не станешь возражать, если мы пожелаем распорядиться по-своему головой тирольского барона.

– Против этого трудно возразить, – засмеялся Лонгино Каттанео. – Все рыцари, захваченные твоими стрелками, будут вашей добычей.

– Вот и превосходно! Клянусь девой Марией, ты славный малый! Но поспешим, нельзя терять время. В полночь мои люди ждут нас.

Приказав вернуть пленникам оружие, Лонгино Каттанео распорядился без шума разбудить братьев и отозвал в сторону Паоло:

– Скачи к Дольчино, пусть поднимает Гаттинару. Что бы ни случилось, через час мы атакуем верчельцев.

Вскоре на вершине холма послышались приглушённые голоса команд, топот, позвякивание оружия. За несколько минут все были на ногах и собрались на площадке у костра. Обойдя ряды бойцов, Лонгино Каттанео поднял руку и показал на стрелков:

– Братья, господь посылает нам помощь. Вот наши новые союзники. Они взялись провести нас в логово верчельцев. Воспользуемся же божьей милостью!

Закончив краткую речь, старейшина дал приказ выступать. В полной тишине отряд осторожно стал спускаться с холма.

В шатёр верчельского кондотьера ворвался приор бенедиктинцев отец Фаустино:

– Пресвятая богородица!.. Вставай, рыцарь! Лагерю грозит гибель!

Саломоне Коккарелло приподнял голову с кошмы.

– Говори толком, не трясись! Что случилось?

– Что случилось! Вы ещё спрашиваете… Я предупреждал. Жадность немцев погубит всех.

– Может быть, ты скажешь наконец, в чём дело? – спросил верчелец. – Вокруг, слава богу, тихо.

– Тихо?! Это тишина перед бурей! Мне донесли, что люди Амброджо собираются расправиться с Альбрехтом фон Кагелем и другими дворянами.

– И ты будишь меня из-за болтовни этих мошенников, – насмешливо прервал его старый воин. – Да германские рыцари одни могут перевешать всю их шайку.

– Вы ещё не знаете главного, – простонал приор. – Негодяи хотят впустить сюда еретиков.

– Вот как! – быстро поднимаясь, воскликнул Коккарелло. – Что же ты молчал? Надо схватить предателей!

– Это невозможно! – возразил священник. – Если напасть на них ночью, их поддержат ваши ополченцы. К тому же каждую минуту могут нагрянуть патарены.

– Клянусь кровью Иисуса, не ждать же, пока бунтовщики нападут первыми!

– Ещё можно предотвратить беду. Важно выиграть время, – сказал Фаустино. – Заставь поскорей барона освободить пленников, и я уговорю стрелков отказаться от их намерений.

– Пропади они пропадом, ты прав! Эй, паж, позвать ко мне тирольского барона! Да пусть поторопится.

Пока слуги и оруженосцы облачали кондотьера в доспехи, вернулся смущённый паж.

– Ваша милость, барон не хочет вставать. Он сказал, кто в нём нуждается, пусть сам приходит.

– Упрямый бес! Мы теряем драгоценные минуты! Буди рыцарей, я поговорю с немцем.

В сопровождении солдат предводитель крестоносцев направился к палатке барона. Альбрехт фон Кагель встретил его у входа:

– Чем могу служить высокому гостю?

– Почему ты не явился на зов? – строго оборвал тирольца Коккарелло. – Сейчас же выпусти взятых тобой стрелков.

– Himmel und Hölle![35]35
  Ад и небо! (немецкое ругательство)


[Закрыть] Чтобы я освободил воров! Объясни, что это значит!

– Теперь не время объяснять, барон! Делай, как я велю, иначе пожалеешь!

– Я никогда ни о чём не жалею, – надменно возразил Альбрехт фон Кагель. – С этими скотами поступлю так, как они того заслуживают. Кто может заставить меня отступить от рыцарского слова?

– Тогда пеняй на себя! Ты затягиваешь петлю на собственной шее.

Старый полководец махнул рукой и повернулся назад. В этот момент со стороны храма донеслись тревожные крики и звон мечей. Проклиная спесивого германца, кондотьер поспешил к своим.

Благодаря бдительности приора многие верчельские воины были уже на ногах и успели вооружиться. Наскоро построив людей в боевую колонну, Коккарелло повёл их к храму, откуда всё сильней доносился шум.

– Во имя креста и мадонны сомкните ряды! Развернуть знамя!

С громкими возгласами: «Верчелли! Верчелли! Бей отступников!» – рыцари ринулись вперёд.

Неожиданный контрудар сильного, хорошо сплочённого отряда вызвал в рядах нападавших замешательство. Почти овладевшие храмом и трапезной, стрелки после короткой схватки отступили. Коккарелло удалось освободить большую часть монастырского двора. Только ночная темнота, не дававшая возможности судить о численности противника, и боязнь потерять удобную позицию удержали верчельцев от преследования. Укрепившись вокруг храма, они стали трубить сбор, призывая к себе союзников.

Между тем по всему лагерю разнеслись воинственные кличи.

– Дольчино! Дольчино! Лонгино Каттанео! Амброджо Саломоне! – вторили в разных концах сотни глоток.

Не давая крестоносцам опомниться, братья врывались в палатки и шатры. Тяжёлые крестьянские топоры всюду сеяли смерть. Рыцари, оруженосцы, латники в панике метались между повозок, сталкиваясь и опрокидывая друг друга.

Не слишком стойкие в бою городские ополченцы с криками: «Нас предали!», «Измена!» – ринулись к коновязи, пытались захватить лошадей и спастись бегством. Но стоявшие поблизости швейцарцы и немецкие рейтары воспротивились их намерениям, пустив в ход пики и алебарды.

Причастие

Шум боя заставил вскочить на ноги пленников барона, запертых в сарае у конюшни.

– Santo Dio[36]36
  Святой бог (итал.).


[Закрыть], наши! – прислушиваясь к долетавшим снаружи крикам, произнёс один из стрелков. – Они напали на тирольцев.

– Вспомнили о нас! – радостно отозвался другой.

– Жаль, проклятый барон отрубил мне руку, – вздохнул седоусый воин. – Я ещё сам постоял бы за себя!

– А что, если германцы отобьют их? – с тревогой сказал прильнувший к двери пленник.

– Часовые ушли. Надо попробовать вырваться отсюда!

Стрелки сообща принялись выламывать дверь. Но запор не поддавался.

– Подождите, – остановил товарищей безрукий. – Мне с капитаном не раз приходилось уходить из монастырских клетей. У них слабое место – крыша. Ты, Витторе, полегче других. Стань на плечи к Оддоне и постарайся раздвинуть доски под черепицей.

Пленники последовали совету, и через несколько минут над их головой показался кусок звёздного неба. Помогая друг другу, все четверо выбрались на крышу.

– Да тут настоящее сражение! – озираясь, воскликнул приземистый крепыш Витторе. – Бой идёт по всему лагерю… Что с тобой, Марчеллино, ты не держишься на ногах?

– От потери крови… голова кружится, – прижимая к груди перетянутый ремнём обрубок руки, простонал раненый. – Бросьте меня… Спасайтесь сами.

– Ну нет, провалиться на месте, – заявил рослый бородач Аттилио. – Мы не оставим тебя!

– Вместе попали в беду – вместе выпутываться, – подтвердил Оддоне, подхватывая раненого.

– Гляди, братцы, – хмуро заметил Витторе, – немчура теснит наших. Швейцарцы построились в три ряда – ежом, теперь через их пики и мышь не проскочит.

– Эх, нет арбалетов, – сокрушённо тряхнул головой Аттилио. – С голыми руками не прорваться.

– Сюда бы Амброджо с его палицей, – прошептал Оддоне. – С капитаном мы бы не пропали!

– Сила тут не поможет, – сдерживая стон, проговорил Марчеллино. – Проберитесь к конюшне, подпалите сено… испуганные кони проложат путь лучше любой палицы.

Пленники с уважением посмотрели на старого воина.

– Блестящая мысль!

– Мы передавим тирольцев, как жаб на дороге!

Стрелки спустились вниз и кинулись к конюшне. План Марчеллино удался. Как только пламя охватило разбросанное по стойлам сено, лошади пришли в неистовство. Ломая перегородки, они понеслись к выходу. Аттилио и Оддоне, открывшие ворота, едва успели отскочить в сторону, чтобы не попасть под ноги обезумевших животных.

В темноте, где ещё шла стычка между ополченцами и рейтарами, поднялась настоящая буря. Ржание, стоны, проклятья потрясли ночь. Пронзительные вопли долго не смолкали в воздухе. Суеверный ужас объял стан католиков.

Тем временем Витторе, Аттилио и Оддоне, подхватив Марчеллино, поспешили подальше от пылавших конюшен. Вскоре они наткнулись на своих. Суматоха и пожар в расположении тирольцев привлекли туда отступивших от храма стрелков. В поисках лёгкой поживы солдаты во главе с капитаном деловито обшаривали рыцарские палатки.

Встреча вызвала бурную радость. Не обращая внимания на бушующее вокруг сражение, воины гурьбой обступили недавних пленников.

– Слава мадонне! Они целы!

– Недаром заварили кашу!

– Как же вам удалось вырваться?

– Отчего разбежались немцы?

Вопросы сыпались со всех сторон. Четверо беглецов еле успевали отвечать. Когда стали известны подробности побега, все принялись восхвалять находчивость Марчеллино.

Откуда-то, размахивая оружием, прибежали несколько стрелков.

– Скорей, капитан, не то упустим добычу. Барон и швейцарские рыцари прорываются к лесу.

– Как, негодяи хотят оставить нас с носом? Дьявол их побери! Мы не из тех, кого можно грабить в тёмную ночь!

Подняв над головой палицу, Амброджо Саломоне бросился вперёд, увлекая других. На месте толпы остался один безрукий Марчеллино. Покинутый всеми, старый воин с трудом доплёлся до ближайшей повозки и растянулся под ней, предоставив судьбе решать его участь.

Когда небо на востоке порозовело и густые тени сменились неярким светом утра, бой, продолжавшийся уже несколько часов, стал стихать. Всё поле вокруг монастыря, пестревшее накануне шатрами и палатками, было усеяно убитыми и ранеными.

От грозного многолюдного войска крестоносцев уцелели лишь сотни три верчельцев, отчаянно защищавшихся у храма под руководством Коккарелло. Старый кондотьер мужественно сражался, подбадривая павших духом бойцов:

– Держись, Верчелли, держись! Принимай еретиков на пики! Клянусь головой Крестителя, эти воры смелы лишь ночью. С рассветом мы разгоним их, как стадо!

Внутри церкви, перед образом мадонны, на коленях громко молились бенедиктинцы. Нестройный хор сливался с грохотом боя, доносившимся через разбитые окна, и заглушал стоны раненых, лежащих тут же, у алтаря.

Пламя свечей бросало по стенам слабые отблески. Бледные лица то озарялись, то снова погружались в полумрак. В дверях то и дело появлялись солдаты, приносившие на руках умирающих. Монахи не успевали их соборовать.

В маленькой полутёмной ризнице среди разбросанной церковной утвари беспомощно метался отец Фаустино. Он сновал из угла в угол, заламывал руки, в отчаянии хватался за виски. Неожиданно перед приором появились два рыцаря, с головы до пят забрызганные грязью и кровью. Не многие смогли бы узнать в них кутил, пировавших накануне в компании с Амброджо Саломоне.

Устало вытирая катившийся со лба пот, они вошли в ризницу и захлопнули за собой дверь.

– Не найдётся ли здесь чем причаститься перед дальней дорогой? – обратился к священнику один из воинов.

– Грех оставлять отступникам божью кровь! – присоединился другой. – Лучше мы ещё раз сполоснём горло, чтобы спеть погромче «Confiteor»! [37]37
  «Сознаюсь в грехе…» – начало католической исповедальной молитвы.


[Закрыть]

– Но церковное вино не употребляют для выпивки, – растерянно произнёс приор. – Правила службы запрещают..

– Э, в такую минуту не до правил, – перебил его первый рыцарь. – Велика ли беда, если мы подкрепим силы перед последней схваткой.

Поколебавшись мгновение, бенедиктинец достал толстую бутыль и, махнув рукой, передал вошедшим. Рыцари отошли к окну и стали по очереди жадно тянуть из горлышка.

Дон Педро бросил взгляд во двор.

– Скоро конец! До восхода не продержимся.

– Их стрелы всё чаще попадают в цель. С рассветом нас перебьют, как куропаток, – отозвался Томазо Авогадро. – Зачем ты вернулся? Разве вам не удалось прорваться к лесу?

– Мы почти пробились, да этот бешеный бык ударил со стрелками сзади.

– Неужели все германские рыцари пали в схватке?

– Уцелели лишь те, кого взяли в плен.

– Помилуй бог, что с нами будет! – с дрожью в голосе воскликнул приор.

– Надо было вместе отступать к лесу, – сказал верчелец. – Если бы Коккарелло послушался моих советов, мы сумели бы прорваться. Старик зря понадеялся на союзников.

– Всему виной измена стрелков. Кто мог подумать, что эти свиньи не побоятся предать нас.

– У таких, как Амброджо, нет ничего святого, – подтвердил священник. – Говорят, еретики обещали его людям награду за каждого дворянина.

– Вот как! – усмехнулся испанский гранд. – Тогда ясно, почему за мной гонялись.

Под окном раздались крики и лязг мечей. Несколько стрел со свистом влетели в ризницу. Отец Фаустино поспешно опустил металлические жалюзи. Все трое прильнули к щелям, наблюдая разгоревшуюся внизу битву.

– Смотрите! Смотрите! Я вижу того мерзавца капитана! – воскликнул приор.

– Да, палицу Амброджо трудно не признать, – согласился дон Педро. – Щиты наших латников раскалываются от её ударов, как орехи под молотом.

– И всё же, клянусь сердцем Иуды, ей придётся потягаться с моим мечом, – твёрдо сказал Томазо Авогадро.

– Что касается меня, – заявил арагонский рыцарь, – я предпочитаю встретиться со славной боевой секирой. Видите – она мелькает левее и намного опередила палицу. Клянусь честью, её хозяин истинный кабальеро! Он выбирает самых сильных противников.

Все посмотрели в указанном направлении и тотчас заметили воина в блестящих доспехах.

– Я знаю того молодца, – произнёс Томазо. – Только благодаря его мужеству еретики удержались на горе. Это Лонгино Каттанео, правая рука Дольчино. Поговаривают, он знатного рода и был даже посвящён в рыцари.

– Diablo! Видно, и впрямь близок конец света! – изумился арагонец. – Не понимаю, как мог столь доблестный человек связать свою судьбу с мужичьём и тряпичниками.

– Скажи лучше – с сатаной и разбойниками, – проворчал бенедиктинец.

– Но что там? Наши отступают!

Отец Фаустино приоткрыл створки жалюзи и торопливо закрестился.

Со стороны монастырских ворот быстро надвигался конный отряд. Впереди, врубившись в боевые порядки верчельцев, сражался всадник в белом плаще. Его широкий двуручный меч сверкал в воздухе, нанося и отражая бесчисленные удары. Закованный в броню конь уверенно приближался к паперти.

– Всё кончено, – прошептал приор, падая на колени перед распятием. – Это Дольчино!

– Идём! – отшвырнув в угол пустую бутыль, решительно сказал испанец. – Не то придётся драться в стенах храма.

Оба рыцаря поспешили к выходу.

Через несколько минут солнце позолотило багрянцем вершины гор. И, будто приветствуя наступление нового дня, почти в тот же миг победно зазвонил большой колокол Донны ди Радо. Знамя верчельского кондотьера пало вместе с последними крестоносцами.