Текст книги "Дольчино"

Автор книги: Станислав Жидков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Снежная буря

На холме у дороги группа всадников осматривала терявшуюся в горах излучину реки. Среди закованных в доспехи рыцарей выделялась белоснежная мантия верчельского епископа.

– Перед каждым селением мы тратим время, развёртывая войска и поджидая отставших, – раздражённо сказал граф ди Мазино. – Солдаты выбились из сил, провиант на исходе. Чрезмерная осторожность заведёт нас туда же, куда привела безрассудная горячность монферратского маркиза.

– Мне доверили армию не для того, чтобы я терял её по частям, – возразил Симоне Колоббьяно. – Дольчино избегает сражения. Он охотится за отдельными отрядами. На его месте любой поступил бы так. У них втрое меньше людей.

– Действуя решительней, можно было бы уже догнать мятежников. Через несколько дней мы останемся совсем без хлеба. Обозы из Верчелли не доходят, у местных жителей брать нечего.

– Скоро еретики остановятся, – невозмутимо отозвался молодой кондотьер. – Дальше им отходить некуда. Впереди голые скалы.

– Оставьте спор, подумаем лучше о деле, – вмешался в разговор епископ Райнерий. – В тылу опять неспокойно. Дороги перерезаны. Из Новары прискакал гонец. Мабфредо да Салюццо взял крепость, но потерял половину отряда и отказался от дальнейшего участия в походе. Ждать новых обозов не приходится. Если в ближайшее время не покончим с ересиархом, многие покинут войско.

– Я говорил – медлительность к добру не приведёт, – подхватил граф ди Мазино. – Пора нанести патаренам последний удар.

– Под Кампертоньо надо быть осторожней, – заметил варальский подеста сеньор Бруцати дель Романьяно. – От Пьоде начинается крутой подъём, там глубокие балки.

Епископ нахмурился:

– Здесь кругом балки и подъёмы. Нельзя же заставить Дольчино сражаться, где нам нравится!

– Дайте мне копейщиков, и, клянусь богом, я догоню гаттинарский сброд! – воскликнул ди Мазино.

– Будем наступать как обычно, тремя колоннами, – твёрдо сказал Симоне Колоббьяно. – Пока я кондотьер, никто не может нарушить мои приказы.

Он спокойно взглянул на графа, пришпорил коня и помчался вперёд, обгоняя идущие по дороге отряды.

У распахнутых настежь ворот Кампертоньо перед невысоким частоколом, опоясавшим селение, собрались на общинный сход гаттинарцы. Мужчины, женщины, вооружённые луками подростки – все, кто был способен принять участие в сражении, пришли сюда, чтобы услышать, может быть, в последний раз слова великого завета.

В центре толпы на повозке стоял Дольчино. Звучный, сильный голос проповедника достигал соседнего леса, возвращаясь глухим эхом.

Затаив дыхание люди жадно ловили каждую фразу. Полная пламенной веры, страстная речь вождя звала братьев стойко встретить преследователей.

– … И пусть не пугают вас их несметные полчища, пусть не устрашают громкие угрозы. Как простой камень из пращи Давида сразил могучего Голиафа, так ваши стрелы и копья будут разить наймитов. Мужайтесь, воины бессмертной правды! Сегодня мы отплатим тиранам, воздадим жестоким палачам за кровь невинных, за пепел героев, принявших смерть на кострах, за страдания и слёзы гонимых братьев и сестёр наших, вынужденных скрываться, как звери в лесных чащобах.

Оратор на мгновение смолк. Глубокая тишина воцарилась над многотысячным собранием. Дольчино смотрел на теснившихся вокруг бойцов, и сердце его наполняла радость. В такие минуты он особенно полно ощущал любовь и благодарность к этим людям, чувствовал ту незримую силу, которая объединяла их в одно целое.

– Блажен, кто избрал путь борьбы и смело идёт им, не страшась страданий, – снова зазвучал голос проповедника. – Вечная слава тем, кто терпит голод, холод, лишения, кто живёт без пищи, одежды и крова, кто бестрепетно встречает суровые испытания и до конца остаётся верен святой цели! Жалок и ничтожен тот, кто из малодушия уклонится от великого дела, кто трусливо предаст товарищей и позволит надеть на себя постыдное ярмо рабства! Возблагодарим же, братья, создателя, вложившего в наши сердца жажду справедливости. Возблагодарим бога, давшего нам грозное оружие, против которого бессильна самая прочная сталь, ибо это оружие – презрение к смерти. Воспряньте, гордые сыны свободы! Близится славный час! Сегодня вы увидите поверженных в прах врагов, ибо наша борьба – борьба господа, и само небо будет драться за нас.

Слова Дольчино были встречены восторженным гулом. В этот миг раненые забыли о ранах, усталые – об усталости, и сотни людей в едином порыве клялись победить или умереть за общее дело.

Проповедник сбросил плащ, надел шлем и, представ перед собравшимися в обличье воина, приказал готовиться к битве. Гаттинарцы, воодушевлённые речью вождя, стали строиться в боевые шеренги. Непоколебимая уверенность Дольчино передалась всем. И не было ещё на земле кондотьера более отважного и решительного, не было солдат более самоотверженных и стойких.

Разделившись на три части, войско патаренов заняло высоты перед селением. Левое крыло возглавил Лонгино Каттанео, правое – Амброджо Саломоне. Дольчино с отрядом – в центре. В первых рядах он поместил самых сильных и опытных бойцов. Стрелки из луков и арбалетчики стали между щитниками и копьеносцами. Конница расположилась в глубокой балке. Укрывшись в кустарнике и густой траве, братья ждали врагов.

Нависшие над землёй тучи с утра покрывали небо и вершины гор. Яркие зарницы часто вспыхивали на горизонте. Армия католиков, попавшая накануне под сильный дождь, спешила добраться до лежавшего впереди селения. Наёмники и рыцари ускоряли шаг, прислушиваясь к отдалённым раскатам грома. У западных склонов Монте Роза бушевала гроза.

Союзники приближались тремя развёрнутыми колоннами. Тяжело вооружённые воины, уставшие от длительного перехода, с трудом поддерживали равнение. Встречный ветер и крутой подъём замедляли движение наступающих. Латникам, идущим по ровному месту, приходилось то и дело останавливаться, чтобы не отрываться от тех, кто встречал на пути ложбины и впадины.

Солдаты зло чертыхались, проклиная еретиков и собственных капитанов. Этот затянувшийся поход оказался гораздо опаснее, чем они предполагали. Надежды на лёгкую победу и богатую добычу давно рассеялись. Росли тревога и неуверенность.

Испортившаяся за последние дни погода и резко сократившийся рацион хлеба всё больше давали себя чувствовать. Слухи о пропавших обозах волновали крестоносцев. Многие раскаивались, что приняли участие в столь рискованном предприятии. Картина жестокой резни под Гриньяско ни у кого не выходила из памяти.

… Внезапно раздался резкий звук трубы. Склоны гор ощетинились пиками. Тысячи стрел и дротиков полетели в наступающих. Пешие и конные гаттинарцы обрушились на противника.

Дольчино бился в первых рядах. Он ворвался в гущу солдат, прокладывая путь большим двуручным мечом.

Ни на шаг не отставал от вождя швейцарец Иоганн. Рядом бились Джино, Стефано и Уго. Трубач и знаменосец едва поспевали за ними, переступая через тела павших. Голубое знамя общины неудержимо двигалось вперёд.

Хотя союзники давно ждали встречи с патаренами, это дерзкое нападение на открытых позициях было для них неожиданным. При первом натиске боевые порядки католиков дрогнули. Находившийся в центре отряд графа ди Мазино, несмотря на трёхкратное превосходство в людях, не выдержал стремительного удара и после недолгой схватки стал отходить. Дольчино яростно преследовал отступающих, пока те не обратились в бегство.

Братья, дравшиеся на флангах, действовали не менее решительно и энергично. Им удалось расстроить и изрядно потеснить крестоносцев.

Но в разгар боя выстрелом из арбалета был ранен в бедро Лонгино Каттанео. Это сказалось на исходе сражения. Левое крыло повстанцев, потеряв предводителя, ослабило напор и было вскоре остановлено.

Воины Амброджо Саломоне также не смогли закрепить достигнутый вначале успех. Прижав верчельцев к берегу Сезии, они начали перестрелку и упустили удобный для атаки момент. Пришедшие в себя латники Симоне Колоббьяно, ободряемые молодым кондотьером, оказали упорное сопротивление. Епископ Райнерий, размахивая крестом, призывал верных сынов церкви не поддаваться отступникам.

Неизвестно, чем кончилась бы битва, если бы в это время не разразилась метель. Сильный снегопад с дождём и градом почти лишил сражающихся возможности различать друг друга. Резкие порывы альпийского ветра валили с ног. За несколько минут в долину намело столько снега, что трудно стало передвигаться.

Гроза смирила на время пыл бойцов и остановила кровопролитие. Обе стороны с суеверным ужасом следили за сверкавшими в вышине молниями. Частые раскаты грома и сгустившийся вокруг мрак вызвали общее смятение. В этом бурном, неукротимом разгуле стихии все увидели божье знамение.

Одним из первых опомнился Дольчино. Вынужденный прервать преследование, он прежде всего подумал о раненых. По его приказу гаттинарцы принялись откапывать из-под снега и сносить в селение тех, кто ещё подавал признаки жизни. Собрав своих и чужих, братья вернулись в Кампертоньо. Уцелевшие крестоносцы, спасаясь от пурги, поспешно отступили назад к Пьоде.

В Кампертоньо

После сражения под Кампертоньо, столь неожиданно прерванного снежной бурей, Симоне Колоббьяно, потерявший почти треть армии, был вынужден приостановить наступление. Гаттинарцы воспрянули духом. Бой и метель, заставившие бесчисленных врагов отступить, воскресили надежду. Многие усмотрели в этом руку всевышнего, подавшего знак своим избранникам.

Вместе с жителями братья принялись возводить прочный частокол и сторожевые вышки вокруг селения. В доме Милано Сола, стоявшем на краю деревни, с утра толпился народ. В передней на овчинах спали воины, нёсшие ночную охрану. Здесь же лежали раненые. Хозяин помогал Стефано и подручным кузнеца сооружать на дворе горн. Маленький Энрико с приятелями сортировал сваленные в кучу гнутые наконечники от стрел, дротиков и другое оружие, требовавшее ремонта. Марина и Анжела хлопотали по хозяйству.

У открытого окна Ринальдо ди Бергамо склонился над распухшим бедром Лонгино Каттанео.

– Bis facit, qui cito facit[38]38
  Вдвойне делает, кто делает быстро (лат.).


[Закрыть]. Потерпи ещё минуту, – орудуя скальпелем, говорил медик. – Хорошо, что стрела не задела кость. Осталось вытащить наконечник да промыть рану.

– Скоро ли я смогу встать? – с трудом разжав спёкшиеся губы, прохрипел старейшина.

– Встать? Моли бога, чтобы не пришлось отрезать ногу. Пройдёт не одна неделя, прежде чем я разрешу тебе подняться… Ну, вот и наконечник. Теперь остановим кровь.

– Проклятье! Валяться столько из-за царапины, когда на счету каждый человек!

– Из-за таких царапин сотни отправились к праотцам, – возразил Ринальдо. – За вчерашний день на моих руках скончалось четверо.

Доктор принялся осторожно накладывать повязку. Кончив бинтовать, он сполоснул в тазу руки и, вытирая с лица пот, подошёл к сидевшим у очага Паоло и Анжеле. На лавке перед ними лежала открытая книга. Юноша водил по странице длинной лучиной, девушка называла знакомые ей буквы. Когда удавалось полностью прочесть слово, она торжествующе посматривала на работавшую у плиты старшую сестру.

– Вижу, дело идёт на лад! Из тебя получится неплохой учитель, – обратился медик к Паоло. – Только и учёным мужам не мешает иной раз прислушиваться к добрым советам. Почему ты не остался тогда в деревне?

– Но плечо почти зажило! Я уже мог держать арбалет, – смущённо пробормотал тот. – Если бы не метель…

– Знаю, знаю, во всём виновата метель! Благодари лучше свою ученицу. Если бы она не откопала тебя из-под снега да не принесла сюда, ты был бы сейчас в другом месте.

– Анжела? – Раненый удивлённо поднял брови. – Спасла меня и до сих пор не обмолвилась ни словом!

– Как ещё дотащила тебя в такой буран? – продолжал Ринальдо. – Когда меня позвали, ты был уже mortuus[39]39
  Мёртвый (лат).


[Закрыть]. Пришлось минут десять растирать, прежде чем ты стал подавать признаки жизни. Покажи-ка руку.

– Кисть работает. – Паоло пошевелил локтем и пальцами. – Через несколько дней начну носить воду.

– Не вздумай поднимать тяжести. Дай мышцам срастись. – Доктор внимательно прощупал плечо. – Склеивать тебя в третий раз будет не так просто.

Во дворе раздались громкие голоса. Дверь с шумом распахнулась. В сопровождении Стефано и Милано Сола на пороге появился Джино. Его раскосые глаза весело щурились. Он торжественно нёс перед собой увесистый мешочек из чёрной кожи.

– Уж не золото ли тащишь? – усмехнулся один из раненых.

– Угадал! – Джино небрежно бросил мешок на стол; из него со звоном посыпались золотые монеты. – Двести флоринов без малейшего изъяна!

Все недоуменно уставились на вошедшего.

– Откуда такие деньги? – изумилась Марина.

– Не фальшивые, – пробуя на зуб монету, подтвердил Милано Сола.

– Выкуп за пленных? – спросил Ринальдо ди Бергамо.

– Или наши добрались до епископской казны? – предположил Паоло.

– Выкладывай, не тяни! – встряхнул односельчанина за ворот кузнец.

– Ни то, ни другое! – Джино пригладил бороду. – Варальский магистрат прислал остаток долга. После отхода крестоносцев вспомнили обещанное. Боятся, как бы мы сами не наведались в город.

– Кто же принёс деньги? – приподнял голову лежавший у окна Лонгино Каттанео.

– Явилась целая делегация: трое синдиков из купцов да пристав варальского подесты Фердинандо Гелья с солдатами.

– И Колоббьяно разрешил им пройти через свой лагерь?

– Они добрались в обход, правым берегом. Дольчино не хотел пускать их в селение, но один из синдиков занемог. Пристав попросил остаться с ним тут до вечера. Амброджо Саломоне повёл гостей к себе.

– Недурная плата за страх, – собирая раскатившиеся по столу флорины, сказал Милано Сола. – Что будем делать с золотом?

– Пока пусть лежит у вас. В ближайшее время обменяем на соль и муку. – Джино старательно завязал мешок.

В большой рваной палатке, разбитой за вновь отстроенным частоколом, капитан вольных стрелков радушно принимал варальцев. На перевёрнутой вверх днищем бочке лежали вяленая рыба, хлеб, овощи. Стоявшие вокруг бочонки помельче служили стульями.

– Выпей ещё, мессере Адуччо! После третьей, ручаюсь, всю хворь как рукой снимет, – потчевал Амброджо заболевшего синдика.

– Вино отличное, – принялся за новую кружку тот. – Кажется, настоящая верначча?

– Притом старая. Вожу от самой Гаттинары.

– И кресла удобные, не в каждом палаццо найдутся такие.

Предводитель стрелков похлопал по бочке:

– Другой мебели не держу, для моей обители хороша и эта.

– Воину не нужны лишние вещи, – согласился Адуччо. – Чем меньше добра, тем легче в походе.

– Иные проводят в походах целые годы, – возразил варальский пристав. – Разве, отказываясь от удобств, мы не сокращаем и без того не слишком долгую жизнь?

– Всякая жизнь коротка, если вдуматься в суть дела, – почесал грудь Амброджо. – И понятия об удобствах бывают разные. Одному нравится копить деньги, другому – тратить. Дольчино учит: не тот богат, у кого много а кто умеет довольствоваться малым.

– Выходит, любой подёнщик в городе богаче меня? – усмехнулся синдик. – Зачем тогда бунтуют? Наслаждались бы тем, что у них есть, чем страдать от того, чего не имеют.

– Всё это пустые фразы, – сказал Фердинандо Гелья. – Лишь глупец не может примириться с богатством. Как паук охотится на мух, так и люди добывают необходимое силой. По существу, здесь один закон. Кто не сумеет стать пауком, станет мухой.

– Однако есть такое слово – справедливость, – неуверенно произнёс стрелок.

– Слова остаются словами, – перебил его пристав варальцев. – Хитрецы ловят на них невежд. Раз человек действует в силу необходимости, значит, так определил господь. Ваши проповедники сами говорят, что первое условие справедливости – равенство. К чему же обижаться на природу за то, что она подчинила нас одному закону с собой.

– Патарены хотят, чтоб у каждого было необходимое, – продолжал Амброджо. – Они объявили землю общей и обещают сделать всех свободными.

– И ты веришь подлым обманщикам! – воскликнул Адуччо. – Дольчино развязал эту злосчастную войну, чтобы захватить папский престол. Он опустошил пол-Италии и готов залить кровью мир. Повсюду грабежи, убийства, святотатство. Твои поборники свободы переплюнули самых алчных разбойников. Они объявили общими не только землю, но и всякую собственность. Безбожники не признают даже святости семьи и рады бы отнять у родителей детей.

– Только ничего у них не выйдет, – твёрдо сказал Фердинандо Гелья. – Небо не допустит такого глумления. У божьей церкви хватит сил расправиться с отступниками.

– Если вы так уверены, для чего принесли золото? – улыбнулся Амброджо Саломоне. – Или магистрат испугался согрешить, отказавшись от слова?

Варалец смутился.

– Наш город плохо укреплён. Но это не меняет дела. Рано или поздно еретики будут разбиты. Все, кто с ними, разделят их участь. Право, жаль, что такой доблестный воин, как ты, решил связаться с этим сбродом.

– Решил не я, а стрелки, – задумавшись, произнёс Амброджо. – Всё из-за проклятого тирольца.

– Разве поздно исправить ошибку?

– Ты имеешь в виду…

– Мы оба солдаты, давай говорить откровенно. Почему бы тебе вместе с твоими людьми не оставить мятежников?

– В самом деле, – подхватил синдик. – Стоит ли рисковать головой ради вздорных идей и пустых обещаний? Не лучше ли честно служить тому, кто платит за труд наличными?

– Здесь я свободен и сам себе господин, – пробормотал капитан стрелков.

– Свободен? Да что стоит твоя свобода! Любая собака, подыхающая в лесу с голоду, имеет такую свободу. По-настоящему человека делает свободным лишь золото. Оно позволяет жить в своё удовольствие.

– Может быть, вы и правы, – подливая всем вина, вздохнул Амброджо. – Только опытный наездник не сменит коня, пока не убедится в том, что новый лучше.

– Меняй! О чём раздумывать, – пожал плечами Фердинандо Гелья. – Даю слово, будешь доволен. Нам нужны хорошие воины. Подеста как раз набирает отряд. Ты стал бы капитаном.

– А я обещаю вам от имени магистрата добиться у епископа отпущения грехов, – поспешил добавить мессере Адуччо.

– И какова плата?

– Не меньше, чем у других: солдатам по пяти сольдо в день, капитану полфлорина. В походах каждому двойное жалованье.

– Подходящее содержание. На таком не закиснешь. Что ж, попробую поговорить со своими.

– Прекрасно. А чтобы не скучно было беседовать, вот аванс. – Синдик положил на бочку туго набитый кошелёк.

– Довод убедительный, – ухмыляясь, Амброджо сунул деньги в карман.

– Но помни, подеста доверит должность лишь после того, как будет иметь доказательства твоей преданности.

– За этим дело не станет! Прежде чем я к вам приду, он их получит.

– Тогда вопрос решён! – Фердинандо Гелья допил вино и поднялся. – Нам пора возвращаться. Уже темнеет. Дольчино разрешил остаться здесь только до вечера.

– Теперь можно идти. – Адуччо похлопал себя по животу. – Ей-богу, верначча помогла. Мне стало лучше.

Все весело рассмеялись.

– Желаю счастливо добраться, – напутствовал гостей хозяин. – Будьте осторожны! За рекой дежурят мои стрелки. В таком одеянии, как на вас, им лучше не попадаться.

Внезапные заморозки

Слова Амброджо оказались пророческими. Едва варальцы покинули селение и, перейдя Сезию, углубились в лес, их остановили двое патрульных.

– Наконец-то я вижу перед собой дичь, – кивнул напарнику один из арбалетчиков.

– Господь услышал наши молитвы, – отозвался другой. – Верно, это те купцы, что принесли деньги из города.

– Вот уж не ожидал встретить пернатых в такой глуши! Бьюсь об заклад, в их карманах осталось и на нашу долю.

Взяв путников на прицел, дозорные велели им раздеваться.

– Как же, – в волнении запнулся синдик. – Дольчино разрешил остаться до вечера! Только что ваши люди пропустили нас у переправы через реку.

– Они пропустили, а мы нет! Дольчино здесь не начальник. – Солдат подошёл к мессере Адуччо и стал бесцеремонно стаскивать приглянувшийся ему плащ.

Не дожидаясь, пока очередь дойдёт до него, Фердинандо Гелья бросился бежать. Но уйти далеко варальскому приставу не удалось: метко пущенная стрела сразила его наповал. Обобрав труп и раздев догола полуживого от страха синдика, стрелки занялись дележом добычи. Они так рьяно считали золотые, что совсем забыли про Адуччо.

Между тем почтенный скупщик шерсти, дрожа и кое-как прикрывая руками наготу, вернулся в Кампертоньо. Узнав о происшествии, Дольчино приказал немедленно схватить виновников. Солдат взяли под стражу. Утром на общинном совете было решено отправить связанных налётчиков в лагерь Колоббьяно. «Пусть крестоносцы сами расправятся с грабителями. У нас им не место».

Почти все гаттинарцы одобрили приговор, лишь среди вольных стрелков нашлись недовольные. Амброджо Саломоне поспешил воспользоваться удобным случаем, чтобы начать подготовку к осуществлению задуманного плана. С того дня в его палатке часто собирались шумные компании.

Однажды ночью селение было разбужено радостными криками. Пробившись через вражеские заставы, вышли к своим оставшиеся в живых защитники гаттинарской крепости. Братья поспешили к околице встречать товарищей. Счастливые возгласы, смех и плач наполнили Кампертоньо.

В стороне, у дозорной вышки, стояли Дольчино и Маргарита. Её плечи тихо вздрагивали.

– Не сдержала я обещания… Не уберегла людей… Карло, Эрнесто, Ремиджо… убиты. Из сестёр уцелели лишь четверо. Кузнец Альберто и Анна прикрывали отход. Мы видели потом их трупы. На спине Альберто крестоносцы выжгли солнце… у Анны всё тело исколото ножом и волосы поседели, как у старухи.

– Что с твоей головой? – показал на шрам Дольчино.

– Это во время штурма… Почти сутки не приходила в сознание… Не помню, кто вынес.

– Прости, Марго, я знал, что вам будет трудней других. Даже если бы стрелки Амброджо и не покинули монастырь, вряд ли можно было отстоять крепость.

– За что прощать? Разве ты не остался бы там, если бы мог? Это я не сумела справиться с делом.

– Неправда, вы дрались хорошо. Только благодаря вам мы остановили верчельцев. Но как ты прорвалась? Что творится в долине?

– Повсюду солдаты. Пришлось идти горами. Инквизиторы выступают по деревням с проповедями. Крестьян заставляют клясться в верности церкви. Кто отказывается, секут до смерти. Епископ Райнерий запретил даже разговаривать с нами. В Скопа сожгли мать с дочерью лишь за то, что те не пришли на мессу. На дорогах виселицы. Народ так запуган, что разбегается при нашем появлении.

– Ты едва держишься на ногах, – помрачнел Дольчино. – Пойдём-ка к Милано Сола. Отдохнёшь.

Он поцеловал её и, бережно поддерживая, повёл к дому.

Приближался октябрь. С каждым днём становилось холоднее. После бурных осенних ливней неожиданно наступила ранняя зима. Снежные завалы сделали непроходимыми горные дороги. В переполненном людьми Кампергоньо не хватало хлеба, одежды, сена. Взятые из Гаттинары продукты подходили к концу. В стане апостолов начался голод.

Когда были съедены последние коровы и овцы, братья принялись за лошадей и собак. Никто не брезговал подстреленными в лесу белками и воронами. В общинных котлах варили собранные под снегом жёлуди и мелко нарубленные коренья.

Несколько попыток повстанцев уничтожить оставленный крестоносцами заслон потерпели неудачу. Наступать по полю было почти невозможно. Нападающие то и дело проваливались по пояс в рыхлый снег и становились удобной мишенью для стрел. В довершение всех бед в лагере появились изменники.

Натянутые на окна бычьи пузыри покрылись слоем льда и едва пропускали дневной свет. Перед пылавшим очагом, скрестив на груди руки, задумчиво ходил Дольчино. Прогибаясь под его ногами, поскрипывали половицы.

В дверях появились Паоло и Милано Сола.

– Ну, как с выкупом? – повернулся к ним Дольчино.

– Не стали и слушать. Пригрозили содрать кожу, если придём ещё раз. – Паоло устало опустился на лавку.

– Удалось ли повидать Колоббьяно? Ведь среди пленных двести верчельцев.

– Его уже нет в их лагере. Переговоры вёл варальский подеста Бруцати.

– Разве вы не сказали, что нам нечем кормить лишние рты? – приподнялся с кошмы Лонгино Каттанео. – Или этим тварям не жаль своих?

Милано Сола махнул рукой:

– Мы предлагали по три солдата за мешок муки или овцу, они лишь посмеялись над нами.

Несколько минут в комнате царило молчание.

– А выше по Сезии, в Моллиа и других деревнях, нельзя достать провиант? – спросила Маргарита.

– Я уже послал туда. Мы купили у горцев скот и немного зерна, – ответил Дольчино. – Только их невозможно привезти в Кампертоньо: снежные оползни перекрыли единственную дорогу.

– Ещё день-два, и запасы муки иссякнут, – вздохнула Марина. – Будем печь хлеб из одной коры.

– Люди страдают от истощения, пленные гибнут, – с тревогой произнёс Ринальдо ди Бергамо. – Боюсь, как бы в селении не начался мор.

Антонио горько усмехнулся:

– Недавно мы жалели тех, кто остался на поле боя. Как бы не пришлось им завидовать. Через неделю здесь никто не сможет держать в руках оружие.

– Хуже всего, что среди нас есть предатели, – начал Паоло. – Прошлой ночью, когда мы подползли к укреплениям крестоносцев, сзади были пущены горящие стрелы.

Амброджо Саломоне с шумом поднялся из-за стола:

– Чем ждать, пока совсем обессилим, лучше пойти на приступ и пасть в схватке.

Все взволнованно заговорили:

– Если бы в схватке, а то подстрелят на снегу, как слепого барана.

– Штурмовать Пьоде – верная гибель. По полю сейчас до них не добраться.

– Что же делать? Не подыхать же тут!

– Неужели мы одержали столько побед, чтобы умереть теперь от голода?

Суровый, твёрдый голос Дольчино прервал возгласы:

– Любая смерть плоха, но вы рано запели панихиду. Господь забывает лишь тех, кто падает духом.

Он надел плащ и решительно повернулся к горнисту:

– Труби сбор! Пусть все соберутся на площади,