Текст книги "Дольчино"

Автор книги: Станислав Жидков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

Урок арифметики

Под вечер латники, нагружённые добычей, возвращались в Романьяно. Они гнали перед собой дюжину овец и крупного белолобого телка. У многих солдат были перекинуты поперёк седла мешки с зерном, глиняные бутыли с вином, корзины с птицей. Миновав Прато, всадники вступили в лес и растянулись длинной цепью. Дорога стала настолько узкой, что по ней нельзя было проехать более чем двоим в ряд.

– Проклятая чащоба, – пробормотал один из латников. – Здесь никогда не чувствуешь себя в безопасности. Того и гляди, какой-нибудь голодранец попотчует стрелой.

– Когда мы вместе, не тронут, – ответил ехавший с ним в паре сосед.

– Зато один лучше не попадайся, – продолжал первый. – Помнишь, что кричал старик, у которого забрали телёнка?

– Ну, этот вислоухий осёл не скоро поднимется. Винченцо надолго отбил у него охоту грозить.

– Так-то оно так, но ты забыл, как смотрели на нас его сыновья. Эти молодцы ещё напомнят о себе.

– Изрядно хватил ты, вот и лезет в башку чертовщина… Смотри! Уже виднеется францисканская обитель. Теперь до замка рукой подать.

Отряд спустился с холма и въехал в зелёную лощину. Дорога проходила возле монастырских стен.

– Что-то сегодня не видно коричневых ряс, – заметил солдат, ехавший с кастеляном впереди отряда. – Или святые отцы опять нализались?

– Попридержи язык, за такие речи не поздоровится, – Винченцо строго взглянул на латника, недовольный, что его оторвали от приятных размышлений.

Семь флоринов, спрятанных в кожаном мешочке у пояса, не давали покоя. Не каждый день доводилось вырвать золотой. А тут он получил сразу семь и может с чистой совестью оставить их себе. Сеньор не будет в претензии: платил посторонний. Жаль только, не пришло на ум ещё увеличить сумму. Возможно, тот чудак с лицом святоши дал бы и больше.

Кстати, откуда у мошенника деньги? Верно, это один из тех бандитов с гор, о которых ходят тёмные истории. Кто ещё с такой лёгкостью расстанется с золотом? Впрочем, не всё ли равно, откуда флорины. Важно, что теперь они здесь. Кастелян незаметно потрогал мешочек.

В отличие от большинства наёмников, он не спешил промотать добытые деньги, не тратил их, как другие, на весёлых девиц и шумные попойки. Сын разорившегося торговца из Новары, Винченцо решил поправить дела семьи и упрямо шёл к намеченной цели. Будучи от природы человеком храбрым и неглупым, он снискал доверие сеньора и умел им пользоваться. Дважды в год он отвозил сбережения домой и сумел скопить приличное состояние.

При воспоминании о доме Винченцо улыбнулся. Когда он был там в последний раз, отец подыскал ему славную невесту. Торговые дела налаживались, и можно было бы остаться в городе. Только мысль подкопить ещё и нежелание расстаться с доходным местом заставили его вернуться в Романьяно. Но хватит, больше он не станет откладывать. На рождество Христово назначена свадьба. Пора наконец обзавестись семьёй и жить независимо.

Внезапно мечты его были прерваны. За поворотом тропинки показались вооружённые люди. Кастелян остановил коня.

– Похоже, засада, – сказал он напарнику. – Приготовь-ка арбалет[19]19
  Арбале́т – оружие: сочетание лука и ложа с прикладом.


[Закрыть] да поторопи отставших!

– Не лучше ли повернуть назад? – неохотно взялся за оружие солдат.

– Что ты болтаешь, трус! Никогда ещё я не отдавал добычи без боя! – Винченцо отстегнул от седла щит.

Сзади подъехали несколько латников. За ними показались бредущие гурьбой овцы.

– Чёрт бы побрал скотину! – выругался кастелян.

Между тем от стоявшей на дороге группы отделился всадник. Он выехал вперёд и властно приказал:

– Сложите оружие и не вздумайте бежать, не то повесим на ближайшем дубе!

– Кто вы такие, чтобы угрожать в чужих владениях? – спросил Винченцо.

– Те, кто заставит тебя ответить за жестокость!

Кастелян узнал человека, платившего за Исидоро. Он выхватил меч.

Враги ринулись навстречу друг другу. Хотя Винченцо был хром, он считался отличным наездником и рубакой. Мало кто мог устоять против него в одиночном бою. Торопясь выиграть первую схватку, чтобы дать своим людям возможность собраться, кастелян обрушился на противника.

Однако скоро он убедился, что тот обладает не менее верным глазом и силой. Выдержав натиск и отразив все удары, незнакомец сам передал в нападение и стал теснить его к краю тропинки. Тогда Винченцо решился на отчаянный приём. Сделав вид, что падает, он резко подался вперёд и вонзил меч в шею вражеского коня.

Дольчино заметил коварную уловку.

– Подлый трус! – воскликнул он и в тот момент, когда кастелян пытался выпрямиться в седле, нанёс ему по шлему такой удар, что Винченцо замертво повалился на землю.

Победитель едва успел соскочить с коня, как раненое животное рухнуло, придавив своего убийцу.

Пока длился короткий бой, в кустах по обе стороны тропинки показались вооружённые воины.

Увидев, что их окружили, солдаты побросали оружие. Многие даже не успели освободиться от мешков и корзин.

Дольчино приказал увести пленных на монастырский двор.

– Как быть с этим воякой? – спросил Паоло, вытаскивая из-под лошади оглушённого кастеляна. – Он ещё дышит.

– Приведи его в чувство. Наш разговор с ним не окончен.

Паоло пинками принялся воскрешать Винченцо.

– Куда девать скотину? – указал один из братьев на сбившихся в кучу овец и телёнка.

– Завтра вернём её прежним владельцам, – сказал Дольчино, – пока же пусть и она погостит в святой обители.

… На монастырском дворе у ярко пылающего костра собрались братья. Большинство были вооружены луками и топорами. Лишь немногие имели панцири и мечи. В углу у стены стояли полураздетые латники и очнувшийся кастелян.

Дольчино подошёл к пленникам.

– Возьми-ка плеть, Винченцо, – обратился он к управителю замка, – да всыпь своим наёмникам по пяти ударов каждому. Они часто смотрели, как гуляла эта плеть по спинам других, пусть теперь испытают её на собственной шкуре.

– Но бей так, как ты сёк недавно крестьян, – наставительно изрёк брат Ремо.

Винченцо поднял голову. На его губах мелькнула злорадная улыбка.

– Кажется, он не собирается щадить их, – сказала Маргарита стоявшему рядом Паоло.

Кастеляну подвели латника, который ехал с ним впереди отряда.

– Что же ты не стрелял, собака? – прошептал Винченцо со злостью.

Плеть со свистом опустилась на спину солдата. Тот вскрикнул от боли.

– Браво, Винченцо! Мастерский удар!.. Теперь мы видим – тебя недаром жалуют сеньоры, – раздались подбадривающие возгласы.

Кастелян стал ожесточённо наносить удары. После каждого из них запертые в часовне монахи вздрагивали от пронзительного крика.

– Хватит с этого! Оставь для других! – внезапно зашумели зрители, когда Винченцо в шестой раз прошёлся по спине подчинённого.

К управляющему подвели следующего латника. Экзекуция продолжалась. В этот момент к Дольчино подошёл один из братьев:

– На дороге задержали крестьян из Прато. Они говорят, что шли к тебе.

Дольчино поспешил навстречу друзьям.

– Вы явились вовремя, – приветствовал он дожидавшихся у ворот Джино, Стефано и подручных кузнеца. – Сейчас полюбуетесь на зрелище.

– Уж не поджаривают ли там монастырскую братию? – улыбнулся Джино, прислушиваясь к воплям.

– Это Винченцо потчует своих. Подойдём ближе. Только держитесь в тени, чтобы вас не приметили.

Они подошли к костру и смешались с толпой. Кастелян как раз кончил порку очередного солдата и устало опустил руку.

– Что, выдохся? Подкрепись для бодрости! – Кто-то со смехом протянул Винченцо пустую кружку.

Тот зло отшвырнул её в сторону и снова молча принялся работать плетью. Когда последний латник получил свои пять ударов, кастелян бросил плеть и повернулся к Дольчино:

– Я уплачу тридцать золотых флоринов, если отпустите меня. – Он хмуро посмотрел на окружающих.

– Не торопись, Винченцо, – сказал Дольчино, доставая толстую книгу счётов. – Ты обещал познакомить меня со своей арифметикой. Теперь у нас есть время заняться ею, – он не спеша отыскал нужную страницу. – Вот здесь записано, что крестьянин Исидоро из Прато должен сеньору Бруцати дель Романьяно полфлорина, ты же содрал с него больше семи. Ну-ка, прикинь разницу.

– Я дам вам пятьдесят и позволю убраться отсюда целыми, – гордо добавил кастелян, не скрывая презрения.

– Прежде чем будешь рассчитываться с нами, – возразил Дольчино, – тебе придётся заплатить долг своим солдатам.

Он поднял с земли брошенную плётку. Братья шумно одобрили приговор.

– Они не посмеют бить меня! – начиная терять самообладание, воскликнул Винченцо.

– Это мы сейчас увидим, – невозмутимо сказал брат Ремо, передавая плеть одному из латников.

Разъярённые от перенесённой боли, солдаты принялись по очереди хлестать Винченцо. Когда плеть побывала у большинства из них и истошные крики кастеляна перешли в едва различимые стоны, Дольчино остановил латников.

– Теперь ваш управитель наслушался любимой музыки. Думаю, ему не захочется услышать её ещё раз.

Он приказал увести пленников и запереть в подвале.

На монастырском дворе у костра долго ещё продолжались беседы. Стефано обещал на следующее же утро взяться за изготовление оружия. Было далеко за полночь, когда Дольчино проводил друзей, снабдив их деньгами для закупки материалов.

Вольная коммуна

На рассвете братья стали готовиться к походу. У монастырских хранилищ закипела работа. Из-под земли появились наполненные вином бочки, лари с мукой, зерном, сушёными фруктами, копчёные окорока, связки вяленой рыбы. Через полчаса все имевшиеся под рукой корзины, мешки и сумки были набиты до отказа, а в кладовых по-прежнему трудно было повернуться.

– Гляди, как запаслись святые отцы, – сокрушался Паоло. – Мы не сможем взять и десятой доли.

Осмотрев склады францисканцев, Дольчино приказал созвать жителей окрестных селений. Вскоре у ворот монастыря стали собираться крестьяне. Они прятали за спины принесённые мешки.

Заметив их, Дольчино вышел навстречу.

– Братья и сёстры, – обратился он к пришедшим, – здесь, за монастырскими стенами, лежит хлеб, собранный вашими руками, в погребах – вино из вашего винограда. Всё это отняли у вас обманом и насилием. Сколько труда вложили вы в землю, чтобы взрастить посеянное. И вот теперь, когда всевышний послал урожай, всем завладели те, кто не притронулся ни к заступу, ни к сохе. Вам опять приходится терпеть голод. И так из года в год. Вы с утра до вечера гнёте спину, чтобы кормить бездельников, а дети ваши сидят без хлеба. Пришло время покончить со злом! Господь призывает начать новую жизнь. Не слушайте продажных церковников! Не давайте сеньорам грабить себя!

Последние слова проповедника потонули в восторженном гуле. Дольчино показал рукой на распахнутые ворота:

– Идите, братья, и берите то, что по справедливости должно быть вашим.

Он пошёл вперёд, и толпа двинулась за ним. Запертые в часовне монахи, заслышав шум у хранилищ, принялись отчаянно колотить в дверь.

– Побойтесь бога, грабители!.. Пусть отсохнут ваши нечестивые руки!..

– Пусть отсохнут ваши длинные языки, иуды! – неслось в ответ.

Многие крестьяне примкнули к восставшим. Им выдали оружие, отнятое накануне у латников. Когда склады опустели, Дольчино приказал выступать.

… К вечеру после трудного перехода отряд добрался до небольшого горного плато на правом берегу Сезии. С одного конца высились почти неприступные скалы. С другой стороны крутые пропасти и колючий кустарник прикрывали доступ к этому глухому убежищу.

Братья принялись рассёдлывать лошадей, собирать хворост, готовиться к ночлегу. На поляне возле небольшого родника запылали огни. Вокруг быстро сгущались сумерки. В лёгком запахе засыхающих трав чувствовалось дыхание осени. На севере над невидимой громадой Альп зажглись первые звёзды. У одного из костров кто-то запел апостольский псалом. Несколько голосов подхватили.

Прислушиваясь, Маргарита опустилась на траву рядом с Дольчино.

– Когда я слышу, как братья поют, вознося к господу молитвы, я всегда вспоминаю прошлое, – тихо сказала она. – С тех пор как мы вместе, всё вокруг изменилось… До встречи с тобой я не знала голода, лишений и тем не менее жить было в тягость. Теперь мне хорошо знакомо то и другое, а жизнь кажется прекрасной.

– Значит, глаза твои открылись для правды, а сердце – для любви. – Дольчино провёл рукой по её волосам.

– Здесь отличное место для лагеря, – заглядывая на дно глубокого обрыва, задумчиво произнесла Маргарита. – Но мне страшно представить себе жизнь среди диких, пустынных скал. Даже зверю нелегко найти тут пристанище.

– Мужество и заключается в том, чтобы не бояться трудного.

– За себя я не боюсь. А как не тревожиться, если беда угрожает тем, кого любишь, без кого не мыслишь ни жизни, ни счастья?

– Люди не всегда в силах изменить ход событий, но они должны храбро встречать и стойко переносить беды.

– И всё же, Дольчи, порой я думаю, что правда слишком жестока к своим защитникам. Ведь ради неё многим из нас придётся отказаться от радостей любви, от детей и даже самой жизни. – Она прижалась щекой к его руке и чуть слышно добавила: – А мне так хочется жить, быть матерью твоего ребёнка, иметь то, что люди называют счастьем…

– Отбрось сомнения, Марго, правда ко всем одинаково добра! Каждый, в ком теплится хоть крупица любви, получит свою долю счастья. – Дольчино ласково посмотрел ей в глаза. – Только доля эта будет разная. У кого любви хватает лишь для себя, тому и счастье на одного – маленькое, как свечной огарок. У других любви побольше, хватает на семью и родню, им и счастье побольше – вроде монастырской лампады, что освещает тесную келью. Но есть иная, по-настоящему великая любовь, она выходит далеко за пределы личного и способна объять весь божий мир. И для тех, чьё сердце способно вместить ту любовь, счастье сияет ярче солнца.

– Но скажи, любимый, неужели тебя никогда не волнует мысль о смерти?

– Волнует? Раз это неизбежно, к чему волноваться! Мы идём туда, куда всё идёт. Так было с теми, кто жил до нас, так будет и с теми, кто появится на свет после.

– И тебе не жаль будет расстаться с жизнью? Не хотелось бы продлить её подольше?

– Когда настанет мой час, я встречу его спокойно. Долголетие не в том, чтобы жить много. Иной прозябает до ста лет и не сделает ничего достойного. Важно не то, сколько человек живёт, а сколько он живёт как человек.

– В последние дни, – продолжала Маргарита, – я часто задумываюсь над тем, что предсказывал Сегарелли в своих проповедях. Трудно даже себе представить, какой станет земля, когда люди-перестанут грабить друг друга. Навсегда исчезнут войны, голод, болезни. Всякий сможет заниматься любимым делом. Вот заглянуть бы вперёд, хоть на миг увидеть грядущее. Как по-твоему, скоро ли наступит царство справедливости?

– Чтобы смотреть в будущее, надо постичь прошлое и настоящее, – улыбнулся Дольчино. – Не знаю, когда это будет, только то время придёт тем скорее, чем смелее мы будем драться за него.

Они замолчали и долго сидели неподвижно, прислушиваясь к песне. Полные страсти и силы слова невольно захватывали и уносили в звёздную даль к тому, чьим именем они взялись переделать мир.

Прошло две недели. Под скалой, у родника, возник лагерь. Там, где недавно бродили дикие козы и летали горные орлы, появились десятки хижин. Вольная апостольская коммуна быстро росла. По вечерам Дольчино рассылал по округе проповедников. И каждый день отовсюду к ним стекался народ. Приходили беглые крестьяне, слуги местных сеньоров, нищие и даже разбойники. Здесь, на горе, все были равны, всё было общим, и люди, никогда раньше не знавшие друг друга, становились братьями.

Однажды из соседнего селения Гаттинара явилась большая группа крестьян. К Дольчино подошёл невысокий старик с седой бородой до пояса.

– Просим помощи и защиты, – поклонившись, сказал бородач. – Уже два дня в деревне стоят сборщики податей. Они обобрали почти каждый двор. Завтра верчельцы собираются вернуться в город. Если дать им увезти последний хлеб, наши семьи зимой погибнут. Вот мы и решили звать вас к себе в Гаттинару.

Вождь апостолов долго стоял в раздумье. Наконец он обратился к крестьянам:

– Вы хотите быть с нами, но готовы ли вы до конца драться за святое дело?

Из толпы вышел худой, оборванный человек.

– Ты спрашиваешь, готовы ли мы? Смотри! – Он показал на свои лохмотья. – С тех пор как сеньоры отняли у нас лучшие земли, мы живём хуже бездомных собак. Проклятые воры оставили лишь камень и болота. Пастухам негде пасти скот, хлеборобам – сеять хлеб. Кто, кроме вас, поможет вернуть угодья? – Говоривший сорвал с шеи висевший на шнуре медный крест и поднял его над головой: – Клянусь именем Христа насмерть биться с сеньорами!

– Клянёмся! – точно эхо, отозвались остальные.

Все, у кого были кресты, подняли их вверх. Дольчино вынул меч и повернулся к толпе.

– И я клянусь никогда не покидать вас в беде! – Он поднял оружие и протянул его вперёд. – Отныне мы будем вместе бить врагов, и пусть меня покарает небо, если эта рука вам когда-нибудь изменит.

В тот же день братья вступили в Гаттинару и, прогнав оттуда податных сборщиков, расположились лагерем в селении.

Хозяин Романьяно

Недалеко от Гаттинары, на другом берегу Сезии, возвышались башни романьянского замка. Новарский рыцарь сеньор Бруцати дель Романьяно, владелец земель, простиравшихся от Гемме до Гриньяско, выделялся среди местных феодалов не только богатством и знатностью, но и слыл храбрым кондотьером. Все знали его как опытного военачальника, никогда не терявшего хладнокровия в трудную минуту.

Это был высокий брюнет лет сорока пяти, с крупными чертами лица и резкими движениями человека, привыкшего повелевать. Щедрый с вассалами и великодушный с солдатами, он был жесток с крестьянами и коварен с недругами-соседями.

Одеваясь перед трёхстворчатым венецианским зеркалом, Бруцати собирался на охоту. Ещё накануне доезжачим был отдан приказ начать слежку зверя. Хозяин Романьяно с удовольствием прислушивался к суматохе, поднявшейся по случаю выезда.

Со двора доносились окрики конюших, ржание лошадей, лай собак. Со стороны людской и оружейной слышались позвякивание доспехов и голоса солдат. В приоткрытую дверь были видны фигуры слуг и поваров, спешно накрывавших стол к раннему завтраку.

У окна, терпеливо дожидаясь конца туалета, в почтительной позе стоял кастелян.

– Что, Винченцо? Как новые латники? Надёжных людей прислали из Новары? – спросил сеньор, любуясь охотничьим костюмом тонкого флорентийского сукна.

– Да, мессере, молодцы один к одному. Такие не подведут.

– Хорошо, скоро проверим их в деле, – довольный, рыцарь провёл гребнем по усам. – Но скажи, в последнее время я что-то не вижу твоей плётки. Неужели она ещё действует тебе на нервы?

– Я решил больше не браться за плеть, – насупив брови, отозвался кастелян. – Ею должны пользоваться солдаты. Это научит их быть осмотрительней и храбрей. В другой раз не станут прятаться за мою спину.

– Ты становишься философом, – засмеялся Бруцати. – Видно, урок Дольчино не прошёл даром. Однако учти, мудрец, надо заставить латников работать на совесть. Мы вынуждены сейчас вдвое увеличить гарнизон, а следовательно, и расходы. К тому же, разрази меня гром, наши крестьяне всё больше заражаются ересью. Грех не спустить с них три шкуры.

В дверях показался слуга и доложил, что всё готово. Сеньор с кастеляном прошли в соседнюю залу, где был накрыт длинный дубовый стол.

– Уже рассвело. Не будем терять время. Покончим с завтраком – и на коней. – Бруцати дель Романьяно подошёл к своему креслу.

– Но ваша супруга ещё не встала, – робко заметила пожилая женщина, подводя к столу черноволосую девочку лет пяти.

– Пусть спит, обойдёмся без неё. Хватит с нас и одной дамы. – Рыцарь потрепал по щеке дочь и приказал кормилице усадить её рядом.

По знаку господина съехавшиеся для участия в охоте вассалы заняли отведённые им места. Толпившиеся у дальнего конца стола латники и домочадцы последовали их примеру. Румяно запёкшаяся на вертелах дичь в виноградном соусе расточала вокруг нежный аромат. Среди горок зелени и фруктов высились объёмистые фляги и графины с вином. Гости то и дело подливали из них в стаканы, славя щедрость и хлебосольство хозяина.

В разгар завтрака в залу стремительно вошёл человек в высоких сапогах и запылённом кожаном камзоле. Все выжидающе обернулись.

– Как, Сальери, удалось найти зверя? – нетерпеливо спросил Бруцати.

– В рощу у Монте-Верде забрёл матёрый кабан… Родриго и Марко идут по следу, – устало вытирая катившийся по лбу пот, ответил доезжачий, – да по дороге сюда на перевале я видел диких коз.

– Отлично, старина! Подкрепись-ка стаканчиком, и за дело! – Рыцарь поднялся из-за стола и направился к выходу.

Вассалы и латники, Глотая на ходу недожёванные куски, поспешили за ним. Через несколько минут сеньор, свита и стая гончих мчались за доезжачим, уверенно выбиравшим дорогу среди скалистых круч и зарослей кустарника. Вскоре послышались звуки рога. Псари спустили свору. Почуяв близость зверя, собаки рванулись вперёд. Всадники с копьями в руках пустились следом. Лес огласился топотом коней, криками охотников.

Прекрасный испанский жеребец намного опередил остальных лошадей и первым вынес Бруцати дель Романьяно к месту, где свора настигла кабана. Зверь, чувствуя, что ему не уйти от погони, одним духом взобрался по каменистому откосу и остановился на небольшой площадке с крутым обрывом позади. Заливаясь яростным лаем, гончие расположились вокруг, не решаясь приблизиться к грозному врагу. Несколько псов успели уже поплатиться за свою неосторожность. Наскочив на могучие клыки, они с воем скатились вниз.

Увидев окровавленных собак, рыцарь спрыгнул с коня и смело пошёл на разъярённого кабана. Улучив момент, охотник с силой ударил его копьём в грудь и заставил отпрянуть. В тот же миг гончие со всех сторон кинулись на раненое животное. Но старый кабан устоял. Подмяв под себя передних псов, он ринулся под гору на нового противника. Бруцати спокойно подпустил зверя и, ловко увернувшись от клыков, вонзил ему в шею кинжал. Огромная туша пронеслась мимо и, ломая кусты, повалилась набок.

Подъехавшие к месту схватки кастелян и другие охотники принялись наперебой поздравлять рыцаря. Латники выволокли добычу из кустов и отогнали всё ещё рычащих собак. Бруцати дель Романьяно, вложив в ножны кинжал, подозвал к себе старшего доезжачего:

– Ты говорил, Сальери, на перевале есть косули?

– Да, сеньор, у зелёной пущи за Прато я видел самку и двух детёнышей.

– Так поспеши туда. Как бы кто не спугнул их. Мы поедем шагом, надо дать отдохнуть коням и собакам.

Доезжачий поскакал вперёд. Остальные, обсуждая удачно начатый день, неторопливо двинулись следом.