Текст книги "Дольчино"

Автор книги: Станислав Жидков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Первый успех

Апостольский стан на левом берегу Сезии гудел, как улей. Небольшой гарнизон, засевший в крепостных развалинах, разросся в настоящую армию. Перед укреплениями собрались сотни жителей, бежавших из соседних селений. Они требовали немедленно вести их против грабителей.

В центре толпы, взобравшись на опрокинутую повозку, ораторствовал Клавдио Бруно. Его голова была перевязана окровавленной тряпкой.

– Долго ли будем терпеть? – опираясь на плечи сыновей, кричал староста. – У нас отнимают последнее добро, бесчестят жён, дочерей. Пора рассчитаться с крестоносцами!

Крестьяне громко приветствовали каждую фразу.

Из шатра вышли Паоло, Ремо и несколько выборных старшин.

– Джуффреди прав, – сказал Паоло, – сейчас самое время ударить по новарцам. Если захватим их лагерь, конница и латники в долине не смогут соединиться.

– Не лучше ли дождаться Дольчино? – заметил Ремо. – Из Гаттинары вот-вот подойдут наши.

– К тому времени рыцари могут вернуться, – возразил Антонио.

– Ладно, – махнул рукой бывший францисканец. – Коль все согласны – выступаем.

Вскоре войско повстанцев покинуло развалины. Избегая открытых мест, оно стало приближаться к холму, где находился обоз крестоносцев. Паоло и несколько десятков всадников, одетых в рыцарские доспехи, поскакали низиной в обход вражеского лагеря.

Расчёт был прост. Пользуясь отсутствием большей части латников и рыцарей, отряд должен проникнуть в расположение новарцев и напасть на охрану. Начавшаяся схватка отвлечёт внимание стрелков и позволит остальным подойти незамеченными.

Направляя коня знакомой тропой, Паоло с тревогой думал о предстоящем сражении. Удастся ли замысел? Сумеет ли он оправдать доверие Дольчино? Ведь братья выбрали его старшим лишь потому, что он сын Сегарелли. Перед глазами на мгновение возник образ отца. Юноша сжал в руке копьё.

Впереди показался земляной вал, сдвинутые в ряд повозки. Кусты и деревья перед валом тщательно вырублены. Лишь с одной стороны оставлен узкий проход. Караульные, болтая друг с другом, лениво слонялись у повозок. Солдаты успели уже побывать в соседних деревнях. Из палаток доносились обрывки песен. Прямо у ворот, беспечно отложив в сторону оружие, играла в кости шумная компания.

– Что за чёрт! Я вижу герб Гвидо Руджери! – указал один из игроков на приближающихся рыцарей.

– Ты спятил: его три дня как убили, – поднял брови сидевший напротив латник. – Разве мертвецы разъезжают на лошадях?

– Тогда… там еретики! – дрогнувшим голосом пробормотал стрелок.

Солдаты торопливо схватились за арбалеты. Но было поздно. Отряд ворвался в лагерь. Тяжёлые палаши обрушились на выбежавших из палаток латников.

Оставшиеся при обозе рыцари поспешили опустить забрала и принять участие в схватке. Это внесло ещё большую путаницу. Не разобрав, в чём дело, солдаты начали бить всех, на ком видели рыцарские доспехи.

В этот момент подоспели основные силы апостолов. Внезапное появление со стороны вала вооружённых крестьян и братьев повергло крестоносцев в замешательство. Боясь окружения, многие обратились в бегство. Те, кто оказался ближе к атакующим, побросали оружие.

Лишь небольшое число новарцев продолжало вести бой.

Окружив плотным кольцом знамя с изображением распятого Иисуса Христа, с полсотни латников и рыцарей некоторое время ещё отчаянно защищались, но были один за другим перебиты, и лагерь вместе с обозом целиком попал в руки нападавших.

Взяв главный оплот врага и получив возможность хорошенько вооружить крестьян, Паоло оставил часть людей охранять трофеи и повёл остальных освобождать ближайшие деревни. Вскоре к ним присоединились подоспевшие из-за Сезии всадники Дольчино. Объединённые силы гаттинарцев принялись громить рассеянные отряды новарцев.

Вместе с односельчанами, надев солдатские латы, дрались Клавдио Бруно и его сыновья. Они бросались в самые опасные места и никому не давали пощады. На краю родного села им удалось настичь своих обидчиков. Двое из побывавших в их доме рыцарей пали в схватке. Мессере Ансельмо был взят в плен. Лишь сеньору Бруцати и Фердинандо Гелья удалось пробиться и ускакать из деревни.

Тщетно союзники пытались организовать сопротивление. Крестьянское войско быстро продвигалось вперёд. Над шеренгами наступавших грозно звучал новый апостольский псалм:

 
Наш пробил час!
Господь зовёт!
Берись за меч!
Смелей вперёд!
 

К вечеру всё левобережье было очищено от пришельцев. Конница патаренов преследовала крестоносцев до самого Верчелли. Только крепкие городские стены остановили братьев. Захватив большое количество оружия, лошадей, пленников, победители повернули назад, провожаемые яростным набатным звоном.

Два дня в Гаттинаре праздновали победу. По случаю разгрома новарцев на площадь возле часовни выкатили бочки с вином, мёдом и кипучей брагой. Плоскодонные ладьи с утра перевозили из-за Сезии народ. Жители освобождённых деревень принимали участие в общем ликовании.

На третий день стало известно, что к верчельцам, стоявшим у обители Донна ди Радо, подошли большие подкрепления.

В лагере верчельцев

Приход в лагерь Коккарелло новых кондотьеров, Гвиделаско Нока и Видоне Биккьери, имевших под своими знамёнами сотни солдат и рыцарей, ухудшил положение восставших. С большим трудом укрепившиеся на горе воины Лонгино Каттанео отразили несколько приступов. Лишь отчаянные атаки конницы Дольчино, вступавшей в бой в критический момент, спасали их от разгрома.

Огромное войско крестоносцев, раскинувшееся далеко за пределами монастырских стен, готовилось к штурму Гаттинары. Со дня на день ожидали прибытия стенобитных таранов, катапульт и штурмовых лестниц. Вместе с осадными орудиями из Пьемонта должны были подойти копьеносцы и лучники, посланные французским королём. Савойский принц Амедео V обещал привести в помощь союзникам свою рать. Из-за Альп явились хорошо вооружённые отряды немецких баронов.

Пёстрый, многоязычный стан священной лиги жил буйной жизнью. Шнырявшие по лагерю монахи распускали слухи о несметных сокровищах, награбленных патаренами в сожжённых замках и храмах. Горячие головы требовали немедленного штурма.

– Нечего ждать осадных орудий! Справимся и без них. Зачем делить добычу с французами! Пусть трусы дожидаются, пока подвезут тараны. Не пристало рыцарскому войску останавливаться перед деревенским забором.

Верчельские ополченцы и вольные стрелки придерживались иного мнения:

– Коль сеньоры так храбры, пусть сами лезут на стены. Нам спешить некуда. Всё равно львиная доля достанется им.

В высоком каменном храме Донна ди Радо не стихали словесные битвы. Коккарелло и прибывшие кондотьеры оспаривали друг у друга право командовать армией. Капитаны отрядов и рыцари разделились на три партии. Священники тщетно старались примирить военачальников. Наконец верх одержали более сплочённые и многочисленные верчельцы. Трёхцветное знамя Коккарелло было установлено перед храмом святой девы.

В знак презрения к сопернику два других полководца, окружённые пышной свитой, на глазах у всех отправились на соколиную охоту.

– Расшиби меня гром, если я стану подчиняться жалкому бастарду[28]28
  Баста́рд – незаконнорождённый.


[Закрыть], – заявил Видоне Биккьери, проезжая мимо своих солдат.

– Старой кляче пора на погост, а он хочет нами командовать, – сажая на руку любимого сокола, отозвался Гвиделаско Нока.

Впрочем, споры о том, кому вести в бой союзные отряды, занимали далеко не всех участников похода. Большинству наёмников и стрелков было безразлично, чьё знамя будет поставлено выше. Их занимали собственные заботы.

За двумя рядами повозок, служивших прикрытием от внезапного нападения, собравшись у костров, солдаты варили в походных котлах жидкую похлёбку.

– Вчера опять прошлялись без толку, – жаловался приятелю длинный, как жердь, стрелок. – Теперь в деревнях даже дрянной овцы не сыщешь.

– После немчуры хоть шаром покати, – кивнул тот. – На десять миль вокруг всё растащили, свиньи прожорливые.

Солдаты хмуро глянули в сторону монастыря, где развевались знамёна немецких и швейцарских рыцарей.

– И держатся с нами, как с вассалами, – присоединился к разговору верчельский ополченец. – Ещё третьего дня мы стояли за стеной возле храма. А сейчас там разбил палатки барон фон Кагель. Чёрт выговорит его собачье имя!

– Что же смотрит ваш Коккарелло? – возмутились сидевшие рядом стрелки. – Наш капитан Амброджо хоть и не знатен, а в обиду нас не даст.

– В том-то и дело, – понизил голос верчелец. – Ворон ворону глаз не выклюет – сеньор всегда станет на сторону сеньора.

– Это верно, мы для них те же мужики.

На дороге показался конный отряд. Вслед за ним двигалось несколько тяжело нагружённых повозок. Стрелки поднялись на ноги, разглядывая всадников.

– Видать, с добычей! Гляди, точно волки крадутся.

– Не иначе, немцы с набега.

– Они! – подтвердил общие догадки кашевар. – Канальи, даже забрал не поднимают, берегутся стрел, сучьи дети!

– Уж эти-то костоломы промашки не дадут, – кивнул в сторону проезжающих рыцарей стрелок помоложе. – Знать, грабанули на славу – эк сколь добра тянут. Может, и нам теперь не придётся ломать зубы о сухие лепёшки.

– Разевай шире рот, дурень! От них поживишься, – возразил бородач в кольчуге.

Неожиданно с одной из повозок, следовавшей в конце отряда, соскочил полог. Изумлённые солдаты увидели нескольких девушек, сидевших там со связанными руками. Среди вольных стрелков поднялся гул:

– Как, брать в плен добрых христианок?

– Это слишком!

– Проклятые швабы забыли, что они не в Палестине!

– Неужели мы потерпим, чтобы с нашими землячками обращались, как с басурманками?

В одно мгновение повозка была окружена стрелками и сопровождавшие её солдаты оттеснены в сторону.

– Ну-ка, дочки, выбирайтесь живее, – разрезая кинжалом верёвки, сказал седоусый воин. – Да не бойтесь. Пусть сожжёт меня огонь святого Антония, если мы позволим этим безбожникам вас тронуть.

– Смотри, братцы, они еле держатся на ногах!

Десятки рук помогли девушкам сойти с повозки. Заливаясь слезами, пленницы поспешили воспользоваться свободой. И, надо сказать, вовремя. На крики возниц уже мчались рыцари во главе с самим бароном.

– Teufel![29]29
  Чёрт! (нем.)


[Закрыть] Кто посмел тронуть добычу? – плохо выговаривая итальянские слова, воскликнул предводитель отряда.

Обозники указали на усача и нескольких стрелков. По знаку барона рейтары кинулись к ним. Всё произошло так быстро, что стрелки не успели опомниться, как были схвачены. Лишь старый воин выхватил кинжал и стал отбиваться. Но барон пришпорил коня и, напав сзади на храбреца, по локоть отсёк ему правую руку. Пригрозив повесить виновных, если не будут выданы беглянки, рыцари погнали заложников.

Устрашённые кровавой расправой, стрелки не решились прийти им на помощь. Однако как только люди барона скрылись за монастырскими стенами, воцарившаяся вокруг тишина прорвалась проклятиями и угрозами. Устыдившись своего малодушия, все вооружились луками и арбалетами и двинулись к храму святой девы, чтобы силой освободить товарищей.

– Постойте! Так ничего не добьёмся! – подняв с земли отрубленную руку друга, крикнул бородач в кольчуге и наплечниках. – Глупо лезть самим на немецкие пики. Прежде надо найти капитана. Амброджо Саломоне не оставит своих в беде.

– Модесто дело говорит!

– Правильно!

– Где наш капитан?

– Да здравствует Амброджо Саломоне!

Толпа стрелков рассыпалась по лагерю в поисках предводителя.

В гостях у Бенедикта Нурсийского

Пока происходили описанные выше события, на другом конце лагеря, в монастырской трапезной, построенной расчётливым архитектором по соседству с храмом Мадонны, весело проводили время четверо лихих собутыльников.

Ни затянувшиеся распри кондотьеров, ни возбуждённые голоса рыцарей и солдат, долетавшие в узкие окна залы, не тревожили добрую компанию. За длинным, потемневшим от копоти дубовым столом перед грудой объедков и дюжиной опорожнённых фляг сидели каноник Адерико Арборио и три воина. Им прислуживал престарелый монах-бенедиктинец.

Рядом с каноником расположились известный верчельский нобиль, родственник епископа, Томазо Авогадро ди Казанова и принимавший участие в походе испанский гранд дон Педро де Бассо. Оба были богато одеты и прекрасно вооружены. Под их широкими бархатными камзолами с нашитыми сверху крестами поблёскивали стальные доспехи. Пластинчатые нагрудники и наколенники были искусно выложены серебром.

Сидевший напротив третий воин отличался от двух других грубоватой простотой одежды. Сбросив на пол крепкий стальной панцирь, он остался в подбитом ватой старом кожаном камзоле, вытертом дочерна в местах соприкосновения с металлом. Охотничьи сапоги, не раз чинённые суконные штаны да висевший у пояса широкий кинжал, с которым он не расставался даже за столом, дополняли наряд. Низкий, прикрытый седеющими волосами лоб и тонко очерченные линии рта придавали его лицу выражение решительности и упрямства. Необычайная ширина плеч и валявшаяся у ног огромная палица говорили об исполинской силе. Это был капитан вольных стрелков Амброджо Саломоне.

Отправив в рот остававшийся на блюде кусок жаркого и допив из кубка вино, капитан окинул взглядом опустевшие фляги и повернул к бенедиктинцу багровое, заросшее густой бородой лицо.

– Ну-ка, брат, пополни иссякшие сосуды, не то жажда сведёт нас в гроб прежде, чем доберёмся до еретиков.

– Да поторопись, – подхватил Томазо Авогадро, – иначе мы совсем скиснем. Не пристало добрым рыцарям скучать за пустым столом.

– Золотые слова! Когда caballero[30]30
  Рыцарь (испанск.).


[Закрыть] перестаёт сражаться, лучшее, что он может сделать, – это побеседовать с полной фляжкой, – кивнул испанский гранд.

– Но ваша беседа длится с заутрени, а сейчас благовестят к вечерне, – недовольно заметил монах, прислушиваясь к доносившемуся звону.

– Не может быть, – удивился Амброджо Саломоне. – Неужто так быстро бежит время?.. Верно, ваш дурак звонарь ошибся… Впрочем, всё равно, хорошенькая бутыль – не чужая жена, с ней можно поболтать и подольше.

– Отец настоятель не велел приходить в кладовую, – снова возразил бенедиктинец. – Вы и так уж пять раз посылали туда.

– Так ступай в шестой, старый бездельник! – топнул ногой предводитель стрелков.

– Иди, иди, не ленись, сын мой, – встрепенулся задремавший было Адерико Арборио. – Hodie mihi – cras tibi![31]31
  Сегодня мне – завтра тебе! (лат.)


[Закрыть] Приор Фаустино не пожалеет вина для доблестных воинов. – Каноник добродушно похлопал монаха по плечу и весело добавил: – Да прихвати заодно того пирога с начинкой из перепелов. Святой Бенедикт Нурсийский, основатель вашего ордена, тоже любил сладко поесть.

То ли убеждённый столь веским доводом, то ли устрашённый волосатой ручищей капитана, внезапно потянувшейся к пустой фляжке, монах не стал дольше упорствовать и поспешил исполнить волю гостей.

Амброджо Саломоне наполнил до краёв свой кубок.

– Хвала мадонне, в этой дыре отличная верначча. Клянусь сатаной, я бы тоже дал обрить макушку, чтобы почаще полоскать рот такой водицей.

– Не кощунствуй, Амброджо! В святых местах не принято поминать грязнорылых. – Толстая физиономия священника сморщилась, будто он увидал на тарелке гадюку.

– Кто сидит под крестом, тому не страшен и бес с хвостом, – подмигнул рыцарям капитан. – Но, право, нам повезло! Видно, сама пречистая дева печётся о здешних бенедиктинцах. До сих пор тряпичники не добрались до их погребов.

– Без её покровительства не обошлось! – смакуя вино, сказал Томазо Авогадро. – Да и какому святому по нутру раздавать добро еретикам!

– Помилуй бог! – воскликнул дон Педро. – Надо возблагодарить небо, что этого не случилось, иначе, разрази меня гром, что бы мы сейчас пили?

– Не слишком предавайтесь зелью, дети мои! Трезвым владеет бог, пьяным – лукавый, – пододвигая к себе бутыли, наставительно произнёс Адерико Арборио. – Не следует забывать: умеренность – мать всех добродетелей, ибо сказано в писании: «Сладкого – не досыта, горького – не допьяна».

Каноник долго ещё проповедовал необходимость воздержания. При этом он так часто освежал память из кубка, вспоминая соответствующие цитаты, что под конец язык его стал заплетаться.

Капитан вольных стрелков и рыцари почтительно внимали святому отцу, продолжая дружно расправляться с пирогами и вином. Когда оловянное блюдо и бутыли опустели наполовину, а настроение собеседников пропорционально возросло, разговоры приняли более светский характер.

– Однажды мы стояли по соседству с монастырём кармелиток, – пряча в усах ухмылку, рассказывал Амброджо Саломоне, – так верите ли, эти безгрешные святоши..

– Э!.. Осади назад, сын мой, не гневи господа! – прервал его каноник. – Чувствую, в словах твоих одна ересь.

Капитан махнул рукой и снова взялся за кубок.

– Нет, вы только послушайте! – продолжал свою историю Томазо Авогадро. – Я ему говорю: «Ты должен мне её уступить», а он своё: «Кто вошёл сюда первым?» Ну, схватились мы за мечи, стали в позицию. Пришлось мне выбить из него дурь, а заодно и мозги… Но самое интересное не в том!.. Когда моя красотка случайно задела ногой его расколотый шлем, что бы, вы думали, мы там увидали? Как раз на месте, куда пришёлся удар, были начертаны имена святых угодников. Оказывается, он купил доспехи у францисканца, торговавшего чудотворными латами. Вот на что мошенник надеялся! Однако недаром говорят: «Коли быть собаке битой – найдётся и палка». Незадолго до того я тоже отвалил этому монаху сотню дукатов. На мече, который я у него приобрёл, были начертаны те же самые имена. Вот и нашла, что называется, коса на камень!

В подтверждение сказанного верчельский рыцарь достал из ножен меч и протянул собеседникам.

– Вот совпадение! – в один голос воскликнули Адерико Арборио и испанец, рассматривая гладко отполированное лезвие с аккуратно выбитым на нём длинным перечнем святых.

– Недурной крест для доброй руки, – с видом знатока произнёс Амброджо Саломоне, когда меч перекочевал на его сторону стола. – Только при всех достоинствах ему далеко до моей кормилицы. – Капитан поднял с пола тяжёлую окованную палицу и легко подбросил её вверх. – Какой панцирь устоит, будь хоть трижды покрыт именами угодников?

– Не очень-то ты веришь в святые таинства, – убирая меч, недовольно сказал Томазо Авогадро.

– Зато я верю в силу рук и верность глаза! – Предводитель стрелков положил оружие на место. – Да ещё в моих храбрых солдат.

– Но что значат воинские доблести без страха божьего? – строго возвысил голос Адерико Арборио. – Разве не в воле всевышнего давать и отнимать победы?

– Что верно, то верно, свали меня лихорадка! Без господней помощи много не навоюешь, – согласился капитан. – Да не зря есть пословица: «Смелость города берёт». Видно, и бог удалых любит.

– Не слишком-то удалы твои стрелки, – усмехнулся верчелец. – Если бы не их упрямство и трусость, мы давно бы овладели Гаттинарой.

– Лжёшь! – процедил Амброджо Саломоне. – Это ваши хвалёные вояки разбежались от еретиков, как бараны.

– Возьми свои слова назад, мужлан, – поднимая меч, вскочил на ноги Томазо Авогадро, – не то, да простит меня святая мадонна, я здесь же выпущу твою поганую кровь!

Капитан схватил лежащую у ног палицу.

– Прежде я вобью дворянскую спесь тебе в глотку!

– Санта-Мария! Ради Христа Спасителя, остановитесь! – бросился между ними каноник. – Не забывайте, у нас есть общий враг.

– Святой отец прав. Незачем горячиться за столом, – флегматично заметил испанец, хранивший во время разгоревшейся ссоры невозмутимое спокойствие. – К тому же можно продолжить спор в более подходящем месте, а сейчас лучше допить вино.

Разумность приведённых доводов и хладнокровный тон, каким они были произнесены, подействовали сильнее, чем горячая речь священника. Готовые вступить в поединок противники, опустив оружие, вернулись к столу.

– Только боязнь осквернить стены обители удерживает меня оттого, чтобы проучить этого проходимца, – усаживаясь на своё место, проворчал рыцарь.

– Моли бога, что в бутылях осталось вино, не то ни один врач не сумел бы склеить твои кости, – отложил палицу вожак стрелков.

– Слава мадонне, примирились, – с облегчением перекрестился Адерико Арборио. – А вы, дон Педро, мастер улаживать ссоры. Ей-богу, ценное качество для христианина в наше смутное время. Полагаю, оно вам ещё пригодится у себя на родине.

– Сильному и храброму – везде родина! – презрительно пожал плечами испанский гранд. – Была бы голова на плечах да деньги в кармане.

– Разве вы не любите землю, где родились и выросли? – удивился священник.

– Мою землю захватил король.

– Но у вас, верно, остались там родные?

– Как бы не так! Венценосный государь позаботился о моём семействе. – Дон Педро налил себе вина. – Те, кто не попал на небо, думаю, жарятся сейчас в преисподней. Из всего нашего рода лишь мне удалось живым покинуть берега Эбро.

В молчании испанец осушил кубок. Желая поскорей развеять мрачное настроение, все последовали его примеру. В наступившей тишине со двора донёсся нарастающий шум.

– Никак, мои всполошились? – прислушиваясь, с беспокойством пробормотал капитан.

Сидевшие напротив каноник и рыцари переглянулись.

– Поди узнай, в чём дело, – приказал священник старику бенедиктинцу.

Через минуту монах вернулся и сообщил, что внизу толпятся стрелки. Они кого-то ищут и хотят, несмотря на запрет, войти в трапезную.

– Коль им загорелось, запрет не поможет, – ухмыльнулся Амброджо Саломоне. – Я-то своих молодцов знаю. Вся ваша бритоголовая братия не сможет удержать их.

Будто в подтверждение его слов, на лестнице послышалось тяжёлое топанье. В следующее мгновение, расталкивая протестующих бенедиктинцев, в залу вошли трое вооружённых стрелков. Впереди был бородач в кольчуге и наплечниках. Перед собой он бережно, точно святые дары, держал небольшой продолговатый предмет, покрытый куском парчи. Один из послушников, пытаясь воспротивиться нашествию незваных гостей, случайно сорвал покрывало. Под ним оказалась отрубленная по локоть человеческая рука.

Крик ужаса прокатился по залу. Монахи в страхе отпрянули от окровавленного обрубка.

Воздев над головой крест, Адерико Арборио преградил стрелку путь:

– Vade retro Satanas![32]32
  Отступи, сатана! (лат.)


[Закрыть] Как ты посмел ворваться в божий дом с такой мерзостью?

– Это рука моего товарища! – хмуро ответил воин, отстраняя священника.

– Нечестивец, ты отталкиваешь духовное лицо! Ко мне, добрые рыцари, и вы, братья! Проучим наглеца!

Томазо Авогадро и испанский гранд вскочили на ноги, чтобы прийти на помощь. Но в этот миг сзади раздался оглушительный треск, от которого содрогнулись высокие своды. Пробив насквозь крепкое оловянное блюдо, железная палица капитана проломила дубовый стол и вновь угрожающе поднялась. Недобро сверкнувший взгляд предводителя стрелков заставил рыцарей попятиться.

– Сто тысяч дьяволов! Я размозжу башку всякому, кто хоть пальцем тронет моих солдат! – Для вящей убедительности Амброджо отшвырнул ногой скамейку. – А ты, Модесто, – сурово продолжал он, – выкладывай, в чём дело!

– Беда, капитан! Тирольский барон Альбрехт фон Кагель отрубил руку Марчеллино и грозит повесить четверых наших…

Стрелок протянул обрубок и в кратких словах поведал о случившемся.

– Что такое? Ты, верно, пьян? Не могу поверить, чтобы германский рыцарь стал казнить моих людей из-за отбитых девок.

Модесто и его товарищи, призвав в свидетели всех святых, подтвердили сказанное.

– Чёрт бы вас побрал с вашим заступничеством, – поднимая валявшийся у стены панцирь, недовольно проворчал вождь стрелков. – Стоило ввязываться в историю из-за нескольких потаскушек… Помогите-ка мне напялить этот стальной гроб.

Солдаты радостно кинулись исполнять приказание. Даже не взглянув на недавних собутыльников, капитан быстро покончил с облачением и в сопровождении стрелков направился к выходу.

Нетерпеливо поджидавшая внизу толпа встретила его ликующими криками:

– Амброджо Саломоне с нами!.. Да здравствует предводитель вольных стрелков!

Нетвёрдой, но весьма решительной походкой капитан во главе своих воинов проследовал к храму Донна ди Радо, где в это время находились барон фон Кагель и другие рыцари.